Рядом с нашими четырехэтажными домами стоят деревянные, крепкие, большие дома. Мой папа называет их кулацкими хуторами. Один дом похож на терем — окна в завитушках, крыльцо в завитушках, на крыше чего-то такое тоже в завитушках, а вокруг дома — здоровенный сад. В нем растут сирень, малина, клубника, ранетки; рядом с садом огород. Сад, огород и дом обнесены высоким забором, за которым сидит на цепи лохматый и презлой пес. Это и есть дом Леньки Пискунова.
— Тот еще укрепрайон! — сказал Илюшка, покачивая головой. — Артиллерия нужна!
— Ла Рошель! — сказал Валерка-Арифметик. — Требуется осадная техника…
Мы с Генкой Вдовиным ничего не сказали — я потому, что думал о Леньке Пискунове, а Генка потому, что искал палочку, чтобы дразнить собаку. Он нашел ее, взял да и просунул в щелочку забора. И тут сразу начался концерт «художественной самодеятельности» — пес залаял, захрипел, завизжал колечком по проволоке, налетел на забор так, что доски застонали, потом кто-то (нам из-за забора не видно — кто) выбежал на крыльцо и давай кричать, потом еще кто-то, да еще кто-то, а потом послышалось, как шуршат кусты. Это значит, хозяева подумали, что хулиганы забрались в огород и, наверное, воруют огурцы.
— Вон как они забегали! — презрительно сказал Илюшка. — Как ужаленные…
— Частнособственнические тенденции, — сказал я. — Пережитки проклятого прошлого. Здесь нужна большая воспитательная работа…
— Иди ты, Американец! — сказал Илюшка. — А ты, Генка, подразни еще собаку, может быть, сам Ленька выйдет…
— О! — обрадовался Генка Вдовин. — Хорошо, Илюшка! Я ее сейчас так раздразню…
Он перестал дразнить собаку палочкой, а взял да и полез на забор, гремя досками. Ну, тут, конечно, пес чуть с ума не сошел, а люди так забегали, точно случился пожар.
— Алю-лю! — кричали за забором. — Алю-лю его… Спускай Пирата… Кому говорят, спускай Пирата…
— Слазь, Генка! — сказал Илюшка. — Если Ленька дома, он живо выбежит.
Он только сказал это, как мы услышали голос самого Леньки:
— Куси его, Пиратка, куси!
Голос у него был толстый и злой, как у Пирата, и я сразу представил, какой он, этот Ленька, — тяжелый, красный от злости. Он всегда такой, Ленька Пискунов!
— Сейчас выйдет на улицу! — сказал Илюшка. — Обязательно выйдет!
Сам не знаю, как это получилось, но, подумав, что сейчас выйдет Ленька Пискунов, мы встали плечо к плечу и даже как-то потянулись вверх, чтобы быть выше ростом. У меня, конечно, опять стало прохладненько в животе, но я подобрал его и затаил дыхание. «Эх! — подумал я. — Пропадешь ты, Борька Синицкий, ни за грош ни за копейку!» Тут и вышел из ворот Ленька Пискунов. Он увидел нас и даже обрадовался. Ленька, наверное, раньше думал, что через забор лезет кто-то большой и важный, а это мы.
— Папа, идите домой! — закричал Ленька отцу, которого мы не видели, так как Ленькин отец никогда сам не выходит из ворот, а посылает на разведку Леньку. — Идите, папа, домой! Здесь салажата… Я их на один палец!
Ленька тихонько, улыбаясь, пошел к нам.
— Пока молчать! — шепотом приказал Илюшка. — Сейчас мы ему войну объявлять не будем. Нужно подготовиться!
«Ну, раз не будем объявлять войну — значит, ничего страшного! — подумал я. — Поговорим и разойдемся… Ох уж этот Илюшка!»
— Чё, — спросил Ленька Пискунов, — огурцов захотели… А может, чего другого… Так вы говорите, не стесняйтесь!
Он подошел совсем близко и отставил ногу. Он был в клетчатой рубахе, в серой кепке и в бутсах на босу ногу. Видно, так торопился, что даже не успел зашнуровать их. Ну, а все остальное было как всегда — рыжий такой, широкий, как диван, и сильный. Шибко уж сильный! У него мускулы — всем на удивленье!
— Так вы говорите, не стесняйтесь! — заулыбался Ленька Пискунов. — Если захотели схлопотать по морде, то я могу выдать…
Илюшка тоже улыбнулся и сказал:
— Нам не по морде надо… Мы пришли спросить тебя…
— Чего спросить… Уж лучше по морде получите!
— Нет, — сказал Илюшка. — По морде потом… А сейчас скажи — в коляску инвалиду дяде Петру ты насыпал песок в бензиновый бак?
— А кто же! — ответил Ленька. — Я…
— Ну, про ларек ты, конечно, не скажешь! — продолжал Илюшка. — Ты побоишься сказать, что это вы с дружками ларек обокрали…
Тут стало так тихо, словно весь город остановился. У меня, честное слово, сердце биться перестало, а в животе было совсем холодно. Ленька Пискунов побледнел, забегал глазами.
— Ты, — сказал он Илюшке, — ты, гад… Ты мне дело хочешь приляпать! — прошипел он и стал походить на уголовника Акулу из той кинокартины, что мы смотрели недавно. Он даже горбатый стал, как верблюд. Я посмотрел на него и подумал: «Вот тебе и не будем сегодня объявлять войну! Ох уж Илюшка!»
