Оперативный гамбит

Глава 4

Это, так сказать, предыстория. Причем все те детали, которые я уже вам сообщил, а также еще кое-какие, кои при всем уважении сообщить не могу, ибо закон о государственной тайне еще никто не отменял, хранятся не просто в моей голове, а задокументированы и подшиты в специальную папочку. Называется она «Скиталец» — в честь вечного бродяги Агасфера. В ней, в том числе, хранится и стенограмма нашего с Мещеряковым доверительного разговора. Да, и еще ксерокопии документов из уголовного дела по факту смерти Михаила Гойхмана. Собственно, там и документов-то всего, что протокол осмотра места происшествия, заключение судебно-медицинской и трассологической экспертиз, постановление о возбуждении уголовного дела и… постановление о приостановлении такового. И… — все! А вы еще что-то ожидали? Увы…

Свидетелей происшествия найти не удалось, данные о типе автомобиля, предоставленные экспертами на основании анализа рисунка протекторов и промеров базы и колеи, весьма расплывчаты. Кроме того, согласно заключению медиков, гражданин Гойхман М. Б. в момент ДТП находился в состоянии алкогольного опьянения, в последние годы являвшегося для него делом обычным. Словом, расследование велось вяло, результатов, естественно, не принесло, и его, в конце концов, приостановили ввиду неустановления лица, совершившего преступление. Пока да — лицо не установили. Но кто его знает, «что день грядущий нам готовит?..». Посему пусть эти бумаги полежат — есть ведь не просят.

И вот появилась Вера Разумовская — не забыли еще? Помочь ей «в лоб», как вы понимаете, у нас возможности нет. Я, правда, все же разыскал в одном из ящиков своего письменного стола визитную карточку с телефоном Витьки Дудникова и свел его с Верой. Пусть попробуют с Геной пободаться. А мы, со своей стороны, тоже начали определенные телодвижения в нужном направлении. Как стратеги говорят? Если атака в лоб невозможна — переходите к осаде. Вот и мы, если оперировать военными терминами, начали планомерную осаду.

Прежде всего, я через своих ребят из Центрального РУВД вышел на паспортный стол отдела милиции по бывшему месту жительства Разумовской. Начальник паспортного стола — немолодая уже женщина в погонах майора милиции — попросила своих девочек найти нужную мне форму.

— Кто, вы говорите, вас по этому адресу интересует?

— Назвался он Геной, а как его в действительности зовут… — пожимаю я плечами.

— Рагиф! — подсказывает майорша, глядя в карточку. — Раджабов, Рагиф Раджаб-оглы, одна тысяча девятьсот шестьдесят третьего года рождения.

— И что — он действительно прописан в этом адресе?

— Прописан… — Хозяйка кабинета находит нужную графу. — Уже почти пять месяцев.

— А на каком основании?

— На основании свидетельства о браке между указанным гражданином и гражданкой… — вновь взгляд в карточку, — Роговой Зинаидой Васильевной, а также на основании личного заявления Роговой с просьбой прописать своего супруга на принадлежащую ей площадь.

— Вы поймите, я не это имею в виду, — усмехнулся я. — Я понимаю, что документы в полном порядке.

— А в чем же тогда проблема? — насмешливо смотрит на меня майорша. Так обычно смотрит институтский преподаватель на студента-первокурсника в ожидании того, что тот сделает ту же ошибку, которую до него в течение многих лет делали десятки других таких же первокурсников.

— Вы же понимаете, что это все — липа! Какой у них может быть брак?!

— Брак зарегистрирован… — Моя собеседница вновь опускает глаза на документ, дабы найти и огласить дату регистрации и номер записи в книге, но я прерываю ее:

— Да я не сомневаюсь, что они свидетельство о браке вам предъявили. Но ведь это же фиктивный брак — неужели это сразу не видно?

— Молодой человек! Вы думаете, что этот случай у меня единичный? — В голосе женщины исчезают вдруг ироничные нотки и появляется усталость и даже злость. — Да этих алкашей только на моем участке за последние год-два переженилось и замуж повыходило столько, что с ума сойти можно! Прямо водочно-сексуальная революция… Я однажды попробовала одной такой дуре отказать в прописке супруга. Попросила того подождать за дверью, а ей прямо в лоб и говорю: «Куда ты, дуреха, лезешь? Он же тебе не то что в сыновья — во внуки годится!» А она мне отвечает — любовь у нее, видите ли… Я и не выдержала — просто выгнала ее из кабинета к чертовой матери. Так на следующий день она явилась в сопровождении своего суженого, и тот мне с порога заявляет: «Назовите свою фамилию — мы на вас жаловаться будем!» Я его спрашиваю: «Это по какому случаю жаловаться?» — «Я ее люблю, а вы не хотите, чтобы мы вместе жили». И эта… невеста долбаная… стоит тут же и кивает согласно. А от самой перегаром несет так, что потом кабинет надо было закрывать на проветривание. «Какая у вас любовь может быть — она же тебя лет на тридцать старше?» — говорю. И знаете, что он мне отвечает?

