Ох и трудная эта забота из берлоги тянуть бегемота. Книга 2

Глава 3 Вновь Питер и вновь советник Соколов

Обратный путь выдался по-настоящему осенним. Порывистый ветер швырял в лицо мокрые листья вперемежку с каплями дождя, зато отдохнувшая лошадка бежала резво. Размышления о предках постепенно сменились воспоминанием о последнем разговоре с Димоном.

— Давно хотел тебя спросить, кто такой Горбачев?

— Дурак!

В тот момент определение вырвалось резко и неожиданно для самого Бориса, с оттенком презрения.

Когда для анализа не хватает фактов, предмет интереса временно забывается, но в определенный момент, чертиком из табакерки, подсознание выдает резюме. Не факт, что оно однозначно верное, но, в принципе, доверять ему можно.

При «коронации» Михаила Сергеевича, Федотову было двадцать пять лет, меньше чем сейчас Звереву. К политическим баталиям он тогда относился более чем прохладно. Интерес появился ближе к кульминации системного кризиса Союза, но и тогда сказать, что Борис горел политикой, было бы большим преувеличением. Между тем штришков к портрету личности Горбачева накопилось изрядно. Так отчего бы не обобщить, тем более, что Димону был обещан ответ.

Припомнился, брызжущий энергией и уверенностью, взгляд новоиспеченного генсека. Казалось, сейчас он сотворит нечто глобальное, и всё проснутся в шоколаде. Для одних шоколад представлялся изобилием колбасы. Другим виделось пробуждение, пребывающего в летаргии, гиганта. Гигант должен был расправить плечи. Матюгнувшись, встряхнуться и, поплевав на руки, наконец-то начать пахать на пределе своих сил. Что характерно, людей, желающих «пахать» было до четверти от всего трудоспособного населения.

В то время Федотову многое было непонятно. Но шли годы и перед его внутренним взором, словно изображение на черно-белой фотобумаге стала проявляться историческая драма. Горбачев говорил. Пусть не всегда грамотно, но под его словами многие готовы были подписаться. Говорил, говорил, но ничего радикального в стране не происходило, и с какого-то момента на лице генсека замелькала гримаса недоумения: «Как же так, я же им указал путь, а они?»

А «они», если брать людей, не имеющих опыта реального управления, то же не понимали, что для реформирования гигантской страны, отдельных постановлений и законов мало. Без обозначенной цели, без четких ориентиров на каждом этапе, реформа была обречена.

Позже выяснилось: не понимал этого и товарищ Горбачев. Судя по результату, он ни ухом, ни рылом не смыслил в реакциях систем. Поэтому, когда на его безграмотные действия экономика и общественные движения откликнулись в строгом соответствии с законами природы, главный коммунист страны посчитал, что во всех его неудачах виновата система управления, в том числе, возглавляемая им партия.

В принципе генсек был прав. Проблема действительно была и в системе управления, и в партии коммунистов, как в части этой системы. Как бы поступил на его месте человек разумный? Выяснив причину, он стал бы исправлять ошибки, корректируя свои действия по экономическим и социальным показателям.

Но не таков оказался наш комбайнер. Изматывающий труд управленца показался ему недостойным его величия, ведь из кабины «его комбайна» видны перспективы простым смертным неведомые. В итоге не по-детски обидевшись, «великий гуманист» пошел по проторенной дорожке: «ломать — не строить». Сдулся же Мишаня, примерно, к 1988-му году. Это ознаменовалось постановлением о порядке избрания советов трудовых коллективов и бредовыми выборами директоров. Потом генсек и вовсе сбрендил. Чего только стоило его новое мЫшление и прочая галиматья. Кстати, как всегда безобразно сформулированная, с массой речевых ошибок.

Дойдя в своих рассуждениях до этого момента Федотов вынужден был прерваться — ожившая в его душе, жаба потребовала дани:

«Каким же надо было быть дебилоидом, чтобы задарма отдать ГДР?! Западные фрицы за объединение Германий могли заложить черту душу. Хватило бы серьезно модернизировать промышленность СССР. А уж за роспуск Варшавского бока… Блин, и никаких договоров! Говнюка хоть как-то можно было бы понять, набей он себе по-настоящему мошну. Точно говорят: „простота хуже воровства“. Впрочем, а что еще ждать от комбайнера?»

Жаба на время успокоилось, что позволило продолжить анализ, правда, прежнего азарта Федотов уже не ощущал.

Сегодня Горбачев, с его наивной верой в новое мЫшление и гуманность запада, предстал перед Борисом в облике классического либерала. По-обывательски незлобливого, по большому счету не вороватого, но не тянущего на роль серьезного лидера. Такому осознанию способствовало наблюдение за местными сторонниками реформ, и, как это ни странно, за хозяином земли русской, товарищем Романовым. С другой стороны, сам феномен Горбачева явился свидетельством несостоятельности партийного принципа подбора кадров, заложенного в т. ч. и товарищем Джугашвили.

