Охота на Крысолова

Глава 23

Если наша операция в Минске была просто укусом комара, то уничтожение в немецком тылу сразу семи мостов было равносильно отрубыванию пальца. Я был уверен, что об успехах моего первого боевого вылета непременно доложат самому Гитлеру. Конечно полностью сорвать планы немецкого наступления такая диверсия не могла, но существенно замедлить группу армий «Центр» в походе на Москву была просто обязана. Но этот удар я нанес еще с одной целью — обратить на себя внимание Крысолова. Если он выбрал, сторону Гитлера, то безусловно, должен был как-то отреагировать.

Покидая горящий самолет, я понимал, что «мессеры», кружащие над аэродромом не успокоятся. Однако, против них у нас были зенитки.

Не успели мои ноги коснуться земли, как на моей шее повисла Настя.

— Милая Валькирия, ты приготовила мне обед? — сразу спросил я, как только смог набрать в легкие воздух после ее затяжного поцелуя.

— Конечно, мой рыцарь, стол уже накрыт в нашем замке, но ты пришел не один, а привел с собой целую стаю голодных коршунов.

— Не коршунов, а ворон, сейчас мы их распугаем, пойдем к нашим зенитчикам.

Нашими ПВО были уже 3 достаточно устаревшие модели «2-см Flak-28».

Эта 20-мм автоматическая зенитная пушка образца 1934 г. выпускалась по заказу Германии швейцарской фирмой «Oerlikon» в различных вариантах — от буксируемых пушек, до спаренных установок на кораблях и САУ. Она была достаточно компактных размеров и весила всего 68 килограмм. Моя система, руководствуясь моими параметрами, предлагала мне использовать ее как крупнокалиберный пулемет, правда в этом случае в виде пуль должны были выступать снаряды весом 120 грамм.

Максимальная дальность стрельбы такой «игрушки» составляла чуть более четырех километров. Конечно у всех видов вооружения был еще и параметр эффективной стрельбы, но у меня он практически равнялся параметрам дальности. У пушки было магазинное питание на 30 снарядов. Я поднял зенитку и, взяв ее в руки поудобнее, стал целиться в «мессеры», до которых было не более 3 километров, самолеты противника бестолково летали над нашим аэродромом, видимо просто закрывая небо над захваченным объектом. Они помнили о зенитках, и поэтому ближе не приближались. Вращая стволом зенитки, словно дулом автомата, я быстро опустошил в небо магазин пушки. Из минусов такого «ручного пулемета» было то, что у него присутствовала просто убийственная отдача и стрелял он оглушительно громко, в остальном были только плюсы. Я видимо только что нашел для себя самое эффективное оружие против всего: три мессера из шести сразу задымили.

Я аккуратно положил пушку на землю и повернувшись к своим ошарашенным людям сказал:

— Ну что, пойдем обедать!

Когда Настя говорила о замке и грандиозном обеде, я думал, что она шутит, но зайдя в местную столовую, я просто потерял дар речи: такой богато заставленный едой стол действительно мог быть накрыт только в средневековом замке. Всевозможные виды мяса и рулеты, салаты и вазы с фруктами шли вперемежку с бутылками самого настоящего французского шампанского.

— Ну вот, не только ты можешь всех удивлять, — видя мое замешательство, сказал, вставая из за стола Алешин, — так что предлагаю тост за нашу хозяйку!

— Нет! — крикнула Настя, — давайте выпьем за командира!

— Ура! — крикнули разведчики.

Я вообще не понимал, что здесь происходит. Со стороны все очень напоминало встречу Нового года, и это в то время, пока мы были фактически в осаде. Видимо сбылось мое пророчество и следующей частью программы станут танцы. Однако вскоре объяснение нашлось. Что касается обеда, то у фрицев здесь действовала приличная кухня и работали отменные повара, они были естественно взяты нами в плен, и за час под руководством Насти смогли организовать целый банкет. Но был и повод: на аэродроме оказалась пара приличных раций, разведчики связались с Москвой и доложили о захвате аэродрома и наших подвигах в Минске. Командование пообещало о наших похождениях рассказать в сводке Информбюро, а Алешина представили к очередному званию и и награде — ордену Красного знамени.

— До чего дошел прогресс, — радостно произнес я, — да умеете вы удивлять, ну что Алешин, поздравляю!

