В дом постучались. Пожилая женщина в легком платье отвлеклась от телевизора и подошла к дверям.
— Кого там в гости принесло?
Она уже несколько лет жила одна. Дети далеко, муж умер. Разве что соседки заглядывали. Так теперь все с телефонами. Сначала все равно позвонят. Быт северной деревни в двадцать первом веке изменился напрочь.
— Свои, Митриевна.
Она открыла входную дверь и всплеснула руками.
— Матушки! Марфа, откуда?
— В дом пустишь?
Неожиданно легко для её возраста главная ведунья Отдела ЧС забралась по ступенькам и вошла в сени.
— Вот не ожидала! Каким ветром, Марфуша? Теплоход же с утра только?
— Митриевна, ты совсем порядок забыла? Чаем сперва угости, а потом вопросы задавай.
Хозяйка некоторое время внимательно изучала гостью, затем засуетилась. Подошла к крану и поставила под струйку воды чайник. Опосля включила его в сеть и пошла к старинного стиля буфету. Марфа Васильевна присела на мягкий стул и с любопытством осматривалась:
— Вам никак водопровод провели?
— Да ты што! Это у меня насос в колодце стоит. И вода отсель уходит в какой его… септик!
— Во как! Хорошо жить нонче стали. Ранешне на колодец, да самовар растопить, в погреб за угощением сползай.
Хозяйка рассмеялась и села в ожидании, пока чайник вскипит. Её круглое лицо смуглело летним загаром, лишь синие глаза сверкали на нем васильками.
— Тако времена то какие! Плита, холодильник. Как люди живем. Нонешне все с телевизорами и Интернетом.
— Никак и у тебя есть?
— Нешто! — хозяйка с достоинством достала планшет. — Через день с детьми разговариваю. Как будто гоститьце у нас, — женщина спохватилась. — А я ведь как знала, с утра калиток напекла.
— Чай наливай, Митриевна. Потом и поговорим.
— Пошто такого срочного, что тебя на катере доставили?
Митриевна уже успела заглянуть в местный чат, где доброхотные соседки выложили фото МСЧовского катера у берега. Новости даже в такой далекой поморской деревне, как Патракеевка, что стояла напротив острова Мудьюг, ныне разносились быстро.
Марфа иронично глянула на хозяюшку:
— А ты догадайся?
— Не в сказке, чтобы загадками разговор начинать, — насупила хозяйка.
Марфа Васильевна некоторое время сверлила её глазами, затем перевела взгляд на икону в «красном углу», после на большую подкову, что висела над дверью. Немного задержалась на пучке хитро заплетенных трав, висевших около печки. Наверняка и гвоздь кованый в порог вбит.
— И как у тебя получается трем богам молиться, Митриевна?
Хозяйка гневно стукнула чашкой по блюду:
— Опять за свое, Марфа. Не мы заповедали и не нам менять!
— Ладно-ладно! — ведунья выложила на стол большой оберег. — Помнишь его?
— Знак Сварожича, — затем глаза Митриевны буквально полезли на лоб — Неужель тот самый?
— Ага. Еще с новгородских молодцев. Могучие были богатыри. Местных божков ни во что не ставили.
Хозяйка насторожилась:
— Пшто приехала?
— Камень нужон.
— Да ты што!
В горнице воцарилось молчание. Лишь слышны были ходики, место которым давно в антикварном магазине.
— Беда в городе.
Митриевна некоторое время сверлила взглядом гостью, затем задумалась.
— Ну раз сама да так срочно прискакала, то точно беда. Токма вот я ведь уже не староста.
— Пошто? — ведунья удивилась и заговорила по-деревенски. — Ты же все опосля тут подняла?
Хозяйка вздохнула и начала теребить в руках салфетку:
— Стара, говорят, нового, молодого выбрали.
— Да тебе ж еще восьмидесяти нет! Какая ты старуха?
Митриевна обиженно заголосила:
— Такая вот людская благодарность! И за што мне энта напасть!
— Хватит ныть! Пошли!
Марфа встала с места, натягивая по пути ветровку.
— Куда?
— К старосте новому. Ты не слышала, что дело срочное.
— У тебя всегда так.
— Так и служба непростая. Беда в городе, Митриевна. Взаболь.
Хозяйка всплеснула руками и тут же подхватилась.
— Чего тогда сидим?
Они вышли из дома, Митриевна приставила метлу к двери, мол, ушла ненадолго и потрусила по улице. Они дошли до дома, что стоял наособицу, не по правилам старой деревни. Новый коттедж, обнесенный забором из профиля, со спутниковыми тарелками и отдельно стоящей летней кухней.
— Хорошо староста у вас живет.
— Так у него магазины и сын в городе не последний человек! Ой, подожди. Позвонит ведь надоть.
Митриевна достала из кармана небольшой смартфон и ткнула пальцем.
— Да вот он, не звони.
Со стороны дымящейся бани к дому двигался здоровенный, как медведь, мужик. Даже его коричневые волосы топорщились во все стороны, придавая мохнатости образу.
