Онлайн Ведьма (СИ)

Глава 29.2 Море в дороге

…В кабинете Ведьмы бывало много людей. Иногда Ведьма сама себе казалась небольшой аптекой в спальном районе. Кто-то заходит туда единожды по острой нужде, получает совет и уходит навсегда. Кто-то временно снимает квартиру в районе, и этого жильца Ведьма стабильно видит раз в неделю или месяц, пока он вновь не переедет — то есть, говоря прямо, пока проблема клиента окончательно не решится и он перестанет нуждаться в помощи.

Но были еще и, так сказать, постоянные жильцы района — те самые, которые купили квартиру, прописались в ней и вечно ходят в аптеку, потому что у них то понос, то золотуха, то х… не стоит, то ночь коротка.

В общем, Мадемуазель Ю., если говорить нормальным языком, прочно закрепилась в списке постоянных клиентов Ведьмы. А если вспомнить аналогию с аптекой, то Кладбищенскую проститутку можно сравнить с бабкой из соседнего подъезда, которая каждые два дня ходит за корвалолом.

Ладно, всё было не настолько печально — Кладбищенская Проститутка приходила к Ведьме всего лишь трижды в неделю. Вот только помимо этого эскортница взяла в привычку звонить по нескольку раз в день. И каждый её звонок начинался с одной и той же фразы:

— Посмотри, могу ли я ехать к клиенту? Он нормальный? Или меня вызывают черти?

А, приходя на приём, она иногда тяжело вздыхала и говорила:

— Меня сегодня опять черти дрючат! Сделай так, чтобы меня вызывали только нормальные клиенты.

И Ведьма, к сожалению, не могла объяснить эскортнице, что так называемые черти, или же на языке адекватных людей, клиенты, которым она пришлась не по нраву, просят её уйти и говорят, что они вызывали девочку-тёлочку, а не девочку-тётечку, потому что сама мадемуазель Ю. на всех сайтах выставляла чужие фотографии. А не потому что они черти.

У бизнес-леди в голове был своеобразный фильтр, отсеивающий всю информацию, которая ей не нравилась, и не дававший той закрепиться. Именно с подачки мадемуазель Ю. в обиходе Ведьмы и её детей появилось выражение «чтоб тебя всю ночь черти дрючили» и это стало максимальной угрозой. Хуже этого было только пожелание «чтоб у тебя туфли украли».

Потому что у мадмуазели Ю. однажды украли туфли. Ну, как украли… Бизнес-леди спасалась от жены своего нанимателя и убежала, забыв о туфлях. Босиком по лужам. Тогда стояла осень. Жена нанимателя, оказавшаяся женщиной солидных габаритов, вернулась из деревни раньше срока, застала Мадемуазель Ю. за прямым исполнением обязанностей и ей не понравилось, как делают работу. Возможно все могло закончиться без эксцессов, но клиентка ведьмы, не успев одеться, имела опрометчивость сказать следующее:

— Я не имею ничего против вашей семьи и не собираюсь уводить у вас мужа! Я только это, как говорится, рогатку раскрыла!

Вы, наверное, сильно удивитесь, но жене подобное высказывание тоже не понравилось, и она, будучи женщиной с буйным нравом, бросилась вырывать эскортнице волосы. И той пришлось спасаться, попутно пытаясь одеться.

Так и получилось, что на следующий день мадемуазель Ю. появилась на пороге ведьминской квартиры с разодранной щекой, разбитой губой, странной причёской и в новых туфлях. И как ни в чём не бывало заявила:

— Это корова его ко мне приревновала! И я боюсь, что она сделает мне порчу на туфли, они же у неё остались! Так что мне нужна защита от магического воздействия.

О том, что мадемуазель Ю. после такого нужна охрана для физической защиты, Ведьма говорить не стала. А от магической сделала. Хотя, наверное, толку от этого было мало, ведь мадемуазель Ю. нуждалась не в магической помощи, а психологической.

В какой-то момент она и вовсе начала считать Ведьму подругой и звонила ей с совершенно странными вопросами. К примеру, иногда её вызывали «на двоих», и она влюбилась в одного из нанимателей, по итогу оставаясь на ночь бесплатно. А с утра, готовя клиентам завтрак, звонила Ведьме и спрашивала:

— А если я выставлю второму счёт за всю ночь, он оплатит? Просто я только одного полюбила, а второй мне не нужен… И, вообще, у меня с моим принцем любовь долгая?

— Да! — отвечала Ведьма, завтракая с детьми. — Ещё полдня. Пока ты счёт не выставишь.

