Орки: Отступая от края. Часть 2

Глава 8

Два дня спустя. Остров Болотников. Смеркалось. Ходок. Суйта

Остров за прошедшие дни с победы над Охотниками сильно изменился. Он буквально кишел от Болотников разных Родов и Семей. Десятки разномастных лодок сновали по протоке или стояли, приткнувшись к берегу Острова. На нем кипели работы, орки Рода Урты старательно восстанавливали порушенное и строили новое. Им помогали многочисленные помощники из вновь прибывших. А со всех сторон прибывали все новые и новые Болотники. Собирались на острове вокруг горящих и смело дымящих костров, воины Урты рассказывали новым жителям истории о своих подвигах, путешествиях и победах. Хвастались трофейным оружием и инструментами, тканями, одеждой и обувью. По рукам ходили предметы из людского быта, часто непонятные и неузнаваемые. Кто-то пел, в песне славя свои дела и Вождя. Собравшиеся вместе самки привычно затянули тоскливую песню о расставании с уходящими к Темному щенками, и после окрика одной из десятниц, дружно рявкнули песню о перепившем крепкой браги лихом гребце, сломавшем о воду свое весло. На песню сбегались все новые орки, и за спинами сидевших певиц мерно закачался и пошел круг танцующих. На кострах жарили и щедро раздавали всем подходившим рыбу и другие дары Болота.

Неожиданно из протоки со стороны Пристани донесся рев горна Егерей. Орки дружно вскочили, повернувшись в ту сторону, многие из них посерели от ужаса, самки кинулись искать своих щенков, разбредшихся по всему Острову. Воины Родов, подхватив свое оружие, мрачно хмурясь, пошли к сторону звука, прикидывая, насколько времени они смогут задержать Егерей. Только Болотники Урты остались спокойны и, прислушавшись, стали сбиваться по десяткам.

Горн еще раз проревел, и его заглушили барабаны, орочьи барабаны. Орки вскинули головы, навострив уши, а барабаны громко гремели, все приближаясь и приближаясь. Узнавая свои сотенные барабаны, орки Болотника Урты довольно скалились и встретили дружным воем вышедший на чистую воду Дракон. Остальные дружно выдохнули и присоединились к общему ликованию. Идущий по протоке Дракон будил во всех глубинный, родовой страх, старательно задавленный и перекрываемый громким ревом. Сбиваясь плотнее, чувствуя свое многоорочье, они самозабвенно рвали глотки, размахивая оружием.

Дракон, подняв весла, все замедляясь, подошел к берегу и замер. С его борта упала сходня, подняв фонтан воды, и по ней сошли Чада и Урта. Разряженные по орочьей моде, с множеством украшений, в рубахах и жилетах, с широкими, людскими поясами, ножи и топоры на поясах, заканчивали их наряд.

Спустившись по сходне, Урта заорал.

— Тихо!!!

Его крик подхватили десятники в толпе и, раздавая направо и налево подзатыльники и затрещины, быстро всех успокоили. По сходне спустился молодой орк в кожаном нагруднике с двумя клинками на поясе. Увидев его, орки Рода Урты стали проталкиваться вперед и валиться на колени. Глядя на них, за ними опустились и остальные. Стоявшая в стороне Суйта, все это время сидевшая немного в стороне от всех, хмыкнула и сместилась за ближайший дом, продолжая наблюдать.

— Болотники, я Ходок. Сегодня ваш день, день, когда вы станете одним Родом. Получите угодья и отправитесь в свой новый дом.

У него за спиной стояли несколько орков, с двумя вооруженными подростками, не спускающие глаз с толпы. Над бортом Дракона поднялся десяток лучниц уруков, тоже внимательно вглядывающихся в толпу.

— Встаньте.

Вся орда встала в молчании, ожидая продолжения.

— Старшие Семей Рода Урты, сюда, — Ходок ткнул пальцем.

Из толпы стали выходить и отходить в указанную сторону орки. За ними потянулись и скучились у них за спиной их родные. Оставшиеся, гораздо большее количество орков пришлых, тоже стали сбиваться в кучи по родству.

— Вы уже решили, кто пойдет к кому, идите же.

Толпа, помедлив, растеклась по Семьям Рода Урты. На месте осталось больше десятка орков, разных полов и возрастов. Они растерянно переминались, оглядываясь и ежась под взглядами сотен глаз. Там было всего двое-трое взрослых, остальные подростки и щенки.

Я покосился и спросил.

— Это чьи?

Придвинувшийся ко мне Чада всмотрелся и прошептал.

— Ничьи, они одиночки. Рода и Семьи выбиты. Никто не возьмет, боятся, беду принесут.

