Оперативный гамбит

Не хочется прибегать к нелюбимым мною шаблонам, но… Мы с вами в Санкт-Петербурге, и на дворе — середина осени. А значит — что?.. Правильно: дождь! Мелкий и нудный дождь, от которого я, как герой старой доброй отечественной мелодрамы, прячусь под грибком на детской площадке. Я — это старший оперуполномоченный по особо важным делам питерского РУОПа, майор милиции Орлов Павел Николаевич. Кто помнит — здравствуйте, а кто не знает — честь имею!

Прошло еще только пятнадцать минут после оговоренного заранее времени встречи, а я уже так нервничаю, как будто все сроки вышли. Нет, конечно, — тем более что мы предусматривали и возможную задержку — но уже как-никак одиннадцатый час вечера. «Уж полночь близится, а Германна все нет…» Да и переживаю я не за себя. Результатов этой встречи ждут сейчас добрых два десятка человек, рассредоточенных в машинах по окрестным дворам. Оперативники из рабочих отделов, привлеченные к мероприятию, уже нервно поглядывают на часы, прикидывая, как надолго затянется вся эта хренотень и что опять придется выслушивать дома от своих благоверных. Не исключено, что дома до утра лучше вообще не появляться…

А вот ребята из СОБРа абсолютно спокойны. Они и к ожиданию привыкшие, да и смена у них закончится только утром, так что мирно дремлют себе в ожидании команды. Как только коллеги-оперативники меж собою СОБРовцев не называют: и «физиками», и «гоблинами», и «Маски-шоу»… Мы же в нашей группе зовем этих ребят «кордебалетом». В этом нет ничего сексуального, но вы им все равно на всякий случай не говорите — а то, не приведи господи, не так поймут. Прозвище это родилось совершенно спонтанно года два тому назад.

В тот вечер — а если уж быть совсем точным, то в ту ночь — мы проводили спецоперацию в одной из популярных ночных дискотек полузакрытого типа. Не буду говорить, в какой именно, дабы не делать ей рекламу, а замечу только, что среди прочих заведений подобного рода тусовка сия ничем особым не выделялась. Пьяных полно?! Так ведь в России живем… Наркотой торгуют?! Ну так это сегодня на любой дискотеке… Проститутки собираются?! А как же без них, родненьких, отдыхает народ… Драки возникают?! Еще бы они не возникали, если местный молодняк либо упился, либо обдолбался, а то и одно и другое сразу, и тех же самых проституток промеж собой поделить не может…

В общем, повторяю, дискотека как дискотека. И мы все были изрядно удивлены, узнав, что команда нанести туда «визит вежливости» поступила с самого верха. Чем конкретно владельцы означенного заведения не угодили местным властям — мы и тогда не знали, и навряд ли вообще когда-либо узнаем. Лично я по этому поводу слышал две версии. Согласно первой, пятнадцатилетнюю дочь одного из «отцов города», торчавшую на этой дискотеке практически безвылазно, под утро привезли домой в полубессознательном состоянии — девочка промахнулась с дозой. В результате у мамы случилась истерика, а папа буквально оборвал прямую связь с дежурной частью ГУВД, требуя незамедлительного принятия «решительных мер по искоренению».

Вторая же версия была более тривиальной. Утверждалось, что хозяин дискотеки просто вовремя не отстегнул в городской «общак» оговоренную сумму, и ему таким путем деликатно намекали на некорректность подобного поведения. Трудно сказать, какая из этих версий больше соответствует истине, — не удивлюсь, если обе сразу. Но так или иначе, сверху категорически предписывалось не просто навести шорох, а еще и выдать конкретный результат, то есть обязательно взять кого-либо из наркоторговцев с поличным, дабы дело можно было довести до показательного суда. Более того: как недвусмысленно заметил на инструктаже заместитель начальника Управления, прокуратуре дано негласное указание не вмешиваться, если в ходе проведения данной силовой акции будут допущены… ну, скажем так: отдельные перегибы[1].

Соответственно, операция была подготовлена по всем правилам. Пятеро оперативников из числа молодых, в числе которых были Андрей Шилов и Валя Филиппов из моей группы, появились на дискотеке заблаговременно под видом посетителей. В их задачу входил визуальный контроль и выявление лиц, представляющих интерес в вышеупомянутом разрезе. С началом же непосредственно операции они должны были заблокировать этих деятелей, дабы не дать им возможность уйти или сбросить товар. А до этого времени ребята просто отдыхали в свое удовольствие, для чего были даже снабжены некоторой суммой за счет госказны.

Основные силы, в том числе и СОБР, подтянулись к месту действия около двух часов ночи. Мы подъехали на трех машинах: две легковушки с оперативниками и автобус с бойцами. Я предварительно позвонил Павлову на пейджер — мобильные телефоны были тогда еще достаточно дорогой игрушкой — и сообщил, что мы будем входить ровно через десять минут.

А надобно заметить, что вход в подобные заведения при проведении различного рода рейдов является не таким уж простым мероприятием, как это может показаться. Те посетители, ради которых, собственно, эти рейды и проводятся, в большинстве случаев приплачивают местной службе безопасности. Причем не только и не столько за саму возможность относительно спокойно работать, сколько за своевременное предупреждение о потенциальной опасности. Как правило, в вестибюле постоянно находятся минимум двое охранников. Тот, что стоит непосредственно на входе, в необходимом случае подает напарнику условный сигнал, а сам пока задерживает визитеров под любым благовидным предлогом: «Простите, а можно на ваши документики еще раз взглянуть?», «А кто у вас старший — я сейчас администратора позову…» и т. п. Минуты при этом более чем достаточно. За это время напарник успеет предупредить нужного человека, а тот, в свою очередь, — избавиться от ненужных предметов. Все это не представляет никакого секрета для обеих сторон, каждая из которых постоянно изобретает маленькие хитрости, дабы обдурить другую.

Вот и сейчас нам приходится пошевелить мозгами, чтобы не остаться с носом. Дискотека расположена в типовом здании бывшего кинотеатра. От тротуара к главному входу ведет широкая лестница, и непосредственно к дверям на транспорте просто не подъехать. Так что, стоит СОБРовцам только выйти из автобуса, как они будут моментально засвечены и, прежде, чем самый быстрый из них окажется в вестибюле, на операции можно будет ставить крест. Именно поэтому мы и послали на дискотеку часть наших людей заранее, и главное в настоящий момент — обеспечить синхронность действий основной группы с коллегами, находящимися внутри.

Серега Платонов, взглянув на часы, толкнул в бок задумавшегося о чем-то Андрюху Червякова:

— Пошли!

Они поднялись ко входу, и Андрей несколько раз стукнул ладонью по стеклянной двери, за которой виднелась сонная фигура сидящего за небольшим столиком охранника. Тот поднял голову и отрицательно покачал головой — все, мол, больше никого не впускаем.

