Охотники за Кривдой

Глава №33. Ванечка, неделю назад

Аристарх Аркадьевич Хродольф, подобный нерушимому североморскому колоссу, стоял справа от царского кресла и пересказывал содержание своего доклада: Агата Дивидова, Вера Ромашкина, переходный камень, Роза Жданова, контрабандный гоблин, Волков, Южный, князь Великий, внезапное нападение… Ровный, уверенный голос личного секретаря заполнял кабинет, почти зримо переплетаясь с лучами солнца. Хотя, такие истории лучше бы рассказывать под тоскливый осенний дождь, а не сияюще-ясным летним утром.

Ванечка тоже слушал и пытался вспомнить, не возникало ли у него самого подозрений на счет наставников? Но нет, он тогда просто не мог думать ни о чем другом, кроме учебы. И чуть не пропустил свой главный урок! Но всё-таки не пропустил.

Со своего кресла Ваня видел отца вполоборота. Тот, конечно, уже слышал и читал сообщение Аристарха Аркадьевича. Сейчас он с равнодушным видом рассматривал невзрачную шкатулку, стоящую перед ним на столе. Лицо отца казалось настолько умиротворенным, что почти утратило свою обычную желчную резкость. Узловатые смуглые пальцы правой руки государя арского лениво поглаживали крышку шкатулки, внутри неё что-то едва слышно пересыпалось.

Поначалу Ване очень понравилось решение отправить его в «Орлиные врата». Побывать в летнем лагере ОЗК казался ему гораздо интереснее, чем опять проводить лето в Кремле или на Лукоморье в обществе детей генералов. Но очень быстро царевич осознал, что это для него не отдых и не развлечение, а совсем наоборот. Обучение и экзамен одновременно.

— И Вы еще считаете мои действия несоответствующими проблеме? — с усмешкой вопросил отец, едва Хродольф закончил говорить.

Ваня перевел осторожный взгляд на маму. Царица Елена выслушала доклад, не поведя и бровью, но всё ее лицо при этом выражало космическую печаль. Если бы её сейчас увидел придворный художник, он бы немедленно начал писать «портрет духа Светлой Печали». И никто, даже самые злые языки в царстве, не смогли бы упрекнуть художника в подхалимстве! Ведь с лица Елены Матвеевны вот уже двенадцать лет пишут лики богини Лады.

Елена Прекрасная. С этим «народным» титулом матушки Ваня никогда бы не поспорил, но почему-то он очень не любил, если её так называли другие.

— Я могу лишь повторить то, что говорила раньше: дети не должны страдать за преступления родителей, — безмятежно сложенные на коленях тонкие белые ладони матери чуть дрогнули при этих словах. Широкие бело-золотые рукава напоминали крылья волшебной птицы. — Её сын здесь совершенно не причём.

— Как знать, как знать… — Василий Иванович задумчиво постучал по шкатулке, — тебе ведь, кажется, всё это семейство никогда не нравилось?

— Вовсе нет, только Агата, — поспешно возразила Елена, её небесно-голубой взгляд метнулся от лица мужа к бумагам в руках Хродольфа и обратно, — то есть, она просто… она немного пугает меня.

— Не мудрено!

— Но это вовсе не значит, что её сын…

— Пожалуй, Вы правы, свет мой! — царь шутливо вскинул руки. — Мы не будем перегибать там, где этого не нужно. Агата Яковлевна и так прекрасно поняла наш намек.

Нынче Василий Иванович по-настоящему доволен, и Ванечка понимал, что такое благодушное настроение отца дорогого стоит. Две поставленные государем цели достигнуты: избавиться от Фроловой и «объясниться» с Дивидовой. Даже вся эта история в лагере не смутила его, скорее наоборот, добавила делу ясности.

— Не проще ли было обвинить саму Дивидову? — отрывисто спросила мама. Она, похоже, до сих пор не могла поверить в успех своего заступничества.

Отец медленно откинулся на спинку кресла, слегка оттолкнув от себя шкатулку. На мгновение он привычно помрачнел, хищно сощурился, глядя мимо них куда-то на закрытую дверь. Но немедленно снова усмехнулся и пояснил:

— Надо признать, её наглость отнюдь не безосновательна. Есть у нас незаменимые люди, да. Дивидова должна оставаться свободной и заниматься своей работой, не больше, но и не меньше. Откапывать мрамор и малахит, а не секреты моих вернейших людей.