От поселка пришел и, растолкав неудачников, пробился ко мне широкоплечий орк, таща в одной руке, упирающегося, тощего щенка. Подойдя ближе, кинул мне его под ноги и, оскалившись, заговорил.

— Ходок, это жертва, подарок Болоту. Обычай, Болото отдарит щедро.

Орки гулко загомонили и дружно сели на пятки, начав петь заунывную песню. Чада и Урта, мрачно нахмурившись, шагнули к испуганно хлопавшему глазами щенку. В толпе стали горестно подвывать самки, речитативом выпевая просьбу к Болоту быть добрым к щенку. Старшие Родов, поднявшись на ноги, пошли ко мне.

— Нет!!! — песня оборвалась, и в полом молчании все уставились на меня. Покачав головой, я повторил. — Нет!!!

Я шагнул к щенку, он попытался отползти и уперся в ноги орка, что его притащил.

— Твой?

Орк замотал головой.

— Нет, мой род всё.

— Чей?

— Его Род всё.

— Мы отдадим Болоту наших детей?

— Это не наш щенок, — из толпы выкрикнули и испуганно подавились, шарахнувшись от моего взгляда.

— У нас нет чужих щенков!!! Запомните мои слова. Все щенки — наши щенки. Болото — мать ваша, она не забудет и не обидит своих детей. Но как мы будем жить, если мы свое будущее будем менять на горсть рыбы. Нас мало, кругом враги, а мы будем резать щенков?!? Я лучше тебя зарежу, — я ткнул когтем в неудавшегося дарителя, посерев, он рухнул на колени, недоуменно оглядываясь.

Пройдя мимо него, пошел прямо в середину пятящейся толпы Болотников.

— Нам нужны воины, это, — я ткнул в щенков, жмущихся к матерям, — это наши воины, сытые, сильные, умелые, не боящиеся ничего. Не сегодня, но они ими станут. Если мы их будем беречь, кормить и учить ими быть. А Болото…

Подойдя к воде, дернув нож из ноже, полоснул себя по ладони, сжав руку, пролил в темную воду свою кровь.

— Прими мой дар, мать наша. Прими не жертву, прими как подарок. Твои дети придут к тебе, в свое время.

Обернулся на замерших орков и, оскалившись, прорычал.

— Чего ждем?

Мимо меня пролетела лавина тел, расплескивая воду. Мои слова повторяли сотни голосов, вода даже в наступающей темноте заметно окрасилась и засветилась в моих глазах теплым светом. Поймав за волосы, пытавшегося проскочить мимо меня орка-дарителя прошипел.

— С тобой я еще не закончил.

Выбирающиеся из воды орки садились на пятки полукругом, лицом ко мне. В стороне все также стояли одиночки и тоскливо оглядывались.

— Кто возьмет их себе в Род?

Орки старательно отводили глаза. Через них ко мне шла высокая самка с лицом, смутно мне что-то напоминающим, невозмутимо поблескивая глазами. Подойдя ближе, внимательно посмотрела мне в глаза и спокойно ответила.

— Я возьму.

— Ты Старшая Рода?

— Я Суйта, Старшая Семьи, но с ними будет Род.

— Возьми этого щенка в свой Род, Суйта. Проси, что ты хочешь за это?

— Ничего не прошу. Прощай, Ходок. Мне пора.

Повернувшись ко мне спиной, она взяла за лапку щенка и, сильной рукой подхватив его на руки, пошла в темноту лагеря, кивнув изгоям. Подхватив свои скудные пожитки, они заспешили за ней.

— Суйта, всегда Суйта.

Подошедшие ко мне Старшие Болотники стали на полшага за спиной. Чада потянул мне тряпку, не глядя я замотал руку и обернулся на слова Урты.

— С этим-то, что делать? — он пнул все так же сидящего у нас в ногах дарителя. Он мрачно покосился на него и опустил голову.

— Вождь, я виноват и готов принять твою волю.

Я присел рядом и приблизил свое лицо к нему.

— В чем ты виноват?

Орк помялся и, пожав плечами, неуверенно спросил.

— Жертва не понравилась?

— Проще тебя зарубить, чем что-то объяснить. Прими мою волю. Наказание твое будет тяжелым.

Орк ткнулся головой в песок и замер, дрожа.

— Ты едва не погубил щенка. Ты будешь беречь его, кормить его, пока он не станет воином. И когда он им станет, тогда твоя жизнь — твоя.

Отвернувшись от недоуменно хлопающего глазами орка, я пошел к остальным Болотникам, на ходу бросив Чаде.

— После Суйту к нам приведи, хочу видеть ее, — и отмахнувшись от открывшего рот Чады, рыкнул остальным оркам, вскинув руки, — сейчас почтим Болото, праздником и песней!

