Орлы или вороны (СИ)

Глава 20

Глава двадцатая.

Человек шёл по длинному, широкому коридору. Всё вокруг было новое, чисто-белое: и стены, и потолок. Даже ковровая дорожка, по которой он шёл, была белого цвета, правда, с лёгким оттенком слоновой кости. Ему было назначено к семи. Он посмотрел на часы — оставалось ещё пятнадцать минут. Остановился у большой деревянной двери, тоже чисто белого цвета. Похоже, дизайнер, планируя интерьер, не особо заморачивался с выбором цветовой гаммы. Что ж, выбор неплохой, по крайней мере значительная экономия энергии для освещения. Человек огляделся, пытаясь разглядеть хоть один светильник. Их не было. Вернее, они были так умело спрятаны, что создавалась иллюзия, будто бы свет идёт отовсюду. Он открыл дверь и вошёл в большой кабинет-приёмную. За столом сидел пожилой мужчина с длинными, но аккуратно зачёсанными волосами и окладистой бородой. Он был в светлом костюме, без галстука. В расстёгнутом вороте рубахи виднелся блестящий медальон на золотой цепочке.

— Мир вам и благодать, — поклонился и вежливо поздоровался вошедший.

— А, Николас, я очень рад! — человек встал, вышел из-за стола, подошёл и обнял гостя. Он посмотрел на часы, затем сказал: — Вы можете зайти к Нему через десять минут, а пока я могу предложить вам что-нибудь. Если желаете, кофе, или воды.

— Благодарю вас, Михей, не беспокойтесь. Я подожду здесь, — Николас присел на мягкий стул с белой обивкой.

Такие стулья с резными деревянными ножками он видел только в музее.

— Как ваша жена Настя? — спросил меж тем Михей, присаживаясь на соседнее кресло.

— Замечательно, — улыбнулся Николас. — Привыкаем к новой реальности. Всё никак не могу осознать, что настоящая жизнь здесь, а не там. В последние мои дни на Земле, даже когда я уже всё понимал о перемещениях, мне казалось, что тонкий мир — это нечто временное между воплощениями. Теперь же мне даже не хочется снова туда возвращаться. Здесь всё так хорошо.

— Туда надо возвращаться, Николас, таков замысел, — сказал Михей с лёгкой улыбкой. — Только там мы можем совершенствоваться, улучшать себя, повышая свои духовные вибрации.

— Мы это понимаем, находясь здесь, — улыбнулся Николас. — Там же всё по-другому. Там хочется жить на полную, не осознавая, что всё это мираж, матрица.

— Конечно, — кивнул Михей, бросив взгляд на часы. — И это выбор каждого. Хорошо, вы можете заходить. Время правильное. Он ждёт.

Николас зашёл. Михей бесшумно прикрыл двери сзади него. Тот же приятный белый свет отовсюду. Кабинет был большой, вернее, он был бесконечно большой. Николас оглянулся на закрытую дверь. Если ближнюю стену было видно, то дальней просто не было. Комната расширялась вдаль, имея вид трапеции во всех трёх измерениях. Та грань, где пол соприкасался со стеной, просто уходила вдаль, теряясь в матовой белизне бесконечности. Николас сделал несколько шагов вперёд и остановился. Здесь стоял журнальный столик с незнакомыми экзотическими цветами и два больших кресла. На стене висела картина Сальвадора Дали «Постоянство памяти». Николас подошёл и невольно залюбовался произведением искусства. Он уже начинал привыкать, что в этом мире он видел не только глазами. Больше — он чувствовал картину душой и сердцем. Такое приятное внутреннее созерцание красоты.

— Здравствуй, Николас, меня зовут Авелло, — сказал приятный голос. Он оглянулся. Вокруг никого не было. Но это и неважно. Николас уже привык, что в этом мире можно разговаривать мыслями. Поначалу это было непривычно и даже неудобно, но потом оказалось настолько легко и обыденно, что он уже представить себе не мог, как можно находиться рядом с другим человеком и общаться только вербально.

— Здравствуйте, Авелло, — сказал он невидимому собеседнику.

— Сразу, отвечая на твой вопрос, скажу: ты не можешь быть ангелом. Твоя жена Настя может, а ты нет. Пока это не твой уровень. Тебе надо ещё прожить много воплощений, чтобы достигнуть того, за что ты хочешь взяться. К сожалению, в прошлом воплощении ты понизил свой уровень, приняв неверное решение.

— Да, я знаю, — грустно сказал Николас. — Но я просто хочу им помочь. Я вижу, что им не справиться самим. Дело даже не в Нуо. По большому счёту, Виктору он не особо и нужен. Вот если бы Настя могла распоряжаться им как своим. У неё это явно получилось бы лучше. Я вижу, что они родственные души, но смогут ли они противостоять всему, что вы собираетесь им послать?

— Ты что, предлагаешь избавить их от всех трудностей? Тебе ли не понимать, Николас, что никто не может стать лучше и ближе к Богу, не проходя через тернии. К слову сказать, я пока ничего сложного в их отношениях не вижу. Всё у них будет нормально. А вам же с Настей можно уже подумать о следующем воплощении. Или вы пока не готовы?

— Пока не готовы, — согласился Николас. — Здесь всё так уютно. Так спокойно и умиротворённо. Но можно мне ещё раз попросить за Виктора и Настю? Я чувствую свою ответственность за них. Ведь это я дал ему Нуо. Позвольте им снова быть вместе в том мире!

— Это зависит только от них самих, Николас, — сказал приятный невидимый голос. — Если двое любят друг друга, никакие жизненные обстоятельства им не преграда. Даже я здесь бессилен. Это всего лишь проверка их отношений. Не беспокойся, мой друг, уверяю, всё у них будет хорошо. А ты занимайся своей историей.

Николас интуитивно понимал, что разговор окончен. Он был благодарен этому высшему созданию за ту надежду, которую тот ему подарил. Вероятно, так и будет. Теперь их пути разошлись. Виктор пойдёт своим путём, а Николас — своим. Он сделал всё, что мог. Он даже напросился на встречу с Ангелом-поручителем, который был на много уровней выше его. Такие встречи были редки и не поощрялись, но Николасу было позволено задать свои вопросы, и он их задал. Теперь всё было во власти Высших сил.

***

Когда Настя поняла, что находится в Ярославле, ей стало не по себе. Вроде бы после столь удачного избавления из плена этих ужасных людей ей надо было только радоваться за свою свободу. Однако она тут же осознала, насколько в наше время люди зависимы от мобильных телефонов. Кроме Виктора, Настя не помнила ни одного номера, но даже ему она не могла сейчас позвонить и попросить о помощи. Настя стояла возле незнакомого здания и смотрела вперёд невидящим взглядом. Она подняла руку и тут же со свистом тормозов остановилась машина. Из старенькой реношки высунулась довольная кавказская физиономия.

— Вах, красавица, садись подвезу! — блестя золотыми зубами, с сильнейшим акцентом сказал кавказский товарищ.

Он открыл дверь и похлопал по пассажирскому сиденью, приглашая войти. Настя сделала шаг и вдруг расплакалась. Она не могла сдержаться. Слёзы градом потекли в два ручья. Улыбка тут же слетела с лица кавказского друга. Его как подменили. Он моментально выскочил из машины и подбежал к Насте.

— Что случилось, дэвюшка? Пачему ты плачешь? — сказал он, взяв её за плечи. — Тебя кто-нибудь обидел?

Настя отрицательно покачала головой, пытаясь совладать с собой.

— Если я могу чем-то помочь, только скажи, — говорил меж тем джигит.

Он оглядывался по сторонам, словно искал причину, почему эта девушка плачет.

— Я заблудилась, — сказала Настя. — Мне надо попасть в Череповец.

— Садись, дэвюшка, я отвезу тебя на вокзал, — сказал мужчина, показывая на машину.

— Но у меня совсем нет денег, — сказала Настя. Было ужасно стыдно. Борясь со стыдом, она добавила: — Может, вы отвезёте меня на трассу, и я поймаю попутку?

— Ай, сколько там денег, — махнул рукой джигит. — Я куплю тебе билет, только не плачь, красавица. Не надо попутку, поедешь на поезде. Как тебя зовут?

— Настя, — сказала она и слабо улыбнулась.

— Я Алибек, — сказал джигит, приложив сжатый кулак к груди, — но все зовут меня Алик. Садись в машину, Настя, поедем купим тебе билет.

