Опричники

Глава 12 Край былинный

После Конева они проехали через Онегу по понтонному мосту, вызвав удивленные взгляды мужчин, что собирали деньги за проезд. В их представлении молодые девицы и такие серьезные агрегаты не ввязывались. Дальше дорога шла по грейдеру. По причине весны неважному. Вот здесь все преимущества высокого клиренса и больших колес оказались уместны. На некоторых участках дороги Наталья даже гнала под восемьдесят, обгоняя груженые бревнами лесовозы.

Вскоре они пошли вдоль полноводной реки Кены. Древнему пути новгородцев к Студеному морю. Пелагея с интересом взирала на проносящиеся мимо деревни. Не все из них были заброшенными. То здесь, то там виднелись приложенные руки рачительных хозяев. Обшитые вагонкой или сайдингом дома, свежие гаражи или сараи. Частенько избы были украшены узорочьем, наличники и карнизы покрыты затейливой резьбой.

И еще вот на что особенно обратила внимание уроженка Верхней Тоймы. Уклад крыш здесь был в основном русский, а не чудской. И почти под каждым коньком висел старый или обновленный знак Ярилы, славянского бога весны и плодородия. Но Пелагея ведала, что именно этот оберег использовался русскими людьми для защиты от нечистой силы. И такое частое его появление служило толстым намеком на тонкие обстоятельства.

— Наташа, тормози!

— Что такое?

— Глянь, какая колокольня красивая! Можно туда проехать?

Они въехали в деревню Измайловскую. По ту сторону Кены высилась старинная церковь и колокольня. Те чудесно отражалась в водах реки, на которой еще не сошло половодье. Седых с сомнением оглядела странный мост. Он деревянный, на так называемых «городнях», срубленных из дерева и заполненных камнями быках в форме лодок. Наталья считала, что таких уже и не осталось в природе.

— Не, я туда не поеду.

— Тогда я схожу.

— Меня подожди!

Наталья уже смирилась с тем, что временами её коллега будет брыкаться, но сейчас это не имело никакого значения. Да и передышка не помешает. Они и так график перекрывают. Все-таки молодцы дорожники — трассу неплохую обустроили! Не то, что было еще лет десять назад с грунтовыми участками и вечной белой пылью.

За сооружениями давно не следили, церковь и колокольня здорово обветшали и представляли собой жалкое зрелище. Что, в общем-то, стало уже делом привычным на просторах России. Люди уезжали в города, экономика поменялась.

— Такую красоту теряем, — с горечью прошептала Трескина.

— Что поделать, тут народу почти не осталось. У нас дома не лучше.

— Но ведь масса туристов мимо проезжают! Уж можно было потратить толику денег на восстановление.

Наталья хотела цинично упомянуть, на что в России власти обычно тратят финансы, но затем решила промолчать. И в самом деле скотство — о таких объектах собственного наследия не заботиться. Пелагея между тем подошла к церкви и положила руки на стену, застыв на некоторое время.

— Намоленная, — тихо прошептала она. — Все сохранилось. Какие же тут чистые души обитали.

Вот здесь Седых нечего оказалось сказать в ответ. Хоть девушка и была крещеной, и в детстве бабка её на службы регулярно водила, но так она и осталась не воцерковленной и мало что понимала в богословии. Ощутив себя уязвленной, Наталья пробурчала:

— Ты и это чуешь?

Пелагея обернулась, сейчас её прозрачно-голубые глаза светились.

— Меня бабушка как-то возила в Белоруссию. Родственники там у дедушки с войны остались. И побывали в Полоцке в старинном женском монастыре. Главный храм большой и красивый, но есть старый, маленький и скромный. Ему уж тысяча лет, наверное. Там внутри монахиня пожилая сидела и рассказывала историю. Ходить не может по хозяйству, таким образом общине помогает. Она мне и поведала: — Встань, девонька у стены, прижмись всем телом, и тебе тепло на душе станет.