— Открывай! — забарабанил еще сильнее Червяков и для большей убедительности указал пальцем на задвижку изнутри.

Охранник нехотя поднялся со стула, приблизился к двери, отпер задвижку и, чуть приоткрыв дверь, с интонацией типа, «если бы по инструкции не надо было быть вежливым, я бы тебе врезал», процедил сквозь зубы:

— Извините, но билетов на сегодня больше нет.

— Ничего, у нас абонемент, — успокоил Платонов, раскрывая у того перед носом служебное удостоверение.

Второй охранник, находившийся в глубине вестибюля, возле лестницы, моментально оценил ситуацию и двинулся было наверх, но дорогу ему преградил спускающийся из зала Валька Филиппов.

— Не спеши, братан! Теперь мы там сами за порядком последим, а ты отдыхай.

Внешний вид Валентина — кандидата в мастера спорта по самбо в тяжелом весе — менее всего располагает к каким бы то ни было дискуссиям, поэтому парень лишь пожал плечами и вернулся на прежнее место. Меж тем его коллега на входе, сохраняя на лице недовольное выражение, приоткрыл дверь, впуская Платонова с Червяковым, и поинтересовался:

— Вы как — потанцевать?

— Ага! Мы двое — солисты… — радостно подтвердил Андрей и, услышав за спиной шум тормозящего СОБРовского автобуса, добавил: — …А вот и кордебалет!

«Кордебалет» в полном боевом облачении уже бежал вверх по лестнице, и несчастный страж порядка, выражение лица которого моментально приобрело еще более страдальческое выражение, только и смог, что обреченно выдохнуть:

— Ой, б***ь — пи***ц!..

Чувствовалось, что парень уже научен горьким опытом. Неудивительно — кроме нас, есть ведь еще местное РУВД, городской ОМОН, управление по незаконному обороту наркотиков…

Вот так неожиданно и родилось очередное прозвище наших доблестных СОБРовцев. Кстати, в ту ночь они «потанцевали» на славу. Во всяком случае, последующие три дня, как рассказал мне один из коллег, живущий практически напротив, заведение сие было закрыто на «косметический ремонт».

Однако давайте вернемся на детскую площадку, под «грибок». Человек, которого я в данный момент здесь ожидаю, — личность в своем роде уникальная. Подлинное имя его я называть не буду — это, не сочтите за кокетство, государственная тайна, — а его рабочий псевдоним ничего особенного собой не представляет. Обычная русская фамилия — ну, допустим, Терентьев. Хотя я называю его просто Иванычем.

Этого человека передал мне в свое время мой первый наставник Коля Николаев из Московского РУВД, где я начинал службу. Собственно, само знакомство с Терентьевым состоялось чуть раньше и при весьма любопытных обстоятельствах. Коля тогда уже написал рапорт о выходе на пенсию, но пока еще никому об этом не говорил, и начал потихоньку сворачивать свои дела.

В тот вечер мы уже собирались домой, когда он неожиданно сказал:

— Пойдем, Паша, в «Аленку» — по соточке пропустим.

— Зачем в кафе идти? — удивился я. — Ты что— забыл? У Нинки Шляховой из следствия день рождения сегодня. Мы тоже приглашены как дружественное подразделение, так что…

— Там и без нас народу хватит, — перебил Николаев. — А мы с тобой в «Аленушке» причастимся. Дело есть, Паша! С человечком одним хочу тебя познакомить.

Ну, раз дело, то тут с Колей спорить было абсолютно бессмысленно. Мы уже достаточно долго проработали вместе, дабы я это усвоил. Поэтому молча проверил окно, опечатал сейф и, окинув напоследок взглядом кабинет — всели в порядке, ничего ли не забыли выключить, — запер дверь и спустился вниз.

Мы заскочили в гастроном напротив за водкой, после чего втиснулись в троллейбус и через пару остановок сошли возле кафе с ласковым названием «Аленушка». Это сейчас оно чистое и уютное — я там иногда по старой памяти появляюсь, — а тогда это был средней паршивости шалман. Насчет поесть там всегда было не очень — в лучшем случае закусить, а вот выпить — напротив, без проблем. Основной контингент посетителей тогдашней «Аленушки» составляли невзрачные субъекты — в недавнем прошлом интеллигенты, еще не совсем спившиеся, но уже твердо вставшие на этот зыбкий путь. На их фоне мы с Николаевым в глаза особо не бросались, и, наверное, именно поэтому он и облюбовал это место для встреч со всякого рода «человечками» — сиречь с агентурой.

Мы встали в конец небольшой очереди. Когда через пару минут она подошла, Коля, по-свойски кивнув знакомой буфетчице, заказал несколько бутербродов, три овощных салата, три томатных сока, а затем, чуть нагнувшись через прилавок, заговорщицки прошептал:

— Зоенька, и три чистых стаканчика нарисуй, будь добра.

— Только осторожно, смотри, — понимающе усмехнулась та. — А то заведующая на нас за это ругается.

Я отнес тарелки с салатами и бутерброды за свободный столик, а, когда вернулся за остальным, Николай как раз рассчитывался.

— У тебя двадцать семь копеек будет? — повернулся он ко мне.

— Наверное… — пожал я плечами, но, сунув руку в карман куртки, кошелька там, к своему удивлению, не обнаружил.

«Странно… Неужели в кабинете оставил? Нет, не может быть — перед уходом же специально проверял, все ли взял: кошелек, ключи…» Я похлопал себя по карманам и тут с ужасом обнаружил, что связка ключей — от дома, от рабочего кабинета, от сейфа — тоже исчезла. Я начал судорожно проверять другие карманы — но тщетно…

— Что случилось? — удивленно спросил Николай, видя мое замешательство.

— Кошелек пропал… — убитым голосом произнес я. — И ключи…

— Как пропали? Подожди ты, не гони… Может, в конторе оставил?

— Нет, точно с собой были — я ведь сам кабинет закрывал.

— И сколько там было?

— Рублей десять… Да хрен с ними — ключи главное.

Переживал я, действительно, больше не за деньги — хотя сумма была по тем временам немаленькая. Беда в том, что, кроме ключей, потерять которые — головняк тот еще, на связке находились личная печать и личный жетон, за утрату коих полагается взыскание. А это, в свою очередь, означает, что премия, по традиции причитающаяся всему личному составу отдела угрозыска к предстоящему вскоре Дню милиции, лично мне уже не светит. Воистину, беда не приходит одна…

— Ладно, пошли! — Коля всучил мне поднос со стаканами, а сам, положив в карман сдачу, направился в сторону занятого мною столика.

