Глава 23 Политика и дела технические

Ноябрь 1912 г. — февраль 1913 г.

Сегодня Таврический дворец заполнен до отказа. С хоров торжественно звучит «Боже царя храни». Все стоят. Еще бы, пятнадцатого ноября 1912 года происходит открытие IV Государственной Думы!

В зале все 442 депутатов. На галерке репортеры. В правительственной ложе председатель совета министров — Владимир Николаевич Коковцев. Совсем скоро он огласит волю Императора. После чего Думу напутствует старейший депутат нового созыва и председатель прежнего. Они сейчас в президиуме.

Потом пройдут выборы председателя и на этом повестка первого заседания, будет исчерпана.

Будущий председатель известен, это октябрист Владимир Михайлович Родзянко. Он руководил прежней думой и никому особо не насолил. Фигура несамостоятельная, но всех устраивающая. Про него часто говорят: «Вскипел Бульон, потек во храм». За зычный голос его дразнят «барабан», а за грузную фигуру «самовар». Родзянко поддержат трудовики и кадеты с октябристами. Этого достаточно. Настоящий лидер у октябристов Гучков, но он предпочитает оставаться в тени.

Бодаться с Владимиром Михайловичем не сложно, его легко спровоцировать на опрометчивые высказывания, а в сложной обстановке он теряется. Последние годы Самотаев частенько замечал — при анализе он пользуется терминологией Зверева. Аналогично используются зверевские прибаутки.

Основная рубка за влияние в Думе начнется позже. Надо будет выбрать двоих товарищей председателя, секретаря и пятерых его товарищей. От этой «восьмерки» во главе с председателем будет зависеть очень многое.

Новые социалисты получили двадцать семь мест. Оглушительный успех, но Зверев выразился кратко: «перебор» и прикупать «независимых» не стал. Если припечет, приплатим «сочувствующим» движению СПНР, а таковые уже наметились. Командир сейчас рядом с Самотаевым.

С памятного полета, когда военлета сбили под Азаршахардом, прошло чуть больше года. За это время, Михаил умудрился получить вторую награду, демобилизоваться и поучаствовать в гонке за место в Госдуме. С этой осени он посещает высшие курсы управленцев.

Герой-авиатор из народа, лично уничтоживший банду коварных кочевников — таков был ореол, созданный стараниями прессы. Грех было не использовать эту карту в поддержку своей партии. Последние полгода Самотаев мотался от Санкт-Петербурга до Ставрополя, и от Нижнего до Киева. И не просто мотался с выступлениями, а еще и летал над городами, сбрасывая листовки в поддержку того или иного кандидата от СПНР. Все это сопровождалось бесплатным прокатом фильмов, выступлениями казачьего хора и множеством встреч с полезными, но чаще бесполезными людьми.

Итог того стоил. Казачество отдало СПНР десять голосов — в новой партии юг России усмотрел заявку на твердую власть. Городской интеллигенции хлебом не корми, дай порассусоливать о социальных лифтах, мол, мы такие талантливые, а нас не замечают, зато теперь… Кроме представителей богатого сословия, в Думу от СПНР прошло пятеро рабочих. Новые социалисты тут же с гордостью заявили: «Наша партия демонстрирует реальное единение капитала и трудящихся».

«Ага, скрестили ежа и ужа», — иллюзий по поводу такого «единения» Михаил не питал, но Командир сказал: «Надо терпеть, а примерно к пятнадцатому году готовься взять лидерство партии».

По ходу предвыборной компании перед Самотаевым разворачивалась феерическая картина борьбы за влияние в Думе.

На правом фланге, как и положено правые, националисты и центристы, по крайней мере, так себя называет часть правых. Здесь представители богатейших фамилий, искренне верующие в монархию и прикормленные правительством. Последние всегда проголосуют за любое предложение власти.

Левее расселись, точнее, стоя слушают гимн октябристы. Это умеренно правая партия крупных землевладельцев, предпринимательских кругов и чиновников. Даже странно, как Зверев с Федотовым исхитрились переманить от них несколько денежных мешков во главе с Коноваловым.

Впрочем, почему исхитрились, просто в позиции новых социалистов промышленный капитал увидел свою выгоду. Лозунг: «Только трудолюбие должно стать мерилом успеха», оказался одинаково привлекателен и капиталисту, и рабочему. Последнему были обещаны пенсии, защита от произвола, нормальный рабочий день и множество других преференций. При этом Дмитрий Павлович не скрывал, что с приходом к власти придется прижать рантье, и вообще, деньги должны работать на Россию, а не проматываться за зеленым сукном в Ницце. Промышленники поскрипели, но согласились. Значит, не такие они пропащие. Что характерно, интерес к СПНР проявили не только октябристы, но кое-кто из правых. В целом же программа новой партии оказалась привлекательной и нашим, и вашим.

Левее октябристов польское коло с мусульманами и белорусами. Следом СПНР, а еще левее кадеты, после которых трудовики с прогрессистами. На левом фланге социал-демократы. У них всего пятнадцать мест.

Как это ни странно, но занятие политикой Михаила увлекло. Был в этом деле и азарт, и риск. Словестная эквилибристика с оппонентами постепенно оттачивала аргументы в пользу идей СПНР, и в какой-то момент он почувствовал их своими. Более того, единственно верными.

Слушая сейчас гимн империи, Михаил мысленно благодарил Командира, за ушат холодной воды: «Миха, не забывай, что ни одна партийная платформа не принесла людям счастья. Все это, не более чем полуфабрикаты. Одни получают преференции, другие тачку дерьма и по другому не бывает. Всегда помни — если нам удастся подтолкнуть развитие России, то пройдет всего двадцать-тридцать лет и идеи СПНР будут преданы проклятью, а ее носители анафеме. Так устроен человек и с этим ничего не поделаешь. Более того, если бы в людях не было этого механизма, то мы так бы и сидели макаками на деревьях».

Анализируя тот разговор, Самотаев понял — Зверев внимательно следил за его состоянием и вовремя вмешался.