Седых с интересом оглянулась на коллегу. Такой воодушевленной она её редко видела. В этот момент даже можно было признать, что Пелагея очень красивая.

— И что?

— Я так и сделала. Вот тогда в первый раз… все это и ощутила. Та церквушка невероятно намоленная была. Энергии на атомную бомбу хватило бы. Подобную я видела только в Боголюбово. Там, где князя Андрея Боголюбского убили.

— Вот как?

— Тоже старинная и с печальной энергетикой. А у лестницы, где князя порешили, чернота до сих пор стоит.

— Подожди, ты же ведунья, ведьма? И тебе не мешает Христос?

Пелагея мягко улыбнулась и достала серебряный крестик:

— Он никому не мешает. Ни чтобы зло множить, ни чтобы добро творить.

Наталья задумалась:

— Ты права. Под крестом столько плохого совершено.

— Потому что мир сложней наших представлений о нем. А что ведунья… Так мы и поставлены в мир, чтобы границу его сторожить. Тем и ангелы на небесах занимаются, — Пелагея посмотрела наверх, — только у них масштабы величавей.

Седых также подняла голову, а потом нахмурилась.

— Хватит болтать! Поехали. Осталось уже недалече.

Так и оказалось. После Першлахты дорога окунулась в густой лес, и минут через пятнадцать они поворачивали к Вершинино. Столице Кенозерского национального парка. Именно благодаря ему удалось сохранить здешнюю старину и артефакты. Вскоре они спускались вниз к Кенозеру, имеющему весьма причудливую конфигурацию. Именно в этих урочищах располагался водораздел между Атлантическим и Северным ледовитым океаном. Такое вот сакральное место.

Дорога пошла вдоль берега, а на горе высилась знаменитая Никольская часовня. Как будто вернувшаяся обликом из ветхой старины, она доминировала над окружением, заставляя задирать голову и думать о вечном. Они остановились около «Визит-центра» нацпарка. Наталья вышла из автомобиля, заляпанного свежей весенней грязью, постукала колеса и оглядела кузов. Затем опричница достала телефон:

— Сейчас позвоню нашей связной.

Пелагея усмехнулась:

— Ты так говоришь, как будто мы в разведке.

— Зря смеешься, так и есть. Считай, что мы временно на враждебной территории.

Трескина резко обернулась к напарнице, на её лице отразилось крайнее удивление. Но совет опричница восприняла стоически. Иначе зачем подписывала кучу бумаг, о которых ранее и слыхом не слыхивала.

Они стояли на южном склоне, и солнце понемногу входило в силу. Двери автомобиля были распахнуты, девушки разлеглись на откинутых креслах и принимали солнечные ванны. Надо пользоваться любой минутой раннего лета. Закон для северян.

Внезапно кто-то проскользнул на заднее сиденье и радостно завопил:

— Наталка, сто лет, сто зим! Это где вы такую красивую машину отхватили? Надолго к нам? Что за лебедка белая с тобой? Куда путь держите?

Ошарашенные опричницы повернулись к бойкой молодке, которая то и дело хваталась за густые рыжие пряди, которые падали на конопатое в рябь лицо.

— Дарья, ты чего на звонок не ответила?

— А чё? Я в магазин пошла за печенками да баранками. А то хватилась, и к чаю нет ниччё! — местная жительница подняла сетчатую сумку. — Я вас так рано и не ждала. Тут накося — звонишь!

— Ладно, — Седых посерьезнела. — Чего случилось у вас?

— Ой, чей-то и случилось! — Дарья от избытка чувств всплеснула руками, и из сумки посыпались баранки. — Вот я разиня! Айда ко мне чай пить.

Наталья скривилась:

— Из вашей болотной водички?

— Да она самая полезная и есть! — обиделась молодка.

Седых сначала повернулась к коллеге и лишь потом согласилась.

— Но чтобы быстро. Что мы зря так рано приехали?

