Орки: Отступая от края. Часть 2

Глава 14

Большой лагерь. Лечим Углука. Ходок

Сидевший с внешне невозмутимым видом в моей землянке Углук приподнял бровь, увидев в каком составе, мы пришли к нему.

Кивнув ему, я осмотрел висевшие над очагом котлы с кипевшими в них настоями и, кивнув, начал распоряжаться.

Пришедшая с нами Шаманка, невозмутимо прошла к нему и, кивнув, ощупала его ногу. Повернувшись ко мне, жестом задала вопрос.

— Да, думаю, что получится. А Темного — ты попроси.

Она кивнула мне в ответ и тоже стала готовиться. Посыльные притащили ее вещи, старательно собранные ими в лагере уруков и, уложив перед ней тюк, присели в сторонке, опасливо косясь на нее.

Разобрав его и тихо ругаясь сквозь зубы на неучей с кривыми лапами, она выложила, что ей необходимо и начала наряжаться. Набор ее, как шаманки, был не очень богат. Небольшой нагрудник из пожелтевших костей и несколько резных браслетов. Подозвав пришедшую к нам Таур, они пошептались и организовали еще один малый костер в медном котелке. Вытащив из тюка небольшой, потрепаный бубен, она пару раз стукнула в него костью и, поморщившись, передала его Таур.

Поставив перед Углуком котелок с углями, кивнула Таур и медленно пошла по проходу между лежанками, Таур начала отбивать ритм ее шагов. В лагере мгновенно затихли все работы. Шаманка пока еще тихо запела.

Едва понятный речитатив, сплетающийся в заунывный напев, ненадолго прерывающийся и вновь повторяемый, мерный ритм, отбиваемый в бубен. Таур подхватила напев, с улицы его пока еще тихо подхватили несколько голосов. Убедившись, что его поют и без нее, шаманка начала выпевать заклинания. Кружась во все ускоряющемся танце, она выкрикивала их, изредка бросая на угли разные порошки, по запаху травы и грибы. Облака резко пахнущего дыма охватывали сидевшего Углука, он, закрыв глаза, раскачивался из стороны в сторону. С улицы песню подхватывали новые голоса. В нее общим фоном влился гудящий звук, это самцы уруков горловым пением включились в общий хор. Притопывающая и вопящая шаманка все ускорялась, просто кружилась на месте.

Резко оборвав пение, замерла на месте и, сев на пол, загудела горлом, ее поддержали с улицы. Густой вибрирующий звук множества голосов самцов, прорезаемый звенящими выкриками самок. У меня шерсть на теле встала дыбом, мои помощницы, все, закрыв глаза, топтались на месте, ритмично топая в пол и подпевая. Еще пару минут в лагере звон голосов лез все выше и выше и, оборвавшись на самой высокой ноте, прекратился.

Шаманка повернулась ко мне мокрым от пота и слез лицом и поклонилась, указывая на качающегося в трансе Углука.

— Он твой, Вождь.

Покрутив головой я жестами начал отдавать распоряжения и Углука уложили на заранее поставленную на козлы для пилки дров широкую доску. Быстро примотали его руки и ноги и замерли в ожидании. На выход, покачиваясь и цепляясь за опорные столбы крыши, с трудом прошла шаманка. Внимательно следившая за ней Тзя цокнула языком и сокрушенно покрутила головой. Я, продолжая мыть руки в горячей воде, что мне лила Ая, хлопнув в ладоши, привлек ее внимание. Поймав ее взгляд, кивнул на больного. Вздохнув, она со своими помощницами занялись ногой Углука, срезая и разматывая повязки. По землянке пополз запах протухшего мяса и гнили. Все вместе они обмыли его ногу и расступились, дав мне дорогу. Мимо меня на выход проскользнула самка с деревянным ведром грязной воды с плавающими в ней тряпками. Стоящие на полатях посыльные подняли горящие светильники.

А нога-то у него — ужас. Опухшая ступня с почти отвалившимися когтями, сочившимися вонючей сукровицей, выше нога представляла из себя изуродованное месиво кожи и мышц, серо-бурого цвета с копошащимися в нем червями. Кое-где сквозь разошедшиеся, криво сшитые швы видна кость. Прямо под коленом туго затянут кожаный жгут. Наклонившись и принюхавшись, я подумал, что мы пожалуй и опоздали. Но отступать уже было поздно и, наложив два жгута, принялся за дело. Пока я осматривался, в Углука влили тучу разных настоев и, засунув ему в рот палку, увязали ее на затылке. Он вяло реагировал на происходящее, глядя мутными и пустыми глазами в потолок на светильники. На стол мне под руку, на чистую тряпку высыпали еще горячие инструменты из моей укладки и все замерли в ожидании. Подняв глаза к свету я коротко помолился. Прося дать мне сил, умения и удачи, и сделал первый разрез. Через час к нам вернулась шаманка и, сев в изголовье, взяла голову орка в свои руки и уже больше не отпускала. Еще через час я распрямил спину и протянул в сторону руку. Мне в нее сунули что-то извивающееся и скользкое. Поднеся руку к свету, внимательно рассмотрел обвившую ее змею, отчаянно пытающуюся вырваться.