— Ну?

— «Пугачевой с Киркоровым можно? А почему нам нельзя?!»

— Н-да… — усмехаюсь я. — И что же дальше?

— Прописала! — с легкой долей самоиронии заявляет майорша. — А какие у меня законные основания отказать?

— Да послали бы их просто…

— Вот вы приходите на мое место — и посылайте. Они сейчас все грамотные стали, чуть что — жалобы пишут. А я, извините, до пенсии должна доработать. Дайте мне законное право их посылать — буду посылать. А пока — прописываю. Их, извините, ко мне не под дулом автомата приводят…

Я не нашелся что ответить… «Dura lex — sed lex!»[12] — говорили древние римляне, и — они правы. Законы надо соблюдать, как бы мы к ним ни относились. Обидно только, что в нашей замечательной стране что ни «lех» — то «dura»…

Следующие вновь появившиеся документы в моей папочке — это ксеро- и фотокопии разного рода форм и карточек, позволяющие нам проследить жизненный путь гражданина Раджабова с момента его прибытия в славный город трех революций до настоящего времени. Это, кстати, было не так сложно. Павлов потратил, естественно, определенное количество времени и бензина, но — недаром! Я не буду загружать вас излишними подробностями — скажу только, что, прописываясь по определенному адресу, вы указываете в карточке, во-первых, основания для прописки, а во-вторых, адрес, с которого прибыли в данное место. По предыдущему адресу прописки вы делали то же самое — и так далее. Словом, весь ваш путь в обратном порядке по этим карточкам можно проследить до самого рождения. Естественно, не только на основании ваших собственных слов, а и с документальным их подтверждением.

Итак: почти пять лет назад Северная столица нашей Родины была осчастливлена появлением на берегах Невы очередного выходца из солнечного Азербайджана. Но, в отличие от большинства своих земляков, снимающих квартиры поблизости от рынков, где они торгуют цветами и фруктами, Раджабов действовал по-ленински: он пошел другим путем. По статистике, как вы знаете, у нас на десять девчонок отмечается некоторый недобор по ребятам, и наш подопечный решает творчески использовать этот демографический пробел. Рагиф Раджабович заключает брак с некой гражданкой Мамедовой Зейнаб Октай-кызы, которая, между прочим, на три года его старше и имеет двоих детей от предыдущего брака, и прописывается на жилплощадь жены. «Ну и что же тут криминального? — спросит иной зануда-читатель. — А если это любовь?..»

Полностью согласен с означенным занудой! Кстати, и в том, что любовь проходит, причем иногда довольно быстро, тоже нет ничего странного или криминального. Поэтому я и не удивился тому, что менее чем через год Раджабов расторг брак с красавицей Зейнаб[13]. Согласно отметке в карточке, гражданка Мамедова с детьми вскоре после развода выехала на постоянное место жительства на родину — в Гянджинский район республики Азербайджан, — оставив свою хоть и небольшую, но все же двухкомнатную квартиру в полновластное владение бывшего супруга.

Не будем вдаваться в морально-этическую сторону дела — это хлеб журналистов, — но и с точки зрения закона здесь возникает немало вопросов относительно правомерности такого поворота событий. Я, как вы понимаете, по уголовным делам больше практикуюсь, чем по гражданским. Но у нас в Академии МВД лекции по гражданскому праву такой крючкотвор читал (он же и экзамен принимал), что я даже и сейчас еще кое-что помню. И смею вас уверить: выписать из квартиры несовершеннолетнего ребенка — дело практически невозможное. Впрочем, сейчас время иное — время, так сказать, безграничных возможностей — и то, что раньше было нельзя, теперь — можно! Не бесплатно, разумеется, а, как я уже говорил, за деньги. А деньги-то как раз у Раджабова были — если не в тот момент, то спустя некоторое время, потому что квартиру, принадлежавшую ранее его супруге, он незамедлительно… продал.

