Одиссея крейсера «Варяг»

Глава 4. Приходите, гости дорогие.

Закрыв на телеграфе первый пункт повестки дня, Руднев успел в порт как раз к началу встречи корабельного и берегового начсостава. Во флигеле начальника над портом все приглашенные уже собрались, что само по себе уже внушало некоторый оптимизм. Но, как тут же выяснилось, не вполне оправданный.

Быстро изложив господам офицерам свои идеи о грядущем обстреле Камимурой Владивостока, он нарвался на стену явного недоверия. Больше всех злобствовал "хозяин заведения" начальник над портом контр-адмирал Гаупт, ведь большинство работ по ломке льда и беспрецедентному доселе минированию обледенелого залива Анны предстояло осуществить именно ему.

При этом Николай Александрович, конечно, не предполагал на перед, что свой пост и шанс дослужиться до вице-адмиральской пенсии, он сохранит только благодаря личной просьбе Руднева к Алексееву (почему-то поддержанной самим императором в приватной телеграмме к наместнику) не менять его на убранного Макаровым из Артура в конце февраля махрового бюрократа Греве, в результате "осевшего" в походном штабе наместника, а в июле отбывшего в Севастополь...

- Всеволод Федорович! Ну, нельзя же так! - почти срываясь на фальцет, неистовствовал Гаупт, - Я понимаю, только с моря, еще не остыли, везде японцы мерещатся... Но кто же мне разрешит весь запас мин вываливать в море? Да еще и в Уссурийский залив, куда японцы, скорее всего, вообще до конца войны не сунутся! И притом, вам подай именно крепостное заграждение,[64] да у меня в порту столько проводов не найдется!!! Я уже молчу, сколько людей и лошадей мне надо послать пилить лед, под две сотни мин надо соответственно две сотни полыней, тянуть провода, аккуратно опускать под лед мины... И за два дня! Короче - свободных людей у меня тоже сейчас нет. И сроки Вы задаете, простите, ну, ни в какие ворота! Что за фантазии такие, ей богу! Может, вы после вашей одиссеи слишком сильно боитесь Камимуры, но...

Неожиданно энергичная и весьма эмоциональная речь командира над портом была прервана разлетевшимися во все стороны осколками блюдца. Глаза всех собравшиеся метнулись от вошедшего в полемический раж Гаупта во главу стола, где сидел Руднев. Вернее, уже стоял, раскрасневшийся и злой. Под его кулаком, которым он секунду назад попытался картинно грохнуть по столу, хрустели окровавленные осколки китайского фарфора. Теперь от боли он завелся по-настоящему.

- Я. Никого. Не боюсь. Я точно знаю, что Камимура придет обстрелять Владивосток. И придет скоро. Иначе ему нельзя - иначе весь их флот потеряет лицо, а для японцев, самураев, это - хуже смерти! А поскольку Того привязан к Порт-Артуру, нами заниматься будет Камимура. И это - без вариантов.

Единственное место, откуда он сможет обстрелять Владивосток, не подставившись под ответный огонь - это бухты Соболь и Горностай. Поэтому приказываю переставить "Россию", "Громобоя" и "Богатыря" так, чтобы они уже завтра к вечеру могли вести перекидной огонь по этому самому заливу. Корректировать его будет дальномерный пост под командованием лейтенанта Нирода, который его как раз сейчас организовывает на сопке Орлиная. Это даст нам преимущество перед Камимурой, который будет стрелять вслепую...

- Простите, но... - неожиданно прервал Руднева каперанг Трусов.

- У вас что - возражения?

- Нет, Всеволод Федорович. Соображения.

- Тогда давайте. Слушаем вас, Евгений Александрович.

- Я тут прикинул, ведь получается, что нам стрелять кабельтовых на сорок пять придется, так? - задал вопрос командир "Рюрика", и дождавшись утвердительного кивка Руднева, продолжил, - Тогда мой крейсер, увы, вне игры, просто физически не добьем-с.[65] Да и "России" с "Громобоем" не рекомендовал бы развлекаться таким образом - никто на такое расстояние не стрелял, как поведут себя орудия, неизвестно, да и попасть куда-либо проблематично.

- Интересная у вас логика, Евгений Александрович, а если мы в море встретим Камимуру, и он нас будет гвоздить с этих самых сорока пяти кабельтовых, что нам тогда делать? Спускать флаг, ибо мы "никогда не стреляли так далеко" и делать этого не умеем? Или проще сразу сбежать с поля боя, потому что у нас у половины орудий подъемные дуги поломаются от отдачи, ибо подкрепления слабые? Вот чтобы этого не случилось, завтра проведем пробные стрельбы, заодно и посмотрим, добьет ваша артиллерия или нет. Хотя тут вы, наверное, правы - для ваших-то пушек далековато, зато трофеи могут с гарантией, так что отправьте, пожалуйста, половину ваших канониров на "Кореец" и "Сунгари", сделайте одолжение? Да. Остальным командирам - всех от противоминной артиллерии туда же. Пока еще на них команды с Балтики и Черного моря пришлют.

- Но если мы будем стрелять главным калибром прямо из гавани, в городе побьет кучу стекол. Градоначальник же с ума сойдет, - Подал голос командир "Богатыря" Александр Федорович Стемман.

- Господи, спаси и сохрани нас, неразумных! Идет четвертая неделя войны. Мы уже потеряли минзаг, крейсер второго ранга, канлодку, подорваны и не боеспособны два броненосца и крейсер первого ранга. У нас на носу набег японцев, которые будут обстреливать порт и город, вот уж где стекла-то полетят, кстати... А тут капитан первого ранга Стемман больше беспокоится не о том, как лучше организовать ответный огонь и минные постановки, а что подумает градоначальник!

Начинайте думать о войне, и только о войне, господа! Не о карьере, не о градоначальнике с супругой, не о внешнем виде кораблей и не о сбережении угля - только о войне и противнике. И посылайте всех недовольных к черту! Или ко мне, что в принципе одно и то же.

Переждав смешки, Руднев продолжил уже спокойнее.

- Кстати о стеклах. Надо бы в завтрашних газетах инструкцию по подготовке к обстрелам для горожан подготовить. Песок, ведра, багры, топоры и прочее. А стекла пусть проклеивают лентами бумаги. Или хоть теми же газетами нарезанными. Крест - накрест. На клейстере. Так и высадит меньше, и осколками, даст Бог, народ не так посечет. И если нет погребов, пусть во дворах окопчики долбят. Снаряд он ведь не разбирает, военный перед ним или бабушка с внучкой. У кого с мужиками проблема - пусть армейцы помогут. Но чтоб к вечеру завтра, хоть примитивные укрытия, а подготовить в городе... Теперь вернемся к нашим бар... делам, то есть.

Я бы попросил всех командиров крейсеров отрядить всех ваших минеров, минных офицеров и свободных от вахты для содействия в проведении минной постановки. Заодно сдайте с кораблей все мины заграждения, убьем двух зайцев одним выстрелом - разгрузим корабли от взрывоопасной гадости и пополним береговые арсеналы в преддверии постановки. Я тут набросал примерно, где, по моему мнению, надо ставить мины, и откуда японцы планируют нас обстреливать.[66] Вот, взгляните-ка. И высказывайтесь господа, какие есть предложения?

После эмоционального, но уже вполне делового обсуждения деталей подготовки к встрече дорогих гостей, Руднев отпустил "накрученных" офицеров и принялся за прочие неотложные дела. И начал он с просмотра принесенных щтабными только-что расшифрованных телеграмм за последние двое суток. Сверху в папке лежала самая свежая. Текст ее был краток и лаконичен:

"Поздравляю блестящим успехом. Планирую быть Харбине 22.02. 12 час. Телеграфируйте возможность прибытия Харбин. Макаров."

"Неудачно. Потому, что 22-го у нас японские гости. Получается, что придется отказывать командующему? Иными словами - не выполнять приказ... Хорошенькое начало взаимоотношений с непосредственным начальником, блин. А что делать? Тут ни на кого пока надеяться не могу. Налажают. Однозначно... Обидится или нет Макаров, и чем это может закончиться - после разгребать. А вот Ками поймать - это без пяти минут конец войне. Тут уж или грудь в крестах, или..."