Интересно, если учесть неразрывность культурных традиций, то в феномене Мишани мы должны увидеть отголоски сегодняшней культуры, но тогда…

На счастье, порыв ветра окатил зарвавшегося мыслителя холодным душем. Сообразив, что слишком умных природа не любит, Федотов высказал классическое:

— На ну их всех на…, — и почти без паузы уточнил:

— Всех в жопу!

— Барин!? — кнутовище возницы не закончив движения замерло.

— Не ссы, братан, прорвемся.

Последнее утверждение было, в общем-то, понятным, но слишком новаторским. В итоге кнутовище вновь показало свою самостоятельность, сдвинув шапку вознице на нос. У Федотова даже мелькнула очередная «гениальная» мысль: не является ли кнут извозчика продолжением его мозга.

Блин, Мишка Горбачев, кнут извозчика. Ты, о чем, братец Грим, или совсем берега потерял? Завтра встреча с Красиным. Мишенины уезжают на ПМЖ в Европу, а Димон катит в Питер решать вопрос с привилегиями. Марш на землю!

Продажей папирос с лотка занимались люди, дошедшие до крайности. И в самом деле, в зной и в дождь носить опостылевший лоток то еще удовольствие, а дохода едва хватало на прокорм.

В конце лета на Большом проспекте появился очередной неприкаянный. Был он сутул и молчалив. Местные косились, но новичок, казалось, ничего не замечал. Впрочем, и конкурентом он оказался никудышным. Потолкается на Тучковой набережной, продаст с десяток папиросок, да и наладится ближе к Бармалеевой и Каменноостровскому проспекту. А там… хорошо, если за день на черняшку наторгует.

Вскоре на «коллегу» перестали обращать внимание, а когда тот исчез, так и вовсе забыли. Тем более никто не заметил, как за экипажем с представительным господином, несколько раз проследовала заурядная двуколка. Господин брал извозчика на пересечении Большого проспекта с Бармалеевой улицей, отсюда за ним закрепился псевдоним «Бармалей».

— Так говоришь, Бармалей каждую субботу выезжает на дачу?

— Пунктуальный господин, в пять вечера, хоть часы проверяй.

— На даче вели?

— Вели, но эп. пизодически, — Самотаев слегка споткнулся о новое для него словцо. — Там, как в деревне: незнакомцев видно за версту. Летом жила его жена с двумя пацанятами. Сейчас ездит то с ней, то один.

— А последний выезд?

— С женой, — помявшись, Михаил добавил, — похоже, Бармалей готовит дачу к зиме. На той неделе его жена все сносила в погреб.

— Значит, считаешь, лучшее место — это дача, — фразу Димитрий Павлович, произнес скорее с утверждением. — Вот что, господа, готовимся на ближайшую субботу, если пожалуют вдвоем, отложим. Время терпит.

Поначалу задержки с получением привилегий не мешали, но последнее время их отсутствие стало притормаживать бизнес. Пока едва заметно, но, как говорится, «процесс пошел» и проблему надо было решать.

С этой целью в конце лета Зверев с Федотовым посетили «головной офис» технического комитета. Естественно, допустили их только до начальника канцелярии. Казалось бы, мелкая должностишка, но какое хлебное место! Что стоит чиновнику подготовить пару лишних согласований или организовать экспертизу у придурковатого специалиста? Да ничего не стоит. Его вотчина и затянуть выдачу привилегии на пару лет он мог играючи, а товарищ начальника комитета на такие проказы внимания не обращал. Оно и понятно — всем кушать хочется.

Над титулярным советником Петром Витальевичем Соколовым нависла туча, о которой тот пока не подозревал. Естественно возникает вопрос: зачем прессовать Соколова? Потешить душу? Нет, переселенцы трезво относились к здешним реалиям. Тогда вновь вопрос зачем, коль скоро обычная «смазка» обходится дешевле. Все верно, затраты на слежку и последующие ужастики всегда существенно дороже обыкновенной взятки, но не все так просто. За полмесяца до посещения Соколова между двумя переселенцами произошел любопытные разговор:

— Думаешь, откат не проканает?

— Скушают и еще попросят.

— ?

— Димон, на кону стоят миллионные потери Сименсов с Маркони и откатами они нас передавят, как котят. Мы им просто не оставляем выбора.

В серьезном противодействии переселенцы, в общем-то, не сомневались, и упреждающие меры приняли, но не учли масштабов потерь игроков радиорынка. Одно дело, когда на свет выходит обычная конкурирующая фирма. Покувыркается, займет свой сегмент, но это случится не скоро, и система отреагирует без потрясений. Совсем иной оборот принимают события, если борзый новичок обладает неоспоримыми преимуществами. Угроза практически полной потери бизнеса толкает конкурентов не любые самые жесткие меры.

