Оперативный гамбит

Глава 8

Шашлычник Мамед просил Волкова приютить земляков на несколько дней. Между тем минуло уже больше недели — пора бы, как говорится, и честь знать. Но кавказцы, похоже, неплохо устроились у Павла, и совсем не было заметно, что они как-то озабочены поисками более комфортабельного жилища.

«Секретно

Экземпляр единственный

РАПОРТ

"Председатель" сообщает, что 11.09.**** г., в соответствии с заранее оговоренным планом, он подошел к палатке Мамеда и спросил у последнего, когда его родственники съедут с квартиры, поскольку прошло уже восемь дней, и, кроме того, они заплатили только за пять. Мамед сказал, что все знает, и попросил его как друга приютить этих людей еще на несколько дней, поскольку они никак не могут найти себе приличное жилье, сказав при этом, что его не обидят.

Вечером того же дня гости, явившись на квартиру, принесли бутылку водки и большое количество еды, сказав, что это все для него. Во время последовавшего застолья азербайджанцы повторили просьбу Мамеда пожить еще несколько дней, на что "Председатель" согласился, попросив срочно заплатить, поскольку у него кончились деньги. Сулейманов достал из кармана пиджака пятьдесят долларов и передал их "Председателю".

Ст. оперуполномоченный по ОВД

** отдела РУОП по СПб и ЛО

майор милиции Орлов П. Н.»

Такая схема развития событий была нами ожидаема. И дело здесь, конечно же, не в сверхпроницательности вашего покорного слуги и его коллег, а в тривиальности ситуации. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять: теперь Волков кавказцев из этой квартиры не выгонит никакими средствами. Значит, они действительно клюнули! Только ведь нам не Мамедов с Сулеймановым нужны, и даже не Раджабов, а те, кто за ними стоит, — то есть Георгий Алексеевич Мещеряков и его замечательная фирма. А вот они пока никак себя не проявляют.

Что до наших кавказских друзей, то их, в принципе, можно было бы уже вязать без каких-либо проблем.

«Секретно

Экземпляр единственный

РАПОРТ

"Председатель" сообщает, что 09.09.**** г. его гости появились под вечер, имея при себе три большие хозяйственные сумки из клеенчатого материала в красную и синюю клетку, на молнии, весом около 10 килограммов каждая. На следующий день, воспользовавшись отсутствием кавказцев, он сумел осторожно проверить содержимое сумок. Во всех них оказалось растительное вещество, образцы которого из каждой сумки "Председатель" также передал.

Ст. оперуполномоченный по ОВД

** отдела РУОП по СПб и ЛО

майор милиции Орлов П. Н.»

№***** от 10.09.**** г.

Исследованием образцов растительного вещества, представленного из РУОП по Санкт-Петербургу и Ленинградской области при отношении № **** от 10.09.*** г., в трех конвертах весом соответственно 4,8 г; 3,4 г; 5,0 г установлено, что во всех трех конвертах содержится растительная масса — марихуана.

Эксперт Амосова Т. Ф.»

Хотя тот факт, что представители южных республик возят в Питер (и не только в Питер) наркоту, не известен разве что младенцу и на сенсацию никак не тянет, все же около тридцати килограммов марихуаны — «это вам не около почему!» — как любил повторять прапорщик Трофимчук в бытность мою на военной службе. Тем паче — если взять с фигурантами. Начальство такие дела страсть как любит, и именно поэтому эти интересные бумажки я показываю только вам. Наверху об их существовании даже не догадываются! Голову даю на отсечение: узнай генерал об этой марихуане — немедленно пошла бы команда: «Брать наркоторговцев с поличным!» Потом материал попал бы в городскую, а оттуда — почти наверняка — и в министерскую сводку. Есть чем отчитаться…

Знаете, какая меня еще мысль частенько занимает! А вот как со всеми этими показателями в войну дело обстояло? Крамола, может быть, но все же рисуется мне при этом такая картина…

Вызывает знаменитый начальник партизанской бригады командира одного из своих отрядов и говорит ему строгим голосом:

— А что у тебя, Петро (Михайло, Грицко и т. п.), с планом по взрыву мостов?

— Стараемся…

— То-то я и вижу, что стараетесь, — передразнивает батька. — В прошлом году за второй квартал ***дцать восемь мостов подорвали, а в этом — только ***дцать два!