Хоть кошки на душе и скребли, Петрович колебался не долго. Вскоре в адрес командующего ушла шифротелеграмма: "Агентурным данным 22 февраля ожидается атака японского 2 боевого отряда порта Владивосток. Прошу разрешения не покидать вверенный отряд..."

Макаров отозвался сухо и по-деловому: "Выезд Харбин вам отменяю. Примите необходимые меры отражению неприятеля."

На следующее утро город был разбужен грохотом орудий крейсеров, бивших поверх сопок по льду Уссурийского залива. Наблюдавшие за падением снарядов с оборудованого на сопке дальномерного пункта командиры крейсеров были удивлены тем фактом, что из трех падающих на лед русских снарядов взрывался дай бог один. Английские же снаряды "Корейца" и "Сунгари" взрывались почти все, даже те, что падали в воду, а не на лед. Однако Руднев не только воспринимал это как должное, но и зловеще предрек:

- Погодите, господа, вот вернетесь по кораблям, тогда по настоящему расстроитесь...

Пробная стрельба "Рюрика", как и ожидал Руднев, прошла не на ура. Нет, его восьмидюймовые снаряды в принципе долетали до района предполагаемого маневрирования японцев. Но вот для того, чтобы предсказать, куда именно этот снаряд соблаговолит упасть, надо было быть не артиллеристом, а скорее астрологом. Рассеивание снарядов, выпущенных из устаревших короткоствольных восьмидюймовых пушек, было на такой дистанции слишком велико даже для стрельбы по площадям. Та же ситуация была и с береговой артиллерией, также вооруженной пушками с длиной ствола тридцать пять калибров.

По результатам стрельб Руднев предложил иметь на каждом корабле копию карты, разбитой на заранее пронумерованные квадраты. Тогда с дальномерных постов достаточно было передавать только номер квадрата, в котором находились японские корабли, не заморачиваясь с передачей дистанции и азимута. Упрощение организации огня было настолько очевидным, что господам офицерам осталось только развести руками, почему до Руднева никто до этого не додумался.

Насчет расстройства по прибытию на корабли - так и вышло. Пока команды минеров, используя проломы от снарядов, ставили мины, соединяли их реквизированными на телеграфе проводами, командиры "России" и "Громобоя" столкнулись с новой бедой - почти треть шестидюймовых орудий, выпустивших всего-то по пять снарядов на ствол, пришла в негодность. Они беспомощно уставились в небеса, и не было никакой возможности их опустить - подъемные дуги были переломаны отдачей при выстрелах на больших углах возвышения. На возмущение офицеров, что теперь крейсера потеряли часть боеспособности, Руднев хладнокровно отвечал: "лучше сейчас, а не в бою". И приказал за три дня заменить поломанные дуги, а за ближайшие полтора суток - дополнительно подкрепить исправные орудия.

А чтобы офицеры напрасно не гадали, успеют ли починить до боя поврежденные пушки на их кораблях, Руднев с улыбкой предложил им перетянуться на верпах, встав к предполагаемому направлению появления противника не стрелявшим сегодня бортом. Оказалось, что "Надежный" в помощь "России" и "Громобою" именно на этот случай, был послан контр-адмиралом еще с утра.

Возмущение Гаупта, который сетовал по поводу непредвиденного расхода металла и отвлечения рабочих от "более срочных задач", и вопрошал, "откуда господину контр-адмиралу известно, что в низкой кучности виноваты именно фундаменты орудий", было уже привычно проигнорировано Петровичем, начавшим привыкать к манере Гаупта сначала истерить и "гнать волну", но потом, ворча и чертыхаясь, делать что велено. В общем, весь Владивосток стараниями Рудева напоминал разворошенный палкой пчелиный рой. Команды номерных миноносцев и крейсеров срочно перебирали машины, готовясь к выходу для добивания поврежденных на минах японцев.

Насчет "Рюрика" же, подумав, решили, что его восемь шестидюймовок и пара старых, но мощных орудий будут весьма не лишними. На самом деле, в бортовом залпе всех крейсеров без "Рюрика" было всего одиннадцать орудий от восьми дюймов. С "Рюриком" - тринадцать. Добавка составляла почти пятнадцать процентов, а учитывая, что шанс на пробитие брони на такой дистанции был только у крупных снарядов, стариком решили не пренебрегать. Его развернули у стенки завода так, чтобы он мог бить обоими восьмидюймовыми и всеми шестидюймовыми орудиями правого борта. А для увеличения дальности стрельбы орудий крейсера, забили углем все ямы и коридоры левого борта, опорожнив бункера на правом. Это дало кораблю крен в три градуса, и соответственно, повысило углы возвышения его артиллерии. Таким образом Петрович, использовав известный ему по нашей истории опыт "Славы" у Моонзунда, добился того, что все его крейсера могли теперь участвовать в предстоящей игре с Камимурой.

Тем временем, отряженные с "Рюрика" и других крейсеров офицеры и камендоры пытались освоить стрельбу из незнакомых им орудий системы Армстронга, при этом расходовать ограниченный запас снарядов Руднев им запретил, мотивируя это тем, что через пару дней они вволю настреляются по живому неприятелю.

Команды минеров аккуратно топили мины в битом льду. На предупреждение, что до четверти мин не сработает из-за того, что провода будут порваны льдами, Руднев хладнокровно ответил приказом установить не две сотни, а двести пятьдесят мин, ровно на четверть больше, чем наконец-то привел начальника порта в молчание. Тянули километры проводной паутины, чем придется изолировали их соединения (когда поручик-минер пожаловался Гаупту, что треть мин при использовании на морозе такой изоляции может не сработать, тот приказал ему ни в коем случае не говорить об этом Рудневу).

В последний день успели оборудовать на сопке подле дальномерного поста хранилище аккумуляторных батарей для питания минного заграждения. Работающие в три смены матросы, солдаты и офицеры не могли понять только одного - почему контр-адмирал так уверен, что все работы обязаны быть завершены именно к 22-му числу?

22-го февраля 1904 года японских крейсеров в окрестностях Владивостока замечено не было. Так же, как и 23-го и 24-го...

Вечером 24-го, после очередного дня, проведенного в полной готовности к отражению несостоявшийся атаки японцев, Владивосток засыпал. В номере гостиницы, за закрытыми дверями слегка пьяный контр-адмирал Руднев изливал душу лейтенанту Балку.

- Ну как, как я мог ошибиться? Это же одна из основных дат русско-японской войны! 22-го февраля по старому стилю, набег Камимуры на Владивосток. Ну и где эта скотина косоглазая? У меня сегодня весь день ощущение, что на меня все пальцем показывают, вот мол, тот самый контр-выскочка, который заставил весь город двое суток вкалывать без сна зазря! Вася, мне же теперь никто не поверит в этом городе!

- Петрович, погоди. Ты что, кому-то обещал, что японцы придут именно 22-го?

- Не помню... Кажется, нет, но что это меняет? Я весь город гнал, как лошадь, чтобы поставить мины и быть готовыми стрелять именно 22-го! Где этот Камимура? И Макарова я, получается, просто обманул, когда отказался к 22-му быть в Харбине. И сволочь какая-нибудь уж точно настучит, что я был с похмелюги, и что...

- Уймись! Ну, что ты психуешь? У Камимуры сейчас по сравнению с нашим миром проблем добавилось, а крейсеров стало на один меньше. Может, он бункеруется, может, ему надо больше времени, чтобы собрать корабли. Ведь если его крейсера посылали ловить "Варяга", а больше посылать некого, то они были в разгоне по одному-два. Небось, пока все собрались в Сасебо, забункеровались, пока дойдут сюда - вот тебе и денька два-три задержки.

А может, они вообще операцию отменили, и тогда я точно тебе не завидую, когда пред очи Степана Осиповича предстанешь... Или наоборот - возьмут, да и усилят Камимуру парой броненосцев. И попробуют утопить "Гарибальдей" прямо в гавани. Это будет тебе урок, Петрович.

- На какую тему урок? - не въехал Петрович.

- Не полагайся больше на свои знания той истории войны. Ты ее уже переписал. Непонятно только, в какую сторону... Думай головой, теперь тут все точно пойдет не так, как у нас. Так что все даты по ходу боевых действий можешь смело забыть. Ты мне лучше скажи, почему у меня на телеграфе отказались принять телеграмму в Питер Вадику, сослались на твой приказ? Это ты из-за того прикола нашего дражайшего юного графа Нирода?

