Глава 5. Особа, приближенная...

Июль - сентябрь 1904г. Санкт-Петербург. Балтийское, Черное и Средиземное моря.

Вадик со сдавленным стоном открыл глаза, проснувшись в холодном поту. Фаворита и "властителя дум" самодержца всея Руси форменно трясло от ночного кошмара. Ему привиделись последние минуты жизни отца в подвале олигарховской "дачи" на Рублевке. Там перед одиноким, изрядно сдавшим и постаревшим родным человеком, стоял последний вопрос: слить оставшиеся полбутылки коньяка на корм генераторам стабилизационного поля и добавить тем самым себе несколько десятков последних минут существования, или принять ее содержимое внутрь, для храбрости перед лицом неизбежного. Папа избрал для себя второй вариант...

Нестерпимый ужас выбросил Вадика из пучины сна в тот самый момент, когда генератор чихнул в первый раз: он слишком хорошо помнил, что делает с человеком эта серая муть "съехавшего с катушек" пространственно-временного континиума, которая неизбежно поглотит и подвал, и отца в тот самый миг, когда генераторы поля встанут окончательно.

Судорожно сглотнув, Вадик с трудом дотянулся до стакана с холодным чаем. Сверху раздавался топот матросских ног и свист боцманских дудок. На "Князе Суворове" готовились к подъему флага. Мутило. Но сознание постепенно подсказало бывшему доктору с "Варяга", что это не от стресса вызванного страшным сном. И не от вечерних возлияний, избежать которых, учитывая персоналии собравшейся компании, не было и тени шанса. Просто корабль ощутимо покачивало, что и сказалось на уже подотвыкшем от палубы вестибулярном аппарате.

"Да, папе там не позавидуешь... Нужно что-то для него придумывать, надеюсь, время еще есть. Только вот с той серой мутью, перемалывающей всех почище "мясорубки" из "Пикника на обочине" Стругацких, теперь, похоже, точно ничего не поделаешь. И для этого вчера мы с Николаем Александровичем, Дубасовым и Тирпитцем постарались больше, чем Василий и Петрович на Дальнем Востоке вместе за все время их войны с Японией. Бедный отец!... А германец-то мудер! И ох как не прост этот Альфред... Как Вильгельм умудрился не использовать по-полной потенциал такого человечищи? Кстати, Петровичу нужно про все события этих двух дней написать. И немедленно, пока в памяти все свежо, и меня еще никто не хватился. Хотя как "свежо", после шампанского, шлифанутого пятнадцатилетним коньячком? Похоже, что только качество исходных продуктов и было способно спасти всех переговорщиков... Или заговорщиков от неконтролируемых результатов в виде тяжкого похмелья. Ну, да... Конечно заговорщиков, а как еще окрестят потом англовские историки нашу теплую компашку?"

Новоиспеченный действительный статский советник Банщиков быстро оделся и, сполоснув наскоро лицо, критически оглядел полученный результат в зеркале. После чего с тяжким вздохом подсел к бюро, где были и бумага, и чернила. Командир "Суворова" каперанг Игнациус не только любезно предоставил ему свою каюту, но и позаботился о том, чтобы все необходимое для работы было под рукой. Тут же, рядом с писчими принадлежностями, Вадим увидел и несколько карандашных набросков, видимо сделанных командиром броненосца вчера и позавчера: хозяин каюты был талантливым художником-маринистом. На одном из рисунков слегка кренился в развороте наш "Александр III" под контр-адмиральским флагом и императорским штандартом. На втором вспарывал таранным форштевнем волну германский флагманский броненосец "Мекленбург" под флагами морского министра рейха и командующего флотом открытого моря на фор-стеньге, и штандартом кайзера на гроте.

Отдельно лежал листок, на котором Игнациус изобразил момент вчерашнего совместного маневрирования, когда русские и немецкие броненосцы шли парами вместе, практически борт о борт: "Александр" и "Мекленбург", "Суворов" и "Виттельсбах", "Орел" и "Швабен". Как и в жизни, на его рисунке наши "бородинцы" выглядели заметно внушительнее. Что, кстати, подметил и ревнивый Вильгельм, когда без обиняков заявил Николаю после осмотра русского флагманского броненосца: "В следующий раз, когда я пожалую к тебе в гости на "Брауншвейге", дорогой кузен, ты сможешь лично убедиться, что мои новые броненосцы ни в чем твоим не уступят. А в некоторых моментах... Но, нет, не буду разглашать секретов Тирпитца. Пусть он потом сам тебе все покажет!"

"Да, похоже, Игнациус сохранил для истории тот самый момент, когда все и свершилось". Мысли Вадима вернулись во вчера, в адмиральский салон на "Александре", где прошлым вечером произошло событие, которое должно было окончательно "отменить" его, Петровича, Василия и Фридлендера историю, их мир. Мир его оставшегося ТАМ отца, заварившего всю эту кашу. И которого теперь нужно как то, кровь из носу, а вытаскивать из этого "рублевского" кошмара...


****

Банщиков приехал в Зимний загодя, так чтобы быть на встрече у императора ровно в девять утра, как им и было назначено. В отличие от "его" истории, Царь теперь довольно много времени проводил в Зимнем дворце, а не в царскосельском Александровском. Оперативно вызвать и выслушать того или иного чиновника, министра, военного или ученого проще было на набережной Невы в центре столицы, не теряя времени на ожидание его прибытия в Царское село.

Ольга была уже здесь, она ночевала в дворцовых покоях. После взаимных приветствий и поцелуя руки, большего в присутствии себе не позволишь, Вадим поинтересовался, не знает ли Ольга Александровна, почему ее царственный брат приглашает их сегодня столь необычно рано? Но Великая княгиня тоже не догадывалась о причине этого, и была не менее заинтригована.

Когда стрелки громадных дворцовых часов еще только подкрадывались к девяти, к ним неожиданно вышел сам государь и с блуждающей на лице хитроватой, заговорщеской улыбкой бросил: "Идите за мной, быстрее..." Как только двери кабинета за спинами вошедших закрылись, Николай извлек из кармана сложенный вчетверо лист бумаги и протянул Банщикову со словами: "Читайте... Обсуждать сейчас и здесь это не будем. Но, похоже, что все начинает складываться. Он согласен встречаться, даже зная нашу предварительную позицию по Франции, Балканам, проливам и торговому договору. И очень удачно, что Ламсдорф еще не вернулся из Константинополя.

Кстати, Бирилев доложил вчера, когда я Вас уже отпустил, что "Князь Потемкин-Таврический" к походу практически готов, артиллерия установлена, запасы приняты. Чухнин на борту "Святителей" повел его в море, просит еще хоть две недели на боевую подготовку. Алики и маленький чувствуют себя хорошо, и она не возражает против нашей очередной морской прогулки... Так что, Михаил, едем в Кронштадт сразу? Особо срочных дел у Вас нет? Если что-то уже спланировали, надо переносить. Дядя и Авелан ничего не должны успеть пронюхать. Ни об этой встрече, ни об указе, что я вчера подписал. Пойдем на "Полярной". Иессен встретит нас в море, шифровка ему уже ушла"...

Банщиков держал в руках личное и секретное послание царю Николаю Второму от кайзера Вильгельма Второго. Если опустить пространную преамбулу, уверения в любви и вечной дружбе, главное выражалось следующими словами: "Ники! Никто об этом не подозревает. Все мои гости думают, что мы пойдем на Готланд на обычные морские маневры. Воображаю физиономии кое-кого из моих флотских, когда они увидят там твои броненосцы! Tableau! Бюлов остается в Берлине. Ты совершенно прав - нам нужно обсудить торговый договор без него и без Витте, tete-a-tete, иначе они будут препираться бесконечно. Так что из моих только Рихтгофен и Тирпитц. Возьму с собой, как ты просишь, любезного графа Остен-Сакена. Конечно, и никаких фотографов, но все равно он страшно взволнован: боится, что тебе и Витте донесут, с кем и куда он едет! Какой костюм для встречи? Предлагаю - я в русском морском мундире, ты в германском. Если возражаешь - телеграфируй. Вилли".

Пока Ольга Александровна дочитывала послание германского монарха, Вадик вспоминал, как заваривалась вся эта каша...


****

В "том" времени, когда все только начиналось, они "рубись" с Петровичем по поводу прорыву "Варяга" на Цусимских форумах. В разделе альтернативной истории. По ходу дела Вадим периодически заглядывал и в тему несостоявшегося в реале российско-германского военного союза - Бьеркского соглашения, где Петрович так же зависал. И, поскольку приходилось изо всех сил играть роль корректного и последовательного оппонента нынешнего контр-адмирала Руднева, Вадику необходимо было волей-неволей разбираться в хитросплетениях мировой политики начала 20-го столетия. А гадючник это был еще тот.

Петрович как, впрочем, и многие другие участники обсуждения, считал, что русско-германский союз это или утопия, или односторонняя сдача Россией своих интересов немцам, грозящая превращением в тевтонскую полуколонию. Позиция эта была на первый взгляд довольно логична, и Вадим, вынужденно отстаивающий иную точку зрения, для поиска пристойной контраргументации должен был "копать глубоко". И еще много-много думать.

Естественно, что все споры вращались вокруг краеугольного камня, "точки невозврата" в русско-германских отношениях - Бьеркского соглашения 1905 года...

Николай II предложенный ему кайзером документ подписал. Но ему не суждено было стать реальным русско-германским Союзным договором, поскольку царь... отказался его исполнять! Произошло это благодаря непримиримой позиции "французской партии" при русском дворе и в правительстве, в первую очередь господ Витте и Ламсдорфа.

Большинство мемуарных книг, исторических работ, и даже периодических изданиий, как российских дореволюционных, так и советских, и эмигрантских, трактовали подписание Царем этого документа как глупость и слабость русского монарха. Подразумевается, что вступление Бьеркского соглашения в силу могло бы немедленно привести к молниеносному разгрому Франции германцами при попустительстве предавшей ее России. А потом победоносные кайзеровские легионы разворачивались на восток, и для нас неизбежно наступал бы или 1914-й, или 1941-й...

Однако Вадима не отпускала мысль о том, что историю пишут победители. Он тщательно изучил текст этого договора, а поскольку дебаты на форуме дошли до разбирательства его почти по фразам, он помнил его наизусть:


"Статья I. Если какое-либо из европейских государств нападет на одну из империй, другая договаривающаяся сторона обязуется помочь своему союзнику всеми имеющимися в ее распоряжении силами на суше и на море.

Статья II. Высокие договаривающиеся стороны обязуются не заключать сепаратного мира с какой-либо из враждебных стран.

Статья III. Настоящий договор входит в силу с момента заключения мира между Россией и Японией, и может быть расторгнут только после предварительного предупреждения за год.

Статья IV. Когда настоящий договор войдет в силу, Россия предпринимает необходимые шаги, чтобы осведомить о его содержании Францию и пригласить ее как союзника подписаться под ним".


Поразительно, но это предложение от кайзера было сделано Николаю ПОСЛЕ Цусимы, когда от русского флота практически остались "рожки да ножки"! Причем сделано это было вопреки противной позиции статс-секретаря по военно-морским делам (морского министра) Альфреда фон Тирпитца и статс-секретаря по иностранным делам Освальда фон Рихтгофена. Оба они, с учетом фактического поражения России в войне с Японией, опасались немедленного нападения Англии сразу по оглашении документа. Ведь на помощь России на море тогда, по понятным причинам, можно было не рассчитывать. Этот, фактически, антианглийский союз был предложен немцами России в момент, когда доминированию британского линейного флота на морях и его "двойному стандарту" на первый взгляд вновь ничто не угрожало. Особенно после недавнего подписания англо-французского договора "сердечного согласия".

Здесь уместно напомнить, что практически такой же договор был предложен немцами России еще раньше, в конце октября 1904 года, до сдачи Порт-Артура и Цусимской катастрофы. Несмотря на только что завершившийся скандал вокруг расстрела русской эскадрой Рожественского английских рыбаков у Доггер-банки, когда истерика английской прессы с требованием объявить войну не только России, но и... Германии, зашкаливала за градус кипения, Вильгельм II неожиданно санкционировал отправку в Петербург предложения о заключении де факто антибританского союза! Попади тогда подробности этого документа в прессу, и выступление Лондона скорее всего было бы предрешено. Шокированный информацией об этом, с его точки зрения крайне несвоевременном внешнеполитическом демарше, готовый ко всему Тирпитц, без лишней огласки фактически отмобилизовал флот в метрополии и потребовал возвращения в Киль всех крупных кораблей, находящихся в океане.

Но Вильгельм запретил это, как и перевод флотских командных и штабных инстанций на режим работы военного времени! При всей общей взвинченности, в нем сквозила внутренняя уверенность, что нападения из-за пролива не последует. И это при том, что в Англии имелись ОЧЕНЬ влиятельные силы, ратующие за немедленное "копенгагирование" германского флота. И среди них принимающий дела Первого морского лорда адмирал Джон Фишер. История сохранила нам достаточно полный портрет этой во многих отношениях выдающейся личности. Была среди характерных его черт и способность создавать обстоятельства в том случае, если они выглядели необходимыми для него и его дела. В свете этого стоит ли удивляться тому, что наутро среди подбитых русской эскадрой гулльских траулеров, оказался стоящий без хода и флага трехтрубный дестроер, который починив повреждения вскоре ушел, не оказав никакой помощи погибавшим рыбакам? У русских, японцев и немцев таких кораблей НЕ БЫЛО. Зато они были у англичан...

Тем не менее, несмотря на предгрозовую международную атмосферу, предложение союза в Петербург было послано без согласования с морским министерством! Кайзер почему-то был уверен, что это, во-первых, поможет отколоть Россию от Франции в свете "несоюзнического" поведения последней и трудностей русских в войне, а во-вторых, гарантирует ему как минимум российский нейтралитет в случае "разборки" с Францией. Скорее всего провоцировал такие настроения Вильгельма "серый кардинал" германского МИДа той поры, барон Фридрих Август фон Гольштейн, рука которого видна за строками обоих документов, и "октябрьского" и "бьеркского".

Последовательный сторонник мировой закулисы за спиной Вильгельма, это он умудрился на рубеже 1904-1906 годов нашей истории ДВАЖДЫ едва не втянуть Германскую империю в войну с Антантой. К которой, при наличии союза с Францией, ОБЯЗАНА была бы примкнуть и Россия. В итоге Германская и Российская империи столкнулись бы на полях сражений, что и было наиглавнейшей целью англосаксонского (читай: мирового семитского) банковского капитала.

Справедливости ради нужно подчеркнуть: вовсе не то, что именно русские и немцы будут взаимно уничтожать друг друга, было самоцелью "семибанкирщины". Просто наличие в противостоящих коалициях именно этих двух континентальных народов гарантировало предельно упорную, бескомпромиссную и "долгоиграющую" конфронтацию, а значит, максимально возможные прибыли международного банковского синдиката, обеспечивающего эту взаимоубийственную бойню кредитами. С последующим овладением тем, что останется от обоих противников, "за долги"...