Я послушно последовал за ним и расстроенно плюхнулся на стул — мне, честно говоря, было уже не до чего. А тут еще, представьте, какой-то мужичок весьма неопределенного возраста, с небритой физиономией и в потертом плащике довоенного покроя — типичный люмпен, словом, — подошел и, глядя на меня водянистыми красноватыми глазами, угрюмо поинтересовался:

— Мужики, железо не интересует?

— Что?!

— Железо, говорю, не интересует?

— Слушай, командир, — недовольно поморщился я. — Ей-богу, не до тебя сейчас. Иди, пожа…

И вдруг осекся, увидев, как Коля ухмыляется в свои пшеничные усы, а этот самый люмпен меж тем, не дожидаясь приглашения, усаживается на свободный стул. Николаев молча пододвинул ему пустой стакан и тарелку с салатом.

— Ну, чего сидишь? Начисляй! — это он мне.

Автоматически — по-прежнему находясь в растрепанных чувствах, — я быстро разлил водку по стаканам и спрятал бутылку под стол.

— Что ж, знакомьтесь! — Коля посмотрел в мою сторону и жестом указал на мужичка. — Это — Иваныч…

— Павел! — пожал я протянутую мне руку. — А что за железо-то?

Иваныч хитро усмехнулся вместо ответа, сунул руку в карман своего засаленного плаща и вытащил оттуда мой кошелек и ключи.

— Держи!

Связка весело брякнула о стол.

— Здорово! — искренне восхитился я, засовывая в карман возвращенное имущество. — Когда успел — в троллейбусе?

— В троллейбусах не езжу… — неожиданно насупился мой новый знакомый.

Кстати говоря, это не позерство — это действительно так. Значительно позже, проработав с Иванычем много лет, я чисто случайно узнал причину этого странного чудачества. Оказывается, свой первый в жизни срок Терентьев получил за карманную кражу, совершенную именно в троллейбусе. На зоне он дал себе слово больше никогда не ездить на этом виде транспорта, и свято держит оное по сей день. В районах, где ничего другого не ходит, Иваныч скорее пойдет пешком или потратится на такси.

— Ладно, Паша, не приставай к человеку! — вмешался Николай. — Давайте лучше примем за знакомство.

Мы чокнулись, опрокинули в себя граммов по пятьдесят водки, чинно закусили и сразу же дернули по второй — чтобы «пуля не пролетела». А уж после пошел обычный в таких случаях разговор: сначала ни о чем, потом о тяжелой работе, маленькой зарплате и идиотизме начальства с постепенным переходом к анализу политико-экономической ситуации в стране в целом. У меня с самого утра маковой росинки во рту не было, так что эти сто граммов на голодный желудок моментально оказали соответствующее действие. Я, помнится, продолжал назойливо выпытывать у Иваныча, когда и где все-таки он умудрился стянуть у меня ключи. Кончилось тем, что Коля вынужден был меня слегка осадить.

— Да подожди ты! У нас сейчас разговор серьезный. Я вас не зря познакомил — вам теперь вместе работать.

— Как это «вам»? — удивленно переспросил я. — А ты?

— А я рапорт подал, — Николай вздохнул и разлил по стаканам еще водки. — Пора уже отдохнуть… Так что Иваныч теперь работать будет с тобой. И помни: его ты можешь использовать только в самых сложных случаях — на крайняк, как говорится. Он не подведет — у него руки золотые.

— В каком смысле? — опять не понял я.

— В каком смысле?.. — переспросил Николаев и подмигнул нашему общему другу.

Тот, ни слова не говоря, снова засунул руку в карман плаща и вытащил оттуда… мой кошелек и связку ключей. Тут я уже вообще обалдел…

Так вот и состоялось наше с Иванычем знакомство. Николаев позже рассказал мне его историю — отдельный роман получится, если описать. И с тех самых пор Терентьев изредка оказывал — и оказывает — мне определенные услуги. Денег, положенных нашим негласным сотрудникам, он никогда не брал — да и какие, к чертям собачьим, это сегодня деньги. По мелочам я Иваныча иногда выручал — было. Племянника его — дурака редкого — практически из-под статьи вытащил, когда тот в метро с наркотой на кармане попался. Супруге импортное лекарство доставал от язвы желудка — муж моей сестры Светы частенько за рубеж мотается, так что возможности кое-какие есть. А вот денег он, повторяю, не брал. На однажды заданный мною вопрос об оплате Иваныч ответил коротко:

— Николай сказал тебе помогать.

Ну а уж что их там с Колей связывало, я допытываться не стал — у нас это не принято…

Но вот, наконец, из полумрака вырастает чей-то силуэт, который направляется прямо в мою сторону. Слава богу — сподобились…

— Привет! Что так долго? — Я достал из кармана пачку «Далласа» и протянул Терентьеву.

— Зато все в точности исполнил, — резонно заметил тот, выуживая сигарету, и, прикурив, добавил: — Пакетик в левом кармане пиджака. Там только ключи лежат да мелочь всякая, поэтому сунул туда, чтобы случайно раньше времени не обнаружил. В правом — сигареты и зажигалка. Во внутреннем кармане — бумажник. При нем еще «дипломат», и бумаги там какие-то есть, в отдельную папочку сложены. Потом еще блок сигарет и так — лабуда всякая…

Терентьев произнес все это будничным, практически бесцветным голосом — я вообще никогда не видел и не слышал, чтобы он проявлял какие-либо эмоции. Хотя, если подумать, то проделать все то, о чем он мне сейчас сообщил, — это экстракласс, и можно было бы сказать все то же самое, но с некоторой гордостью.

— Ну, Иваныч, спасибо! Ты извини, но мне пора — люди ждут, — я снова протянул ему руку, на сей раз для прощания.

— Давай! — Терентьев ответил своим обычным вялым рукопожатием и неторопливо направился в сторону метро.

Я же поспешил в соседний двор, в нашу машину. Пора было начинать…

Место для этого уютного кафе с восточным названием «Гянджа» было выбрано довольно удачно. До жилых домов, стоящих на противоположном берегу небольшого пруда, расстояние приличное, поэтому шум и дым от мангалов не беспокоят жильцов, и можно работать хоть всю ночь напролет, не вызывая ничьих нареканий. Дальше, за домами, пролегает прямой, как стрела, проспект, широкой полосой пронизывающий город с востока на запад. Шум от кавалькады несущихся по нему машин едва доносится, а расположенную прямо возле кафе небольшую автостоянку связывает с магистралью асфальтированная дорога, обеспечивая посетителям удобный подъезд.

