Окончанельное искупление

Глава 13

Я не смог вернуть себе самостоятельность, пока чары не были завершены. Мой разум упрямо отказывался отворачиваться от этой задачи. Это было странным ощущением, и когда я наконец получил обратно свою свободу, мне на миг стало жаль Карэнта. Я обращался с ним не лучше.

«И, судя по всему, человеческого во мне не больше, чем в нём, несмотря на мои заблуждения».

Выпрямившись после завершения работы, я оглядел тяжёлый каменный саркофаг. Двигать его будет нелегко. Он, наверное, сам по себе весил сотни фунтов, не говоря уже о небольшом довеске в виде Лираллианты.

Я молча проклял её нетерпеливость. Если бы мне дали хоть миг подумать свободно, я мог бы измыслить несколько мер получше, любая из которых значительно упростила бы её передвижение. «И вообще, почему она так спешила?»

Лира сказала мне, что ответ лежал в моих воспоминаниях, поэтому я потратил некоторое время на поиски в них, следуя нити, которую она мне дала — последние несколько минут перед тем, как она была помещена в стазис, более двух тысяч лет назад.

Ответ, когда я его осознал, был настолько прост, что я удивился, как же я раньше этого не осознавал. Странный вид её ног сразу же должен был дать мне подсказку. Она была готова пустить корни.

У Ши'Хар был интересный жизненный цикл. Подобные Лираллианте, приявшие человекоподобную форму, на самом деле были незрелыми. Хотя они были разумны, подвижны, способны к магии и так далее… на самом деле они были детьми. Они рождались в коконах, которые растили деревья-матери, хотя тем требовалась пыльца деревьев-отцов, чтобы производить на свет своих живых детей.

Выйдя из коконов, целые и взрослые на вид (по крайней мере, по людским меркам), они могли жить десятилетия или даже столетия, прежде чем трансформироваться во взрослую древесную форму. Эти дети кормились ещё одним типом фруктов, производимых их деревьями-матерями, называвшимся кя́лмус. Кроме кялмуса детям Ши'Хар больше не требовалось ничего другого, хотя мои воспоминания ясно показали мне, что многие виды человеческой еды им тоже нравились.

Деревья-матери могли производить кялмуса в количестве, достаточном для питания лишь определённого числа таких детей, и когда те больше не могли есть кялмус, это вызывало изменения в их телах. Молодые Ши'Хар, переставшие есть плоды деревьев-матерей, пускали корни, становясь новыми деревьями и, ко всеобщему счастью, производить ещё плоды для питания других детей.

Лираллианта была последней из своего рода. Хотя мой предок защитил её от судьбы, постигшей её народ, он не мог производить кялмус, который нужен был ей для того, чтобы оставаться в прежней форме. Уже несколько недель спустя она начала меняться.

Он поместил её в магический стазис, защищая её от остатков того, что уничтожило её расу, и одновременно останавливая её трансформацию. Позже, после его битвы с Тиллмэйриасом, он обнаружил, что не мог освободить свою возлюбленную без своего врага. Проведя годы в попытках найти решение, он наконец передал эту ношу своему сыну, наказав ему найти способ освободить её. Последним его человеческим действием было трансформироваться в одного из Ши'Хар, и ожидать укоренения в приготовленном им для них месте.

Их история была трагичной, и сыновья Иллэниэла не сумели выполнить обещание своего отца. Теперь спешка Лираллианты стала понятной. Она боялась укорениться здесь, в сотнях миль от её Кианти… от единственной надежды на восстановление её народа.

Запустив руку в один из своих мешочков, я коснулся статуэтки, которая позволяла мне позвать дракона. «Явись как можно скорее. Я встречу тебя рядом с моим домом в Албамарле. Не беспокойся о том, что тебя увидят».

Разобравшись с этим, я произнёс слово, и использовал свою магию, чтобы поднять каменный саркофаг, левитируя его перед собой. Я был в доме уже более пяти часов, и я знал, что скоро кто-нибудь меня найдёт.