Дарья широко улыбнулась:

— А ты не торопись! Все равно за день не успеешь.

Сидели на кухне обычного деревенского дома. Разве что вид был чудесный на озеро. У причала стояли простые гребные лодки и моторки, на одной мужики собирались на рыбалку, тщательно проверяя сети. Рядом крутились собаки, радостно подвывая.

— Наталка, к директрисе ни в коем разе не ходите!

Если Наталья с подозрением смотрела на желтоватую воду, в которой заваривали чай, то Пелагея к болотному оттенку отнеслась спокойней. Чай, не баре, чтобы очищенную химией водичку хлебать. Она поинтересовалась:

— А почему она нас не любит?

Дарья махнула рукой:

— Да ктой его знает! Дела дней минувших. Любит она все сама решать. Да не все получается!

Седых поставила чашку на блюдце и категорически потребовала:

— Дарья, кончай пустопорожнее нести! Что случилось такое, что нас сюда срочно дернули?

Рыжая молодка враз налицо посерьезнела и кивнула в сторону Пелагеи:

— Я думала, по старой памяти Марфа приедет. Она кто?

— Заместо нее.

— О как! — Дарья несказанно удивилась. — Ведунья? С каких берегов?

— Двинских, — спокойным тоном ответила Трескина.

Дарья подумала и что-то для себя решила:

— Сильные там были женки в старые времена. Ну, тогда слухайте. Все вразе случилося. Козел черный позавчерась пропал, и крест на Часовне, что на Мызе, упал наземь. А ветра не було.

— Чего такое несешь, Дарья?

— Подожди, Наташа. Еще кресты где-то падали?

Рыжая молодка задумалась:

— Да неведомо мне. Старые часовенки по берегам, ходу туда только на лодке. Да и на Мызу вы в брод, как летом, не попадете.

— Есть моторка?

— В Усть-Поче договорилась, дадут. Но за бензин заплатить придется. У нас в Вершинино слухи быстро расходятся. Да и козел именно там пропал.

— Понятно.

Дарья выглянула в окошко:

— Ой, мой с рыбалки едет! Девки, собирайтесь. Там в Усть-Поче в часовне Николы-Угодника вас Патрикеевна ждет. Она все и обскажет. Здесь вам лучше не задерживаться, а то не ровен час из администрации о вас узнают.

Они подкатили к повороту на Почу, когда Трескина выкрикнула:

— Тормозни, пожалуйста!

Пелагея рыбкой выскочила из автомобиля и с восторгом подошла к огромной сосне, сплошь обвешанной разноцветными тряпочками-заветами и лоскутами. Девушка осторожно касалась их руками.

— Ты что такое делаешь?

— Они говорят со мной. Люди оставляют здесь кусочки надежды.

Затем Трескина подошла к толстенному стволу дерева и обняла его. Седых напряженно ожидала — что-то ей во всем происходящем не нравилось.

— Зачем нам это?

— Этому древу уже более двухсот лет. Оно много чего на своем веку повидало. Нам нужна Священная роща. Говорят, их тут более тридцати. Нигде в Европе больше такого количества в одном месте не существует. Что же тут особенного?

Погода на Севере переменчива. Налетела нежданная туча, и в поселок Усть-Почу, что с трудом впихнулась в длинную косу на Свином озере, что намыла река Поча, они вкатили в сумраке. Очень странное селение — вытянутое вдоль и сжатое водами озера имело лишь одну улицу, по которой Седых устремилась вперед.

— Где здесь часовня-то? — тормознула около клуба Наталья и начала натягивать ветровку. — Спросить, что ли у бабок?

— Ннне ннадо, — внезапно задрожала Пелагея. Девушку трясло, глаза выкатились, на лбу появилась испарина.

— Что с тобой, никак заболела?

— Это они так смотрят. Не по нраву я им.

— Тааак! — Седых затянула молнию и вызверилась в открытое окно внедорожника. — Тетки как детки. На неместных всегда так поглядывают.

