Окончанельное искупление

Глава 48

Следующее моё пробуждение было менее приятным.

На этот раз уже рассвело, что обычно было плохим признаком, но на самом деле тон задавала костедробящая боль в моём запястье.

— Ай, ай, ай…! Сломаешь же! — начал рефлекторно скулить я. Пенни выгнула мою кисть под таким углом, что это грозило мне серьёзными увечьями. И давление было не угрожающим, оно было таким, какое бывает, когда хочешь сломать запястье. Она была просто достаточно мила, чтобы сперва дать мне минутку на пробуждение.

— Убери его от меня, — яростно приказала она.

Я сразу же понял. Наступило утро, и моя новая нижняя половина встала раньше меня, как обычно и бывало. В данный момент она прижималась к чему-то тёплому и мягкому, а конкретнее — к Пенни.

Вместо того, чтобы пытаться объяснить, я стал быстро извиваться, создавая некоторое расстояние между Пенни и всеми частями моего тела, которые ещё не были сломаны. Пенни не выпустила моё запястье, но слегка ослабила давление, поэтому я уже не был в непосредственной опасности.

— Если у тебя есть этому объяснение, Гарэс, то выкладывай его быстро, — предупредила она. Она говорила сквозь сжатые челюсти, и таким тоном, какой я слышал лишь в резких случаях, когда она убивала людей.

— Есть, — выпалил я, — но быстро объяснить не получится, — проговорил я, замечая, насколько влажной была её кожа. Хотя она проснулась, цвет её лица был бледен, и плечи её дрожали. Она, наверное, была больной и слабой как никогда, и, очнувшись, обнаружила себя в объятиях Гарэса. Она сделала очевидные выводы.

Несмотря на не прекращавшуюся боль, я почувствовал себя ужасно из-за того, что напугал её:

— Насколько много ты помнишь? — спросил я.

Боль в моей руке резко усилилась:

— Это не похоже на объяснение.

Простого ответа у меня не было. Я не хотел использовать против неё магию. Это лишь ухудшит ситуацию. В качестве компромисса я использовал безмолвное заклинание, чтобы заблокировать нервы, которые шли в мою руку. Так я, по крайней мере, мог ясно мыслить, и дополнительным преимуществом этого было то, что она по-прежнему ощущала, что контролирует ситуацию. Я не мог придумать почти ничего хуже, чем проснуться полумёртвой и с мыслью о том, что подверглась насилию в беспомощном состоянии.

Вот тебе и любовь. Я решил, что в худшем случае я, наверное, смогу просто исцелить потом нанесённый ею ущерб.

— Я — не Гарэс Гэйлин, — осторожно сказал я, продолжал прикидываться беспомощным.

Её тело напряглось, поэтому я начал извиваться, будто от боли. Затем она заявила:

— Соврёшь ещё раз, и я её сломаю.

— Раньше это было его тело, — сказал я ей. — Я был мёртв, но они с Уолтэром каким-то образом спасли меня.

Она застыла, вперившись в меня взглядом робкой надежды. Мне захотелось расплакаться, когда я увидел её в таком уязвимом состоянии.

— Это слишком жестоко. Нельзя такое говорить. Никто не смог бы сказать что-то настолько ужасное, — ответила она, и на её лице ясно отражалась буря, рвавшая струны её сердца.

— Только ты, Пенни, я никогда не любил другую… только тебя, — сказал я, перефразировав то, что она сказала мне в конце.

Тут она заплакала, и я к ней присоединился. Просто за компанию, конечно же — никому не нравится плакать в одиночку.

Чуть погодя она расслабилась, и позволила мне обнять её своей здоровой рукой. Вторую руку я не чувствовал. Я попытался поцеловать Пенни, но она отвернула голову:

— Нет.

Это меня уязвило, но я попытался не подать виду.

— Дело в твоём лице, — сказала она, увидя боль в моём взгляде. — Ощущение такое, будто я делаю что-то неправильное.

— Я — на самом деле Мордэкай, — заверил её я.

— Это — не его лицо, — повторила она. — Борода, глаза, они другие… даже твой голос.

— Прости, — сказал я, осознав, что впереди нас ждал целый вагон скрытых, странных проблем относительно моего тела. «Может, если я использую иллюзию, чтобы у меня стали прежние внешность и голос…».

Она поцеловала меня без предупреждения. Это был короткий и неуклюжий поцелуй, но всё равно чудесный. Однако я чувствовал, что она пыталась избежать бороды. Моя собственная борода была короткой и ухоженной, а у Гарэса была опасная, дикая копна.

— Мы что-нибудь придумаем, — сказала она мне.