Но своим прозвищем мадемуазель Ю. обязана вызову на кладбище. Сие занимательное событие произошло той же осенью. Ночью. Ведьма как раз спала в своей кровати, когда её телефон начал разрываться от звонков. Эскортница не признавала личных границ человека, поэтому не видела ничего странного в том, чтобы названивать в три часа ночи до тех пор, пока на звонок не ответят.

— Что? — зло спросила Ведьма.

— Почему ты не берёшь трубку? — наивнейшим образом поинтересовалась Мадемуазель Ю.

— Я сплю!

— А у меня бизнес стоит!

— Мадемуазель Ю., я сплю! — в сердцах воскликнула Ведьма.

— Просто посмотри: ехать мне или нет? Вдруг там черти!

— Поезжай! — ответила Ведьма, даже не собираясь вставать с кровати. А затем отключила телефон и продолжила спать, под боком у мужа, котором не звонили странные личности. В такие моменты Ведьма сомневалась, что правильно выбрала профессию.

О дальнейших событиях этой занимательной ночи Ведьма узнала, когда спустя пару дней мадемуазель Ю. впорхнула в её обитель на крыльях любви. И это не фигура речи. За все их не долгое, но уже успевшее поднадоесть общение, Ведьма еще не разу не видела свою клиентку такой счастливой.

Той ночью, когда эскортница назвала свой адрес таксисту, он как-то странно посмотрел на неё и уточнил:

— Вам точно туда?

Мадемуазель Ю. как всегда скривила губы и махнула рукой, мол, точнее не бывает. Она вообще таксистов не долюбливала. Они все были очень тупыми, не понимали с первого раза, что им говорят, так еще и имели наглость периодически высаживать ее раньше положенного. А так как чаще всего ее почему-то высаживали из черных машин, Мадемуазель Ю. свято верила, что на эти таксисты черти. Упуская тот факт, что обычно ее высаживали после того, как она доходчиво объясняла водителю, что он тупой, косорукий и водить не умеет.

Конечно, эскортница удивилась, когда таксист припарковался возле кладбища, но не испугалась, ведь Ведьма сказала ей, что идти можно. А Ведьма фигни не говорит. Ведьме верить можно, в отличие от всяких там шарлатанов экстрасенсов.

И Мадемуазель Ю., расплатившись с таксистом и повесив маленькую тряпичную сумочку на плечо, потопала к воротам кладбища. Она всегда была человеком верующим — разве что верила во всё и сразу, поэтому перед входом перекрестилась в обратном порядке и, кажется, не той рукой. Но это не важно.

Мёртвым фонари ни к чему, поэтому дорогу себе освещать мадемуазель Ю. пришлось телефоном. Да и идти на каблуках по влажной от дождя земле — задача не из лёгких, но что не сделаешь, когда бизнес стоит. С горем пополам и верой в то, что Ведьма обмануть не может, эскортница всё же нашла своего нанимателя. Им оказался сторож кладбища, который жил в небольшой каморке на окраине мёртвого поселения.

Зачем кладбищу сторож — история умалчивает. Но этот сторож, худой и костлявый, как скелет, обладатель лысой макушки и самой кривой челюсти на свете, оказался человеком предприимчивым. И совмещал свою непосредственную деятельность с изготовлением гробов и копанием могил.

Он так и сказал мадемуазель Ю., протянув руку в знак приветствия.

— Я Гробовщик Андрей. Давай побыстрей. А то мне к семи утра рыть могилу.

Он, конечно, удивился. Впервые на его памяти на вызов всё-таки приехали. Обычно Гробовщика Андрея, когда он называл адрес, нарекали сатанистом-извращенцем и предлагали вызвать демона для ублажения. И только мадемуазель Ю., страдающая топографическим кретинизмом, не посчитала странным, что её вызвали на городское кладбище.

Но эскортница, несмотря на все свои странности, так и не смогла оказать услуги на кладбище. Она всё думала о детях и взрослых, лежащих под крестами, и что-то как-то не возбуждалась. Однако отпускать Гробовщика не хотела. Этот человек что-то зацепил в ней. Поэтому она вызвала такси, сняла номер в отеле, исполнила эскортный долг и отправила Гробовщика на такси обратно. За всё вышеперечисленное мадемуазель Ю., совершенно не меркантильная женщина, заплатила сама. А Гробовщик оставил ей тысячу рублей по тарифу.

Сие мероприятие повторялось три ночи подряд. И за третью встречу мадмуазель Ю. не взяла денег, потому что, когда ты спишь с человеком три ночи подряд — это уже любовь.