— Пал Степаныч. Дело до тебя!
— Чего тебе, старая!
Митриевна явно обиделась, но вида не подала.
— По делу пришли. Нам в церковь надобно.
— Служба в воскресенье, — коротко бросил староста и взялся за ручку двери.
— Степаныч, нехорошо так гостей привечать. Нам камень нужен.
Мужчина отступил назад и измерил настороженным взглядом нежданную гостью. Как будто опризоривал, наводил порчу. Такие личности, если набьются в хозяева жизни, то других обычно не уважают. Марфа Васильевна уже поняла, по какой причине его в старосты взяли. Деревня небогатая, а ту такой спонсор. Только вот как с подобным сердцем ходить опосля в церковь? Искренне ли верит человек?
— Нам он не для забавы нужен, Павел Степанович.
— Я вас не знаю и пускать не обязан.
Хлоптунья нехорошо улыбнулась:
— Как так? У нас с вашей общиной давний уговор. Старше наших дедов и прадедов будет.
Староста внезапно занервничал.
— Да нечего там лазить! Потом неприятности одни.
— Чего шумим, Степаныч!
У калитки буквально ниоткуда возник колоритный старичок. Борода седая, лицо все в морщинах, но вид бравый.
— Да вот приехали тут. Камень им подавай. А это значит пол ломать. Недавно ведь настелили. Им забава, а мне лишний геморрой.
— И только-то? Давай ключи, не забава это.
И столько было власти в тихом голосе старика, что староста перечить не стал. Казалось бы, в три раза здоровей, но как будто сжался перед тем, как шкоденок. Вскоре он вернулся с ключами.
— Здравствуй, Васильевна. Все коптишь под небесами?
— Значит, так надо.
— Давненько у нас не бывала.
— Сам понимаешь, дел хватает. Давно не пенсии?
— Уже и забыл, когда и дали. Рано ведь выходим на службе государевой. Я тут успел еще в сельсовете поработать, потом администрации, да в выборной комиссии.
Марфа сверкнула глазами:
— Не сидится на печи, старый?
— Куда мне до тебя! Ты еще при моем батюшке сюда приезжала комсомольцев укоротить, чтобы церковь не ломали.
— Потому что не ими ставлена! Она камень оберегает.
— Много воды утекло. Я еще мальцом тебя красивой женкой замечал, а видишь, как время обоих согнуло.
Староста недоумевающе переводил взгляд со странной старухи на их деревенского авторитета Деда Матвея. О чем они говорят? Какие комсомольцы? Но ослушаться не посмел. Видимо, природным чутьем догадался, что не ко времени. Так и не было бы чуйки, и бизнес не поднял. Староста усадил всех в свой УАЗик и поехал в соседнее Верховье, где и стояли два храма. Деревянная Николы Чудотворца была постройки аж середины восемнадцатого века. Шатровая церквуха срублена принятым в те годы восьмериком. Завершалась рубленым шатром, к которому примыкали прямоугольные срубы и притворы, крытые бочками и полицами. Поэтому со стороны выглядела замысловато, но была заботливо реставрирована.
Вот стоящая неподалеку Церковь Успения Богородицы, выстроенная из кирпича, смотрелась сиротливо. Таких больших денег на восстановление у прихожан не имелось. Вообще, странное явление на Руси. На протяжении веков хватало средств на строительство и украшательство тысяч храмов в относительно бедной стране. А пролитые миллиардами нефтедоллары уходили куда-то не туда. Мимо страны и народа. Даже на реставрацию старых зданий не хватало.
— Куда дальше?
Павел Степанович повернулся к странному сопровождению. Что-то здорово напрягло его во взгляде приезжей старухи. Аж мурашки по спине пробегали.
— В алтарь.
— А…
— Веди!
И такая властность прозвучала в голосе Марфы, сто староста тут же повиновался.
— Здесь он вроде?
Митриевна походила по широким доскам-плахам и указала на один из углов.
— Вскрывать надо, — дед Матвей как будто враз помолодел. Староста молча кивнул, надо, так надо, и достал прихваченную из машины монтажку. — Ты чего! Тут не торопясь надобно.
Бывший опер достал из притвора какую-то странную палку и отошел к стене. Вскоре он подцепил одну из плах и отодвинул её в сторону. Павел Степанович почесал затылок.
— Ловко!
— А мы тут спецом их на колышки посадили. Подсоби, Степаныч.
Вдвоем те споро освободили часть алтаря от пола.
— Вот он, Марфушка!
Митриевна ловко спустилась подпол и начала очищать прихваченной с дома щеткой огромный замшелый камень. Странная форма в виде луковицы и темные бока придавали каменюке мрачности. Павел Степанович только выдохнул:
— Ахти! А я грешным делом считал, что выдумки все это. Нонче всякого люда развелось. Ищут непонятное.
— Так! — Марфа Васильевна резко повернулась к нему. — С этого места поподробней! Кто и когда?