До вокзала домчали на одном дыхании. Алибек либо не знал правил дорожного движения, либо просто их игнорировал. Пару раз проскочив под красный, помахав кому-то рукой, чтобы пропустили, он через двойную сплошную сделал крутой левый поворот и, невзирая на знаки, припарковался прямо перед воротами вокзала.

— Пошли, Настя, — сказал он сурово, но с улыбкой на лице.

Настя прямо чувствовала силу и мужской характер в этом невысоком, с виду неказистом южанине. Как он быстро вник в ситуацию и взял на себя ответственность за совсем незнакомого человека! Она открыла дверь и вышла из машины. Билетов не было. Вернее, не было самого поезда. Проходящий московский должен быть только ночью, но сейчас, буквально через пятнадцать минут, отправлялся поезд до Вологды. Алибек вопросительно посмотрел на Настю мол, поедешь?

— Поеду, — кивнула она.

Паспорта у Насти не было, и Алибек купил билет на своё имя. Проводил до самого вагона, договорился с проводницей, показав свой паспорт. Долго и с южным энтузиазмом объяснял, что Настя его родственница, потеряла паспорт и должна попасть домой. В конце концов проводница сдалась и, получив в подарок денежку, согласилась. Алибек оторвал кусок бумаги от пачки сигарет, написал свой номер телефона и протянул Насте.

— Приедешь домой, обязательно позвони, чтобы я знал, что всё хорошо. — Затем протянул Насте тысячу: — Вот, возьми, мало ли что.

— Я обязательно верну, — пообещала она.

На глаза опять навернулись слёзы, и Настя сильно, от всей души обняла незнакомого и такого доброго мужчину. Мужчину с большой буквы. Он стоял на перроне и с широкой улыбкой блестел золотыми зубами. Настя помахала ему рукой и послала воздушный поцелуй. Он помахал в ответ.

Настя понимала, что на последний автобус до Череповца она не успевает и всё-таки придётся добираться на попутках. Поезд ещё не доехал до Вологды, а уже смеркалось. Солнце давно скрылось за горизонтом, но ещё было то короткое предвечернее время, когда кажется, что день будет длиться вечно. На самом деле это были обманчивые последние минутки светового дня. Всего полчаса — и станет совсем темно. Тогда останавливать машину молодой девушке будет уже небезопасно. На трассе всяких чудаков хватает. Алибек дал тысячу, на такси не хватит, но если разделить с кем-то… Взгляд её опять упал на своё кольцо, так бросавшееся в глаза. Если его снять, то даже положить некуда. У Насти не было с собой ничего: ни сумочки, никаких карманов. Перевернув кольцо камнем внутрь, в сторону ладони, чтоб явно не светить, она вдруг вспомнила, что кто-то ей сказал, что Витя в тюрьме. Или это был сон. Настя смотрела на мелькавший за окном тёмный лес и пыталась вспомнить, кто и когда ей это сказал. Это ведь было совсем недавно, может, даже сегодня. Вероятно, когда этот ужасный человек отравил её сонным зельем, у неё были галлюцинации. А вдруг нет? Вдруг и правда с Виктором что-то случилось? Когда поезд остановился возле вологодского перрона, было уже совсем темно. Настя зашла в здание вокзала, посмотрела расписание. На Череповец было несколько ночных поездов: как раз тот, который она не стала ждать в Ярославле, и ещё пара проходящих. Без паспорта билет не продадут, а договариваться, как это сделал Алибек, Настя не умела. Можно было подождать до утра и купить билет на первый автобус, там вроде паспорт не требовали. Но так не хотелось оставаться на всю ночь на вокзале! В придорожном кафе купила пирожок с чаем, разменяв тысячу. Голод чувствовался. Не ела ничего почти сутки. Тут же к ней подошёл бомжеватого вида и неопределённого возраста мужичок и попросил денег в долг. Причём он так и сказал:

— Не одолжите ли мне денег, сударыня, а то я проникся.

Чем он там проникся и когда намеревался вернуть долг, Настя уточнять не стала, протянув человеку сотку. Он поблагодарил, сказав ещё какую-то несуразицу, и, купив две бутылки пива, исчез вглубине комнаты ожидания. Вышла на улицу, огляделась. На стоянке такси светили габаритами несколько машин с шашечками. Спросила, сколько до Череповца. Водители называли цену в две тысячи рублей. Видимо, это была вокзальная такса. Настя уже собиралась идти обратно в здание вокзала, как возле неё остановилась красивая иномарка, открылось окно, и интеллигентного вида женщина спросила:

— Девушка, вам куда?

— В Череповец, — сказала она.

— Поехали, — дама открыла переднюю дверь, приглашая войти.

Настя забралась на пассажирское сиденье и протянула женщине все деньги, которые у неё остались. Около восьмисот рублей.

— Да, спасибо, — не глядя сказала дама и указала рукой: — Вон туда положите.

Женщина ехала быстро, управляла машиной уверенно. Как только выехали на трассу, Настя задремала. Сказывалась усталость. Полностью уснуть не удалось, она чувствовала дорогу, понимала, что едет в машине, но в то же время ей как будто бы снился сон. Даже не сон, а словно её мысли кто-то направлял в нужное русло. Она опять смотрела это кино, где главным героем являлась она, Настя. Эту серию она не видела и не испытывала чувства дежавю, как в прошлый раз. Находясь в своём полусне, она вспомнила всё. И доброго ящера, и свою двойняшку Нуо. Сейчас же с ней говорил кто-то очень могущественный. Он точно был близкий и родной человек. Настя не видела его, но осознавала, что он знает про неё всё и ловит каждую её мысль. Ей даже не надо было открывать рот, чтобы что-то сказать — стоило только подумать, и этот всевидящий и всеслышащий Кто-то тут же ей отвечал. Наконец Настю осенило.

— Вы Бог? — спросила она прямо.

— Нет, я не Бог, — ответил её собеседник. Или собеседница, похоже, у него не было пола. — Я часть тебя. Некоторые люди называют нас высшим Я. На самом деле это не так. Я не выше и не ниже тебя. Просто я знаю всё, что ты узнала за все жизни, прожитые тобой ранее. От тебя же эта информация скрыта. Ты помнишь только то, что тебе положено помнить в этой жизни.

— Но это же нечестно! — возразила Настя. Она почувствовала себя обманутой. — Зачем скрывать от человека то, что он уже знает? Если я жила в других жизнях и чему-то там научилась, зачем мне снова познавать то же самое в этой?

— Ты познаёшь не то же самое, девочка, — снисходительно, словно учитель — непонятливому ученику, сказал голос. — В каждой жизни ты проходишь новые уроки, нужные для твоего совершенствования. Память стирается, чтобы не отвлекать тебя от главного.

— А, я вспомнила! — радостно воскликнула Настя. — Я же в детстве помнила всё про мою прошлую жизнь. Точно, я помнила Николаса. Я даже помню, что фамилия у меня была Полякова, а не Вересова, как сейчас. А почему всё это я помнила? — вдруг спросила она.

— Значит, так было надо, — ответил голос. — Иногда мы можем что-то помнить. В основном это бывает в раннем детстве. Потом чем старше мы становимся, тем меньше воспоминаний остаётся. Новые воспоминания накладываются, вытесняя старые. Многие люди вообще не верят в существование иных миров, других жизней и Высших сил. Это зависит от уровня развития. Развития души, а не интеллекта.

— Всё так интересно, — сказала Настя.

Чувство лёгкой эйфории, любопытство и желание разобраться крутились в мыслях. Тут она вспомнила о Викторе, и все мысли отодвинулись на второй план, уступив место беспокойству.

— А где сейчас Витя, и что с ним? — спросила она.

— Его поместили в СИЗО номер один в Москве. В народе его называют «Матросская тишина». Его обвиняют в продаже крупной партии наркотиков. Виктору грозит большой тюремный срок, — развёрнуто поведал голос.

— Как?! Но он же не мог?.. — Настя похолодела от невероятности услышанной информации. — Это же неправда! Витька бы никогда не стал заниматься такими вещами.

— Согласен с тобой. Люди, оклеветавшие его, имеют материальную заинтересованность. Это низковибрационные сущности, выбравшие путь самоуничтожения. Они тоже проходят свои уроки. У них также есть шанс на улучшение своей души, но они сделали свой выбор. Эти люди удаляются от Бога, прыгая вниз уровень за уровнем, даже не осознавая всего ужаса, который ждёт их впереди.

