Оперативный гамбит

Глава 6

Не буду утомлять вас рассказом о том, как означенное мероприятие протаскивалось у начальства, — поверьте на слово, это совсем неинтересно. У нас ведь, как и везде — а может, даже и в большей степени, чем где-то еще, — начальники любого ранга страсть как не любят принимать самостоятельные решения. «Усилить контроль», «разработать план», «повысить эффективность» — это запросто! А вот когда надо какую-то операцию утвердить, конкретное решение выработать, то такое начинается… Логика здесь элементарная: молотком бьют по шляпке того гвоздя, который торчит. Не высовывайся — и все будет нормально! Инициатива наказуема. Как там у Райкина было? Динозавры высовывались — вот и вымерли, а клопы до сих пор живут! Так и у нас…

Чего только мы ни наслушались! «У вас же никого не убили — чего вы суетитесь?»; «Квартирные махинации?.. Это не наше — для этого ОБЭП существует!»; «Люди пропали?.. Но трупов-то нет!» И так далее… Надо отдать должное ВБ: он принял нашу сторону, и это в немалой степени предопределило конечный результат. Кроме того — как по секрету сообщил мне Цветаев — начальник его отдела жаждал получить полковничьи погоны и был перманентно одержим идеей проведения (успешного, разумеется) какой-нибудь громкой операции. И тут мы подвернулись…

Так или иначе, но план был утвержден. При этом нам, правда, дали понять, что если мы операцию провалим, то всем нам (включая ВБ) мало не покажется, а если выйдем победителями, то… наказаны не будем. Что ж, как говорится, не запретили — и на этом спасибо. Я вовсе не хочу сказать, что наши начальники — сплошь ретрограды. Будучи рядовыми операми, они были нормальными ребятами, а теперь «тупить» их просто должность обязывает — над ними ведь тоже молоток имеется!

Серега уже на следующий день после решающего разговора с руководством улетел в Пермь. Мы решили привлечь для участия в операции тамошнего сотрудника, и задачей Цветаева был поиск кандидата, а также решение ряда связанных с операцией оргвопросов. Необходимость такого шага диктовалась несколькими соображениями.

Прежде всего, мы учитывали возможность проверки нашего человека — от самого дешевого трюка («А ты где в Перми живешь-то?..» — «На Революции…» — «А-а-а! Это возле вокзала?» — «Да-да-да!..» А на деле улица Революции в Перми если и существует — хотя в каком из наших областных центров ее нет? — то находится на противоположном от вокзала конце города…) до более серьезного разговора, к которому по карте не подготовишься. Так что лучше будет использовать коренного пермяка.

Во-вторых, неведомому уваровскому родственнику должно быть лет сорок — никак не меньше, что легко узнать через соседей. Практически все наши сотрудники, кто по этому параметру подходит, в определенных кругах давно известны и на оперативное внедрение спокойно могли бы идти в форменной одежде. Стесняться нечего: там все — свои…

В-третьих, я не устаю повторять известную истину о том, что Ленинград — город маленький и вероятность встретить здесь в самый неподходящий момент старого знакомого весьма высока. И этот знакомый не найдет ничего лучшего, как в присутствии посторонних людей — да-да, тех самых! — поинтересоваться у вас, как идет борьба с преступностью и получили ли вы уже очередное звание.

И, наконец, местному сотруднику значительно труднее изображать человека, чуть ли не впервые попавшего в Питер. Представьте себе: идет он по улице, расслабился, и вдруг к нему подходит миловидная такая женщина с чемоданом и, ласково улыбаясь, немного извиняющимся голоском спрашивает: «Мужчина, не подскажете, как до Двинской улицы доехать?» Ну а какой мужик в такой ситуации дураком выглядеть захочет? И начнет подробно объяснять, что можно на автобусе от Балтийского вокзала — там совсем рядом, минут десять, а можно и на трамвае от Техноложки — это хоть и дольше по времени, но трамвай лучше ходит, а может, вас проводить… И так далее, подписывая тем самым себе если не смертный приговор, то уж как минимум кучу неприятностей — и от тех, к кому внедрялся, и от тех, кто внедрял.

Если перечисленных соображений вам недостаточно — могу привести еще кучу, но это, честно говоря, бессмысленно, поскольку Цветаев все равно уже улетел.