— Дим, нам придется серьезно поделиться.

— Ты же им предложил покупку лицензий.

— Ага, да только всем и на одинаковых условиях. Эта ошибка сплачивает наших конкурентов. Представляешь, какой поток денег они вбухают в войнушку?

— И точно лопухнулись, — Дмитрий Павлович почесал репу. — Получается, надо выбрать любимчика, а остальные пусть сосут лапу? Только, при чем тут Соколов?

— Соколов со товарищи это естественная зона суммирования воздействий противника. Прикинь — Соколову платят, чтобы он нас тормознул. Платят все. Больше дать сможешь? — Федотов с ехидцей посмотрел на Зверева. — Но это еще не вечер, господин психолог, зацени реакцию геноссе советника. К нему пришел уважаемый Сименс, потом приперлись франки с Маркони и все в один голос — гаси этих выскочек. Как откликнется подсознание Соколова? То-то и оно, что родится стойкое убеждение — не пущать! Продолжать? — напоминание об образовании Дмитрия Павловича в сумме с ехидным «Продолжить?», прозвучало с нескрываемым упреком.

Не часто Федотов видел обескураженного морпеха. Его растерянность сменилась глухим недовольством, которое тут же переросло в сосредоточенность. Все, начал думать и это радует. Упрек, адресованный психологу, понят правильно. И в самом деле, обделался Дмитрий Павлович по-полной. И не важно, что официально ему никто не поручал анализировать реакции. Сам должен думать, а не шляться по бабам и вызывать «дух Сталина» на то ты и психолог. Детство кончилось, дрогой.

В тот вечер Зверев взял паузу, чтобы через день закрыть тему. Он не стал каяться, не стал виновато крутить хвостом.

— Борис Иванович, всю операцию я беру на себя.

— Кто бы возражал, а информировать будешь? — Борис понимал, что нелепостей морпех не совершит, но совсем без контроля оставлять не хотел.

— Кто бы возражал, — перефразировал Старого его молодой товарищ, тем самым, как бы подчеркивая, что и спрашивать тому было нечего.

Вчерашний упрек Зверев понял правильно и в бутылку не полез:

— Убирать Соколова бессмысленно. Другого поставят. Деньгами перетащить мы его не сможем, остается сделать его идейным государственником.

— Изящно, — оценив задуманное, откликнулся Федотов, — но свои же съедят. Не боишься?

— Пока будут жевать, мы наши делишки провернем, а там… сам же говорил, что у нас появится имя.

— Вот и хорошо. Задачу знаешь, тебе и решать.

Готовиться Димон начал сразу после скандала, учиненного переселенцами в комитете. Изготовил красочные порно-фото с участием господина советника. Коля Львов и Миша Самотаев организовали наблюдение. Результат ждать себя не заставил — недалеко от Шувалово, отыскалась дача, а в столице любовница. Не забыл Димон и прототип будущего автомобильного генератора, который по команде Федотова был немного доработан. Раскручиваясь на манер ручной сирены, эта машинка запасала несколько мегаджоулей энергии, обеспечивая приличный удар током.

Главную «скрипку» получил Самотаев — парень рос прямо на глазах, да и какой он парень. Ему уже почти двадцать пять и тренерского опыта хватает. Самое главное в нем просыпается хороший лидер, а вместе с ним актерский талант. По настоянию Пантеры в состав группы включили двоих парней из питерского филиала. Перспективных новичков надо было обкатывать, причем, исключительно на акциях робингудовского свойства. За собой морпех оставил функцию контроля.

Выглянув из-за забора пустующей напротив дачи, Зверев бросил взгляд вдоль улочки. По-осеннему серо, как бывает только под Питером. Все местные сидят в тепле, а большинство так и вообще не приехали. Львов с новичком на месте, а собачка хозяина давно видит наркотический сон. Хорошая получилась наркосмесь.

Если Соколов прикатит один, то Лев его успокоит, а если с женой, то отложим. Пугать женщин не наш стиль. А неплохо устроился козел. От Питера рукой подать, рядом деревушка с молочком. Даже кот на заборе сидит, на Льва смотрит, а вот почтальона Печкина явно не хватает. Домик отгрохал не по чину, потому и забор под два метра. Нам же только на руку — соседи ни фига не увидят. А то, что Федотова нет, так оно и к лучшему. Он у нас главная инженерная сила. Опять же новость — у него загорелись неоновые трубки. Только в России внедрять не будем, ибо нефиг грести против течения. По прошлому-будущему настоящая реклама засияет на Бродвее. Даже Монмартр не пляшет. Придется стричь зеленую капусту. Ну, нам-то не привыкать. А все же, жаль Старого, последние недели совсем с лица спал. Пашет по двенадцать часов без выходных, но главное это Нинель. Вот ведь чумовая баба, срулила от Старого и ни слуху, ни духу и что ей не хватило? Мужик весь из себя видный, ну, почти видный. Опять же, в перспективе немеряное богатство, да и на почве организации журнала они снюхались. И не только, глядел я на них на перроне и радовался — никого не замечали, а потом… Бред полный. Не должна она была слинять, но кто их разберет. Одно слово — женщина. Взять, к примеру, нашу Катьку Белову…

Размышления Зверева прервал сигнал рации:

— В канале Пантера, клиент один, будет минут через десять.