Поднимаясь по каменным ступеням, я добрался до первого этажа моего дома, и мой магический взор нашёл Сайхана неподалёку, в коридоре, который вёл к кухне. «Упрямый ублюдок очнулся, и стащил своё искалеченное тело по двум лестничным пролётам, надеясь кого-нибудь предупредить».

Я почувствовал укол вины, думая о вреде, который я причинил своему бывшему другу, или бывшему другу Мордэкая. «Мне никогда не удастся чётко разделить это у себя в голове». В конце концов я решил и не пытаться, поскольку мои цели вполне совпадали с целями Мордэкая. Я всё ещё намеревался их выполнить, защитить его семью, спасти человечество, и так далее…

— Дурость бессмертна, — сказал я сам себе, повторяя одну из его любимых фраз. — Мордэкай может и умереть, но его «дурость» продолжает жить, — добавил я. Это заставило меня тихо засмеяться. Я наконец по-настоящему понял свою собственную личность. «Я — его «дурость», которая продолжает жить, чтобы выполнить его глупые планы». В ответ на эту мысль я засмеялся громче, остановившись лишь тогда, когда услышал донёсшиеся от Сайхана болезненные стоны.

Неразговорчивый воин всё ещё полз, пытаясь добраться до двери. Я опустил Лираллианту на пол, и подошёл, встав рядом с ним на колени.

— Ты ещё больший глупец, чем Мордэкай, — ласково сказал я ему.

Сняв перчатку, и сделав свой шлем прозрачным для эйсара, я протянул к нему руку, намереваясь снять его ожерелье, и лишить его сознания. Лечить его будет проще и менее болезненно, если он будет в глубоком сне.

Моя семья выбрала этот миг, чтобы прибыть, и я ощутил, как Пенни вошла первой, когда распахнулась парадная дверь моего дома. Она держала Айрин на руках, а следом за ней шла Лилли, ведя за собой Коналла. Близнецы и Сэр Иган вошли сразу же вслед за ними, и я ощутил, как внимание моей дочери сфокусировалось на мне сразу же, как только она шагнула за порог.

— Мама, в доме кто-то есть, в коридоре с Сэром Сайханом, — без колебаний объявила моя дочь. — Ему больно, Мама. Мне кажется, он умирает.

Они всё ещё были вне поля зрения, в фойе, за углом коридора, в котором я находился, но я мог ясно видеть их своими чувствами. Пенни мгновенно передала Айрин Лилли, и жестом приказала им вернуться наружу. Она обнажила меч, и я почувствовал под её верхней одеждой сделанную мной для неё зачарованную кольчугу.

Я не мог не восхититься эффективностью её ответа на неизвестную угрозу, с одним исключением: она шагнула вперёд, чтобы всё разузнать лично. Сэр Иган поймал её за локоть, указывая на дверь, за которой, снаружи, ждали Лилли и дети. Затем он сделал ещё один жест, указав на свои глаза, а затем махнув рукой вовне.

Сжав челюсти, Пенни согласно кивнула. Было гораздо разумнее оставить её защищать детей, а её телохранителю позволить пойти на разведку. «Она упряма как никогда, но она хотя бы показывает некоторую разумность в том, что касается детей», — подумал я, соглашаясь с её решением.

Я всё ещё понятия не имел, что делать, когда Сэр Иган свернул в коридор, и увидел нас. Уверен, сцена была сбивающая с толку — Сайхан на полу, я стою рядом с ним на коленях, и на полу рядом с нами стоит большой каменный гроб. Что хуже, мой мозг выбрал этот момент, чтобы проснуться и напомнить мне, что я больше не обладал необъятной силой, с которой я сюда вошёл. На самом деле, после зачарования и короткого переноса Лираллианты у меня было даже меньше лишнего эйсара, чем тот более «человеческий» объём, который был у меня всего лишь час тому назад.

В отличие от меня, Сэр Иган в точности знал, что делать:

— Встань, и отойди от Сэра Сайхана! Назовись! — крикнул он. Он обнажил Солнечный Меч, и угрожающе указывал им в моём направлении.

Я лениво подумал, что случится, если он попробует сделать то же, что делал Сайхан — вогнать свой меч в одно из сочленений моей брони. Я мог весьма точно угадать результат, учитывая моё нынешнее состояние. «Он сожжёт меня дотла». Как часто случалось, когда меня заставали с поличным посреди преступления, первая моя мысль была о Маркусе. «Что бы он сделал?»