Вот почему, убеждая кайзера предложить "октябрьский" договор царю, Гольштейн "не видел" другогих возможных вариантов развития событий, например начала превентивной войны Англии и Франции, с последующим подключением САСШ, против Германии. Причем в этом варианте для России была бы оставлена лазейка в виде сепаратного мира с Японией при англо-американском посредничестве и присоединения к Антанте. В исторических реалиях конца 1904 года это была бы гарантированная военная катастрофа и революции как для Берлина, так и для Санкт-Петербурга. Поэтому российские дипломаты закрыв глаза на "пощечину" франко-английского "сердечного согласия", немецкую идею союза вполне разумно отвергли. В их понимании война с Британией была России противопоказана под любым соусом. Более того, Ламсдорфу даже удалось сохранить в тайне германское предложение.

Именно в свете рождения Антанты, и "октябрьский" и "бьеркский" тексты несли в себе элемент взрывной провокационности, которого сам кайзер тогда не смог оценить в полной мере. Гольштейн же, ловко манипулируя заносчивостью, комплексами и фобиями кайзера, вел хитроумную игру, раз за разом выставляя Вильгельма в волчьей шкуре агрессора и возмутителя "европейского спокойствия". И не случайно, когда результат русско-японской войны стал всем окончательно очевиден, из ниоткуда всплыла "мина" марокканского кризиса, в качестве "милого дополнения" к Бьерку.

Кстати говоря, сами по себе, и "октябрьские" и Бьеркские соглашения, в силу возможности их расторжения "после предварительного предупреждения за год", были для России практически бессмысленны, поскольку в ее интересах было лишь долгосрочное соглашение с германцами. Поэтому Гольштейн прекрасно понимал: никакого союза не будет. Коллеги "по цеху" в России, типа Витте, смогут при любой реакции царя не допустить фактического заключения русско-германского союза, а английская дипломатия получит повод для начала интенсивной обработки Петербурга на предмет присоединения к "Сердечному согласию". Зато столь нужная для "большой игры" огласка агрессивных в отношении Антанты действий Германии, будет как нельзя кстати.

На деле все произошло для англо-американских банковских кругов даже лучше, чем Гольштейн и подобные ему подручные "ротшильдорокфеллеров", могли себе представить. Сконструированный Витте демонстративный отказ Николая Второго от уже подписанного им собственноручно соглашения, живо обсуждавшийся при дворах венценосцев и в прессе, не только оскорбил и унизил вспыльчивого и обидчивого кайзера. Он, выражаясь по-восточному, "лишил его лица".

Вкупе со сконструированным Гольштейном Марокканским кризисом, Бьерк вновь, фактически единомоментно поставил Германию на грань европейской войны. Но... Пушки тогда не заговорили.

Вильгельм, возможно с подачи Бюлова, Эйленбурга, Тирпитца или Миттерниха раскусил, наконец, куда ведет его страну игра "серого кардинала", и смог затормозить на самом краю пропасти. Даже ценой очевидного и серьезного внешнеполитического поражения Германии. Гольштейн был с позором изгнан с госслужбы. Война не состоялась, и пришлось ее заказчикам начинать новую партию - русско-австро-балканскую.

Итак, Бьерк не состоялся... Но осадок остался у многих. В России, отныне уже бесповоротно, верх во внешней политике взяла ориентированная на Антанту "партия войны", включавшая в себя большинство Великих князей, верхушку гвардейского офицерства и ряд государственных функционеров, таких как Извольский, Сазонов, Григорович и даже смирившийся с представляющимся теперь неизбежным русско-германским столкновением Столыпин. Царь, осознавший весь позор и импотентнцию своей последней персональной внешнеполитической потуги, с того времени обреченно и безвольно плыл по несущему его самого, династию и всю Россию к катастрофе геополитическому течению, направляемому из Лондона и Вашингтона.

Отношение же германской правящей элиты всех мастей к России, с тех пор и до самого Сталинграда, стало брезгливо-принебрежительным. Вылившись в прессу, этот настрой политического и экономического бомонда государства неизбежно повлиял на формирование антироссийского общественного мнения во всем немецком обществе, достигшего апогея к 1914-му году. Но, откровенно говоря, трудно осуждать за такое отношение немцев, убедившихся, что российская правящая верхушка готова идти с Францией и Англией до конца. "Отвратительные франко-русские тиски, сжавшие Германию с двух сторон" были для них вполне реальной угрозой существованию молодой немецкой империи, сумевшей за несколько десятилетий неизмеримо высоко поднять уровень жизни подавляющего большинства простых граждан. А за это они были готовы драться с кем угодно.

Сам Кайзер Вильгельм, кстати говоря, по-человечески так никогда и не простил кузену Ники этой "пощечины"... Печально, но это лишь лишний раз доказало, что он, как и его российский визави, так и не стал действительно великим государственным мужем, способным на спокойный и рассудительный анализ возникшей критической ситуации и действий конкретных персоналий, к ней приведших. Расчет господина Гольштейна оказался безупречен - извечный страх за свое реноме вынудил Вильгельма занять твердокаменную антироссийскую позицию. Со всеми вытекающими. Заказчики за проливом и океаном могли торжествовать...

Все стоны противников Бьеркских соглашений в России начинались тогда и начинаются сейчас с якобы предопределенного их параграфами "предательства союзной нам Франции". Хотя формально договор ни в коем случае не втягивал Россию в войну с Францией, если та САМА не атаковала Германию! Но он обязывал немцев выступить на нашей стороне, если Англия начинала войну против России. А такая угроза, и вполне реальная, тогда существовала. Причем противопоставить в тот момент английскому флоту на Балтике нам было просто нечего. Русскую столицу пришлось бы защищать с моря германскому флоту!

Кстати говоря, когда скептики посмеиваются, над потенциалом тогдашнего флота Германии в свете возможной борьбы с английским, мало кто задумывается, на каком театре эта схватка могла бы происходить. А если в мелководной и туманной Балтике? Если в Скагерраке? Если в датских шхерах или в районе немецких оборонительных минных полей? При этом германцы имели весьма много различных минно-торпедных судов, неустанно и тщательно отрабатывающих массированные атаки, особенно ночью, ведь именно поэтому германские миноносцы и прозвали Shcwarze Gesellen (черная прислуга): они красились в черный цвет и "пахали" море куда интенсивнее, чем линейные эскадры, являясь весьма грозной силой германского флота для битвы в "узких" морях.

Но кайзер не был альтруистом. Конечно, Вильгельм лукавил, заявляя кузену Ники, что его главная цель единственно поддержать Россию в трудный момент. Он понимал, что Цусима может стать поворотной точкой в намерениях Альбиона относительно России. С уничтожением русского флота, и, как следствие, потерей Петербургом статуса крупного геополитического игрока, англичане, взирая на Россию с прагматической точки зрения, пришли к выводу: теперь русские выпороты, их мировые амбиции в прошлом, значит желательно поиметь их в качестве союзника против немцев в Европе.

Вот откуда их (и североамериканские) действия в конце русско-японской войны, позволяющие ряду историков утверждать, что Англия и США были ИЗНАЧАЛЬНО против окончательного краха России в этой войне... Нет! Не надо "жонглировать" фактами и датами. Такой позиция англосаксонских держав стала только ПОСЛЕ Цусимы! Раз у русских нет больше флота, это уже НЕ РОССИЯ! Не та Россия, которой следует опасаться. Не та Россия, которая способна решить проблему буферных государств и обрести свободный выход к теплым "британским" морям. Значит теперь с ней можно и НУЖНО дружить против следующего в списке опасностей.

Для Берлина такое развитие событий автоматически приобретало характер критической проблемы. Более того, именно теперь Россия как союзник нужна была немцам позарез, поскольку от словестной антигерманской газетной риторики 1902-03 годов британцы решительно переходили к конкретным антигерманским действиям. Вопрос стоял лишь в том, чем Германия могла поступиться для достижения этого союза, если Россия устами самодержца внятно обозначит свои интересы в мировой игре. Но надломленный несчастным ходом противостояния с Японией и внутренней смутой, Николай Второй этого у Бьерке, увы, не сделал...

А Вильгельм как ребенок искренне радовался, что надурил оглушенного Мукденом и Цусимой кузена, не поступившись абсолютно ничем, кроме цветистых фраз о вечной преданности и дружбе, ради жизненно необходимого для себя и своей страны союза. Союза, который оставлял Франции лишь один шанс на дальнейшее относительно безпроблемное существование - это присоединение к нему. Чего, кстати, а вовсе не превентивного марша "ребят в фельдграу" на Париж, искренне желали в Берлине. В итоге такой комбинации Британия оказывалась перед мощнейшей коалицией европейских держав...

Увы, "комбинация" не состоялась. Витте и Ламсдорф сделали все, чтобы открыть царю глаза именно на личностный момент в игре Вильгельма, представив дело так, что венценосный германец провел своего российского кузена как последнего простака...

Николай II казался Вадику, по прочтении его биографии, человеком мнительным и вместе с тем мстительным, отличавшимся, как и Вильгельм, болезненным самолюбием. Возможно, что именно поэтому российский самодержец и не воспротивился желанию своих "профранцузских и проанглийских" министров аннулировать соглашение в целом, вместо того, чтобы добиться от Вильгельма его дополнительной проработки хотя бы в части Балкан, проливов, сроков действия и порядка расторжения, пересмотра весьма не выгодного для Петербурга торгового договора с Берлином и гарантий финансово-кредитной поддержки на случай потери французского кредитования.

Конечно, вполне возможно, что царь просто не решился на продолжение диалога с кузеном, перед которым он обычно тушевался. Причем диалога неприятного. Ведь пришлось бы уличать и требовать, добиваться своего. Не проще ли спустить все на тормозах, довериться опытным и дальновидным министрам? К сожалению, тогда рядом с Николаем не нашлось никого, кто сумел бы убедить его, что именно сейчас и пришло время проявить характер, кто смог бы поддержать, доказать правоту занятой моральной позиции, важность поставленной цели...

Представляется, что в тот момент, имея в перспективе геополитической игры с одной стороны возможность англо-франко-русского "сердечного согласия", а с другой - построение колониальной империи на обломках британской, а если вдруг Париж не проявит гибкость и сговорчивость, то и французской, немцы бы на уступки пошли. Увы, диалог не был продолжен. Царь смалодушничал. А кайзер оказался слишком мелок, чтобы проявить великодушие...

Германская государственная верхушка понимала, что англосаксы сообща, а тень Теодора Рузвельта и воротил Уолл-Стрита за спинами британцев уже просматривалась, устранив руками японцев одного своего геополитического конкурента, не прочь теперь приняться и за второго. За Германию. И сделать это они постараются в союзе с жаждущей реванша Францией, на суше уж точно ее руками. Вернее руками ее союзника - России. В том, что этого не случилось сразу же после русско-японской войны, есть немалый вклад даже не ратифицированных, не вступивших в силу Бьеркских соглашений! В Лондоне и Париже осознав, что "управляемый" Царь вдруг оказался способен на ТАКОЕ в принципе, стали действовать более осторожно и изощренно, тщательно раздувая балканский пожар.

Но ни о какой моральной ответственности Николая II за "предательство в Бьерке союзной нам Франции" не может быть и речи! Франция еще за год до этого, сама цинично предала интересы России, подписав с Британской империей договор "Сердечного согласия". Историки и исследователи межгосударственных отношений практически единодушно считают, что на перспективу он был направлен именно против немцев.

Мало того. Это была "свадьба с приданным" в виде франко-русского договора, поскольку Россию французы, имея с ней военный союз 1893 года, собирались выставить против Германии в качестве пушечного мяса. Что и произошло в 1914 году, при этом весь сонм представленных в виде повода для войны балканских проблем, был лишь мишурой для прикрытия коренных конфликтов - проблемы отторгнутых Бисмарком Эльзаса и Лотарингии для французов и проблемы германского флота для англичан. Вот кому действительно стоит задать вопрос о морали...

То, что тогда Вильгельм рискнул поставить на карту все ради своих неадекватных после сараевского убийства австрийских союзников, и проиграл, закономерно получив войну на два фронта, иначе как политической глупостью, самоуверенностью и самоослеплением не назовешь. Но Вильгельм "образца" 1904 года и 1914-го, это все-таки далеко не одно и то же...

Дьявол, как известно, прячется в мелочах. Есть один принципиально важный нюанс, который всегда нужно держать в уме, рассуждая о роли в истории России и Германии франко-английского "сердечного согласия". Нужно обязательно помнить, когда именно этот союз был заключен - в апреле 1904 года! Через два месяца и одну неделю после начала русско-японской войны. В результате Франция отказалась оказывать России любую помощь в войне с Японией, союзной Великобритании. Со стороны англичан это было логичным, своевременным и выверенным внешнеполитическим шагом. А вот со стороны французов в отношении России, воюющей с английскими союзниками-японцами, это было откровенное и циничное ПРЕДАТЕЛЬСТВО.

Нужно называть вещи своими именами. Ибо смешно предполагать, что в Париже этого не понимали. Но там цинично рассудили, что повязанная их займами Россия никуда не дернется, а уж если проиграет войну на востоке, то и подавно... Кроме того, соломка была заренее заботливо подстелена - у большинства видных сановников и министров Петербурга в дружбе с французами существовали прочные персональные заинтересованности. Как и у некоторых представителей семьи Романовых...

Увы, в реальной истории "мира Петровича", нашего с вами мира, так все и случилось. "То, что позволено цезарю, не позволено быку..." Для России дружба с французами и англичанами закончилась десятками миллионов смертей на протяжении трех с небольшим десятилетий. Ни одна страна, ни один народ не терял стольких своих сыновей и дочерей за столь короткий промежуток времени. Для любой другой страны физическое истребление четвертой части населения стало бы фатальной катастрофой (исключая, наверное, Индию и Китай, но у них и абсолютные численные показатели в разы выше наших).

Россия, взнузданная и пришпоренная титаническими усилиями Иосифа Сталина, оградившего свою новую государственную элиту от соблазна подкупа из-за рубежа идеологическим и репрессивным забором, выдержала и устояла. Усилия эти сопровождались жестокостью в подавлении любого активного или пассивного внутреннего сопротивления по той простой причине, что времени на раскачку, увещевания и уговоры ему и его стране отпущено не было. И это неумолимо подтвердил весь исторический ход событий.

К сожалению, преждевременная и, скорее всего, не естественная смерть, не позволила Вождю оставить после себя саморегулирующуюся властную систему с обратной связью, а единственный человек из "команды Сталина", способный такую систему отстроить, - Лаврентий Берия - был предательски убит.

В итоге наша страна выдержала и устояла лишь для того, чтобы проиграть Холодную войну, результатом чего стали новые миллионы и миллионы погибших в ходе развала советской империи и внутреннего геноцида. Впереди были сравнимое только с Версалем и Потсдамом национальное унижение русского народа, откол Украины, Белоруссии, Казахстана, превращение некогда великой суверенной державы в импотентную, подконтрольную западу сырьевую "ЭрЭфию"...

Неужели история действительно учит лишь одному - тому, что она никого ничему не учит? По крайней мере в у нас... К счастью для Вадика, Петровича и капитана ГРУ ГШ Василия Колядина, чем это все может закончиться для России в нашем мире, их теперь не интересовало. Им был дан шанс предотвратить этот кошмар агонии величайшей в мире страны в зародыше...


****

С месяц назад, во время очередных вечерних посиделок "на троих", Николай Александрович Романов выпытал из Вадика практически все, что тот знал о Бьеркских соглашениях. О том, почему они не вступили в силу, кто и для чего не допустил сближения двух империй, а наоборот толкнул их в пропасть самоубийственной бойни. После услышанного, в кабинете минут на пять воцарилась тишина. Монарх думал...