— И чего, из-за этих лживых людей, выбравших свой путь вранья, мой Витька будет сидеть в тюрьме? — Настю прямо трясло от негодования. — Почему тогда Бог позволяет им совершать такие гнусные вещи?

— Бог не вмешивается, — спокойно сказал голос. — У каждого есть свобода выбора. Это главная Божья заповедь.

— Какая же свобода выбора тогда у Вити, если он в тюрьме? Это какой-то явный конфликт интересов с этими свободами. — И Настя вдруг сказала: — Тогда я его спасу и накажу этих лживых лицемеров. У меня же тоже есть свобода выбора?

— Конечно, есть, — улыбнулся Настин собеседник, и ей даже показалось, что он кивнул ей в знак одобрения.

— Ты поможешь мне? — спросила она. — Ведь ты можешь помочь мне восстановить справедливость?

— Я тебе уже помог, девочка, — спокойно сказал голос. — Я открыл тебе доступ к информации. Теперь ты будешь помнить многое из того, о чём мы говорили. Мне позволено не стирать это из твоей памяти.

— Но я не знаю, как мне может помочь эта информация.

— Ты умная девочка, ты разберёшься…

— Девушка, куда вам в Череповце? — женщина говорила негромко, но слова сильно резанули Насте по ушам, выдергивая из приятной неги полузабытья. Словно острым ножом по глазам, яркий свет ночных фонарей полоснул, причиняя физическую боль.

— Мне бы к «Адаманту», — сказала она, жмурясь.

Было жалко, что этот разговор оборвался на полуслове. Настя чувствовала, что она не успела спросить что-то очень важное. Ещё издалека она увидела своего фордика на том же месте, где она его и оставила. Поблагодарив женщину, подошла к машине, открыла дверь. Ключи — в замке зажигания. Машину никто не тронул. Настя завела мотор. Проезжая мимо перекрёстка, бросила взгляд назад. Никакого знака, запрещающего стоянку, конечно же, не было. Она утвердительно кивнула и поехала домой.

Дома никого. Котёнок Настя тут же подбежала к своей тёзке, не переставая мяукать. Она словно спрашивала: «Почему так долго вас не было? И где этот большой и мягкий человек, на котором так удобно спать?» Настя покормила кошку и долго сидела за столом, думая, что же они с Виктором делали не так, что у них не получалось спокойно и размеренно жить, не притягивая к себе проблемы. Сколько Настя ни анализировала свои поступки, не смогла найти ничего предосудительного. Почти под утро её всё-таки свалил сон, и она заснула, свернувшись калачиком, за столом, прямо на кухонном диване. Рядом, урча, спала котёнок Настя.

***

День не задался. На полковника Афанасьева все проблемы свалились разом. После работы генерал Улитин вызвал его к себе. Не пригласил в гости, как обычно, а именно вызвал, хоть и не в рабочий кабинет, а в свой загородный дом. Когда Павел Ильич приехал, он сразу заметил, насколько его начальник и давний приятель был подчёркнуто дистанцированным. Он не предложил выпить и не пригласил в дом, а просто сухо поздоровался и указал рукой на скамейку на летней террасе. При всей их давней дружбе, Афанасьев всегда соблюдал субординацию — всё-таки Улитин был его непосредственным начальником. Это не мешало им вести закулисные дела, периодически выбираться вместе на рыбалку, даже их жёны, хоть и не были близкими подругами, но пересекались достаточно часто. Сейчас, гадая, в чём же причина такого равнодушия, Афанасьев молча сел на жёсткую бамбуковую скамейку и внимательно посмотрел на генерала. Тот вздохнул и сказал тихим, но твёрдым голосом:

— Паша, ты в разработке. Я тебя предупреждал, что ты доиграешься. Что-то на тебя всплыло, и я даже не знаю что. Видимо, какое-то старое дело, у меня нет информации какое.

— Ну так узнай! — вырвалось у Афанасьева, и он тут же поправился: — Всё же было чисто. Из старого никто ничего не мог раскопать. Всё давно похоронено.

— Вот именно, Паша, у тебя слишком много похорон, и, видимо, твои интересы с кем-то пересеклись. Не нравится мне всё это, ой как не нравится! — он вздохнул и добавил: — Полагаю, тебе надо ускорить свой отъезд, если не хочешь посидеть на дорожку.

— Думаю, примерно через полгода буду готов, — кивнул Павел Ильич.

— Ты с ума сошёл, какие полгода! Паша, у тебя счёт идёт на недели, если не на дни. Я тебе в прошлый раз говорил, что я тебя прикрыть не смогу. В управлении чистка идёт полным ходом. Там не церемонятся. Думаешь, ты один такой бизнесмен? В общем, я тебя предупредил, это всё, что могу для тебя сделать. Далее никаких контактов. Вам ясно, товарищ полковник?

— Более чем, — кивнул Афанасьев, — разрешите идти?

— Идите, — кивнул Улитин и встал, давая понять, что разговор окончен.

Они не пожали друг другу руки на прощание, и Афанасьев понял, что их дружба на этом закончена.

Продать недвижимость оказалось непросто. Павел Ильич уже несколько месяцев вёл переговоры с одной крупной риэлтерской компанией, которая занималась выкупом элитных квартир. Время для продажи было хуже не придумаешь. Цены вроде уже отскочили от дна и начали свой рост, но этот рост был скорее надуманным, экономически необоснованным. Цены стали выше, чем год назад, но покупателей было в разы меньше, чем продавцов. Чтобы продать что-то быстро, приходилось идти на уступки и сильно ронять цену. Афанасьеву за его недвижимость предлагали бессовестно огромный дискаунт от рыночной цены. Если бы он продал всё два года назад, то в долларах получил бы в три раза больше, чем сегодня. Всё это вызывало сильнейший дискомфорт, но делать было нечего, приходилось мириться с рыночной ситуацией. Он думал, что, возможно, Улитин просто сгущает краски, не желая оказаться замешанным в расследовании рейдерских схем своего подчинённого. Ему было выгодно, чтобы Афанасьев поскорее пропал из поля зрения. Конечно, у генерала Улитина рыльце тоже было в пушку, не без этого. Афанасьев всегда щедро с ним делился, но того было не достать. Улитин не засветился нигде, никогда не брал деньги сам, не говорил о делах прямо, везде выступал так, как будто это его вообще не касалось. За хвост его было не схватить, а вот Афанасьев был в центре каждой сделки. На него мог показать пальцем кто угодно: хоть подставные риэлтеры, хоть силовики, с которыми приходилось делиться как деньгами, так и информацией. Самый опасный свидетель был Морозов. Если бы тот начал говорить, он мог бы утянуть Афанасьева глубоко на дно. Но Глеб пока молчал. Его со всей командой закрыли пару дней назад. Причём закрыли в Ярославле. Это было плохо. Вытащить его оттуда сейчас не представлялось возможным.

Когда Павел Ильич сказал жене, что им придётся всё продать и ускорить переезд, она шокировала его, добавив ещё одну проблему в копилку сегодняшних плохих новостей. Всегда такая покладистая и послушная, она уставилась на мужа большими глазами, полными слёз, и сказала, что никуда переезжать не хочет. И квартиру свою тоже продавать не намерена. Если Паша так решил, то пусть едет один, а она останется в Москве. Это было ударом ниже пояса. Афанасьев из последних сил старался держаться спокойно, но внутри всё кипело. Ещё этот Ярский никак не хотел подписывать документы. Сначала согласился, а потом на встрече с нотариусом заявил, что, пока не увидится со своей Настей, ничего подписывать не намерен. Можно было, конечно, обойтись и без его подписи, но на такой голимый криминал вряд ли пойдёт даже самый отмороженный нотариус. И эта его Настя, как назло, куда-то пропала. При задержании Глеба о ней не упоминалось. То ли парни её по дороге грохнули, то ли ей удалось как-то сбежать. Афанасьев отбросил эту мысль. Сбежать от Глеба было не так-то просто. Компанию «Аруба» оценили в двести миллионов, но наличными давали за неё только пятьдесят. Это было настолько неприемлемо, что вначале согласиться даже в голову не приходило. Теперь же Афанасьев был близок к тому, чтобы принять и эти условия. Он был очень зол на Виктора Ярского. Этот молодой ублюдок, ничего из себя не представляющий, бросил вызов Афанасьеву, ему, стоящему на вершине пищевой цепочки! Перспектива провести в тюрьме с десяток лет, казалось, нисколько не беспокоила этого детдомовского умника. Афанасьев не увидел у того на лице и тени испуга. Он твердил, что хочет увидеть свою Настю, и всё. Как будто больше ничего в мире его не волновало. У Афанасьева даже возникла шальная мысль сказать Ярскому, что это он убил его мать, и, если тот сорвётся и нападет, пустить пулю прямо в его наглую физиономию.