Собственно, главным вопросом, когда Кладбищенская Проститка вновь объявилась на пороге Ведьмы было:

— Почему у меня нет денег?

Ведьма долго думала над ответом. В её голове кружились масса вариантов. Начиная от «ты тупая» и заканчивая «ты просто не понимаешь, как работает бизнес». Но, в отличие от Кладбищенской Проститутки, Ведьма, как и Гробовщик умели обращаться с деньгами, а потому она сказала:

— Это порча. Без вариантов! Надо сливать и чистить финансовый канал.

Так Мадемуазель Ю. обзавелась кличкой, а Гробовщик Андрей бесплатной любовницей на несколько лет…

Ида изрядно так веселилась, пока перечитывала рассказы. И веселее всего ей было с того, что она понимала: какая-то составляющая рассказов — реальность. И чем больше Ида читала, тем чётче понимала, что хотела бы увидеть не короткие зарисовки рассказов о Ведьме и её клиентах, а полноценную историю. Может быть, от лица самой Ведьмы или взгляд её детей со стороны.

У Саши действительно получалось классно иронизировать, но вот получится ли у неё собрать большой сюжет о жизни современной Ведьмы? Историю на грани сюра и стёба, с абсурдными персонажами и желчным юмором. Ида почему-то была уверена, что у Удачливой Ведьмы всё получится, если предоставить эту возможность. Вот только, чтобы всё получилось, у Саши должно быть время и возможность писать.

А, значит, Ида должна появлению этой возможности поспособствовать, так как это её основная задача, как редактора — подстёгивать и вдохновлять.

Так, по пути в родной город в списке на перевоспитание помимо Димы и Феодоры появилась ещё и Александрина Клевер, которую нужно было наставить на путь истинный.

***

На улице было уже темно, когда поезд остановился на перроне их старого доброго вокзала. Вот только, сколько Ида себя помнила, здесь всегда шли какие-нибудь ремонтные работы. То один перрон чинят, то другой. То фасад красят, то его плиткой облицовывают. То начнут в женском туалете ремонт делать, и в результате возле мужского начинается целое столпотворение стеснительных дам.

Ида нещадно зевала — в поездах ей всегда хотелось спать. Вот только станция у поезда была не конечной, и потому Иде в темпе вальса пришлось выгружать чемоданы и ребёнка на перрон. Как же она не любила толчею на вокзалах, вечное скопление уезжающих и приезжающих и их верных провожающих и встречающих спутников.

И если к первым она относилась лояльно, потому что сама была частью данной группы, то вот вторых просто не понимала. Зачем провожать человека, создавая столпотворение на перроне? Он что, безрукий и безногий инвалид — сам в поезд не сядет?

Морина, кстати, как раз вполне себе успешно поругалась с Люсей перед выездом, потому что та за каким-то фигом поехала их провожать. Благо, что Серёжа никогда не встречал её ни у терминалов в аэропорту, ни на вокзале. Спокойно сидел себе в машине и ждал, пока Ида сама подойдёт.

Больше, чем толпы на перронах, Иду бесили только очереди у металлодетекторов, потому что там всегда объявлялась какая-нибудь бабка, желательно глухая на оба уха, из-за которой вставало просто всё.

Но в этот раз им повезло. Во-первых, толпы особо не было. Не считая Иды, из поезда вышло только два человека. Это тебе не Питер с Москвой, где на конечной станции выходит весь поезд, а обычный провинциальный городок, где толпа будет только у электрички, циркулирующей по близлежащим деревням. И да, никакой очереди у выхода.

Так что Ида с дочкой вполне себе успешно и быстро выбрались с вокзала и так же успешно нашли машину Сержа на полупустой парковке. Как же это потрясающе звучит-то — «полупустая парковка».

Как ни странно, после той аварии Ида всё ещё любила водить, вот только прав у неё больше не было. И даже если бы она попыталась спустя три года восстановить их, отнятые из-за вождения в нетрезвом виде, то ей бы права не дали по медицинским показаниям. Да она и сама не села бы за руль: всё-таки правое колено с болтами — это тебе не шутки. Несмотря на то, что в обычной жизни ей это практически не мешало, брать на себя ответственность за чужие жизни Ида не хотела. Так что женщина с тоской и тихой завистью смотрела на Серёжину машину.

