Глава 25

Немцы не стали нас бомбить или проводить артобстрел по одной причине — они видимо не хотели разрушать инфраструктуру аэродрома и приводить в негодность его взлетную полосу. Фрицы все-таки еще надеялись, что захватившая его группа диверсантов сама покинет аэродром под угрозой окружения и полного уничтожения. Я мысленно ругал себя за то, что так поздно отдал приказ Алешину на отход и разведчики не смогли уйти до того, как появилась немецкая пехота. Мы вышли из столовой и направились к нашим позициям. Враги еще не показывались, но они уже точно были там, немецкие офицеры видимо раздавали сейчас последние указания. Я посмотрел на Настю, которая несмотря на опасность, наоборот радовалась этой непредвиденной возможности не расставаться со мной.

— Я очень хорошо стреляю, товарищ командир, и отсиживаться не собираюсь, — сказала Настя, по-своему истолковав мой взгляд.

— По-другому к сожалению и не получится, — ответил я, — судя по всему против нас пойдет целый пехотный батальон. Штатная численность личного состава 860 человек, включая 13 офицеров. И это против нас двадцати, четверо из которых ранены. Чему ты улыбаешься?

— Я знаю, что все будет хорошо, наши люди — настоящие герои, каждый стоит десяти немцев. И ты с нами. Против тебя им не устоять. Ты такой же сильный как мамонт.

— Настенька, родная, к сожалению пули от меня не отскакивают как от мамонта. И сейчас наше преимущество только в огневой мощи — все наши разведчики вооружены пулеметами, которые мы поснимали с наших самолетов, — и я повернулся к Алешину, — я тебя очень прошу, не геройствовать.

— Обижаешь, командир. Я же не Сенцов, понимаю. Будем бить их только с закрытых позиций. Да и мне кажется пехоты у них поменьше будет.

Я немного лукавил, когда говорил про штатную численность батальона. Немецкий батальон, помимо трех пехотных рот, включает взвод связи, саперный взвод, пулеметную роту, обоз. Собственно боевой пехоты в нем от силы 350–400 человек, однако и этого было достаточно, чтобы доставить нам проблем. Я обдумывал стоит ли мне попытаться задействовать авиацию, когда наши разведчики замахали и указали на группу немцев, появившихся с белым флагом вдалеке.

— Они что, сдаются? — с улыбкой спросил Алешин.

— Сомневаюсь, видимо, вызывают на переговоры, может это Крысолов, чем черт не шутит. Я пойду один, — сказал я и направился к дороге.

— Василий, — схватила меня за рукав Настя.

— Настя, все будет хорошо, это переговорщики, я буду в полной безопасности, — я погладил ее по голове и поцеловал в щеку, — все, будь умницей!

Я медленно направился по дороге в сторону двух фрицев с небольшим белым флагом, приближающимся к нашим позициям. Видимо один из немецких командиров шел с переводчиком. Через пять минут мы встретились в 300 метрах от наших позиций. Фрицы какое-то время с любопытством разглядывали мою форму полевой жандармерии.

— Ми хатим переховоры, — коверкая русские слова, сказал один, судя по нашивкам — штабс-фельдфебель. Я сделал останавливающий жест и обратился к немцу в форме лейтенанта пехоты.

— Переводчик не нужен, я прекрасно говорю по-немецки. Боец Василий Теркин — командир отряда специального назначения, — козырнул я.

— Клаус Геккель — командир роты, — козырнул он в ответ.

— Клаус, прежде чем, вы перейдете к своим предложениям, я хотел бы узнать у вас, известен ли вам Крысолов и есть ли у вас с ним какая-либо связь? — я на всякий случай повторил слово «крысолов», по русски.

— Кри-со-лоф? — повторил он русское слово, повернувшись в сторону переводчика, — я не знаю, что вы имеете ввиду.

— Ну хорошо, будем считать, что не знаете. Какие у вас предложения?

— Мы хотим предложить вам почетную капитуляцию. Ваши люди сдаются в плен, им сохраняется жизнь и гарантируется хорошее обращение. В противном случае вас всех ждет смерть. Какой выбор вы предпочитаете?

— Это все?

— Да, — ответил немного растеряно Клаус, — разве могут быть другие варианты?

— А если, например, вы даете нам жизнь и свободу? Например, мне и еще одному человеку?

— Это возможно, но я должен обсудить это с моим командованием, — обрадовался Клаус, видимо понимая, что я готов идти на компромиссы.

— Не стоит, лейтенант, я сказал это только для того, чтобы вы правильно поняли мой ответ. Я предлагаю жизнь и свободу вашим людям. Вы вольны сейчас покинуть это место, я не буду вас преследовать.

— Это какая-то шутка? — улыбнулся Клаус и достал портсигар, — вы курите?

— Не откажусь, — сказал я и взял у него сигарету, Клаус любезно угостил меня и горящей спичкой.