— Так в прошлом году мы в другом месте стояли! — разводит руками командир. — Там и речек было много, и оврагов. А здесь, почитай, одни болота. Откуда мостам взяться-то?

— Ты мне брось демагогией заниматься! Из-за твоего разгильдяйства и у всей бригады показатели плохие. Из Москвы уже по этому поводу звонили. Или, по-твоему, в Ставке хуже тебя соображают, сколько и чего взрывать надо, а?!

— Не хуже, конечно, — понуро соглашается тот, сраженный неотразимостью аргумента.

— То-то! Так что иди — думай… Три дня сроку тебе даю.

Петро (Михайло, Грицко) вяло козыряет и выходит. В дверях он сталкивается с командиром соседнего отряда, направляющимся «на ковер».

— А что у тебя, Павло (Мыкола, Сашко), с планом по поимке языков? — доносится из землянки зычный голос комбрига…

А наш герой — тот, у которого с мостами недобор вышел, — возвращается в отряд, вызывает к себе в землянку начальника штаба с комиссаром, и начинают они думать, как выходить из создавшейся ситуации.

— В Карасевке мост есть… — робко предлагает начальник штаба после некоторого раздумья. — Деревянный, правда, и узкий — машина по нему не пройдет, — но для количества вполне сойдет.

— Тю!.. Сказал тоже! — вскидывается комиссар. — Так ведь немцы им почти не пользуются — местные только. Да мы ж сами по этому мосту в Карасевку ходим. Продукты, то да се…

— Меньше будете в деревню шляться! — парирует начштаба. — На «то да се…»

— А жрать ты что будешь? — не сдается политработник.

— Если мост не взорвем — то нам всем троим вскорости баланду жрать придется! — язвительно замечает командир.

— А речку и вброд перейти можно, если понадобится! — вставляет ободренный поддержкой сверху штабист.

— Экий ты умный — «вброд»! — передразнивает комиссар. — Не июль, поди!

— А ты что — «то да се» отморозить боишься? — повышает голос командир отряда. — Так он тебе, может, через месяц-другой уже не понадобится… Короче, слушай боевой приказ: мост в Карасевке взорвать к е**ной матери!

И, припомнив последнюю фразу командира бригады, добавляет:

— Два дня сроку даю! Идите — думайте…

Чушь, скажете? Ну, дай-то бог…

А вот нас, повторяю, моментально заставили бы хлопнуть кавказцев с поличным, угробив при этом саму изначальную идею операции. Посему я молчу — и вы меня, пожалуйста, не выдавайте…

Выдвинутое было предположение о том, что эти сумки специально оставлены, чтобы проверить Волкова «на вшивость», мы практически сразу отвергли. Для подобного рода проверок вполне достаточно положить в шифоньер пакет граммов на триста-четыреста, а тридцать кило — это уже излишество. Так что друзья наши, видимо, промышляют сим грязным делом регулярно. Поэтому два вышеупомянутых листочка, рапорт и справка эксперта на всякий случай аккуратно подшиты в другую папочку — есть у меня таковая — до поры до времени. Даст бог, вернемся и к Сулейманову с Мамедовым, и уж тогда нам будет о чем побеседовать.

А пока названные граждане, как вы уже знаете, вновь продлили неофициальный договор с Волковым, который, пользуясь тем, что это необходимо по сценарию, в тот же вечер снова основательно нарезался. Причем сделал это не в одиночку, а с двумя «коллегами» с толчка, Петей и Сережей. Пятьдесят долларов — это все же сумма… Южане вечером из квартиры благоразумно удалились, так что застолье протекало чисто по-русски: с песнями, матюгами, выяснением отношений и — разумеется! — до последней копейки. «Запомни, Павел: ты постоянно должен сидеть без денег. Если появятся — пропивай, теряй, давай взаймы — без отдачи… Боярышник этот свой пей! Вернее, делай вид, что пьешь. Пузырьки пустые по квартире разбрасывай. Пусть видят, что ты — конченая мразь и тебя можно легко посадить на крючок…» — говорил ВБ во время инструктажа у меня на кухне. И Паша, надо отдать ему должное, старался изо всех сил…