— Ты не понимаешь! Они ведают, кто я!

Наталья нажала кнопку поднятия стекол и протянула:

— Вот дела! Они тут что — все ведьмы?

— Нннет, ты опять-таки не понимаешь. Но они чувствуют!

— Так, подруга, не раскисать! Поехали, разберемся. Не по нраву мы им, видите ли. Так и невесты на выданье! Перебьются!

Часовня Николая Чудотворца была стиснута со всех сторон неказистыми постройками. Мимо проскочишь и не заметишь. Их ждали. Светловолосая улыбчивая женщина сошла с крыльца и цыкнула на баранов, что торчали рядом.

— Здравствуйте, гости дорогие. А я уж все глазенки проглядела. Это вы из Архангельского города будете?

— Мы самые! Я Наташа, это Пелагея.

— Ой, какие молодые и баские! И таких к вам берут?

— Какие уж есть. Что у вас случилось…

— Елизавета Патрикеевна. А у нас беда, девочки. Козел пропал.

— Так, стоп! Что за козел, и почему такая буча? Ради этого нас из города дернули?

Женщина строго поджала губы и кивнула в сторону врат:

— Внутрях поговорим, служивые.

Седых лишь хмыкнула и нажала кнопку на сигнализации автомобиля. Перед дверью они накинули косынки. Часовня оказалась маленькой, но очень внутри приятной. На полу здоровенные плахи, коим лет сто точно есть, наверху чудесными образами раскинулись расписанные «Небеса». Девушки тут же уставились туда. Елизавета Патрикеевна довольно улыбнулась:

— Сто сорок лет как молодой мастер из Конёво расписал «небо» — живописное потолочное перекрытие в местной часовне Святителя Николая. Звали того автора Фёдор Захаров Иок. Семнадцать годков ему тогда было, душа чистая.

— Краса какая!

Пелагея приложилась к иконе, из её глаз вовсе исчезла печаль и настороженность. Хозяйка также оттаяла, погладив девушку по голове:

— Приняла матушка тебя. Будет удача в деле.

Наталья её оптимизма не разделяла:

— Что за матушка, и что за тетки нас неласково здесь встретили?

Елизавета Патрикеевна вздохнула и начала объяснять:

— Матушка-землица. Все мы ее дети. Это вы в городах все позабывали.

— Я сама с Каргополя, Палаша с Тоймы. Деревенские мы.

— То-то я погляжу, вы такие свойские! А местные? Тут в Усть-Поче народ разный собрался. От старинной-то деревни мало что осталось. Тут же Запань в советские времена стояла, лес ловили и собирали в плоты. Вот разного народа с разоренных деревень да лесопунктов и свозили. А глаз тама разноликий.

Седых колыхнулась:

— Ведьмы?

— Откуда? — хозяйка захохотала, — такого у нас испокон веков не водилося. Водяника почитали, крестным ходом шли на Петров день.

— Тогда козел каким местом?

— Не токма он, девушки, — Елизавета Патрикеевна погрустнела. — И крест в Мызе пал, бают, что и в других местах нечисто. А козла наверняка в жертву на камне хотят принести. Так тетушки бают. Со старины такого не бывало, в священных рощах и ветки ломать запрещено, и ругаться. А тут эка лихо задумано! Как парк власти организовали, так к нам разные люди зачастили. Художники, писатели, народ светлый и ученый.

— Но пришли и те, кто зло и лихо ищет? — отвернулась от иконы Пелагея, глаза её засверкали. Наталья глянула на нее и усмехнулась, товарка снова в деле!

— Бывают. Глаз темный и чужой. Вот тетки и поглядывают, кто и зачем к нам приехал.

— Понятно, — Седых хлопнула в ладоши. — Нам тогда на Мызу.

— Вода высокая, токма на лодке пройдете. Я договорилась с Петюней, не задорого.