Мне в ответ слаженно рявкнули сотни радостных глоток.

Сон.

Боль, страшная, выворачивающая боль. Открытый рот пытается втянуть в горящие легкие хоть крохи воздуха, но все тело вопит от боли и, выплевывая кровь, выдавливает из себя глухой вой умирающего животного. Меня охватывают огромные чешуйчатые пальцы и сжимают в своих пылающих тисках, мотая в воздухе в попытке сбросить с нас огонь. Горящая чешуя дымящимся веером разлетается в разные стороны. Меня глушит еще более громкий, чем мое сипение, дикий рев чего-то огромного и могучего. Отчаянно пытаясь вырваться из этих тисков, я скребу, скребу и терзаю своими когтями дымящуюся плоть этой твари. Рву и вырываюсь, но понимаю, что это мне не по силам, набрав в сгорающие легкие воздух, в фонтане кровавых брызг из кусков своей плоти вою в темное, гаснущее небо, стремительно исчезающее в сгорающих глазах.

Рывком вкидываюсь, кашляя и задыхаясь, пытаюсь вырваться из цепких рук, что с неожиданной силой удерживают мое бьющееся тело. Сознание возвращается, я слышу горячий шепот, что уговаривает меня остановиться, и я замираю, пытаюсь вернуть зрение в мои ослепшие глаза. Звуки, запахи, ощущения горою наваливаются на меня.

Я в доме Болотников, это Остров. Я на тростниковой циновке. Мое тело, все еще бьющееся в судорогах и постепенно затихающее прижато к циновке и буквально обвито другим телом, что с удивительной силой, умело удерживает меня. Мне в ухо шепчут что-то неразборчиво-успокаивающее. Косички щекочут лицо и забивают широко открытый рот.

Сон, опять сон!!!

Скрежетнув зубами, теперь уже осмысленно замираю и, выплюнув изо рта волосы, стараясь сдерживать дыхание, сипло проговариваю.

— Все нормально. Я вернулся. Отпусти, задушишь.

У меня перед глазами всплывает лицо. Суйта, удивительно спокойная и собранная. Внимательно вглядевшись в мои глаза, она скалится и переспрашивает.

— Точно? Помнишь, как тебя зовут??

Хмыкнув, уже относительно спокойно и своим голосом отвечаю ей.

— И свое помню, и твое имя помню. Слезай с меня, Суйта. И нож от уха моего убери. А то сейчас сюда Чада и Урта бегут, могут понять неправильно.

Суйта, очень ловко размотавшись с меня, уселась и стала ожесточенно чесать голову, мгновенно спрятав в волосах короткое лезвие плохонького железного ножа. Влетевшие в дом Болотники резко встали, удивленно разглядывая голую Суйту, и меня, пытающегося встать, опираясь на подгибающиеся руки. Еще через мгновение также быстро исчезли, утащив с собой пытающихся пролезть вперед посыльных и Аю.

С трудом сев и откинувшись на саманную стену, помотал головой, стараясь прогнать черные круги в глазах, и снова едва не упал лицом вниз, подхваченный Суйтой. Прижав меня к своей груди, она сунула мне в рот край чашки и держала ее, пока я, стуча зубами о край, жадно пил воду.

— Часто у тебя так?

— По-разному.

Она старательно укутала меня в один из плащей Болотников, служивших нам покрывалом. Укутав меня, стала сама одеваться и, собравшись, села напротив.

— Будь осторожен, Вождь. Ты ходишь по краю. Я такое видела не раз. Скара в тебе рвется на волю. Спасибо тебе за подарок.

Она хлопнула себя по поясу с висящим в петле новым втульчатым топором, изделием из нашей кузни.

— Я выполню твое поручение. Я возьму в глаза проход к Урукам.

Она растворилась в темноте за дверным проемом. Как только ее шаги утихли, в дом сунулся Чада и с вопросом посмотрел на меня. Я кивнул ему, и в доме стало тесно. Мне помогли сесть, влили горячий настой от Тзя и помогли одеться.

Я еще немного посидел, вспоминая прошедший день, гулянье орков, как всегда самозабвенное и непривычно для них самих шумное. Болотники, вдруг осознавшие, что можно быть громкими, оторвались от души.

И Суйта, странная и непонятная одиночка, с ее аурой неподдельной уверенности и силы. Скупые движения. Ухватки воина и немалое количество шрамов, что я позже разглядел вблизи. Наш разговор и мое предложение стать заставой. И потом ночь.

— Все готово?