На следующее утро он, морщась от головной боли и источая резкий запах боярышника, который не забывал периодически покупать у Шабалиной, попросил у кавказцев «на ремонт организма». Расим — тот, что постарше, — поморщился и, презрительно усмехнувшись, протянул Паше помятую купюру:

— На, а то совсем плохой…

И с этого момента отношение южан к хозяину квартиры резко переменилось. В этом, разумеется, есть и определенная «заслуга» Волкова — алкашей кавказцы не переваривают изначально. Но, сдается мне, это не главное. Пашка ведь и раньше каждый день пил, но при этом был для квартирантов чуть ли не лучшим другом. А дело в том, что накануне днем, буквально через час после упомянутого мною в рапорте разговора Волкова с Мамедом, «наружка», вновь по нашей заявке начавшая опекать Раджабова, зафиксировала его встречу с шашлычником. Причем, вопреки обыкновению, они беседовали довольно долго. К сожалению, приблизиться на достаточное расстояние, чтобы слышать подробности, сотрудники не могли, но мне представляется, что сейчас квартиранты должны будут что-то предпринять — выражаясь нашим языком, перейти к очередному этапу операции.

Так оно и вышло.

В тот же день — 14 сентября — Волков явился домой около пяти часов и, к своему удивлению, застал дома обоих квартирантов, сидевших около стола в глубокой задумчивости. Увидев вошедшего в комнату Павла, один из кавказцев — Сулейманов — подошел к нему вплотную и неожиданно спросил:

— Паша, где деньги?

— Какие деньги?! — удивился Волков.

— Не понимаешь… — процедил кавказец сквозь зубы и неожиданно с размаху ударил того кулаком в живот.

Бил не то чтобы очень уж сильно, и Паша охнул больше не от боли, а от неожиданности. В школьные и студенческие годы Волков, как вы помните, активно занимался боксом, поэтому инстинктивно амортизировал удар и, как он много позже мне признался, в первый момент с превеликим трудом подавил желание немедленно отправить обидчика в глубокий нокаут хуком справа. Но, к счастью, профессионализм взял свое: Паша согнулся в три погибели и, изобразив на лице боль, недоумение и испуг, опасливо отодвинулся от Сулейманова.

— Э-э-э, подожди! — встрял другой кавказец — Мамедов. — Зачем сразу драться?! Можно же и спокойно поговорить с человеком.

— Как спокойно говорить, если он деньги ворует! — не унимался первый.

— Какие деньги? — обиженно переспросил Волков. — Вы же мне сами дали утром…

— Те деньги забудь! — поморщился южанин. — Это другие.

— Какие другие? — Здесь уже Паше удивление разыгрывать не пришлось — он и вправду не понял, о чем идет речь.

— У меня в куртке семьсот долларов было, — терпеливо пояснил Мамедов. — Вечером сам в карман клал, а утром их там не нашел.

— Не брал я никаких долларов.

— Значит, друзья твои взяли! — прошипел Сулейманов, вновь приблизившись к Волкову.

— А чего вы у меня тогда спрашиваете? — Паша, вновь старательно изображая испуг, отступил за спину Мамедова. — У них и спросите.

— Э нет, дорогой! — обернулся тот. — Твои друзья — ты и спрашивай…

— Они денег не брали — я же с ними все время был.

— Тогда, значит, ты взял. Выпил — вот и не помнишь! — улыбнулся кавказец. — Денег-то нет.

— Да не брал я — говорю же…

— Слушай: брал — не брал — это не мой вопрос! — снова вскинулся Сулейманов. — Наши деньги в твоей квартире пропали, ты их и должен нам вернуть. Где ты их возьмешь — твоя забота.

— И учти, — чуть ли не ласково добавил Мамедов. — Это сегодня семьсот долларов, а послезавтра будет тысяча. А еще через неделю — две тысячи! Деньги работать должны, а как им работать, когда их воруют?

— Ребята, я вам честно говорю — не брал! — Волков уже сообразил, что идет чистой воды подстава, и изо всех сил старался не выйти из предписанного образа.

— Э! Ребята вон — в футбол во дворе играют.

— Ну извини, Тейюб! Но я тебе, чем хочешь, клянусь — я деньги не брал!