- Не. Это уже замяли. Телеграммы ни у кого не принимают. Я запретил отправлять все, что не имеет моей визы. В городе полно японских шпионов, кроме как по телеграфу, они о минной постановке никак сообщить не успеют. Так чем думать - кто и каким кодом чего передает, я решил, что проще заблокировать всю связь на пару дней. Потерпят.

- Ну вот. Это я и называю - думать своей головой! Ведь можешь же! Только мою телеграмму завизируй, да? Я хочу, чтобы Вадик мне из Питера кое-что подогнал. И еще, если у нас задержка на пару дней, я, наверное, успею еще один сюрприз Камимурушке устроить - выдели мне с полсотни гильз от шестидюймовых выстрелов с бездымным порохом и столько же картузов с бурым, да роту солдат гарнизона.

- Да, фигня вопрос. А если Гаупт вздумает опять хорохориться, я ему...

- Стоп! Петрович, тормози шашкой махать... Сегодня у нас с тобой 24 февраля. Так? Да, конечно, уже 25-е... Вадик наш с самодержцем познакомился и теперь до тела, то есть до ушей и мозгов, допущен. Так? А сочетание этих двух фактов есть очень положительная вещь, потому как имелись у меня на счет второго момента определенные сомнения. Весьма серьезные, кстати.

Давай-ка мы пожуем, наконец, самую главную тему. Потому как без понимания куда мы рулим в стратегии войны, можем запросто налажать в тактике, нажить смертельных врагов, что похлеще Того и Оямы окажутся, и запросто скрутят нам шею. А Вадику в первую очередь, ибо попал он сейчас в форменный гадючник... Не возражаешь против такой логики?

- Валяй. Только у тебя, что, досье или рецепты для него имеются?

- Поймешь, если перебивать не будешь. Ну-ка, напомни лучше: когда в нашем мире японцы вломили Засуличу в первый раз на Ялу?

- 18 апреля...

- Так... Итого, если учесть весь тот гимор, который ты им в Чемульпо вкатил, до этого события еще ДВА месяца. Минимум!

Петрович. Два месяца - это или пшик для одних, или целая вечность для других. Ты себя к какой категории относишь? Ко второй!? Здорово, а то я как кислую рожу твою часов пять назад увидел, подумал, что к первой! Хорош карандашами кидаться! У них грифель от этого трещит, не фламастеры же...

Начну издалека. Что вы, господин контр-адмирал, знаете о внутриполитической и экономической обстановке на российском Дальнем Востоке, в Маньчжурии и Корее накануне этой войны в свете нашей бывшей истории? Что такое "Желтороссия", "безобразовская шайка", кто такой г-н Безобразов, на чем полаялись адмиралы Алексеев и Абаза, почему Куропаткин слал отчеты о своей "работе" Коковцеву и Витте, причем тут великий князь Александр Михайлович, и как помазанник божий рассчитывал отдаивать и "безобразовцев" и "франкобанкиров", но в итоге не стал, выбрав одну из сторон?

Предупреждаю сразу, от лишних вопросов: до того как меня профессор с его ассистентом в свой саркофаг уложили, эти темы я изучал особо тщательно. Потому как... Потому, что так положено, так нас учили. Сначала разбираться кому и что выгодно, а уж потом делать выводы, как в этой ситуации действовать.

А кроме того еще и персональный интерес с молодых ногтей присутствует: "Двадцать три ступени вниз", Пикуль... И зря ухмыляешься, не все он знал, что-то приврал, конечно, но для меня интерес к истории российской именно с его романов начинался. И не для меня одного, кстати. Или ты полагаешь, что при совке в военные училища подавались только троечники от безысходности с институтом?

Так. Понятно. То есть, ты у нас "все больше по флоту"... Хотя, что я тебя спрашиваю: потому и отобрал из четырех кандидатов, что узость вашего горизонта, господин контр-адмирал, в глаза бросается сразу. Причем, что радует, в сочетании с патриотизмом и общей сознательностью.

Поэтому, за полночь глядя, от долгих рассказов на сегодня я тебя избавлю. Но, будь добр, вот это вот прочти в свободное время. Конспектировал на "Варяге", пока из Чемульпо шлепали. Если замечания, вопросы будут - спрашивай, не стесняйся. Потом это нужно быстро переправить Вадику. Причем секретно. Чтоб никому в руки не попало. Кстати - неожиданный вариант. С нашим отцом Михаилом. Все равно за иконой в Питер собирается...

Балк хитро прищурившись вытащил из-за пазухи несколько сложенных пополам листов бумаги, исписанных аккуратным, мелким почерком, и протянул Рудневу.

- Смотри, Петрович, СЕКРЕТНО. За утрату... Не обессудь, короче.

- Это что, Вась?

- Если не понял еще, то это мое видение причин возникновения этой войны, и роли некоторых личностей в сей печальной истории. На истину в последней инстанции я не претендую, конечно, не аналитик я. Но Вадиму пригодится однозначно. Да и тебе. Для уяснения общего расклада. Все. Ушел. Спокойной ночи...

Вверху первой странички было лаконично написано: "Информация к размышлению: Самодержец и русско-японская война. Для Вадима: по прочтении - сжечь".

Петрович, пробежав первые несколько абзацев, не удержался, и прочел текст до конца. Ко сну он отправился только в начале 4-го утра, пробурчав себе под нос:

- Складно поешь, касатик... Только, что с этим делать-то теперь будем, а? Завидовать будем!

"Конечно, Вадим, о главном фигуранте в нашем деле ты и так многое знаешь. То, что он истинный ариец, это сомнению не подлежит. Характер нордический. Т.е. Увлекающийся, мнительный, болезненно самолюбивый, мстительный. Склонен пасовать перед серьезными трудностями и открытым противостоянием. Поддается влиянию, поэтому старается волевых личностей с собственным мнением возле себя не держать. Исключение - флаг-капитан контр-адмирал Нилов. Но тот хоть и режет правду матку в глаза так, как он ее понимает, никогда не добивается от царя продвижения СВОИХ идей. У него их просто нет. Да и виночерпий он хороший...

Николай искренне желает величия России, через себя, любимого, конечно. Отличный семьянин. Но при этом страшно боится истерик супруги, а за ней такое водится... Задолго до встречи с Безобразовым очень интересуется Маньчжурией, Китаем и Кореей. Ненавидит Японию и японцев. По-сути, это его война...

Откуда растут ноги... Большое путешествие, совершенное им еще наследником, поселило в Николае II ложное представление о необъятности русской мощи на Дальнем Востоке, куда уже тянется Великий сибирский путь, который у нас, с английской, кстати, посылки, звался Транссибом.

Все вокруг перед заезжим наследником российского престола лебезят... Но в Японии вдруг простой самурай чуть не сносит ему катаной голову! За неуважение к порядку и спокойствию на улице. И если бы не греческий царевич, сидевший с ним в одной рикше, который сумел тросточкой слегка отвести удар самурайского меча... Нас бы тут точно не было. Факт.

После покушения в Киото, когда он лежит раненый, вопреки всем тысячелетним обычаям, приезжает из Токио сам японский император. Тут на глазах будущего царя сопровождающий его генерал князь Барятинский "во имя престижа России" производит наглядную демонстрацию русского могущества и японского ничтожества.

Императора Японии принимают только на другой день: наследник устал. Предложение гостеприимства в токийском дворце холодно отклоняется: на всех парах подходит русская эскадра. На борту своего корабля сыну русского царя будет и удобнее и приятнее, чем в доме повелителя страны, где не сумели оберечь его от покушения. Японский император уезжает не солоно хлебавши, но взяв с наследника обещание, когда тот поправится, приехать все же в Токио "в знак великодушного прощения"...

В Токио готовятся к торжественной встрече, но вместо наследника приходит телеграмма: цесаревич уезжает. Он торопится на свидание с отцом. И догадывайся, мол, сам, что там дальше? А если война?