Задача у Сергея сама по себе непростая, а если еще учесть гибкость и поворотливость нашей замечательной системы, то я никак, не ждал его раньше чем через пару недель. Каково же было мое удивление, когда уже на пятый день под вечер я услышал в трубке его бодрый голос:

— Привет, Павел! Как самочувствие?

— Здорово! Нормально все. А как там у вас, на Урале, с погодой?

— Когда улетал — прохладно было, а сейчас откуда я могу знать? — притворно удивленным тоном ответил тот. — Я у себя в кабинете.

— Как у себя?

«Не срослось…» — мелькнуло у меня в голове. Последнюю фразу я произнес, очевидно, таким расстроенным голосом, что Сергей невольно рассмеялся:

— Да все нормально! Только что прибыли из аэропорта и вот сидим вдвоем с пермским коллегой в моем кабинете. Ждем третьего…

Через час я появился у Цветаева — их отдел располагается в отдельном здании на другом конце города.

— Знакомься! — указал он мне на сидящего в углу в кресле мужчину. — Это твой тезка, Павел Волков, из пермского угрозыска.

— Павел! — протянул я руку новому знакомому.

— Я тоже! — улыбнулся тот, приподнимаясь с кресла.

— Волков — это по легенде или на самом деле?

— На самом деле Волков. Из-за фамилии-то меня и выбрали.

— И из-за отчества тоже — он к тому же еще и Григорьевич! — уточнил Цветаев. — И по возрасту в самый раз. Представляешь, Паша, я как в кадрах в городском УВД его карточку поднял, так сразу понял, что это именно тот, кто нам нужен. И с документами легче вопрос решить — может свои подлинные использовать.

Не знаю чем, но Волков мне сразу понравился. Такое бывает иногда — почему-то сразу чувствуешь расположение к малознакомому человеку. Да и для наших целей, кроме удачного совпадения по фамилии и отчеству, он подходил как нельзя лучше. Павлу сорок три года — самое то, из них девятнадцать лет — на службе. За плечами огромный опыт оперативной работы, что особенно важно, ибо кого попало на внедрение не пошлешь. Кроме того, судя по окуркам в пепельнице, вдруг появившейся в кабинете у некурящего Цветаева, мой новый знакомый имеет пристрастие к «Беломору». Мелочь, конечно, но, во всяком случае, «бычки» от названных папирос в сочетании со стойким «ароматом» их табака как нельзя удачней дополнят задуманный нами имидж.

Мы не стали злоупотреблять Серегиным гостеприимством, тем более что моя мама как раз вчера уехала в Лодейное Поле на серебряную свадьбу своей двоюродной сестры, у которой собиралась после еще и немного погостить. Так что несколько дней квартира будет в моем полном единоличном распоряжении. Это было весьма кстати, поскольку эти несколько дней нужны были и Павлу для вхождения в курс дела и в образ пасынка уваровской тетки, и ребятам из отдела спецопераций на подготовку некоторых документов. Предстояло решить также и еще ряд других вопросов, однако широкое общенародное обсуждение оных может повлечь за собой нарушение целого ряда статей законов «О государственной тайне» и «Об оперативно-розыскной деятельности», поэтому давайте сменим тему.

Короче — мы сразу же отправились ко мне, зайдя, естественно, по пути в универсам, где без долгих дискуссий взяли сразу литр, чтобы потом не бегать. Ужин был приготовлен, как говорится, на скорую руку, что отнюдь не означает его плохого качества. Волков привез с собой огромный кусок отлично засоленного, с розовыми мясными прожилочками сала, которое было порезано тонкими аппетитными ломтиками и пожарено на огромной сковороде с лучком, после чего туда было вбито с десяток яиц. Чем не закуска, особенно если дополнить это дело маринованными огурчиками?

А уж за ужином, после второй, и пошла беседа, в ходе которой сначала я долго рассказывал Павлу суть дела, с некоторым удивлением глядя, с какой тщательностью он делает одному ему понятные пометки в записной книжке. А потом уже Волков, в свою очередь, сверяясь с этой самой книжкой, долго пытал меня по самым различным позициям, продемонстрировав при этом не только незаурядные ум и хватку, но и всеобъемлющее занудство. Впрочем, последнее в данной ситуации не так уж плохо, а посему позвольте в дальнейшем именовать упомянутое качество скрупулезностью. На некоторые вопросы я вообще не знал как ответить, и нам приходилось совместно искать решение прямо на ходу, предварительно прополоскав «серое вещество мозга головы» — чтобы лучше работало. Мой тезка настолько… хм… скрупулезно вникал в каждую мелочь, что я начал всерьез опасаться за срыв сроков операции — с такими подходами начать мы ее сможем не раньше чем будущей весной. И, тем не менее, к полуночи мало-помалу наша легенда стала прорисовываться.