— Вам наверно не сказали, с кем вам придется иметь дело? — продолжил я, сделав пару затяжек, — наши люди — это русские берсерки, которые с легкостью смогут уничтожить ваш батальон. И я не шучу. Я предлагаю вам следующий вариант. Вы даете мне сутки, я и мои люди оставляем эти позиции и уходим. Я намереваюсь сохранить жизнь своим людям, но и вашим тоже.

— Боюсь, что это не возможно, нам поставлена задача уничтожить ваше подразделение.

— Насколько я понимаю Клаус, вам поставлена задача, захватить этот аэродром и для этого уничтожить его защитников. Но я предлагаю вам этот аэродром абсолютно без всякого кровопролития, через сутки мы сами покинем его.

— Я могу передать вашу просьбу своему командованию, но боюсь что они не одобрят ваши предложения.

— Хорошо, Клаус, тогда я все сказал, это мое последнее предложение. Если оно будет принято, мне достаточно, чтобы вы также вышли потом с белым флагом, так я пойму, что мои условия принимаются.

— Я понял, — козырнул мне Клаус.

Мы затоптали окурки и распрощались. Я понимал, что есть слабая надежда на то, что немцы примут мое предложение, тогда я спокойно отправлю разведчиков, сделаю еще один боевой вылет и видимо на самолете попробую подлететь к Бресту, разыскивая следы детей.

К сожалению, через полчаса люди Клауса развернули перед нами флаг своего пехотного батальона со свастикой. Я приказал бойцам готовиться к обороне, но огонь открывать только по моей команде.

Три роты немцев с автоматами развернулись в густую цепь и медленно направились в нашу сторону. С пехотой бежали и группы минометчиков. К сожалению позади пехоты замаячила и тушка StuG III — немецкой самоходно-артиллерийской установки, неплохо разбивающей любые укрепления и совершенно не пробиваемой в лоб. Видимо ее применение планировалось уже по выявленным огневым точкам нашей обороны. Я приказал готовить к вылету «юнкерс».

Подпустив немцев на километр, я попросил у Чопорца свою винтовку.

Удобно став на одно колено, я быстро разрядил в немецкую цепь один за одним все три магазина, которые имелись, стараясь выцеливать немецких командиров. Цепь не залегла, но остановилась, фрицы понесли значительный урон, но пока они не могли четко оценить свои потери, а вскоре пули засвистели и над моей головой, видимо у них тоже были снайперы. Приказав Чопорцу перезаряжаться, я побежал к зениткам. Взяв в руки свой убийственный «пулемет» я опустошил магазин зенитки, посылая снаряды в группы минометчиков. От выстрела моей ручной «катюши» погибло не так много солдат, но эффект был внушительным: снаряды разрывали фрицев, словно взрывая их изнутри. Немецкие шеренги дрогнули и побежали назад.

— Один-ноль в нашу пользу, — сказал я Алешину.

— Думаю, они больше не сунутся, — ответил разведчик.

Однако немцы перегруппировались и снова пошли в атаку, теперь StuG III полз впереди, а пехота шла на приличном расстоянии позади него.

Я решил, что подпускать штурмовое орудие опасно, и побежал к приготовленному «юнкерсу». Через пять минут, облетев позиции с воздуха и увидев еще пару немецких батарей, я аккуратно покидал бомбы, уничтожив и батареи и ползущий к нашим позициям StuG III. После этого я провел разведку местности на пути предполагаемого отхода группы Алешина. Путь был свободен.

Приземлившись, я подошел, к Алешину, показывая на дымящиеся остатки немецкого штурмового орудия:

— Ну теперь самое время и вам отходить, все чисто. Теперь они точно не сунутся.

Алешин с сожалением кивнул головой, понимая, что рано или поздно немцы нас все равно здесь дожмут, если подключат свою артиллерию и авиацию.

Ко мне подбежала Настя, она больше не плакала, а просто обняла и прижалась ко мне, а я гладил ее по голове, ничего не говоря. Тихо подошел Чопорец.

— Андрей, заберешь мою винтовку с собой, мне она больше не понадобится. Береги Настю, это самое ценное, что у меня есть в этой жизни.

Разведчики собрались вместе, из строя отделились 2 бойца и подошли ко мне.

— Залужный и Осипов остаются, остальные — за мной! — скомандовал Алешин и направил группу к лесу.

Я крепко поцеловал Настю, ощущая как сильно бьется мое и ее сердце.

— Я буду ждать тебя, и ты не забывай меня, — сказала моя Валькирия, поднимая на меня глаза, полные страдания и одновременно наполненные внутренним светом любви, — у меня будет ребеночек.

Настя порывисто отстранилась, развернулась и пряча слезы, не оглядываясь пошла вслед за разведчиками. Вид ее удаляющейся, такой родной грациозной, но слегка сгорбившейся сейчас фигуры, разрывал мне сердце. Я еле сдержался, чтобы не остановить ее.

Загрузка...