— Ты, друзья твои — нам все равно, — подытожил Мамедов. — Тебе сказано, сколько ты нам должен, и что, чем больше ждешь — тем больше заплатишь.

Поняв, что дальнейшие разговоры ни к чему не приведут, Волков, не раздеваясь, лег на тахту. Он действительно почувствовал страшную усталость. Испуг-то можно и изобразить, а вот водка все эти дни была настоящая… Пашка привстал, нашарил в кармане пузырек с боярышником, одним глотком выпил все содержимое и, спиной чувствуя презрительные взгляды азербайджанцев, зашвырнул пустой флакон в угол комнаты[33].

Итак, они начали действовать активно. Но Сулейманов и Мамедов, какими бы грозными они ни пытались казаться, в этой игре — всего лишь пешки. Я уже говорил, что смести их с доски не представляло никаких проблем и раньше. Но, во-первых, из двух пескарей ухи не сваришь, а во-вторых, эти пескари являются всего лишь приманкой, сами того не ведая. Мы, знаете ли, больше по щукам… А вот щука пока не шла, хотя ее близкое присутствие я ощущал чуть ли не физически.

«Секретно

Экземпляр единственный

РАПОРТ

"Председатель" сообщает, что 16.09.**** г., то есть через день после того, как Сулейманов и Мамедов обвинили его в краже у них денег в сумме 700 долларов США, вечером кавказцы спросили его, принес ли он деньги. "Председатель" ответил отрицательно, добавив, что у него таких денег никогда не было и достать их нигде он не может. Он снова попытался убедить кавказцев в том, что не брал этих денег, но те не стали продолжать разговор. При этом гости вели себя не агрессивно. Мамедов, в частности, сказал, что, как он и предупреждал раньше, теперь сумма долга возросла до тысячи долларов — они слов на ветер не бросают. "Председатель" ответил, что они могут бесплатно жить у него пока, но пусть сумму не накручивают. В ответ Мамедов рассмеялся и ответил, что они и так будут здесь жить, а вот где жить самому "Председателю", и как жить — он должен хорошенько подумать.

Полагаю, что в ближайшее время следует ожидать появления новых фигурантов, которые на фоне выдвинутых кавказцами претензий будут оказывать на "Председателя" давление, подводя его к продаже квартиры. В связи с изложенным, прошу обеспечить непрерывное наружное наблюдение за квартирой в соответствии с ранее намеченным планом.

Ст. оперуполномоченный по ОВД

** отдела РУОП по СПб и ЛО

майор милиции Орлов П. Н.»

Ситуация накаляется, и это как раз то, чего мы ждем. Немного страшновато за Пашку, но я не думаю, что кавказцы будут предпринимать какие-либо решительные шаги. Пара-тройка оплеух не в счет — для Волкова они могут считаться массажем. А вот тот момент, когда на сцене появятся действительно серьезные люди, нам прозевать никак нельзя. Поэтому мы постоянно начеку и в любой момент готовы к активным действиям. Дежурная часть СОБРа получила указание по моему сигналу высылать группу силовой поддержки без предварительного согласования с руководством, все мои хлопцы напрягли спонсоров и положили денежки на счета своих мобилок, а Сашка Павлов закрутил любовь с одной дамой, проживающей в новостройках на Ленинском проспекте, и временно переселился к ней — это в пяти минутах езды от Волкова[34].

Момент, которого мы ждали, наступил на третий день.

Около одиннадцати позвонила Шабалина. Сегодня утром Пашка неожиданно попросил у нее не боярышник, а валидол. Это был условный сигнал, означавший, что необходим срочный контакт. Мы предусматривали такую возможность на тот случай, когда по каким-либо вопросам решение потребуется принимать незамедлительно.

Я рванул на «Юнону». Поехал сам, поскольку имел там еще и личный интерес: позвонила сестра и просила купить племяннику новые колеса для роликовых коньков — у него как раз день рождения, и я собирался на выходные к ним в гости. Хотя подозреваю, что у меня лично выходные теперь будут не скоро.

Припарковав машину без особых проблем: день все-таки рабочий и посетителей на рынок едет не так много, — я направляюсь сначала на толчок.

