Неизвестный человек тревожит меня

Мы тогда ничего не нашли, хотя исходили вдоль и поперек все свои секторы. Правда, несколько раз мы кукарекали, но все находки были — ни в хвост, ни в гриву. Я нашел две консервные банки из-под какой-то тушенки, Генка — остатки прошлогоднего костра, Илюшка — целых три консервные банки из-под мелкого частика. В общем, нашли мы кукиш с маслом, сели на землю и немножко посовещались. Я сказал, что неизвестный человек, который вылез из сосенок, очень тревожит меня. Валерка-Арифметик тоже признался, что ему было как-то не по себе, когда появился тот страшный мужик.

— Этот страшный мужик и есть вор! — сказали мы с Валеркой-Арифметиком.

Что касается Генки Вдовина, то он совсем не верил в Илюшкину версию и все кричал, что Леньке Пискунову надо поскорее дать в ухо, порвать пиджак и на этом кончать.

Одним словом, мы в тот раз не пришли ни к какому решению и разошлись по домам, шибко недовольные друг другом. Ну, а на следующий день мы опять сидели на бревнах, думали над операцией «Икс два нуля» и были такие печальные, молчаливые и вялые, что мне самому было жалко нас, а Илюшку — особенно. Это ведь он командовал нами, а ничего интересного придумать не мог. Сам Илюшка сидел на кончике бревна и жевал щепочку.

— Ты не молчи, Илюшка! — обозлился наконец Генка Вдовин. — Раз ты командир — значит, должен знать, что делать! Давай командуй нами… А то у всех морды битые, у меня пиджак так порванный, что отец со мной не разговаривает, а Ленька Пискунов похаживает себе да посмеивается…

— Ленька не только посмеивается, — тихо ответил ему Илюшка. — Он еще и грозится!

Илюшка Матафонов полез в карман своих штанов, достал маленькую бумажку и протянул ее мне:

— Читай, Американец!

Я сразу узнал почерк Леньки Пискунова. Буквы у него были круглые, как у девчонки, а знаков препинания ни одного не было.

— Какой неграмотный! — сказал я. — Просто противно читать!

— Читай! — заорали все.

— «Ублюдки! — начал читать я. — Ублюдки, я знаю, что вы копаете дело в сосенках и на пустыре. Ни черта не найдете, гады проклятые, а только закопаете себя в землю. Последний раз предупреждаю, чтобы бросали копать, а то у меня длинные руки, и пощады не ждите. Око за око, кровь за кровь!»

— Значит, есть у него нож! — сказал Валерка-Арифметик. — Если бы не было ножа, он бы так не грозился!

— Да! — сказал Генка Вдовин. — Есть у него нож!

Мы с Илюшкой молчали, так как я думал о ноже Леньки Пискунова и о неизвестном человеке, которого боялся, а Илюшка принимал окончательное решение. Он, Илюшка, был такой, как Чапай перед битвой с беляками. Лоб у него наморщился, губы стали, как тоненькая щелочка. Он глядел на Валерку-Арифметика, но не видел его. Потом он медленно сказал:

— Дело, робя, не в ноже! Раз Ленька нам пишет письмо, то значит, он боится, что мы копаем на пустыре и в сосенках. А раз он боится — значит, мы ищем правильно. Только он уже сжег ящики и закопал банки… Вот почему мы ничего не нашли!

Говорил Илюшка медленно, спокойно. Я глядел на него, и мне вдруг стало казаться, что Илюшка Матафонов уже не мальчишка, а взрослый человек. И морщина у него на лбу была, как у взрослого, и губы, как у взрослого, и глаза смотрели, как у взрослого. А когда я поглядел на руки Илюшки, то они мне тоже показались большими, как у взрослого.

— Вот какие дела! — продолжал Илюшка. — Нам теперь трудно найти вещественные доказательства, но можно…

— Как? — спросил Валерка-Арифметик. — Скажи, как, Илья?

Валерка тоже, наверное, почувствовал, что Илюшка Матафонов стал, как взрослый, и поэтому даже назвал его Илья.

— Нам надо следить за самим Ленькой! — ответил Илюшка. — Нужно ждать, когда он пойдет на то место, где они уничтожили вещественные доказательства… Об этом в книгах есть! Преступники всегда ходят на место преступления. Вот Ленька Пискунов пойдет, а мы выследим его… Чего вы думаете об этом, робя?

Мы ответили ему не сразу: мы ведь тоже стали такие же медленные и серьезные, как Илюшка Матафонов. Потому мы немного помолчали, подумали, и Валерка-Арифметик сказал:

— Справедливо, Илья!

— Согласен! — сказал Генка Вдовин.

— А если версия с Ленькой Пискуновым не оправдается, то будем искать того мужика, что встретился нам в сосенках, — сказал я. — Так ведь, Илья? Мы должны каждую версию проверять до конца.

— Точно, Боря! — ответил он. — Мы ведь уже не играем, а дело делаем… Нам нужна строгая дисциплина. Кто знает, вдруг у Леньки Пискунова есть нож! Вон он как грозится!

— Следит за нами! — поежился Арифметик. — Вот мы сейчас сидим на бревнах, а он, может быть, за нами наблюдает…

— Запросто! — ответил Илюшка. — Только теперь будет наоборот. Не он за нами, а мы за ним будем следить… Давай, робя, по домам, а завтра начнем.

Оказывается, на дворе уже был настоящий вечер. Во всех окнах горели огни, слышалась музыка, и было как-то медленно, спокойно, задумчиво. И горели на небе крупные звезды, похожие на лампочки со слабым накалом.

— Спокойной ночи! — тихо сказал Илюшка. — До свидания!

— До свидания! — ответили мы.

Илюшка не торопясь пошел домой. Теперь это был настоящий командир. Ему только не хватало военной формы, а все остальное было: лоб с глубокой морщиной, строгие глаза с улыбкой и такая грудь, как будто на ней орден с красным бантиком.

— Ты не нарушай больше дисциплину, а! — попросил я Генку Вдовина. — Для нас дисциплина теперь — главное!

— Не буду нарушать! — ответил Генка.

Загрузка...