Не знаю, каким местом думали те, кто готовил законы, определяющие порядок приобретения и продажи жилья в родном отечестве. Скорее тем местом, которым не думают, а заседают. Ежели они вдруг хотели как лучше, то точно получили как всегда. И сколько за этим «как всегда» стоит искалеченных судеб, а то и трупов — одному богу известно. Впрочем, это лирика… Давайте вернемся к главному герою повествования.

Наш замечательный город лежит, как известно, на шестидесятом градусе северной широты, и зимы здесь холодные. Поэтому наш добрый знакомый Рагиф Раджаб-оглы на улице оставаться не мог, тем более — при деньгах. Не все же он заслал чиновникам за выписку Мамедовой с детьми… В поисках крыши над головой он повторяется — в том плане, что вновь находит себе суженую. Правда, теперь не на три года старше его, как Зейнаб, а… на десять! Зато без детей — дороговато, видимо, обошлась предыдущая операция. Что до разницы в возрасте, то, насколько я помню опять-таки родную Академию и лекции по судебно-медицинской экспертизе, в психиатрии это называется Эдипов комплекс, но уголовным законодательством все равно не карается.

Гражданка Белова Татьяна Владимировна — так звали новую избранницу нашего знакомого — была коренной жительницей Санкт-Петербурга и на постоянное место жительства в другие государства, республики или автономные области выезжать не планировала. Правда, супруга к себе имела-таки неосторожность прописать. Поэтому после развода с гражданином Раджабовым Р. Р., который последовал спустя примерно полгода после заключения брака, вынуждена была разменять 36-метровую комнату в центре города на Таврической на две маленькие — в новостройках, в разных районах. Супруг ее при этом переехал на Гражданку, а сама Татьяна Владимировна стала — во всяком случае, по отметке о выписке — обладательницей милой 9-метровой комнатушки в «хрущобе» на улице Костюшко. Впрочем, к Беловой мы давайте вернемся чуть позже — нам сейчас важней ее бывший суженый.

Деятельная натура Рагифа Раджабовича, как вы уже, вероятно, поняли, не могла смириться с тихим прозябанием в коммуналке и вскорости подвигла его на очередную авантюру. Правда, на сей раз он решил не связывать себя узами брака. Быстро продав комнату на Гражданском проспекте, наш новый знакомый переселяется в двухкомнатную квартиру на проспекте Наставников, единственным обитателем которой является некто Кузнецов Александр Владимирович, 1973 года рождения, инвалид второй группы с детства. И самое интересное заключается в том, что Раджабов прописывается туда в качестве… члена семьи! Я специально пытался выяснить, как ему это удалось, но в паспортном столе отдела милиции, на территории которого находится этот адрес, мне пояснить ничего не смогли. Начальник там сменился уже после указанного события, а начинать более углубленную проверку я пока поостерегся.

А теперь вопрос на сообразительность: как вы думаете, что произошло через восемь месяцев после того, как Рагиф Раджабович обрел новую семью? Правильно! Другой… хм… член этой семьи — гражданин Кузнецов — выписался из квартиры в связи с выездом на постоянное место жительства в Ставропольский край по состоянию здоровья. В собственноручно написанном им заявлении был указан адрес, по которому он выбыл: Ставропольский край, город Новоалександровск, Московская улица, дом 46. Ну а квартиру его новый единоличный владелец — некто Раджабов Р. Р. — продал спустя еще несколько месяцев.

И уже следующей вехой на жизненном пути нашего подопечного стал брак с Зинаидой Роговой, история которого нам уже частично известна. Добавлю только, что очередная — третья по счету (во всяком случае, здесь, в Питере) — супруга Раджабова была старше его не на три и не на десять, а на двадцать четыре года.

Полагаю, что даже самый распоследний зануда в этой ситуации призадумается, но: криминального в этом, на первый взгляд, опять-таки ничего нет. Если, разумеется, все сделки с недвижимостью совершались в рамках действующего законодательства. Только мы в нашей деятельности первым взглядом стараемся не ограничиваться и осторожно копнули поглубже. И вот тут-то и всплыли некоторые интересные моменты, которые мы сейчас вместе с вами попробуем проанализировать. Причем для простоты пойдем в обратном порядке.

Про Рогову, повторяю, вы уже знаете, поэтому сейчас речь пойдет о других бывших домочадцах любвеобильного южанина.

Во-первых, инвалид с детства Александр Кузнецов, непонятно как оказавшийся членом семьи Раджабова. Выяснилось, что… Впрочем, пусть лучше за меня говорят документы.