Тогда - неслыханная вещь - император телеграфирует о своем желании вторично прибыть в Киото, чтобы на прощанье хоть позавтракать с цесаревичем. Предложение принимается, но, когда император снова в Киото, оказывается, что наследник не может с ним встретиться: "врачи запретили" ему сходить на берег. И японский император пьет чашу стыда до дна: он поднимается на борт флагманского крейсера "Память Азова", где веселый и отлично себя чувствующий цесаревич угощает черного от унижения Микадо шампанским...

Так что, если мы в итоге японцев побьем, царь наш может потребовать подписывать мир именно на его борту. Но это так, лирическое отступление...

Но этого удовлетворения ему оказалось мало. Отрицательное отношение к японцам Николай сохранил на всю жизнь. Микадо, полагаю, к русским тоже. Как и все его самурайство.

Здесь, на Дальнем Востоке, цесаревич впервые осознал, кто он такой, какая судьба ему предназначена. Смутные планы, неоформленные мечты о распространении "славы белого царя" куда-то в азиатскую глубь роятся в его голове. Обстоятельства складываются так, что все этим смутным планам содействует. После боксерского восстания по одному слову России Китай уступает ей целую область. "Это так хорошо, что даже не верится", - кладет Николай II резолюцию на докладе Дубасова об этой уступке.

Витте, который впоследствии, в нашей истории, назовет государя "главным, если не единственным виновником позорнейшей и глупейшей войны" и политику его в отношении Японии "кровавым мальчуганством", больше, чем кто-либо другой, первое время подталкивает Николая II если не к самой войне, то в направлении ее. Ему это было удобно и выгодно. Если ты не знаешь, сам "финансовый гений" поднялся на реформировании российских железных дорог.

Траннссиб - самое великое достижение и Николая, и Витте. Причем во всех смыслах, начиная с того, что Россия получила важнейшую стратегическую дорогу и заканчивая личным гешефтом самого Сергея Юльевича, который на нем дорос до министра финансов. До чего по ходу дела доросли его персональные счета, во французских банках, в частности, история умалчивает. А без кредитного капитала Россия сама бы такой проект и в такие сроки не осилила.

Как известно, Великий сибирский путь строился рекордными темпами, которые не были побиты при строительстве железных дорог во всем XX веке. Но когда Витте из кресла министра путей сообщения пересел в кресло министра финансов, перед ним оказался ВЕСЬ каравай. А занятый второстепенным, Востоком, Николай II не мешает ему и его франко-еврейской банкирской клике распоряжаться главным - Россией.

Однако вскоре у всесильного министра финансов возникла серьезная проблема. В Дальневосточных делах появилась мощная, противостоящая ему сила. Когда Витте спохватывается, какую опасную "забаву" он поощрял, его песенка (до портсмутского мира) спета: воодушевленный идеями князя Ухтомского "Особый комитет по делам Дальнего Востока", созданный конкурирующей группировкой с Безобразовым и Абазой на главных ролях, вырос в страшную силу. А если Япония противится российским планам, то появляется повод для Плеве и ему подобных открыто призывать к "маленькой победоносной войне".

За кулисами всего этого действует множество различно заинтересованных сил. И экономических и политических, от лондонского Сити до Вильгельма II. Это он еще в 1897 году поднимает в адрес царя флажный сигнал на фалах "Гогенцоллерна", бьющий без промаха в ту же цель устремленного на восток царского честолюбия: "Адмирал Атлантического океана приветствует адмирала Великого океана". И вот уже запущена гонка вооружений. Мировые дельцы потирают руки от радости - барыши от японских и русских заказов огромны! Электричество накапливается - нужен только толчок, чтобы его разрядить.

И вот появляется ОН. Болтливый, ловкий, обаятельный. Безобразов. Этакий "О. Бендер" с кавалергардским налетом. Он развязно стучит папиросой о крышку предложенной царем папиросницы, поблескивает белыми великолепными зубами, смотрит на царя весело, ясно, с какой-то почтительной наглостью и картавым самоуверенным голосом твердит: "Одной мимикой, без слов, мы завоюем Корею, одной мимикой, Ваше Императорское величество"!

Безобразова вводит к царю Великий князь Александр Михайлович, "добрый Сандро", "милый Сандро", "очаровательный Сандро", муж сестры Ксении, ближайший друг царя в первые годы царствования, потом ожесточенный враг, опубликовавший в эмиграции довольно бессмысленные воспоминания; главное зло царствования Николая II он видит в том, что покойный император давал слишком мало воли великим князьям.

С этим забавным утверждением можно сопоставить фразу верховного маршала коронации графа Палена из доклада его о Ходынке: "Катастрофы, подобные происшедшей, будут до тех пор повторяться, пока Ваше Величество будет назначать на ответственные посты таких безответственных людей, как их высочества великие князья". Такое обобщение, конечно, несправедливо. Более ясно и точно обмолвился по этому поводу Витте: "Слава Богу, не все великие князья Александры Михайловичи". Хотя Сергей Юльевич, скорее всего банально ревновал к возможности безнаказанного крысятничанья ВК АМа, в частности, в виде огромных откатов за "пробитые" им военные контракты. Захаров, Шнейдер, Крамп - все его "клиенты".

Да! Не удивляйся! Именно ему российский флот обязан нашим "Варягом"!

У Александра Михайловича есть друг и советчик - контр-адмирал Абаза, двоюродный брат Безобразова, строивший планы на Морское министерство в случае, если бы Александру Михайловичу удалось "свалить" генерал-адмирала.

Когда "полупомешанный Саша" Безобразов явился из Женевы с готовым планом "лесных концессий" и начал искать ход к государю, он, естественно, обратился к своему двоюродному брату, с которым был в отличных отношениях, и который занимает пост помощника начальника торгового мореплавания.

Ведомство это, по существу лишнее, основано недавно по настоянию того же Александра Михайловича, и начальником его на правах министра состоит он сам. По большому счету из ревности и в пику генерал-адмиралу Алексею Александровичу, так как Александр Михайлович считает себя куда большим знатоком флота и всего, что с ним связано. Случайное совпадение обстоятельств как нельзя лучше исполняет здесь роль рока. Пока неуравновешенный фантазер сочиняет за границей свой прожект, в России точно по заказу создается "маргариновое" министерство, где он с его затеей будут встречены и оценены самым благоприятным образом.

Если Александр Михайлович под эффектной романовской внешностью скрывает довольно хм... неопределенные нравственные черты, то его дружок контр-адмирал Алексей Михайлович Абаза просто-напросто прожженный темный интриган и делец с молдаванскими корнями, готовый делать деньги где угодно и на чем угодно. Одна афера с покупкой латиноамериканских крейсеров чего стоит! Конечно, ничего куплено не было, но растрачены и украдены при этом были миллионы.

А сделка по покупке тех двух крейсеров, что мы с тобой на абордаж у Йокосуки брали? Ведь макаронники искренне рассчитывали продать их России! А развалилась она потому, что за комиссию этот субъект потребовал миллион рубликов золотом. Надо полагать, что не себе любимому только, но и "хозяевам" - Алексею Александровичу и Александру Михайловичу.

Итальянцы офигели и... продали кораблики самураям! Рожественский же потом, прикрывая "патрона", взял удар на себя, заявив что "гарибальдийцы" не подходят нашему флоту "по типу"... Эту историю ты лучше меня знаешь. И, на мой взгляд, именно этого персонажа нашему студенту в Питере и нужно особо опасаться...

Абаза знал, что делает, уговорив Александра Михайловича поддержать безобразовский проект и горячо приветствуя его сам. Великий князь, благосклонно выслушав устные объяснения Безобразова, берет его щегольски переписанную, переплетенную в сафьян докладную записку и отправляется к царю. Спустя несколько дней Безобразову дает аудиенцию Николай. Очень многое, если не все, зависит в эту минуту от того, какое впечатление произведет на монарха отставной кавалергардский ротмистр. Если отрицательное, кто знает, может быть, Николай II послушает не Безобразова, Абазу и сперва примкнувшего к ним, по понятным тебе причинам, адмирала Алексеева, а уговаривающих его оставить Японию в покое Дурново, генерал-адмирала Алексея Александровича, Ламсдорфа и Витте. Их цель на первый взгляд куда серьезнее - Китай, а не разборки с Японией и стоящими за их спиной англосаксами из-за Кореи или Маньчжурии.