Это место всякий раз восхищает меня обилием и колоритом различных персонажей. И кого тут только нет… Бомж, стянувший кое-какую кухонную утварь в одном из дачных поселков под Гатчиной и торопящийся сбыть ее за копейки, чтобы поскорее взять в ближайшем ларьке дешевый суррогат подвального розлива. Молодые, приличного вида парни, предлагающие тюбики с суперклеем, моментально и намертво соединяющим все на свете, или новейший пятновыводитель. Этим нужен стартовый капитал, чтобы для начала купить ларек или небольшую шиномонтажную мастерскую. Где-то в сторонке, как бы дистанцируясь от остальных, стоит пенсионерка — по виду бывшая учительница, — после долгих мучений решившая, наконец, расстаться с собранием сочинений Блока. Ей стыдно и больно, но на пенсию, назначенную ей — кто знает, может, одним из бывших ее учеников, — прожить попросту невозможно…

А вон еще типаж — помятого вида мужик с беломориной в зубах. Перед ним на куске брезента от раскладушки разложены, кроме книг, самые разнообразные предметы: фарфоровая вазочка, детский микроскоп, набор вязальных крючков, деревянная ступка с пестиком, прибор для измерения кровяного давления, части от старой мясорубки, набор гаечных ключей и тому подобное. Интересно, откуда у него это барахло? И покупает ли его кто-нибудь? Книги — это я еще понимаю. Вон у него их тоже — целая стопка, которую почему-то венчает гипсовый бюст композитора Петра Ильича Чайковского. Судя по виду, да и по разговору, этот продавец — в недалеком прошлом советский интеллигент. Во всяком случае, сейчас он активно рекламирует потенциальному покупателю — маленькому щуплому мужчине в темных очках — томик стихов, доказывая при этом, что именно Ходасевич, а не Гумилев и не Ахматова является величайшим представителем русской поэзии периода Серебряного века. И ведь хорошо говорит — даже небольшая толпа собралась вокруг и с интересом слушает!

Впрочем, Хватит строить из себя Штирлица. Проницательные читатели все равно уже догадались, что этот самый продавец — знаток поэзии — не кто иной, как Паша Волков. И мне остается только добавить маленькую деталь: бюстик Петра Ильича Чайковского, пожертвованный, как вы помните, Мишей Уваровым, появился тоже не случайно. Сам факт наличия этого бюста среди прочего барахла означает, что интересующие нас люди вышли, наконец, на Волкова, и он не исключает, что находится сейчас под контролем. Именно поэтому не стал передавать информацию через аптечный киоск. А тот факт, что бюст стоит не на брезенте, а на стопке книг, указывает, что в одной из них для нас имеется записка, которую мне нужно как можно быстрее забрать, чтобы уяснить ситуацию.

Со скучающим видом я подхожу к волковскому «прилавку», беру и лениво начинаю перелистывать книгу, лежащую в стопке сверху. Это оказался «Нерв» Высоцкого. Паша меж тем переговорил с другим покупателем, поинтересовавшимся, нет ли у него стетоскопа.

— Извините, к сожалению, нет! На прошлой неделе был — забрали. Но вы пройдите вон туда — на соседний ряд, там я вроде бы видел… Поэзией интересуетесь, мужчина? — Это он уже мне.

— Интересуюсь, — неопределенно пожал я плечами. — А у вас, кроме Высоцкого, ничего больше нет?

— А что, Владимир Семенович вам не нравится?

— Почему? У меня просто этот сборник уже есть — точно такое же издание, кстати.

— Посмотрите — вот тут, в этой стопке, — есть кое-что…

Словом, идет ничего не значащий диалог между продавцом и праздно шатающимся покупателем. Волков затем предлагает мне тот самый томик поэтов Серебряного века, который не купил щуплый, потом еще пару каких-то сборников, а также настоятельно порекомендовал брошюру стихов Давида Самойлова. «Настоятельно рекомендую» — это тоже условная фраза, поэтому я покупаю именно Самойлова. Пашка «отдал» книжицу практически за бесценок, но не настолько, разумеется, чтобы это вызвало подозрения.