«Секретно

Экземпляр единственный

ОПЕРАТИВНАЯ УСТАНОВКА

Оперативной проверкой по бывшему месту жительства Кузнецова А. В., род. 06.03.73 в г. Ленинграде, проживавшего по адресу: Санкт-Петербург, пр. Наставников, д. 18, к. 3, кв. 165, было установлено, что в данном адресе указанный гражданин проживал с весны 1982 года. Соседями по лестничной клетке характеризуется положительно. Будучи инвалидом, работал на дому. После смерти матери жил один.

<…>

Около двух лет назад в квартире появился новый жилец, по внешнему виду кавказец, по имени Геннадий. Александр в беседе с соседом пояснил, что это его родственник. Спустя несколько месяцев после появления "Геннадия" Кузнецов стал заводить разговоры о том, что ему необходимо переехать в районы с более благоприятным климатом. Однажды он рассказал, что какие-то родственники "Геннадия" проживают на юге и готовы ему предоставить дом с садом и участком и что в том климате ему будет лучше.

<…>

Весной прошлого года Кузнецов в беседе с соседкой из квартиры ниже этажом заявил, что через неделю уезжает в Ставропольский край. Последний раз его видели через два дня после этого разговора. Писем или телефонных звонков от Кузнецова никто из соседей не получал, и его дальнейшая судьба никому из них не известна.

<…>

№ ***** от 07.08.19** г.

<…>

При сравнительном исследовании почерка, которым исполнен текст заявления от имени Кузнецова А. В. о выписке с постоянного места жительства в связи с переездом в Ставропольский край, с образцами его почерка установлено, что текст указанного заявления исполнен самим Кузнецовым Александром Владимировичем.

«Начальнику РУОП

по Ставропольскому краю

<…>

В связи с оперативной проверкой материала прошу вас срочно установить, проживает ли по адресу: Ставропольской край, г. Новоалександровск, улица Московская, 46, гражданин Кузнецов Александр Владимирович, 06.03.73 г. р., уроженец г. Ленинграда. При положительном результате прошу опросить названное лицо о причинах выбытия из Санкт-Петербурга. В частности, не оказывалось ли на него при этом какое-либо давление или угрозы, и, если да, то кем и по какой причине.

Ответ прошу срочно направить факсом в дежурную часть РУОП по Санкт-Петербургу и Ленинградской области, (812) 278****, Орлову П. Н. ** отдел.

Зам. начальника РУОП

по Санкт-Петербургу

и Ленинградской области

<…>

«Начальнику РУОП по Санкт-Петербургу

и Ленинградской области

<…>

(для Орлова П. Н. ** отдел)

На ваш исх. № ***** от 04.08.**** г. сообщаю, что гр. Кузнецов Александр Владимирович, род. 6 марта 1973 года, г. Ленинград, на территории Ставропольского края не зарегистрирован и ранее не регистрировался.

Одновременно сообщаю, что в городе Новоалександровске Ставропольского края по адресу: Московская улица, дом 46, расположен детский сад № 4.

Начальник РУОП

по Ставропольскому краю

<…>

Исп. Галай О. В.»

Интересно, не правда ли?.. А дальше будет не менее интересно!

«Секретно

Экземпляр единственный

ОПЕРАТИВНАЯ УСТАНОВКА

Проведенной оперативной проверкой по адресу: Санкт-Петербург, ул. Костюшко, дом 23, кв. 15 установлено:

Квартира состоит из двух комнат площадью 18 и 9 кв. м. Большую комнату занимает гр. Васильева М. Ю. с несовершеннолетней дочерью Васильевой С. Т. Со слов Васильевой, вторая комната длительное время пустует. Владелец комнаты Макеева А. В. последние шесть лет фактически в данном адресе не проживает. За последние два года несколько раз комнату от ее имени смотрели различные люди, имевшие при себе ключ. Цель этих визитов, как Васильева смогла понять из слышанных ею разговоров, — продажа комнаты.

Белова Т. В. в указанном адресе не проживала. Под посторонним предлогом Васильевой было предъявлено несколько фотографий, в том числе и фото Беловой — указанное лицо ей не знакомо.

<…>

Проверку произвела: Уралова Л. Ф.»

«Начальнику РУОП

по Санкт-Петербургу

и Ленинградской области

<…>

На ваш запрос исх. № ***** от 08.08.19** г. сообщаю, что гр. Белова Татьяна Владимировна, 27.10.53 г. р., прописанная по адресу: Санкт-Петербург, ул. Костюшко, 23–15, числится без вести пропавшей с 12.05. ** г. согласно заявлению сестры, Пантелеевой И. В.