Спокойно повернувшись к нему лицом, я принял искусственно неподвижную позу. Используя беззвучное заклинание, я изменил свой голос, чтобы имитировать скрипучий тон, которым говорил домовой голем, Магнус:

— Мой создатель назвал меня Брэ́ксус, — сказал я, позаимствовав лайсианское слово, означавшее «расплата».

— Что ты сделал с Сэром Сайханом?

— Он попытался воспрепятствовать моему входу; когда я отказался отступать, он напал. Я сделал его неспособным продолжать нападение, — прозаично ответил я.

— По какому праву ты вошёл в этот дом и напал на его законных стражей? — спросил он, дополняя свой первый вопрос.

Должен был признать, Сэр Иган знал, как разыгрывать роль возмущённого рыцаря. Наверное, Дориан давал ему уроки.

— Ваши права и границы меня не касаются. Я отвечаю лишь перед своим господином.

— Тогда назови его, чтобы мы могли пожаловаться ему после того, как тебя посадят под замок, — ответил Сэр Иган.

«Его слова настолько правильные, что это почти мило», — подумал я, вспоминая некоторые из старых рыцарских романов, которые я когда-то читал в библиотеке Ланкастера.

— Моего господина зовут Мордэкай Иллэниэл, и мои приказания не допускают таких проволочек. Пожалуйста, отойди, — монотонным голосом ответил я.

— Брось меч, и сними шлем, — настоял Иган.

Мой шлем всё ещё был открытым для эйсара, что значительно облегчало магию, хотя перчатку я уже надел обратно. Но даже так я думал, что смогу наскрести достаточно контроля, чтобы обездвижить его, не нанося никаких перманентных повреждений. Я поднял руку, направив её ладонью в его сторону.

— Не борись с ним, Иган. Беги. Тебе его не остановить, — послышался голос Сайхана. Он с болью выдавливал из себя предупреждение, лежа у меня за спиной: — Убери отсюда Графиню и детей!

Я не стал утруждать себя, ожидая его решения — произнеся слово, я окружил тело рыцаря невидимыми лентами силы, прижав его руки и оружие к его бокам. Прошлый опыт научил меня не позволять им свободно двигаться. Если бы я окружил его более крупным щитом, чтобы полностью его изолировать, то он мог бы использовать свой зачарованный клинок, чтобы пробиться наружу. Две предыдущие мои встречи также научили меня не давать одному из моих рыцарей даже секунды на раздумья. Они были нечеловечески быстрыми.

Как бы подкрепляя этот аргумент, я обнаружил, что лечу спиной вперёд, врезаясь в стену. Пенни метнулась обратно внутрь ещё в тот момент, когда я сковывал её стража. Она ударила меня кулаком под подбородочную часть моего шлема. Прежде чем я смог прийти в себя, она схватила меня руками за ногу, и изо всех сил попыталась изобразить смерч. Я сильно превышал её по весу, но она преодолевала это, вращая меня кругами, при этом сама играла роль оси. Моя голова начала с невероятной непрерывностью биться о твёрдые предметы.

— Это не сработает, девочка, он — один из богов! — крикнул Сайхан, пытаясь предостеречь её. — Тебе надо бежать! — просил он её, изо всех сил стараясь подползти ко всё ещё скованному Игану, вероятно, чтобы попытаться его освободить.

«Да, пожалуйста, послушай его. Отступи, чтобы кто-нибудь мог спасти меня!» — подумал я, что было нелегко, учитывая непрерывно обрушивающиеся на меня удары. Будь я всё ещё живым, я бы уже потерял сознание или меня бы безнадёжно тошнило… или я вообще был бы серьёзно ранен.

— Лэет бэрэк! — в отчаянии крикнул я.