Это с одной стороны радовало Вадика, а с другой пугало. До него начало доходить, что царь за эти несколько месяцев получил от него уже достаточно информации для того, чтобы самому делать правильные выводы, о том, что действительно жизненно необходимо, а что пагубно для Российской империи. Николай внешне пока не ощутимо, но явно менялся внутренне.

Конечно, сказалось и рождение долгожданного наследника. Хоть радость и была омрачена его болезнью, но во-первых, царственная чета была к этому морально уже готова, а во-вторых, на отца и мать не навалилось тяжкое бремя безысходности - средство отвести угрозу летального исхода от любого ушиба или царапины благодаря "гостю из будущего" имелось. Метаний и нерешительности у Николая становилось все меньше. Все реже Вадик слышал ссылки на чужие мнения, все жестче и решительнее проводились принятые решения. Одна отставка Куропаткина чего стоила, когда истерика Витте была остановлена короткой хлесткой фразой: "Все, Сергей Юльевич! Я так РЕШИЛ!"

То, что хозяин земли Русской уже готов, похоже, принимать самостоятельные, продуманные решения, и в скором времени это неизбежно произойдет, заставило Вадика тогда внутренне поежиться... Что делают сильные мира сего с теми, кто слишком много знает, и кто особо-то уже не нужен? И вот сейчас снова... Вот, надумает, для начала, в крепость за расшатывание устоев... Вадика вдруг конкретно передернуло от тяжелого взгляда самодержца, сопровождавшегося коротким и зловещим "Как достали..."

- Э-эй, Михаил Лаврентьевич, а Вы то с чего так разволновались? - произнес Николай, полуприкрыв глаза. И вдруг улыбнувшись открытой, подкупающей улыбкой растерявшемуся от такой неожиданной проницательности Вадику, негромко рассмеялся. Затем, разряжая неловкость момента, не спеша, с расстановкой заговорил:

- В последние месяцы я осознал, что верные и знающие люди, Михаил, это огромная ценность. Особенно учитывая масштаб и тяжесть забот, под которые они подставили свое плечо. Не льстецы и лизоблюды, не ищущие собственной выгоды двурушники... А впереди у нас такой невообразимый ворох дел... Без, как Вы верно сказали как-то, команды... Не свиты, а именно команды соратников и единомышленников, мне одному Россию не поднять. Тем более без человека, который помогает моей семье и стране ставить на ноги сына. Да еще и небезразличного кое-кому...- Николай жестом прервал встрепенувшуюся было густо покрасневшую Ольгу, - Вы на людях только поаккуратнее, а то все уши мне доброхоты прожужжали...

Одно то, Михаил, что вы ОТТУДА здесь появились, лишний раз доказывает мне, что на то есть промысел Божий, и что Россия наша страна богоизбранная.

Кстати, Михаил Лаврентьевич, с этого дня Вы надворный советник и мой личный секретарь по военно-морским вопросам, раз уж дело идет о большой политике...- царь поднятием ладони остановил открывшего было рот для изъявления благодарностей неожиданно для себя перемахнувшего через две ступеньки в табеле о рангах Банщикова, - пусть под шпицем озадачатся: зачем нужна такая должность. И для чего. Да и дядюшки тоже...

Надеюсь, Вы не возражаете против карьерного роста, кстати, опять Ваша фраза из будущего, по гражданской линии? Вот и хорошо. Но, несмотря на цивильность платья, Вам придется с завтрашнего же дня взять на себя часть обязанностей графа Гейдена. Александр Федорович замучил меня просьбами отпустить его на войну. И я не смог ему в этом отказать. А поскольку на третьей эскадре по командным должностям у нас практически комплект, я решил поручить ему обязанности флаг-офицера у Серебрянникова. Зная энергию графа, полагаю, что он так вцепится в Кузьмича и Бирилева, что срок ухода "Бородина" и "Славы" мы, глядишь, хоть дней на десять - пятнадцать, а приблизим...

Да... Политика, политика... Но некоторым, - во взгляде императора вновь появился металл, - Пора показать, что мальчик вырос. И собирается оставить сыну и всем русским людям великую и процветающую державу... Проклятые французские кредиты... Нет, Михаил, с этим нам нужно что-то делать... Это форменная удавка. Будем считать, что отставка "финансового гения" решена.

Столыпина вызову завтра же. Повод есть - пусть для начала расскажет, как замирял крестьян у себя в губернии. И вообще, сейчас сельский вопрос приобретает особую важность. Особенно в свете Вашей информации, Михаил Лаврентьевич, о трех предстоящих нам неурожайных годах, начиная с 1906-го. Вот только голода нам сейчас, как в 92-ом, и не хватает. Тут можно не просто на экспорте потерять. Крестьянин ведь вполне способен не "в кусочки" с сумой пойти, а за вилы взяться. Благодаря либералам и прочим агитаторам. И правы Вы на счет элеваторов - хоть какой-то резерв создать за оставшийся год надо...

Теперь Германия... Между нами: откровенно говоря, кузен мой психопат и вообще увлекающийся тип. Фат, позер и нахал. И мужлан в добавок. Так что, Михаил, когда я вас познакомлю, не удивляйтесь, если он вдруг огреет Вас по спине и начнет бесцеремонно ржать в ухо. Или посередине важного разговора начнет вдруг толкать речь, скажем, о кросотах норвежских фьердов - родины нордической расы, или о достоинствах петухов дармштадской породы.

Но, судя по тому, что в вашем мире он пережил катастрофу рейха, войну, изгнание, гибель своего обожаемого флота, и при этом не сошел с ума, что мне в его отношении со дня на день регулярно предсказывают наши медицинские светила, дело с ним иметь можно. И нужно.

Хотя многие здесь, во дворце, его терпеть не могут. А особенно в Анничковом...

Да, Оленька, и не смотри на меня так, пожалуйста. Наш батюшка не раз называл Вилли фигляром и мальчишкой, знаю. Но время идет. Все течет, все изменяется. Очевидно, что под его управлением Германия не только прибавила, нет... Она становится весьма могущественной мировой державой, опережающей по скорости развития и Англию и Францию, несмотря на все их колонии. И нас тоже, грешных, как ни печально... Пока, надеюсь. Поэтому мы будем искать пути нашего сближения. Несмотря на весь их пангерманизм, и наш доморощенный панславизм.

А тот анализ личности Вильгельма, от этого немецкого историка, Людвига, о котором Вы, Михаил, нам рассказали, будет нам серьезным подспорьем. Если все дело в том, что наш кузен действительно как личность трусоват, то это вполне объясняет некоторые его странности и несколько облегчает работу с ним. И, конечно, определяющим для меня стал тот факт, что в вашей истории он не ударил нам в спину, когда несчастный для России ход противостояния с японцами стал очевидным. А ведь мог! Но вместо этого выгнал Шлиффена, настаивающего на этом!

По большому счету, океанские и колониальные устремления Вильгельма и Тирпитца, которым сейчас способствует и канцлер Бюлов, для нас просто манна небесная. Подумай, дорогая сестренка, во что для России может вылиться стремление столь быстро крепнущего Рейха искать решения своих болезней роста на суше? И к чему немцев как раз усиленно и подталкивают англичане. Собственно говоря, Михаил Лаврентьевич нам это в общих чертах уже рассказал. Боже упаси...

Поэтому честный, равноправный и долгосрочный союз с германцами нам нужен. Да, определенную цену нам придется заплатить за это. И по таможне в чем-то уступить, и путь их промышленному капиталу в Россию открыть. Врагов этому - две трети двора, и почти все министерские. Про промышленников и не говорю даже. Что будет... Подумать страшно! Но здесь, действительно, кроме меня никто...

Все. Надобно начинать... Ламсдорфа - тоже в отставку. Пусть отдохнет. Только пусть по черноморцам все доведет до конца. Со временем, возможно, и вернем. Но сейчас он, во-первых, будет помехой в наших делах с немцами, а во-вторых, если его болезнь действительно так серьезна - пусть едет лечиться. Потерять его мне бы не хотелось. Все-таки Владимир Николаевич профессионал высшей пробы.

Михаил, подайте-ка мне бумагу... И себе возьмите. Оленька, ты тоже. Ага... Ну-с, давайте письмо кузену сочинять. И перечень наших хотений от немцев. Разумных. Нам давно пора определиться, что для России принципиально важно на юге - проливы и Царьград или ВСЕ Балканы. Полагаю, что ради проливов, чем-то или кем-то нам можно и поступиться? Как вы полагаете? Болгария... Сербия, Босния и Герцеговина? Черногорки наши нас не проклянут, а?

Кстати, и вопрос еврейского государства в Палестине нужно сразу обсудить. Этим мы господам Ротшильдам, Рокфеллеру, Лебу с Куном, да и всем их присным серьезно карты спутаем. И самое верное, если мы с немцами по этому поводу примем общее решение. Трактат господина Нилуса на немецкий для Вильгельма уже перевели. Я ему его передам лично. Пусть почитает, это полезно...

Да, между прочим, если уж решать вопросы по их равноправию внутри Российской империи, то пусть за это для начала заплатят! Хоть мне такое равноправие, как вы оба знаете, и глубоко противно, но с учетом всего, что Вы, Михаил Лаврентьевич, понарассказывали, сие, видимо, неизбежно. На данном историческом этапе нужно играть "от обороны". А оформить можно в виде внутреннего займа. Витте и Коковцову ходоки "от них" такое уже предлагали неоднократно... Пожалуй, представлю-ка это дело так, что это именно Сергей Юльевич меня убедил. Как это Вы сказали: "Чем мы дурнее англичан, в конце концов"?

Николай рассмеялся, после чего продолжил:

- Да... Немцы, немцы... Конечно, таможенный вопрос на встрече с Вильгельмом будет стоять остро. Он поднимает его подряд уже в трех письмах... А, может быть, сразу - проект торгового договора? Нет... Давайте еще подумаем по поводу этой Багдадской дороги. Здесь нужно как-то искать компромисс. Кузен благодаря Сименсу прямо горит этой своей мусульманской идейкой. Повоевал бы с ними как мы, по другому бы смотрел на это все. Но, в конце концов, если он добивается нашей поддержки в англо-французских делах, должен принять как данность однозначное решение турецкого вопроса в нашу пользу. Его устремления к Суэцу понятны, и в этом вопросе мы готовы содействовать, но, как говорят американцы, совместный бизнес должен приносить дивиденды обеим сторонам...


****

Встретив в море в тридцати милях от северной оконечности острова Саарема подошедшие из Либавы корабли Иессена, Николай Второй с небольшой свитой перешел с яхты на борт его флагманского броненосца "Император Александр III", где его ожидал ужин в кругу офицеров гвардейского экипажа. Поскольку броненосец - не яхта, и на всех приглашенных кают на "Александре" не хватило, часть гостей разместили на "Суворове", после чего отряд русских кораблей в составе трех броненосцев, расставшись с "Полярной Звездой", которой предстояла дальняя дорога в Пирей, взял курс на шведский остров Готланд.

Разобрав бумаги и морально подготовившись к первому в жизни участию в предстоящих переговорах на высшем уровне, Банщиков поднялся на правое крыло носового мостика "Князя Суворова", откуда закат был виден во всем великолепии. Но спокойно постоять, подставив лицо прохладному балтийскому ветерку, ему не дали. Внезапно он почувствовал, что кто-то осторожно коснулся его руки. Вадик оглянулся и увидел рядом с собой вице-адмирала Дубасова, начальника МТК, дружного с командовавшим флотом на Тихом океане Степаном Осиповичем Макаровым, хорошо знакомого с германским вице-адмиралом Альфредом фон Тирпитцем, но сейчас совершенно не понимающего, зачем он здесь понадобился царю, и куда направляется наш броненосный отряд под императорским штандартом.

- Михаил Лаврентьевич... Мне, конечно, не совсем удобно...

- Добрый вечер, многоуважаемый Федор Васильевич, Вы тоже пришли полюбоваться на закат... Или узнать у меня на ушко, что замышляет относительно нас, Вас, и вообще, наш государь? - с хитроватой улыбкой приветствовал адмирала Банщиков, мгновенно оценивший по выражению лица Дубасова, что можно запросто обойтись без "превосходительств".

- Но... Понимаю, неловко, конечно...- старый морской волк выглядел несколько сконфуженным. Чем окончательно убедил Вадика, что интересующую адмирала тему он определил верно.

- Это Вы меня, НАС простите ради бога, что Вас так долго в неведении держим. Сейчас, как я понимаю, до рандеву императора с Вильгельмом осталось менее полусуток хода, так что я не сильно нарушу указание Николая Александровича, если кое-что Вам порасскажу о цели нашего плавания.

- Спасибо, обяжите... Я-то думал, что смотр эскадре делать идем перед походом, а тут... к Готланду. Значит, император собрался с кайзером встречаться... Опять эта показуха, только машины рвать перед походом! Со стрельбой?

- Федор Васильевич, все не так банально. Конечно, Вильгельм и его моряки хотят посмотреть наших "бородинцев" поближе, это понятно. Но цель нашего вояжа совсем иная. Чтобы Вас не томить докладываю коротко. На встречу с кайзером кроме императора направляются наш министр иностранных дел, морской министр, и, в качестве секретаря, Ваш покорный слуга. От немцев Тирпитц и Рихтгофен. Никакой особой показухи. После - идем в Либаву, смотр и проводы третьей эскадры...

- Простите, ради бога, но где же Авелан... А Ламсдорф, разве он уже вернулся из Турции?

- Они, в соответствии с опубликованным сегодня утром указом Николая Александровича, отправлены в отставку. Как и премьер-министр. Вместо него - курский губернатор Петр Аркадьевич Столыпин. На должность министра иностранных дел заступит наш посол в Берлине граф Остен-Сакен, он идет сюда с кайзером на "Мекленбурге". Управляющий делами Морского министерства Российской империи отныне Вы, Федор Васильевич.

- Так...

- Как Вы понимаете, в связи с этим указом Николай Александрович ожидал повышенной активности со стороны Анничкова дворца. В том числе и поэтому палуба идущего в море броненосца для императора сейчас самое подходящее место, Вы так не находите? - Банщиков чуть заметно улыбнулся.

- Да уж... Понимаю...

- А миссия нам с Вами предстоит важнейшая. Император планирует со временем заключение русско-германского военного союза. Направленного против англичан. Не сейчас, конечно, да и не завтра. Клубок запутанных вопросов между нами тот еще. Да и реакцию Британии и Франции нужно просчитать. Как немедленную, так и на перспективу. Но разговор будет вестись именно в этом ключе. Задача первая - возродить Договор перестраховки. На современном уровне политических реалий, естественно. Дабы немцы могли спокойно не только строить свой флот, но и поучаствовать в создании нашего и переоснащении промышленности. В этом, после всей той штурмовщины, что нам пришлось пережить, Вас, полагаю, убеждать не нужно?

- Жаль, что мы германцам броненосца не заказали...

- Вот, кстати, сейчас и сможем посмотреть их "виттельсбахи" вблизи. Вам будет с чем сравнить как культуру производства, так и эволюцию их конструкторской мысли...

Из нас Тирпитца хорошо знаете только Вы, как я понимаю?

- За остальных не скажу, сам же знаю его еще со времен моей бытности в Берлине морским агентом. Не буду утверждать, что мы стали друзьями, но общались много...