В конечном итоге все это помогло увидеть рациональное в платформах каждой фракции государственной Думы, а увидев рацио, тут же найти их слабые стороны, что чертовски помогло в аргументации своей позиции. Одновременно с этим стало приходить понимание опасности идей СПНР, тех самых о которых его предупреждал Командир. Особенно следовало опасаться фанатиков, принимающих любые броские идеи за абсолютную истину.

Получалось, что раскочегарив Россию, надо будет вовремя сменить знамена, и сделать это с минимальными потерями для страны. А еще Михаил наконец-то осознал, что только такой и должна быть политика, и кто этого не понимает, тот рискуют попасть под раздачу.

* * *

— И все же, уважаемый Борис Степанович, мне непонятна ваша уверенность по спросу на алюминий.

— Три года тому назад вы сомневались в эффективности кислородного конвертера, а сегодня нашу сталь покупает вся Европа, — напоминать, что по прошлому году их товарищество принесло около двух миллионов прибыли, — Федотов не стал.

— Не лукавьте. В умении убеждать покупателя я вам дам сто очков вперед, — с укоризной посмотрев на компаньона, Второв дал понять, что подменой понятий его с толку не сбить. — Спрос на такие стали был известен, а сомнения касались только эффективности кислородного конвертера.

— Вас не убеждают эти графики? — Федотов указкой показал на кривые спроса на алюминий для авиации.

— Нет, не убеждают. К пятнадцатому-шестнадцатому годам мои инженеры прогнозируют максимум пятикратный спрос, и это с учетом продаж в Европу, вы же прогнозируете минимум десятикратный только по России. Чем можно объяснить такие расхождения?

Разговор с самым успешным предпринимателем России, длился уже второй час.

На Федотова Второв вышел вскоре после образования совместного с Коноваловым товарищества Электросталь. Это произошло три года тому назад. Не потянув расходы на второе совместное предприятие по производству сталей методом кислородного дутья, Коновалов предложил вместо себя Второва.

Федотов не возражал. Родственник Александра Ивановича по линии жены слыл жестким предпринимателем и дотошным человеком, что не мешало ему быть авантюристом. Не случайно его называли «русским Морганом».

Широкоплечий, с крупными чертами лица, с коротким ежиком тронутых сединой волос и большими карими глазами, Второв относился к тому редкому типу людей, которые распространяли вокруг себя ауру уверенности. Таким хотелось безоглядно доверять и точно так же таким не хотелось лукавить, тем более обманывать.

По формальному признаку Николай Александрович, относился ко второму поколению купцов, но не обремененный серьезным гуманитарным образованием, зато с малолетства познавший, каково это с утра и до вечера стоять за прилавком, он до совершенства довел торгашеские навыки. При этом, став во главе торгово-промышленной империи, штрафами не увлекался и умел прислушиваться к мнению специалистов.

Впервые столкнувшись с Второвым, Федотов ощутил себя едва ли не пигмеем. Заметил это и Второв, поэтому, просчитав скорость окупаемости, согласился внести свою долю, но лишь на условии владения половиной предприятия, плюс одной акцией.

В затраты Николая Александровича входила стоимость уникальной для этого времени установки для получения кислорода в промышленных масштабах. Отказываться смысла не было, но Федотов поставил условие — заводы переселенцев десять лет снабжается в приоритетном порядке, естественно с ограничением цены, а еще он оговорил право вето на продажу лицензий. Облегчать жизнь немецким металлургам Федотов не спешил.

Торг был жесткий. Второв играл на недостатке у переселенцев средств. Федотов возражал, дескать, вы сами вычислили срок окупаемости и нам ни чего не стоит взять деньги у французов или немцев.

— Тогда вы солидно переплатите, — давил Второв, принципиально не бравший кредит у иностранных банков.

— Зато потом вся прибыль будет наша, — возражал Федотов.

— Или потеряете все до копейки.

— И потому вы рискнули взять полный контроль над предприятием? Придумайте что-нибудь убедительнее.

— Борис Степанович, ваше право вето при продаже лицензий не лезет ни в какие ворота, — акула бизнеса превосходно изображала искреннюю обиду, — я оплачиваю почти три четверти предприятия, а вы мало того, что имеете половину дивидендов, так еще владеете правом запрета на продажу метода.

«Ага, так я тебе и поверил, а ведь ты еще не знаешь, сколько мы отхватим сопутствующих патентов. Взять только спектрографы для экспресс анализа», — злорадствовал про себя, избавившийся от комплекса неполноценности переселенец.

— Не три четверти, а только две трети, плюс вы продаете металл себестоимостью на четверть ниже мартеновского и владеете уникальной установкой получения кислорода.

Деваться Второву было некуда, и через два года конвертер стал стабильно давать качественную сталь. Лучше сплавы получались только в электропечах, но там и стоимость была заметно выше. Но и здесь наметилась выгода, ведь малые конверторы стояли непосредственно перед электропечами, подавая в них жидкий металл, тем самым обеспечивая дополнительную экономию электроэнергии.

В преддверии войны остро встал вопрос с алюминием. Покупать его в Европе будет проблематично, а в Северной Америке дорого. Строить низконапорную ГЭС на Волхове? Слишком дорого, хотя глинозем под боком.

Минимальные затраты получались при строительстве ГЭС и алюминиевого комбината на Вуоксе в районе финского поселка Яаски.

С этим предложением Федотов обратился к Второву и… нарвался.

Аргументировать скорым началом войны было глупо. В том, что она начнется, ни у кого сомнений не возникало, но после двух последних балканских войн, считалось, что основные противоречия были сняты и в ближайшее время войны не случится. Пришлось выкручиваться.

— Можно? — Федотов протянул руку к аналитической записке.

Второв не возражал. Пробежав глазами текст, Борис мимоходом отметил качество документа:

«Ничего лишнего, а все расчеты в приложениях. По росту потребления алюминия пятое, и что в нем? Ага, здесь указана потребность металла на условный авиадвигатель с коэффициентом полтора. Надо полагать, так расчетчик учел неопределенность. Толково. В принципе, подход правильный, но автор аналитики явно не в курсе цельнометаллических конструкций. Вот на этом мы и будем играть.