— Понял, действуем по плану. Конец связи.

— Понял, по плану. Конец связи.

Соколов подкатил без опозданий. Открыл половинку ворот. Привычно бросил извозчику: «Завтра, как всегда». Запахнув створку, задвинул тяжелый засов. Все, он дома. Последним воспоминанием советника было удивление: «Почему не лает верный страж?»

Почему последним? Все очень просто — после удара кулаком по затылку не всякий похвастается хорошим самочувствием, особенно, если кулак принадлежит Коле Львову. А нечего было заглядывать в собачью конуру. Впрочем, если бы и не заглянул, все одно бы отгреб.

В сумерках с тракта свернул очередной экипаж с одиноким пассажиром. Проехав по поселку, он остановился у высокого забора. И вот ведь незадача — коляска полностью скрыла ворота. Единственный сосед так и не разглядел, что же за гость приехал к Петру Витальевичу, зато услышал радостный вопль: «Дядюшка, это я, Миша Заболоцкий. Тебе привет от Дарьи Дмитриевны». Вслед за возгласом раздалось невнятное бормотание и скрип отворяемых ворот, за которыми тут же скрылся экипаж. На свое счастье сосед понял все правильно — сегодня игра в покер отменяется.

Петр Витальевич в отчаянии бросил последнюю фотографию в огонь, но легче ему от этого не стало.

— Ужасные, отвратительные фотографии, Господи, что мне делать, какая же грязь!

В огне, скручиваясь с краев, сгорало последнее фото. На нем он с безумно выпученными глазами пристроился к толстой шлюхе. Размалеванное лицо потаскухи. Из одежды только дешевые нитяные чулки, которые обычно носят дурно пахнущие старухи. Глядя на такое фото ощущается мерзейшее сопение и запах давно немытых разгоряченных тел.

Отчаяние, на мгновенье сменилось яростью, но вспыхнувшая в памяти дикая боль вновь вызвала отчаяние.

— Это же неправда! Так не бывает. Господи, за что ты меня так покарал?!

Титулярный советник осознал, что кричит во весь свой неслабый голос.

«Не дай бог услышат соседи», — на лбу мгновенно выступила испарина, а от накатившего страха стало еще хуже. Такого советник за собой не замечал.

Петр Витальевич был человеком не робкого десятка, наверное, и по этой причине в его воспаленном сознании бешеным галопом метались эмоции.

Отчаяние и страх сменялось короткими вспышками ярости, которые тут же смеялись воспоминанием об адской боли и страхом разоблачения, и так по кругу, из которого не было выхода.

А как все хорошо начиналось. Товарищ начальника отдела к одиннадцати отбыл «по делам». Спустя полчаса и он отправился домой. Сытный обед, робкий поцелуй супруги Антонины Федоровны и дорога на дачу. Предвкушение, что завтра утром он будут у своей Антонины Михайловны. Мысли о жене не возникало — если бы не наследство, на это худосочное создание он бы и внимания не обратил.

Соколов помнил, как закрыл створку ворот, как удивился отсутствию лая. Провал, темный, тяжелый без намека на сон наступил, когда он завернул к будке Трезора.

Следующим воспоминанием были пощёчины и голоса. Недобрые, но требовательные. В сознание он пришел, когда его окатили ледяной водой.

Вокруг были грабители, это он тогда так подумал. Четверо в аляповато раскрашенных масках из папье-маше, и кто-то пятый, которого Соколов так и не увидел. От мерзких улыбок его охватил гнев. Попытка наказать негодяев, кончилась печально — ему тут же заткнули рот и начали истязать.

Кто-то сказал: «Немного опустим почки» и его начали размеренно бить по спине. Удары постепенно усиливались, вызывая болезненный отклик. От внезапно резкого удара он на какое-то время потерял ориентацию, а потом наступила дикая боль. Его тело выгнулось дугой, перехватило дыхание, а сзади что-то отвратительно жужжало. Что это было, он так и не понял, но запомнил механический звук. А дальше начался ад. Вызывающие ярость обидные удары по носу и пощечины, сменялись леденящим душу механическим жужжанием, после которого Петра Витальевича корежила дьявольская сила.