Отправные ее моменты были оговорены еще до отлета Цветаева в Пермь. За основу был взят образ пребывающего ныне в лучшем мире Михаила Гойхмана. Внедряемый сотрудник должен будет выступить в роли такого же спившегося интеллигента, кои в современной России стали явлением вполне обыденным. Судьба преподносит нашему герою неожиданный подарок, но он к подобным подаркам не привык и абсолютно не представляет себе, что делать с новой квартирой, кроме как периодически оную обмывать. Причем обмывать «на широкую ногу» с тем, чтобы привлечь внимание необходимых нам лиц. То, что фамилия и отчество Павла очень удачно встраиваются в нашу комбинацию, снимало целый ряд вопросов. Мы сразу договорились, что в его легенде вымысла должно быть как можно меньше. Строго говоря, раз уж Павел имеет возможность пользоваться некоторыми из собственных документов, то при необходимости он может использовать и некоторые факты из своей собственной биографии. Это значительно легче, особенно если учесть, что времени на вхождение в образ у него очень мало. Россия на самом деле не такая уж огромная, и существует определенная вероятность того, что среди публики, с которой в ближайшее время моему новому другу придется иметь дело, будут и выходцы из Перми.

Так, что еще?.. Ага, биография «мачехи»! Папка с жизнеописанием Ольги Николаевны давно готова — спасибо Уварову! — и хранится у меня дома. Она, правда, довольно тоненькая. Навряд ли человек, живущий более чем в двух тысячах верст от Питера, будет много знать о второй жене своего отца, которую и видел-то за свою жизнь считаные разы. Но всю основную информацию эта папка содержит в достаточном объеме. Она перекочевывает в руки Волкова, который тут же углубляется в чтение, не забывая делать пометки в блокноте.

— Слушай, Павел, а зачем ты все это выписываешь? Материалы эти — специально для тебя, а блокнот ты же с собой все равно не возьмешь.

— Привычка — еще с институтских времен. Слышал про механическую память? Когда пишешь рукой, то информация автоматически записывается в подкорку, даже если ты в этот момент думаешь о чем-то постороннем, — отозвался тот, продолжая при этом делать пометки, как бы подтверждая справедливость сказанного.

В той же папке имеется несколько семейных фотографий уваровской тетки. Поначалу их было чуть больше, но пару из них отобрали ребята из технического отдела. Они вмонтируют туда изображение самого Волкова, создав, таким образом, документальное подтверждение разрабатываемой нами легенде. Тут особо много снимков делать не надо — пары вполне хватит. Один из них, например, очень удачно подходит под наши планы: там изображен сам Уваров с теткой и ее мужем, лет десять назад. Технари обещали аккуратно Мишкину голову убрать, а на ее место поставить Пашину — тоже, разумеется, помоложе. Для этого Павел по просьбе Цветаева привез с собой целый альбом фотографий разных времен и в разных ракурсах. Кстати, при желании можно найти портретное сходство между Волковым и его «отцом» по легенде, что нам очень на руку[23].

Тут же будет и фотография самого Павла — еще в пионерском галстуке, но вполне узнаваемого. На обороте снимка имеется надпись: «На память отцу и Ольге Николаевне». Фотография датирована шестьдесят восьмым годом, и надпись даже выполнена чернилами, а не шариковой ручкой. Технари выдержали ее под какой-то лампой, в результате чего надпись немного выцвела и выглядела натурально старой. Если есть возможность — надо быть точным даже в мелочах. Я уже как-то рассказывал вам о том, что однажды наш оперативник пошел на внедрение под видом «крутого» в соответствующем прикиде: костюмчик от Версаче, гайки, мобилка, барсетка из натуральной кожи — но… в милицейских ботинках! Мелочь, а раскусили его в момент, и ушел он ни с чем — и слава богу еще, что ушел…

Теперь документы. Цветаев этим вопросом занимался в Перми, и здесь это тоже его забота, но все же… Итак, что нам нужно? Прежде всего, дарственная — именно дарственная, а не завещание — от имени уваровской тетки на имя Волкова, надлежащим образом оформленная, причем задним числом, даже не числом, а годом. Затем: паспорт на его же имя, но с липовой пропиской и установочными данными, причем они должны совпадать с таковыми в дарственной…

— Павел! Ты со своим паспортом приехал или уже с прикрытием?