Разгонять прогресс, конечно, не есть хор, но кто сказал, что аборигены тут же кинутся строить цельнометаллические машины? Расчеты однозначно показывают — алюминий нужен при скоростях выше двухсот-трехсот километров в час. Внимание обратят, к гадалке не ходи, а мы им подыграем, дескать, русские малость спятили и круто проиграли в стоимости».

В принципе, на Второве свет клином не сошелся, но Федотова подкупала позиция самого богатого человека империи: «Никогда не брать денег у банков с иностранным капиталом».

Что это, как не сходство с программным положением СПНР? Тем паче, что до Зверева дошли сигналы об интересе Николая Александровича к этой партии.

Федотов с тоской прикинул, сколько средств уходит на химкомбинат, металлорежущие станки, и на многое другое, что всерьез начнет давать отдачу к началу пятнадцатого года.

«Если Второв откажется, не помрем. Обратимся к тому же Абамелек-Лазареву, к братанам Поляковым или Рябушинским. Последние давно подают сигналы, но сперва поборемся».

— Прилетели мягко сели, высылайте запчастЯ, фюзеляж и плоскостЯ, — нараспев продекламировал Федотов и тут же вопросом пояснил, — неужели ваш аналитик не слышал поговорок авиаторов?

— Вы хотите сказать? — от неожиданности Второв на мгновенье замялся.

— Именно! — в паузу тут же втиснулся Федотов, — будущее за цельнометаллическими аэропланами, — и, глянув на скептическую мину на лице Второва, решительно продолжил, — вот что, уважаемый Николай Александрович, полагаю, без обоснований нам не обойтись, поэтому прошу ко мне в конструкторское бюро — Борис решительно повел госта на другой край завода.

За последние годы предприятие Меллера заметно разрослось и моторостроительный завод, точнее завод АРМ давно перебрался под собственную крышу. В нем доля Меллера всего десять процентов.

Автозавод Дукс оставался под пятой «тевтона», хотя и не на все сто процентов — часть акций Дукса перекупили переселенцы. Авиазавод, точнее цех завода Дукс, находился в стадии переезда под собственную крышу. Большая его часть принадлежит переселенцам, а само предприятие называется «Авиазавод?1».

Отказываться от сотрудничества с немцем Федотов не собирался, хотя поначалу споры каким быть российскому самолету булькали не слабо.

В Меллере гармонично совмещались изобретатель-конструктор и технолог. Первого тянуло придумывать новое, второго пустить конструкцию в серию. Не случайно его велосипеды, а позже авто уверенно теснили на рынке конкурентов. Но и на старуху бывает проруха, и Меллеру втемяшилось в голову пустить в серию лицензионный Фарман IV. Федотов был категорически против — лягушатников на помойку, только свой самолет.

В какой-то момент пришлось употребить силу, пригрозив разрывом деловых отношений. Благо, что к этому времени моторы АРМ стали стабильно демонстрировать неплохие параметры, да что там неплохие, по меркам этого мира просто отличные. Пусть лучше лягушатники покупают российскую продукцию. При этом самое сладкое придерживалось под прилавком, ибо неча гнать прогресс у конкурентов.

Чуть позже пришлось бодаться с заскоками Меллера-конструктора. Впрочем, а как могло быть иначе, коль скоро этот человек нес в себе весь опыт и мать ошибок трудных начала XX века.

Как бы там ни было, но и с этой напастью справились, В небо уверенно взлетел сначала Миг-1, а сейчас парит Миг-2. Именно, что парит. Скорость максимум сто десять, зато по сравнению с бипланом Миг-1 дальность существенно выросла. Это первый моноплан с верхним расположением крыла и управляемыми закрылками. Основной девиз компании: «Наши аэропланы не падают», заставил конструкторов изрядно попотеть, зато статистика уверенно показала — обещание выполняется. Особенно удачен Миг-2, прощающий многое ошибки пилотирования.

Следующая модель на подходе. Для всех Миг-3 сугубо разведывательная машина, ибо не стоит провоцировать сторонников стреляющей авиации, хотя место под пулеметы зарезервировано. Пока же главное оружие это штатный фотоаппарат, позволяющий пилоту вести съемку даже в одиночку.

Компоновка Миг-3 повторяет таковую от Миг-2, но крыло, с полной механизацией, в сумме с глубокой амортизацией шасси, позволят этой птичке взлетать и садиться на любой мало-мальски пригодной поляне. Двигатель в двести лошадок должен обеспечить скорость до ста пятидесяти километров в час. При приличной по сегодняшним меркам грузоподъемности, это круто. Полное остекление двух-трехместной кабины, дает прекрасный обзор и комфорт, а прозрачный полиметилметакрилат, известный как органическое стекло, уже вовсю производится на родном химкомбинате.

Характеристики этой машины, на сколько помнил Федотов, ближе всего к таковым у германского Шторьха средины тридцатых годов.

Имя «Миг» решено было присваивать всеми машинами, спроектированным в КБ. Первая буква от фамилии русского немца Меллера Юлия Александровича. В полной аббревиатуре после номера модели шифровалась фамилия главного конструктора основное назначение машины.

О предстоящей войне не забывалась, и работы над аэропланами велись с темпом, позволяющим чуть-чуть опережать противника. Фактически Миг-3 проектировался, как многоцелевая машина. Хорошее вооружение, трехместная кабина, приличные грузоподъёмность и скорость, позволяли использовать его как истребитель, легкий бомбардировщик и разведчик.

В то же самое время вундервафлей он не являлся. Скорость к моменту начала серийного выпуска не запредельная. У французов есть самолеты и побыстрее. Аналогично с грузоподъемностью. О возможности установки стреляющего через винт авиапулемета, и ручного в кабине пассажира, пока не трындят. Тем более нет упоминаний о сблокированном с прицелом бомбосбрасывателя.