А ведь когда-то друг ездил на разбитой ладе. Такой, которая живёт по принципу соотношений: пятнадцать минут поездил — пятнадцать дней сидишь в автосервисе и чинишь. После полугода таких невероятных развлечений Серёжа психанул и купил машину с салона и на гарантии. И с тех пор, как только гарантия подходит к концу, он всегда продаёт старую машину и берёт новую либо в той же ценовой категории, либо чуть подороже, если у него есть возможность сделать доплату.

Серж как раз стоял, прислонившись к капоту машины, и курил. Заметив его, Триш побежала к нему, радостно крича:

— Привет, Селёдка!

Сколько бы раз Ида не слышала это прозвище, её каждый раз пробивало на смех. Когда Триш была ещё совсем маленькой, до занятий с логопедом, она не выговаривала буквы «р» и «ж», и потому вместо «Серёжи», говорила «Селёза». После, когда Триш начала говорить нормально, «Селёза» в силу непознаваемой детской логики эволюционировал в «Селезня», а затем — в «Селёдку». Примерно в тот момент Ида поняла, что у её дочери отношения с биологией не сложатся. Собственно, как не сложились у самой Иды.

Серёжа затушил сигарету и, подхватив девочку на руки, сказал:

— Привет, Тришка-шишка!

Триш, которой никогда не нравилось это прозвище, смешно наморщила носик и стукнула Серёжу кулачком по плечу.

— Ауч, — воскликнул Псих и состроил рожицу смертельно раненного человека. — Какая боль! Мадам, вы сломали мне руку.

— До свадьбы заживёт, — подмигнула Ида и, открыв багажник, запихнула туда чемодан. — Ты детское кресло взял?

— Да, заехал к Димке, — ответил Серёжа, опуская Триш на землю. — Он, кстати, всё ещё бесится. Сказал, чтобы ты жила у родителей — он не пустит тебя на порог, пока ты не покаешься, даже если ты разругаешься с семьёй в пух и прах. Он даст убежище только племяннице в случае чего.

— Ух ты, вот это он обиделся, — присвистнула Ида. — Но я всё равно у родителей жить долго не собиралась, так что проблемы в этом нет.

— А где ты жить будешь? У меня места нет, — категорично заявил Серж, а затем, подумав, добавил: — И у Никиты тоже.

— Не переживай, — махнула рукой Ида и закрыла багажник. — Есть местечко. Побуду у родителей пару дней, они пообщаются с Триш, получат дозу престарелой радости, а потом мы разойдёмся по разным углам, чтобы не сильно напрягать друг друга.

На самом деле родители Иды не были конфликтными людьми. Даже, наоборот, очень покладистыми. Конфликтной была сама Ида. И она прекрасно понимала, что с ней тяжело. И испытывала настоящую чистую благодарность к тем людям, которые любили её не за то, какая она, а вопреки всем её недостаткам.

Отец Иды всю жизнь проработал ветеринаром. Но не тем, который принимает маленьких четвероногих больных в красивом кабинетике. Нет, он ездил по фермам и лечил крупный и мелкий рогатый скот. Поэтому человеком он был максимально терпеливым и к любым эмоциональным всплескам и выходкам Иды относился лояльно, никогда не идя у неё на поводу.

Он всегда говорил:

— Доченька, я принимал роды у коровы, стоя по колено в навозе под дождём. Меня кобыла била копытом по яйцам. Ты меня не проймёшь.

А вот мать Ида периодически доводила, особенно в подростковом возрасте. Да и потом после аварии. Тогда-то Ида и поняла, насколько жестоким человеком она может быть. А ещё осознала, насколько сильно её любят родители, потому что сама бы не простила человека, который говорил бы такие вещи. И, зная эту свою отвратительную особенность, она всё же старалась держать с родителями дистанцию, чтобы не стать тем ядом, который разрушит их.

Потому что, когда Иде было больно, она становилась невыносимым человеком.

Триш дёрнула Серёжу за руку и заговорщицким тоном сказала:

— А у меня в рюкзаке хомяк, — и похлопала себя по рюкзаку за спиной.

— И как его зовут?

— Хомяк.

Серёжа вопросительно посмотрел на Иду. Та пожала плечами, и он, усмехнувшись, сказал:

— Всё гениальное всегда просто!

И Триш просияла, согласно кивая.

— Я ещё хочу собаку. Назову её Пёс. Потом мы заведём кота, и я назову его Кот. А затем попугая…

— По кличке «Попугай»? — продолжил логический ряд Серёжа.

И Триш посмотрела на мужчину с какой-то покровительственной солидарностью, мол, сечёшь фишку, Селёдка. А Ида постаралась не ржать, потому что не хотела рассказывать ребёнку, что «Попугай» — это кличка её отца.