- И значит, Вам с ним завтра и биться. Он тихушный противник договора с нами, по крайней мере до конца этой войны. Как и Рихтгофен. С кайзером есть секретная договоренность, что этого он вскоре заменит. Канцлер Бюлов - тот прагматик, да и против экселенца не пойдет. А вот с Вашим визави нужно как-то договариваться...

Вадим вздохнул, глядя куда-то в даль... Потянуло дымком: ветер растрепал над трубами идущего впереди "Александра" особенно большую черную шапку...

- Уголек-то неахти в Либаве взяли, - поморщился Дубасов, - вот ведь еще проблема то...

- А она по-любому скоро решится, все равно через пару-тройку лет флот на нефть переводить. По крайней мере корабли первой линии. Вы же сами мне статью Фишера прислали...

Вообще, у меня предложение: давайте подышим еще чуть-чуть, а потом, если не возражаете, Федор Васильевич, спустимся ко мне и посмотрим документы.

- Вот оно как все развернулось... Да, Михаил Лаврентьевич... Удивили! Но Альфреда я вполне понимаю, а ну, как бритты сунутся в Балтику? Ему же ради нас полфлота положить придется, если не поболее...

- Мы немцам нужны не меньше, чем они нам. Реально противостоять Британии может только блок континентальных держав. Поэтому Францию от Англии нужно отрывать в любом случае. По-доброму... Или как-то по-другому. Или Вы считаете, что император задумал предать союзника?

- По-моему, после апреля, так это они нас предали. Так что в смысле совести... Что посеешь то и пожнешь. А я-то, если по-правде, о таком уже и не мечтал... Я не о министерстве, конечно, поймите правильно... О немцах!

Про Альфреда, думаю, Вы не совсем правы. Он давно и искренне за союз с нами. Просто опасается англичан. Вы ведь их договор с японцами хорошо знаете...

- Конечно. Тем более непростое положение сейчас, после апрельских шашней Парижа с Лондоном. Немцы во сне холодным потом покрываются от мысли, что мы можем вдруг оказаться втянутыми в это "сердечное согласие" в качестве третьей силы. А на эту тему Париж зондаж уже производил, Вы же знаете. И доморощенные гении, что за этот вариантец руками и ногами, у нас имеются. Даже с избытком.

- Да, французы... Но, как же тогда Алексей Александрович? Да, он же... Ну, Вы понимаете...

- Император считает, что его дядя должен немного отдохнуть от трудов праведных. Ницца, Париж, Вильфранш... Ривьера одним словом. Глядишь за полгодика-годик восстановит силы, подлечится. А нам с Вами, кстати, особое поручение. Давайте думать о Вашем преемнике в МТК и на кого менять Рожественского. У него тоже со здоровьем не все ладно...

Да, кстати, Федор Васильевич, Вы ведь с югов только что... Разрешите полюбопытствовать: как состояние дел на "Потемкине". Успеваем? У Вас он, поди, уже в печенках сидит, но простите уж мой навязчивый интерес к сему пароходу...

- Ну, что сказать, Михаил Лаврентьевич? Корабль полностью готов. Вот "Очаков" пока еще не принят в казну, но Чухнину я дал добро на выходы. Что экипажи сплавались, этого пока сказать не могу, но с каждым днем набирают... Григорий Павлович дело свое знает, так что здесь я спокоен. Ускоренный выпуск машинных квартирмейстеров севастопольцы произвели, причем, как я и наказал, выбрали лучших из экипажей остающихся на Черном море броненосцев, за что Владимиру Александровичу Мореншильду отдельное спасибо. Скрыдлов с черноморской эскадрой подготовку экипажей эскадренных угольщиков вполне обеспечил. Обошлось без неприятностей, хотя, по-началу, побаивался народ этого жонглирования мешками с угольком... И с балтийцев унтеров через эти учения пропустили, так что справиться должны вполне. Кстати, Иессен доложил по результатам отрядных стрельб, что выучка башенных команд, которых Скрыдлов для "бородинцев" школил на "Ростиславе", вполне на уровне, благодарил. А ведь идея же Ваша была... Одним словом, если по чести, мне старику нужно у вас сейчас прощенья просить...

- Да полно, что Вы! Да и с чего!? Это мне в пору извиняться, ведь не без моего участия Вам таких забот привалило. Да и на счет стариковства своего, вы это того, через край... Понимаю, что у черноморцев два лучших корабля отнимаем. Но, раз уж так вышло, нужно проблемы решать по мере их поступления. Сначала японскую, а уж потом турецкую. Так нам карты легли.

- Нет, поймите меня правильно, молодой человек, я вполне серьезно... Ибо действительно виноват перед Вами. И я прошу Вас простить меня за то, что в силу несдержанности и резкости своей, некоторое время назад позволял себе публично и нелицеприятно высказываться в Ваш адрес. В свете моей тогдашней уверенности в Вашем полном дилетантстве в морских политических и технических вопросах... И в авантюризме!

А чего стоила убежденность царя в необходимости незамедлительной разборки и отправки во Владивосток ВСЕХ балтийских и черноморских "соколов"?! Ваша же это была работа, хоть на графа Гейдена, как на зачиньщика и свалили, а я-то все понял... А, уж, чтоб броненосец достроить и сдать в такие сроки...

Ну, не мог я поверить, что этот корабль вообще возможно вывести из завода и принять в казну ко времени, определенному для изготовления к походу третьей эскадры! Слишком много проблем. Просто отказывался верить, что такое в принципе возможно, Николаев это Вам не "Виккерс"...

Начать с того, что он же "черноморец", и дальность не океанская, куда уголь грузить-то? И с отоплением - считай все заново. И котлы после того злополучного пожара только смонтировали, еще не хоженые, новые. И добронирование оконечностей... А, уж, проблема этих раковин в броне башен! Треклятых! Я ведь, когда меня тогда лично император вызвал, после нашего разговора, вышел, ненавидя Вас жесточайше... Ну, сами посудите, молодой самоуверенный выскочка советы дает начальнику МТК! Учит, как корабли строить! И как проектировать... А уж история с этими рудневскими эскадренными угольщиками... Простите, обида глаза застила. Только Вы поставьте себя на мое место...

- Федор Васильевич, дорогой! Какие могут быть извинения с Вашей стороны?! Это Вы меня простите великодушно, за тот эксцесс. В технике я, правда, на две, на три даже, головы ниже вас. Но только когда Всеволод Федорович провожал в Петербург, он меня напутствовал словами, которые навсегда в память врезались. Он крикнул мне тогда с мостика, когда мы от "Варяга" на катере в Шанхай отваливали: "Помните, начальство предполагает, а война располагает!" И знаете, как мне это напутствие помогло, при первой встрече с Николаем Александровичем...

- Да уж, невероятное дело Вам удалось! Всех льстецов и наушников от Николая Александровича отодвинуть. У него ведь как шоры с глаз спали! То, что происходит сейчас с флотом, многие офицеры и адмиралы иначе как чудом не называют. Только кто-то от чистого сердца, а кто-то, простите, и с завистью...

- Ох, на всех льстецов и себялюбцев возле Николая Александровича, меня, увы, никак не хватит. Не обольщайтесь. Так что гадостей флоту еще много пережить придется. Особенно при разработке новых типов кораблей и принятии большой кораблестроительной программы. Да и цели стать первым визирем императора я не преследую, поэтому и завистников опасаться не склонен...

Кстати, когда Вы тогда встали перед царем, я боялся больше всего на свете, что сейчас откажетесь, и потребуете отставки... Но, если честно, не от того, что совестно было. Просто я был абсолютно уверен, что достройку "Потемкина" в срок можно осуществить лишь в том случае, если император лично Вас это сделать обяжет. Это только в Ваших силах было...

- Вот, вот! Вы, молодой человек, понимали, а я, многоопытный моряк и командир бесился, потому как не верил. За то в первую очередь и винюсь... Хотя распоряжение Николая Александровича принимать башенную броню с раковинами, сразу меняло дело по срокам готовности корабля. Но тогда я, простите, расценил этот пассаж почти как диверсию, опять же от Вас персонально идущую!

- А сейчас как это решение расцениваете?

- Раковины в броне... По сути дела, такое абсолютно не допустимо. И двух мнений тут нет. Ибо, как еще Петр Алексеевич положил - приемщику недодел пропустившему кара тяжелее, чем нерадивому заводчику. Но, по спокойном рассуждении, мы пришли к выводу, что по носовой башне, где только две серьезных были, одна в тылу, в полуметре от броневой двери, а вторая в задней части правой боковины, в принципе приемка возможна. Если исходить не из обязательных требований и документов утвержденных, а из возможности поражения этих частей в бою. Она, конечно, много меньше, чем у лобовой части. По кормовой же башне, как Вы знаете, две детали пришлось-таки лить заново. Права на брак и переделку уже не было. Но в итоге, слава Богу, вышли чисто, одним словом - успели.

Конечно, и информацию о применении противником преимущественно фугасов на крупных калибрах мы учитывали. Но после этой войны плиты брачные заменить нужно будет непременно...

Как я расцениваю... Еще один линейный корабль уводит Григорий Павлович к Артуру. Да еще какой! А если бы все по букве да по параграфу, поспел бы он только к ноябрю... Слава Богу, что так все сложилось. Вот как расцениваю.

И... спасибо Вам, Михаил!

- За что же? Федор Васильевич! За всю эту нервотрепку? За ту, что уже, слава тебе, Царица Небесная, позади, и за ту, что впереди, а она для Вас в новой должности лютая будет...

- За то, что император сегодня к флоту лицом поворачивается, а не в кораблики да матросики играет. За то, что Вы, зная какую ахинею я на Вас лью, сказали Николаю Александровичу, что только я на месте Авелана сумею разгрести все это... Нет, не спрашивайте, пожалуйста, откуда знаю, знаю и все! За то, что кораблестроением занялись, что до бунта Кронштадт и Ижору не допустили. За то... За то, что к немцам идем не просто так, не с пустыми руками, за то, что император наш увидел, наконец, что флот военный, не просто игрушка диковинная, а великий инструмент политический...


****

После изучения бумаг и окончательной выработки линии поведения в общении с немцами на завтра, Вадим, проводив Дубасова до его каюты, вновь поднялся наверх. Над морем спустилась нечастая для Балтики по-летнему теплая, но уже и по-осеннему звездная ночь. Слегка покачивало. Прислонившись к еще теплой, нагретой солнцем за день броне шестидюймовой башни на правом срезе, он молча стоял, вглядываясь в полоску светлого неба на западе, на фоне которой резко выделялась темная громада "Александра", прокладывающего пенную кильватерную дорогу "Суворову". На душе было и легко и... неспокойно. Сердце сжимала теплая и светлая тоска по той, которую он оставил в далеком, шумном Петербурге.

Именно сейчас, в эту ночь посреди Балтики, он сам себе признался в том, что ему одиноко и пусто без нее. Без ее лучистых карих глаз, без шороха легкой и быстрой походки, без запаха ее чудесных волос... Именно тогда он понял, что любит. Понял, что так случилось, и с этим теперь уже ничего не поделаешь. И это все очень и очень всерьез. И... так уж получается, что новейший черноморский броненосец "Князь Потемкин-Таврический", о котором они недавно говорили с вице-адмиралом Дубасовым, имеет к этому самое непосредственное отношение...

Решающий шаг в долгом и непростом сближении Банщикова с Ольгой Александровной, имел место быть, когда он пытался уломать Николая на "морской круиз". Самодержец всеросийский не желал отправляться в гости к греческим родственникам на броненосце. Его не прельщала перспектива оставлять беременную жену, ожидающую долгожданного наследника.

- Государь, ну представьте только, сколько зайцев Вы убьете одним выстрелом! - в надцатый раз распинался Вадик, - во-первых, Ваше присутствие на "Трех Святителях" позволит юридически безукоризненно провести броненосцы через Босфор и Дарданеллы. Если Вы помните, Ваше величество, то по договору о проливах русские боевые корабли могут проходить его только по фирману султана. И только при наличии "главы государства на борту" выдача этого фирмана становится формально-обязательной. В противном случае разрешение на проход целиком и полностью во власти султана. А нам сейчас каждый лишний броненосец на дальнем Востоке нужен позарез!

- А где гарантия что султан этот фирман соизволит подписать? Англия, знаете ли, все одно будет против. И как, кстати, мы будем выводить ДВА броненосца, если я буду на ОДНОМ, а? - скептически нахмурил лоб Николай.

- Просто султан бдит интересы Турции и нечаянной выгоды своей не упустит, - устало выдохнул Вадик, многозначительно посмотрев на царя, и неожиданно заслужив первую за месяц улыбку на лице великой княгини, - Он прекрасно понимает, что любой русский броненосец, покинувший Черное море, обратно-то без его разрешения уже не вернется. А в данном случае, с Вами на борту, вопрос пропуска превращается в пустую формальность, и ему, султану, Англия никаких претензий предъявить не сможет.

Но уж на обратный проход ни "Святителям", ни "Потемкину", он позволения точно не даст, ни при каких обстоятельствах. То есть, у Турции в случае войны с Россией, будет на пару наших лучших броненосцев меньше головной боли. Если мы османам сразу скажем, что это рейс в один конец, и назад на Черное море корабли не вернутся, возражать они точно не будут. А на втором корабле может пойти генерал-адмирал Алексей Александрович, к примеру. Или Александр Михайлович.

Во-вторых, любой офицер и матрос нашего действующего флота, особенно его воевавшей части, узнает КАК и КЕМ были протащены на театр боевых действий лишние броненосцы. И будет прекрасно понимать, что, возможно, именно наличие этих, неучтенных японцами кораблей, спасет его жизнь. Как Вы думаете, Ваше величество, они после этого будут более или менее внимательно прислушиваться к агитаторам, которые им в оба уха поют, что царю на них наплевать?

- Пожалуй, что менее, - задумчиво протянул Николай.

- В-третьих, если мы покажем нашим японским друзьям, что если мы смогли вывести пару броненосцев с Черного моря, им придется в своих планах учитывать и весь остальной Черноморский флот, а это для них катастрофа. В свете чего возможны предложения о мире еще до того, как Чухнин дойдет до Дальнего Востока.

Так что, полагаю, решить вопрос с турками Ламсдорфу будет проще, чем Вам с ГМШ, Генштабом, Скрыдловым, Рожественским и всеми остальными, кто видит целью своей жизни Босфорский десант и костьми ляжет против вывода черноморцев. Вспомните нашу ругань с Дубасовым. Ведь все "не могу", "не возможно" и "не хочу" были только из-за нежелания ослаблять Черноморский флот! Мол, с макаками и балтийцы на раз-два должны справиться...

- Но переход двух броненосцев без крейсеров, разведки, миноносцев во время войны, это же слишком рискованно, - попытался опять отмазаться Николай.

- Ну, это с какой точки если смотреть. Вирениус оказался в положении еще более рискованном. А в этом случае нам вполне можно подгадать выход черноморцев именно так, чтобы в Средиземном море они встретились с "Александром", "Суворовым", "Орлом", "Сисоем", и "Светланой" которые будут готовы к походу через два- два с половиной месяца. Кроме того эскадренные миноносцы 350-тонного класса с ними уйти успевают...

- Господи, ну как я могу бросить Алики одну в такой момент!? Да еще на целый месяц! - снова запел уже слышанную Вадиком песню несчастного мужа Его Величество.