А вот по сумме всех параметров, и особенно по живучести, Миг-3, скорее всего, окажется лучшим самолетом своего времени.

Впрочем, долго задержаться на пьедестале ему не удастся, слишком скор в военное время прогресс.

Макеты всех аэропланов продуваются на аэродинамической трубе в имении Дмитрия Павловича Рябушинского, где тот на свои средства создал полноценный Аэродинамический институт. Удивительно толковый инженер, скорее даже ученый, напрочь отказавшийся заниматься семейным бизнесом.

Там же проверяется прочность сочленения корпус-крыло. Испытатели удивляются: «Зачем такой запас прочности?» — не знать о перегрузках на машинах этого класса людям несведущим простительно.

Аналогично с будущими бомберами. Только главный конструктор знает, что он строит не супер-пупер модерновый пассажирский моноплан с полностью остекленной носовой частью, а самолетик для сброса особо-ценных подарков с горизонтального полета. Они же раздают задания на проектирование узлов.

Тяжелые машины только монопланы, ибо о бипланах этого класса, исключая первые машины Сикорского, никто из переселенцев не помнил. По-видимому не прижились.

Кроме аэропланов Авиазавода?1, из отечественных машин российское небо бороздят машины Григоровича, Гаккеля, одесского грека Хиони и Сикорского.

Последней и самой большой сенсацией стал первый в мире супербомбовоз Сикорского, который вот-вот должен взмыть в пасмурное Балтийское небо. Или в голубое, если подфартит с погодой, но это вряд ли. Четырехмоторный гигант с размахом крыльев в двадцать семь метров поражал воображение обывателя, а Федотова своей кабиной по типу трамвайного вагона. Не хватало только латунного логотипа: «Русско-Балтiйский вагонный заводЪ, трамвайный отдел». В этом отделе велась разработка самолета, такой вот выверт истории.

Поначалу завод купил германские «Аргусы», но недавно заменил их на сто двадцати сильные от Миг-2. Федотов не препятствовал. Более того, он оказался одним из немногих, поддержавших Сикорского на Втором всероссийском воздухоплавательном съезде 1912-го года, проходившем под патронажем Жуковского. Сомневающихся было более чем достаточно, добрая половина критиков утверждала, дескать, «трамваи» по воздуху не перемещаются, ибо там нет рельсового пути.

Шутники, блин. И казалось бы, какое им дело? Сами ни хрена не строят, только пописывают о том, в чем мало разбираются, так еще злобно тявкают, как только почувствуют мало-мальски очевидную новизну. Ох уж эта россейская традиция обязательно обосрать отступившего от канона. Особенно, если тот иностранный.

Зато после выступления Федотова, посоветовавшего критикам обратить внимание на зависимость тяговооруженности от размеров летательного аппарата, и на этом основании делать прогнозы, а не трындеть бабами на базаре, Игорь долго тряс руку единомышленнику.

Меллер неодобрительно морщился, но Федотов был непреклонен — успехи конкурента надо признавать. При этом ни Сикорского, ни Хиони с Григоровичем приглашать в свое КБ не спешил, а Звереву разъяснил: без конкуренции российской авиации придет или амбец, или капец. К тому же трем медведям в одной берлоге… ну, типа, одной бабы им не хватит, а если теток несколько, то это уже будет публичный дом и никакой романтики. А вот Якова Модестовича Гаккеля привлек. Он занят разработкой «пассажирского» самолета.

* * *

Протоптанная в январском снегу кабанья тропа повторяла изгибы крохотной речушки. На правом берегу сосновый бор, на левом дубняк и березовое мелколесье. Туда, на оклад зверя, только что ушли две группы загонщиков.

Первые лучи скупого зимнего солнца коснулись вершин сосен, чтобы тут же высветить стоящий не одно столетие раскидистый дуб.

Привычным движением Второв переломил стильный Зауэр второй модели. Вставил патроны на кабана, которые как всегда снаряжал только сам. Примерился в изгиб тропы, где кабан окажется в профиль, прислушался к разговору:

— Вы, барин, кабана скоро не ждите. Сперва пойдут косули и зайцы, потом можно увидеть рыжую, а кабан объявится в послед. Солнце ему аккурат будет в глаз и вас ему не видать, но почуять может за версту, ух и чуткий хрюшник, — со знанием дела вещал Федотову егерь Второва.

— А волк, разве тут нет волков? — поинтересовался Федотов.

— За волка, барин не бойся. Он зверь умный и будет уходить в сторону, да и я буду рядом, — по-своему истолковал вопрос Бориса егерь.

— Филимон, в октябре господин Федотов из своего карабина при мне двух серых завалил, — Николай Александрович дал понять охотнику, что Федотов не новичок.

— Извиняйте, господин Второв, — немного расстроенный, Филимон отошел на свой номер.

Из головы Николая Александровича не выходил недельной давности разговор с Федотовым.

При входе в КБ их остановил охранник, потребовавший от директора пропуск на постороннего, и когда такого не оказалось, попросил директора пройти в отдельную комнату и дать письменное распоряжение. Позже, на удивленный взгляд Второва последовал ответ:

— Такова система охраны секретов и не мне ее менять.

— Но разве охранник вас не знает?

— Охранник подчиняется только начальнику охраны и инструкции, которая предписывает вывести меня в отдельное помещение.

И вновь удивление на лице самого богатого капиталиста России, и вновь пояснение:

— На случай, если мой визави держит меня под прицелом.

— И кто ж такое удумал? — опешивший от таких премудростей, Второв неодобрительно покачал головой.

— Господин Зверев.

— Но литератор…

Ответ был резок:

— Боевому опыту этого «литератора» впору позавидовать многим нашим генералам.

В кабинете Федотова никаких излишеств. По одной стороне от Т-образного стола книжный шкаф с затертыми корешками справочников, по другую два кульмана, на которых пришпилены какие-то чертежи. Стул, почти кресло, хозяина, такие же у посетителей. С первого взгляда понятно — здесь обсуждаются проекты, а хозяин работает, и явно по долгу. Будучи сам работоголиком, приметы этого свойства Второв читал безошибочно.