Только вот того, что контроль над Кореей дает России и контроль над одним из побережий Корейского пролива, Витте со товарищи не видят в упор! Нам же придется признать, что тупой, полубандитский по форме и планам раздела барышей проект Безобразова и Ко, в действительности куда больше отвечает долгосрочным геополитическим интересам Российской империи, нежели незамерзающий порт Дальний на Ляодуне...

"Назамерзаемость" Владивостока вполне гарантируется ценой постройки двух - трех ледоколов по типу "Ермака". Но не хотят видеть этого как наши "профранцузы", так и их заграничные партнеры. Для которых Дальний, это еще и прекрасный перевалочный пункт для ввоза, как в северный Китай, так и на наш Дальний Восток французских товаров, на французских же судах. От Сайгона до Дальнего приличному трампу одна бункеровка...

Но то, что Корейский пролив это ворота перед русской дорогой к южным морям, Китаю и Индийскому океану, очень хорошо видят в Лондоне. Отсюда и ответная реакция - "Морской договор" с Токио, фактически благословление японцев на войну. Здесь цели совпали: Япония на Дальнем Востоке становится для британцев таким же антироссийским буферным государством, как и Турция на Ближнем Востоке. Это пробки, затыкающие русским возможность ведения нормальной морской торговли, ибо без поддержки военным флотом, она априори неконкурентоспособна. Как для турок жизненно важно удержать Босфор, его захват русскими равен переносу столицы, так и аннексия Кореи важна для Японии как единственный и естественный путь к экономической стабильности в живущем по колониальным законам мире.

Подумай, ну почему вдруг в нашем мире американцы после второй мировой влезли в корейскую войну, почти перешедшую в третью мировую? Идеология, противодействие Китаю, это все вторично. Только ради контроля над ее южным побережьем! Вывод. В той войне выиграли США, и проиграл СССР. Только так, и никак иначе, ибо контроль над любыми масштабными попытками развертывания советского тихоокеанского флота они сохранили. Это наглядный пример, показывающий, что нерешенность вопроса "кто в доме хозяин" с этими буферными государствами, была, есть и будет оковами на наших руках и ногах...

Кроме того, идея "Желтороссии" сама по себе (т.е. аннексия Северной Маньчжурии), выдвинутая в 1890-х годах, не так глупа, как некоторым кажется. И "трудолюбивые руки" там должны были быть не корейско-маньчжурскими, а в первую очередь русскими, украинскими, белорусскими и т.д. Причина русских трудностей в колонизации Дальнего Востока заключалась в том, что в отличие от Северной Маньчжурии, на русском Дальнем Востоке очень мало пригодной для крестьян земли. Густая тайга, "задернелая почва", очень холодный климат, где уж тут найти место для поселения миллионов? Тем не менее, русские власти довели численность населения Приамурья и Приморья с трёхсот пятидесяти тысяч в 1897 году до почти одного миллиона в 1914 году. Учитывая невыгодные климатические и географические условия края это представляется большим достижением.

В Северной Маньчжурии таких проблем не было. Китаем правила маньчжурская династия, поэтому его правительство разрешило миграцию китайцев в Маньчжурию только в 1873 году, но основная масса китайцев потянулась уже после РЯВ. Об этом свидетельствует такой малоизвестный факт - за десять послевоенных лет население Северной Маньчжурии выросло с полутора миллионов до восьми миллионов! Оцените темпы колонизации - шестьсот тысяч человек в год! Разумеется, такие темпы были возможны не только за счёт более разумной организации колонизации у китайцев.

Тут и климат другой и почва (о вечной мерзлоте тут и не слыхивали), да и свободные от тайги земли имеются в больших количествах (особенно в долине Сунгари). В России в годы столыпинской реформы темпы переселения в Сибирь были столь же высокими - свыше двух миллионов переселенцев за 1906- 10 годы, то есть более пятисот тысяч в год. Так что люди для переселения в "Желтороссию" нашлись бы. До РЯВ Россия активно осваивала Северную Маньчжурию (один Харбин со стотысячным русским населением чего стоил), но из-за проигрыша в войне с японцами проект "Желтороссия" осуществлён, увы, не был...

Осознавал ли наш самодержец важность Кореи и Маньчжурии для России изначально сам, либо помогли советчики, я не знаю. Но в итоге Безобразов произвел на государя самое лучшее впечатление. В мае 1903 года он назначен на должность статс-секретаря созданного Особого комитета по делам Дальнего Востока и теперь фактически определяет направление российской дальневосточной политики. Сторонник Безобразова, начальник Квантунской области адмирал Алексеев, становится царским наместником на Дальнем Востоке, который напрямую подчинялся императору Николаю I, а не правительству.

В царскую опалу попали главные противники проникновения России в Северную Корею. Витте в ходе дворцовых интриг был удален с поста министра финансов и перестал играть какую-либо существенную роль в правительстве: он был назначен председателем кабинета министров. Новая должность смотрится декоративной, поскольку Витте уже не управляет финансами империи. Мстительный С.Ю. с того времени возненавидел Николая всеми фибрами.

Поддерживавший его министр иностранных дел граф Ламсдорф в кресле удержался, хотя его положение при дворе заметно пошатнулось. Поговаривали даже, что Витте даже полагал составить заговор с целью убийства Николая. И его отчасти можно понять - сколько проектов и обязательств рухнули разом. Но к нашей теме это уже не относится...

Возникает вопрос. Почему царь не воспользовался сложившейся ситуацией, и пользуясь системой сдержек и противовесов, не привел сцепившихся безобразовцев и франк-банкиров к неустойчивому равновесию, дабы играть на их грызне и стричь с этого купоны. Почему сам подталкивал дело к войне? Ответ несколько неожиданный: потому что боялся! Нет, не японцев, конечно. Не англичан, не французов и не немцев, которые в самом худшем случае смогут откроить что-то от его бескрайней империи. Он боялся за себя, за семью, за трон.

Он инстинктивно чувствовал, что необходимо избежать внутреннего бунта, а как это сделать, если страна живет в кредит и фактически уже одним этим теряет свой суверенитет? И что с этим делать, если доморощенным банкирам и капиталистам плевать на то как живут в этой стране фабричные рабочие, что уж говорить про французских ростовщиков!? Если крестьянство "законсервировано" в общинной черезполосице, рубящей на корню любые надежды на интенсификацию сельхоза? Да еще и нерешенный еврейский вопрос, вылившийся в "объявление войны Романовым" со стороны крупнейших американских банкиров.

Российская империя стояла на пороге социальных потрясений, чего ни самодержец, ни его окружение не хотели. И они надеялись, что победоносная война с Японией не только откроет России торговые ворота на Востоке, поправив экономическую ситуацию, но и будет способствовать разрешению внутреннего кризиса, а шовинистическая волна захлестнет разномастное революционное движение. Это, как я понимаю, одна из главных причин, почему на вершине власти в Российской империи образовалась собственная "партия войны с Японией" или "безобразовская шайка".

Переоценивая свои силы, и пренебрежительно относясь к "азиатам", безобразовцы требовали "твердой" политики. Они считали, что империя на далеких Японских островах на войну не пойдет, а лишь попытается побольше выторговать для себя в ходе неизбежных дипломатических раундов. Между тем военная готовность царской России на Дальнем Востоке значительно отставала от помыслов сторонников "нового курса" внешней политики.

Кстати, их непримиримые друзья, "Витте и ко", во многом поспособствовали такому положению дел. Особо стоит отметить роль военного министра, а сейчас командующего нашими войсками в Маньчжурии генерала Куропаткина. Заметь, он за несколько лет на своем посту очень тесно сошелся с Витте. С министром финансов!

Прикинь, Вадик, чем должна закончиться дружба министра финансов и военного министра, если довести ситуацию до абсурда? По-видимому, тем, что все российское войско будет состоять из одного военнослужащего, но с весьма солидным денежным содержанием. То есть из самого министра!

Такой вот кадр. Хотя спец по столам и табуреткам из нашего мира - это еще похлестче! Ну да оттуда мы уже выбрались и должны постараться, чтоб такого маразма у наших потомков никогда не случилось...

Поэтому убрать из Маньчжурии Куропаткина - это моя идея фикс. Хоть в лепешку разбейся, но решать ее тебе придется. Или, смотри, буду решать сам... Угадай с трех раз как? Не доводи до греха, блин...