В какой-то момент он почувствовал внизу теплую сырость, но стыдно ему не стало. К этому времени он был рад отдать любые деньги, лишь бы его оставили в покое. К несчастью на его мычание не обращали внимание. Наконец, страстное желание все отдать сменилось желанием умереть.

— Отставить!

Прозвучало по-военному резко, отчего Соколов понял — пощады ждать не от кого. Эти не простые грабители, такие ни перед чем не остановятся.

Его заставили выпить какую-то гадость, от которой он впал в заторможенное состояние. Ни страха, ни неприязни к мучителям. Даже боль отступила. Показали фотографии, но ему было все равно. Вызнали, кому он мешал вовремя получить привилегии и сколько с этого получил.

Затем швырнули на кровать, и он тут же провалился в сон без сновидений, а разбудили, когда за окном было еще темно. Дали чашечку крепчайшего кофе и заставили описать свои прегрешения. Чуть позже изложили свои требования.

Теперь Петр Витальевич должен был регулярно информировать таинственного Хозяина (так и сказали, Хозяина) обо всех толковых изобретениях. Таинственный заказчик сам с ним свяжется и будет указывать, каким изобретениям дать ход, а какие притормозить. Ко всему сказанному, он должен будет сообщать кто, сколько и за что ему платит.

В конце дали понять, что или ему отрежут яйца, или посодействуют в продвижении по службе. В решительности этих страшных людей Соколов не сомневался.

Рассвет только обозначился, когда его мучители, наконец, уехали.

Разбор полетов Зверев устроил на третий день после посещения усадьбы Соколова. Первым выступали самые молодые. Их сменили более опытные. Традиция из практики морских офицерских собраний, дала хорошие результаты. Новичок отчаянно робел, а поэтому раскрывался перед наставниками. Опять же, потом ему было с кем и в чем себя сравнивать. Все это способствовало умению говорить коротко и по существу.

— Я знал, что чиновники берут на лапу, но этот упырь, слов нет…, — Вася Птичкин задохнулся от переполнявших его эмоций.

Судя по мимике, такого же мнения придерживался и его товарищ — Гриша Пилюгин, получивший позывной «Фаза». Еще бы, одно дело, когда ты опосредованно знаешь о взяточничестве чиновничьей братии. Да мало ли кто, что говорит. Народная молва всегда преувеличивает. Настоящее осознание приходит, когда своими ушами слышать признания, а взятки вымогал этот по-черному. Чудовищная беспринципность потрясала. Тем более если, до этого ты получил грамотную накачку: «Такие на корню рубят все достижения нашего талантливого народа».

Убедившись в этих тезисах, подсознание делает «собственный» вывод: «Из-за таких, мы живем в нищете, а Россия на задворках!»

«И кто сказал, что не честно? Эх, ребята, на этом принципе построена любая система обработки кадров. Сделать так, чтобы субъект сам пришел к нужному тебе выводу. Самотаев со Львовым молодцы, нормального подобрали паренька. Черноволос, хорошо развит физически. Молод, но не глуп. Сейчас ему семнадцать, а вырастет отбою от теток не будет, да и харизма, блин, уже выпирает. Рисковали, конечно, брать малолетку, но не сильно. За волчонком плотно присматривали, зато к началу первой мировой из него вырастет матерый хищник. Матерый, но без фанатизма. За этим мы проследим. Наставники уже сегодня выскажутся в том ключе, что не всякий чиновник негодяй. Достойных людей среди них действительно немало, а большинство так и вообще обычные клерки. Пашут себе и пашут. Без них система работать не может в принципе. Дядьки понимают, что отмороженных на всю голову нам не надо и все сделают правильно. Об этом мы договорились. Для шлифовки на полгода заберу в Москву, но это позже. Второй тоже неплох, но Васюта перспективней».

Отпустив молодежь, «старички» остались перетереть между собой.

— Дмитрий Павлович, а в полицию Бармалей не обратится? — голос Самотаева подчеркнуто безразличен, но в глазах хитринка.

«Провокатор недоделанный, интересно ему, что ответит большой Тренер».

— Не-а, этот бобик стал собачкой Павлова.

— Пояснишь? — последнее время Михаил буквально впитывал все новое.

— Позже, есть разговор. Только не говорите, что вы ни о чем не задумывались.

«Ага, все во внимании, насторожились, только куда вы денетесь от своей природы?»