Само кафе состоит из просторного павильона с квадратным залом, кухней и служебными помещениями, а также аккуратно огороженной площадки, где в теплое время года прямо на газоне под зонтиками устанавливают около десятка пластмассовых столиков со стульчиками. Так что хочешь — располагайся прямо на улице, ну а если, к примеру, дождь или прохладно — то пожалуйте вовнутрь. Здесь можно не только посидеть и отведать горячего — прямо с углей — шашлыка, умело приготовленного поваром-азербайджанцем, но и послушать милые сердцу восточные мелодии, негромко льющиеся из динамиков. Именно поэтому, наверное, среди проживающих в Питере представителей закавказской республики сие заведение является весьма популярным. Тут и с девушкой можно мило провести время, и делового партнера пригласить на встречу, и, конечно же, отметить приезд родственника из далекого Азербайдж…

Входная дверь в кафе от мощного удара слетает с петель и с грохотом падает, а в помещение один за другим врывается с десяток дюжих ребят в камуфляже, масках и при оружии. Как вы догадываетесь, это и есть тот самый «кордебалет».

— На пол!!!.. Всем на пол, суки!!!.. На пол, я сказал!!!.. РУОП работает!!!..

Голоса у наших СОБРовцев соответствуют облику. Неудивительно поэтому, что все те, кто еще пару секунд назад мирно сидел за столиками, через несколько мгновений оказались на полу[2]. Спины и — простите за пикантную подробность! — филейные части некоторых посетителей украсили характерные следы подошв форменных ботинок. Ясно, что определенная часть гостей Северной столицы пребывает здесь недавно, и на команду «На пол, суки!» они еще не научились реагировать адекватно, то есть с должными скоростью и усердием. Те же, кто уже имел удовольствие хоть однажды побывать в подобной ситуации, моментально сориентировались и сочли благоразумным нырнуть под стол заблаговременно — то есть ровно в ту долю секунды, когда слетевшая с петель входная дверь еще только завершала свой полет. Что ж — этим господам повезло… Ну а про пару сломанных столов, полтора десятка разбитых тарелок и опрокинутый кем-то впопыхах музыкальный центр не стоит даже упоминать, как о деталях, к рассматриваемому вопросу отношения не имеющих. Словом, довольно живописный беспорядок, и все — меньше, чем за минуту!

Шла очередная операция в рамках плана «Терек», рожденного где-то глубоко в недрах нашего мудрого министерства. Согласно этому плану, мы регулярно громили, громим и — чего греха таить — будем громить принадлежащие жителям южных республик кафе, склады и торговые точки и т. п. В оперсводках эти объекты хитроумно именуются «местами концентрации лиц кавказской национальности, представляющих оперативный интерес», а сами погромы — «рейдами». Кстати говоря, некоторые из этих точек действительно представляют определенный оперативный интерес, но при введении в действие плана «Терек» о нормальной оперативной работе как таковой речи быть не может. Здесь особый упор делается на количество погр… то есть — извините! — рейдов, а также на количество человек, «отработанных на предмет возможной причастности к деятельности террористических организаций». Причем к последней категории относятся все граждане, мало-мальски смахивающие на южан, вне зависимости от того, по какую сторону кавказского хребта имели удовольствие проживать их предки. Политическое кредо, вероисповедание и прописка клиента при этом существенного значения не имеют, ибо бьют, как известно, не по паспорту, а по почкам. Помню, как в одном из заведений в ходе такого рейда некий черноволосый и горбоносый мужичок, ловко увертываясь от «карающей дубинки правосудия», умудрился вскочить на стол и истошно завопил:

— Стойте!!! Это недоразумение!!! Я всего лишь еврей!!!..

Не секрет, что реальная эффективность подобного рода мероприятий заведомо практически нулевая. Ну подумайте сами: какой баран, даже если он всего лишь неделю как с гор, будет держать у себя в ларьке или в кафе ящик с динамитом? Соответственно, количество рейдов — это практически единственный показатель, которым в данной ситуации можно похвастать.

Разумеется, случается, что в ходе рейдов задерживаются лица без регистрации, а иногда даже и находящиеся в розыске. Но, проведи мы подобную операцию не в «Гяндже», а, скажем, в элитном ночном клубе — как в ранее упомянутом случае, — то число задержанных лиц, а также количество изъятых наркотиков и оружия было бы значительно большим. Это прекрасно понимают все, кроме мудрых авторов «Терека». Но в этой ситуации вступает в действие знаменитый принцип «Ты начальник — я дурак, я начальник — ты дурак», и поэтому, как я уже говорил, — громили, громим и громить будем! Таковы реалии…

Неудивительно поэтому, что, услышав о проведении очередного «рейда», оперативники всеми правдами и неправдами пытаются отвертеться от участия в нем, проявляя при этом чудеса изобретательности. И дело не столько в изначальной бестолковости подобных операций, сколько в том, что проводятся они в подавляющем своем большинстве в вечернее, а то и в ночное время, отрывая ребят от семей, где дети и так знают своих отцов больше по фотографиям.

Но мы не были бы настоящими операми, если бы не смогли извлечь определенной выгоды из любой глупости — даже из распоряжения министерства. Поэтому, учитывая, что рейды в рамках «Терека» являются официально благословленной силовой акцией и под этот шум можно порешать ряд вопросов, не привлекая после внимание прокуратуры, мы стараемся направить программу проведения этих операций в нужное русло. Сегодня, например, вся эта братия попутно пашет на меня, но никто об этом не догадывается, кроме моих ребят — Саши Павлова и Андрюши Шилова — а также — частично — видеоинженера Леши Мельникова[3]. Последний, кстати, ворвался в кафе на плечах «кордебалета», и, когда спустя пару минут туда вошли мы, он, не отрываясь от видеокамеры, слегка кивнул мне, давая понять, что все идет как задумано. Это означало, что Мельников постоянно держит интересующего нас человека в поле зрения и ничего непредвиденного пока не произошло.

Между тем оперативники расчистили несколько столов, разложили на них бумаги и приготовились переписывать установочные данные посетителей кафе, имевших несчастье оказаться в ненужное время в ненужном месте. Дальнейшая схема проведения мероприятия давно отработана. Тех, у кого документы и регистрация в полном порядке и кто не имеет при себе никаких запрещенных предметов, заснимут на видеокамеру и отпустят восвояси, строго предупредив о необходимости соблюдать законы Российской Федерации. Указанные граждане будут настолько довольны легким исходом дела, что ни у кого даже не возникнет вопрос: а за что, собственно, он получил дубинкой по спине или ботинком — еще раз извините! — по заднице.

Те же, у кого нет документов, просрочена или отсутствует регистрация или же имеются при себе всякого рода интересные предметы, включая перочинный нож, будут доставлены в местное отделение милиции для принятия «конкретных мер», описание которых я упущу из соображений этического характера. И, наконец, самые невезучие — это те, у кого будут (не приведи им господь — вернее, аллах!) обнаружены наркотики или оружие. С ними придется разбираться нам, и я им откровенно не завидую уже хотя бы потому, что в контору они поедут в одном автобусе с нашим «кордебалетом». Во, где «грязные танцы»-то будут!.. Но это навряд ли случится, поскольку в «Гяндже» подобная публика обычно не появляется.

