Уже на улице Илья, пока Матфий отошел за автомобилем, поинтересовался у старшего коллеги:
— Что там случилось? И почему Сорока?
— А так мы до сих пор Беломорск называем. Его же создали из старинного поморского села Сорока, рабочего поселка лесопильщиков и поселка Водников. И ты ведь помнишь, что там рядом находится?
Семенову об этом говорить надобности нет, в студенческие годы он не раз сюда ездил. Даже экскурсоводом работал в горячие летние деньки.
— Беломорские петроглифы. Только каким местом они к нашему Отделу?
— Неправильный ответ, коллега. Вот как раз все такие местечки мы курируем в обязательном порядке. Предки, где попало, подобное не возводили. Шаманы еще в первобытности мощь изначальную имели и места выхода из земли силы отлично считывали. Пришельцы лишь затем ими пользовались. Наш север намного древней, чем о нем думают. Оттого и случаются разные нехорошие события, что современные людишки слишком много о себе возомнили. Тут же как — был человек, а вот его уже и нет.
Семенов лишь кивнул — о таком и повторять не стоит. В некоторых местах, таких, как в Кенозерье, они еще стояли вместе. Языческие священные рощи не уничтожались, волшебные камни на капищах не выкорчёвывались. Пространство освящалось вторично, в сакральных рощах ставились часовни. Да и старинные обычаи вроде оставления внутри часовен своих платков-заветов никуда не делись. Сакральное действо обмена материального на душевную просьбу. Подобный обычай был в поморских деревнях, где на Поклонных крестах женки рыбаков оставляли пелену. Пелена — распространенная форма дара. По форме она напоминает поясной передник, состоящий из полотнища и завязок. По центру пришивается крест, который выкраивался из контрастной по цвету ткани или тесьмы.
Ну а что в южных областях России о традициях предков давным-давно забыли, так это по причине быстрой смены поколений и гонора неофитов Белой веры. Им было лестно считать, что они во всем первые и безупречны. История же утверждает обратное. Язычество из русского народа никогда до конца не уходило, потому что он вырос на нем, стал народом в нем, в седой древности старых славянских богов его корни. А ведение языческих обрядов наравне с христианским во многих местах продолжалось чуть ли не до девятнадцатого века. Это города были во Христе, а деревня жила наособицу. Не зря попы жаловались на своих прихожан. Может, народ и принял многих из святых лишь потому, что увидел в них аналогии с древними духами и богами.
Как говаривали поморы: «Кто в море не ходил, тот Богу не молился!»
Борман продолжил:
— Так и около петроглифов вечно что-то случается, места той древней силы. Эти случаи просто не афишируют, чтобы не пугать туристов. Да не привлекать эзотериков. Этих хлебом не корми — дай придумать новую байку.
Семенов озадаченно хмыкнул:
— Скорее там медведь на тропу выйдет или лось, чем привидение увидишь.
Старший коллега на него хмуро покосился:
— По-твоему, отчего эти звери туда поперлись? Петроглифы сами помнишь? Что на них изображено?
— Петр Иванович, я же там два сезона экскурсоводом проработал!
— Тогда флаг тебе в руки и барабан на шею! Вот и Матвей подъехал, пошли. Нас уже ждут.
— Подождите, рейса же сейчас нет!
— Медицинский борт как раз с Соловков на Беломорск пойдет. Потому так срочно нас и дернули, оказия образовалась. А нам все ветер по носу.
Лететь на вертолете было неудобно хотя бы тем, что нельзя толком поговорить. Больно уж шумно. Борман, пользуясь случаем, решил перекусить. Краюха монастырского ржаника оказалась чрезвычайно вкусной, на куски хлеба отлично лег рыбный террин. В термос же был налит какой-то горячий взвар из трав и ягод. Монастырь развивал древние традиции. Полет длился недолго, и уже минут через сорок они приземлялись на специальной площадке около ЦРБ Беломорска. Сюда привезли на срочную операцию двух пострадавших прошлой ночью рыбаков. Не повезло им со снегоходом врезаться в камни. Неймется же бедолагам!
— И что показывает нам история?