Как все происходило технически? В 1898 году группа лиц из ближайшего окружения императора Николая II образовала акционерное общество для эксплуатации естественных богатств Кореи и Маньчжурии. Члены сообщества акционеров использовали свои высокие связи при дворе для получения из Государственного банка безвозвратных ссуд. Они брались под строительство предприятий в Корее и Маньчжурии. В состав "безобразовской клики" кроме самого Безобразова, входили князья Юсупов и Щербатов, князь Воронцов-Дашков, граф Сумароков-Эльстон, Плеве, упомянутый контр-адмирал Абаза, ставший управляющим делами общества, крупные помещики Болашов и Родзянко, а также великий князь Александр Михайлович.

Считая слишком дорогостоящими и ненадежными методы экономического "завоевания" Китая, они проповедовали прямой военный захват Маньчжурии и убеждали государя не уходить из нее вопреки заключенному с Китаем соглашению. Более того, не довольствуясь Маньчжурией, они предлагали в итоге аннексировать и Корею. "Безобразовская клика" во многом способствовала тому, что в российских правительственных кругах все большее распространение получала идея присоединения к России северной части Маньчжурии по аналогии со среднеазиатскими территориями. Кстати, сам термин - "Желтороссия" - якобы впервые был произнесен именно князем Воронцовым, но это не суть важно.

Безобразовское акционерное общество приобрело в Корее частную лесную концессию. Ее территория охватывала бассейны рек Ялу и Тумыни и тянулась на 800 километров вдоль китайско-корейской границы от Корейского залива до Японского моря. Фактически она занимала всю приграничную зону. То есть "Желтороссия" в закамуфлированном виде появилась на географической карте Дальнего Востока. Формально концессия была приобретена частным акционерным обществом, но царское правительство под видом лесной стражи ввело на концессию войска - "стражу". Повод был: из 400 паев 170 принадлежали Императору лично. Стража эта состояла из почти полутора тысяч "уволенных в запас" сибирских стрелков, которые заменили первоначально нанятых для этой цели несколько сотен китайцев.

Резонный вопрос: зачем "хозяину земли Русской", у которого и так все его, по определению, влезать в какие-то там концессионные паи? Ответ на него очевиден - дело это было более политическим, нежели голым предпринимательством. Это был повод, провокация, если хочешь. А по сути - наша буферная зона, отделяющая Маньчжурию от Кореи. Опираясь на нее можно было и наблюдать за возможной высадкой в Корее японских войск, и подготовиться к отпору.

Но при этом интересно то, в самой лесной концессии на реке Ялу, конечно при объективном рассмотрении, трудно найти нечто экономически предосудительное. "Авантюрой" в глазах большинства историков она стала уже по итогам проигранной войны. Идея же с точки зрения бизнеса была здравой и разумной. Открываемые концессией для эксплуатации сказочные - даже для богатой лесами России - запасы почти в миллиард кубометров ценной древесины в долинах пограничных рек Туманган, Ялу и на острове Уллындо вкупе с удобными транспортными коммуникациями и близостью развивающихся рынков, объективно сулили национальному капиталу полноценное и прочное закрепление в регионе.

Стоимостная оценка концессионных активов в ценах "нашего мира" к моменту нашего сюда "попадоса" - не менее 50 млрд. долларов США. При предусмотренном концессионным договором 20-летнем периоде эксплуатации ее годовой оборот мог составлять порядка 2,5 млрд. долларов США, что сопоставимо со всеми аналогичным образом пересчитанными капитальными затратами, понесенными Россией по сооружению КВЖД. Но для освоения всего этого богатства требовалось жесткое политическое, а следовательно и военное, закрепление России в регионе.

Однако у Витте были иные виды на капвложения. И он начал активно противостоять "абазовско-безобразовским" планам, вместо поиска новых источников финансирования корейского направления российской экспансии, предложив урезать уже существующие статьи расходов. В первую очередь - оборонные. И Куропаткин с Алексеем Александровичем его поддержали... Масла в огонь подлила и так называемая русская общественность. Газеты, ангажированные Витте и его сторонниками, зашумели о безумной авантюре. В обществе стали говорить: "Швыряют миллионами, чтобы великим князьям можно было наживаться на лесных концессиях на Ялу". Давление на правительство было произведено такое организованное и всестороннее, что... по настоянию Витте средства на постройку Порт-Артурской крепости были значительно урезаны! "Своими" же инвестициями, в частности в инфраструктуру Дальнего, он поступиться не захотел. Или не смог - конфиденциальные обязательства-с...

Между тем, российское правительство медлило с выводом армейских сил из Маньчжурии, хотя сроки, установленные договором 8 апреля 1902 года, уже миновали. Это вызывало естественную настороженность в Пекине и плохо сдерживаемую ярость на Японских островах. Но в Зимнем продолжали придерживаться мнения, что японцы "не решатся". В декабре 1903 года переговоры с Японией достигают предельного напряжения. Японский посланник Курино умоляет министра иностранных дел Ламсдорфа ускорить ответ на его ноты, которые неделями остаются без ответа. Но Ламсдорф бессилен: вся дипломатическая переписка с Японией изъята из его ведения - ее на свой страх и риск ведет "Особый комитет". Курино добивается личной встречи с царем, но Николай II для японского посла неизменно "занят". На новогоднем приеме дипломатического корпуса царь произносит речь, в которой недвусмысленно напоминает о мощи России и советует не искушать ее миролюбия. И так продолжается до японской ноты, а фактически ультиматума от 13 января...

И вот примерно в это время происходит интересный момент. Наместник адмирал Алексеев начинает понимать, что его подставляют под удар! Что вместо продолжения дипломатической дуэли, возможно даже со сдачей определенных позиций, временной, пока не завершена концентрация морских и сухопутных сил на театре, в Питере решили идти на войну уже сейчас, но дабы не возмущать мирового сообщества, дать японцам ударить первыми!

И для этого после 14 января выключили из дипломатической игры и его и... Ламсдорфа, МИД! Вся полнота дипсношений с Японией неожиданно передана царем "особому комитету" - Абазе... В результате "усилий" которого российский ответ на ультиматум японцев, подготовленный в МИДе еще 15 января, был подписан царем только 20-го, а японцам официально передан 22-го! Хотя уже 16-го текст русского ответа был известен в Лондоне и Вашингтоне, как и его подтекст: соглашаться со всем и тянуть время для скрытой мобилизации и усиления флота - отряд Вирениуса через несколько недель будет в Артуре... Что лучше могло спровоцировать японцев на немедленное нападение?

Алексеев хорошо знал состояние нашего флота на Дальнем Востоке, да и армии тоже. И знал, сколь высока готовность противника. И отдавал себе отчет, что с приходом в Японию "Ниссина" и "Кассуги" шансов на отсрочку уже не будет. Остается один шанс на успешное начало кампании - превентивный удар. Просчитался Евгений Александрович в одном - он полагал, что до того, как эти корабли войдут в Йокосуку, японцы не начнут. В Токио же рассудили иначе - атаковать тогда, когда появится уверенность в безопасном завершении их перехода. Уверенность появилась с прохождением крейсерами Сингапура. Вирениус в это время еще был в Джибути и шансов на перехват не имел никаких...

Пытаясь "выбить" из царя право атаковать первым, наместник завалил Питер телеграммами, но там оставались глухи ко всем его просьбам и требованиям. По факту же того, что случилось 27 января, Абаза и его подельники спокойно "сдали" Алексеева, выставив козлом отпущения. Последствием чего и стала, в частности, "самостоятельность" Куропаткина. С тех пор два адмирала стали "лютыми" друзьями.

А что же японцы? Неужели это именно коварные русские их спровоцировали? С ними ситуация еще интереснее. Если ты думаешь, что для них первоначально целью войны была только Корея, то ты глубоко заблуждаешься...

В октябре 1900 года, в рамках подавления восстания ихэтуаней в Китае силами Коалициии из восьми стран (в т.ч. Японии, России, Англии, Франции, США, Австро-Венгрии и др.), русские войска оккупировали Маньчжурию. Путь японской имперской экспансии в Китай был перекрыт.