— Веди!

— Мутит чего-то, Патрикеевна, — Наталья за мотором сидела уверенно, ловко проводя лодку по протоке. — Летом здесь по мосткам пройти можно. Кувшинки цветут, лилии. Баско! А вон и Мыза, в ней всего два двора жилых.

В самом деле, печки в той стороне пыхали дымом, кто-то возился по хозяйству, слышался гул двигателей. Седых повела лодку к мосткам, где уже стояли две моторки.

— Здесь пристанем, с той стороны заросли тростника.

Девушки уже были обуты в рыбацкие бахилы, что защищали ноги полностью. Закинув рюкзачки за спины, они засеменили наверх. Островок был холмистым. Вскоре за раскисшим полем они заметили ветхую часовенку. Хоть это и был новодел, но и он понемногу приходил в негодность. Рядом, как водится, стояла Священная роща. Особо в ней выделялась толстенная ель. Пелагея подошла к ней и положила на заскорузлую кору ладони.

— Только проснулось матушка. Сколько же в ней чаровной силы!

— Тут?

— Нет!

— Тогда почему креста нет? — Наталья показал наверх. Пелагея не ответила и полезла вверх по лестнице. Отсюда открывался просторный вид на озеро, острова и деревушку. Трескина крутилась на месте, закрыв глаза, затем вздохнула:

— Уловить не могу. Но точно не колдун. Сила не та.

— Понятно. Любитель, что далеко не лучше.

— Почему?

Они спустились вниз и достали из рюкзаков термос с чаем и баранки. Седых начала пояснять новичку:

— От таких любителей копаться в магии ожидать можно разных глупостей. Да и зачем он тут, непонятно. Правильно Елизавета Патрикеевна рассказала. Водяник в тутошних местах с древних времен силу имеет. Дружи с ним, и горя не будет. Мужики вон рыбу ловят круглый год. Ряпушка с озера вкуснейшая. Щуки, налима, окуни, язь, пескарь, уклейка, окунь, сиг…

— Нужно искать следок-камень. Козел здесь неспроста, да еще и черный.

— Я только про Николин камень ведаю. Но он далеко, в Каргопольском секторе парка. Пешкодралом нынче до туда не пройти. Вода высокая.

— Тогда чего сидим? Дело за полудень.

Про камень они узнали у Петюни, что встретил их у причала. Веселый мужичок уже принял беленькой и сидел с удой рад-радёшенек. В ведерке рядом плескалось несколько окуней и уклеек.

— Девчата, уха будет! Настоящая!

— Веселимся?

— А чего и нет? День какой, девахи какие!

— Осторожней на поворотах, родимый! Дело к тебе есть. Где тут поблизости следовик имеется? Такой, чтобы старинный и чудесатый?

Петюня пьяно вскинул голову:

— Так это, на Казимир-камень если токма. Он у нас чудодейственный.

Наталья сдвинула брови:

— Где такой? Почему не знаю?

— Это по воде надо до Першлахты чепать. Напротив Пормского остров, весь лесом зарос. Бают, там Казимир и растет.

— На карте покажешь? — Седых открыла навигатор на смартфоне.

— Вот здесь, а приставать лучше вот тут, на плесе, и идти через лесок. Там островок на один плевок. Ха-ха! — рассмеялся своей шутке мужичок. Затем что-то вспомнил и подобрался. — Только вы молчок, никому! Казимир богатырь чужеземный, но большую силу, сказывают, имел. Туда только по пущей охоте женки катаются. Если вам по своей болезной нужде, то лучше на Николин камень. Никола Чудотворец всем помогает. И это, заветы не забудьте.

Седых буркнула:

— Идти далеко, бензина дай еще.

Пока готовили моторку, Наталья бурчала:

— Надо к машине сходить, достать припасы да дождевики. По воде долго идти, все верст тридцать будут, к ночи токма прибудем.

— Ниччё, — улыбалась Пелагея. — Они уже светлые.