К уничтожению московской банды Седого Димон готовился по всем правилам науки. Наметил перспективных. С ними помахал кулаками в Хитровких притонах, часть отсеял — излишне жестокие и пацифисты не годились. Перекочевал в Ямскую слободу. Здесь кое-кому досталось от людей Седого. Старая истина — ничто так не сплачивает, как полученные от противника синяки, а вражина приобретает ореол законченного отморозка. В итоге, когда «избранные» услышали, что здоровью Мишенина угрожает Седой, вопросов не возникло. Математик пользовался уважением, а его миролюбие пришлось в струю. Правда, тогда парни до конца так не осознавали, на какой они шли риск с пальбой. Зато, когда все окончилось полным успехом, были горды. Вообще та операция прошла во всех смыслах замечательно. В ней были и тщательная подготовка, и благополучно окончившаяся импровизация.

С Бармалеем вышло и того проще, во-первых, в наличии проверенные кадры, во-вторых, опасности по существу не было, от слова совсем.

— Вот что, братцы, будем создавать ЧВК, — о частной военной компании Зверев заводил разговор не впервые. Суть парни знали.

«Ого! Пошла движуха. У парней мозги скрипят, аж зубы ломит. Самотаев в азарте — наш человек. Львов тормозит — дотошный дядька. Он старше и осмотрительней. И это есть гуд. Хороший тандем — Мишка генерирует идеи, Коля Львов их притормаживает. Без этого система пойдет в разнос. Им бы еще третьего, но такого пока нет».

— Мы, эта, не против, — простонародное «эта» выдает сомнение Львова.

«Ясность тебе нужна? Будет, но вот что интересно, обычно вперед выскакивает Самотаев, но, если есть сомнения, отвечать начинает Лев».

Димон давно готовил «общественное мнение». Порю кратко, иногда чуть основательнее растолковывал существо ЧВК. Постепенно и сам стал лучше понимать возможности такой компании в здешних условиях. Одновременно стала вытанцовываться структура, но оставался вопрос легализации.

— Я пока не вижу способа открыть в России частную военную компанию. Частным сыском заниматься можно, охранной деятельностью — сколько угодно, но ЧВК в законах нет. Значит, что?

Димон обвел взглядом борцов.

Легкая растерянность на лице Самотаева — как же так, открываем и тут же открывать нельзя, Львов не возмутим, как старинный комод.

— Правильно, будем работать под прикрытием стрешара и борцовского клуба. Скажете, дескать, мы так и работали. Верно? Так, да не так, — лицо Димона выражало главный секрет. — Во-первых, вы теперь офицеры со всеми вытекающими. Если кто не понял, поясню: привыкайте быть готовыми послать бойцов на смерть и не важно, лежат на ваших плечах погоны или нет. Теперь ваша задача готовить кадры и планировать операции.

«И что мы видим? Мысль о главенстве не новость, но напоминание радует. Недоумевают по поводу офицерства, но оживление читается. А как же, для простого люда получить чин офицера считается за благо. Большинство о таком даже не мечтают. Непонятно, почему вас назвали офицерами? Так привыкайте к неформальным категориям. Это мы перетрем еще не единожды».

— Во-вторых, подготовка существенно сместится в сторону изучения военного дела. На первом этапе это коснется вас, господа тренеры. Теорию начитают офицеры-отставники. Специалисты уже наняты и тематический план утвержден. Будите изучать тактику ротно-батальонного уровня. Пробежитесь по артиллерийскому делу. Дадут покомандовать взводом солдатиков, и пару раз пальнете их пушки. Курс разведывательно-диверсионной подготовки за мной. Примерно через год станете унтерами широкого, блин, профиля. Гордитесь — пока так никто не готовит. Теперь по ближайшей задаче. К пятнадцатому ноября вам надо быть в Москве, будете изучать тактику снайперской стрельбы. Форма одежды цивильная, оружие получите на месте.

«А что войнушка пойдет в городской застройке боевыми, так вам об этом знать рано. Впрочем, валить вы никого не будете. Не хрен русским убивать русских, обойдемся без гражданской, но свое присутствие обозначим. Заодно посмотрим на героических семеновцев под пулями. С другой стороны, если запахнет жареным, бить на поражение нам никто не запретит. Не понравится Старому, так что с того, переживет».

— Чуть не упустил, в первопрестольной обсудим летний выезд за границу. Так сказать, по основному профилю. Наклевывается работа со стрельбой и хорошими деньгами.

Вот теперь все удивлены по-настоящему.

— И последнее, еще раз напоминаю: мы категорически вне политики, а поэтому ни в дороге, ни дома разговоры о событиях в державе не ведутся от слова совсем. По последнему требую задать вопросы.

Требование озадачило, с Тренером не спорят, но он сам просит усомниться. На этот раз, первым отреагировал Пантера.

— Командир, а в самом деле, почему о революции нельзя даже среди своих, в ближнем кругу? Нас же ни одна собака не услышит.

«Вот ведь ехидна! Намекнул-таки на „излишнюю осторожность“. Тебе, Мишаня, надо было дать позывной Провокатор».