Это было одно из самых старых и самых простых моих заклинаний, флэшбэнг. Учитывая мои хаотичные обстоятельства, я не мог сфокусироваться на одной точке так, как обычно, поэтому я просто влил в заклинание столько силы, сколько мог. Получившаяся вспышка света сопровождалась взрывоподобным грохотом такой силы, что я задумался, не допустил ли я ошибку, и не уничтожил ли я свой собственный дом. Я нашёл себя лежащим на полу, и мой магический взор показал мне шатающуюся в нескольких футах от меня Пенни, ослеплённую и оглушённую.

Моё преимущество, и так незначительное, не продлилось бы долго, поэтому я использовал ещё одно заклинание, чтобы связать её и Сайхана так же, как и Сэра Игана.

— ПРЕКРАТИ! — крикнул кто-то, и я внезапно оказался обездвиженным. Меня окружило мощное поле эйсара. Использованное для этого заклинание было грубым, этот метод был скорее похож на заваливание кого-то песком, в отличие от плотно сфокусированных лент, которые я использовал на Пенни и остальных, но конечный результат был тем же. В драку вступила Мойра Иллэниэл.

Моя дочь ярко светилась в моём магическом взоре, поскольку она не знала, как закрываться. «Почему Уолтэр до сих пор не научил её?» — задумался я. Её сила имела шокирующую интенсивность, и я начал осознавать, возможно, что именно Уолтэр хотел сказать мне однажды, когда пытался описать, как я сам выгляжу в его магическом взоре. По сравнению с ней Прэйсианы выглядели тусклыми, и даже Элэйн, наверное, была в два раза менее яркой, чем выглядела сила Мойры.

Я был поражён, и одновременно гордился ею. Я также слегка беспокоился. Учитывая моё ослабленное состояние, в данный момент она была значительно сильнее меня, и на её стороне был численный перевес. Навык и опыт были единственными моими преимуществами, но если мои действия затруднял тот факт, что я не хотел причинять ей боль, у неё самой таких помех не было. Вид её лица также заставил меня встревожиться — я никогда не видел у своей дочери такого яростного выражения лица.

— Не смей делать больно моей матери! — заорала она.

Хотя я был полностью согласен с её мнением, я не мог вообразить, что я мог сказать, чтобы убедить её отпустить меня… к тому же та сила, которой она меня окружила, блокировала всё кроме зрения. Силясь вырваться, я увидел, как мой сын прошёл мимо неё, подняв с пола меч своей матери. Он выставил его перед собой, встав перед сестрой.

Вида двоих детей, смело вставших против неизвестного врага в надежде защитить свою мать, было достаточно, чтобы разбить мне сердце. Я никогда не думал, что увижу своих собственных детей, пристально смотрящих на меня с такой твёрдой решимостью, но я не мог себе позволить дать слабину.

— Тайлен пла́йтас, — пробормотал я, фокусируя свою волю, и посылая наружу маленькие силовые клинки, с минимальным усилием уничтожив сдерживавшее меня поле. Мойра была невероятно сильна, но она более не носила амулета, защищавшего её разум. Ни один волшебник их не носил — они слишком ограничивали наш магический взор, но, в отличие от более опытных волшебников, она ещё не научилась закрываться щитом.

— Шибал, — быстро произнёс я, фокусируя свою силу прямо на её раскрытом разуме.

Заклинание должно было погрузить её в сон без всякого вреда, но я не рассчитывал на силу воли моей дочери. Она покачнулась, её веки начали смежаться, но она не упала. Вместо этого я увидел, как её эйсар вспыхнул, в то время как её решимость окрепла. Её спина выпрямилась, и ярость окутала её всё расширяющейся сферой силы. Это походило на традиционный щит, но гораздо более агрессивный по своей природе. Из него выросли клинки чистой силы, начав кружиться вокруг неё по мере своего расширения.

«Это ещё что за чертовщина?». Я был поражён её необузданным потенциалом, даже когда клинки начали рубить стены вокруг неё, уничтожая каменную кладку и ударяясь о мою броню. К сожалению, её недостаточная искусность показала себя, когда один из клинков задел её брата, глубоко врезавшись ему в бок и отбросив его к одной из стен. Кровь брызнула во все стороны.