Вскоре в Японии пал сравнительно умеренный кабинет министров Ито Хиробуми и к власти пришёл кабинет Кацура Таро, настроенный предельно конфронтационно в отношении России. 17 января 1902 года был подписан англо-японский "Морской" договор, статья 3 которого в случае войны одного из союзников с двумя и более державами обязывала другую сторону оказать военную помощь. Договор давал Японии возможность начать борьбу с Россией, обладая уверенностью, что ни одна держава, например Франция, с которой Россия с 1891 года состояла в союзе, не окажет России вооружённой поддержки из опасения войны уже не с одной Японией, но и с Англией.

3 марта 1902 г. была опубликована франко-русская декларация, явившаяся дипломатическим ответом на англо-японский союз: в случае "враждебных действий третьих держав" или "беспорядков в Китае", Россия и Франция оставляли за собой право "принять соответствующие меры". Но декларация эта имела малообязывающий характер - существенной помощи на Дальнем Востоке Франция своей союзнице России не могла оказать.

В конце марта 1902 года было подписано русско-китайское соглашение, по которому Россия обязывалась в течение 18 месяцев (то есть к октябрю 1903 года) вывести свои войска из Маньчжурии. Вывод войск должен был быть осуществлён в 3 этапа по 6 месяцев каждый. В апреле 1903 года российское правительство не выполнило второй этап вывода своих войск из Маньчжурии - понимая, что агрессивная политика нового правительства Японии опасна, прежде всего, для этого региона. В ответ Англия, США и Япония заявили России протест против нарушения сроков вывода российских войск.

В августе 1903 года японское правительство представило российскому проект двустороннего договора, предусматривавшего признание "преобладающих интересов Японии в Корее и специальных интересов России в железнодорожных - только железнодорожных (!) предприятиях в Маньчжурии". Очевидно, что для японцев именно маньчжурский пункт был главным, а не корейский. Токийская "Партия войны", и прежде всего ее фанатичный сторонник, посол Японии в Лондоне, Хаяси, во все время переговоров непрерывно распространял информацию о том, что война - дело решенное, и ему удалось фактически нейтрализовать посреднические усилия Франции для разрешения этого конфликта.

Через два месяца Японии был направлен ответный проект, предусматривавший, с оговорками, признание Россией преобладающих интересов Японии в Корее, в обмен на признание Японией Маньчжурии лежащей вне сферы её интересов. Положение об исключении Маньчжурии из зоны её интересов японское правительство категорически не устраивало. Дальнейшие переговоры существенных изменений в позиции сторон не внесли, хотя Николай II постепенно шел на очень значительные уступки по Корее, и на частичные уступки по Маньчжурии.

Однако ввиду победы в Японии "партии войны", он не мог пойти на вывод войск из Маньчжурии, поскольку это очевидно давало японцам все возможные военные преимущества. Между тем 8 октября 1903 года истёк срок, установленный апрельским соглашением 1902 года для полного вывода российских войск из Маньчжурии. Несмотря на это, войска выведены не были. Одновременно Япония начала протестовать и против российских мероприятий в Корее. На самом деле Япония лишь искала повод для начала военных действий в удобный для себя момент.

Наконец, как я уже отметил, 13 января 1904 года Япония ультимативно потребовала безоговорочного признания Россией всех японских требований. 16 января американский посланник в Петербурге телеграфировал в Вашингтон, что "РУССКИЕ УСТУПАЮТ ЯПОНИИ ВО ВСЕМ"! 20 января ответ России был утвержден царем и 21-го отправлен телеграфом непосредственно в Токио и в Порт-Артур. 22 января японский посланник в Петербурге был поставлен в известность об этом ответе официально.

Итогом полученного в Токио русского согласия на предъявленные требования, стало решение о немедленном начале войны против России, принятое на совместном заседании членов тайного совета и всех министров Японии 22 января 1904 года. И в тот же день, упреждая опубликование русского ответа, Комура, министр иностранных дел Японии, предписал: "прекратить бессодержательные переговоры..." и прервать дипломатические сношения с царским правительством. В ночь на 23 января было отдано распоряжение о высадке в Корее и об атаке русской эскадры в Порт-Артуре без объявления войны. Что и было сделано флотом и армией 26-27 января. Война была объявлена на сутки позже.

Когда японцы напали на наш флот, Ламсдорф, прочитав телеграмму Алексеева об атаке японских миноносцев на русскую эскадру на внешнем рейде Порт-Артура, в сердцах бросил одну единственную фразу, ставшую крылатой: "Доигрались-таки!" Подавленный Витте в день объявления войны увиделся с Николаем II: "У царя выражение и осанка победоносная". Император всероссийский отреагировал на случившееся так: "Укус блохи"! Настроение в Зимнем приподнятое. Плеве радуется "маленькой и победоносной войне". Он счастлив, что "русский государь и ход истории двинули большое русское дело назло английским пройдохам и жидовскому капиталу". По всей стране происходят патриотические сходы и манифестации: добрый русский народ от души радуется, что пришел случай свести счеты с ненавистными ему макаками. Шапками закидаем..."

На следующий день за ворохом текущих дел и поспевших к вечеру новостей об очередном нападении японцев на Порт-Артур, Петрович так и не смог переговорить с Василием тет-а-тет, дабы обсудить прочитанное. Он задумал сделать это за завтраком, на следующее утро. Но планам этим сбыться было не суждено.

На рассвете 26-го февраля, когда владивостокское морское начальство во главе с Рудневым еще смаковало свежие новости из Артура, где отбили в ночь с 23-го на 24-е яростную атаку на проход японских брандеров, Камимура все же появился возле Владивостока.

Балк, в принципе, угадал верно. Задержка была вызвана необходимостью собрать разосланные за "Варягом" броненосные крейсера в кучу, добавить к ним пару наиболее быстроходных броненосцев Того и забункероваться. Сейчас к Владику подошли не только броненосные крейсера "Идзумо", "Ивате", "Якумо", "Адзума", но и броненосцы - "Сикисима" со своим систершипом "Хацусе". Последняя парочка входила в число сильнейших броненосцев мира, и пока она была в море и сохраняла боеспособность, выход из порта крейсеров Владивостокского отряда был равноценен самоубийству. Сопровождали их бронепалубные крейсера "Касаги" и "Иосино".

Как и предполагалось, японцы, справедливо опасаясь русских минных полей, о координатах которых им было примерно известно, не рискнули войти в Амурский залив. Вместо этого они направились в Уссурийский и, пробираясь по недавно разбитому ледоколами и снарядами льду, любезно вышли прямо на недавно установленное минное поле. Огонь по гавани был открыт японцами с расстояния примерно пять с половиной миль. Руднев успел к этому моменту прибыть на командно-дальномерный пункт, развернутый на Орлиной сопке, с которого он планировал осуществлять общее руководство боем. Подождав для верности еще пяток минут, чтобы на минное поле втянулась вся японская кильватерная колонна, он приказал замкнуть цепь заграждения и открыть огонь.

Японцы кидали снаряды практически без корректировки. Нет, теоретически, оставшиеся в виду гавани легкие крейсера должны были давать информацию о местонахождении русских кораблей и падении снарядов, затем они там и болтались. Но на практике из этой затеи ничего не вышло - расстояние было слишком велеко, а ветер нес в сторону моря клочья сизого дыма от выстрелов русских пушек, еще больше ухудшая видимость.

Вскоре с "Иосино" с "Касаги" было уже ни черта не разобрать, к тому же мыс Чуркина закрывал обзор на внутреннюю часть бухты Золотой Рог, в которой и сосредоточились русские корабли. Подходить ближе, в Босфор Восточный - значило подставиться под береговые пушки, что этим слабо бронированным крейсерам было категорически противопоказано. Для закрепления подобной точки зрения артиллеристы береговых батарей острова Русский дали пару залпов в их сторону. Долететь снаряды не могли физически, но рощица шестидюймовых всплесков выросла примерно в полумиле от кораблей. Для командиров японских корректировщиков она послужила хорошим напоминанием о возможных последствиях опрометчивых шагов. Поэтому японские снаряды глушили рыбу в гавани, крушили портовые постройки и жилища обывателей на берегу, но от кораблей пока падали на солидном расстоянии.