Готовясь к этому разговору, Зверев просмотрел прокламации, самые броские выучил, рассчитывая показать логические ошибки, но сейчас до него дошло — от его занудливой чепухи до потери лица остался зазор размером в одно мгновенье.

Тренер имеет право приказать и приказ этот должен быть выполнен в неукоснительном порядке и не важно, прав сенсей или ошибается. На этом строится система безусловного подчинения. Другое дело, когда сам же требуешь усомниться. Теперь изволь быть предельно корректным и железобетонно логичным. Но и этого мало. Если ты имеешь дело с людьми не привычными к длинным диспутам, наберись ума донести свою мысль предельно кратко. Если вопрос не очевиден, можешь провести доказательство в несколько этапов, но каждый должен быть короток и оканчиваться твоей победой.

«Блин, надо же было так лажануться, — от осознания ошибки на лбу Димона выступила испарина. — Парни и без того все выполняют, но мне нужны помощники, а не исполнители. Как же быть? Только в косоглазых киношках за сенсея идут на смерть не раздумывая. В жизни все прозаичнее — пока верят до тех пор и соглашаются. В подростках срабатывает стайный инстинкт, эти пойдут на пулеметы, но на слепой вере далеко не уедешь. Для реализации серьезных задач требуется полное понимание ситуации и целей, тем паче, что из подросткового возраста эти двое давно вышли. И без денег дикие гуси не курлычат. Такая, блин, проза жизни».

Решение пришло неожиданно:

— Господа, если я скажу, что вся прогрессивная Россия, вся интеллигенция жаждет перемен, а вас обману.

Фраза произнесена с подтекстом: «Все пропало».

На лицах изумление, смешанное с недоверием. Такого от Тренера не ожидали. К интеллигенции сейчас особое отношение. Назвавшийся этим именем, автоматом относился к поборникам благородных идей. Более того, априори считалось — интеллигенты знают путь к доброму и светлому миру. Им верили. Не все, конечно, но подавляющее большинство.

— Сейчас эти благородные люди творят перемены, и я всецело согласен с тезисом — во всех бедах России виновато самодержавие.

Вроде бы вторая фраза противоречит первой, от того смысл неуловимо смещается куда-то в сторону.

«Ага, наши „Гавроши“ почувствовали подвох. Впрочем, а кто сказал, что эти двое простачки? Держать в узде с полсотни борцов — вы меня извините».

— Командир, но интеллигенция действительно за свободу.

Командиром, Зверева чаще всего называл Самотаев.

— Пантера, а ты пошто Ивану Никитичу челюсть своротил?

Неделю назад Виноградова пришлось спешно переправлять чрез финскую границу. На предложение спрятаться на базе стрешара Иван высокомерно отказался, но бог не фраер и из лап полиции его вырвали, считай, случайно.

В тот день обсуждался план выпуска первого номера радиожурнала. Когда все утрясли, на улице стемнело и отпускать Екатерину Евгеньевну через пол-Москвы, даже морпеху из будущего показалось неприличным. Пока шли к стоянке извозчиков, молодые люди в который уже раз поцапались. Катя категорически не соглашалась со Зверева по порядку подачи материала. Более того, она в принципе не собиралась скрывать, что считает Зверева человеком несерьезным и поверхностным, даже мужланом. Зверева это забавляло, но не трогало, что только больше раздражало Катерину. Их перепалки обычно оканчивались командой «брэк», но сейчас ни Федотова, ни Гиляровского рядом не оказалось. В итоге Дмитрий Павлович из желания досадить гусыне рискнул доставить девушку домой.

До Катиного дома осталось пара кварталов, когда справа по ходу показалась стоящая у обочины двуколка, а усатый придурок в папахе с кокардой за шкирку волок к ней какого-то типа в темном пальто. В полумраке было не разобрать, кого дубасит страж порядка, но вскрик девушки все расставил по местам. Это был Иван Никитич, а дальше сработали наработанные реакции. Команда «Стой», прыжок из коляски и нога морпеха отправляет полицая в нирвану. Все заняло полторы-две секунды. Еще секунда и из двуколки вылетает ее водитель.

Если кто-то думает, что у извозчиков плохие реакции, тот серьезно заблуждается. Димон к наивным не относился, поэтому успел перехватить кнут «своего» извозчика, иначе за ним пришлось бы гоняться по всей Москве. Взгромоздив в коляску расхристанного «революционера», морпех поднял его шляпу, попутно вырубив извозчика казенной двуколки. В этот момент Катерина квохтала над братом и последнего не видела.

Как известно, темнота друг пионеров и хотя из пионерского возраста Димон давно вышел, темень оказалась, как нельзя кстати. Ни лиц «налетчиков», ни примет, обыватели не разглядели.