Время будто остановилось, пока я смотрел, как он оседает, сильно кровоточа. Не в силах пробить её щит, я сделал единственное, что я знал, и, подняв свой меч, направил с помощью него порыв ветра, отбросив Мойру обратно к двери. Прежде чем она смогла прийти в себя, я подбежал к Мэттью, и приставил свой меч к его горлу.

— Не двигайся, или я убью мальчишку! — крикнул я, резко остановив её приготовления к новой атаке на меня.

Все взгляды сошлись на мне — и скованных воинов, и, в особенности, Пенни и Мойры. Я видел, как мысли Мойры понеслись вскачь, пока она пыталась найти решение, которое спасло бы её брата, но времени на это я ей не дал. Неуклюже работая пальцами, я вытащил из мешочка зачарованные защитные камни, и, произнеся слово, послал их окружить меня, Сэра Игана, и моего умирающего сына.

Сняв перчатки, я быстро вынул ключ, связывавший меня с Камерой Железного Сердца, и наскоро установил перемычку между ним и моими защитными камнями. Создание такой перемычки без предварительных приготовлений было рискованным делом, но мои знания и многолетняя практика были достаточными, чтобы справиться с этой задачей. Мойра уже начала молотить по моему зачарованному щиту, и без дополнительной силы тот не продержался бы под её ударами. Как только перемычка была готова, я вздохнул с облегчением — теперь прервать меня мог разве что кто-то из богов.

Теперь я обратил своё внимание на Мэттью. Его рана была серьёзной, и мои чувства поведали мне, что он умрёт в течение нескольких минут, если я его не исцелю. Основной проблемой был мой чрезвычайно низкий уровень эйсара. Коснувшись его сейчас, я, наверное, невольно выпил бы его жизнь одновременно с починкой его тела. Связь с Камерой Железного Сердца уже была, по сути, занята, но у меня поблизости был другой источник — Сэр Иган.

Во взгляде Игана сквозило отчаяние, пока он беспомощно наблюдал, как я снимаю его перчатку, обнажая его руку.

— Я хочу, чтобы ты зачерпнул силы земли. Это поможет компенсировать то, что я заберу у тебя, — сказал я ему, но не стал дожидаться того, чтобы узнать, понял ли он. Взяв его за руку, я начал усиленно вытягивать из него эйсар.

Огонь свежей человеческой жизни бушевал во мне, пока я черпал из Игана, посылая в меня мощный водопад эмоций, и к нему была примешана древняя сила, глубокая сила земли. Я тянул из него, пока не стал бояться за его жизнь, заливая в себя весь эйсар, которым он мог пожертвовать, прежде чем отпустить его руку. Выпустить его было нелегко, но меня ждало нечто более важное.

Рана моего сына была несложной, и залечивание кожи и мышц всегда легко мне давалось. Однако сегодняшний случай был иным. Мне приходилось крепко держать в узде поток эйсара, чтобы не выпить его жизнь, пока я латал кровеносные сосуды и соединял ткани. Это дополнительное осложнение, в совокупности с неуклюжестью из-за носимой мною брони, усложняли мою задачу. Не помогал и тот факт, что Мойра, похоже, думала, будто я убиваю её брата.

Зачарованный щит вибрировал от её неистовых атак, но я не осмеливался отрывать взгляд от Мэттью, пока не закончил закрывать его рану. Я тщательно позаботился о том, чтобы все кровеносные сосуды были правильным образом соединены, и что кожа и остальные ткани были совмещены верно. Неряшливая работа оставила бы шрамы, которые позже помешали бы ему свободно двигаться.

Когда я наконец закончил и поднял взгляд, лицо Мойры шокировало меня. Её кожа покраснела, а глаза опухли от слёз отчаяния. В какой-то момент она освободила Сайхана и свою мать. Пенни стояла, положив ладонь Мойре на плечо, будто успокаивая её, но напряжение в её взгляде заставило меня внутренне содрогнуться.

— Ты не можешь вечно прятаться под своим панцирем, — сказала она сухим голосом, от которого у меня по спине пробежал холодок. — Рано или поздно ты выйдешь, и когда это случится, я разорву тебя на куски.

Мойра на миг отвела взгляд:

— Дракон приближается.

— Мы не можем позволить этому существу забрать его, — ответила Пенни.