Против ожидания в обольщение перспективами от продаж алюминия Федотов не бросился. Вместо этого он кратко рассказал о тенденциях развития аэропланов серии Миг и лучших машин конкурентов. После чего поведал об особенностях Миг-3.

— Обратите внимание, уже эта модель требует применения алюминия, без которого глубокой механизации крыла не получить.

Из дальнейшего разъяснения следовало, что, несмотря на дороговизну алюминия по сравнению с деревом, применение металла даст солидную экономию на первый взгляд не очевидную.

— Поясню на примере. Если на Русском Витязе господина Сикорского применить алюминий, то его грузоподъемность с пяти человек вырастит до десяти. Аналогично и полный срок службы. Только по этим двум параметрам получаем минимум трехкратное снижение стоимости перевозки одного пассажира, а ведь еще не учен ресурс моторов и масса других обстоятельств.

Отсюда можно сделать уверенный вывод — в ближайшее время авиация станет основным потребителем алюминия.

— То-то каждый второй летчик носят погоны, — уколол Федотова Второв, справедливо не верящий в рентабельность пассажирской авиации.

— А разве может быть иначе? — не остался в долгу собеседник. — Вспомните порох. Фейерверки почти сразу сменились военным применением, и только потом порох пошел на добывание зверя и прокладку тоннелей.

На этот пассаж ответить Второву было нечего, но «противника» надо было добивать:

— Кстати, по военному применению. Здесь все много «вкуснее». Во-первых, с ростом бомбовой нагрузки, за каждый боевой вылет пропорционально растет число погибших врагов, соответственно, снижается удельная эффективность его ПВО.

— Простите? — Второв впервые прервал Федотова.

— ПВО это противовоздушная оборона, которая тут же начнет активно развиваться.

— Вы всерьез верите в ближайшую войну?

— Причем тут верю, или не верю. Важно только одно — война будет, и авиация станет одним и эффективнейших видов оружия.

— А дирижабли? — Второв впервые показал знание тематики, ведь кайзеровцы делали ставку на цеппелины.

— Мертворожденные дети. При случае докажу, но сейчас важно знать — чем позже это поймут германцы, тем России будет легче, а поэтому…

Дальше Федотов показал хранящиеся в небольшой комнатушке модели, в которых человек будущего узнал бы все основные машины винтомоторной авиации: пикирующий бомбардировщик и близкий ему по классу штурмовик, тяжелый бомбер и истребитель. Озвученные характеристики этих машин были существенно ниже достигнутых к началу второй мировой, но выше, нежели имевшиеся в Великой Войне.

После описания эффективности применения боевой авиации, у Второва зародилось подозрение, а не болен ли его собеседник. Уж очень красочно «авиамоделист» изобразил ковровые бомбардировки, а от терминов «гибель от баротравм легких» и прочих малоприятных подробностей, аппетита не добавлялось. Но мысль эту он отбросил после заявления:

— Именно поэтому, уважаемый Николай Александрович, я изо всех сил торможу развитие этих машин. Дай моим конструкторам волю, мигари уже через год достигнут скорости трехсот вест в час. Пусть пока набираются опыта на малой авиации и строят пассажирский аэроплан. А эти, — Федотов кивнул на добротно выполненные модели, — не поверите, но их не видел ни один из моих конструкторов. Сам делал, а вот металл мне нужен здесь и сейчас. Сегодня на нем больших денег не заработаешь, но когда полыхнет вся Европа, затраты окупятся сторицей.

После упоминания, что еще сам господин Чернышевский завещал потомкам делать алюминиевые полы, разговор сам собой затух. Второв взял на раздумье паузу, а на неделе пригласил Федотова на зимнюю кабанью охоту.

Его размышления прервал далекий звук рожков, значит, через час на охотников выйдет зверь. С этого момента никаких шевелений и тем более разговоров.

Николай Александрович скосил глаза на Филимона. Егерь, ходивший на зверя еще с его отцом, походил на вросший в землю обломок старой ели. Такой же корявый, и такой же неподвижный.

Переместив взор на Федотова, вновь удивился, как меняет человека эта маскировочная накидка. Белая, с темными пятнами «сучков» и нарисованными линиями ветвей, она делали человека невидимым, а обмотанный тряпками карабин казался дряхлой ветвью. Если бы не едва двигающееся кольцо прицела, Второв бы не догадался, что Федотов смотрит в свою оптическую трубу.

Вот еще странность. На охотника Федотов не походил никаким образом. По этому поводу Филимон как припечатал: «Не охотник». Второв бы с ним согласился, если бы не помнил два выстрела и двух замерших на осенней траве матерых хищников. Филимона в тот раз не было.

По тому, как замерло кольцо прицела, Николай Александрович понял — Федотов кого-то заметил. И верно, спустя малое время на опушку выскочила косуля. Тревожно поведя ушами, сделала два шага, замерев, принюхалась. До нее было не меньше сотни шагов и это «принюхалась» Второв не видел, скорее догадался. Слишком далеко, зато впервые позавидовал Федотову — в его прицел можно рассмотреть даже трепет ноздрей лесной красавицы.

Что спугнуло девочку так и осталось загадкой, но метнувшись вправо, она исчезла в густом подлеске. Следом ей на опушку вылетели две подруги и не раздумывая последовали за своей товаркой.

Охоту на кабана Второв-младший полюбил за возможность полюбоваться таким чудом. Еще в отрочестве увидев лесных красавиц, он никогда на них не охотился. Повзрослев, Второв как-то порвал деловые отношения с компаньоном, устроившим отстрел этих животных. С тех пор он взял за правило проверять своих компаньонов. Не всех, конечно, но в этот раз посчитал случай подходящим.

На смену косулям из леса вышла лисица. Рыжая разбойница сначала шла прямо на Филимона, но почуяв человека, резко взяла влево.

Кабаны появились после зайцев. Впереди шла самка, за ней молодняк. Замыкал «караван» мощный самец.