Розыскное дело № ****** находится в производстве в Московском РУВД г. Санкт-Петербурга.

Начальник ИЦ ГУВД

Санкт-Петербурга

и Ленинградской области

<…>

С этим розыскным делом мы, разумеется, познакомились, и в моей папочке имеются ксерокопии нужных бумаг. Не буду загружать вас лишними документами — у меня и самого от них голова кругом, — но отдельные фрагменты некоторых из них все же процитирую.

Вот, например, выдержка из объяснения, полученного со слов Ирины Владимировны Пантелеевой — сестры Беловой[14].

«Вопрос: Не рассказывала ли вам Белова о каких-либо проблемах, возникших у нее в последнее время? Не получала ли она каких-либо угроз, и если да, то в связи с чем?

Ответ: Никаких угроз Таня ни от кого не получала — мне об этом неизвестно. Я думаю, что если бы такие угрозы были, то она бы мне сказала. <… > О каких-либо серьезных проблемах у нее мне тоже неизвестно.

Вопрос: Кем работала Белова, и не было ли у нее серьезных неприятностей на работе?

Ответ: Таня работала массажисткой в частном салоне и имела своих клиентов. Насколько мне известно, никаких неприятностей у нее по работе не было.

<…>

Вопрос: Как вами было сказано ранее, Белова развелась с мужем и в связи с этим разменивала принадлежащую ей комнату. Как складывались ее отношения с бывшим мужем в связи с этим? Не было ли со стороны бывшего мужа фактов принуждения Беловой к обмену?

Ответ: Я не одобряла этого брака. Таня это знала и мне не рассказывала ничего об их отношениях. Самого ее мужа я видела только два раза, когда была у них в гостях на день рождения Тани и на их свадьбе. Поэтому, когда Таня сказала, что они разводятся, я сказала, что правильно… <…> Но про обмен она сама сказала, что согласна менять, потому что у нее будет возможность сделать себе отдельную квартиру. Ей Гена <… > дает доплату, чтобы она разменяла комнату. <…>

Вопрос: Известно ли вам — получила ли Белова деньги от своего бывшего мужа и какую сумму?

Ответ: Таня говорила мне, что ей обещали пять тысяч долларов. Она также говорила, что она по обмену получит комнату и сразу будет с этой доплатой покупать квартиру… <… > Я потом спрашивала, получила ли она деньги, а она сказала: «Не волнуйся, все в порядке, деньги уйдут сразу за покупку квартиры…» <…> А получила ли она эти деньги — я так и не поняла…

<…>

Вопрос: Когда вы последний раз видели Белову, не объясняла ли она вам, что хочет куда-то уехать?

Ответ: Последний раз я видела ее 4 мая. Она говорила, что вопрос с обменом решился, и она теперь собирается поехать в деревню в Псковскую область к родственникам на майские праздники. <…> На День Победы эти родственники нам позвонили, чтобы поздравить маму, и я спросила, как там Таня. Они сказали, что не знают и что Таня к ним не приезжала…»

Что, устали? Да оно и понятно: язык протокола — это особый стиль. И проблема не в том, что пишут протоколы не Толстой, Достоевский или Уайльд, а скромные бойцы невидимого фронта, многие из которых Уайльда (а порой — увы! — и Толстого) не читали. Проблема в специфике жанра. Не забывайте, что Лев Николаевич или Федор Михайлович излагали исключительно свои собственные мысли, дабы донести их до читателя. Мысли эти глубоки и содержательны — иначе кто бы их книги читал? — а посему должны быть и столь же изящны, дабы форма соответствовала содержанию. А следователь излагает на бумаге мысли исключительно чужие, причем мысли, в основном, грязные. Что касается литературного стиля наших героев, то позвольте сей аспект даже не комментировать. Здесь следователю иной раз приходится так потрудиться, что Маршак, переводящий Шекспира, выглядел бы в сравнении с ним жалким школяром. Однажды при мне молодой парень, обвинявшийся в убийстве, на очередной вопрос следователя поморщился, как от зубной боли, и страдальчески выдавил:

— Да че я тебе — академик?.. Датый уже был в хламину — вот крышняк и поехал.

Коллега при этом продолжал невозмутимо барабанить по клавишам компьютера. Для интереса я взглянул через его плечо на экран монитора. Вышеозначенная тирада в «переводе» выглядела следующим образом: «Я точно не помню, поскольку ввиду алкогольного опьянения не отдавал отчет своим действиям»… Вот так! Причем, повторяю, — с ходу, ни на секунду не останавливаясь. Я бы еще посмотрел, как бы сие тот же Маршак перевел и сколько бы времени ему для этого потребовалось.