Поцелуи чудесно сказались на состоянии моего… духа, но я отстранился от Пенни. Остальное могло подождать. Она была слишком слаба, чтобы я мог позволить ей зайти дальше поцелуев.

— Я принесу чего-нибудь поесть, — сказал я. Вообще, я и сам проголодался.

Встав с кровати, я попытался одеться, но моя рука всё ещё не работала.

— Это не я, — сказала Пенни.

Я объяснил ей про паралич, и вернул чувствительность нервам. Почему-то её это очень развеселило. Когда вернулась чувствительность, запястье всё ещё весьма саднило.

Быстро одевшись, я нашёл Уолтэра уже трудившимся над котелком на кухне. Пахло окороком, горохом и смесью специй. Я не ожидал, что он окажется хорошим поваром, но, с другой стороны, учитывая многие годы, проведённые им вдали от жены и семьи…

— Хорошо смотришься в фартуке, — сказал я ему.

Он поднял взгляд от котелка:

— А ты хорошо смотришься живьём.

— Ты, наверное, всем рыженьким это говоришь, — сострил я. На это мы оба рассмеялись.

— Как она? — спросил он чуть погодя.

— Неважно, — признался я. — Я её тогда чуть не убил…

— Она виновата в этом не меньше тебя, — сказал Уолтэр, пробуя своё творение. — Твоя жена порой немногим умнее тебя, и вдвое упрямее.

— Мы хорошо сочетаемся, — согласился я. — Я хочу ещё раз поблагодарить тебя. Ты рисковал ради меня всем.

Он не отрывал взгляда от котелка:

— Мы через слишком много прошли, чтобы начинать сентиментальничать в такую рань, — ответил он слегка хриплым голосом.

Тут я был с ним согласен, поэтому сменил тему:

— Почему ты поместил нас в одну из гостевых комнат?

— Мы не могли добраться до твоего «другого» дома, — ответил он с лёгким оттенком фрустрации в голосе. — Когда мы открыли дверь, она вела лишь в твои фальшивые покои.

Закрывая глаза на это, наши «фальшивые» покои всё же были весьма удобными, и в них на самом деле было много личных вещей, вроде некоторых из наших предметов одежды.

— Однако я удивлён, что вы просто не воспользовались той комнатой.

— Я предпочитал иметь вас поближе, на случай, если я кому-то из вас понадоблюсь, — сказал он, передавая мне поднос с двумя большими тарелками исходящего паром супа.

Это снова напомнило мне, каким удивительно добрым Уолтэр мог быть. В прошлом некоторые, включая меня, винили его в чрезмерной осторожности, но он был сложным человеком. По правде говоря, его смелость никогда не подводила меня, когда она действительно требовалась, и его способность заботиться о своих ближних всегда была мне примером для подражания.

Новое присутствие заставило меня приостановиться — кто-то подлетал ближе к замку. Перефокусировавшись, я изучил визитёра. Это был не один из богов. Похож был на орла, но эйсар у него был слишком мощным. Он испускал сияние, которое могло указывать лишь на волшебника, и ощущался знакомо. Я повернулся к Уолтэру:

— Ты совсем недавно сказал «мы»…

Он кивнул:

— Гарэс должен скоро вернуться, — ответил он. Орёл всё ещё был за пределами дальности Уолтэра.

Я одарил его недоумённым взглядом:

— Но…? — начал я, и, не в силах найти слова, поставил поднос обратно на стол, и жестом рук указал на своё тело.

Теперь пришёл его черёд принять недоумённый вид:

— Что? Ты думал…. О! — сказал он, и засмеялся, чрезвычайно меня раздражая. — Ох, что будет, когда я ему расскажу!

— Я действительно не считаю это забавным, — не согласился я. — Я думал, что он умер!

— Тебя это вроде не особо печалило, — заметил он, прежде чем передразнить: — «Ты, наверное, всем рыженьким это говоришь».

— Я сегодня уже сыт по горло эмоциональной сумятицей! — раздражённо сказал я.

Тут взгляд Уолтэра метнулся в сторону, когда он ощутил прибытие Гарэса:

— Ну, можешь спать спокойно. Он жив и здоров, — заявил он. По-заговорщицки оглядевшись, он добавил, понизив голос: — И с ним всё так же трудно общаться. Только между нами — я начинаю думать, что необщительность — это нормальная его часть.

— Я всегда считал, что это было частью драконьей природы, которую он принял в себя, — заметил я.

— Я тоже, — сказал Уолтэр. — Но сейчас он полностью человек, и, тем не менее, всё ещё весьма холодный.

Во дворе орёл трансформировался в рыжеволосого архимага. Он сделал это изящно, перекинувшись прямо перед тем, как его когти коснулись земли. Он перешёл от полёта к перебиранию обутых в сапоги ног так же легко, как я мог бы снять куртку, входя в дом. «Полагаю, это благодаря дару Гэйлинов».