Расплатившись, я со скучающим видом прохожу дальше по ряду, задержавшись еще возле пары торговцев книгами и купив у одного из них томик зарубежной фантастики издания семидесятых годов. Зашел и на рынок — за колесами для роликов. Маловероятно, чтобы за мной пошел хвост — мы же не шпионы международного класса, — но возле машины я все же останавливаюсь и, закурив, украдкой посматриваю по сторонам. Нет, никого нет!.. Сев в салон, я внимательно пролистываю книжку Давида Самойлова и в середине нахожу обрывок газетной бумаги с карандашными каракулями на полях. Павел писал, не имея, видимо, достаточно времени, — поэтому и на знаки препинания внимания не обращал, да и местами текст приходилось разбирать с большим трудом. Но главное он все же сообщил.

«Только что у дома остановили другие — русские. Сказали надо отдавать долги. Времени дали три дня потом будут решать. Сказали деньги найдешь раз квартиру имеешь. Видимо пасут. Ставьте вагон»

Вопрос на сообразительность: когда лучше ремонтировать подземные трубы парового отопления и водоснабжения — зимой или летом? «Конечно же, летом — когда отопление отключают…» — недоуменно пожмет плечами читатель и будет, как любил говаривать вождь мировой революции, «…в корне неправ!». Трубы лучше ремонтировать зимой по той простой причине, что расценки за выемку грунта в это время значительно выше летних. Именно поэтому ремонт теплосетей у нас проводят как раз тогда, когда надо топить, а не тогда, когда до трубы легче добраться. Трудности нам, как известно, не страшны!

Впрочем, в этом году по прогнозам холода должны наступить рано, поэтому уже сейчас стали проводить очередные испытания теплосетей. Трубы, естественно, начали лопаться, и ремонтники вынуждены были работать, довольствуясь летними расценками. В новостройках и старых районах появились бригады рабочих, лениво ковыряющих грунт; на тротуарах вдруг выросли терриконы влажной земли, по которым подобно архарам приходится скакать жителям микрорайона. Перемазавшись с ног до головы, рискуя каждую секунду свалиться в какую-нибудь канаву, несчастные аборигены добираются-таки до ближайшей остановки общественного транспорта, проклиная при этом все на свете — от рабочих, которые, вообще-то, хоть и ни шатко ни валко, но дело делают, до губернатора, который доплату за зимний грунт все равно не получает[35].

Картина всем нам хорошо знакомая. Именно поэтому жители тихой улицы Котина не обратили особого внимания на строительный вагончик-бытовку, который вдруг появился возле одного изломов. Каждое утро туда заявлялась бригада рабочих, которые неторопливо переодевались и, напялив оранжевые жилеты, расходились по участку. Через определенное время они степенно шествовали на обед, затягивавшийся минимум на пару часов, потом снова шли работать, а к концу дня бригада вновь скапливалась в бытовке, откуда доносились приглушенные голоса, звон посуды и чей-то смех. Спустя час-полтора те же работяги, заперев вагончик, в приподнятом настроении расходились по своим маршрутам. Тоже ничего необычного — согласитесь! Но если бы кто-нибудь вдруг задался целью скрупулезно понаблюдать за деятельностью этой строительной бригады, то выяснилось бы, по меньшей мере, два довольно любопытных обстоятельства.

Во-первых, обычно один или два человека, заходя утром вместе с другими в бытовку, почему-то не выходят оттуда спустя положенное для переодевания время, и вообще непонятно, куда они деваются. А во-вторых, вечером, когда бригада покидает бытовку, навесив на дверь амбарный замок, внутри, тем не менее, кто-то остается. И если бы наблюдатель в темноте подкрался бы к вагончику и приложил ухо к стене, он смог бы расслышать приглушенные голоса, поскрипывание стульев и какое-то неясное гудение.

Но, как я уже сказал, жители микрорайона на появление ремонтников никак не отреагировали, и уж тем более не собирались за ними следить. Они каждый раз, с чувством легкого беспокойства открывая кран с горячей водой, с нетерпением ждали только одного — когда эта бригада закончит, наконец, свою работу и уберется восвояси, оставив за собой, как уж на Руси заведено, раскуроченное асфальтовое покрытие и кучи грязи. Если же вдруг какой-нибудь бдительный пенсионер решил бы все-таки докопаться до истины и позвонил в РЭУ, его отослали бы в Управление по теплоснабжению, а в означенном Управлении разъяснили бы, что на этом участке проводятся планово-профилактические работы по проверке состояния теплотрассы, но повода для беспокойства нет, поскольку горячую воду отключать не будут. Пенсионер, услышав последнюю фразу, усмехнулся бы саркастически, ибо за свою долгую жизнь имел удовольствие не раз и не два общаться с коммунальщиками и знает цену их обещаниям.