Илья глянул в смартфон — сеть в Беломорске появилась, освежая память:
— Река Сорока упоминается в письменных источниках с 1419 года. О ней и людях, живших здесь в XV веке, нам могут поведать лишь исторические документы тех лет. Купчая на два участка по рекам Сороке и Выгу, приобетенная посадником Афанасием Есифовичем у Ивана Федорова и у его братьев, датирована 1419–1420 годами по имени посадника Афанасия Есифовича. К середине XV века на Карельском берегу господствующей силой стали уже не пять карельских родов, ранее владевших здесь землею, а новгородские феодалы, более всего из них известна Марфа Исакова, которой принадлежало «около трехсот дворов». Та самая знаменитая Марфа-Посадница.
После падения Новгорода в 1478 году дальнейшая судьба беломорского края была связана с деятельностью Соловецкой обители. 1938 году четыре населенных пункта — поморское село Сорока, поселок лесопильщиков им. Солунина, поселок железнодорожной станции Сорокская и поселок Водников — были объединены в город Беломорск.
Они поймали первую машину, которая остановилась на взмах руки. Проезжая вдоль своенравной Выги, на берегах которой раскинулись кварталы Беломорска, они сполна оценили её нрав. Через гранитные пороги к морю стремглав мчались темные карельские воды реки. Её мощи и бурной стремнине можно было только позавидовать. Выше по течению её силу сполна использовал каскад малых ГЭС, а один из притоков служил окончанием знаменитого Беломорканала.
Пятиэтажки перемежались с частными домами старинного вида, городок был в целом чист и ухожен. Новый стадион вообще порадовал яркими красками и современным оборудованием. И над всем этим благолепием плыла провинциальная тишина. Больница располагалась у Беломорского торгового порта, так что они по пути проехали два моста, свернули на центральную Октябрьскую улицу и остановились около музея «Беломорские петроглифы».
Борман тут же начал набирать номер, затем чертыхнулся:
— Вне доступа. Они обещали нам машину. И что делать?
— Ничего, подождем, — философски ответил Илья и присел на деревянную скамейку. Солнце уже вышло и неплохо пригревало.
Старший научный сотрудник Отдела ЧС удивленно оглянулся на него, затем хмыкнул и пристроился рядышком.
— Что ты там говорил о значении этих самых петроглифов?
Семенов сел на свой любимый конек. Пусть ему не раз твердили о том, что с точки зрения науки — это пустые домыслы, но он верил тому, о чем шептались местные исследователи. Просто из ниоткуда подобные разговоры, как правило, не возникают.
— Ну, во-первых, следует сначала сказать о тех, кто шесть тысяч лет назад довольно грубыми инструментами создавал эти росписи. Представляете, камнем в гранит стукать часами? Тут какая сила и выдержка нужна?
Старший опричник флегматично заметил:
— Жизнь в те времена вообще была сложней.
— Тогда зачем её еще больше усложнять? Да, и насчет тяжести… Климат в те времена был теплее, как сейчас в Воронеже. Деревья росли лиственные, то есть и лето длиннее, и зима короче. Дичи и рыбы хватало. Иначе бы люди сюда не пришли и не жили такое продолжительное время.
— Считаешь, что они тут долго пробыли?
— Так это же не кочевники! Если есть пища, то сидели на попе ровно. Уровень моря был выше, и их поселение располагалось на самом берегу. А здесь кроме капища, где они поклонялись духам, имелось еще кое-что любопытное.
Борман пустил ароматный дым из сигарилы и поинтересовался:
— То есть здесь все-таки место поклонения для ублажения духов охоты?
— Слишком упрощенно. Люди даже в первобытные времена как отдельные племена существовали тысячи лет. Представляете, какие древние традиции и обычаи они сохраняли в себе? Освященные целыми столетиями неспешной жизни! Тогда не так стремительно все менялось. С места их обычно сгоняла острая нужда, та, в свою очередь, возникала от перемен в климате. Но глобальные катаклизмы вроде извержения вулкана Тоба на острове Суматра 73 тысячи лет назад происходили нечасто. Оно едва не уничтожило человечество, сократив численность до двух-десяти тысяч человек на всей планете.
— Поэтому оно инстинктивно разбегалось по всем сторонам света, чтобы в следующий раз получить возможность выжить?
— Может быть, — согласился молодой опричник. — Но я клоню к тому, что считать источником происхождения первобытного искусства лишь обязательное поклонение духам излишне эклетично!