Кроме того, у классиков красота языка и богатство стиля изложения являются если не самоцелью, то одной из главных составляющих произведения. Помните темы школьных сочинений? «Описание природы в рассказах Тургенева», «Картина русской зимы в романе "Евгений Онегин"» и тому подобное. Авторы же протоколов пишут свои «произведения» исключительно с целью придания монологам своих подопечных юридического статуса. Здесь главенствует Его Величество Факт! «Он сказал… она сказала… он сказал… она сказала…» Тот же Достоевский вместо «сказал» использовал бы целую обойму синонимов: «произнес», «изрек», «вымолвил», «пробормотал» и тому подобное, чем окончательно запутал бы судью. И еще — немаловажно! — над Львом Толстым, творящим «Войну и мир», не довлели сроки производства по делу.

Вот ведь — опять отвлекся… Давайте по существу! Оперативник, ведущий дела по розыску и занимавшийся исчезновением Беловой, беседовал, естественно, и с Раджабовым. Некоторые выдержки из объяснения оного господина, имеющегося в папке, тоже будут небезынтересны:

«Вопрос: Когда вы последний раз виделись с вашей бывшей женой?

Ответ: С Беловой я последний раз виделся в середине апреля, когда решали вопрос об обмене. Мы получили все обменные ордера. После этого я с ней не встречался.

<…>

Вопрос: Сестра Беловой Пантелеева пояснила, что вы обещали Беловой доплату в качестве компенсации за ухудшение жилищных условий при обмене. Соответствует ли это действительности?

Ответ: Да, я обещал ей пять тысяч долларов, если она согласится на предложенный вариант. Она была согласна.

Вопрос: Отдали ли вы эти деньги?

Ответ: Да. Я передал ей пять тысяч долларов США в тот же день, когда получали обменные ордера. Деньги я передавал при свидетелях, в нотариальной конторе. Деньги она получила полностью сразу всю сумму.

<…>

Вопрос: После того дня, когда вы получили ордера и отдали Беловой деньги, встречались ли вы или говорили с ней по телефону?

Ответ: Нет, с тех пор мы не встречались и не звонили друг другу.

<…>

Вопрос: Где вы находились в период с 4 по 9 мая и чем занимались?

Ответ: В это время я находился в Баку. Мой отец был болен, и я еще в конце апреля туда улетел. Вернулся я в Санкт-Петербург 12 мая.

<…>»

Излишне, надеюсь, говорить о том, что факт пребывания Раджабова в Баку в указанный период времени мы проверили. Он действительно улетел туда 28 апреля и вернулся в Санкт-Петербург 12 мая. Стопроцентное алиби…

Итак: из четверых людей, имевших, мягко говоря, неосторожность прописать Раджабова в свои апартаменты, один — точнее говоря, одна — достоверно мертва, а двое просто пропали. Что касается Зейнаб Мамедовой, то ее судьба нам неизвестна, и сомневаюсь, что станет известна вообще. В Азербайджан и во времена Советского Союза-то запросы посылать было делом практически дохлым — но тогда хоть можно было съездить туда в командировку[15]. Сейчас же о командировке в другое государство по подобному поводу не стоит и заикаться, а что касается запроса… С таким же примерно успехом я мог бы написать письмо президенту Соединенных Штатов с требованием немедленно ликвидировать военные базы на территории острова Мадагаскар (если они там, разумеется, есть). Впрочем, аналогия не совсем удачна: от администрации американского президента ответ был бы получен…

Но и три из четырех, повторяю, на случайность никак не тянет. Однако, для суда и следствия эти математические выкладки — все равно не аргумент. Пропал без вести — это не значит умер насильственной смертью, и оснований для уголовного преследования кого-либо здесь нет. Нет трупа — нет преступления!

Впрочем, один труп есть. Рогова, правда, умерла в больнице, но… Как говорит один мой старый приятель и коллега — будем посмотреть!