В конце концов он решился. Надо было уезжать немедленно. Новый дом себе Афанасьев присмотрел во французской Ницце. Лазурный берег, приятная погода круглый год. Заехать придётся по шенгену, а там можно будет легко сделать инвесторское ВНЖ. Сейчас заморачиваться с документами уже не было времени. С переводом денег тоже особых проблем не предполагалось. Бо́льшую часть он переведёт на офшорку, открытую год назад, остальное заберёт с собой. За обе квартиры и дом давали чуть больше десяти миллионов долларов, зато сразу и наличными. Доверенность на продажу квартиры, принадлежащей жене, у него была. Он получит деньги, и ей ничего не останется, как уехать с ним. Если жена вдруг встанет в позу и откажется, тогда пусть остаётся бомжевать в Москве. Придумала тоже упрямиться! Когда каталась как сыр в масле — ничего не замечала, а как жареным запахло, то сразу в кусты. Не-ет, так не получится. Либо они вместе в одной лодке, либо уйдёт от него с тем, с чем и пришла. Афанасьев перевёл в доллары всю рублёвую наличность, что у него была. Собралось ещё около двух миллионов баксов. Даже зная, что он уезжает в еврозону, почему-то не хотелось покупать евро, Афанасьев ещё с девяностых привык к баксам. Да и счёт на Кипре долларовый, так казалось сохраннее. Оставалось по-быстрому продать две машины, катер и решить вопрос с «Арубой». Катер было жалко больше всего. За красивый, изящный моторный катер Princess, который можно смело назвать яхтой, чуть больше года назад Афанасьев выложил почти триста тысяч евро. Сейчас в лучшем случае за него можно было выручить только половину.

Также пришлось дать согласие жуликоватому посреднику, давнему подельнику и коллеге в таких делах. Старый еврей Леонид Кац, который хотел прибрать к рукам компанию Виктора, был тот ещё хитрец. Он имел прямо нюх хищника на любую прибыльную аферу, ходил всегда по грани закона, но нарушал его очень неохотно. Все без исключения его сделки были криминальными, но каждый раз ему удавалось переложить основную часть риска на своего оппонента. Афанасьев точно знал, что Лёня Кац в своих сделках с реорганизацией подобных компаний не брезговал и мокрухой, но сам в этом всегда был замешан только косвенно. Сегодня пятьдесят миллионов, предложенные Кацем, в условиях быстрого сбора и отъезда уже не казались такой уж маленькой суммой.

Ничего, возможно, и у лягушатников Афанасьев найдёт себя в каком-нибудь предпринимательстве. План созрел сам собой. Он сделает ход конём с авиабилетами, и если его пасут, то пустит их по ложному следу. Деньги тоже переведёт в последний момент, чтобы не было подозрений. Кто знает, насколько глубоко уже копнули под него в управлении. Он вытащит Ярского из тюрьмы для следственной экспертизы, проведёт сделку, а потом устроит ему попытку к бегству. Если же этот умник не захочет ничего подписывать, всё одно — его участь уже решена. Почему-то эта мысль вызвала у Афанасьева приятную улыбку. Каждому своё: жил бы тихо и спокойно, как другие, — дожил бы до старости, а раз выскочил из грязи в князи, обратно в грязи и окажется. Улыбнувшись своим мыслям, Павел Ильич набрал знакомый номер.

***

Телефонный звонок выдернул Сиплого из сладкой дремоты. Жека, не обращая внимания на трезвонивший телефон, спал сном младенца. Звонил Круассан.

— Есть срочная информация, — сказал он. — Нашли твоего друга. Он в Матроске.

— Понял, спасибо, — Сиплый специально не называл своего начальника по имени и вообще никак не называл.

— Езжайте туда, по дороге дам указания. Похоже, там какая-то каша заваривается. Не по телефону.

— Принял, — сказал Сиплый, но Круассан уже повесил трубку.

До Москвы долетели без единой остановки. Остановились в гостинице «Измайлово», ожидая новой информации. Позвонил Круассан и сказал, чтоб ждали какого-то мужика, который приедет и всё расскажет. До этого — никакой самодеятельности. Не любил он говорить по телефону и общался короткими фразами, не вдаваясь в подробности. Сиплый за годы службы уже привык к манере общения своего начальника и воспринимал эти недомолвки как должное. В какой-то мере было даже приятно — снова оказаться на любимом им поприще. Эта игра в кошки-мышки была настолько знакома, что и Сиплый, и Жека чувствовали себя в своей тарелке и спокойно могли просидеть в гостиничном номере, не вылезая, столько, сколько потребуется. Если с Зевсом всё было более-менее понятно, то пропажа Насти вызывала сильную тревогу. Сиплый успокаивал себя тем, что, по всей вероятности, похитителям нужны были только деньги, а значит, они рано или поздно объявятся. Круассан позвонил только через двое суток. Сказал, что к ним сейчас подойдёт свой человек. Зовут его Арслан. Он всё и расскажет. Что ж, краткость — сестра таланта. У Круассана везде были свои люди.

Арслан подошёл уже поздно вечером. Крепкий парень, с виду под сорок, вежливый, но не особо разговорчивый, то ли чечен, то ли дагестанец. Он сразу попросил у обоих документы. Только удостоверившись, что они действительно те, за кого себя выдают, сказал:

— Крусанов просил передать, чтобы вы не лезли на рожон, но были рядом. Ваш парень, Виктор Ярский, случайно оказался замешан в большом расследовании. Сверху дан зелёный свет на зачистку группы бизнесменов в погонах, — он показал двумя руками кавычки, давая понять, о каких «бизнесменах» идёт речь.

— Не понял, Ярский-то каким боком? Он же гражданский, — перебил Сиплый.

— Он никаким. Его взяли за наркоту, но наши уже выяснили, что порошок ему подкинули. Сейчас надо понять зачем. Понятно, что у парня есть немалые деньги, значит, их у него, скорее всего, попросят. Так получилось, что Ярский — наживка. Они хотят взять сразу всех, кто причастен, и чтобы никого не спугнуть, пока ничего не предпринимают. Но Ярский, конечно же, в опасности. Если что-то пойдёт не так, его сразу уберут.

— Там ещё была девушка, — сказал Сиплый. — Она пропала в тот же день, что и Ярский.

— Про девушку я ничего не знаю, — развёл руками Арслан. — А Ярский, если замес пойдёт, то его жалеть не будут ни те ни другие. Не мне вам объяснять. Если работали на Крусанова, сами должны понимать, он — разменная монета. Но, я так понимаю, вы с ним близкие друзья, — он посмотрел в упор на Сиплого, тот кивнул, сжав зубы.

— А если выйти с ним на связь и сказать ему, что он — наживка? — подал голос Жека. — Может, у него вся информация есть, та, что вам нужна.

— Уже пробовали, — сказал Арслан. — Подсадили к нему в камеру человека. Пытался его разговорить. Нет, молчит как рыба об лёд. Решили не рисковать. Пусть всё идёт своим чередом.

— Ну и зачем тогда мы здесь? — спросил Сиплый. — Если мы не можем никак участвовать. Посидеть в номере мы могли и в Череповце.

— Круассан сказал, что вы на месте сидеть не будете, — ухмыльнулся Арслан. — Всё равно будете рыть. А так как вы парни шустрые, то, скорее всего, нароете. Поэтому решили: пусть вы лучше будете знать, чем натворите чудес каких-нибудь. Ну и ещё одно. Когда-то давно Круассан меня тоже спас, всё возвращается, земля круглая. Если мы не будем помогать друг другу, зачем тогда всё это? Друзей в беде бросать — последнее дело.

Обменялись контактами, условились о знаках, чтоб не лепить лишнего по телефону, и Арслан, попрощавшись, удалился, пообещав держать в курсе дела.

— Чёт я ему не особо верю, — сказал Жека, когда тот вышел. — Надо бы параллельно поискать ещё информацию, может, в Матросску заслать кого-то.