Пару минут спустя он вошёл, и поприветствовал нас, одновременно странно на меня посмотрев.

— У меня то же ощущение, когда я вижу тебя, — сухо сказал я ему.

Подойдя поближе, он поднял руку, чтобы поправить выбившуюся прядь моих волос:

— Хорошо выглядишь, — одобрительно сказал он, — но тебе нужно больше внимания уделять уходу за волосами. Такая борода — благословение, и обращаться с ней тебе следует соответственно, — заявил он с серьёзным выражением лица.

— Пенни чуть не сломала мне руку, когда проснулась, и подумала, что это ты был с ней в постели, — кисло проинформировал его я.

Это заставило его слегка хохотнуть:

— Удивительно, что вы в браке так долго, и она тебя до сих пор не убила. Я считал её упрямой женщиной, но теперь я вижу, что у неё наверняка ещё и огромное терпение.

— Терпение?!

— Чтобы выносить твои хохмы, — сказал он, будто это что-то для меня проясняло.

Раздражённый, я зыркнул на него:

— Слушай, я проснулся раньше неё только один раз. Не было никаких хохм. Она весьма слаба, и всё это… — указал я на своё лицо — …её очень расстроило.

Гарэс взял одну из тарелок с подноса, который я поставил неподалёку. Найдя ложку, он пошёл мимо меня:

— Тогда тебе следовало сменить лицо, — подал он мысль.

Я поражённо уставился на него, а он запихнул себе в рот полную ложку уолтэрского супа. Мой мозг заело, поэтому мой рот любезно подсобил, выдавая фразы без консультации с головой:

— Этот суп был для Пенни, — сказал я.

— Нет, вон тот был для неё, — сказал он, указывая на поднос. — Поскольку тебе нравится носить моё лицо, я мог бы просто отнести обе тарелки к ней вместо тебя. Ты на это намекаешь?

Я подумал было окатить его супом из второй тарелки, но мой несчастный мозг наконец разобрался в том, что он имел ввиду:

— О! — выдал я. «Я — проклятый идиот!». Есть одна трансформация, которую должен знать любой архимаг. Говоришь ли ты с ветром или с землёй, меняешь ли ты свою плоть или свой разум, всегда должна случиться трансформация, которая сделает тебя снова самим собой.

В прошлом я всегда начинал как «я», и хотя Мойра Сэнтир когда-то научила меня изменять это состояние намеренно, этим утром я об этом не подумал. Гарэс дал мне копию своего тела, но оно, конечно же, не обязано было оставаться в таком виде.

Уолтэр уже налил супа в ещё одну тарелку, и поставил её на мой поднос вместо той, что забрал Гарэс. Я увидел веселье в его взгляде.

— Ты мог бы напомнить мне об этом пораньше, — пожаловался я.

— Ни архимагом, ни волшебником из Гэйлинов я не являюсь. Моё тело остаётся чистым и неосквернённым. Я понятия не имею, на что способны изменяющие облик, — честно сказал он. — Тебе следует отнести ей суп, пока он не остыл, — подал он мысль.

На несколько минут я перестал обращать на него внимание. Оставив поднос на месте, я закрыл глаза, и обратил своё внимание внутрь, вспоминая себя таким, каким я был. Я прислушивался — не к внешнему миру, а к голосу своей плоти, присоединяя её песню к своему сознательному восприятию… а затем изменил её. Мой воображаемый образ заколебался на миг, когда у меня в голове промелькнул яркий образ моего мёртвого тела. Моё сердце остановилось, и на секунду мир потемнел, но я быстро оправился, вернувшись к образу самого себя, каким я был год назад. Наконец открыв глаза, я уставился на Гарэса.

В его взгляде был намёк на тревогу. Он наверняка заметил едва не допущенную мной ошибку. Если бы я не исправил её раньше, чем она пустила корни, я бы снова умер. «Это было бы некстати», — подумал я. «Интересно, а попытались ли бы они спасти меня во второй раз».

— Тебе следовало оставить бороду, — посоветовал он, снова сосредоточившись на своём супе.

Я скосил глаза, и скорчил глупую рожу:

— Теперь мне не нужно ничем скрывать лицо, когда оно перестало выглядеть вот так вот.

Уолтэр фыркнул, Гарэс тихо посмеялся. После этого я пошёл прочь, направившись к двери. Мне не терпелось показать Пенни хорошие новости.

— Надеюсь, что она не слишком расстроится, увидев его новую внешность, — сказал Гарэс Уолтэру ровно настолько громко, чтобы я смог услышать. — Ей наверняка трудно будет пережить такое разочарование.