— Ты поосторожней с выражениями, — покосился на Илью старший товарищ. — Так что, по-твоему, изображали на камнях древние инсталляторы?
— Отчасти это была придворная живопись, — Борман закашлялся, Семенову пришлось постукать того по спине.
— Чего-чего?
— Ну а что вы думали? Человеческое общество всегда было жестко ранжировано. Вождь наверху, его сородичи рядом, передовики первобытной охоты далее, остальной пещерный планктон под ними.
— Интересный подход, — кивнул задумчиво Петр Иванович. — Идеологически выдержанный, не подкопаешься.
— Есть там один любопытный петроглиф с охотниками на китов. Парни целой толпой на лодке гребут на нелицензионную ловлю. Так там впереди всех вождь изображен. Выше всех и, — Илья подобрал подобающее словечко, — хрен у него больше, чем у всех остальных. Шобы знали, кто главный.
Борман не выдержал и захохотал:
— Вот теперь я твою мысль осознал!
— Здесь, вообще, много рисунков со сценами охоты. И довольно подробные, на разных животных и в различные времена года. Вот и сложилось у некоторых исследователей такое впечатление, что кроме чисто мужского капища для ублажения богов охоты здесь еще находилась школа для молодых охотников. Эдакий скаутский лагерь на природе. А рисунки эти — суть наглядное пособие.
Борман некоторое время с оторопью смотрел на Семенова, затем крепко задумался.
— Мысль интересная, надо ее со всех сторон обкатать. Получается, наши предки совсем не дураки были.
— Это точно!
Их околонаучный разговор прервал шум машины. И вскоре рядом затормозил Уаз-Патриот, из него вышел светловолосый молодой мужчина в распахнутой куртке.
— Извините, Петр Иванович, занят был.
— Привет, Михаил. Почему вне зоны связи?
— Об этом и речь. Чертовщина у нас какая-то на площадке с петроглифами творится, потому в вашу контору и обратились. А тут еще и вы неподалеку оказией. Так что извините, но придется вам у нас нынче поработать.
— Отчего не к своим опричникам?
— Так Евгений Витальевич алебарду в плечо на фестивале словил, а Лешак ногу в Хибинах подвернул. Вот и не верь приметам.
— А с этого места попрошу поподробней.
Михаил вздохнул, затем бросил взгляд на Илью:
— Мы не знакомы?
— Работал у вас студентом несколько лет назад.
— Это хорошо, значит, с нашей спецификой уже ознакомлены. Тогда прошу в машину.
Минут через пятнадцать они парковались на площадке и топали вперед по туристической тропе, что была проложена прямо через лес. Здесь еще местами лежал снег, но весна медленно, но верно вступала в свои права. Разве что удивляло отсутствие птичьего гомона. Михаил оказался смотрителем музея и довольно эмоционально рассказывал о происходящем:
— Все началось пять дней назад. Сначала у нас появились странные перебои связи. Старожилы шутили, что, мол, танцующий человечек.
— Это что? — поинтересовался неторопливый Борман.
— Изображение танцующего человека, — ответил ему Семенов.
— Правильно, студент. Хотя скорее это шаман. Кому еще в те времена танцевать?
— Или нуэйта.
— Эк, куда хватил! — несказанно удивился Михаил.
— Времена матриархата, четко вторичные признаки не указаны.
— Шаманка, стало быть, — задумался Петр Иванович и снова почесал отросшую щетину на подбородке. Он её терпеть не мог, но обстоятельства пока мешали сегодняшнему бритью.
— Половодье, так что только по мосточкам и поверху дойти до места можно.
Воды и в самом деле прибыло было много. На то она и весна! Деревья еще стояли голые, и камни оттого смотрелись грустными, как будто всеми покинутыми. Неровная площадка гранита, обточенная за века водой, издалека ничем особенным не выделялась. Лбы перемежались ровными участками и расщелинами, в которых плескалась вода. Вокруг экскурсионного района были установлены деревянные мостки, с краю небольшие беседки для отдыха.
Опричники ловко заскакали вслед сотруднику музея и вскоре они остановились около искомого камня. Илья взглянул на него и ахнул:
— Ого! Его покрасили, что ли? Так четко проступил!