— С прикрытием, конечно…. — отозвался тот, не отрываясь от бумаг. — Где бы вы здесь достали пермский штамп? Я его уже отдал Сергею.

Отлично! Какие еще документы могут или должны быть у человека в подобной ситуации? Военный билет? Это лишнее в нынешнем общегосударственном бардаке. Диплом?.. Диплом, в принципе, должен быть. По нашей легенде, Павел приехал в Питер осмотреться, и если придется, то и осесть. Чтобы на работу устроиться, диплом по нынешним временам, может, и не нужен, но и не помешает.

— А диплом? — Это я вслух, Волкову.

— И диплом, и трудовая книжка — все имеется! — отзывается Павел. — Диплом, кстати, мой родной — я же Политехнический заканчивал. А трудовая — липа, разумеется.

Понятно, что липа… Значит, легенда есть, документы есть или готовятся, деньги… Деньги! Это извечный вопрос.

— А командировочные тебе дали?

— Нет, за свой счет приехал…

Это Волков, как вы, надеюсь, понимаете, шутит. Он по-прежнему очень внимательно изучает данную ему папку, поэтому отвечает как бы походя, и я не сразу улавливаю иронию. Впрочем, зачем ему сейчас деньги? Если мы все правильно рассчитали, его скоро начнут кормить и поить за счет фирмы.

И последний пока на данном этапе вопрос: оборудование квартиры. Тут мне придется крутиться самому. Кстати, если вы думаете, что я имею в виду «шпионскую» аппаратуру, то могу посоветовать вам не смотреть на ночь детективов, особенно американских. Это дурно влияет на психику. Даже такому далекому от техники человеку, как ваш покорный слуга, и то понятно, что приборов, могущих видеть сквозь кирпичную стену, ни у кого нет и быть не может. Разумеется, кое-какие прибамбасы у нас имеются, но специально для тех, кто не понимает, могу объяснить, что держать такого рода оборудование и специалиста для его обслуживания в квартире, где пока еще прослушивать нечего и неизвестно, когда будет чего, — отнюдь не дешевое удовольствие.

В данном случае я имел в виду всего лишь оборудование квартиры некими милыми безделушками — от чугунной мясорубки до настенных часов с кукушкой — которые в недалеком будущем опустившийся интеллигент Паша Волков будет активно пропивать, спихивая за бесценок на пустыре возле рынка «Юнона». Эти безделушки, откровенно говоря, в квартире и без того уже имеются, но принадлежат они действительному наследнику покойной и представляют большую ценность не сами по себе, а как память о тетке, которая была ему очень дорога, — на похоронах я это понял. Справедливости ради отмечу, что некоторые из оных — в частности, гипсовый бюстик композитора Чайковского — Уваров обещал пожертвовать на наши нужды, но его щедрость все же имеет определенные и вполне понятные границы. Поэтому то, что неприкосновенно, мы уже частично вывезли на дачу к Сереге Платонову, а оставшуюся часть завтра же перевезем ко мне. К Мише пока нельзя, ибо его кастрю… то есть — простите! — жена — не в курсе. А что касается прослушивающей и — не забудьте! — подглядывающей аппаратуры, раз уж об этом речь зашла, то не извольте беспокоиться: когда будет нужно, там все появится…

На следующее утро я, с разрешения ВБ, на службу не поехал. Моя служба сейчас — здесь, и для меня основной задачей на данный момент является подготовка Волкова. Судя по той тщательности, с которой он уже вычитывает каждую страницу нашего тощего досье на тетку, ему этой работы может хватить до самого вечера. Поэтому утро я использую для зачистки наших антресолей. Мама категорически запрещает мне выбрасывать всякий хлам и заставляет складывать его на антресоли, искренне веря, что все это когда-нибудь, да сгодится. И сейчас я с удивлением обнаруживаю, что она не так уж была неправа.