- Никки, - внезапно вступила в разговор уже месяц не принимавшая активного участия в обсуждениях Ольга, - Ты помнишь того молодого офицера с которым меня с год тому познакомил Мишель? Ну, он еще стал адъютантом у моего мужа... Да, вижу теперь ты вспомнил. Так вот, он отбыл с моим полком в Маньчжурию. И там погиб, в той самой злосчастной атаке. Мы с ним были близки... Как только могут быть близки два человека, один из которых формально замужем и никак не может получить развода. Это по нему, а не по моему подшефному и уже уполовиненному полку я, бессовестная, на самом деле ношу траур.

- Но почему... Оленька, я не знал... Я, поверь, сочувствую твоему горю. А зачем ты мне это сейчас рассказываешь? - ошарашено пробормотал Николай.

- К тому, дорогой братец, - непривычно жестко и как то по-новому глядя в глаза брата, произнесла сестра, - Что иногда, для блага государства жертвы приходится приносить и членам августейших фамилий. Я свою уже принесла. И, в отличие от тебя, я потеряла любимого человека не на месяц, а навсегда...

И еще, господа, - мой любимый брат, императрица, наш дядя... они же не единственные "особы принадлежащая к правящей семье". Какие еще корабли с Черного моря могут принести пользу на Дальнем Востоке?

- Ну, если очень постараться, то через два месяца можно выпихнуть в море "Очаков", это систершип "Богатыря", на текущий момент один их лучших бронепалубных крейсеров мира. Кажется из черноморской пары он в большей степени готовности чем "Кагул", тем более, что часть брони последнего мы уже пустили на модернизацию "стариков". Но как врач, - вспомнил о своей "основной" профессии Вадик, - Я категорически против морских путешествий для императрицы во время беременности.

- А кто говорит про императрицу? Я, вроде, пока еще тоже "особа принадлежащая к правящей семье", а уж мне-то море сейчас весьма полезно. Вот и составлю компанию братцу, как в старые добрые времена. Помнишь Николя, как в детстве мы любили бывать на море? Ты же не откажешь мне, в маленькой прихоти, сплавать в Афины! Я хочу посетить кузину... Тем более на самом мощном броненосце мира! А на "Очаков" пусть грузится Алексей Александрович, "Светлану" же ты у него отобрал, а он так любит крейсера.

- Что хочет женщина - то хочет Бог, Ваше величество!

- Угу... А моя жена для вас не женщина, что ли? Царица и только?

- Но...

- Что "но"? Молчите? Так-то... Ладно, вызываем Ламсдорфа.

- А я с вами все равно поеду!

- Ну, хорошо, Оля, хорошо. Пусть будет по-вашему, - теперь, когда у не отпускающей его из Питера жены появился противовес почти равного калибра, и того же пола, тянущий его в Грецию, Николай сдался.

Начиная с того дня великую княгиню неоднократно видели прогуливающейся под руку с доктором Банщиковым.


****

На исходе лета Император Всероссийский, сразу после исторической встречи с Вильгельмом, и проводов из Либавы первого отряда третьей эскадры Тихого океана, отбыл в Крым, где во время инспекции Севастопольского порта и кораблей флота, на только что выстроенном новейшем броненосце "Князь Потемкин-Таврический" неожиданно поднял свой флаг.

14 сентября, вместе с броненосцем "Три Святителя" с Великой княгиней Ольгой Александровной на борту, и в сопровождении спешно, в пожарном порядке введенного в строй "Очакова", Николай Второй вышел в направлении Константинополя. Крейсер, при достройке которого были частично "каннибализированы" механизмы однотипного "Кагула", шел под флагом генерал-адмирала. Официально царь планировал нанести в Афины ответный официальный визит Георгу I.

Вечером того же дня из Одессы вышел караван из нескольких больших транспортов под коммерческим флагом, но с эскортом из четырех новейших истребителей 350-ти тонного типа. Приблизительно на широте Варны оба русских отряда встретились, после чего обойдясь без излишних салютов и взаимных приветствий, транспорта по приказу адмирала вступили в кильватер броненосцам, а истребители попарно разбежались в ближний дозор. Вскоре сигнальщики "Жаркого" углядели впереди дым.

К удивлению офицеров и матросов русских кораблей, на подходе к Босфору их ждал недавно вошедший в состав турецкого флота крейсер "Гамидие", который и проэскортировал корабли через проливы. Единственной задержкой на этом пути стала кратковременная остановка в Стамбуле для отдания салютов и всех прочих предусмотренных протоколом почестей турецкому султану, с которым Николай Второй имел непродолжительную беседу на борту броненосца "Мессудие". Затем русский отряд продолжил движение к Мраморному морю. Об истинной цели похода знали немногие...

Через несколько дней направляющийся на Дальний Восток с Балтики отряд российского императорского флота, милях в сорока от входа на рейд Порт-Саида встретился с кораблями, которых теоретически в Средиземном море быть вообще не могло. Громогласное "Ура", дружно выкрикиваемое командами, временами заглушало даже залпы салютующих орудий. После затянувшегося на два дня царского смотра, на котором матросы приветствовали Николая Второго без единого понукания со стороны офицеров, усиленная в полтора раза 3-я эскадра флота Тихого океана потянулась в Суэцкий канал.

Император перед этим еще успел принять на борту "Потемкина" представителей местной администрации и командиров находившихся здесь же английских и французских кораблей, раздав им по такому случаю ордена Станислава. Единственным исключением стало награждение двух немецких офицеров: командир скромной канонерки "Пантера" и "случайно" оказавшийся на ее борту военно-морской агент Германской империи в Стамбуле получили ордена Владимира 4-й и 3-й степеней соответственно. После чего со всей свитой, в которую входил и Вадик, Николай Александрович на "Полярной звезде" отправился погостить в Афины. Приличия надо было соблюсти...

На корме царской яхты, нежно обнимая за плечи княгиню, любующуюся тонущем в Средиземном море солнцем, доктор Вадик тихо прошептал ей на ухо, впервые обратившись к ней на ты.

- Пожалуй, все, что могли на данный момент мы уже сделали. Можно до возвращения в столицу расслабиться и немного подумать о себе, а не о России. По моему тебе пора развестись со своим мужем, как ты на это смотришь?

- Я бы с удовольствием это сделала еще год назад, но, увы, - он мне отказал. Не ранее чем через семь лет. Так что - придется потерпеть, Михаил. Или найти себе кого-то свободного, хоть мой брак и формальность, но нарушать его святости перед богом я не могу.

- И не придется, Оленька. Я достаточно хорошо тебя узнал, и не могу поставить тебя перед столь непростым выбором. Но по возвращению в Питер, я сделаю твоему мужу предложение, от которого тот не сможет отказаться. И еще - пожалуйста, называй меня Вадимом, или Вадиком, привычнее как-то.


****

- Итак, в связи с вышеперечисленным, я бы хотел видеть график выплат. Волею судеб оказавшись единственным держателем всех ваших долговых обязательств (знал бы ты, "голубой князь", во что мне это обошлось) я настаиваю на их своевременном погашении.

- Слово чести князя вам уже не достаточно? Я клянусь на фамильном гербе, что все долги будут погашены в срок, мы с моей женой...

- Простите, ваше высочество, - выплюнул титул собеседника доктор Вадик, - но я не совсем понимаю - причем тут ваша супруга. Это ваши долги, на девяносто пять процентов карточные, а про остальные пять мне вообще говорить противно. К тому же, насколько мне известно, Ее Высочество Великая княгиня Ольга, все имеющиеся при ней на данный момент средства направила на создание всероссийского фонда "Вспомоществования раненым товарищам ветеранам". Так что ваш обычный источник средств для вас сейчас недоступен. Ваши европейские родственники, несмотря на их громкие титулы, сами бедны как церковные мыши, да и любят они вас, как (тут Вадик предпочел подавиться пришедшим на ум сравнением)... Ну, в общем, денег вам там никто не ссудит, тем более при вашей то репутации.

При условии неполучения денег от Ее Высочества Ольги, и прочих заимствований из Русской казны, а она, поверьте, для ВАС теперь недоступна (а вот за это, петух гамбургский, мне только спасибо было от министра финансов, господина Коковцева) как вы намереваетесь расплачиваться? Сейчас война, знаете ли. И император повелел любые частные потуги до казенных денег проводить через Госсовет. А у обер-прокурора Синода, как я слышал, по вашему поводу устоявшееся мнение имеется, да и вопросов он вам несколько задать видимо пожелает...

Глубоко уважаемый ваш батюшка вам так же деньгами помочь не сможет, в связи с собственной финансовой стесненностью. Курортец в Гаграх пока приносит ему лишь убытки и долги. Да вы и сами о том прекрасно знаете. Хотя к этому благому делу, в которое втравился ваш отец, я как медик испытываю полное сочувствие. Чего никак не скажешь об отношении Александра Петровича к тому, как его отпрыск проводит свои часы досуга. Вот уж злой рок! Человек полжизни боролся с этой мерзостью в армии, а тут собственный... Так что выгораживать вас перед императором ваш батюшка ТЕПЕРЬ точно не станет...

- Что!? ЧТО вы этим хотите сказать, милостивый государь! Я...

- Хочу сказать, что первый платеж вы уже пропустили, ваше высочество...

- Я... Вы... Да как вы смеете! Кто вы вообще такой, и что вы от меня хотите? - вскочив с кресла попытался "задавить" неизвестного ему докторишку, которого сам принял сперва за простого посредника, нынешний муж княгини Ольги, Петр Александрович Ольденбургский.

При том, что сам он был хоть и выше среднего роста, но весьма щуплого телосложения, это смотрелось весьма комично. Доктор Банщиков открыто хохотнул и, свободно откинувшись на спинку кресла, не спросясь закурил. Выпустив клуб дыма в лицо побагровевшему от такой наглости князьку, он перешел на деловой тон.

- Я, любезный князь, - ваш главный и единственный кредитор. Кто, как и почему - не важно. Факт в том, что вы мне должны, и весьма много. С учетом процентов порядка полутора миллионов (выкупленных, правда, всего за 800 тысяч, эх плакали мои денежки).

Сейчас я вам сделаю одно альтернативное предложение, один раз. Если вы откажетесь - я клянусь, вы станете первым в истории России князем, постояльцем долговой тюрьмы... Мне угодно, чтобы вы в течение месяца дали развод вашей жене, и желательно проваливали из России на все четыре стороны. Хотя последнее - на ваше усмотрение.

- Так вот оно что... Мне говорили, что моя супруга слишком часто бывает замечена в обществе некого господина морского доктора... Но я не думал что все настолько серьезно. Вы хоть знаете, какое значение придает ее царственный брат нашему браку? Династическому, между прочим....

- Знаю, - прервал надувшегося как петух европейского князька Вадик, - уже никакого (тут он немного блефовал, но Николай сам изрядно недолюбливал мужа сестры, а после "случайного" рассказа Вадика о "наклонностях и сексуальных предпочтениях голубого князя", который был полностью поддержан присутствовавшим на той беседе о реформе народного образования Победоносцевым, и правда не горел желанием того спасать). В случае вашего отказа, развод будет оформлен автоматически, после вашего помещения в тюрьму, ибо у русской Великой Княгини не может быть мужа сидящего в тюрьме. Это невозможно с той самой "династической" точки зрения, знаете ли. Кстати о тюрьме... Вы в курсе, ЧТО там иногда происходит, при нехватке женской ласки? Впрочем, возможно как раз это то вас и не пугает...

- Довольно! Что вы себе позволяете!? - сорвался на крик генерал свиты его величества, которому в первый раз за всю его сознательную жизнь намекал о его ориентации кто - то, не принадлежащий к "его кругу".

- Все, что мне заблагорассудится, - поднявшись с кресла взял соперника за воротник и притянул к себе поближе на порядок более мускулистый и на десяток лет более молодой Банщиков, - третьим, и кстати, наиболее устраивающим МЕНЯ вариантом, является дуэль. После чего Ольга станет вдовой, избавленной от необходимости терпеть ваше существование на этом свете. Выбор за вами, но вы можете выбирать только из трех вышеизложенных вариантов. Через неделю я подаю на вас в долговой суд, как на просрочившего уже второй платеж. Это я называю - "сделать предложение, от которого вы НЕ МОЖЕТЕ отказаться". Честь имею.

С этими словами Вадик слегка оттолкнул обалдевшего от столь бесцеремонного обращения князя, отчего тот с плюхом приземлился в кожаное кресло. Бросив на стол отдельного кабинета ресторана "Максим" пятирублевую купюру, доктор направился к ожидающему его извозчику. Жизнь продолжала радовать молодого доктора, вернее недоучившегося студента, волею судеб ставшего завсегдатаем великосветских салонов, постоянным собеседником и доверенным советником Императора Всероссийского.

Вопрос с разводом Ольги можно было считать решенным, она и так разошлась с мужем в 1916 году ради любимого человека, так что он просто немного ускорил события. Тогда, в его мире, Николай настоял на семилетней отсрочке. Сейчас и здесь - Никки, узнав, что отсрочка ни к чему кроме нервного срыва у Ольги не привела, и заваленный Вадиком черным пиаром на князя, дал добро на немедленный развод. Хотя, конечно, главным моментом в решении Николая, несомненно стало то, что он к тому моменту уже искренне испытывая к Банщикову дружеские чувства, не желал расстраивать личного счастья сестры.

Жизнь продолжала радовать доктора еще пару часов, пока он не приехал в свою импровизированную лабораторию, под которую была переоборудована одна из залов Елагина дворца. Хотя эксперименты по переливанию и отделению плазмы под руководством Ивана Петровича Павлова шли успешно, (того самого Павлова, временно оставившего собачек без присмотра, и переведенного в Институт крови из Института экспериментальной медицины, о чем Вадик ездил лично договариваться к основавшему его Александру Петровичу Ольденбургскому, которому в итоге при содействии Банщикова была обещена императором поддержка в развитии саноторно-курортного проекта на Кавказе), проблем на медицинском фронте хватало. С порога его огорошили новостью - мышки, на которых велись эксперименты по отработка антибиотика на базе анилиновых красителей, в очередной раз отбросили копыта. Вернее - заменяющие их когтистые лапки.

Это была уже пятая партия, и пока единственным прогрессом было то, что они дохли не мгновенно, а спустя двое суток. Но - дохли стабильно все, без исключений. Громко выматерившись доктор Вадик снова засел за перепроверку технологических процедур, пытаясь понять, где именно он делает ошибку. Ему все сильнее казалось, что проблема лежит в недостаточной чистоте исходного продукта, но как именно отсепарировать все примеси из исходного красителя, основываясь только на технологиях начала века... А стрептоцид, обещавший быть золотым дном, нужен был уже вчера. Его массовые клинические испытания проще всего было бы устроить до конца Русско-Японской войны. Засидевшись за экспериментами (вроде медленная дистилляция раствора могла удалить большинство примесей, по крайней мере более летучие и тяжелые соединения, эх - полцарства за хромотограф!) Вадик несколько пропустил время выезда на еженедельный обед с Питерским банковским сообществом. Пропускать эту встречу было нельзя, экипаж уже был подан и ждал у подъезда.

- Голубчик, принеси, пожалуйста, из кареты букет роз, - обратился Вадик к дворецкому, пробегая мимо него в ванну, ехать к серьезным людям ТАК воняя химикатами, было решительно невозможно, - он там под задним сидением. И поставь в воду, очевидно в Зимний мне сегодня уже не попасть, а без воды - до завтра наверняка завянет.