— Только где нам платы взять?

— У меня есть.

— Это хорошо! — Наталья уважала людей запасливых и готовых к любому повороту дел. — Только вот не понимаю, если это почитатель черной магии, то почему его нам с потрохами местные не выдали?

— Не в первый раз он здесь. Может, волонтер или торговец. Примелькался.

— Хм, соображаешь! Только чего нынче приспичило?

— Так Радоница! День особый. Живые встречаются с мертвыми.

Со всеми сборами опричницы замешкались. Идти по озеру на моторке дольше намного, чем на машине. Еще и само Кенозеро не прямое, а весьма заковыристое. Не зря в тектонической расщелине расположено. Сначала из Свиного надо пройти в длинное озеро долгое. Потом мимо Погоста и Вершинино пройти в само Кенозеро. Петляя между островов, выйти на простор и двинуться к истоку Кены. Пелагея тихо сидела на носу, крепко завязав платок. Наталья также была неразговорчива, кляня себя за то, что не взяла надувную лодку с мотором. Опричник обязан быть готов ко всему!

Клонящееся к закату солнце оставляло на волнах радостные блики, вода засинела небесами, а изумрудные луга по берегам, только воспрянувшие от зимней спячки, радовали глаз. К означенному лесистому островку подходили в наступивших сумерках. Опять набежала темная туча, и даже не одна. Седых сделала круг и нашла песчаный плес, подходящий для пристани.

— Выходим! Держи конец!

Они затащили моторку вглубь. Наталья замела по-быстрому следы волочения, накрыла моторку маскировочной сетью и внимательно огляделась.

— Берем вещи и дождевики, пенки не забудь. Похоже, что дождь собирается.

— Гроза будет.

Седых бросила испытывающий взгляд на коллегу и поняла, отчего у нее такой мрачноватый настрой. Это Трескина чувствует себя в жуткой донельзя обстановке как рыба в воде. Ей же пока ничего не понятно.

— Куда нам?

Пелагея уверенно показала на группу высоких деревьев:

— Туда! Видишь, платы висят. Это Священная роща, и знают о ней только местные. Чужакам туда ходу нет. Там и следовик растет.

— Как знаешь, — Седых поправила на ремне открытую кобуру с пистолетом и потрусила через высохшие заросли в указанную сторону.

Чащоба оказалась нехоженой, они потратили минут пятнадцать, чтобы на маленьком острове найти камень-следовик.

— И в самом деле, богатырь!

Седых восхищенно обошла гранитный валун высотой метра два и шириной в четыре. Спереди на северной стороне у него нашлась выемка, а поверх лежали несколько старых платов-заветов и крохотные лампадки.

— Помоги, пожалуйста! — Пелагея ловко залезла на камень и достала из рюкзака два расписных плата. Затем развела руками и что-то зашептала. Как ни прислушивалась Наталья, так ничего и не поняла. Слова были явно нерусские. — Загадывай!

— Что? — ошарашенно ответила Седых.

— Завет свой. Камень исполнит.

Старший лейтенант Отдела ЧС внезапно полностью забыла их служебные правила. Больно уж местечко здесь волшебно и наводит на разные мысли. И она совершенно не ощущала присутствия чего-то злого. Древнего да нечто глубоко сакрального, дарившего их предкам милость богов. Откуда здесь этот камень? Как попал сюда? Неужели Земля родимая родила его, как женщина ребенка? Затем в голове полыхнуло видение, и доблестный сотрудник Опричнины расслабилась. Завет ушел к праотцам.

— Перекусим, пока дождя нет. Не была бы в засаде, я бы шалаш нам сделала.

Седых достала из рюкзака упаковку с бутербродами и термос.

— А мне и кусок хлеба в горло не лезет. Страшно.

— Стало быть, близко он, нехристь. Зачем кресты порушил?