А между тем в данной конкретной ситуации они не врут. Вернее, врут, но наполовину, причем сами того не ведая. То, что горячую воду не отключат, — это святая правда. Пока, во всяком случае. А вот по поводу профилактических работ… Должен признаться, что все без исключения сотрудники работающей здесь бригады имеют весьма смутные познания в области прокладки линий теплоснабжения и ремонта трубопроводов, а посему проводить какие-либо профилактические работы, равно как и отключить горячую воду, не смогли бы, даже если бы и захотели. Все дело в том, что работающая здесь бригада жалованье получает не по ведомству коммунального хозяйства, а по моему.

Один из заместителей начальника Управления теплоснабжения — бывший военный строитель — сумел по нашей просьбе быстро организовать на один день экскаватор, который откопал в нужном районе несколько канав, чуть обнажив участки трубопроводов. И теперь бедный подполковник-инженер запаса каждый день приезжает на объект проконтролировать, как выполняется его категорическое указание: «Ни к чему не прикасаться!» Как в том анекдоте: «Космонавт Худайбердыев! Покормите собак и ничего не трогайте!..» Имея в принципе совсем иную задачу, «теплоремонтники», вяло помахивая лопатами, аккуратно выбирают из канавы оставшийся над трубами грунт, особо при этом не перетруждаясь и, главным образом, стараясь ничего не повредить — к удовольствию вышеупомянутого отставника, не устающего повторять: «Ради бога осторожнее — зима ведь на носу…»[36]. А главной задачей этой бригады, как несложно догадаться, было наблюдение за известной квартирой и обеспечение безопасности Волкова. И поставили этот вагончик уже на следующий день после моего контакта с Волковым.

Кстати сказать, в связи с этим необходимость в тайнике не то чтобы отпала, но… Помните, я вам обещал, что, когда надо будет, в квартире все появится — кое-какая аппаратура, я имею в виду? Сказано — сделано: в настоящий момент мы не только телефон прослушиваем, но и всю квартиру, причем можем не только слышать, но и видеть — во всяком случае, местами. Волков, разумеется, в курсе, что это за вагончик и что его жилище теперь на контроле. Он сам просил об этом в записке, сам впускал в квартиру сотрудников с техникой и лично стоял на стреме, пока они там работали. Где и что именно яковлевские ребята по квартире распихали — врать не буду, поскольку сам я там не был, но, судя по тому, что сводки технического наблюдения мы получаем исправно, распихали грамотно.

Правда, ничем интересным эти сводки пока не блещут. Кавказцы ведут себя не то чтобы мирно — они просто не обращают на хозяина квартиры никакого внимания: нет его — и все тут. Это, кстати, выглядит несколько неестественно — он же им вроде бы денег должен… Между собой постояльцы по-прежнему общаются на родном языке, и эти разговоры пока не расшифрованы — Толя Саидов все еще в отпуске на родине. Кстати, он обещал попробовать разузнать про Зейнаб Мамедову через надежных людей, но в любом случае эта информация будет носить неофициальный характер и нам нужна будет, что называется, для общего развития.

Только один раз за последние три дня южане заговорили с Волковым. Вечером, когда Паша вернулся домой — а он старался это делать теперь как можно позднее, чтобы меньше общаться с квартирантами. — Мамедов неожиданно спросил его:

— Ну что, деньги так и не нашел?

— Нет… — буркнул в ответ Павел и улегся на тахту, отвернувшись к стене и всем своим видом давая понять, что к продолжению разговора не расположен.

— Ну смотри! — криво усмехнулся кавказец. — Я слов на ветер не бросаю — мне ты теперь должен две тысячи, да и ребятам, что с тобой говорили, тоже — за беспокойство.

Волков ничего не ответил — эти беседы ему уже порядком поднадоели, как и нам. Ничего нового они не приносили — переливание из пустого в порожнее. В то же время местная братва, которая уже подъезжала к Волкову и интересовала нас гораздо больше, дала Паше, судя по его сообщениям, три дня, и этот срок истекает завтра…