Было ясно, что они не могли видеть, что именно я делал, и они предположили худшее. Я уставился на них обеих, пытаясь решить, как лучше договориться о мирном разрешении ситуации. Гарэс приближался, но выбраться из-за моего щита и добраться до дракона будет проблематично. Пока я смотрел, глаза Мойры остекленели, будто она сосредоточилась на чём-то далёком. До меня едва слышно донёсся её голос, достигающий места, которого я больше не мог коснуться:

— «Мама, помоги мне. Ты мне нужна».

Она звала Мойру Сэнтир.

Каменный пол под их стопами поплыл, будто был жидким, вспучиваясь вверх, образуя тело Каменной Леди, Мойры Сэнтир… матери моей приёмной дочери. Своим магическим взором я видел, как колебался её эйсар. Его у неё почти не осталось, и даже манифестация могла стоить ей слишком дорого, но она всё равно явилась, ответив на зов своей дочери.

Я снова надел перчатки, и взял на руки бесчувственное тело моего сына. Мне нужно было какое-то преимущество в переговорах. С моей женой и дочкой против меня, у меня не было надежды сбежать. Гарэс не мог забраться внутрь, и я был слишком слаб, чтобы вырваться наружу силой.

— Мальчик всё ещё жив, — объявил я своим глубоким искусственным голосом.

— Чего ты хочешь… — быстро сказала Пенни, прежде чем добавить: — …и кто ты такой? — задала она вопрос. На её лице был написан её невысказанный страх. У неё уже были подозрения относительно моей личности. Я слишком поздно осознал, что забыл вернуть иллюзию, скрывавшую герб Камерона, украшавший мой нагрудник.

Поскольку я был закрыт с головы до ног в зачарованную броню, она никак не могла видеть черты моего лица, когда я ответил:

— Я — Брэксус, созданный служить Мордэкаю Иллэниэлу. Я ищу лишь возможности убрать тело этой Ши'Хар согласно его приказаниям.

Мне мгновенно стало ясно, что моей жене не понравилось ничего из только что сказанного. Она гневно нахмурилась:

— Мой муж мёртв. Как ты можешь утверждать, что получаешь его приказы? Почему ты носишь его броню?

— Он создал меня перед своей смертью, чтобы убедиться в том, что его желания будут выполнены, если он погибнет слишком рано, — сымпровизировал я. Шлем в этом помогал. Пенни слишком хорошо меня знала, и если бы она могла видеть моё лицо, то легко бы уловила мою ложь. «Конечно, если бы у меня не было шлема, то она своими глазами могла бы увидеть, кто я».

Глаза Пенни сузились:

— Это не объясняет то, почему ты носишь его броню.

— Я и есть броня.

— Ты совсем недавно снимал перчатку, — парировала она.

Я внутренне вздохнул. «Почему она всегда такая чертовски наблюдательная?».

— Внутри есть рудиментарное глиняное тело, но основные чары, из которых я состою, встроены в саму броню.

Тут заговорил Сайхан:

— Что бы там ни было в этих латах, это не может быть человеческой плотью. Оно пережило пламя Солнечного меча, когда я вонзил его в это тело.

— Сними шлем, — приказала моя упрямая супруга.

— Не могу, — решительно заявил я. — Мальчику нужна помощь. Позволь мне забрать Ши'Хар, и я больше не буду вам докучать.

— Отдай мне моего сына, и я позволю тебе уйти, — ответила она. — Больше никого тебе забрать не позволено.

— Лираллианта тебя не касается, — возразил я. Хлопки крыльев объявили прибытие на улицу Гарэса.

— А мой сын не касается тебя! — резко огрызнулась Пенни. — Люди в этом доме находятся под моей ответственностью, и я их не отдам какому-то… тому, что ты есть! Если Мордэкай действительно создал тебя, то можешь быть уверен, он бы не хотел, чтобы ты причинял вред его детям.

«Очевидно», — подумал я про себя. «Если бы только она просто убралась с дороги, и позволила мне делать моё дело». Помедлив какое-то время, я решил принять её условия:

— Хорошо, позволь мне уйти, и я дам тебе мальчика сразу же, как только достигну дракона.