«Пудов на пятнадцать, — оценил размеры зверя Второв, — но откуда он здесь, обычно течка заканчивается к январю, а сегодня день Святого Григория».

Пропустив мамашу, повел стволом за двухгодовалым поросенком. Следующего должен был взять Федотов, а Филимон стоял на подстраховке.

Бах! — ружье привычно толкнуло хозяина в плечо, едва кабанчик вышел на прямой участок, но за долю секунды до выстрела двухлетка просел в глубоком снегу и вместо ожидаемого кувырка, метнулся вперед. Нажатие на второй спусковой крючок отозвалось сухим щелчком бойка, зато со стороны Филимона грохнуло его ружьишко.

Когда Николай Александрович еще только нажимал на второй спусковой крючок, самец, будто выброшенный гигантской катапультой, метнулся на обидчика. Как переламывалось ружье и выдвинулись гильзы, Второв не помнил. Это движение его правая рука сделала помимо воли хозяина, а левая судорожно пыталась извлечь из патронташа патрон. Понимая, что перезарядиться не успевает, Второв инстинктивно начал бросок влево, уходя от клыков разъяренного хряка. И опять же на уровне ощущений понимал, что клык порвет ему ногу, и поэтому мысленно проигрывал, как в самый последний миг успеет немного ее подобрать и как, изогнувшись в броске, зверь сумеет полоснуть по щиколотке. Он даже успел представить, как попытается заглушить режущую боль. А еще, в который уже раз, осознал, насколько этими своими умениями он отличается от окружающих.

Последний бросок самца совпал с резким грохотом выстрела, походившим на удар бича от которого зверь зарылся в снег, и только задние копыта бешено молотили воздух.

— Извини, раньше стрелять не мог, — Федотов мотнул головой в сторону стоящего на линии огня старого егеря.

* * *

Разговор продолжился в усадьбе Филимона, прячущейся в глухомани владимирских лесов. Хозяйский дом-пятистенок с хлевами и амбарами.

Для гостей протоплена чистая изба, принявшая распаренных после бани охотников. Керосиновая лампа освещает нехитрую снедь, венцом которой настоящие сибирские пельмени из добытого на охоте кабанчика. Иного Второв не признавал. Там же Смирновская водка и хрустящие грузди с вареной картошкой.

Еще готовясь к переговорам по конвертеру, Федотов собрал о российском магнате всю доступную информацию, и не зря. Второв не страдал излишним меценатством, полагая это занятие пустым и даже вредным, в чем Федотов был с ним солидарен. Склонность к авантюрам, т. е. к кидалову, будущий магнат продемонстрировал еще в пятнадцать лет. Пользуясь подложными документами, он умудрился втюхать купцу Варфоломееву право на несуществующую дорогу Томск-Новосибирск. Дело вскрылось и, спасая отпрыска, отец «героя» отписал Варфаламееву одно из своих предприятий. Ага, компенсировал убытки, а заодно избавился от самого убыточного предприятия с долгами в пятьдесят тысяч целковых. Разобравшись, купец было рыпнулся, но документы, изобличающие Второва-младшего уже перешли к папане юного прохиндоса.

Такие они, «благородные» российские купцы. Впрочем, а разве может быть иначе? Оказывается, может, особенно, когда легендируются «свои». К примеру, в Британии самыми честными могут быть исключительно британские дельцы. В Германии немецкие, а во Франции все как один лягушатники. Зато забугорные только отчаянное ворье, за которым нужен глаз да глаз.

Благоглупостей о безумной честности купеческого сословия, переселенцы наслушались еще дома. Димон эту муть в голову не брал, Федотов ярился, пока не привык, Мишенин пускал слюни, и умилялся пока его не ограничили в праве распоряжаться деньгами. Что характерно, не только на службе, но и дома. Настасья Ниловна быстренько смекнула, какие тараканы бегают в голове ее благоверного и… не зря об эффективности «лесопилки» на пару с ночной кукушкой слагаются легенды.

Между тем, «безумная купеческая честность», о которой так славно пели в конце XX века, имела место быть, правда, с некоторой оговоркой — не честность, а купеческая честь. А вот это сосем другое дело, ибо честь купца выражалась в единственном условии — умении держать слово, данное другому купцу прилюдно, т. е. при других купцах. Ну, дык, тут-то все в порядке — в этом времени свидетельские показания в суде имели очень даже солидный вес, и поди откажись. Себе дороже будет.

Ничего неприемлемого в русском магнате Борис не усмотрел и, справившись с «купеческим обаянием», торговался без всяких соплей. В итоге выиграл. Вот и сейчас он ничуть не удивился услышав:

— Все вы, Борис Степанович, говорите верно, и предложенное дело окупиться, но хотелось бы узнать, что вы недоговариваете.

«Это надо думать, мне сделано предложение, мол, поведай ты мне, братец, на чем я тебя смогу подловить. Ага, размечтался», — Борис прекрасно осознавал, что на самом деле Второв произнес ключевое условие — я готов вложиться.

— Есть немного, но к производству алюминия это не относится, — своим ответом Борис дал понять, что догадка верна, но продолжения не будет. Хочешь вложиться в верное дело — вкладывайся, а выносить мозги я и сам умею.

— Мне сдается, нам не хватает еще одного компаньона, как вы смотрите на участие в деле Рябушинского?

— Только не Павла Павловича, — замахал руками Федотов, — не люблю скандальных политиков.

— А как же Коновалов? — лукаво улыбнулся сибиряк, понявший намек Федотова на неуемную страсть Павла Рябушинского к занятию политикой и скандалам.

— А разве ваш родственник мутит воду по поводу и без? Хотя, да, зря он так увлекся политикой. Дело страдает.

— А ваш компаньон Зверев? — тут же съехидничал Второв.

«Здравствуй папа, новый год, борода из ваты, похоже, нашего магната политика достала, вот только, что тебе ответить?» — Федотов только сейчас осознал, как ловко Второв вывел разговор на тему о политических партиях.