Розы были куплены для Ольги, он просто не смог проехать мимо нежно розового шара выглядывающего из окна голландской цветочной лавки на Невском. Их цвет почему то настолько явственно и болезненно вызвал у него ассоциацию с княжной, что он, не раздумывая и не торгуясь, заплатил за две дюжины розовой прелести. Он намеревался сделать любимой женщине столь не одобряемый ею ("ВадИк, - почему то с ударением на второй слог, всегда отчитывала она его в таких случаях, - ты меня отчаянно компрометируешь, душа моя. Не смей этого больше делать, ни смей, слышишь?". Но при этом так радостно зарывалась с головой в букет или рассматривала каждую безделушку такими глазами... Ей было абсолютно непривычно, но явно приятно получать подарки не как княжне, а как любимой женщине...) сюрприз, но... Мышки сдохли, и Вадик снова, в который раз, азартно с головой залез в эксперименты, забыв о времени, более важных банковских делах и даже о ней. Все же где - то там, под маской морского волка - доктора и прожженного придворного интригана, жил обычный мальчишка студент.

Грохот взрыва и упругая взрывная волна дошли до дворцовой ванны в момент, когда Вадик, только-только открывал кран горячей воды в душе. Накинув банный халат прямо на голое тело, Вадик вылетел на улицу. Позже, вечером, пытаясь проанализировать события этого длинного дня, в который он, по чистой случайности, пережил первое, но далеко не последнее покушение, он никак не мог понять одного. Ну, за каким хреном его вообще понесло на улицу, к месту взрыва? Туда, где все еще кисло воняло взрывчаткой, где кто-то в голос орал, что-то горело, и не факт, что не поджидал его еще один "бомбист"? Да еще и практически голым, ну куда было так торопиться?? Только после третьего бокала коньяка, прижимая к себе все еще дрожащую от страха княгиню (прослышав о взрыве, она материализовалась во дворце через невозможные для транспорта начала века полтора часа, и долго убеждала Вадика, что "она во всем виновата, и на ней висит рок, смертельный для каждого полюбившего ее") он понял. В нем сработал рефлекс военного врача. Если что-то, где-то взорвалось, и там орут от боли раненые, то когда все нормальные люди бегут ОТ взрыва, его ноги сами, без вмешательства головы, несут прямо к его эпицентру...

Среди дымящихся обломков экипажа, лежало два изуродованных тела. Кучер погиб прямо на козлах, а дворецкий, нашедший розы и успевший вытащить их из-под кожаного сиденья, сейчас лежал в саване из нежно-розовых лепестков. Помощь им уже не требовалась. Зато пятеро случайных прохожих и пара солдат караула пострадали от осколков адской машины и щепок кареты. Неподалеку еще двое солдат и матрос (легкораненый еще при прорыве из Чемульпо кочегар с "Варяга", который сопровождал доктора Банщикова еще в его вояже на катере, и добравшийся с ним аж до самого Петербурга, где Вадик упросил командование Гвардейского экипажа оставить его у себя, в качестве ординарца и посыльного), несшие караул у ворот дворца, крутили руки вырывающегося человека, который весело орал что-то непотребное. Решив, что истерика подождет, Вадик для начала наложил жгут (единственной подходящей веревкой, бывшей под рукой, оказался пояс халата, так что вид полуголого доктора, спасающего жителей Питера от "бомбистов", потом долго еще был темой салонных анекдотов) на оторванную руку господина средних лет, не дав тому истечь кровью. Второй он проверил лежащую рядом с ним даму - без сознания, сотрясения мозга вроде нет, видимых ран и повреждений серьезнее пару ссадин тоже нет, скорее всего обморок или легкая контузия. Перевязывая проникающую рану на боку пробегавшего на свою беду мимо мальчишки посыльного, прикидывая насколько тому повредило легкое, и как избежать пневмоторакса, Вадик, наконец, расслышал, что именно орал удерживаемый солдатами и подоспевшим городовым "сумасшедший":

- Смерть тиранам! Ну что, сатрап царский, кто теперь властитель дум Николашки? Не желаете теперь мне в нос съездить, господин доктор с "Варяга"? У нас на каждого из вас по бомбе или пуле найдется!

Так как раны остальных пострадавших напрямую не угрожали жизни, Вадик решил посмотреть, кто же это столь горластый. В кричавшем он с удивлением узнал Яшу-агитатора с кронштадского завода.

- Господин Яков Б... Бельский, Бульский или Блядский, как вас там?? Так это что, выходит, сука, это все ТЫ натворил? - искренне изумился Вадик, увидев человека, к которому лично он никаких отрицательных чувств не питал, и который почему-то пытался его убить, - но почему?

- Бельгенский, - оторопело поправил доктора бомбист, шокированный чудесным воскрешением объекта покушения, - но я же видел, как ты садился в карету! Ты же к банкирам должен был ехать, полчаса тому... Но как, почему ты живой?!

- В карету лез мой дворецкий, я попросил его кое-что оттуда мне принести. Так что ты, падла, угробил двух ни в чем не повинных людей, - начал заводиться Вадик, до которого, наконец, дошло, что его только что чуть не убили, и это явно не случайность, и не инициатива одного человека, а спланированное покушение, - А вот кто тебя послал меня убить, зачем, и главное - кто тебе, гаду, рассказал о моем расписании, это ты сейчас у меня в лаборатории расскажешь. Ребята, тащите-ка этого на второй этаж, где лаборатория знаете? Ну, мышей туда позавчера заносил не ты ли?

- Так, ваше благородие, его ж, халеру, в участок надо бы. Бомбиста этого, - заколебался вспоминая о должностных инструкциях подоспевший городовой.

- Я ничего тебе, держиморда, не расскажу! - гордо и непреклонно заявил Яша.

Но пока полицейский обдумывал, чем ответить на "держиморду" в присутствии лица благородного, это самое лицо, то есть Вадик, как то странно взглянув на Бельгенского процедил:

- Расскажешь, поверь... МНЕ - все расскажешь. Видать ты, милок, даже не представляешь, что может сделать с человеком врач, бывавший на востоке, и знающий анатомию. И которому очень нужны правдивые ответы. Это, конечно, меня не красит, но ответы твои, я так или иначе получу.

Теперь по поводу участка, - повернулся Вадик к городовому и караульным солдатам, - сейчас вам дадут каждому по червонцу... И запомните - бомбиста разорвало на части его же бомбой. С Плеве, или даже с самим государем, я как-нибудь сам все урегулирую. Но если хоть кто из вас, хоть когда, хоть кому, хоть жене, хоть начальнику квартальному скажет, что этот остался после взрыва жив... Тогда придется пропасть еще паре-тройке человек. Включая и жену, и квартального. Поняли? Будете молчать - получите повышение, обещаю. Все ясно? А теперь: этого - на второй этаж и привязать к стулу.

Дождавшись утвердительных кивков и оставив городового отбиваться от собирающейся толпы, процессия направилась вверх по лестнице.

- У нас мало времени, а узнать мне у дорогого гостя надо очень много... Адрес ячейки, кто у них старший и главное - от кого поступил заказ убрать именно меня, и откуда пришла информация о том, что я сегодня еду на встречу с банкирами, это минимум. Яша, может сами расскажете? Вы так и так сегодня умрете, я вам не царский суд и пару трупов ни в чем не повинных людей прощать не собираюсь. Так хоть отойдете без мучений и исповедуетесь мне, заодно. На том свете зачтется, может быть.

- Но... Это же беззаконие! Как вы смеете? Ведь есть же суд присяжных, адвокат, есть же полицейское управление, - оказался совершенно не готов к такому повороту событий Бельгинский. - я все равно ничего вам не скажу, отпустите меня, я требую сдать меня в полицию! Вы не имеете права!

- Яшенька, о чем это вы? Какие права? Какой, к лешему закон? Те двое, Петр Сергеевич, мой кучер и Виталий, мой дворецкий, их-то какой суд приговорил? И какой интересно адвокат приговорил случайного прохожего к ампутации руки, а десятилетнего пацана к дырке в легких? Нет уж. Адвокат, присяжные и прочая законная мутота, это для честных уголовников, что грабят, насилуют и убивают, не прикрываясь высокими идеалами. А вам, господам "социалистам", взявшимся решать кому жить, а кому умирать исходя их классового подхода, такая роскошь отныне не доступна. А то знаю я вашего брата - плюнете на портрет царя в зале суда, и дадут вам 12 идиотов присяжных за двух покойников лет пять каторги. Просто потому, что и самим плюнуть иногда охота, а смелости не хватает. Ну и модно это нынче, плеваться куда попало. Из пяти лет вы отсидите в Сибири года три от силы, при хорошем питании и в теплой компании вам подобных "политических".

Кстати... После того как Николай, с моей подачи между прочим, объявил полную свободу слова, термин "политический заключенный" потерял всякий смысл. Если кто-то что-то эдакое сказал - только за это его уже не посадят. Ну а уж если кого ограбил или убил - то тут мотив и вовсе не важен. А вас, сударик мой, я уже приговорил. Вопрос только в том, как именно приговор будет приведен в исполнение, сразу - быстро и без мучений, или по-другому, как вы того действительно заслуживаете. Так или иначе, но поверьте, дружочек, вы мне расскажете все, что мне интересно. А коли решите упорствовать, отнимая мое время, тогда заодно науке российской послужите, мне как раз надо пару экспериментов поставить, по воздействию новых антибиотиков на человека. Я как раз просил Плеве мне пару приговоренных к повешению бандитов передать, а тут вы с оказией. Не рисковать же жизнями нормальных людей, правда?

- Анти био... Так вы тут еще и яды разрабатываете, народ травить? - блеснул знанием основ латыни побледневший Яков, и попробовал пробудить сознательность в тащивших его вверх по лестнице братьях по классу - солдате и матросе, - товарищи! Не слушайте царского сатрапа, что задумал отравить борца за свободу трудового народа, не нарушайте законов государства Российского, немедленно сдайте меня в полицию! Не потворствуйте произво...

Его яркая тирада была на полуслове прервана ударом под дых. Матрос первой статьи Никита Оченьков наотмашь хряснул разговорившемуся агитатору, и стал в ответ резать ему свою, матросскую правду матку. Он принял за чистую монету слова Вадика о том, что Яшу так и так пристрелят, и теперь не стеснялся в средствах выражения мысли, чем удачно подыграл доктору.

- Какой я тебе товарищ, гнида сисялисская? Ты что, тоже с япошками воевал? Это где же интересно? Мои товарищи сейчас или на "Варяге" в море ходят, или в окопах сидят в Порт-Артуре, но тя я ни там ни там не видел, падла. Ты только в прохожих бонбы швырять смел, как я погляжу, вот теперь перед товарищем доктуром и держи ответ. Ты же его подзарвать хотел, не полицию? Вот теперь перед ним и кайся!

- Товарищ Оченьков! Полегче с этим, сначала он нам должен все рассказать, не убей его раньше времени, - вмешался Вадик, искоса поглядывая на вконец погрустневшего Яшу, - а насчет "ядов народ травить" - вы снова правы с точностью до наоборот. Малая доза нужного яда, данная больному жестоким, но умным доктором - это то, что его обычно спасает. Вот уж только не думал, что мне придется вытравливать заразу во всероссийском масштабе...

Понимаете, Яков, я ЗНАЮ чем кончатся ваши социальные эксперименты, если вы преуспеете. Вы вроде в гимназии учились, должны знать историю французской революции? Так вот, вы, коль преуспеете, прольете в России такие реки крови... В общем, после вас галльская заварушка покажется чем-то вроде пикничка на обочине, или легкой разминки. Страна то у нас побольше будет... Пока к власти не придет поколение революционеров-управленцев, а для этого ему придется вырезать поколение революционеров-романтиков, то есть ВАС, милейший, вся страна умоется кровушкой. И не один раз. Господи, как хочется найти менее кровавый способ прийти к тому же результату...

Ладно, этот лирика, вас, вижу, уже к стулу примотали... Ну, да, вроде надежно. Итак - начнем. Вопросы вы слышали, игла под ногти на спиртовке уже калится, начинайте же рассказывать, я вас умоляю...

Вадик выбрал из стопки шприцов наиболее брутально выглядящий, и положил его десятисантиметровую иглу острием в пламя спиртовки, на которой медленно дистиллировался раствор красителя. Затем он накинул черный, кожаный фартук, хранившийся в лаборатории на случай работы с кипящими растворами, и повернулся к побледневшим от его зловещих приготовлений Оченькову и солдату.

- Спасибо. Идите пока, товарищи. За свои необходимые злодеяния, я сам перед богом и людьми отвечу, вы тут не при чем. Сейчас я - хирургический скальпель, отделяющий гнилую, смердящую, гангренозную плоть от здорового организма нашей с вами России! - замогильным голосом произнес Вадик, - сюда никого не впускать, даже государя императора, паче чаянья тот появится.

Его поза-, поза-, позапрошлая подружка, из-за которой он на 2 месяца завис в готской тусовке, сейчас могла бы им гордится. Впрочем, Вадик, и в правду, был на грани того, чтобы засадить идиоту террористу пару раскаленных иголок под ногти. А потом, в припадке гуманности, обработать раны недоведенным до применения, смертельно опасным стрептоцидом. А лучше всего актер играет ту роль, в которую он сам верит, и которая соответствует его внутреннему настрою.

К счастью, до иголок не дошло - Яша оказался не "профессиональным боевиком", а профессиональным агитатором... Ну, если честно - почти не дошло. Клиент раскололся при первом касании его плоти раскаленным металлом, когда и самого Вадика уже почти стошнило. К счастью для них обоих, Яша принял гримасу сдерживаемой рвоты на его лице за оргазм палача садиста и "запел".

Вскоре Банщиков знал, что мерзавец напросился на это задание сам, чтобы лично свести счеты с сорвавшим его полугодовую работу в порту докторишкой, как только руководство ячейки приняло решение о его ликвидации. Это и объясняло некую топорность работы, обычно не свойственную боевым организациям партии СР.

Спустя еще полчаса, Вадик уже записал на последней страничке лабораторной тетради все интересующие его подробности, включая адрес явочной квартиры и фамилии руководителей ячейки. Единственное, чего он по-прежнему не знал, это ОТКУДА поступил заказ на его ликвидацию. Но этого, увы, не знал и сам Бельгенский, сейчас скорчившийся с кресле, с лужей под ним (гуманность Вадика не распространялась на то, чтобы отводить свежего убийцу в туалет), с ужасом взирая на спокойно курящего сигару и рассуждающего Вадика, ожидая выстрела в голову или укола в вену.

Светская беседа, отягощенная пытками, была прервана острожным стуком в дверь.

- Ребята, ну, я же русским матерным языком сказал - никого не впускать! Даже государя императора! Если кто из полиции - посылайте их к главному полицмейстеру, - раздраженно вскинулся Вадик, на самом деле обрадованный тем, что его прервали.

Первоначальный запал был весь растрачен на "беседу" с Яковом, и пристрелить его сейчас рука просто не поднималась, но и отпускать его было нельзя, а передавать дело законным властям пока преждевременно.

- А про меня почему не проинструктировал, опять забыл, горе мое? - раздался взволнованный женский голос.

- Душа моя, прости, но сюда тебе нельзя. Подожди меня в зале, минут пятнадцать, пожалуйста...