Во время нашего разговора я смог уловить на грани своего восприятия скрытую беседу между моей дочерью и отголоском её настоящей матери, но я никак не мог знать, что они обсуждали.

— Ты отдашь мне моего сына прежде, чем ступишь через порог, — возразила Пенни.

Я кивнул:

— Поверю тебе на слово, Графиня.

Я бросил взгляд на свою дочь, готовясь убрать зачарованный щит — после призыва своей тёзки она как-то странно притихла. Она смотрела на меня с опечаленным выражением лица, будто её проняла какая-то трагедия. «Быть может, она только что до конца осознала, что её оплошность едва не стоила её брату жизни». Я не был уверен, заметила ли она это в сумятице схватки, или решила, что это я каким-то образом ранил его.

Я отбросил эти мысли прочь, и убрал свой щит. Делая это, я удерживал ключ к Камере Железного Сердца в руке, равномерно черпая из него, чтобы восполнить свою силу. Я не мог быть уверен в том, не передумает ли моя семья насчёт того, чтобы позволить мне сбежать.

Я передал Мэттью Пенни на руки, когда достиг дверного порога. От её близости у меня перехватило дыхание — или перехватило бы, если бы мне ещё нужно было дышать. Желание коснуться её руки, когда я передавал ей нашего сына, было почти непреодолимым, но она тщательно избегала касаться меня, каковой факт лишь усилил моё желание. Впервые с момента моей трансформации я был благодарен за то, что мои глаза больше не могли проливать слёзы.

Она позволила мне пройти через дверь, и я пошёл к ожидавшему на улице дракону, снова оставляя свою семью позади. Подойдя к массивной передней лапе Гарэса, я начал карабкаться вверх, но чьё-то присутствие заставило меня обернуться. У меня за спиной стояла Мойра Сэнтир.

— «Я знаю, что ты такое. Я попыталась помочь ей понять», — произнёс у меня в голове её голос.

Глядя мимо неё, я увидел, что моя дочь наполовину уткнулась лицом в бок своей матери, и что по её щекам побежали свежие слёзы.

— «Это было жестоко, и никакой необходимости в этом не было», — упрекнул я Каменную Леди. Общаясь с ней, я видел, как стало крошиться её тело — её эйсар был на исходе. Она была готова вот-вот навеки угаснуть.

Внезапная мысль вдохновила меня.

— «Гарэс, я сейчас сделаю кое-что глупое. Если моя семья попытается меня остановить, то я хочу, чтобы ты зарычал и принял угрожающий вид. Не вреди им, просто убедись, что они не попытаются вмешаться», — сказал я дракону.

Сняв перчатки, я приостановился на миг, прежде чем создать щит вокруг разрушающегося тела Мойры Сэнтир. Хотя Пенни не могла видеть, что происходило, моя дочь ахнула, и я забеспокоился, что она может вмешаться. Я снова вынул свои зачарованные защитные камни, и воссоздал свой щит, на этот раз — вокруг себя и Каменной Леди.

— «Что ты делаешь? Удерживая меня, ты ничего не получишь, моё время истекло», — проинформировал меня мысленный голос Мойры Сэнтир.

— «Не отвлекай меня», — ответил я тем же образом. — «Мне нужна твоя помощь, так что боюсь, что пока не могу позволить тебе умереть», — передал я ей свои мысли. Я снова замкнул Камеру Железного Сердца на зачарованный щит вокруг нас, прежде чем вытащить свой серебряный стило. Я начал обходить Каменную Леди, чертя с его помощью точные руны в воздухе вокруг неё, создавая замысловатый связанный узор.

Это были чары, но создавать их без твёрдой основы было чрезвычайно трудной задачей. Мне приходилось поддерживать точный образ всего целого, пока я работал над расширением и завершением оставшейся части. Ослабей в какой-то момент моя концентрация, и вся структура бы обрушилась до своего завершения.

Мысли Мойры Сэнтир приняли отчаянный оттенок:

— «Пожалуйста, нет! Ты не можешь так со мной поступить. Я пыталась помогать тебе на каждом шагу. Почему ты так меня предаёшь?!»