Вот, к примеру, трехрожковая люстра, но с двумя плафонами — один я кокнул еще пятиклассником, упражняясь в стрельбе из подаренного мне на день рождения лука. Это чудо повесить нигде уже нельзя, но, если подойти к делу творчески, то его можно разобрать, и у нас появятся три патрона и моток проволоки. А это уже — товар, как и два оставшихся плафона. Вдруг в какой-либо семье, с давних пор обладающей точно такой же люстрой, свой Робин Гуд завелся. Или заварочный чайник без крышки… Или та же старая чугунная мясорубка без накидного кольца и рукоятки: корпус можно выкинуть, а вот шнек и решетка на толчке будут выглядеть вполне достойно… Да-а-а, мне кажется, что еще полчаса раскопок, и Пашка рискует и вправду спиться! Во всяком случае, при правильной постановке коммерческой стороны вопроса — будет на что!

Ближе к вечеру, когда мы с Волковым заметно устали и, поняв, что надо разнообразить наше питание, вместо яичницы с салом сварганили суп из пакетиков, позвонил Цветаев.

— Ну что, как вы там?

— Да считай, что готовы! — бодро отрапортовал я.

— У нас тут с нотариатом некоторые проблемы, но, думаю, завтра или — край! — послезавтра мы их решим. Ладно, не буду мешать!

— Вот ты говоришь, готовы… — подает голос Павел через некоторое время после того, как я повесил трубку. — А, между прочим, у нас тут существенная нестыковка имеется. Вот смотри: Волкова родилась 16 июня 1924 года, а мой отец — я имею в виду настоящий — 1943 года рождения. То есть она его почти на двадцать лет старше получается…

— А при чем тут твой настоящий отец? По легенде твой отец — муж Ольги Николаевны.

— Ну, если просто прикинуть по возрасту…

Во зануда, а?!

— Возраст важен кадровику при приеме на работу, а в делах семьи и брака значения не имеет, — парирую я и, припомнив вдруг разговор с начальницей паспортного стола, с усмешкой добавляю: — Вон — Пугачева с Киркоровым!.. Я понимаю, что мелочи важны, но ты пойми, что с такими подходами, как у тебя, нам год как минимум нужен на твою подготовку!.. Год!.. А за это время и квартира эта уйдет, и неизвестно, скольких обалдуев эти уроды на тот свет отправят. Так что ждать мы никак не можем — извини! Да и на внедренке ты пробудешь недели две или три, не больше.

— Понимаю.

— Ну, а раз понимаешь, то, значит, к бою готов. На днях выходишь на сцену! А за возможные проверки не переживай — мы эти каналы будем отслеживать.

Последняя фраза — не пустое бахвальство. Я, разумеется, не могу гарантировать, что все возможные пути утечки информации перекрыты — кто ж такую гарантию даст, особенно в наше интересное время, — но пермские коллеги в этом направлении предприняли определенные шаги. Поэтому, если кто-то будет интересоваться подробностями Пашиной биографии, мы не только будем об этом знать, но и сможем повлиять на ситуацию в нужном нам разрезе. Как?.. Я же историю вам рассказываю, а не пишу учебное пособие по оперативно-розыскной деятельности — что вы пристаете с дурацкими, извините, вопросами? Говорю, сможем — значит, сможем!

— Так что, Паша, как только сделают завещание…

— Дарственную! — поправляет тот[24].

— …ну да — дарственную — тебя сразу выпускаем!

Павел понимающе кивает головой и, как бы извиняясь за ненужную дискуссию, добавляет:

— Но идти на внедрение неподготовленным тоже нельзя.

— А мы здесь чем занимаемся? Готовься! Но учти при этом, что времени у нас нет, понимаешь? Нету!..

Следующие два дня мы с Павлом потратили на то, чтобы проиграть различные ситуации и наши действия при их возникновении («А ты где сидел, Володя?..» — «На Колыме!..»). Кроме того, оговорили систему условных сигналов и способы связи. Это тоже немаловажный аспект, поскольку сегодня поставить телефон на прослушку представляет сложность только для милиции, — эту процедуру надо согласовывать в куче инстанций. Бандитам легче: купил на рынке соответствующую штучку, подключил в соответствии с указаниями на прилагаемой схеме — и готово — слушайте на здоровье! Так что может случиться, что при определенной ситуации звонить Павел не сможет — разве что приехать в контору лично, что, как вы понимаете, будет еще большей глупостью…

Я сразу вспомнил, как некоторое время питерской милицией руководил генерал, по единодушному мнению подавляющего большинства подчиненных — клинический идиот еще от рождения. Однажды он притащился в одно из отделений милиции лично проводить строевой смотр, причем всех — в том числе и сотрудников уголовного розыска — приказал построить прямо на улице перед отделением, в форменной одежде, и всех присутствующих лично проверял по списку. Никакие оправдания вроде отдыха после ночного дежурства, срочной работы, выезда на осмотр места происшествия и тому подобное в расчет не принимались. Строевой смотр — это вам не кое-где!