— Один умный человек сказал: «Если вы не будете заниматься политикой, политика займётся вами». Это я к тому, что на мир надо смотреть трезвее, — Федотов ощутимо щелкнул по носу собеседника, демонстративно сторонящегося политики.

— Думаете, на политику стоит обращать внимание? — на этот раз вопрос прозвучал серьезно.

Товарищество Русское Радио привлекло внимание Второва, когда о нем почти никто не слышал. Тогда же он не поленился и заслал к владельцам гонцов, якобы желающих на корню скупить все предприятие. Названная сумма говорила о наглом мошенничестве или о желания отделаться.

Вскоре после феноменального захвата рынка радийных станций и скупки предприятия самого господина Маркони, прошел слушок об увлечении владельцев РР моторами. Прошел и прошел, но каково же было удивление, когда по российским дорогам резво побежали автомобили Дукс с моторами АРМ, а чуть позже в небе появились аэропланы той же марки. Не осталась без внимания весть об учреждении нового акционерного общества «Корабел». Его учредили завод АРМ и акционерное общество Леснера. АРМ поставлял моторы, Леснер торпеды.

А ведь еще было химическое производство и много чего интересного. Взять те же стрешары, лекарства или сетевые магазины, которые как грибы появлялись в каждом районе города, да не по одному.

При этом владельцами всех этих предприятий, оказался все тот же Федотов с двумя своими компаньонами.

И вот тут обнаружилась первая странность — если Зверев как-то проявлял себя в деле, то господину Мишенину в пору было стоять за кафедрой, чем, как недавно выяснилось, он и занимался в Женевском университете. Второв впервые слышал о практикующем профессоре математики, владеющим промышленным капиталом стоимостью под двадцать миллионов рублей. И пусть это совместная стоимость, но к ней можно смело присовокупить аналогичные зарубежные активы.

Дальше больше — не прошло и трех лет, как о господине Звереве заговорил весь мир, а в театральных залах стали показывать фильмы, поставленные родоначальником нового искусства, и деньги там закрутились бешеные. Не случайно, в это дело тут же влезло крапивное семя господ Рокфеллеров.

Следом пошло стальное литье, и вновь успех. На этот раз Николай Александрович стал совладельцем предприятия, на котором плавка качественной стали обходилась в четверть дешевле мартеновской, а недавно Федотов предложил Второву вложиться в Русал и намекнул о получении сверхтвердого сплава. С его слов выходило, что прочнее «Победита» может быть только алмаз, и как только закончится отработка технологии, сразу надо строить завод.

Понять бы еще, откуда он взял все свои словечки и ненормальные прибаутки.

И все же, два вопроса не давали Николаю Александровичу покоя. Зачем Федотову со Зверевым в таких размерах делиться с профессором и зачем им СПНР, на которую они прилично потратились.

В отличии он большинства фракций Госдумы новые социалисты самым бесцеремонным образом лоббировали интересы определенной группы деловых людей. Остальные этим занимались весьма завуалировано. Не оставались без внимания и рабочие, в результате чего недавно были приняты поправки СПНР по работе фабричной инспекции.

Затраты на создание партии в значительной мере оправдались при обсуждении бюджета Морского министерства. Заказ на строительство двенадцати лодок получил Корабел. Все так, но Второв нутром чувствовал — что-то главное оставалось в тени.

— Спрашиваете, стоит ли обращать внимание на политические партии? — не зная с чего начать, Федотов задумался. Второв не торопил. Наконец, прикинув нить разговора, выдал любимый каламбур все времен:

— Раз пошла такая пьянка, режь последний огурец, но Смирновскую мы пока отставим, — перевернув лафитник, Федотов обозначил серьезность разговора. — Сегодня принято считать, что последние балканские войны сняли противоречия и причин для серьезной европейской бойни не существует. Это вам скажет любой премьер-министр или генерал. Исключением является господин Ленин, но кто же его послушает, — последнее прозвучало с едва заметной горечью, — если же посмотреть на даты войн недавнего прошлого, то мы с легкостью увидим: в основном они приходятся на период подъема экономического роста К-цикла, а мировая экономика сейчас на взлете. Кому или чему верить, это не ко мне, но два военно-политических союза уже оформились, и гонка вооружений только нарастает. Сдается мне, что вождь мирового пролетариата прав.

Обдумывая дальнейшее, Федотов не спеша налил из поющего свою нескончаемую песню самовара, плеснул заварки, оценил тонкий аромат чая, заваренного по сибирским рецептам.

— Знаете, Николай Александрович, по большому счету не так важно, когда все взорвется. Зато важно, что России достанется по-полной. Это вам не война с Японией. Все будет по-взрослому, что бы там не трепал наш сферический конь в вакууме. Это я о господине Сухомлинове. Какие партии после этого придут к власти, одному богу известно. Но мне бы очень не хотелось видеть там либеральных долбоклюев, — последним определением Федотов выплеснул яростную неприязнь ко всем думским болтунам.

Разговор о политике получился сложным. Не бесспорно, но достаточно убедительно Федотов показал тупики, что ждут державу при реализации программ основных политических сил. На этом фоне предложения СПНР смотрелись более-менее здравыми. Второву импонировала мысль жестко прекратить транжирить средства и подчинить чиновничество единственной задаче — делать свое дело и не мешать деловым людям. В этом же крылось противоречие:

— Вы утверждаете, что Россия не выживет без жесткого управления экономикой, и одновременно ратуете за свободу предпринимательской активности. Как вас понимать?

Благоглупость в духе: «Вместо волокиты с разрешениями на высочайшее имя, должен действовать заявительный характер и прочая бла-бла-бла», не прокатывала.

Все так, но кроме рычагов налоговых обременений или льгот, требовался целый ряд драконовских мер, заставляющих чиновничество, и предпринимательство пахать, как проклятых.

— Надеюсь, вы понимаете, что как бы ни заманчив был итог реформ, сопротивление будет отчаянным и без широчайшей поддержки воевать нет никакого смысла. Передовым отрядом, или если хотите тараном, должна стать партия новых социалистов.