Скажу откровенно: игра, которую мы сейчас затеваем, лежит… как бы это поделикатнее сказать… ну, скажем, «вне плоскости правового пространства», как любят выражаться наши политиканы, большинство из которых при этом абсолютно не представляет, где вообще эта самая плоскость находится. В таких ситуациях надо действовать предельно внимательно и осторожно, избегая излишнего ажиотажа. Поэтому я спокойно стою в стороне и выжидаю, когда дойдет очередь до нашего клиента. Павлов маячит поблизости и обеспечит, чтобы этого клиента подвели к нужному столику. А столик этот, в свою очередь, уже оккупировал Андрюха Шилов, который, чертыхаясь и матерясь, пытает очередного горца, лишь неделю назад волею судеб оказавшегося за тысячи верст от родного очага и еще не до конца осознавшего последствия этого опрометчивого шага:

— Еще раз повтори — как твое имя?.. Расин?.. Расим?.. «Эм» на конце или «эн»?!.. Что «да»?!.. «Эм»?!.. А живешь где?.. Что «Бухарест»?.. Ты что — румын, что ли?.. Улица «Бухарест»?.. Бухарестская, значит!.. Опять «да»?!.. Кроме как «да» ничего не выучил… И что вас всех в Питер тянет, мать вашу… А дом?!.. — И дальше в том же духе.

Но вот, наконец, боец СОБРа в маске (это, по-моему, Сережа Хохрин — мы с ним вместе в Чечне были, в одном отряде, и я его по глазам узнаю) легким пинком дает понять моему клиенту, что настал и его черед. Тот поднимается с пола и, сопровождаемый Павловым, направляется к столу, на ходу стряхивая с рукава пиджака остатки овощного салата. Я нахожусь на некотором расстоянии от места действия — достаточно малом, чтобы слышать, о чем идет разговор, но и в то же время достаточно большом, дабы мой интерес к происходящему не бросался в глаза.

— Документы имеются? — спрашивает Андрей задержанного.

— Паспорт! — По-русски тот говорит почти без акцента.

— Давайте…

— Пожалуйста! — Мужчина извлекает из внутреннего кармана пиджака требуемый документ и протягивает его Андрею. Тот открывает документ:

— Раджабов, Рагиф Раджаб-оглы…

— Да. А могу я узнать, что случилось?

— А вы что — газет не читаете? — вопрошает Шилов, поднимая глаза и строго глядя на Раджабова.

— Почему? Читаю.

— Ну тогда должны понимать! — тупо заключает Андрей не терпящим возражений тоном.

Что Раджабов должен был понять — в особенности из наших газет — осталось для него загадкой, но возражать было бессмысленно, да и, откровенно говоря, небезопасно.

— Пожалуйста, все из карманов выложите на стол! — командует меж тем Павлов, пока Шилов переписывает на лист бумаги данные с паспорта нашего подопечного.

Тот пожимает плечами и, ничего не подозревая, начинает доставать из карманов разные мелочи. Мельников при этом аккуратно фиксирует все происходящее на камеру. Среди предметов, собственноручно извлеченных южанином из карманов, оказываются, как и говорил Иваныч, ключи, зажигалка, пачка «Мальборо»[4], несколько мелких монет, портмоне с энной суммой и, конечно же, аккуратно свернутый бумажный пакетик без каких-либо надписей. Увидев пакет, Раджабов сначала недоуменно вытаращил глаза, а потом решительным жестом отодвинул его в сторону от остальных предметов:

— Это не мое!

— А чье? У меня, что ли, это в кармане было? — притворно-удивленным тоном спросил Андрей и пододвинул пакетик назад к остальным предметам.

— Я вам говорю, это не мое! Не надо мне эт… — начал возмущаться Раджабов и снова потянулся было к пакету, но стоявший рядом Павлов резким движением перехватил его руку.

— Не трогать!

— Пожалуйста… — Наш подопечный демонстративно спрятал руки за спину. — Только я вам официально заявляю, что это не мое. Мне его подсунули!

Саша меж тем аккуратно вскрывает пакет и «обнаруживает» там несколько аккуратно свернутых пакетиков поменьше. Раджабов застыл подле с искренним выражением оскорбленной невинности, но краем глаза наблюдает за действиями Павлова. Тот вскрывает один из маленьких пакетиков и вновь «обнаруживает» там белый порошок. Шилов откладывает авторучку и, предварительно понюхав содержимое пакетика, осторожно кончиком языка пробует его на вкус.

— Ого! Похоже на героин…

— Послушайте! — чуть не кричит кавказец, услышав столь знакомое и крайне неприятное — с учетом ситуации — слово. — Это не мой пакет, я не знаю, как он тут оказался!!!

Вот тут уже пора появиться на сцене и вашему покорному слуге. Я подхожу к столику и с начальственными интонациями в голосе интересуюсь:

— Что здесь произошло?

— Товарищ подполковник! — подыгрывает мне Андрей. — Вот у гражданина в кармане обнаружили пакет с белым порошочком, а он утверждает, что это не его пакет, а ему его подсунули.

— Мне это подсунули! — подтверждает Раджабов. — Это не мой пакет, я…

— Подождите! — властно прерываю я кавказца. — Кто вам его подсунул? Наши сотрудники?

— Я не знаю, кто… Но это не мой пакет, я никогда…

— Так, уважаемый! Вы свои эмоции оставьте для жены, а на меня кричать нечего, — нарочито тихим, но в то же время строгим голосом произношу я и выдерживаю некоторую паузу, с наигранным высокомерием глядя прямо в глаза южанину.

Тот успокаивается — внешне, по крайней мере, — и я продолжаю:

— Вы сами все это из карманов доставали?

Раджабов, по-моему, готов был сейчас отрицать даже и этот очевидный факт, но, видя, что в непосредственной близости от него аккуратно маячит Мельников с видеокамерой, быстро сообразил, что такой номер не покатит — себе дороже.

— Да, я сам, но…

— А кто же тогда, интересно, мог его вам подсунуть?.. Ясно, словом! — обрываю я не начавшуюся очередную тираду и поворачиваюсь к Павлову: — Оформляйте изъятие с понятыми, и везем гражданина в Управление.

— Я… — опять пытается тот что-то сказать, но в этот момент за моей спиной недвусмысленно вырастает внушительная фигура СОБРовца, и задержанный сразу стихает.

Я отхожу от места действия, обозначая потерю интереса к нему, хотя на самом деле самое интересное еще предстоит.