— Задавлю! — вдруг как закричит Ленька Пискунов на Илюшку. — Задавлю! — и пошел к нам.
Но мы стояли в шеренгу по одному, и он немножко не дошел до нас: побоялся.
— Порежу! — опять закричал Ленька. — Попишу!
— Ну, это еще бабушка надвое гадала! — сказал Илюшка. — Это мы еще будем посмотреть, а вот ларек ты обворовал!
Илюшка был, конечно, тоже бледный, но не очень испуганный. Когда Ленька Пискунов начал грозиться, Илюшка выпятил нижнюю губу и так держал ее все время, словно бы хотел сказать: «Ах, как он грозится! Ай, как смешно!»
— Ну, ладно! — вдруг совсем тихо сказал Ленька Пискунов. — Вас четверо… Так что я подожду… А ты запомни, Илюшка, что тебе не миновать смерти, если начнешь копать насчет ларька. Ты знаешь меня и моих дружков!
— Очень даже хорошо знаю! — ответил Илюшка и опять выпятил губу. — Ты с этими дружками и обворовал ларек…
— Замолчи! — прошептал Ленька Пискунов. — Замолчи, гад! — И давай так смотреть по сторонам, что я сразу подумал: «Он это обворовал ларек!»
— Ну, ладно! — сказал Илюшка. — Пошли, робя!
Как только он сказал это, так я испугался. Мне стало страшно поворачиваться к Леньке Пискунову спиной. «Как ударит чем-нибудь! — подумал я. — Как ахнет чем-нибудь — не возрадуешься!»
— Так пошли, пошли, робя! — повторил Илюшка. — Чего стоите!
«Эге! — подумал я. — Выходит, не я один боюсь Леньку спиной, а Генка с Валеркой тоже боятся!» Потом мы, конечно, все-таки повернулись к Леньке Пискунову спиной и тихонько пошли. «Сейчас! — думал я. — Сейчас как влепит!» Я закрыл глаза, но оборачиваться к Леньке Пискунову не стал, чтобы он не подумал, что мы трусы.
— Несправедливый человек! — сказал Валерка-Арифметик, когда мы отошли метров на сто. — Я прямо боялся, что он нас чем-нибудь по спинам ударит…
Валерка-Арифметик остановился, маленько помолчал, а потом тихо так спросил:
— Ты как хочешь с ним воевать, Илюшка?
— Уничтожать я его хочу! — ответил Илюшка. — Пусть за все сразу ответит — за инвалида дядю Петра и за ларек…
— Я не то хочу спросить! — перебил его Валерка. — Как мы будем воевать с Ленькой Пискуновым?..
— Насмерть! — ответил Илюшка. — План операции я еще подробно не разработал, но разработаю… Сначала мы, конечно, отомстим за дядю Петю…
— Как это отомстим? — спросил я.
— Всей Ленькиной компании начистим морду… Он же не один был, когда в бензин насыпали песок… Командиром буду я! Кто за то, чтобы я был командиром? — быстро спросил Илюшка и сразу повернулся к Генке Вдовину, который всегда тоже хотел быть командиром. — Ты, Генка, не против того, чтобы я был командиром?
— Нет! — сказал Генка. — Не против!
Это было так удивительно, что Илюшка даже рот раскрыл, а я начал мигать.
— Значит, не против! — обрадовался Илюшка.
— Не против! — сердито сказал Генка. — Командуй себе на здоровье, а я не хочу… Я вообще не хочу воевать с Ленькой Пискуновым. Мне своя жизнь дороже… Раз он вор, значит, он в воровском законе… Я во многих книгах читал, как мстят воры, если они в воровском законе… Вообще ну тебя к черту! Мне своя жизнь дороже… До свидания!
И он пошел себе в сторону города.
— Ну, а вы, робя, что скажете? — как-то жалобно спросил Илюшка. — Вы будете воевать с Ленькой Пискуновым?
— По справедливости бы надо… — сказал Валерка-Арифметик. — А все-таки страшно, Илюшка…
— Трус! — сказал Илюшка. — Трус ты, Арифметик…
— Я не очень, чтобы трус, Илюшка! — спокойно сказал Валерка. Они нас поубивают…
— Ну, а ты, Американец! — вдруг закричал Илюшка, хватая меня за плечо. — Ты что скажешь, Американец!
— Ситуация сложная, Илюшка! — сказал я. — Мне надо крепко подумать, Илюшка…
— Трусы, трусы, трусы, трусы… — стал часто повторять Илюшка. — Трусы, трусы, трусы…
Он стал печальный и маленький ростом. Мне было жалко Илюшку и захотелось что-то сказать ему хорошее, но я не мог придумать, что сказать. Илюшка отошел метров на десять, обернулся к нам и сказал:
— Трусы! Совсем трусы… Как дело дошло до настоящего, так вы стали трусами…
— Справедливо! — сказал Валерка-Арифметик и вздохнул. — Справедливо, но я боюсь…
— Черт возьми их всех в хвост и в гриву, — сказал я.
Я боялся Леньку Пискунова, его дружков, его ножа, хотя не знал точно, есть у Леньки нож или нет. Мне было жалко Илюшку и хотелось побежать за ним, но побежать было страшновато. «Вот какая сложная, непонятная ситуация!» — подумал я.
— Я один пойду войной на Леньку Пискунова, — закричав Илюшка, отойдя совсем далеко от нас.
— Он пойдет! — вздохнул Валерка. — Такой уж человек…