Лет восемь назад довелось мне на тренировке подвернуть ногу и в связи с этим уже в качестве пациента, а не для формального ежегодного медосмотра, как обычно, посетить нашу ведомственную поликлинику на Дворцовой площади. С тех самых пор я стараюсь не болеть. И уж если попал в больницу — пусть даже обычную городскую, — то исключительно по делам службы. Кстати, попасть туда оказалось не так уж легко. Не знаю, какие там хранятся государственные секреты или материальные ценности, но охранник в новой униформе с беджем «Служба безопасности», при дубинке и наручниках (это в больнице-то!) так просто впустить меня отказался. Он достаточно придирчиво и с глубокомысленным видом изучил мое служебное удостоверение, позвонил куда-то, сделал отметку в толстом гроссбухе и только после этого милостиво разрешил мне пройти, указав, правда, дорогу к кабинету главного врача.

Разумовская была права: главврач оказалась на редкость приятной и интеллигентной женщиной. Тихий и мягкий голос, внимательные карие глаза, манера говорить, слегка улыбаясь, — все это очень к ней располагало. Когда я представился и снова полез в карман за удостоверением, она неожиданно с улыбкой произнесла:

— Спасибо, не надо! У меня муж — военный, так что я людей в погонах сразу отличаю.

— Вы извините, что я вас отвлекаю…

— Я вас слушаю!

— Простите, ваше имя и отчество?

— Ольга Александровна.

— Ольга Александровна! Раз уж вы — жена военного, то, что такое военная тайна, наверное, хорошо знаете?

— Я же говорю — вы далеко не первый милиционер в этом кабинете, — вновь улыбается главврач. — Что конкретно вас интересует?

Рогову, как выяснилось, она прекрасно помнит, поскольку смерть больного, тем более скоропостижная, — это ЧП. По этому случаю проводится проверка, и результаты главврачу докладываются в обязательном порядке. Но ничего экстраординарного, что способствовало бы укреплению наших подозрений, Ольга Александровна сообщить не могла.

Рогова поступила в больницу по «скорой». Состояние ее было тяжелым, но в этом тоже ничего странного нет, клиническая картина — обычная для подобных случаев. Диагноз — цирроз печени, острая сердечная недостаточность — сомнений не вызывал еще при жизни пациентки и полностью подтвердился при вскрытии. Он также достаточно типичен для представителей «данной социальнойтруппы населения», как любят выражаться ученые мужи в популярных телепередачах для домохозяек.

В больнице Рогову никто не навещал, за исключением мужа, который, правда, появился только однажды — на следующий день после госпитализации. Да, собственно говоря, лечащий врач навряд ли разрешил бы свидание в последующие дни — больная была тяжелая, практически постоянно находилась под капельницей. Лечение было назначено абсолютно правильно, но сделать что-либо было уже нельзя — организм находился в слишком запущенном состоянии.

— Видите ли, Павел Николаевич, у этих субъектов печень — как бы это вам попонятнее объяснить… Условно живая! Как пресыщенный раствор: вроде бы нормальный раствор с виду, а вот брось маленький кристаллик — и сразу все затвердеет. А лечение… — Главврач на секунду задумалась. — Знаете такую игру детскую — карточный домик? Ставят на кучу карт две карты шалашиком и тянут по одной карте из кучки. Кто шалашик разрушил — тот проиграл. Представляете?

Я кивнул.

— Вот и тут примерно такая же ситуация… Ну, не совсем, конечно, такая, но позволяет представить положение дел более наглядно. Представьте, что шалашик — или домик — это печень алкоголика. Я, как врач, могу этот домик поправить, если он как-то покосился, допустим, но больше ничего сделать не могу — к примеру, склеить эти две карты или прикрепить их к основанию. А сам алкоголик в это время карты, которые в куче под домиком, дрожащей рукой вытаскивает, и каждая принятая им доза алкоголя — это очередная вытащенная карта… — Главврач вздохнула и продолжила: — Это, повторяю, примитивное сравнение, но аналогия достаточно близкая. К тому же сердце слабое, а ведь это все взаимосвязано. Тем более у женщины, да еще в таком возрасте. Женщины вообще и алкогольную зависимость, и все болезни, отягощающиеся алкоголем, переносят значительно тяжелее мужчин.

— Спасибо за разъяснение, Ольга Александровна! Но меня интересует несколько другое… — Я замолчал, собираясь с мыслями. — А если я поставлю вопрос таким образом: не могли ли Роговой помочь отправиться на тот свет?

Вопреки моему ожиданию, главврач не улыбнулась возможной наивности моего вопроса, а, напротив, восприняла его достаточно серьезно.

— У нас, насколько я помню, не было никаких оснований это утверждать или хотя бы подозревать. Она поступила тяжелая, но никаких признаков насилия, да и жалоб подобного рода с ее стороны не было. Состояние, повторяю, было весьма типичным для людей… ее круга. Если хотите, я могу еще раз взглянуть на историю болезни.