— В Управлении разберемся, — удовлетворенно заключает Шилов. — А то имеете при себе подозрительный порошок, утверждаете, что сотрудники милиции вам его подсунули… Это мы уже не раз проходили, и кончается это обычно очень плохо! У вас еще какие-нибудь вещи имеются?.. Эй, уважаемый! Вы слышите, что я вам говорю?! — добавляет он повышенным тоном, поскольку Раджабов, явно ошарашенный нежелательным поворотом дела, никак не реагирует на слова Андрея.

— Портфель, — нехотя отвечает тот.

— Какой портфель?

Раджабов поворачивается в сторону столика, за которым сидел, обшаривает пространство глазами и указывает на лежащий на полу неподалеку дипломат.

— Вон он!

Павлов приносит дипломат и ставит его на стол.

— Это точно ваш? — переспрашивает Андрей нарочито строгим голосом. — А то вдруг там взрывчатка. Тоже будете говорить, что милиция подсунула?

Откровенно говоря, Раджабов и не утверждал, что ему пакетик с порошком подсунула именно милиция, но сейчас нам накал страстей выгоден, ибо на этом фоне задержание азербайджанца и доставка его к нам будут выглядеть вполне естественно.

Павлов между тем открывает портфель.

— Посмотрите — здесь есть вещи, вам не принадлежащие?

Раджабов бегло просматривает содержимое, состоящее из мобильного телефона, папки с бумагами, органайзера с калькулятором, визитницы, блока «Мальборо» и какого-то журнала на непонятном языке.

— Нет, это все мое.

Павлов выкладывает содержимое на стол и начинает подробный осмотр каждого предмета. Блок сигарет, естественно, никакого интереса не представляет, тем более что фабричная упаковка не нарушена. Сашка просто взвешивает его на руке — действительно ли сигареты — и кладет обратно в дипломат. Органайзер он пролистывает, при этом из книжки выпадают несколько листочков бумаги и пара визитных карточек. Павлов внимательно просматривает каждую бумажку, потом снова кладет все назад в органайзер и отправляет вслед за сигаретами.

— Мобильник включен? — Это он азербайджанцу.

— Да.

— Выключите и отсоедините аккумулятор!

Это стало нашим безоговорочным правилом после одного случая. Задерживали мы как-то средней руки бандюгана. Все было проделано чисто и бесшумно, как и планировалось, но, когда стали двигаться назад в Управление, выяснилось, что одна из двух наших машин почему-то не заводится. Пришлось всем операм, оставив водителя дожидаться технички, пересаживаться в одну-единственную «шестерку», а клиента, которому в салоне места не хватило, недолго думая, запихнули в багажник. Каково же было наше удивление, когда у дверей родной конторы нас уже ждал… адвокат задержанного! Позже выяснилось, что тот, будучи в багажнике машины и в наручниках, умудрился каким-то образом извлечь из кармана «мобилку» и позвонить.

Адвокат этот, разумеется, ничего не добился, но нельзя, в принципе, исключать, что при определенных обстоятельствах в подобной ситуации нас может встретить отнюдь не мирный адвокат, и совсем не у дверей конторы. Поэтому теперь, независимо от того, кого и за что задерживаем, мобильник сразу отключаем и забираем аккумулятор. Кто-то скажет, что можно попросту отобрать у клиента телефон. Так то оно так, но в ряде случаев определенные записи, имеющиеся в памяти мобильного телефона, могут перейти в разряд вещественных доказательств, и, соответственно, сам аппарат следует изымать в установленном законом порядке.

Раджабов молча нажимает кнопку в верхней части корпуса и, дождавшись, когда погаснет дисплей, отсоединяет аккумулятор, кладет его в дипломат, а сам телефон кладет обратно на стол. Между тем Сашка берет в руки папку с бумагами и бегло их просматривает. Перехватив мой вопросительный взгляд, он утвердительно прикрывает веки. Я облегченно вздыхаю. Если бы там не было той — всего лишь одной! — бумаги, то вся эта операция теряла бы всяческий смысл. Если честно, то о том, чтобы эта бумага там всенепременно была, мы позаботились заранее. Но чем черт не шутит…

Протокол изъятия Раджабов подписывать категорически отказался:

— Это не мой порошок — я ничего подписывать не буду!

— Как хотите… — лениво пожимает плечами Шилов. — Вам же хуже.

— Да поймите вы — не мое это!!! Спросите кого хотите — все вам скажут, что я такими делами не занимаюсь!

— Саша! — с деланым пафосом вопрошает Андрей Павлова. — Скажи: занимается гражданин Раджабов «такими делами» или нет?

— Занимается! — послушно кивает тот.

— Да я… — начал было кавказец оправдываться, но Шилов строго прикрикнул:

— Все! Вы сами сказали: спросите кого хотите. Я захотел спросить его. — Андрей указывает на Сашку. — Он ваши слова не подтвердил, так что теперь молчите.

Через пятнадцать минут (пришлось еще составлять акт отказа задержанного от подписания протокола — играть надо по правилам!) мы уже едем в контору. Да простят меня коллеги из других отделов, оставшиеся в кафе, но происходящее там меня больше не интересует. Наш подопечный ведет себя тихо. Правда, когда мы только отъехали, он снова попытался было выяснить, за что его арестовали и куда мы направляемся, но Павлов, сидевший рядом, вместо ответа деловито потрогал наручники, надетые на запястья Раджабова, и участливо поинтересовался:

— Не жмет?

— Нет… — буркнул тот, уставился в окно и, насупившись, дальше сидел молча.

Сразу по прибытии на место клиент был посажен в коридоре на стул и пристегнут наручниками к батарее парового отопления — ему, извините за каламбур, надо немного поостыть. А нам надо вначале перекусить, а потом и еще кое-что сделать, прежде чем приступить ко второй части «марлезонского балета».

Спустя примерно двадцать минут вроде бы созревшего клиента завели в кабинет, сняли с него браслеты и усадили перед моим столом.

— Ну так что, гражданин… — Я заглядываю в паспорт задержанного, хотя прекрасно помню, что там написано, — …Раджабов, вспомнили, откуда у вас эти пакетики?

— Я уже говорил вам, что не знаю, откуда они. Это не мое, мне это подбросили!

— Точнее: не знаете или же подбросили?

— Да я вам матерью клянусь, что…

— Как мать зовут?! — строгим голосом перебиваю я.

— Лейла… — удивленно отвечает кавказец после секундного замешательства.

— А как вы можете это доказать? В вашем паспорте таких данных нет!

Раджабов недоуменно замолк, не зная, что ответить.