Я всё это проигнорировал, и продолжил работать. Я чуть было не споткнулся и не потерял хватку лишь тогда, когда услышал голос своей дочери:

— Не надо! Ты делаешь ей больно! — воскликнула она из-за внешнего щита. Тем не менее, попыток вмешаться она не делала. Либо она знала, что этот щит ей не по силам, либо она решила принять мои действия, какими бы они ни были. Я не мог не задуматься, что именно сказал ей отголосок её матери.

Секунды обернулись минутами, пока я работал, потеряв счёт времени. Я заострил свой фокус настолько, что для меня существовали лишь руны, которые я чертил, и воспоминание, которое я вытянул из далёкого прошлого. Воспоминание тайного проекта Мойры Сэнтир и первого Мордэкая, чары, которые он создал, чтобы спасти их от нависших над их миром тёмных сил… чары, создавшие Сияющих Богов.

— «Это неправильно!» — снова возопила она у меня в голове.

— «Скажи это женщине, изначально тебя создавшей», — парировал я.

— «Она не привязала меня к этому миру на всю оставшуюся вечность. Она знала, что содеянное ими было ошибкой».

— «Если честно, мне плевать. Ты будешь помогать мне, пока мои цели не будут достигнуты, и тогда я тебя отпущу, если ты этого хочешь», — отозвался я. Чары были завершены, и сжались, схлопываясь, связывая магический разум — единственное, что осталось от Мойры Сэнтир. Не задерживаясь, я произнёс слова, которые встроил в чары, подчинив её своей воле.

Её голова склонилась в поражении, когда я убрал внутренний щит, удерживавший её на месте, пока я работал.

— «Я — твоя рабыня. Не думала я, что ты способен на такое зло. Я тебя недооценила», — мысленно уведомила она меня.

— «Знакомое чувство», — ответил я. — «Я больше не могу себе позволить роскошь мягкосердечности, но Мал'гороса я ОСТАНОВЛЮ, тем или иным способом».

Судя по осмотру непосредственных окрестностей, моя публика решила не вмешиваться. Моя дочь смотрела на меня широко раскрытыми глазами, держа за руку свою мать. Лицо Пенни было нечитаемым, а Сэр Иган пришёл в себя достаточно, чтобы встать рядом с ней. Поскольку ситуация всё ещё оставалась спокойной, я убрал свой зачарованный щит во второй раз. Никто не сдвинулся с места.

— «Забирайся на дракона», — приказал я, демонстрируя процесс моей новой слуге. Мойра Сэнтир нехотя последовала за мной. — «И ещё — молчи, я не хочу, чтобы ты пока с кем-то ещё говорила, особенно с моей дочерью».

Гарэс подобрал под себя ноги, чтобы снова взметнуться в небо, и я отвернулся. Смотреть на мою семью было слишком больно, и взгляд моей дочери был одновременно печальным и обвиняющим. Она спроецировала мне своим мысли, впервые за свою ещё юную жизнь:

— «Почему ты забираешь мою мать?» — спросила она, и от касания её кроткого разума у меня заныло сердце.

Я закрыл глаза, и сосредоточил свой магический взор на небе, отказываясь отвечать. Для меня это было уже слишком. Дракон взметнулся в воздух, и ветер загремел хлопками его мощных крыльев.

— «Отец?»

Моя решимость сломилась, когда я услышал это слово:

— «Она — не твоя мать. Она — эхо, призрак, как и я».

— «Она мне так и сказала, но вы оба не правы. Матери и отцы появляются не от крови. Ты — мой отец в той же мере, что и человек, из которого ты был сделан… в той же мере, в какой они — мои матери», — передала она, а затем послала мне мысленный образ себя, держащей Пенни за руку, за которым последовал образ Каменной Леди.

— «Тогда делай, как я говорю, как сказал бы он: «Береги свою мать, и своих младших брата и сестру», — сказал я ей. У меня было тяжело на сердце, и я был благодарен за то, что полёт Гарэса почти вынес нас за дальность моей способности к мысленному общению.

Я едва-едва услышал её последнюю мысль:

— «Я люблю тебя».

Мёртвые не могут плакать, но слёзы — не самая острая форма боли.