— Силу пробует. И кресты охрану несут на Порубежье. Затем часовни наши предки везде и ставили. Не хотели один на один оставаться с силами незнаемыми.

— Все равно поешь, нам силы понадобятся. Так, а где мои наручники?

Они пополдничали, поднялся ветер, и стало накрапывать. Внезапно Пелагея встрепенулась:

— Мотор на воде.

— Слышу!

Наталья деловито проверила, как достается из кобуры пистолет и уверенным движением дослала патрон. В отличие от остальных опричников, у нее и Иволгина на вооружении были импортные Глоки. Где они их достали, было неведомо. Но сим обстоятельством оба гордились. Вакорин предпочитал отечественный Стечкин. Остальные довольствовались проверенным временем пистолетом Макарова.

Вскоре звук моторки стал громче, затем разом затих.

— Козел, — отчего-то порадовалась Трескина и встала с места.

— Сидеть! Ты прикрываешь, я действую!

Внезапно грохнуло. Где-то неподалеку началась гроза, и блеснули молнии. Первая майская гроза! В полутьме около камня показалась темная фигура, стало отчетливо слышно жалкое блеяние козла. Еще бы! Никому неохота, чтобы его в жертву приносили. Незадачливый колдун подошел к выемке на камне и начал что-то бормотать, затем достал огромный нож.

— Стоять! Или я тебе сейчас мозги вышибу!

Любитель магии на поверку оказался чуваком прошаренным. Сотворив некое знамение, он магическим образом отбросил опричницу в сторону и подтянул ближе упирающегося козла.

— Дрянь, ты не помешаешь мне! Уйди или убью!

Внезапно сквозь грохот и гул качающихся деревьев послышался спокойный голос Пелагеи:

— Ты никого сегодня не убьешь. Лучше остановись по-хорошему!

Колдун-самоучка оглянулся и завыл:

— Ты мне не помешаешь, ведьма. Изыди!

Но только он поднял руки для колдовства, как взвыл еще громче. Его ладони начали пылать.

— Я тебя предупреждала! Это наша земля! Вам, поклонникам Люцифера, делать здесь нечего!

Любитель черного мира в отчаянии заорал и поднял руки вверх:

— Повелитель, помоги! Я принесу тебе кровавую жертву!

Наталья затрясла головой, стараясь прийти в себя. Все это на самом деле выглядело предельно жутко. Выпрямившаяся в струнку с сияющими глазами Пелагея и одетый во все черное незнакомец с перекошенным злобным лицом. В полутьме сверкали молнии, внезапно одна из них ударила в остров. Запахло паленым, в голове помутилось, Пелагея отшатнулась, а колдун радостно воспрял и снова начал тянуть к себе бедолагу козла.

— Врешь, не возьмешь!

Седых стреляла метко. Нож нечестивца отлетел от удара пули в сторону, а его хозяин испуганно вздрогнул, отчаянно закричав:

— Но этого не может быть! Он же заговоренный!

Наталья сплюнула:

— Ты не с теми связался, придурок. Следующая пуля разнесет твою тупую башку. На колени, руки за голову!

Освобожденный козел тут же убежал куда-то в лес, молнии прекратили хлесть о землю, а к колдуну-любителю резво подскочила Пелагея, ловко повязав ему на голову вышитый рунами плат. Незнакомец взвыл и повалился на колени. Его била конвульсия.

— Я столько лет ждал!

— Вот и дождался. Руки!

Наручники опричницы также были непростыми, и шансов колдуну не оставляли. Внезапно наверху будто открыли люк, и пошел жуткий ливень.

— Подруга, ищи козла! А я пока отведу этого к лодке. Надо сразу капитана вызвать, перевозки по его части. Колдун-то явно неместный! А мы с тобой в баньку. Я Дарью заранее предупредила.

Седых не видела, как Пелагея напоследок положила обе руки на камень, и тот как будто на миг засветился изнутри. Признал за свою родню. Как брат сестру! Оба они от одного Рода!