— Я не могу так больше, Каспар! Это невыносимо!
— Чем именно ты недоволен? — невнятно произнес собеседник, жуя кусок вкуснейшего пирога, который за секунду до этого засунул себе в рот.
— Император желает видеть меня почти каждый день! — в сердцах ответил Астор, оттолкнув от себя чашечку с кофе.
— Ты теперь его любимчик. Спас ему жизнь, — ответил Каспар, проглотив кусок и с удовольствием запив его чаем.
— Ты тоже спас ему жизнь.
— Вот уж нет! Мы с тобой решили придерживаться одной версии: ты оглушил Бартолда Нойманна, когда тот хотел сбежать. Значит, это ты спас императора!
Астор встал с кресла. В просторной светлой столовой особняка Нойманнов кроме них с Каспаром никого не было.
— Это Катрин его спасла! Появилась в нужный момент и огрела Бартолда бутылкой по голове!
Кёлер воскликнул:
— До сих не могу забыть эту сцену! Знаешь, она ведь и меня спасла, — юноша улыбнулся, — если бы не Кэт, этот жуткий пес от меня бы и косточек не оставил! Ты не спрашивал, как Катрин там очутилась?
— Конечно я поинтересовался. Дядя опоздал на свадьбу, и маги решили, что у нас получилось спасти императора и поэтому пора уносить ноги, — Астор усмехнулся, представив, как невеста исчезает прямо во время свадьбы, выйдя на минуту из комнаты, чтобы поправить прическу. — Они ждали нашего возвращения, но Катрин почувствовала, что мне угрожает опасность и упросила Алена помочь ей добраться до министерства. Там она стала свидетельницей пафосной речь моего дяди, а когда он решил натравить на меня пса, вмешалась, огрев Нойманна бутылкой по голове. К счастью, Ален успел забрать ее за мгновение до того, как одурманенные магией гвардейцы, пришли в себя.
— Я помню, как они метались по лаборатории, топая своими сапожищами, — перебил его Каспар, с улыбкой наливая себе очередную чашку чая. Разбили прибор, свалили арку... Вряд ли теперь все это можно восстановить.
— Надеюсь, никто и не будет восстанавливать лабораторию, — Астор со вздохом опустился в кресло. — Жаль, что нам с тобой не удалось исчезнуть из лаборатории вместе с Аленом и Катрин.
— Но кто-то ведь должен был объяснить императору, что с ним произошло. Как оказалось, он помнил далеко не все, — возразил Каспар, с интересом поглядывая на кусок пирога Астора, к которому тот так и не притронулся.
— Родители после того, как все вспомнили, ведут себя хуже императора, — со вздохом продолжил Астор. — Матушка требует, чтобы я сидел возле нее часами. Отец провожает меня во дворец и забирает, как будто я могу потеряться! Почему ты не остановил меня, когда я решил вернуться домой, чтобы попрощаться с родителями и уладить дела? Вот и живу теперь как в тюрьме. Про мой отъезд в Лафар они и слышать не хотят. А еще эта Софи Зиммерман. Почему-то вообразила, что она моя невеста и недоумевает, почему я до сих пор не приехал. Наверное, воображает невесть что, а я даже письма ей отправить не могу, ведь они прямиком попадают в тайную канцелярию. Не могу так больше. Я сойду с ума. Нет, пора бежать из дома!
— Это не поможет. Бежать надо не из дома, а из Зэодора, — уверенно заявил Каспар.
— Тебе легко говорить, — Астор тяжело вздохнул, — за мной следят и родители, и шпионы тайной канцелярии, и даже Софи. Я не знаю, что делать. Может вырыть подземный ход и уйти по нему? — он с надеждой взглянул на Каспара.
— Интересная идея. Когда начнешь? Лопату принести или ты предпочитаешь действовать осторожно и копать совком? — развалившись в кресле, Каспар ухмылялся.
— Тоже мне, друг... — обиделся Астор.
— Успокойся, у меня есть предложение получше, — Каспар полез во внутренний карман пиджака. — Вот смотри, что оставил мне Леру.
— Очередной медальон?
— Угадал, — Каспар вертел в руках темно-синий камень. — Сказал, если ты не сможешь обычным способом, то есть на поезде, уехать из Зэодора, я могу предложить тебе эту идею.
— Говори, не томи, — Астор с интересом уставился на камень.
— Это медальон наполнен такой же магией, как тот браслет, который Ален надел на руку Флоренс, чтобы она стала походить на Катрин. То есть, если я надену его на шею, то на какое-то время стану тобой и это позволит тебе смыться. Вот только я еще не решил, хочу этого или нет.