Выяснив во время переклички, что один из оперативников все же отсутствует, генерал-от-идиотов рявкнул:

— Начальник отдела! Где капитан такой-то?!

— Виноват, товарищ генерал, — он на плановой встрече с агентом.

— Почему во время смотра? Обоих в строй немедленно!

Про этого деятеля вообще ходили легенды. Туп был настолько, что даже в министерстве это вскоре поняли и вынуждены были генерала от должности освободить. Но за почти два года руководства главком он все же успел наломать кучу дров и сломать не одну человеческую судьбу. В этот период из органов уволилось огромное количество профессионалов, что в немалой степени предопределило криминальную ситуацию в городе. Как говорят в народе, страшнее дурака может быть только дурак с инициативой. Как раз такой случай!

Мы с Волковым — хочется, по крайней мере, в это верить — не идиоты[25]. К тому же одним из пунктов специальной инструкции, предназначенной для внедряемых в преступные группы сотрудников, им категорически запрещается не то что заходить в Управления внутренних дел, но даже появляться в кварталах, где они расположены. Для подобного рода встреч, если они необходимы, существуют специальные явочные (да-да, не смейтесь — именно так!) квартиры. Но, если вам всего лишь надо дать понять, что с вами все в порядке, то совершенно необязательно рапортовать об этом лично. Вполне достаточно появиться в определенное время в определенном месте и произвести заранее оговоренное действие — закурить, шнурок завязать и тому подобное.

Я не буду забивать вам голову всякой ерундой вроде специального словаря, системы условных фраз и жестов и тому подобное. Еще со времен удивительных детективов послевоенных лет каждому ребенку известно, что если разведчик, выходя на встречу, уронил газету, — это значит, он заметил слежку и дает понять связнику, что контакт не состоится. «Увидев на окне двадцать семь утюгов, Штирлиц догадался, что явка провалена…» Но тривиальность системы отнюдь не означает ее неэффективности. Что может быть тривиальнее колеса, и в то же время что может быть надежнее и мудрее?

Разумеется, освоение кодового способа общения требует времени и сноровки, но здесь в помощь сотрудникам есть определенные типовые схемы условных сигналов, которые используются в различных ситуациях. Они, к слову сказать, разработаны еще в недрах НКВД (где, в свою очередь, опирались на опыт охранного отделения), но до сих пор успешно работают. Научно-технический прогресс внес в них определенные изменения, но система и подход изменились мало. И, что бы ни говорили сегодня о вышеупомянутой организации, надо признать, что в ведомстве Лаврентия Павловича хлеб ели не зря.

Возьмите, к примеру, ту же пресловутую свернутую в трубочку газету. Оговорим, что газета в руке означает слежку. Далее: правая сторона — активная (работаю я), левая сторона — пассивная (работают за мной). И, наконец, указывающий конец — короткий [26] . Белиберда? Отнюдь… Усвоив эти азы, вы сможете на расстоянии подавать коллегам осмысленные сигналы, не привлекая ничьего внимания, и при этом будете уверены, что они поймут вас правильно. Представьте себе, что ваш человек появляется в нужное время и в нужном месте со свернутой в трубочку газетой, которую он держит в левой руке. При этом едва выглядывающий из ладони конец трубочки указывает на неприметного молодого парня, со скучающим видом стоящего возле телефонной будки и лениво прихлебывающего пиво. Используя только что оговоренную систему, легко догадаться, что этот парень следит за вашим человеком. Вы в ответ закуриваете («Понял!») и опускаете зажигалку в левый карман («Активных действий не предпринимаю»).