Ну, друг ситный, - вполголоса, обернувшись к по-прежнему привязанному к креслу агитатору, прошипел Вадик, - Вот ведь ирония судьбы. Именно явление особы той самой царственной фамилии, смерти которой вы так искренне добиваетесь спасло вам жизнь.

И, дождавшись облегченного вздоха "подследственного", Вадик, зловеще усмехнувшись, многозначительно добавил:

- На сегодня. Охрана! Этого в подвал, запереть и глаз не спускать. И почему до сих пор полиция меня даже не попыталась побеспокоить?

- Так, товарищ доктор, - довольно усмехнулся выворачивая руку Якову кочегар Оченьков, - мы на улице всем растрезвонили, что бонбиста энтого разорвало его же адскою машинкой. Вот они уже час как и пытаются его руки-ноги отыскать. А вас спрашивали. Но мы сказали, что вы после взрыва в обмороке, и просили никого кроме государя императора и главного полицмейстера Петербурга не беспокоить.

- Ну, молодцы. С этим все пока, ведите его с глаз долой. Да смотрите, не перепачкайтесь...

И тут Яков, на свою голову решивший, что последнее слово сегодня должно остаться за ним, подал голос. То ли на него повлияло появление зрителей, то ли он хотел доказать самому себе, что его дух не сломлен... Так или иначе, слова он выбрал на редкость неудачные и не подходящие к мизансцене.

- Ползи-ползи к своей великосветской шлюхе, палач царский! Теперь я понял, чем тебя Николашка купил - своей потаскухой-сестрой! Но помни, если я сегодня промахнулся, то другие придут за мной! И рано или поздно, мы до вас всех доберемся, вот тогда то и тебя, и ее разорвет на мелкие кусочки мяса, как...

Вадик потом как ни старался, не мог вспомнить, как именно он схватил револьвер. Оченьков же, в свою очередь, до конца дней своих при мыслях об этой минуте, зябко передергивал плечами, когда вспоминал ГЛАЗА, своего такого веселого, спокойного и мирного "доктора" - командира... Именно этот взгляд, а вовсе не вид нагана зажатого в руке доктора, и заставил его ничком броситься на пол. Крик Вадика перекрывался семью выстрелами, и звучал примерно так:

- Мне б... БАХ! глубоко по х... БАХ! как ты БАХ! лаешь меня или Николая, выб... БАХ! ...ок, но Ольгу ты своим сра... БАХ! ...м языком не трогай!!! И х... БАХ! тебе, а не мое мясо на тротуар, гандон е... БАХ! ...ый!!! И всех гнид, кто за тобой ЩЕЛК! (барабан револьвера опустел, и тот теперь вхолостую щелкал бойком) приползет, я точно так же уничтожу! ЩЕЛК! До кого дотянусь сам, а до кого нет, ЩЕЛК! друзья и товарищи помогут! ЩЕЛК! (поняв наконец, что револьвер пуст, Вадик отбросил его в сторону). Встань, сука! Встань, я тебя своими руками придушу!!!

- Михаил Лаврентьевич, батюшка, да как же он встанет, вы ж ему в пузо то раза три попали! - опасливо выговорил, выбираясь из-под тела агитатора, и косясь на трясущиеся руки доктора, Оченьков.

В кабинет подобно вихрю, ворвалась Ольга, походя оттолкнув хрупким плечом с дороги весящего не менее центра матроса.

- Что случилось! Ты жив?! Господи! Спаси и помилуй... А это кто??!! - взгляд ее упал на лежащее в луже расплывающейся крови подергивающееся тело.

- Я... Он... А я... - Вадик никак не мог прийти в себя после первого в жизни убийства, пусть и совершенного "в состоянии аффекта".

- Тут энтот бонбист, он вырваться попытался, да еще и вас порешить обещал, Ваше Высочество, - неожиданно для самого себя пришел на помощь командиру Оченьков, - ну, товарищ доктор осерчали значить, и это... Весь барабан, в общем, в него и выпулили. Но больше они уже никому вреда не причинят, не извольте беспокоится!

Постепенно успокаивающийся Вадик благодарно кивнул матросу и попытался увести разговор на другую тему:

- С этим всем я потом разберусь, солнышко мое, а пока пойдем, побеседуем с нашими бурятскими товарищами, которые в зале ждут...

- Какая беседа, ВадИк? Да на тебе лица нет, подождут до завтра, - попыталась образумить его Ольга, но как обычно, доктор Вадик прислушивался только к мнению доктора Вадика.

- Если они завтра в шесть утра не будут на пароходе, который отходит в Шанхай, то мы потеряем еще месяц. Пойдем душа моя, да и пока с ними буду разбираться, я про этого, - Вадик снова поежился, и ткнул пальцем в свежий труп на полу, - забуду быстрее...

В эту ночь Ольга в первый раз осталась ночевать у Вадика. На его вопрос, "а как же муж", последовал выразительный взгляд и тяжелый вздох.

- Какие же вы мужчины все же глупые... Ты же видел - мое личное проклятие на самом деле существует. Муж - одно название, первый любимый человек - шрапнель в голову, а теперь и тебя чуть не разорвало на части... Я не хочу больше терять времени... А муж... Он, в конце концов, только перед людьми, и уж точно никак не перед Богом. Да и не только тебе надо сегодня забыть про этот воистину ужасный день...

На утро, донельзя довольный, и безмерно удивленный Вадик, (никак не ожидавший, что после нескольких лет замужества, пусть и за конченым педиком, красивая женщина может все еще быть... технически не совсем женщиной) встретился, наконец, с представителями властей. В его ушах до сих пор сладчайшей музыкой звучали слова Ольги - "если бы я только знала, что это может быть настолько хорошо, я бы столько не ждала"... И пребывая в чрезвычайно приподнятом состоянии духа, Вадик был готов на любые подвиги.

Решив не мелочится, он начал сразу с министра внутренних дел Плеве. Пару часов спустя, "слив" министру абсолютно вымышленную, как он был уверен, информацию о готовящемся на того покушении[118] боевиков ПСР, Вадик получил карт-бланш на любые действия против партии эсэров.

До известной доктору Вадику даты, когда императрица должна была произвести на свет наследника, оставалась еще пара недель. В списке Петровича и Балка все позиции помечены галочками. Доказывать и убеждать уже ничего и никому не надо, только проверять и подгонять периодически. Значит, за эти недели можно приложить максимум усилий на решение проблемы с покушениями. А если получится, то и в целом с партией социалистов революционеров. Ну, или хотя бы с ее вменяемой частью. Кроме одного персонажа. Петрович в шифрованной телеграмме предупредил Вадика, что Василий строго-настрого запретил даже близко приближаться к Борису Савинкову. Если удастся - отслеживать местонахождение. И не более того.


****

Дикий грохот потряс, казалось, весь дом, пробуждая его от утренней тишины.

- Откройте, полиция!

За дверью молчали. Наблюдатели на улице увидели, как одно из окон третьего этажа осветилось светом свечи, потом мимо окна пронеслась какая-то тень. И тишина. Добропорядочные граждане должны были открыть дверь немедленно, как только прозвучали эти слова.

Вот только добропорядочных граждан за дверью не было. А недобропорядочные граждане открывать полиции не стали. Городовые молотили по двери сапогами и рукоятками револьверов еще минуту. Потом начальство поняло, что в этот раз что-то пошло не так.

- Ломайте дверь! - заорал ротмистр в голубом мундире.

Двое здоровенных городовых, разогнавшись, врезались в дверь. Именно так они всегда врывались в воровские притоны. Опыт подсказывал, что после такого удара дверь вылетала чуть ли не к противоположной стене притона. Но не в этот раз. Ощущение было такое, словно плечом пытались проломить скалу. После второго удара что-то хрустнуло и один из гигантов, матерясь, схватился за плечо. Второй недоуменно замер.

- Так это, вашбродь, не открывается...

- Фельдфебель! Крикни, чтобы ломали черный ход!

Черный ход ломали долго. Дверь черного хода ничуть не уступала двери парадного по толщине и прочности, а из инструментов у полиции были только кулаки, шашки и рукояти револьверов. Еще через пять минут, ротмистра осенило:

- Степан! Найди мне дворника!

Распространяющий смесь чеснока и махорки дворник принес топор. Прорубив в двери отверстие, городовой заорал

- Вашбродь! Тут решетка!

Принесли кувалду. От могучих ударов с потолка сыпалась штукатурка, лопались стекла и гудело в голове.

- Не надоело? - молодой человек в элегантном костюме с медицинским чемоданчиком в руках укоризненно посмотрел на ротмистра, напоминающего мельника в своем засыпанном штукатуркой мундире.

- Доктор Банщиков? - ротмистр удивленно посмотрел на костюмоносителя, которому обещал показать, "как надо арестовывать бомбистов" - Но мы же...

- Перекрыли все выходы. Знаю, знаю. Но я Вас перехитрил и вышел через вход! И перестаньте ломать дверь. Не поможет. Сейчас я ее открою, и Вы сможете посмотреть на засовы и решетки. А еще посмотрите вот на это, - молодой человек сунул руку в докторский саквояж, достал оттуда здоровенный маузер и начал стрелять прямо в дверь.

- Там стены досками обиты, потом посмотрим, как глубоко пули в дерево вошли, - прокомментировал он удивленные взгляды городовых, рассматривающих пробоины в нижней части двери, - за сим тренировку по проникновению в помещение, где находятся заговорщики, объявляю законченной. Ибо они уже сбежали, через лаз в потолке в квартиру этажом выше, и далее через крыши. Теперь давайте Я ВАМ (выделил голосом укоризненно глядящий на жандармов доктор) расскажу, как надо вламываться в квартиру, полную вооруженных и готовых к бою злоумышленников...

Неудавшийся террорист рассказал все, что знал. В том числе и адрес конспиративной квартиры, где его инструктировало руководство ячейки. Все аккуратно и цивильно. Никаких трущоб, никаких потайных ходов и прочего, чем грешат авторы романов про Пинкертона. Обычный доходный дом на самой обычной улице, в котором братья Блюмкины снимают две квартиры. В одной они живут, а другую, этажом ниже, приспособили под фотостудию. Очень удобно. Пришел человек, заказал себе фотокарточку, или фотопортрет, или еще чего. Люди ходят постоянно, потому как фотография нужна всем, особенно, если хорошая. А если кто кроме фотографий и прокламации с гектографа унесет, так оно незаметно, да и одно другому не мешает... Проблема была в том, что арестовывать надо было быстро, тихо и так, чтобы братья ничего не успели уничтожить.

В принципе, жандармы дураками не были. В основном. Вот только данный конкретный ротмистр с "редкой" фамилией Сидоров и еще более редким именем Иван... То ли и вправду дурак, то ли ничему не обучены. В голове Банщикова всплыли строки из старой книги: "Когда в дом начали ломиться, перед тем, как уйти через черный ход, я разрядил в них магазин браунинга прямо через дверь. Стрелял не целясь, стремясь притормозить жандармов и с удивлением узнал, что двое из них были ранены, причем один позднее скончался. В верноподданническом рвении они столпились перед дверью, хотя жандармы и знали, что мы вооружены и терять нам нечего..."

Оружие руководство ячейки партии социалистов-революционеров имело, как и основания отстреливаться до последнего патрона (в случае поимки, по новому "Уложению о наказаниях" им грозила виселица). А вот жандармам их нужно было брать исключительно живыми и не особо избитыми. Собственных "групп быстрого реагирования" у Жандармского отделения не было, полицейские не годились из-за возраста и плохой реакции.

Пришлось идти на поклон к командиру Лейб-гвардии атаманского казачьего полка за казаками, которым было оказано доверие "захватить бомбистов, собирающихся взорвать царя-батюшку за денежку аглицкую".

Во дворе дома Љ3 по ул. Обводного канала стоял дым коромыслом. В самом прямом смысле этого выражения. По какой-то причине на чердаке загорелся всякий хлам, который всегда образуется там, где долго живут люди. Ринувшиеся на тушение пожара жильцы обнаружили, что двери на чердак заперты, а замки заржавели. К счастью, на пожарной каланче заметили дым и через пару минут во двор, звоня колоколом, въехали сразу две пожарные телеги с водяными бочками, насосами и раздвижными лестницами. Брандмейстер умело распоряжался. Телеги подвели поближе к дому, опустили опоры, лестницы начали подниматься к крыше, разматывая за собой рукава пожарных шлангов. По одному пожарному вбежало в каждый подъезд, стуча в двери квартир и требуя, чтобы жильцы немедленно выходили во двор. Вот лестницы достигли края крыши и пожарные, таща за собой рукава, скрылись в слуховом окне. Запыхавшиеся от быстрого бега городовые встали у подъездов "всех выпускать, никого не впускать". Их коллеги замерли у черного хода Из подъездов выбегали немногочисленные по полуденному времени жильцы, волоча с собой кошек, канареек, ежиков и прочих домашних любимцев. Последними вышли топорники, крича брандмейстеру, что дом эвакуирован.

- Все жильцы покинули объект возгорания? - спросил городовой у дворника.

Тот встал на пожарную телегу, повертел головой и начал шевелить губами, загибая пальцы. В это время четверо городовых на улице достали из кармана какие-то обрезки труб, дернули за свисающие веревочки и, дождавшись шипения и густого дыма, со всей молодецкой силушки швырнули полдюжины обрезков в окна квартиры на втором этаже, а еще пяток - этажом ниже.

- Аркадия Блюмкина нет! - закончил свои подсчеты дворник.

- У моего брата срочная работа! - закричал Михаил Блюмкин - невысокий человечек с грустными глазами, проталкиваясь к городовому. - Он не может сейчас выйти из дома!

- Александр! - заорал брандмейстер подчиненному, - Мухой в подъезд, выведи этого работягу. Сгорит ведь, дурень!

- Вы не понимаете! - начал Михаил, но закончить не успел. Гродовой, оглядевшись по сторонам и убедившись, что все смотрят на работу пожарных[119], резко пробил кулаком в область сердца Блюмкина. Тот охнул и начал падать на землю. Городовой подхватил его и приговаривая: "Вот сейчас к доктору отведем и тебе полегчает", полуповел, полупонес активиста партии социалистов-революционеров к карете скорой помощи.

Тем временем, Александр, поколотив в дверь руками, ногами и даже каской, выбежал во двор и отрапортовал старшему, что "двери прочные, закрыты, никто не отвечает, а из-за них дымом тянет". Возница подтвердил, что в окне первого этажа, забранном прочными решетками ничего не видно из-за сизого дыма. Одна из пожарных телег опустила свою лестницу до окна второго этажа и сразу трое пожарных под крики брандмейстера "Маски! Маски не забудьте, а то отравитесь!" запрыгнули в окно. Еще трое вбежали в подъезд, уперли опоры домкрата в стену рядом с дверью кв. N1, закрепили удлинительную штангу, уперли окованную металлом подпорку в дверь кв. N2 и бодро заработали рычагами домкрата[120]. Через какую-то минуту искореженная дверь вместе с засовом и косяком рухнула внутрь квартиры. В подъезд повалил вонючий дым, а тройка пожарных, нацепив на лица смоченные водой плотные повязки, рванулась внутрь. Через несколько минут они вернулись, неся на руках заходящегося в диком кашле второго активиста-эсера. Которого аккуратно положили в другую карету скорой помощи.

Готовя техническое обеспечение захвата, Вадик вспомнил все, что рассказывал ему преподаватель об органической химии вообще и ее использовании правоохранительные органами в частности.