— Взрослая. Полная?

— Самая что ни на есть матерая болотная гадюка, — стоящий рядом с корзинкой с крышкой в руках Урта клятвенно скрестил пальцы, — неделю не кормленная сидит, злая — жуть. А у меня здесь еще одна такая. А ему не много будет, и так еле живой?

— Это уж как Темный решит. Но без этого он точно к нему пойдет. А так больную кровь убьет.

Я приложил змею к ноге Углука, куда она тут же впилась. Шаманка понимающе покивала головой и принялась что-то нашептывать и наговаривать в ухо завозившемуся орку.

— Вторую, — Урта снова тряхнул зашипевшей корзинкой.

— Позже, если будет нужно. Тзя, как судороги начнутся, вливай противоядие. Не упустите.

— Я посмотрю за ним, Вождь, — Шаманка подняв глаза, кивнула мне, — я буду с ним. Я его знаю много лет. Иди отдохни. И давайте его в другое место вынесем.

Выскочившая наружу помощница Тзя привела лапу уруков. Они очень осторожно, прямо на доске вынесли своего Старшего в сопровождении так и не отпустившей его голову шаманки. Сев на подвернувшуюся скамейку, я устало положил руки себе на колени.

— Вот ведь беда, ножи и пилы и не весят почти ничего, а руки трясутся, как если бы бревна таскал.

Меня подергали на рукав, подняв глаза на стоявшую рядом самочку-подростка, вопросительно поднял бровь.

— Ногу куда девать?

Она протянула мне на куске циновки отрезанную выше колена бывшую ногу Углука.

— Куда? Отдай ее урукам, пусть похоронят ее. Что, где и как сделать им Шаманка скажет. Иди.

После чего я просто забился себе в угол и уснул. Пару раз вставал смотреть больного, и с шаманкой приложили еще одну гадюку. Утром меня никто не будил и, как я понял, в лагере все ходили на цыпочках и молча. Умывшись и помахав оружием вернулся в землянку и немного посидел, глядя на огонь в очаге. Вокруг деловито возились самки что-то делая.

— Тзя, — она обернувшись, подошла ко мне и замерла в ожидании, — там кто?

Не поднимая головы, я ткнул пальцем в дальний угол и замер, ожидая ответа. В землянке мгновенно установилась мертвая тишина. Не дождавшись ответа, поднял голову. Посеревшая от ужаса Тзя судорожно мяла свой новый фартук и бегала глазами, избегая смотреть мне в лицо.

— Я жду.

— Щенки. Мои, прости меня, — она что-то попыталась сделать, то ли упасть в ноги, то ли кинутся на меня. Я остановил ее движением руки.

— Веди, — кто-то из самок охнул и уронил на пол что-то из посуды. Тзя деревянной походкой сходив в угол, привела двух перепуганных щенков и замерла, не выпуская их рук. Принюхавшись, я вспомнил запах. Дети Тзя. Как я совсем про них забыл. Мимо Тзя просочилась Ая и с ходу бухнулась в ноги.

— Вождь, прости нас, мы их не оставили за Воротами. Сегодня обратно отправим. Накажи нас, старших.

— Давно прячете?

Тзя сокрушенно кивнула головой.

— Больше не прячьте, не надо. Сколько еще по лагерю таких?

В землянке завздыхали и смущенно завозились самки, не поднимая глаз.

— Ясно. У нас лагерь воинов. В любой момент все, что угодно случится может. Куда вы их тогда денете? Два дня вам, потом всех собрать и отвезти за ворота к Хромому, — услышав горестные вздохи, поднял руку, — отобьем Ульриха, разрешу вернуть всех.

Опустив взгляд, посмотрел на жмущихся к матери щенков.

— Идите ко мне, — Тзя, закусив губу, подтолкнула ко мне прижавших ушки малышей, — идите.

Неуверенно оглядываясь на мать, они подошли ближе и замерли в шаге от меня. Протянув руку, притянул их к себе. Обнюхал обоих: двойняшки, разнополые, здоровые. Шерстка еще на обмялась вся, сезона два им нет. Мягкие. Боятся. Положив руки на головы, поднял лица и поймав испуганные взгляды дунул им в мордочки. Оба одинаково удивленно захлопали глазами.

— Есть хотите? Тзя, ты уж накорми нас всех, — мать с дочерью одновременно метнувшись на выход, столкнулись и вылетели на улицу. Я посмотрел на стоявшую в стороне Таур, закусившую губу и с завистью смотревшую им вслед.

— Таур, — она повернула голову и замерла, — Ру позови, общая еда у нас. Только не беги, а то вы все развалите сегодня.