Или другой вариант: тот же ваш человек появляется с газетой в правой руке и указывает (коротким концом!) на эффектную блондинку, направляющуюся в сторону автобусной остановки. Вы закуриваете, после чего отправляете коробок спичек в правый карман. Этим вы даете коллеге понять, что поняли его (закурил) и будете действовать активно (правый карман), то есть принимаете объект и ведете его дальше. А ваш предшественник может, наконец, спокойно вздохнуть, ибо только в детективах, снимавшихся киностудией «Узбекфильм» в семидесятые годы, милицейская «Волга» с мигалкой на крыше в течение нескольких часов ухитрялась следовать по выжженной солнцем пустыне за «Жигулями» преступника, оставаясь при этом незамеченной…

Впрочем, простите: я ведь обещал не забивать вам голову этой ерундой. Но мент — есть мент и о работе может говорить часами, особенно «под градусом» или с женщиной. А про газету — это, повторяю, только для примера. Не буду же я подробно пересказывать вам упомянутые инструкции — они секретны еще с тех самых времен НКВД. Технический прогресс внес в них, как я только что говорил, некоторые видоизменения, и, кроме избранной и подработанной нами применительно к конкретной ситуации системы кодовых сигналов и жестов, Павел назубок выучил номера мобильных телефонов всех ребят из моей группы.

Отдельно был оговорен канал связи. Вообще-то, в той квартире, где Павлу предстояло поселиться, есть телефон. Но с учетом наших обстоятельств он не может рассматриваться как надежный способ общения. И дело отнюдь не в прослушивающей аппаратуре, которую могут установить мещеряковские ребята, — хотя и этого не следует исключать. Сегодня любая серьезная фирма имеет собственную службу безопасности, которая решает не просто вопросы организации пропускного режима, но и целый спектр задач, вписывающихся в концепцию безопасности как таковую. Сюда включается и получение разного рода информации, в том числе и не совсем законными методами. В этом плане им даже проще, чем нам, поскольку не надо выпрашивать в прокуратуре разрешение на установку аппаратуры прослушивания. А с технической точки зрения проблем с записью телефонных переговоров сегодня вообще нет: необходимый комплект оборудования, причем совсем недорого, можно свободно приобрести на той же «Юноне». Я имел в виду несколько другое.

Прежде всего, телефоном, даже если он и не прослушивается, не всегда можно воспользоваться в присутствии посторонних лиц. Да и вообще: а кому Павел, собственно говоря, может звонить в незнакомом городе? А потом не забывайте, что Волкову предстоит играть роль опустившегося человека, люмпена, которому неожиданно привалило счастье. Оно, естественно, должно вскружить ему голову, но не настолько, чтобы оплачивать услуги телефонного узла, — деньги Пашка должен пропивать. Так что телефон ему попросту могут отключить за неуплату. Кстати, Уваров там пока ничего и не оплачивает. Он же у нас по сценарию будет «обижен» вопиющей несправедливостью, поэтому и не должен этого делать исключительно из принципиальных соображений.

Проблема со связью была решена нами в лучших традициях шпионских романов. В аптечный киоск, расположенный как раз на полпути между домом и рынком, Цветаев устроил нашу сотрудницу — Олю Шабалину. Я ее хорошо знаю — одно время она работала в нашем отделе. С Пашкой мы ее заранее познакомили, и она уже вышла на новое место службы. Волков будет появляться там дважды в день — утром и перед закрытием, чтобы сообщить о происшедшем за день и получить новые инструкции, если таковые будут. При необходимости через Олю также можно будет передать записку и так далее.

Чтобы у Павла был повод для регулярного посещения аптеки, следовало соответствующим образом подработать его легенду.

— У тебя со здоровьем как? — поинтересовался Цветаев.

— Не жалуюсь.

— Плохо! Следовало бы обзавестись какой-нибудь хронической болячкой. Покупал бы регулярно лекарство — вот и повод.

— Не пойдет, Сережа, — возражаю я. — Лекарства ведь продаются в упаковках, рассчитанных на курс. Берешь упаковку — и тебе его на неделю хватает. И вообще: ты когда-нибудь видел, чтобы сорокалетний мужик каждый день одно и то же лекарство покупал?

— Я видел! — неожиданно заявляет Волков. — У меня жена в аптеке работает, так у них даже постоянные покупатели имеются.

— И что же они берут?

— Боярышник. Идет за милую душу!

— А это что за дрянь? — осторожно интересуюсь я.