Ответный русский огонь был организован не в пример лучше. Определив местоположение японской эскадры, лейтенант Нирод передал на корабли всего четыре цифры - номер квадрата, в котором та находилась. Артиллеристы на крейсерах сами определили дистанцию и курсовой угол. Конечно, такая стрельба не могла быть столь же эффективной, как по непосредственно наблюдаемой с корабля цели. Но первый же залп русских очень неприятно удивил Камимуру - снаряды легли вокруг его трех головных крейсеров, и их было много. Практически - накрытие!

Он не ожидал, что русские откроют ответный огонь так скоро, он не ожидал, что в залпе могут поучаствовать с десяток крупнокалиберных орудий и два десятка шестидюймовок. И уж точно он не мог предположить, что первый же залп ляжет столь близко от его кораблей. Это не соответствовало ни известным принципам организации стрельбы корабельной артиллерии в начале века, ни недавней практике обстрела Порт-Артура. Второй и третий залпы русских показали, что удачное падение первых снарядов было не случайным...

Неожиданно заголосил сигнальщик на мостике флагманского "Идзумо":

- Наблюдаю залп береговой батареи, шесть орудий, вторая сопка с юга, примерно на две трети от вершины!!!

"Береговые орудия в зоне прямой видимости - это смертельная опасность для кораблей!" - мгновенно пронеслось в голове Камимуры, который тоже, перебежав на край мостика, стал высматривать в бинокль, где именно расположились пушки русских. Это плохо - никакой информации об этой батарее нет, по данным разведки, на этом направлении позиции еще не достроены. Точно, вот свежеповаленный лес, бревенчатые брустверы практически не замаскированы, видать, достраивали в спешке, ага! Вот и залп, точно, шесть орудий. Судя по факелам выстрелов - шестидюймовки, порох бездымный, значит, 6''/45 Канэ. Ну что ж, японцы сюда и пришли, чтобы заодно выявить систему обороны Владивостока.

- Поднять приказ по эскадре: "Перенести огонь на обнаруженную батарею противника"! Обстреливать до полного подавления!

Четырех залпов японцам оказалось более чем достаточно для полного перемешивания с землей и соснами нежданно открывшейся батареи. Уже после третьего из горящего леса упрямо отозвалось лишь одно орудие, но это была агония. Однако уважительный кивок Камимуры неизвестные батарейцы заслужили. Пятый, контрольный залп поставил на батарее жирную точку: 12'' снаряд - это не только три центнера металла, но и полсотни кило шимозы...

Но стоило японцем перенести огонь обратно на порт и город, как ожила еще одна батарея на соседнем склоне, чуть севернее, на этот раз, судя по дымным выстрелам, огонь вели старые шестидюймовки Бринка. На подавление второй батареи понадобилось уже семь залпов главным калибром броненосцев и крейсеров. Вскоре на ее месте бушевал пожар, в котором то и дело что-то взрывалось, в честь чего над палубами японских кораблей проносилось многоголосое "Банзай". За время обстрела береговых батарей японцы получили два попадания шестидюймовыми снарядами.

Следующие полчаса после подавления береговых батарей взаимная перестрелка продолжалась без единого попадания как с той, так и с другой стороны. Японцы выпустили уже более двухсот снарядов, русские - порядка полутора сотен.

Тем временем, на командном пункте Руднев не мог понять, как могут шесть глубокосидящих броненосных кораблей полчаса крутиться на минном поле без единого подрыва? Посланный к минерам ординарец подтвердил, что все цепи замкнуты. Оставалось только ждать.

Неожиданно из дымной пелены, начинающей из-за пожаров затягивать побережье залива, на КП выскочил донельзя довольный собой Балк.

- Ну как, господин контр-адмирал, понравилось Вам мое пиротехническое шоу?

- Впечатляет. Если бы я сам не знал, что это ты хулиганишь с дистанционными подрывами зарядов, а пушки сделаны из бревен, то сейчас всплакнул бы о судьбе двух погибших батарей. Ведь до последнего отбивались, - сдержано улыбнулся Руднев, - наши гости по твоим обманкам вывалили примерно пятьдесят двенадцатидюймовых снарядов, под сотню восьмидюймовых и хрен знает сколько шестидюймовых... И я их понимаю - если бы я обнаружил в двадцати кабельтовых береговую батарею, которая по мне ведет огонь, я бы тоже ее приказал сравнять с землей на максимальной скорострельности! В общем - чем больше они постреляют по сопкам, тем меньше снарядов упадет на город и порт. Спасибо за идею!

- Да не моя это идея. Сам же хотел организовать там настоящую батарею, пока Савицкий тебе не объяснил, что и за неделю никак не успеть, даже если весь гарнизон будет пупы надрывать денно и нощно... А ложную мы, как видишь, за сутки вполне сварганили.

- Слушай, Василий, а как ты умудрился так точно имитировать стрельбу? Ведь кордитные заряды просто сгорают?

- Да просто, твое превосходительство. Запыжевал в гильзу картуз бурого пороха - вот вам и старая шестидюймовка, а с бездымными зарядами от Канэ пришлось экспериментировать. Короче, оставил я в гильзе половину заряда, а сверху затолкал шлиссельбургский порох пополам с угольной пылью. Ну и с запалами тоже повозился. Согласись, похоже получилось?

Наконец лучшая организация русского огня начала давать результаты - шедший вторым "Ивате" получил восимидюймовый подарок то ли с "России", то ли с "Громобоя". То, что снаряд был русского образца, было ясно по тому, что он, пробив верхний легкий борт, взорвался уже вне корабля. Еще через пять минут шестидюймовый подарок влетел в верхний броневой пояс "Сикисимы", что было абсолютно безопасно, но на нервы действовало. Еще полчаса дуэли убедили Камимуру в том, что единственным результатом продолжения бомбардировки станут расстрелянные орудия и пустые погреба его кораблей, а может, и их повреждения.

За это время русские добились еще трех попаданий, из которых одно было весьма неприятное - на "Адзуме" взрывом восьмидюймового снаряда с "Корейца" сбило трубу, что снижало эскадренный ход до семнадцати узлов. "Иосино", напротив, продолжал сигналить, что попаданий в русские корабли не отмечено (единственное попадание в стоящий у стенки "Рюрик" осталось незамеченным, хотя и вызвало на нем небольшой пожар). Руднев же убедился, что с минным заграждением что-то не то, и погнал минеров проверять цепи. Но суетиться было уже поздно.

Спустя полтора часа после начала обстрела японцы ушли в открытое море. Последней каплей, убедившей японского адмирала, что пора поворачивать оглобли, стал разрыв явно десятидюймового снаряда в полукабельтове по носу его флагмана. Если русские столь быстро умудрились освоить артиллерию "Ниссина" и "Кассуги", то риск становился слишком велик - одно удачное попадание такого снаряда в его броненосный крейсер может поставить крест на возможности довести его до Японии.

Преследовать силами четырех крейсеров, из которых один бронепалубный, эскадру из двух броненосцев, четырех броненосных крейсеров и двух бронепалубников, смысла не имело. Бессильно проводив взглядом корабли Камимуры, скрывающиеся в морозной дымке, Руднев похромал в землянку к минерам. Дотопав туда, он устроил разнос дежурившему поручику на предмет, почему более чем за час нахождения кораблей на минном поле никто не подорвался. Оправдывающийся поручик из крепостных минеров со следами вчерашнего возлияния на лице, что-то лопотал по поводу непригодности телеграфных проводов для инженерного минирования вообще, неправильном материале изоляции и падения напряжения в батареях за три дня ожидания на морозе, в частности.

В сердцах плюнув, Руднев с матом со все дури здоровой ногой пнул ящик с рубильником, который подавал напряжение от батарей на мины. Проскочила неслабая искра, деревянная облицовка ящика и носок сапога обуглились, а в воздухе приятно запахло озоном. И в тот же момент земля и море вздрогнули... А еще через несколько секунд с моря донесся долгий и протяжный грохот взрыва. Вернее, нескольких взрывов, слившихся в один.

- Шес... Се... Восемь подрывов! - донеслись до оцепеневшего Руднева крики наблюдателей.

К сожалению, японская эскадра уже скрылась из виду и не могла полюбоваться на устроенный в ее честь фейерверк, на создание которого ушло так много сил и средств...