Любому оперу давно известно, что при первоначальном — по горячим следам, так сказать, — допросе задержанного иногда весьма полезно с умным видом и строгим голосом задать ему самый что ни на есть идиотский вопрос. Это психологически действует на клиента, который вдруг теряется и начинает либо путаться в элементарных вещах, либо нести такую околесицу, что уличить его во лжи не представляет никакого труда. А дальше цепочка раскручивается в обратном порядке, и под сомнение ставится уже буквально все сказанное, даже если он заявил, что Волга впадает в Каспийское море[5]. Просто, как гвоздь, но и работает так же безотказно.

— Так что знаем мы, как вам это подбросили! — Я продолжаю разыгрывать спектакль. — Вы думаете, что вы первый, кто так говорит? Да из десяти человек, которые обычно сидят на вашем месте, девять утверждают то же самое — что это им подбросили. А потом выясняется, что у них на квартире…

Стук в дверь прерывает мой монолог, и на пороге появляется Серега Платонов, держа в руках листок бумаги и прозрачный полиэтиленовый пакет, в котором угадывается недавнее содержимое кармана Раджабова.

— Павел Николаевич, подпишите направление на экспертизу.

Я молча пробегаю глазами документ, затем подписываю его и протягиваю назад Сергею:

— Попроси там, чтобы побыстрее сделали. Результатов исследования дождись и срочно вези сюда, а то нам еще надо будет с камерой определяться.

— Понял! — кивает Платонов.

— Да, и пусть не забудут указать точный вес! — добавляю я. — Если это героин, так, может, на особо крупные размеры потянет…

Весь этот короткий диалог рассчитан исключительно на нашего гостя, поскольку с камерой, как вы чуть позже увидите, определяться никакой необходимости нет, а эксперты из химической лаборатории и без нашего напоминания вес наркотика всегда указывают — это азбука. И по реакции задержанного я вижу, что слова «камера», «героин» и «особо крупные размеры» произвели необходимое впечатление.

— Так вот, я продолжаю: девять из десяти то же самое говорят, но суд им не верит! И свои от трех до семи лет они получают! А то и больше.

— За что? — чуть не стонет Раджабов.

— Как за что? — удивляюсь я. — Есть соответствующая статья Уголовного кодекса: «Изготовление, хранение и сбыт…»

— Да не мое это! — кавказец едва сдерживается, чтобы не закричать во весь голос. — Почему вы мне не верите?!!!.. Я же говорю, что мне это подбросили!!!

— А вы зря нервничаете, — нарочито спокойным и тихим голосом перебиваю я. — Это очень легко проверить. Саша, соедини-ка меня с дежуркой!

Павлов берет внутренний телефон, набирает три двойки и протягивает трубку мне.

— Дежурный слушает! — Это голос Андрея Коноплева.

— Андрей, привет — Орлов! Бригада с рейда в «Гянджу» еще не приехала?

— Нет.

— Будь добр: как приедут — пусть видеоинженер с кассетой сразу идет ко мне.

— Слушаюсь, товарищ начальник! — шутливо рапортует Коноплев, и в трубке раздаются короткие гудки.

— Сейчас наш оператор вернется, и мы с вами посмотрим кассету, где зафиксировано все происходившее в кафе, — поясняю я кавказцу. — Если кто-то вам наркотик подсунул — это сразу станет ясно.

— Я же… — начал было опять что-то говорить Раджабов, но я жестом вновь прерываю его эмоциональную тираду:

— Подождите — я не закончил! Повторяю, в ходе просмотра видеозаписи мы сможем установить, не подсунул ли вам наркотик кто-либо из наших сотрудников. Если это так, то виновные будут привлечены к ответственности в соответствии с законом — это я вам обещаю. Но в противном случае ни на какое снисхождение — ни с нашей стороны, ни со стороны суда — вам рассчитывать не стоит. Если, конечно, не передумаете.

— Ну зачем суд?! Какой суд? Я никогда этими делами не занимался!

— Все когда-то начинали… — пожимаю я плечами. — Мой вам совет: идите сейчас — сядьте в коридоре и подумайте. Если что вспомните — сразу зовите нас. И предупреждаю: когда привезут видеокассету и заключение экспертизы — разговоры закончатся, а начнутся уже допросы.

Я киваю Павлову головой, тот достает из-за пояса наручники и выводит Раджабова за дверь.

Спустя пару часов (а может, и больше — ночью чувство времени заметно притупляется) вернулся из ЭКУ Платонов. Пробежав глазами справку о проведении химического анализа, я удовлетворенно кивнул головой, хотя и заранее не сомневался в его результатах. Тем временем Павлов уже сладко посапывал за своим столом, положив под голову дипломат нашего гостя.

— Саша!.. Давай сюда этого чудика.

Раджабов вновь появляется в кабинете, и по его воспаленным глазам ясно, что он, в отличие от коллеги, ни на секунду не вздремнул.

— Садитесь! — Я киваю задержанному на уже знакомый ему стул. — Скажите, Рагиф Раджабович, сколько вам лет?

Глаза Раджабова удивленно приоткрылись — что еще за вопрос?

— Вы из детского возраста вышли уже, надеюсь? — продолжаю я.

— Я… А почему такое спрашиваете?

— А среди ваших друзей есть кто-либо, способный на дурацкие шутки?

— У меня знакомые — все приличные люди, — голос Раджабова звучит недоуменно. — А какое отно…

— В таком случае, как вы объясните вот это? — не давая собеседнику договорить, я протягиваю ему справку эксперта.

№ 1098 от 05 октября **** г.

Исследованием образцов белого порошка, представленного из РУОП по Санкт-Петербургу и Ленинградской области при отношении № **** от ****** г… установлено, что названные образцы по химическому составу представляют собой бикарбонат натрия (питьевую соду) и к наркотическим веществам не относятся.

Эксперт Амосова Т. Ф.»

Наш гость несколько раз пробегает глазами текст документа. Видимо, он ожидал самого худшего и только теперь начинает, наконец, понимать, что в тот момент, когда его уже завели на эшафот и палач в последний раз проверяет, хорошо ли намылена веревка, вдруг оглашается царский указ о помиловании. Глаза кавказца просто-таки светятся счастьем.

— Вы бессонную ночь в милиции проводите, — менторским тоном произношу я, исподволь наблюдая за его реакцией. — Мы тут из-за вас по домам не поехали. Вон — раз, два, три, четыре… — Я указываю поочередно на себя, Павлова, Шишкина и Платонова. — Четыре сотрудника здесь находятся — вместо того чтобы сейчас мирно спать в своей кровати. А у меня, между прочим, мама болеет![6] И все из-за чьей-то глупой шутки.

— Товарищ подполковник! — Раджабов тщетно пытается скрыть радостное возбуждение. — Клянусь мамой — я не знаю, кто это сделал!