— В том-то и дело, что нет. Сезон еще не наступил. Сам так проявился. Его таким девчонки наши первыми увидели, после и началось.
Чем дольше Илья всматривался в каменный рисунок, выбитый в камне неведомым художником шесть тысяч лет назад, тем больше ему казалось, что «шаманка» и в самом деле танцует. И танец такой замысловатый, с четко означенным ритмом. Он не заметил, как сам начал пританцовывать, разводя руками и входя в некий транс.
— Эй, Илюха, ты чего⁈
Очнулся молодой опричник после того, как его основательно потряс Борман.
— А?
— Увидел чего?
— Подожди!
Семенов достал из кармана смартфон и сделал несколько кадров. Затем он полез в рюкзак и вынул оттуда странный штатив на трех ножках, состоящих из шаров-шарниров, что могли крутиться во все стороны. Оттого ноги штатива получались невероятно гибкими и гнулись в любом месте. Ножки ловко встали на неровной поверхности, а на площадку в специальное крепление был вставлен гаджет. Петр Иванович и Михаил с любопытством взирали на действо.
Минуты через три Илья аккуратно снял смартфон и включил запись. Ожидаемо никакого танца на камне не наблюдалось. Борман уже собирался хмыкнуть, как по экрану пробежала полоса помех, через пятьдесят секунд записи возобновилась. Научный руководитель Отдела ЧС с кряхтеньем и сам полез в рюкзак, достав оттуда небольшую экшен-камеру.
— Сможешь к своей штуке прикрепить?
— Сейчас, — Илья нашел в кармашке рюкзака переходник и вскоре намертво закрепил GorillaPod на камне. — Включать?
— Да. Часов на шесть заряда хватит. Потом мы за камерой вернемся. Михаил, у вас ведь никто сейчас сюда не ходит?
— Закрыто на время половодья.
— Ну, вот и ладушки. Есть, где у вас посидеть, а то так кушать хочется, что переночевать негде.
— Ваши коллеги из Петрозаводска место в гостинице забронировали, да не приехали. Рядом с музеем.
В уютной гостинице вдобавок оказалась неплохая столовая. Довольный, как слон Борман в один момент смел треску в сметанном соусе с картофельным пюре и приступил к салату. Илья же начал, как и все нормальные люди, с него.
— Значит, видел чертовку?
— Она нуэйта!
— Ну как те люди шаманок называли, мы уже никогда не узнаем.
— Но как такое могло случиться? Она реально танцевала!
Илья был возбужден. Или у него крыша потекла от обилия странностей или…
— Сам догадаешься?
Семенов осторожно положил вилку:
— Это мои способности?
Борман кивнул и потянулся за хлебом, потом с некоторой тоской обернулся к буфетчице.
— Красивая моя, в вашем заведении случаем не наливают? А то у нас была сложная ночка, да еще перелет. Сами мы люди подневольные…
Беленькая молодка пристально глянула на гостей и, видимо, сочла их людьми культурными.
— До обеда мы обычно не наливаем, но…
— У вас, красавица, крайне приятное «Но», — тут же воодушевился Борман. — Что у нас имеется из коньячка?
Он вернулся к столу с плоской фляжечкой пятизвездочного, а также мясной нарезкой, которую ему любезно состряпала молодка.
— Не рано нам?
— Мы куда-то спешим? — Петр Иванович ловко начислил по рюмашкам и выдохнул. — Вздрогнем! Сейчас покушаем и на боковую — пару часиков массу подавить не помешает.
Илья задумчиво глянул на старшего товарища. Что-то он не договаривает.
— И все-таки что там и почему я это вижу?
— Ты еще не досёк, молодой? Так сработали твои скрытые доселе способности. А разбудила их наша начинающая ведунья.
— Поэтому я эмуляцию на Соловках первым засек?
— Она к тебе по каким-то причинам сама потянулась. Знаешь, — Борман налил еще по одной, — никогда не считай, что наша служба всеведуща и всесуща. Какая у нас главная задача?
— Найти и обезвредить?
— Нет, дорогой ты мой! Опередить и разгадать. Если дела откровенно плохи, то даже мы чаще всего ничего поделать не сможем. Отдел ЧС не палочка-выручалочка.
— Тогда смысл? — развел руками Илья.