— Спиртовая настойка. Флакончики по сто граммов, стоит копейки. Пару флаконов принял — и уже хорошо… — поясняет Павел и, удивленно посмотрев по очереди на нас с Сергеем, интересуется: — А у вас что — бомжи его не берут?

— Да как тебе сказать, брат, — усмехаюсь я. — Я ведь с другим контингентом выпиваю.

А Серега, неопределенно пожав плечами, резонно заметил:

— Идея хорошая. Ну, хозяин — барин. Не мне же травиться…

На том и порешили. Само собой разумеется, каждый раз соваться в киоск Пашке смысла не имело. Да и очень уж нелепо было бы покупать боярышник утром и вечером. Остановились на том, что Волков должен дважды за день — между десятью и одиннадцатью и между шестнадцатью и семнадцатью часами — вступать в контакт с Шабалиной. Если у него нечего передавать, то достаточно просто показать себя — все, мол, в порядке. Если же есть какая-то новая информация — пожалуйте за парочкой пузырьков. В свою очередь, если у Оли имелась для него посылка, то на витрине киоска в левом нижнем углу выставлялась большая красная клизма. Если при этом уважаемый читатель, которому я уже задурил голову условными жестами и сигналами, будет искать в использовании сего деликатного предмета некий скрытый смысл, то вынужден его разочаровать. Клизму выбрали не потому, что клизма, а потому, что красная, то есть бросается в глаза издалека.

Когда в конце второго дня мы провели, если так можно выразиться, генеральную репетицию с участием ВБ, Цветаева и Платонова в качестве «госкомиссии», то все трое остались в общем и целом удовлетворены. К этому времени были готовы и все необходимые документы: дарственная на квартиру — о ней мы позже еще вспомним, а также фотографии, о которых я уже говорил. Кроме того, накануне вечером Уваров побывал у соседей своей покойной тетушки по лестничной клетке и с оскорбленным видом поведал им, что квартиру, как выяснилось, Ольга Николаевна с мужем еще при жизни последнего завещали его сыну. Этот невесть откуда свалившийся наследник ему уже звонил. Он сообщил, что не сегодня-завтра прибывает, и просил оставить ключи от квартиры у соседей. Соседка вздыхала и сочувственно кивала головой — Михаила она немного знала. К слову сказать, Уваров приехал туда после очередных семейных разборок, так что и сам Сергей Бондарчук не смог бы столь достоверно сыграть «растрепанные чувства».

Короче, все было готово для того, чтобы Волкова, наконец, выпускать. Тем более, что завтра мама возвращается из Лодейного Поля — мне ее вечером надо будет встретить. Но это — завтра, а сегодня…

Если честно, то в этот вечер мы основательно набрались. Началось с одной, благо был повод: товарища на дело провожаем. Ну а уж после отъезда шефа понеслось: за успех нашего безнадежного дела, за службу, за тех, кого с нами нет (святое!), и так далее. Пошли, как это обычно бывает, разговоры «за жизнь». Волков ни с того ни с сего вспомнил свою пионерскую юность, когда он разрывался между занятиями в радиокружке и тренировками в боксерской секции. Бокс в конечном итоге победил, и Пашка даже дошел до кандидата в мастера. При этом он умудрялся оставаться «хорошистом» по учебе и председателем совета отряда. Последнее обстоятельство почему-то изрядно рассмешило уже изрядно накачавшегося к тому времени Цветкова. Он тут же затянул «Взвейтесь кострами, синие ночи…», и мы с Волковым дружно подхватили. Правда, к немалому удовольствию соседей по лестничной клетке, дальше первого куплета дело не зашло — никто из нас слов не помнил. Я, в свою очередь, показывал друзьям свои этюды и даже порывался немедленно написать портрет Волкова для будущей доски почета. От этой идеи меня, судя по всему, удалось отговорить, но наутро мольберт был обнаружен стоящим посредине кухни. Муссировалась также идея вызвонить «боевых подруг», но Пашка вдруг заявил, что он — верный муж и пойти на сие никак не может. Цветаева при словах «верный муж» вновь разобрал приступ смеха…

Так что, забегая несколько вперед, по секрету сообщу вам: когда на следующий день Паша явился к соседке за ключами, он дыхнул на нее таким крепким перегаром, что та сразу поняла: квартире пришел… этот, как его… короче — добром это все не кончится.