Все дружно закивали и с готовностью замерли. Еще раз оглядев свою свиту, шагнул на выход. Пройдя по пустому поселку, вышел к спуску, где уже казалось очень давно, я ждал Тревора. На воде стеной стояли десятки разномастных лодок. Очень тихо стояли. Казалось, что вся река светилась от сотен пар глаз. У нас за спиной встало больше лапы орков с барабанами. И замерли в ожидании.

— Урта, ты Старший. Тебе и вести ритуал.

Орк, блеснув в мою сторону глазом, низко поклонился, принимая поручение, и горделиво выпрямился. Неторопливо достал свой топор и нож и, подняв их над головой, замер на мгновение. В установившейся тишине все услышали, как неподалеку квакнула припозднившаяся лягушка, и как над головами просвистели летящие на дневку утки.

Скрипучим, сорванным на Пристани голосом Урта начал петь. Пропев короткий куплет-вступление, обращение к Матери-Болоту, он высек искру, звонко ударив свое оружие. Слаженно зарокотали барабаны, от реки звонко ответили голоса самок, выпевая хвалебную песню щедрости и доброты к своим детям их Матери. По воде ударили весла и среди лодок засновало несколько малых, неся на себе сидящих с широким плетеным подносом самок. Это уже были заслуженные матери со шрамами от потерь на щеках, расписанные по всему телу узорами и знаками, сейчас неподвижно сидящие на носу лодок с блюдами в руках. Гребцы лодок, с масками на лицах, умело вели их через скопище разнообразных лодок разных Родов, с каждой из которых стоящие в полной рост Старшие бросали свой дар Болоту на блюдо Матерей. Самые разные дары, от искусно вырезанных из кости браслетов и бус, что замещали собой средства обмена на Болоте, и до грубо связанных украшений из кожи и перьев, что старательно делали неумелые руки. Все это несли, везли и сейчас бросали на блюдо Матерям, склоняясь в поклоне и провожая их песней-молитвой. Обойдя все лодки, три лодки собирателей даров подошли к берегу и замерли перед нами. Урта и Чада, войдя в воду, положили в кучу даров по своему подарку, по меркам Болота щедрому и яркому. Средняя лодка ждала меня.

Вынул из сумки заранее отобранный в ходе долгого препирательства самыми уважаемыми Болотниками всех Родов дар, компромисс между желанием угодить Болоту и смертельной борьбой с привычной скупостью. Короткий кухонный нож из трофеев, что едва не в драку выбрали из добычи. Дикие ушли в это время подальше, дабы не травить себе душу от приступов жадности.

Подняв его над головой, я шагнул в воду и, зайдя по колено, осторожно положил нож на груду даров. Склонив голову, самка опустила блюдо на уровень груди и, встав, вышла на берег. Сойдясь вместе, они высыпали дары в одну большую корзину и под продолжающееся пение увязали ее. После чего все трое сели в подогнанную им малую лодку, украшенную зелеными ветвями и, сев в нее, замерли.

Все орки в полной тишине замерли, беззвучно прося в своих молитвах Болото быть щедрым и добрым к ним, ее детям. Самки-жрицы подняли весла. Орки запели тихую песню. В лодках стали поднимать и встряхивать на длинных и гибких удилищах клетки со светляками. Проснувшиеся насекомые ярко высветили гладь реки множеством огней. Они медленно расступались, пропуская идущую через центр протоки лодку с дарами и, не опуская фонари, пошли в разные стороны к своим угодьям.

Россыпь огней, растекаясь в разные стороны, все дальше и дальше уходили вглубь Болота, постепенно исчезая в утреннем тумане.

Проводив последний блик взглядом, обернулся к Старшим. Оба с мечтательными ухмылками смотрели вдаль.

— Вождь, прошу отпустить нас на два дня. Сейчас начнется ловля зеленушки, она сейчас икру метать будет. Много ее, — Урта мечтательно облизнулся, — может, и ты с нами? Она свежая прямо тает во рту. Съел горсть и можешь весь день грести так, что весло гнется. Теперь ее ловить можно. У нас до ритуала только Суйта ее ловит. Но она почти скара, ей можно.

— Вернетесь, расскажете. Идите.

Оба Старших, махнув барабанщикам, было тронулись в сторону своих лодок и остановились на мой вопрос.

— А дары-то куда повезли?

Оба широко улыбнулись и синхронно пожали плечами.

— Не знаем мы. Болото — мать, жрицы — самки. Нам там места нет. Где-то Храм Болоту стоит.

— Не, не стоит, — Урта поправил Чаду, — плавает. Он не на одном месте. В общем, не знаем мы. Самки там сами как-то.

Забравшись в лодки, они уже было взялись за весла, когда Урта обернулся и добавил.

— Вождь, там на Драконе гребцы из щенков, до Пристани доведут, ты их тоже отпусти.

И лихо свистнув, плеснул веслом.