— Кого ты зашлёшь теперь? Мы тоже, походу, под присмотром, — Сиплый задумчиво посмотрел в окно на ночные огни Москвы.

— Самойлова, к примеру, — предложил Жека.

— А это, кстати, неплохой вариант, давай обсудим, — кивнул Сиплый.

***

На следующий день Настя первым делом поехала в офис МТС восстановить сим-карту. Это оказалось целой проблемой, поскольку номер был зарегистрирован на Виктора. Как она ни пыталась, ни заблокировать, ни получить детализацию звонков не получилось. Служащие мобильного сервиса стояли насмерть за конфиденциальность своих клиентов. Пришлось купить новый телефон и зарегистрировать новый номер. Ни в офисе, ни в гостинице Самойлова не было. Что-то подсказывало Насте, что заявлять в милицию о пропаже Виктора пока не следует. Целый день прислушивалась к своему состоянию. В организме творилось что-то странное. Было чувство, что она потихоньку сходит с ума. То ей казалось, что она слышит мысли окружающих её людей, то опять смотрит этот свой внутренний сериал с ней в главной роли. В конце концов Настя решила поехать к своей подруге Ольге. Надо было хоть с кем-то поговорить, чтобы окончательно не свихнуться. С Ольгой не виделись с того самого дня, когда она спасла Настю от нелепой свадьбы с Артуром. Ольга устроилась работать в магазин «М.Видео», и если ничего не поменялось, то Настя намеревалась найти её там. Подъехала почти к закрытию, спросила Ольгу.

— О, подруга! — услышала она знакомый голос.

Обернулась. Ольга в магазинной униформе выглядела по-другому, не как обычно. Строгий костюм, забранные в хвост волосы. Обнялись. Подруга, оглядев Настю с ног до головы, сказала:

— Выглядишь, как всегда, изумительно. Как твой Зевс?

— Олечка, если не занята, поехали ко мне, поговорим, — сказала Настя.

У той улыбка моментально слетела с лица, она сразу спросила:

— Что-то случилось, подруга?

Настя молча кивнула. Через полчаса, раскладывая по тарелкам лёгкий ужин, Настя уже пожалела, что проявила слабость и собралась всё рассказать подруге. Говорить было особо нечего. Как рассказать то, чего сама не понимаешь? В их с Виктором жизни было столько необычных вещей и недомолвок, что стороннему человеку было бы многое не понять. Они же как-то жили с этими интригами с первого дня их знакомства. Настя, понимая, что Виктор хранит какие-то секреты, свыклась с этим и не лезла туда, где была проведена эта невидимая черта. Вроде бы обоих это устраивало. А устраивали ли её эти секреты Виктора? Больше нет, чем да. Настя не раз пыталась подвести его под разговор об этом его странном исчезновении на четыре года и об этих, непонятно откуда взявшихся, огромных деньгах. Он каждый раз терялся, стараясь отшутиться или перевести разговор на другую тему. Сейчас Виктор опять пропал, так же как и их директор Стас. Зачем-то Настю пытались похитить, и только чудом ей удалось сбежать. Но самое главное, её волновало то, что происходило у неё в голове. Мысли никак не могли собраться. Никакими усилиями Настя не могла привести их в порядок. Только она начинала вспоминать один непонятный эпизод, произошедший словно во сне, как на ум приходил следующий, не менее фантастичный. Все они, по идее, должны быть цепочкой одного глобального события. Или этому должно быть медицинское объяснение.

— Ну чего молчишь, как рыба, подруга? — Ольга отодвинула пустую тарелку и мельком посмотрела на пикнувшее сообщение на телефоне. — Рассказывай, куда опять вляпалась.

— Я не знаю, чего рассказывать, — Настя села напротив. — У меня что-то необычное в организме происходит, словно у меня крыша едет. Не объяснить даже. И ещё Витька опять пропал. Второй день уже нет, и ещё сон приснился, будто он в тюрьме. Реальный такой сон. Или даже не сон, а кто-то мне это сказал, — она замолчала, уставившись вниз, под ноги.

— Любишь его? — просто спросила Ольга.

— Люблю, — кивнула Настя, — очень сильно.

— Значит, вернётся. Он же у тебя вроде странный какой-то, необычный. Может, бизнес какой мутит криминальный, а тебе не хочет признаваться, чтоб не впутывать. Вот и пропадает время от времени. А что с организмом? Беременная, поди.

— Да ну, с чего бы мне быть беременной? — неуверенно парировала Настя и замолчала.

Кстати, а с чего такая уверенность? Ведь они с того самого дня, как вернулся Виктор, даже не пытались предохраняться.

— А то вы по ночам мультфильмы смотрите под разными одеялами, — усмехнулась Ольга.

Действительно, это бы многое объясняло. Настя встала, посмотрела на часы. Ольга уловила её намерение:

— Беги покупай тест, я пока чай заварю.

— Я мигом, — сказала Настя, одеваясь.

Через двадцать минут обе сидели, смотрели друг на дружку и молча улыбались. На столе лежала пластинка экспресс-теста с двумя красными полосками. Это объясняло если не всё, то очень многое.

— Ну вот, всё ясно теперь, — засмеялась Ольга. — Обрюхатил девку, а сам — в кусты. Жди теперь своего принца через четыре года.

Настя молча улыбалась, зная свою подругу. Та никогда особо не выбирала выражения. Почему-то на душе стало легко и приятно. Появилось чувство, что скоро Витя вернётся и всё у них опять будет замечательно. Она представила, как он обрадуется, когда всё узнает. Скорее бы!

***

На следующее утро Настя проснулась, и первое, что пришло в голову, это стройка. Точно, там же был Афшин! У него по-любому должен быть телефон Станислава. Не завтракая, она прыгнула в машину и через два часа уже подъезжала к строящемуся коттеджному городку. Два десятка людей копошились на строительной площадке. Настя с удивлением во все глаза смотрела, как всё изменилось с её прошлого приезда. У нескольких домов уже возвышались ровные кирпичные стены. Вдоль всего участка дорога была отсыпана мелкими серыми камешками. Ещё издалека она увидела и Афшина, и Стаса Самойлова. Афшин что-то показывал рукой и импульсивно объяснял, а Самойлов кивал, соглашаясь. Настя резко затормозила прямо посреди дороги, выскочила из машины и почти бегом помчалась к ним.

— Станислав Юрьевич, где Виктор? — громким голосом спросила она.

— Анастасия, здравствуйте! — сказал тот ровным приятным голосом. — Всё нормально, Виктор в Москве.

— Как всё нормально?! — вырвалось у Насти. — Как в Москве?!

— Анастасия, я без машины, вы до Череповца меня довезёте? — вежливо и с улыбкой спросил он.

— Да, довезу, конечно, — опешила от такого спокойствия Настя. — Точно всё нормально?

— Конечно, нормально, — сказал Стас. — Садитесь в машину, я сейчас подойду.

Настя направилась к своему фордику, оглядываясь по сторонам. Строители сделали уже много. Создавалось такое впечатление, что они работают здесь круглосуточно и без выходных. Почти по всему периметру был установлен красивый зелёный металлический забор в мелкую сеточку. Всё было на своих местах. Не было грязи и развала, как это обычно бывает на стройках. Экскаватор, мерно урча, неторопливо ровнял аккуратные водосточные канавки вдоль главной дороги. Мужчина за чистым стеклом просторной кабины улыбнулся Насте и приветственно помахал рукой. Она помахала в ответ. Вся работа здесь шла своим чередом. Даже несведущему в строительных делах человеку была видна чёткая организация труда. Недаром Стас сказал, что всё нормально и Виктор в Москве. Это было здорово. Значит, ничего экстраординарного не случилось, значит, всё хорошо. Но почему Витя не послал ей никакой весточки? А куда послать? Он вообще знал, что два дня назад её похитили и только чудом ей удалось сбежать?

— Поехали, — сказал подошедший Самойлов, забираясь на пассажирское сиденье.

Настя включила заднюю и стала медленно разворачиваться. Станислав с улыбкой на лице непринуждённо помахал Афшину, но как только они отъехали, улыбка сползла с лица. Он строго сказал:

— У нас не всё нормально, но строителям не обязательно об этом знать.

— Где Витька?! — крикнула Настя, нажимая на тормоз так, что машина, подняв облако пыли, резко остановилась.

— Анастасия, с ним всё нормально, поезжай спокойно, или давай я за руль сяду — сказал Стас, набирая номер на телефоне. — Он в тюрьме, но всё под контролем, не переживай, мы его скоро вытащим.