Она сняла трубку стоящего на столе телефона и трижды крутанула диск номеронабирателя:

— Татьяна Ивановна?.. Добрый день еще раз — Амелина! Татьяна Ивановна, у меня к вам просьба. Найдите, пожалуйста, историю болезни Роговой Зинаиды Васильевны… Нет, это уже не с отделения… Да-да, летальный исход, — и принесите ее, пожалуйста, мне… Да, сейчас, если можно… Хорошо… Да-да — я помню… Хорошо!.. Спасибо, Татьяна Ивановна!

Главврач кладет трубку и вновь обращается ко мне:

— Я, конечно, не специалист в подобного рода вопросах, но… Понимаете, цирроз печени — это болезнь и, в конечном итоге, причина смерти. А вот что касается причины возникновения самого цирроза — это, в общем случае, аномальные нагрузки на печень: злоупотребление алкоголем, химия, сильные удары… Боксеры, например, подвержены ей, даже если они не пьют алкоголь.

— А яды? — осторожно возвращаю я беседу в нужную колею.

— Сложный вопрос! Яды действуют по-разному. К примеру, печально знаменитый цианистый калий, который так любят авторы детективов, мгновенно блокирует гемоглобин — это равносильно тому, как если бы кровь у человека… ну, просто внезапно исчезла. Прекращается питание мозга — и смерть. Другие яды действуют на иные органы или системы, причем различным образом и в различные сроки. Вы слышали версию о том, что Наполеон был отравлен мышьяком?

— Разумеется! — киваю я. — История смерти Наполеона даже вошла в учебники криминалистики. Кто-то из историков проанализировал симптомы болезни императора в последние годы жизни и нашел, что они очень похожи на отравление мышьяком — это был очень популярный в то время яд. Выдвинутую версию подтвердил анализ волос Наполеона, содержание мышьяка в которых было аномально высоким. Впрочем, насколько я помню, доказанным это считать нельзя — такова всего лишь версия.

— Да, это так. Но самое интересное в этой истории то, что воздействие мышьяка продолжалось в течение нескольких лет — об этом я читала. Несколько лет Наполеону подсыпали яд! Медленное отравление — и медленное угасание, и никто не мог заподозрить насильственной смерти… — Амелина на секунду замолчала, акцентируя внимание на последней фразе. — Правда, отравление и цианистым калием, и мышьяком легко определяется при вскрытии и после проведения соответствующих анализов.

В вашем же случае… Если вы имеете в виду, что вашей подопечной дали какое-то сильнодействующее средство, то должна сказать, что об остром отравлении — то есть, как если бы она сразу приняла эффективную дозу, — речи быть не может. Клиническая картина совершенно иная. Есть, конечно, такие вещества, воздействие которых нельзя выявить даже в том случае, если изначально смерть выглядит подозрительной. А в принципе… Если люди пьют каждый день какой-нибудь суррогат — что это, как не медленное отравление? Печень, как никакой другой орган, чувствительна к химическим воздействиям, и…

Стук в дверь прервал монолог Амелиной, и вошедшая в кабинет пожилая женщина в белом халате подала ей медицинскую карточку — не то чтобы очень пухлую, но достаточно объемистую. Ольга Александровна некоторое время молча просматривала ее, а затем заключила:

— Я не вижу никаких причин утверждать, что больной на тот свет, как вы сказали, помогли отправиться. Клиническая картина болезни, состояние организма — все типично для алкоголиков. Они сами себя травят!

Что ж — все логично… Только я не могу успокоиться, ибо не верю, чтобы Раджабов мог спокойно дожидаться естественного конца своей «супруги»! Он молодой, ему все надо быстрей, он будет рваться к своей цели, и терпения ему просто бы не хватило. Он должен был что-то делать!

— Ольга Александровна, а не мог бы я получить копии этих документов?

— Каких именно?

— Всех… — слегка понизив голос, произнес я, стараясь придать моим словам оттенок загадочности. На самом деле я просто не знал, какие именно документы будут нужны.

— У нас, извините, ксерокса нет… — пожимает плечами Амелина. — Впрочем, вы можете забрать оригинал, только мне нужен протокол изъятия.

Да, — я далеко не первый милиционер, побывавший в этом кабинете. Что ж — приятно иметь дело с понимающими людьми. Особенно приятно, прежде всего, потому, что в последние годы их количество резко поубавилось. А что до протокола — так нет проблем: нас еще в «Стрелке» так натаскали их сочинять, что до самой смерти не разучусь.