— Каспар, дружище! И ты еще размышляешь? Быстрее одевай медальон!
— Нееет.— покачал Каспар пальцем перед носом Астора, — сначала ты ответишь на мои вопросы, а то я проколюсь в первые же пятнадцать минут. Впрочем, я еще не решил, надевать его или нет.
Астор вскочил со стула и бросился к другу, пытаясь вырвать у того медальон. Завязалось шуточная борьба, которая прекратилась с появлением невысокой темноволосой девушки:
— Астог, догогой, ваша матушка разгешила нам погулять по парку.
На лице Астора появилось такое обреченное выражение, что его друг не смог удержаться от короткого смешка. Незаметно пряча медальон в карман, Каспар прошептал:
— Поговорим вечером. Я не шутил, когда говорил о вопросах.
— Я не доживу до вечера, — чуть не плача ответил Астор.
— Доживешь. Думай о Катрин и вашей скорой встрече, — и Каспар покинул столовую, простившись с другом и Софи Зиммерман.
Осень в Лафаре была теплой и солнечной, но любимое время года не радовало Катрин. Она чувствовала себя уставшей и постаревшей. Ей не хотелось гулять и даже чаепитие на балконе в окружении померанцевых деревьев, не помогало избавиться от тоски и печальных мыслей.
Девушка жила в том же общежитии, где останавливалась, когда была студенткой. Все чаще она возвращалась мыслями в Зэодор. С тех памятных событий прошел месяц. Как там Астор? Неужели забыл ее? Если нет, то почему не приезжает и не пишет? От Каспара известий тоже не было и это странное единодушие двух друзей заставляло ее придумывать невесть что и даже плакать, когда воображение рисовало совсем уж невероятные картины, продиктованные ревностью.
Катрин представляла, как Астор поддался очарованию Софи Зиммерман и они поженились, а Каспар, жалея ее, просто боится об этом сообщить. Иногда она вспоминала Бартолда Нойманна, который как девушка узнала из газет, теперь содержался в центральной тюрьме, в одиночной камере. Круглосуточная охрана и изолированность от остальных помещений не казались Катрин серьезным препятствием для ментального мага. Она была уверена, что рано или поздно он выберется оттуда и захочет отомстить тем, кто его туда упрятал. Это не могло не пугать ее.
Вечерело. Катрин зажгла свечу. Еще один день в одиночестве. «Ничего, — утешила себя она, — скоро начнутся занятия в академии и мне некогда будет предаваться воспоминаниям и печальным мыслям». В дверь постучали. Катрин удивленно приподняла бровь. Она научилась по стуку определять своих гостей. Сейчас пришел кто-то чужой. Робкий, неуверенный стук раздался снова. Она по привычке оправила юбку и подошла к двери. Щелкнул замок. Дверь медленно приоткрылась. Катрин увидела мужчину. Её глаза широко распахнулись. Ладонь непроизвольно легла на грудь, в попытке удержать бешено бьющееся сердце. Он вошел в комнату улыбаясь привычной «нойманновской» улыбкой, но в глазах читалось волнение, и как ни странно смущение. Катрин растерялась. Неужели это тот Астор, которого она любит?
—Катрин...— произнес молодой человек, протянув к ней руки.
—Тебя не было так долго, — выдохнула девушка и тут же забыла о сорвавшихся с губ словах, потому что эмоции поглотили ее. Это было словно наваждение, парализующий мысли дурман. Катрин видела только Астора. Комната исчезла, очертания предметов расплылись. Девушка попыталась ухватиться за что-нибудь прочное, то, что не участвовало в хороводе, кружившемся перед ее глазами. Сильные руки подхватили ее, не дав упасть. Катрин чувствовала их тепло сквозь тонкую ткань рубашки. Взволнованные глаза Астора были совсем близко. Она вздохнула и поняла, что несколько секунд не дышала.
—Катрин, я люблю тебя! Ты выйдешь за меня? - произнес родной голос. Она часто-часто закивала, чувствуя, как текущие по щекам слезы дождем упали на пол.
—Не плачь, — прошептал Астор склоняясь к ее лицу. «Астор приехал. Он любит меня!» Это были последние мысли, посетившие ее голову. Они наполнили сердце счастьем и исчезли, сменившись ощущениями. Катрин казалось, что она парит над полом, бережно поддерживаемая руками Астора. В целом мире не было ничего прекрасней этого ощущения, разве что страстный и полный любви поцелуй, который заставил ее дрожать и таять от восторга и наслаждения.