Станислав, держа телефон у уха, слушал гудки. Настя молча кивнула и плавно тронулась с места. Спокойствие этого человека передавалось и ей.

— Алло, это я, — сказал он в телефон ровным голосом без малейшего волнения. — Она здесь, всё нормально. Да, всё хорошо. Только что встретились. Да, хорошо, на связи.

Он сбросил звонок, посмотрел на Настю и с улыбкой сказал:

— Это Александр, ваш питерский друг. Они в Москве. И мы с тобой сегодня вечером тоже туда поедем. Тебе небезопасно здесь оставаться. Неизвестно, что у них на уме.

— У кого у них? — спросила Настя. — Что вообще происходит?

— У Виктора хотят отобрать компанию, его подставили, и ему светит срок. Сейчас с ним торгуются, а на завтра назначена встреча по переоформлению документов. Я сам всего не знаю, но думаю, на месте разберёмся. — Он посмотрел на Настю, потом спросил: — А ты где была? Тебя не было двое суток.

Настя ничего не сказала, махнув рукой. Что же это такое? Значит, права была та девушка, которая сказала, что Виктор в тюрьме? Постой, а что за девушка? Точно, вспомнила, её звали Нуо. Настя опять резко остановилась.

— Станислав, садитесь за руль, я нервничаю, — сказала она, вылезая из машины.

За рулем сложно было сосредоточиться. Стас кивнул и тут же забрался на водительское сиденье. Не успел он тронуться, подстраивая под себя кресло, а Настя уже сидела с закрытыми глазами и прислушивалась к своим ощущениям. Она вспомнила разговор с ящером, с близняшкой Нуо и со своим высшим Я. Теперь ей было ясно, что это никакой не сон. Всё было реальностью. Она почувствовала на груди тепло от зелёного амулета. Потрогала Нуо рукой и ощутила приятную негу по всему телу, словно потягивалась после долгого сна или наслаждалась расходившейся по всем мышцам нежностью после секса с любимым мужчиной. Это было настолько приятное ощущение, что она погрузилась в него полностью. Такой благодати, такой эйфории она не испытывала никогда в жизни. Потом вдруг всё стало понятно. Вообще всё. Она увидела, как сильно любил её отец, увидела, что мама любит её нисколько не меньше. Она знала, что после каждого своего запоя та давала себе клятву, что обязательно бросит пить. Бросит только для одного человека в мире — для своей дочери Насти. Каждый раз она была в этом искренне уверена. Ей плевать было на своё здоровье. Мама хотела сделать это исключительно для неё, для Насти, но каждый раз ей не хватало характера противостоять зелёному змию. Настя увидела Виктора, когда он сидел в такси около универа и не вышел из машины, а она уехала с Артуром. Он не знал, как поступить правильно, но хотел только одного. Хотел, чтобы она была счастлива. Затем в тёмном неприятном ореоле она увидела полковника Афанасьева, который алчно хотел денег. Нет, он также хотел смерти Виктора. Зачем-то он хотел его убить. Просто так, для удовольствия. И эти люди, похитившие её, все они были замешаны. Почему-то рядом с ними Настя увидела родителей Артура. Мама Артура тоже хотела, чтобы Виктор сидел в тюрьме. В конце концов она увидела и самого Артура. Как он подстраивал встречи с ней, каждый раз выжидая, чтобы появиться в нужный момент. Она чётко услышала его, слова: «Ничего, приползёшь ещё и упрашивать будешь…» Так вот в чём дело, вот откуда ноги растут! Значит, неспроста всё это. Настя не могла больше этого выносить. Она открыла глаза, не замечая, как слёзы катятся у неё по щекам и капают с подбородка. Стас мельком глянул на неё, вздохнул и ничего не сказал.

* * *

Наконец-то всё сложилось. Афанасьев был доволен результатом. Всю недвижимость оформили за один день. Он получил все деньги до регистрации объектов, сразу после подписания договоров купли-продажи и сдачи документов в УФРС. Пришлось, конечно, согласиться на их цену, торговаться было не с руки, но это его уже не волновало. Катер и обе машины Павел Ильич продал по доверенности, договорившись с покупателем, что придержит БМВ ещё на пару дней. Перекуп хорошо знал Афанасьева и согласился на такую услугу, заглотив байку про то, что новая машина, которую он покупает, придёт в салон только через несколько дней. По сути, бэха была особо не нужна, просто хотелось создать видимость, что он дома и никуда пока уезжать не собирается. Вместо планируемых двадцати миллионов долларов удалось собрать только двенадцать. Если выгорит с Ярским, то прибавится ещё полтора. Погоды это большой уже не сделает, но Афанасьев привык доводить все свои дела до логического завершения. Продажа «Арубы» была теперь больше имиджевым моментом. Хотелось также посмотреть в глаза Ярскому после того, как всё завершится. Афанасьев не мог сам себе объяснить, чем же вызвана такая неприязнь к человеку, которого он едва знал. Может, потому что тот был прямой его противоположностью. Такой антипод, который, живя в своём придуманном мире, залез в мир его, Афанасьева, явив тем самым прямой конфликт интересов. С женой Павел Ильич разругался в пух и прах. Никак не хотела с ним уезжать. Она, собрав два чемодана, уехала на свою квартиру на Неглинной, не ведая, что та уже продана. Ну и пёс с ней. По договору ещё две недели туда никто не сунется, поэтому пусть живёт, потом сюрприз будет. План теперь был прост. Завтра утром Ярского повезут на допрос. Повезут двое своих парней, и когда по дороге план поменяется, каждый из них получит по двапдцать пять тысяч долларов, а Ярский окажется в Мытищах, на старой заброшенной базе, которую Афанасьев не раз использовал для подобных переговоров. Там же будет и покупатель с деньгами. Можно было, конечно, до кучи вальнуть и покупателя, но этот старый еврей Кац тоже не лыком шит и, скорее всего, подстрахуется, взяв с собой парочку бравых парней. А бравые парни Афанасьева, после того как всё завершится, увезут неживого Ярского, устроив ему попытку к бегству, и получат ещё по двадцать пять тысяч баксов. Павел Ильич позвонил в «Аэрофлот» и купил два билета в один конец до турецкой Антальи, на себя и на жену. Забронировал на неделю пятизвездочный отель на первой береговой линии. Вылет планировался через два дня. Зная, что его, скорее всего, пасут, это был неплохой ход конём. На платной стоянке гостиницы «Университетская» стояла подержанная, неприметная Toyota Corolla, которую он купил несколько дней назад на имя другого человека. Она ещё сослужит свою службу. Афанасьев достал свой табельный пистолет СП, привычно вытащил обойму, посмотрел и, с приятным щелчком загнав обратно, поставил на предохранитель. Убрав пистолет в оружейный ящик, вздохнул. Больше его он не увидит. Грустно не было. Было немного неприятно и как-то пусто от того, что всё стремительно пошло не по плану. Если бы планировать этот отъезд заранее, то денег можно было намыть как минимум в два, а то и в три раза больше, можно было также как-то уговорить жену ехать вместе. При мысли о жене Афанасьев поморщился. Любил ли он её? Скорее всего, нет, но за годы, проведённые вместе, Павел Ильич давно привык к ней, а она оказалась совсем чужой. Ну ничего, побегает по съемным квартирам, может, поумнеет. Деньги у жены были. Не так много, но нищенствовать она не будет. А там время покажет. Через годик-другой, когда всё поутихнет, может, он ещё и заберёт её к себе. Там видно будет. Вспомнил момент, когда интуиция подсказывала ему бросить это дело с Ярским и «Арубой». Может, и надо было. Павел Ильич, скрипнув зубами, выругался и, открыв бутылку армянского коньяка, отпил из горлышка.

— Завалю суку завтра. Завалю однозначно, — сквозь зубы сказал он и прямо в одежде лёг на кровать.