— Вот и я не знаю — к сожалению! А то отучил бы этого кретина раз и навсегда шутки шутить…

По большому счету, операция уже практически закончена и меня обуревает жуткое желание дать нашему гостю пинка под зад и отправиться, наконец, на боковую — как-никак четвертый час ночи. Но доиграть надо до конца.

— Скажите, среди ваших знакомых никто изжогой не страдает? — продолжаю я.

— Изжогой? Не знаю, — недоуменно пожимает плечами кавказец.

— А вы поинтересуйтесь. Соду многие от изжоги принимают. Может быть, найдете, кто так над вами — да и над нами тоже — подшутил.

— Не знаю, у меня все знакомые — приличные люди, я же говорю.

— Это хорошо! — усмехаюсь я. — А я вот вынужден принести вам извинения за то, что из-за одного из этих приличных людей вы в милиции зазря почти целую ночь проторчали.

— Нет проблем — я понимаю! — К Раджабову вернулась его обычная уверенность, и, кроме того, он слишком возбужден удачным исходом дела, чтобы спокойно проанализировать ситуацию. — Может, вы покушать хотите?!

Господи, как же они все похожи друг на друга… «Мамой клянусь…», «Покушать…»

— Спасибо! Только вы подождите с «покушать» — нам еще надо с делами закончить. Сейчас напишите объяснительную на имя начальника РУОП. Тогда-то и тогда-то, в ходе проведения специальной операции вы были задержаны сотрудниками милиции, при личном досмотре у вас изъяли то-то и то-то, после чего вы были доставлены в РУОП. В ходе исследования выяснилось, что порошок представляет собой соду. Напишите, известно ли вам о том, как он к вам попал… Сергей! — Платонов устало поднимает на меня глаза. — Помоги гражданину написать объяснение, я через пять минут вернусь…

ОБЪЯСНЕНИЕ

Поясняю, что 4 октября **** года при проведении рейда в кафе «Гянджа» я был задержан сотрудниками РУОП потому что у меня нашли какой-то порошок. Это не мой порошок. Как он оказался у меня я не знаю и пояснить не могу. Я был доставлен в РУОП. Потом провели анализы и оказалось что это сода. Я был отпущен.

В другой ситуации он бы у меня такое объяснение попросту сожрал, но сейчас пусть будет именно в таком виде — ни у кого не возникнет сомнения в авторстве. Платонов, кстати, такого же мнения, поскольку, судя по стилю документа, не вмешивался в творческий процесс его создания и лишь по окончании внес некоторые коррективы. Ниже все тем же неуверенным почерком кавказца было начертано:

«Дополняю: 1. Порошок нашли у меня в кармане пиджака. При досмотре я сам достал его оттуда. 2. Я не знаю как этот порошок оказался у меня в кармане. Я никого не подозреваю кто мог его туда положить.

— Ну что же, Рагиф Раджабович! Можете быть свободны… Хотя нет, стоп! Забыл совсем… Проверьте-ка ваши вещи! — Я указываю на лежащее здесь же на столе имущество: дипломат, поверх которого сложены портмоне, ключи и прочие безделушки.

— Все в порядке — нет проблем! — Раджабов встает со стула, берет бумажник и, не раскрывая, засовывает в карман.

— Нет уж, давайте-ка как положено! — останавливаю я нашего клиента. — Пожалуйста, при нас проверьте все, деньги лично пересчитайте.

Раджабов снисходительно улыбается, вынимает портмоне и бегло пересчитывает купюры. Оттуда не пропало ни рубля, и наш гость, кажется, этим приятно удивлен.

— Все в порядке, командир!

— Отлично. Теперь дипломат!

— Там ничего ценного нет — только бумаги.

— А кто его знает? — пожимаю я плечами. — Иные бумаги, знаете, миллионы стоят.

Кавказец открывает дипломат, просматривает (несколько более внимательно, чем должен был бы, — или мне это показалось?) содержимое.

— Все на месте.

— Хорошо, — удовлетворенно киваю я. — Какие-либо претензии к нам имеются?

— Нет, что вы, какие претензии? — слегка улыбнулся тот. — Все нормально.

— В таком случае… Вот ваше объяснение… Вот тут — под основным текстом напишите, пожалуйста…

Раджабов подсаживается к столу, берет протянутую Платоновым ручку и с готовностью глядит на меня.

— Все изъятое у меня имущество… — будничным тоном диктую я. — Имущество… деньги и документы… возвращены мне полностью… в целости и сохранности… Никаких претензий к сотрудникам милиции… по поводу моего задержания… пропажи или порчи принадлежащего мне имущества… не имею. Все правильно? — переспрашиваю я, когда кавказец заканчивает писать.

Тот молча разводит руками в стороны — правильно, разумеется.

— Тогда, пожалуйста, снова подпишите… Вот здесь… Хорошо… А вот здесь дату поставьте… Все! Спасибо, Рагиф Раджабович, и еще раз извините, но это ваша вина — с кем-то из глупых шутников пообщались, — улыбаюсь я, стараясь изобразить на физиономии некую смесь смущения и радушия.

— Все нормально, товарищ подполковник! Нет проблем… До свидания! — Раджабов сердечно пожимает всем нам руки и в сопровождении Павлова покидает кабинет.

А я устало опускаюсь в кресло, ибо чувствую себя как выжатый лимон… Хотя нет! Правильнее было бы сказать — как дирижер сразу после того, как прозвучал последний аккорд монументального произведения с чрезвычайно сложной партитурой. Еще не грянули овации, еще скрипачи не опустили смычки, еще дрожат литавры… Но — уже все!

«Ну и что?! — возмутится иной читатель, отрываясь от книги. — Бред собачий… Соду какому-то кавказцу в карман засунули, целый спектакль из этого устроили… А смысл-то в чем?»

А вы что хотели — чтобы я ему действительно героин засунул?! Нет, дорогие мои! Я, уж если и выхожу иногда по необходимости «из плоскости правового пространства», то стараюсь от этой самой плоскости далеко не удаляться — а то потом больно падать будет. Хотя, положа руку на сердце, этому дусту я мог бы положить и героин — совесть бы не замучила. Но парадокс ситуации состоит в том, что в данном случае сода будет как раз эффективнее. Что касается смысла… Видите ли, если для вас все вышеописанное прозвучало увертюрой, то для меня как раз наоборот — заключительными аккордами. Впрочем, в опере часто так бывает — увертюра перекликается с эпилогом. А собственно первый акт этой оперы состоялся несколько недель назад. И кто хочет — слуш… то есть — читайте!

В основу книги положены действительные события. Однако любые совпадения имен и фамилий, адресов и телефонов, марок или номеров автомобилей, наименований фирм и т. п. являются чистой случайностью, не имеющей никакого отношения к реальным персонажам.