Аристарх Аркадьевич глубокомысленно молчал. То, что вернейшие люди вовсю копают друг под друга, в его докладе сказано не было, Морозов упоминался мельком и отдельно от Настасьи Карповны. Вероятно, эту часть событий отец будет обсуждать только с вернейшими людьми.

Елена Матвеевна лишь опустила взгляд на свои руки. Ваня не сомневался, что князю Великому и его семье она сочувствует не меньше, чем Якову.

Сам же царевич все последние дни пытался решить, на чьей стороне лично он. Как бы он поступил, окажись — страшно подумать! — на месте отца? А ведь отец начал править, будучи не намного старше Ванечки. И он тогда к власти даже не готовился, вынужден был принять корону после того, как старшего брата убил Константин Пугачев.

Агата Дивидова, самая богатая аристократка Ар-царства, самая влиятельная и, безусловно, самая гордая. Высокомерная, спесивая. И при всём этом, как оказалось, еще и недовольная своим положением! Ваня понимал, что отец должен был как-то… донести до неё свое недовольство. Но Яков Дивидов совсем не похож на мать, он не имеет никакого отношения к её интригам! Ваня не смог бы просто сделать его разменной монетой в «споре» с Дивидовой. Отец — смог. Спланировал и осуществил это еще до того, как раскрылось дело с переходным камнем и ограблением князя Великого.

А о том, как следует поступать с людьми, подобными Анне Фроловой, царевич пока старался вовсе не думать…

— Ну, довольно о грустном! — Василий Иванович энергично щелкнул пальцами, от чего Ванечка невольно вздрогнул. — Посмотрите лучше, что прислал наш ярганский наместник, — он пододвинул шкатулку ближе к царице, — прошу!

Мама опасливо посмотрела на шкатулку, потом осторожно, словно опасаясь, что оттуда выскочит змея, протянула руку и откинула крышку. Солнечный свет плеснул на содержимое шкатулки и тут же разлетелся брызгами во все стороны.

Елена Матвеевна с не меньшим опасением тронула кончиками пальцев несколько льдисто-прозрачных камешков и быстро убрала руку.

— Ярганские алмазы, — пояснил отец, похоже, вполне довольный произведенным впечатлением, — первая партия, так сказать. Обработаны там же, на месте. Отдай их нашему ювелиру, пусть художник порадуется. А уважаемый наместник пишет, что там таких еще много. И добываться они будут без всякого участия госпожи Дивидовой.

Ярга, область за Арланскими горами. При взгляде на блестящие камни Ваня невольно прикрыл глаза. Он слышал про найденные в Ярге залежи алмазов, но даже не догадывался, что Дивидова может на них претендовать. Он просто не мог представить, что ей они нужны! Еще и они!

— Я очень рада, что эта история так закончилась. И очень рада Вашему успеху, — тихий голос мамы при этом не выражал и тени радости. Она поднялась с кресла и мельком взглянула на сына. — Я хотела бы еще спросить… Тот мальчик, внук князя Великого, какая судьба его ждет?

Ванечка поспешил тоже встать.

Василий Иванович лишь неопределенно качнул головой:

— У него, без сомнения, будет возможность проявить свой талант.

— То есть, — мама невольно запнулась, наверное, не совсем понимая, куда он ведет, — он будет учиться, а потом служить?

— Разумеется! Фамилия Великий ко многому обязывает.

Елена Матвеевна чинно кивнула:

— Благодарю, что уделили нам время, Ваше величество. Если это всё, что Вы хотели мне рассказать…

— О, не смею Вас задерживать! — беззаботно кивнул отец.

— Аристарх Аркадьевич, — царица чуть улыбнулась Хродольфу, — благодарю Вас за рассказ и за то, что помогли тогда сыну.

— Да, спасибо, что помогли, — выпалил Ваня и тут же почувствовал, что краснеет.

В одном царевич сейчас не сомневался: он правильно сделал, что помог Вере Алексеевне, рассказав о ней Хродольфу. Хоть один человек в этой истории остался счастлив! По крайней мере, пока.