К старосте резво подтянулся и дед. Староста внезапно почувствовал себя, как на перекрестном допросе. Пошалил он, было дело, в молодые годы. Но у ментов не было так страшно, как сейчас.
«Хоспади, да кто же они такие?»
— Да приезжали тут одни крутые по весне. Пока еще зимник стоял.
— И что? Говори, не томи!
— Дык камень искали, все о нем расспрашивали. Еще бензина у меня купили. Ругались, что ехать оказалось далеко. А машина у них американская была. Те жрут, только наливай!
— Как выглядели, милок, приезжие?
Лучше бы она била его! За притворной ласковостью старушки скрывалось нечто жуткое до усрачки. По спине Павла Степановича протекла холодная струйка пота. Что же эта оторва вытворяла в молодые годы? Он представил её в чекистской кожанке с Маузером в руках и был вынужден признать, что образ вышел невероятно четким.
— Как? Богато. Одежа вроде бы и охотничья, но ко мне разные люди на охоту и рыбалку ездят. На этих очень дорогое снаряжение было. И машина не из простых. Я еще и подумал — на фига им какая-то каменюка? К старухам отправил. А перед тем метель была. Ну вы помните, какой у нас март вышел? Застряли они, пришлось трактором дергать и бензин продать. Жмоты они!
— Чего так?
— Денег куры не клюют, а мне претензии за цену. Так ты еще топливо сюда привези!
Марфа задумалась и к огромному удивлению старосты достала из наплечной котомки увесистую коробку спутникового телефона. Старушка была лаконична, говоря с невидимым собеседником:
— На месте. Куда он денется? Шевелитесь, в полдень начинаю обряд.
Митриевна охнула:
— Да неужель? Уж более века прошло.
— И что? Камню тысячи.
Марфа Васильевна не стала благоразумно упоминать, что считает древний валун живым. И так слишком много знаний для обычного человека. Она уставилась на старосту.
— Павел Степанович, смотри и запоминай. Тебе нонче это хранить. Мы уже старые.
Староста нервно икнул, но по жизни был человеком резвым, потому при деньгах. Да и хранить тайны умел. ПИ поэтому малость осмелел.
— А откуда он взялся?
— Не знаем, Павлуша. Не нами поставлен. И церковь здесь не зря срублена¸ почитай, еще в веке шестнадцатом при Иване Грозном. А до того лихие новгородцы часовню поставили. Кто доселе жил, нам неведомо. Но ведовство он творил издавна.
Мужчина охнул:
— Так если камень бесовской, то как святое здание тут поставили?
Марфа Васильевна глянула на стариков, поджав губы:
— Вот чему вы молодежь учите? Бесовство! Люди ведь испокон веков на земле-матушке живут. И знали о ней больше нашего. А святые стены округ камня возвели, чтобы людишки недобрые сюда не хаживали и зла не творили. Но пора уж. Дед, термос взял?
— А то как же!
Люди с любопытством и потаенным страхом в душе наблюдали, как ведунья кинула прихваченные с собой травы в горячую воду, а затем тщательно облила Камень отваром. От валуна поднялся пар. Стоявший ближе всех староста к своему ужасу ощутил, что от обычного камня повеяло жаром. И он столько раз ходил над ним⁈ Раздался странный звук. Это Марфа Васильевна ударила отшлифованной косточкой по небольшому украшенному затейливой росписью бубну. Она обошла Камень несколько раз, ударяя все сильней и сильней. Затем раздалась протяжная песня, язык которой был одновременно знаком и незнаком. Слова русские, но какие-то непонятные или очень древние. Такими писали в старинных летописях. Затем раздалось нечто вроде жужжания на высоких нотах, после послышался треск. Как будто одновременно включили электрический генератор и начали рвать бумагу. Ритм становился все реже и звуки тише. Но жар от камня сильней.
Ведунья устало оперлась о стену:
— Павел Степанович, помоги выбраться.
— Сейчас!
Впечатленный происходящий действом староста одним движением поднял старушку наверх. Был он, как и его предки новгородцы, могуч. Хлоптунья, потомственная ведунья бросила в его сторону испытывающий погляд. Ох не зря его выбрали. Просто надо на путь истинный молодца наставить. Чтобы силушку свою богатырскую зря не раскидывал, да умом рос, оберегая тайны поморские.
— И сам вылезай. Нельзя рядом с ним сейчас находиться.
Мужчина поспешил наверх. Меньшее, чтобы он хотел сейчас, так это стоять рядышком с потрескивающим и потемневшим камнем.
— Марфуша, все?
Митриевна была откровенно испугана. Дед Матвей, наоборот, сверкал любопытством. Оперская сущность заиграла.
— Куда там! Мы только начали. Михайло Васильевич, не подведи, родимый.
Старики недоуменно переглянулись. Староста достал из кармана мобильный, чертыхнулся и убрал обратно.
— Молиться можно?
Марфа Васильевна, не оборачиваясь, ответила.
— Худа не будет. Нам все силы пригодятся. Белому царю также зло не по душе. В этом мы с ним едины.