По словам Федотова при сломе прежних отношений, на первое место выдвигалась пропаганда «здорового образа жизни», которая должна была разъяснить интерес каждого класса, каждой социальной группы. А для особо непонятливых предлагалось наладить лечение в лесных профилакториях системы «лесоповал», с путевками от лечебного заведения НКВД.

Конечно, вместо грозной аббревиатуры местный олигарх услышал спич о родном третьем отделении, но хрен редьки не слаще.

В том же ряду стояло требования всеобуча, отмена сословных привилегий и национальных ограничений. Не сразу, но непреклонно, и никаких прав на самоопределение наций.

— В империи все равны, и кто с этим не согласен, тот враг народа без права переписки. Жестоко? — Федотов дерзко посмотрел в глаза самого богатого человека империи, и сам же подтвердил. — Да жестоко, но в противном случае кровищи прольется в десятки раз больше, и без мощной партии такого не провернуть.

— Вы надеетесь на успешный переворот? — Федотов впервые увидел искреннее изумление в глазах Второва.

— Какой переворот, Николай Александрович, бог с вами! Сегодняшние болтуны все перевернут с ног на голову без нас.

* * *

С семи лет глядя на покупателя из-за прилавка отцовой лавки, Второв научился безошибочно распознавать людей. Этот простофиля, ему сам бог велел всучить товар с гнильцой. Этого обвести трудно, но можно, а к типу с цепким взглядом надо отнестись со всем уважением. Бесконечная игра с людьми захватила на всю жизнь, и ошибок с наймом приказчиков он практически не совершал, тем более с управляющими своих многочисленных предприятий.

С Федотовым Николай познакомился через Александра Коновалова. Практически его одногодка, коренастый, с шевелюрой тронутых сединой темных волос, новоявленный миллионщик простофилей не выглядел, но и привычного шарма акулы делового мира в нем не было. С первых фраз Федотова Николай почувствовал, что с легкостью переиграет будущего компаньона. Предложенное дело сулило солидную прибыль, и то, как легко Федотов согласился отдать контроль над предприятием, только подтвердило первоначальный вывод, но дальше нашла коса на камень. Ни аргументы, ни риск потерять компаньона не действовали ни в малейшей степени. Зато условия, касающиеся отпуска металла фирмам его визави были сформулированы с величайшей тщательностью. Только теперь Второву открылось — основной задачей его партнера было гарантированное получение стали. Посетовав, что сразу не разобрался, Второв подивился, с чего это черный металл может стать дефицитом, и как такое можно просчитать на десятилетие вперед.

Была в Федотове какая-то неправильность. Нет, не в плане риска быть обманутым. Просто он был другой. Первое, что поразило Второва, это отсутствие даже намека на раболепие к сановным фигурам. И как бы в противовес бросилось в глаза отношение к Федотову со стороны инженеров КБ. Никто не вскочил, зато каждый бросил приветственный взгляд или кивнув, тут же погружался в свою работу, а у одного молодого сотрудника в углу чертежа красовался шарж на проходившего мимо директора. По тому, что рисунок не исчез, а Второв при возвращении намеренно обратил на это внимание, такое было в порядке вещей.

Поразила легкость, с которой Федотов делал заключения о целесообразности вложений в то или иное техническое начинание.

Для проверки Николай сделал предложение, обещающее скорый успех. Из тех, которым сам едва не занялся. Прикинув, Федотов, что называется мимоходом, разразился одним из своих каламбуров: «Этот ероплан не взлетит». Второву даже показалось, что компаньон разгадал его замысел, но на вопрос: «почему», практически слово в слово повторил мнение экспертов. И это при том, что нанятые специалисты работали над этой задачей месяц.

Вот и сегодня, Федотов дал удивительно емкие характеристики всем политическим партиям. По его мнению, правые в принципе не понимали грядущих перемен и поэтому были обречены на сокрушительное поражение. По-настоящему последовательной защитницей пролетариев была только РСДРП, но ей от Федотова досталось больше всех. Все так, и в тоже время Второв не мог отделаться от ощущения особого пиетета его компаньона к этим экстремистам. А на вопрос, не мог бы Федотов обосновать столь пессимистичную оценку в случае начала европейской войны, прозвучал ответ:

— Для начала рекомендую прочесть Блиоха, «Будущая война», а в ближайшее воскресенье могу показать некоторые заблуждения автора.

Естественным образом всплывал вопрос — почему при таких знаниях и деловом чутье, Федотов лишь недавно занялся делом? Свой вопрос Второв оставил при себе — вторично выслушивать сентенцию: «Зачем задавать вопрос, если не знаешь, что будешь делать с ответом», ему не хотелось.

Когда надо Федотов реагировал жестко, но иногда его реакции были чересчур либеральны. Вспоминая минувший разговор, вновь удивился оценке, данной Коновалову: «Саша человек исключительно ответственный и только поэтому продолжает родительское дело, но его душа хочет спасать Россию». Так Федотов объяснил тягу Александра к просиживанию штанов в Госдуме.

Как это ни странно, но ответ на вопрос о реальной цели создания СПНР прозвучал без всяких экивоков. Точно так же прозвучало о стрешарах: «Угадали. На поверхности нажива, в глубине силовая поддержка. Кстати, советую озаботиться. Потом будет поздно».

Никаких скоропалительных выводов Второв предпринимать не собирался, но идея заставить Россию яростно трудиться ему импонировала. Самое интересное, что последние годы он буквально кончиками пальцев ощущал изменение динамики промышленного мира. Порою ему виделся прекрасный и могучий зверь, что сладко потягиваясь, вот-вот скинет с себя оковы и стремительно ринется вперед. И если он не ошибся в своих предощущениях, то идеи новых социалистов падут на благодатную почву.

До Владимира охотники возвращались в санях, а дальше Федотов предложил Второву проехать на его авто, которое он называл джипом. Именно так, с прописной буквы, значит это класс машин-вездеходов.

Загрузка...