— Извини, командир, что так вышло, но награду только мне, ты же сам приказал про тебя не говорить, — начал оправдываться Алешин.

— Молодец, все правильно, вот моя награда, — и я притянул к себе Настю, — эту награду не променяю ни на что в жизни. Ну теперь и я вас порадую.

И я им рассказал об уничтоженных мостах и колонне немецких танков. Тут уже совсем праздник расплескался через край. Поднялся неимоверный крик, в котором ничего нельзя было разобрать. Звучали тосты за Сталина, за Победу, за разведку, за меня, Алексея и конечно за женщин. Шнапс и шампанское лились рекой. И я тоже был рад стать сейчас частью этой ассамблеи. После молчаливого долгого лесного перехода и наших побед разведчики сейчас отрывались по полной. Работавшая немецкая обслуга, из числа поворов, в ужасе попряталась в кладовке. Их можно было понять. Сначала их аэродром захватили выскочившие из леса небритые и заросшие русские в форме солдат СС, которые вместо того, чтобы убраться назад в свой лес, тут же приказали устроить банкет и практически выпили уже весь шнапс, а один только что на их глазах взял зенитку и стрелял из нее как с автомата. Это действительно было страшно!

— Мальчики, а сейчас у нас будут танцы! — звонко крикнула Настя, показывая входящему с техникой в руках Чопорцу, куда нужно поставить патефон. Раздались дружные аплодисменты. Алешин только развел в мою сторону руками и мы с ним громко рассмеялись.

Настя покрутила ручку патефона и в комнате поплыла музыка и неподражаемый голос немецкой актрисы Марлен Дитрих. Была выбрана песня из фильма «Голубой ангел». Зазвучал загадочный низкий вокал Лолы-Лолы, которая пела о том, что ей интересно только заниматься любовью и больше ничем.

Настя тут же схватила растерявшегося Чопорца и закружила его в танце. Она была все в той же форме СС, но видимо успела немного подогнать ее по фигуре и вымыла свои прекрасные волосы, которые были рассыпаны сейчас красивыми локонами по ее плечам. Настя и сама сейчас походила на артистку Третьего Рейха, и если бы нас снимала камера, то все бы посчитали что сейчас создается пропагандистский фильм про праздничное мероприятие СС, так как все мои люди были в характерных черных немецких кителях с портупеями. Только я щеголял в своей серой форме жандарма со своим видимо приносящим мне удачу «намордником». Кружась в танце, через минуту, Настя повисла на шее у другого разведчика и так далее, пока не перетанцевала практически со всеми. Даже суровый Алешин, смотрящийся на ее фоне словно медведь, сделал несколько танцевальных па, приобнимая ее за талию. Безудержно смеясь Настя в танце откидывала голову назад и я думаю, все кто был здесь сейчас, любовались изгибами ее шеи и красотой кожи и конечно же ждали самого главного танца. И вот, когда музыка на секунду умолкла, Настя повернулась, ища меня глазами. Все немного расступились и мы фактически оказались одни на нашем импровизированном большом танцполе. Настя стала серьезной, и посмотрела на меня так же, как в нашу первую ночь, перед тем, как она стала раздеваться. Ее невероятный гипнотический взгляд сделал свое дело и я шагнул ей навстречу.

Снова зазвучала музыка. Это была «Лили Марлен» — знаменитая и самая любимая немецкими солдатами песня постового, призывающая свою любимую постоять с ним под фонарем. Мы стали медленно кружиться под звуки песни, которая звучала сейчас только для нас, я наслаждался этим танцем, и тем, как грациозно двигалась в моих объятиях моя Валькирия.

«Wie einst Lili Marleen. Wie einst Lili Marleen…» — звучали финальные аккорды песни, и Настя приблизив ко мне свое лицо и обхватив мою голову руками поцеловала, слегка выгнувшись и откинувшись назад. Видимо время остановилось, потому что когда я очнулся, вокруг нас уже никого не было. Так тихо уйти могли только мои разведчики. Мы стояли абсолютно одни в комнате, в которой даже был приглушен свет, где-то далеко раздавался смех и видимо там праздник продолжался.

Настя какое то время смотрела на меня и гладила по щеке своей маленькой ладошкой, потом взяв меня за руку, куда-то повела за собой, словно был рассвет и мы с ней остановились в лесу на стоянку, а наш ритуал был священным и обязательным завершением любого пути.