— Познание непознаваемого, — пожал плечами Петр Иванович, затем разлил остатки коньяка, с сомнением глянул на бутылку, тряхнул головой и закинул напиток себе в рот. — Доел? Спать пошли! А то неизвестно, что сон грядущий нам готовит. Все это «Ж-Ж-Ж» неспроста.
Видео смотрели в автомобиле, после обеда стало прохладно, с моря задул сильный ветер, выметая остатки тепла из-под одежды. Северная весна она такая… как непостоянная девица. Сегодня поманит лаской, а завтра обдаст холодком. Борман присоединил экшен-камеру через шнур к небольшому планшету и включил на ней какую-то программу.
— Интересно!
Илья глянул задумчиво на старшего товарища.
— Есть зацепки?
— Только не для нас. Михаил, — Петр Иванович повернулся к музейщику, — ждите вскорости московских гостей.
— Все так плохо? — ужаснулся сотрудник музея.
— Да нет, почему? Просто это явление вне нашей компетенции. Пусть им занимаются специально определенные для такого дела товарищи. Вам же я пока рекомендую закрыть парк для посещения. Да и самим сюда лучше не соваться.
Михаила разом проняло:
— Серьезно! А когда они прибудут?
Борман задумался:
— Сейчас им файлы отправлю, к вечеру те команду соберут. Самолетом до Петрозаводска завтра доберутся, оттуда полдня сюда на машине. Так что не раньше, чем на второй день, не прибудут. А то и позже. Но они с вами все равно созвонятся.
— О-хо-хо! — засуетился музейщик. — Тогда я вас подвезу к гостинице и тут же оповещу начальство.
Уже вылезая из «Патриота», Илья поинтересовался:
— А мы как добираться будем?
— Поездом, друг мой, поездом. Как раз билеты нам ищу. Кошак бесовской, лимит исчерпан! Илюша, у тебя есть интернет? Придется тебе на файлообменник видео закидывать. Держи симку, адрес я тебе скинул. Пароль сам введу.
Семенов во все глаза смотрел на старшего товарища:
— Вы же говорили…
— Говорить одно, а тут для работы. Без современных технологий никуда. Учись, студент!
— Что же это все-таки такое, Петр Иванович?
Они сидели на вокзале и ждали поезд на Вологду. На станции Обозерская им еще пересаживаться на Московский состав. Прямого пути вдоль Белого моря так и не построили. Российские территории во времена Союза оказались обделены дорожным строительством, новым и вовсе было на русского человека плевать.
— Точно не знаю, но могу высказать предположение. И та бесовская тень, и пляшущая шаманка, суть, эманация. То есть истечение в камень некоего более сложного субстрата. Помнишь, тот монах рассказывал об особенностях Соловков. К ним недра ближе или материал под нами иного свойства.
Семенов оказался дико удивлен:
— Вы что, серьезно считаете, что камень может быть разумным?
— Почему нет? — Борман и не думал отказываться от своей безумной идеи. — Илья, ты же не первый день в конторе, а столько странного успел повидать. Представляешь, какой опыт накоплен нашей службой за сотни лет. И сколько всего неведанного передано науке.
Илья внимательно слушал Петра Ивановича. Резон в его словах был. Он служит Опричнине, что стоит между Явью и Навью. Только последняя обозначает совсем не то, что вкладывали в нее предки.
— То есть нечто в недрах земли призывает к жизни минеральные формы? Их вы зовете эманацией и эмуляцией?
— Это одна из теорий, многое объясняющих. Вспомни так называемые Места Силы, коих много у нас на Севере. На Кольском полуострове, Вайгаче, в Карелии. Еще древние люди были в курсе, что они созданы не просто так.
— Подожди, — мысли молодого опричника заметались внутри черепной коробки. У него аж перехватило дыхание. — То есть все эти священные камни в священных рощах или на капищах суть живые существа?
— Скорее эманация, но…
Илья покачал головой:
— С ума с вами сойдешь!
— Привыкай, молодой, — Борман хитро взглянул на Семенова. — Это и станет твоей основной работой. Камни сами тебя выбрали. А их у нас на Руси на сто лет вперед припасено.
Он залихватски захохотал, а Илья обиженно надул губы.
«Говорящий с камнями!»