Идеально для бескровного захвата подходил ХАФ (хлорацетофенон), слезоточивый газ, используемый для разгона демонстраций. В просторечии - "черемуха". Тот же преп рассказывал, уже после занятий, как в голодном 93-м году весь их факультет зарабатывал на жизнь тем, что создавал самодельные газовые баллончики со слезоточивым газом на базе институтской лаборатории. И рассказал заинтересовавшимся студентам всю технологическую цепочку. Этот эпизод привел еще и к тому, что до выхода в море из Одесского порта вспомогательного крейсера "Ингул" (пока под флагом Доброфлота), лучшие фармацевтические предприятия Санкт - Питербурга, Киева и Одессы две недели работали в три смены. И на борт парохода, в добавление к обычным бочкам с составом для постановки дымовых завес, были загружены три десятка бочек, с весьма секретным и дурно пахнущим содержимым...

Глубокой ночью казаки затащили на чердак железный лист с дымошашкой, запал которой был подсоединен к будильнику, а перед возвращением аккуратно налили клея в дверные замки.

Жильцы дома остались обсуждать пожар и мужественных пожарных, а арестованных тихо отвезли в "жандармские застенки" для приведения в нормальное состояние и последующей "разработки"...


****

Доктор Банщиков вел светскую беседу с господином Гоцом, который все еще нервно протирал слезящиеся глаза платком.

- Итак, ваша еврейская ячейка партии СР откуда то получила заказ на мое устранtие, господин Поц. Причем этим дельцем занялась не боевая организация, что странно, согласитесь? Вы ведь свои идейные ручки террором не пачкаете, не так ли?

- Не Поц, а Гоц, я попрошу вас... Почему еврейская? У нас и русских полно в составе и латыш есть, мы выше всего национального...

- Конечно! И в руководстве ячейки сплошные Штейны и Зоны. Хоть для конспирации фамилии поменяли бы что ли, господин Гоц[121], или хоть ввели бы в бюро пару не евреев. Ну, да и до этого дорастете, если вам позволить... Хотя - теперь, в этот раз, наверное, не позволим. А "поц", в вашем случае не фамилия, тут вы правы... Это эпитет. Ну, кто посылает на боевую акцию близорукого как крот исполнителя?

- Да! Переполнилась чаша терпения моего народа! Почему в России как не год, где то проходит еврейский погром? Почему мы - единственная страна мира, где есть "черта оседлости"? Почему для евреев установлена процентная квота в институты, а в часть из них нашим детям ход попросту заказан? Вы считаете все это справедливым, господин доктор?

А Яков... Он сам попросился, вам должок отдать. Глупо получилось. Лично я считал, и считаю, что на работе в массах он был куда полезнее. Эх, горячность...

- Нет, конечно, дискриминация - это не справедливо. Правда, я не понимаю, как мое убийство, например, могло все это исправить. Вот вызвать очередной еврейский погром да, таки могло. Хотя я мог бы вам тоже напомнить, откуда именно растут ноги у всех вами перечисленных эксцессов. Если бы я вам по пять раз на дню говорил, искренне в это веря, что "я лучше вас по праву рождения", что я "богоизбран", что вы "недочеловек, по отношению к которому мне все дозволенно", сколько бы интересно вы все это терпели?

Что тут смешного? Ну, может быть вы и я - достаточно образованные люди, чтобы отнестись к этому с юмором, особенно если ВЫ начнете шутить по этому поводу первым. Но требовать того же от темного российского мужика, который и читать то не умеет, - извините, я не могу. Да и не только российского, вы же сами говорите, что евреи преследуемы ПОВСЮДУ В МИРЕ. Поверьте, по сравнению с тем, что может произойти в Германии лет так через 20-30, все наши российские погромы сущая мелочь... Там процесс будет индустриализирован, и уж в этом винить русских будет сложно.

Может все же евреи тоже как то этот процесс со своей стороны инициировали и подпитывают? Кроме евреев столь же гонимой нацией являются только цыгане, ну, там то все понятно - кочуют, попрошайничают, воруют лошадей, нигде не работают... Короче - их образ жизни раздражает. Вы понимаете намек?

- Так и что делать бедным евреям (тут Вадик не смог удержаться от ухмылки), если власти им просто не дают нормально, по-человечески работать? Есть списки запрещенных для нас профессий, городов...

- Вот прямо так-таки и не дают? Ну, кто, вот, к примеру, контролирует в России торговлю главным продуктом экспорта, хлебом? А кто производит? А ведь народ видит, что тот, кто хлебушек посеял, вырастил, собрал да обмолотил, имеет с пуда в разы меньше, чем тот, кто его всего-навсего перепродал! За такое и я бы удавил, поверьте... С образом "бедного еврея" это тоже не очень коррелируется. По "черте оседлости" - судя по результатам еврейских погромов в городах, где евреев официально просто быть не может, это правило все одно не работает. Хотя конечно, все это может и должно быть отменено. И оседлость, и квоты, и прочие оскорбительные искусственные ограничения.

Но главное - я считаю, и по мере сил пытаюсь донести эту мысль до императора, что у евреев, как у любой другой нации, должна быть своя страна. Тогда у них будет выбор - строить свое общество, как им оно видится на СВОЕЙ земле, или жить в чужом, но меняя свои идеи и принципы под выбранное ими место жительства. А не наоборот. Я вот, к примеру, если перееду жить в Лос-Анджелес, в шубе, треухе да валенках по улицам ходить не буду. А если буду настолько туп и не гибок, что стану, то должен буду смириться, что надо мной окружающие ковбои хихикают. А иногда и стреляют, до политкорректности этот мир пока не дорос... И, слава Богу! Вот вы, Абрам Рафаилович, какое именно место бы вы выбрали, для создания еврейского государства?

- В этом мире есть только одно место, которое любой еврей, даже самый не религиозный признает своей родиной, - слегка обалдевший от столь оригинального монолога Гоц, котрому на решение еврейского вопроса вроде было совсем наплевать, вдруг выпрямился в кресле, и, кажется, начисто забыл о своем положении, - но туда нам, евреям, путь заказан уже тысячу лет. А уж о создании там своего государства, об этом и мечтать бесполезно... Бесполезнее даже, чем о построении скажем в России справедливого общества, в котором к человеку будут относиться не исходя из национальности и происхождения, а только исходя из его способностей и талантов.

- Вы почему то забыли добавить "не исходя и из его наличного капитала и капитала его семьи". Но самое смешное - я ничего против построения такого общества не имею. Я только не хочу, чтобы во время этой стройки пришлось перебить и выгнать за кордон четверть населения страны. Тогда идея теряет смысл, в долгосрочной перспективе. А насчет еврейского государства у стен Иерусалима (при имени этого древнего города атеист и революционер Гоц нервно вздрогнул) это то, что в моем разумении, совсем не так уж и невозможно...

- И как Вы себе ТАКОЕ представляете? Это просто бред какой то! Фантастика!

- Напротив. Представляю как нечто вполне даже реальное, причем, а если обстоятельства сложатся удачно, в перспективе всего-то нескольких лет. Ну, или максимум, полутора-двух десятилетий... Может валерьяночки попросить? Нет? Тогда продолжу.

Как вам прекрасно известно, у России есть свой интерес и давняя мечта на Востоке - проливы и Константинополь. Для овладения ими России, так или иначе, придется разобраться с Турцией, а при ее развале и разделе организация независимого государства на одном из ее осколков - это дело техники и международных конгрессов. Если бы евреи боролись за это с той же энергией и одержимостью, с которой они пытаются раскачать фундамент государства российского, то эта идея могла бы быть осуществлена лет так через 10-20, самое позднее... Это при условии поддержки исторического движения России вашим народом, естественно. Да и погромы под это дело прекратить можно практически мгновенно.

- А погромы то с чего прекратятся, где тут логика? - оторопело выдавил из себя лидер ячейки ПСР.

- Русские - народ жалостливый. Отношение изменится, как только начнется нормальная продуманная пропагандистская программа, что надо дать бедным, обиженным всем миром евреям свой собственный дом... А заодно и хлебом торговать можно будет без их навязчивого посредничества (тут Гоц слегка поморщился). И никто им в этом не хочет помочь, кроме простого русского мужика, которому всего-то и надо для этого, в очередной раз победить Турцию... Ну, как можно громить того, кого сам же жалеешь?

Но вот тут евреям придется "вернуть мяч". Жалеть и помогать тем, кто желает твоей стране проиграть войну, ведет пропаганду против царя, призывающего весь мир дать евреям возможность самим жить в своем государстве, да еще и устраивает взрывы на улицах... Это никак невозможно...

- То, что Вы сейчас говорите, это не только Ваше мнение, но и...?

- На той неделе государь-император устроит встречу с раввинами и крупнейшими еврейскими банкирами. Думаю, что лидеры ПСР будут информированы об ее итогах во всех подробностях. На ней мы попытаемся разъяснить нашу позицию по еврейскому вопросу. Да, черту оседлости надо отменять. Согласен. Возможно император сделает это сам. Возможно посчитает, что это уже дело Думы, которая будет созвана сразу после победы.

Да, я не оговорился. Государь планирует созвать парламент - Государственную Думу. Только вот тешить себя мыслью, что это прямой результат революционного самопожертвования и террора вам не стоит. Просто для императора и близкого круга его советников и министров стало очевидным, что без серьезных изменений в политической системе, России труднее будет в будущем вести экономическое соревнование с нашими противниками. Так что ничего личного, как говорится...

Для нормальной работы Думы в империи будут созданы новые и легализованы существующие политические партии. Если вы там поимеете свою фракцию и серьезное лобби (чего я вам сделать не дам, - мысленно добавил Вадик), то этого добьетесь без больших проблем. Парламентским путем, а не револьверами и бомбами. Этими же методами вы добьетесь только повторения судьбы вашего Якова. Вот это и передайте вашим коллегам по ЦК ПСР и боевикам. Государь просит вас о "прекращении огня" до победы над Японией и выборов в думу. Повторяю - пока ПРОСИТ. Иначе получите тотальное внесудебное уничтожение всех членов вашей партии, вместе со всеми сочувствующими, и высылку ваших семей в Сибирь. По законам военного времени. Что-то не понятно, любезнейший Абрам Рафаилович?

- А как быть с теми ячейками, которые финансируются староверами или из заграницы? С боевой организацией? ЦК с ними постоянной связи не имеет. Они даже перед партийным руководством не отчитываются! И социал-демократы, они ведь часто работают "под нас", когда занимаются эксами, - не на шутку испугался Гоц.

- Я бы, на вашем месте, нашел эту самую связь. А то ведь если, после их захвата, ее найдет Плеве, а послание к ним не дойдет, - зловеще проговорил Вадик, - то ваши головы тоже полетят. А что до староверов... Найдем и им конфетку. Пора уже РПЦ голову из трехсотлетней задницы вынуть, и вспомнить, что мы живем в 20-м веке! А то раскол у них подзатянулся... Или они друг друга признают, или придется просто организовать для староверов новую, открытую ветвь христианства. Чем они хуже лютеран, скажем? А то многие местечковый православные батюшки без конкуренции-то в конец позажирели, как в переносом, так и в прямом...

За РСДРП тоже не беспокойтесь. С ними - отдельный разговор. А вот лидеров Бунда о том что услышали, вполне можете проинформировать. Думаю, вам это будет попроще чем мне.

- Не понял как? Как я должен с кем то связываться отсюда? Или, таки что, разве я не арестован, и могу отсюда выйти?

- Надеюсь, что именно так и будет. И сразу после окончания нашей беседы вас освободят. Только сначала, дрожайший мой Абрам Рафаилович, ответите мне на последний на сегодня, но самый главный вопрос...

Так какая же скотина, настолько захотела моей смерти?


За океаном.

28 октября 1904 года с очередным пароходом из Шанхая в порту Сан-Франциско появились двое странного вида людей - желтолицы и узкоглазы, как китайцы или японцы, но при этом не по сезону одеты в меховые куртки и кожаные сапоги. После прохождения таможенных формальностей они, не нанимая экипажа и не пользуясь трамваем, пешком добрались до центра города. Где и принялись беспокоить обывателей, показывая им клочок бумаги. Подошедший на шум толпы полисмен опознал в клочке "шапку" газеты "Сан-Франциско ньюс" и, по подсказке какого-то сердобольного наблюдателя, спровадил азиатов в редакцию.

В редакции оказалось, что эти двое вполне сносно для вновь прибывших понимают "бэйскик инглиш" и даже пытаются изъясняться. Они своим способом попросили проводить их к главному начальнику газеты. Под дверью дежурного клекра отдела новостей они откуда-то из рукава вытянули ещё одну бумажку и стали сличать её содержимое с надписью на двери. После чего в голос потребовали "главного начальника" - на их вспомогательной записочке явственно было написано Editor. Редактор - так редактор, но и отдел новостей уже не мог безучастно глядеть на происходящее и выковыривать из ноздри "свежие новости" - ведь сейчас самые неповторимые новости просто так шлялись по редакции.

В кабинете выпускающего редактора азиаты в меховых куртках не пойми откуда вытащили следующий лист бумаги - он оказался просьбой напечатать письмо вождей какого-то азиатского народа "айны". Появившееся следом письмо было составлено на гораздо более правильном английском, однако было не менее занимательным. Вожди обращались к народу Северо Американских Соединенных Штатов с просьбой помочь им в освобождении от злобных ниппонцев (nipponman), заставляющих народ айнов силой оружия отказаться от родного языка, отказаться от родной ("и весьма не плохой" - заметил редактор) меховой одежды, отказаться от привычных айнам ремёсел и начать выращивать на заснеженных высокогорьях теплолюбивый рис. Просьбу о выпуске в газете этого письма делегаты неведомого народа айну сопроводили недвусмысленным обещанием редактору отблагодарить в форме айнских меховых шуб и шапок.

Частная ли корысть, общественное ли сострадание к угнетённым, но газета практически неделю кормилась исключительно тиражами с рассказами о неведомых айнах. Об их внешнем виде (включая фотографии), об их на удивление цивилизованных привычках, об их неповторимых шубах. Мимоходом - уже в середине недели - о письме их вождей к народу и правителем Штатов. И под занавес недели - аукцион с распродажей айнского добра, включая пышные шубы и тончайшей выделки сапоги. Столь же жадные до сенсаций газеты других городов перепечатывали сокращённые телеграфные версии статей - всё какое-то разнобразие.

Под занавес печатной кампании, айны не скупясь отвалили редактору половину вырученной на аукционе суммы, сказав что на остальные деньги они в Шанхае купят столь необходимые для освободительной борьбы патроны. Редактор милостиво отказался принять подношение - он-то и без этого аукциона на возросших тиражах газеты сделал весьма неплохие деньги. После чего загадочные айны скрылись на борту уходящего в Китай парохода.

А 5 ноября в адрес японского телеграфного агентства пришла специальная посылка с пятью комплектами подшивки американских газет, бурно обсуждающих способы ограничения агрессии Ниппона, и помощи народу Айна. Императорский совет был в шоке.

Поручики русской армии, оба буряты, Очиров и Цикиров по возвращении из Америки досрочно получили производство в следующий чин. И лишь лет 20 спустя какой-то дотошный ценитель азиатских редкостей опознал в проданной с аукциона вещице не памятник ремесла народа айну, а изделие нивхов. Что для всей прочей публики было совершенно без разницы - ни одна из газет не удосужилась почтить это открытие даже абзацем...



Загрузка...