* * *

Настя попросила соседку Свету забрать котёнка. Та с удовольствием согласилась. Выехали с Самойловым поздно вечером. Стас был немногословен, просто сказал, что завтра у него встреча с Виктором в московском СИЗО. Он на всякий случай взял с собой все документы на «Арубу», но продавать её в планах нет. Также Стас сказал, что намерен защищать Виктора в суде, если понадобится. Насте придётся посидеть пока у него дома, в квартире в Королёве. Она пыталась возразить, что пойдёт с ним, но Стас был твёрд, сказав, что в СИЗО её всё равно не пустят, а одной шататься по Москве сегодня небезопасно. Он был как всегда убедителен, аргументируя так, что и не поспоришь. Стас также заверил, что при первой возможности устроит им свидание. Настя согласилась. Всю дорогу за рулем был Самойлов. Настя прислушивалась к своему новому состоянию, продолжая время от времени трогать Нуо. Он был так же приятно теплым, но такой радости, такого трепетного чувства познания всего сущего Настя уже не ощущала. Она вспомнила, как Виктор время от времени держался рукой за амулет, и улыбнулась. Только бы вытащить его на свободу! Теперь их жизнь будет ещё интересней. Этими новыми знаниями и ощущениями очень хотелось поделиться с Виктором. Теперь у них вообще не будет друг от друга никаких секретов. Настя продолжала улыбаться, представляя, как она скажет ему, что у них скоро будет ребёнок. Также очень хотелось съездить к маме, обнять её и сказать, что она её очень любит. Она, вероятно, не говорила маме этого ни разу в жизни. Надо будет сходить к папе на могилку. Давно там не была. Только бы всё получилось, только бы Витьку выпустили! Думая и мечтая, как всё будет хорошо, Настя незаметно провалилась в сон и проснулась, когда Стас остановил её «форд» около своего дома в подмосковном городе Королёв.

Квартира у Самойлова в корне отличалась от их с Виктором череповецкого жилья. Настя уже привыкла к минимальному набору вещей и мебели. У Стаса же наоборот было столько всего, что создавалось впечатление, что это какой-то музей. Старинная красивая мебель, много всяких кресел и кушеток, на стенах — с десяток картин разных размеров. В целом интерьер был подобран со вкусом, но оставалось слишком мало свободного места. Предоставив Насте огромную кровать в спальне, Стас постелил себе на не менее огромном кожаном диване в зале. Спать уже не хотелось, и Настя предприняла ещё одну попытку уговорить Стаса взять её завтра с собой. Он отрицательно покачал головой и молча завалился спать. Оставалась всего пара часов до утра.

* * *

Зная, что сегодня будет длинный, и трудный день, Афанасьев проснулся ни свет ни заря. По большому счёту к отъезду всё было готово. Оставалось только добавить небольшие штрихи. Позвонил жене, чтобы предпринять ещё одну попытку уговорить её ехать вместе, но та трубку не брала. Видимо, не на шутку обиделась. Павел Ильич увидел через камеру наблюдения, как к дому подъехали две машины. Обе с наглухо затонированными стёклами. Афанасьев знал, что в одной из них — вооружённые охранники, в другой — его человек, банкир Яков Крамер. Дверь открылась, из машины вышли двое мужчин и направились к двери. Послышался звонок домофона, и Афанасьев, не отвечая, тут же нажал на кнопку открытия двери. Парни вежливо поздоровались, быстро разложились на столе, достав ноутбук и машинку для счёта денег. Операция с переводом не заняла много времени. На кипрский счёт своей офшорной компании Афанасьев перевёл все двенадцать миллионов долларов. После того как пришло банковское подтверждение, парни на машинке выборочно пересчитали несколько десятков упаковок. Остальное условились посчитать позже. Афанасьев, усмехнувшись, сказал:

— Яша, если где не хватит, позвони, я добавлю.

— Обижаете, Павел Ильич, сто лет как знаем друг друга, я вам верю, — сказал один из парней, застёгивая на молнию большую брезентовую сумку.

Афанасьев смотрел в окно, как двое его гостей направляются на выход, неся в двух вместительных сумках всё, что ему удалось скопить за время работы в конторе. Только когда дверь в кирпичном заборе за ними закрылась и обе машины скрылись из зоны видимости, Павел Ильич немного расслабился. Что-то в последнее время нервы стали пошаливать. Сегодня он уже никому не верил, даже тем, с кем работал много лет. Если бы эти парни знали, как уязвим он был сейчас, возможно, попробовали бы его кинуть, но они не знали. Потеряв поддержку генерала Улитина, Павел Ильич сразу лишился силовой поддержки конторы. Хитрый Улитин выстроил работу так, что, сам оставаясь в стороне, был в курсе всех дел Афанасьева. С этим приходилось мириться. Теперь оставалось закрыть вопрос с Ярским и можно было выдвигаться на Лазурный берег. Павел Ильич достал свою походную сумку (такие сумки ещё называют «тревожный чемоданчик») и не торопясь стал одеваться. Под рубаху надел бронежилет, достал пакет с документами, всё ещё раз проверил, убрал. Деньги: сто тысяч долларов — чтобы рассчитаться с парнями, двести тысяч евро — с собой в дорогу. Сверху не считая бросил несколько банковских упаковок пятитысячных. Рацию сунул в боковой кармашек сумки, ларингофон положил в миниатюрное отделение на рукаве куртки и застегнул на молнию. Достал итальянский ствол Beretta 92, чистый, ни разу не использованный, аккуратно завёрнутый в холщовую тряпку. Развернул. Матовый холодный металл приятной тяжестью лёг в руку. Глушитель убрал во внутренний карман куртки. Рука дрогнула, когда открывал коробочку с патронами — несколько штук рассыпались и покатились по столу.

— Блядь! — тихо выругался Афанасьев.

Нервы. Глубоко вздохнул, выдохнул и не торопясь стал набивать патронник. Пятнадцать патронов один за другим гладко и плотно входили в обойму, успокаивая барахлившие нервы. Появилось искушение шестнадцатый загнать в ствол, но он, усмехнувшись, отбросил эти мысли. Возможно, и это не пригодится. С приятным щелчком вогнал магазин в рукоятку, поставил на предохранитель и сунул пистолет во внутреннюю кобуру за пазуху. Поправил лифчик, проверил, удобно ли будет брать правой рукой. Всё было готово. Сверху надел куртку, застегнул на все пуговицы. Посмотрелся в зеркало. Интеллигентный мужчина, не подкопаешься. Сделав несколько звонков, знаками раздав всем команды, понятные только им одним, Павел Ильич ещё раз огляделся вокруг. Ну что ж, больше он сюда не вернётся. Перекинул сумку через плечо и не оглядываясь, вышел во двор. Выезжая на улицу, Афанасьев закрыл с кнопки автоматические ворота и плавно покатился в сторону дороги. Пропустив на повороте серенький микроавтобус, нажал на газ, и БМВ, задумавшись на мгновение, словно самолёт на взлётной полосе, резво подхватился и, как пуля, стал набирать скорость. Показалось, что водитель микроавтобуса внимательно посмотрел на выезжающую из драйввея бэху, но, вероятно, только показалось. Теперь, когда на карту было поставлено всё, переживать по таким мелочам, а уж тем более в чём-то сомневаться было поздно. Надо было доделать всё, что запланировал. Пока ехал, Афанасьев постоянно поглядывал в зеркало на следующие за ним автомобили, пытаясь разглядеть хвост. Опять усмехнулся своему состоянию. Раньше никогда такой нервозности за собой он не замечал. Когда подъехал на место, остановился в нескольких сотнях метров от парковки, где стояла его Toyota. Посидел за рулем, оглядываясь по сторонам, но ничего подозрительного не обнаружил. Вытащил сим-карту, телефон выключил — больше он не понадобится. Положив ключ под водительское сиденье, вышел из машины, перекинул дорожную сумку через плечо и, беззаботно насвистывая, направился в небольшой торговый центр, что был на углу. Машину закрывать не стал. Смысла не было. Если всё пройдёт гладко, то он позвонит перекупу и скажет, где её забрать, а если угонят, что маловероятно, то это будет уже не его проблема. Бросив телефон в один мусорный бак, сим-карту — в другой, зашёл в торговый центр. Пройдя по рядам, купил невзрачную серенькую кепку, надел и вышел через другой вход. После БМВ «тойота» была как старая, примитивная развалюха. На каждом повороте колёса гуляли, словно хотели разъехаться в разные стороны. Вероятно, это было ложное представление о нормальной машине после очень хорошей. «Хоть бы доехала эта лохматка», — подумал Афанасьев, плавно и непривычно медленно поворачивая на МКАД. Посмотрел на часы. Всё решится через час, максимум — через два.

* * *

— Ярский, на выход! — громко сказал охранник, звонко лязгнув замком.