— Это мой долг, — бесстрастно отозвался тот и поклонился им, едва не задев лбом столешницу.

Еще раз кивнув мужу, Елена Матвеевна с истинно царственным видом пошла к двери. Ваня поспешно зашагал следом.

Но едва она коснулась ручки двери…

— Еле-ена, — почти нараспев окликнул её Василий Иванович.

Она резко обернулась.

— Ты забыла шкатулку, — кивнул отец, изображая самую душевную улыбку, какую только Ванечка у него видел.

Мама быстро вернулась к столу, взяла шкатулку с бриллиантами и вышла, не произнеся более ни слова. Ваня едва за ней успел.

Они зашагали прочь от царского кабинета, мимо приемной, через просторные, залитые солнечным светом, кремлевские залы. В лучах солнца, падающих со всех сторон, отражающихся бликами от золотых узоров на стенах, царица Елена особенно напоминала божественную Ладу.

— Мне эта затея с лагерем с самого начала не понравилась, — в очередной раз повторила мама. Её голос всё еще слегка дрожал. — Остаток лета мы проведем на Лукоморье. Тебе необходим отдых.

— Вообще-то, я не устал, — робко возразил Ваня.

— Никаких возражений! — одной рукой мама неловко придерживала шкатулку, другой обнимала его за плечо и на ходу притягивала к себе.

— Там ведь замешана не только Дивидова… но и Ольга?

Он сам не понял, зачем спросил её об этом. Именно её, именно сейчас!

Мама споткнулась на идеально ровном мраморном полу, шкатулка выскользнула из её руки и с оглушительным стуком упала. Бриллианты хрустально зазвенели по мрамору, заплясали радужные отблески.

— Ну что ты такое говоришь! — воскликнула Елена Матвеевна, торопливо опускаясь на колени и собирая рассыпанные камни. — Знатные семьи всегда найдут, что делить… Но не стоит преувеличивать их распри.

Царевич поспешно опустился рядом с ней и помог собрать оставшиеся камни. На ощупь бриллианты были холодные и колкие.

— Ах, вот вы где, мои бриллиантовые! Я вам не помешаю?

Ваня вздрогнул и поднял взгляд. К ним подошел светловолосый молодой человек, блеск его кафтана и улыбки мог бы посоперничать с самими бриллиантами!

— Что это? — полюбопытствовал он, кивнув на шкатулку.

— Ничего особенного, — Елена Матвеевна убрала последний камешек и решительно поднялась, — Ель, что опять случилось?

— Почему сразу «случилось»? — оскорбленно охнул тот. — Я уже не могу просто пожелать доброго утра любимым родственникам?

Елисей очень походил на старшую сестру — такой же белокурый и голубоглазый, но в его образе не было той божественной печали, за которую все восхищаются Еленой. В нем вообще не было никакой печали, Ваня не припомнил, чтобы когда-то дядя Елисей грустил! Бывало, огорчался из-за неудачно сшитого наряда или скучно прошедшего праздника, но никогда не унывал всерьез.

— Говори прямо, — потребовала мама, продолжив путь, — у меня сейчас просто нет сил выслушивать твои длинные предыстории.

— Тогда позволь тебе помочь, — Елисей услужливо забрал у неё шкатулку, на ходу открыл и придирчиво посмотрел один камень на свет. — Какое всё-таки нынче доброе утро! Право, не хочется его омрачать.

— Намечается скандал с очередной девицей? — перебила его сестра. — Опять?

— Произошло недоразумение, — привычно возразил дядя Елисей, не отрывая взгляда от шкатулки. — И не выражайся так при ребенке!

— Ты еще учишь меня нравственности?!

Но сердиться мама определенно не умела, ни на кого, особенно на своего младшего брата.

Впрочем, Ваня их почти и не слушал. Он думал о своей старшей сестре. В Кремле давно не принято упоминать имя Ольги Васильевны. Не то, чтобы указом запрещено, а просто не принято, считалось дурным тоном, бестактностью.

Первый и последний раз Ваня видел сестру пять лет назад, он тогда хорошо её запомнил и не сомневался, что она тоже его запомнила.

И что она тоже вспоминает о нем.