Как позже выяснилось, ничего серьезного за Иваном не числилось, но, когда ему предложили зайти в околоток для «профилактической» беседы инженер, что называется «полез в бутылку», вызвав бурную реакцию полицейского. А кому понравится, когда в неспокойное время ты, считай, сутками мотаешься по своему околотку, а на просьбу зайти побеседовать с господином жандармом тебе в лицо начинаю кричать всякие гадости.

Как бы там ни было, но Димону пришлось спешно линять с места происшествия. Свернув направо, морпех объехал по кругу, высадив девушку у ворот ее дома. Всего-то пять минут, но хватило — девушку била крупная дрожь. Ей хотелось забыть, прогнать прочь, охвативший ее ужас, но не отпускала дикая сцена: ее двоюродного брата безжалостно волок полицейский. А ведь она еще не догадывалась, что стражи порядка могли наведаться в дом к Беляевым.

— Катя, все позади. Больше ничего не случится. Утром заеду. Дома никому ни слова.

Крепкие руки притянули, надежно уберегая от невзгод. Не осознавая, девушка невольно прижалась к груди. Как ни странно отпустило, а в памяти осталось ощущение силы и защиты. А еще Катерина Евгеньевна не могла забыть хищную грацию, с которой Дмитрий выметнулся из коляски.

С извозчиком было проще — неделя беспробудного пьянства под присмотром верных людей и сумма в размере месячного заработка, напрочь отшибли память незадачливому «таксеру». Организацией этого процесса Зверев занимался всю ночь и лишь в предрассветных сумерках вновь добрался до Беляевых. Несмотря на усталость, от Дмитрия веяло уверенностью. Разговор, правильнее сказать инструктаж, был не долог — все Беляевы были дома, ничего не видели и не слышали, а прибежавшая мама Ивана Никитича рассказала, что Ваню забирала полиция, а потом произошло и вовсе непонятное — неизвестные против воли, куда-то увезли ее сына.

— Кто бы и что бы вам ни говорил, от этой версии не отступать!

До Питера Виноградова доставили не без проблем — во всех стражах правопорядка Ивану Никитичу мерещились служители охранки, что естественно привлекало внимание. Пришлось перед выездом на вокзал накачать клиента антидепрессантом. Помогло, но за дорогу пришлось извести еще с пару литров водки.

В Питере к морпеху присоединился Самотаев и к Выборгу они добирались контрабандной тропой в сопровождении местного умельца. Все бы ничего, но в какой-то момент из Никитича полился словесный понос. Непонятно, то ли его посетила «белочка», то ли стали отступать страхи, но выглядело это отвратительно. В кашу смешались фобии Ивана Никитича, пережитое им унижение и спровоцированная страхом агрессия. Поток проклятий в адрес преступного режима сменялся угрозами снести все памятники: «Надо навеки вытравить из памяти народной даже воспоминание об этом кошмаре, надо…».

Когда почти дошли до места, проводник дал команду залечь. За мопехом шел Иван, замыкал колонну Пантера. Самотаев отреагировал профессионально, сбив с ног замешкавшегося Ивана, чем вызвал очередной всплеск недовольства, естественно не шепотом, в тоге, Самотаеву пришлось от души заехать Виноградову по башке. Помогло, но ноги клиента еще долго выписывали кренделя.

— Что мочишь, Пантера, или думаешь из Никитича интеллигент, как из Анны Карениной прачка? Хренушки, самый натуральный интеллигент. Интеллигентней не бывает.

— Я ему только один раз по кумполу, — насупился Самотаев.

— По кумполу, один раз, а кто мне потом выговаривал, что говно человечек? Вы вот о чем подумайте, братцы. Что произойдет, если такие Никитичи возглавят революционное правительство. Нет, нет, — Димон жестом пресек возражения, — не сейчас. Спокойно поразмышляйте, потом обсудим. И еще, господа тренеры, займемся вашим образованием, ибо нехрен жить неучами. Капитал господина Маркса я найду в Москве, а пока купите себе том Анны Карениной и по приезду отбарабаньте содержание.

«Все! Теперь парни загружены по тыковку. Завтра замутят, что Иван не правильный интеллигент, потом, что в новой власти такие рулить не будут. Разубедим — против логики не попрешь.

Главное не перегнуть об интеллигенции, показать, что она действительно думающая часть населения и без нее России кирдык, но не вся, большая ее часть называется говном нации. В этом дедушка Ленин был прав.

Каренину одолеют. До всего не допетрят, но это семечки — подскажем, а над Капиталом точно зависнут. Революционеры, блин, недоделанные.

Ничего, я вас научу родину любить. Вы еще запоете о привязке нашего социума к отношению социальных стратификаций. Хрен с ним, пусть вместо страт говорят о классах. Так им понятней, но шутка шуткой, а придется мне нанять пару учителей для тренерского состава. Сами они будут кувыркаться до… долго, одним словом».