Виктор уже привык, что все открывания и закрывания тюремных дверей сопровождались этим лязганьем металлических засовов. Первый день он провёл в одиночке, потом его перевели в общую камеру. Делать там было особо нечего, и это неимоверно растягивало время. Дни тянулись, словно кто-то замедлил время при помощи Нуо. Виктор ожидал, что среди сокамерников будут расспросы типа: за что? надолго ли? Но по большому счёту никому не было до него никакого дела. Самоё тяжелое было осознавать, что после пропажи Насти про неё больше не было никаких новостей. Этот мент, что прикидывался другом, никак не хотел устроить им свидание, пока Виктор не подпишет нужные ему документы. А он понимал, что подписывать их пока нельзя, по крайней мере, до разговора с Самойловым. Это был единственный козырь, с которым он мог диктовать хоть какие-то условия. Даже не диктовать, а предлагать или скорее просить. Виктор поморщился. Какое блядское всё-таки слово, «просить»!

Он уже по привычке свёл руки за спиной, взял одной другую руку за запястье и пошёл по длинному коридору, тускло освещённому редкими лампами дневного света. Вероятно, сейчас он встретится со Стасом. По крайней мере, так ему обещал этот жизнерадостный типок с хитрющими глазами и заискивающей манерой говорить. Виктор с первой минуты понимал, что ни одному слову этого товарища верить нельзя, но какая-то надежда всё-таки теплилась. А вдруг он просто выполняет свою работу и замешан в этой авантюре лишь частично? Тогда можно было поторговаться, убедиться, что Насте ничего не грозит, и потом… А что потом? Отдать компанию этим двуличным тварям? Да ни за что! Лучше сдохнуть, чем способствовать их обогащению. Денег было совсем не жалко, но понимание того, что всё задуманное у этих нелюдей срастётся, что они будут пользоваться этими новыми технологиями, подаренными Нуо, вызывало настоящую физическую боль. Затем уверенность, что ни на какую сделку он не пойдёт, переходила опять к мыслям о Насте. Если этот слащавый тип не врёт, и она действительно тоже находится в тюрьме, тогда возможно… Блин, она же ни в чём не виновата! Это он втянул её в эту авантюру. И мысли шли дальше по кругу одна за другой, меняясь, словно кадры постоянно повторяющейся короткометражки.

— Стой здесь, лицом к стене, — громко сказал хмурый охранник, опять с громким лязгом открывая очередную дверь, затем добавил уже тише: — Заходи.

Виктор зашёл в небольшое помещение — видимо, в переговорную — и дверь за ним тут же закрылась. Появилась слабая надежда, что через какое-то время здесь появится Самойлов. Или даже Настя. Нет, Насте здесь быть не надо. Виктор не хотел, чтобы она оказалась в этих унылых застенках. Лучше Стас. Он умный мужик и на этих уголовных процессах съел уже не одну собаку. Возможно, у него найдётся какой-нибудь выход. Эх, как же сейчас не хватало Нуо! Виктор напряг своё сознание, очистил от всех остальных мыслей и позвал: «Нуо, друг мой енот, отзовись! Ты здесь?»

На какое-то мгновение ему даже показалось, что енот его услышал, но со своим привычным упрямством просто игнорирует. Как бы ему хотелось, чтобы это было так! Пусть упрямый, своеобразный и непредсказуемый, Нуо теперь был его другом. Попробовал позвать ещё и ещё. Нет. Никакого отклика. Значит, показалось. Через час, а быть может, через два — время здесь шло по непонятным законам природы, липко цепляясь за унылое течение мыслей ни о чём — дверь открылась.

— На выход, — всё так же сурово и без малейших человеческих эмоций сказал уже другой охранник.

Теперь Виктору сзади застегнули наручники. Это означало, что, скорее всего, его куда-то повезут. Вероятно, это было не так уж плохо. Скорее бы хоть какая-то определённость! Вывели на улицу. От яркого света Виктор тут же зажмурился, не видя ничего перед собой. Никогда не замечаешь, как ярко светит солнце, пока не проведёшь день-другой в тусклом закрытом помещении. Охранник, взяв Виктора за локоть, почти по-дружески помог ему забраться в автозак, где царил приятный полумрак. Здесь было несколько сидений и больше ничего. Небольшое окно под потолком было закрыто снаружи, и свет пробивался тонкой полоской по периметру. Дверь закрылась, и машина плавно выехала на улицу. Глаза быстро привыкли к темноте. Виктор встал по ходу движения, стараясь держаться на ногах, попытался посмотреть в щель и определить маршрут. Почти ничего было не разглядеть. Минут через двадцать машина остановилась, и открылась дверь.

— Ярский, на выход, — услышал он уже привычную фразу. — Давай быстро-быстро!

Человек в форме спецназа жёстко взял его за локоть и помог выйти из машины. Тут же стоял чёрный тонированный джип с открытой задней дверью, куда его быстрым движением и затолкали. Плюхнувшись на заднее мягкое сиденье, Виктор посмотрел в окно. ФСИНовский бобик, из которого его только что бесцеремонно вытряхнули, тарахтя, плавно выехал на дорогу и скрылся из виду. Вокруг была унылая промзона — ни машин, ни людей. Один из охранников быстро забрался за руль, второй сел рядом. Его Виктор узнал. Это был тот же здоровый лось, что сидел с ним, когда его арестовали в Череповце. Заметил у водителя в ухе небольшой наушник от рации и едва заметный проводок, уходящий за воротник.

— Куда поедем? — как можно беззаботнее спросил Виктор, хотя интуиция уже кричала во всё горло, что это не похоже на обычную процедуру транспортировки заключённого из точки А в точку Б.

— На переговоры, — хмуро сказал водитель, не оборачиваясь.

Через какое-то время Виктор узнал местность: выскочили на Ярославское шоссе. Сидеть с застёгнутыми сзади руками было неудобно, но терпимо. Больше спрашивать ничего смысла не было. Надо было лишь немного потерпеть. Скоро он всё узнает.

* * *

Собрались в большом конференц-зале старой базы. Большой древний стол, чудом уцелевший, стоял посреди большой комнаты и был похож на огромную монолитную тумбу, закрытую со всех четырех сторон. Вероятно, здесь когда-то проводили партсобрания, вручали награды за доблестный труд и журили нарушителей трудовой дисциплины. Когда-то, лет тридцать назад, здесь было преуспевающее советское предприятие с большим количеством техники и работников. Сейчас это был просто заброшенный кусок земли в несколько десятков гектаров со старыми постройками, принадлежащими непонятно кому. Со временем эту собственность, несомненно, кто-то приберёт к рукам и заработает кучу бабла. Скорее всего, процесс был уже запущен, но понятно, что это не его, Афанасьева, уровень. Здесь были задействованы более мощные силы, а он же на своём полковничьем уровне просто подбирал крошки, упавшие со стола более сильных игроков. Для подобных переговоров эту базу Павел Ильич выбирал не случайно. Место было уединённое, и, кроме бомжей, никто сюда не наведывался. От самого Ярославского шоссе до места не было ни одной дорожной камеры. При всём при том, что подъездов было несколько и все очень удобные. Если дойдёт до стрельбы, то звуки, конечно, будут слышны в ближайших домах, но вряд ли кто-то обратит на это пристальное внимание. Было также несколько точек, где можно при надобности спрятать снайперов, но это теперь не его вариант. Теперь он один. Почти один. Его Toyota стояла в километре отсюда, около нескольких строящихся коттеджей, но напрямую — через овраг и густые кустарники — не больше трёхсот метров. На случай, если всё пойдёт не по плану и придётся побегать по чертополоху. Ничего, потом на тёплом пляже солнечной Ниццы он улыбнётся всем этим мелким трудностям. Когда Павел Ильич зашёл в помещение, старый еврей Кац со своим нотариусом стояли возле стола и мило о чём-то беседовали. Двое широкоплечих охранников топтались рядом и зорко поглядывали по сторонам. Афанасьев бросил взгляд на большой кожаный саквояж, что стоял на столе. При хорошем раскладе он уйдёт с ним отсюда в добром здравии. Павел Ильич расправил провод и, спрятав его за стойку воротника, надел дужку ларингофона на ухо. Пусть видят, что он на связи, и не думают, что у них есть малейшая возможность его кинуть.

— Приветствую вас, Павел Ильич, в этот, несомненно, добрый день! — Леонид Кац с широчайшей улыбкой протянул руку в приветствии.

Не зная его, можно было представить, что этот добрый дедушка, пенсионер и дачник, встретил своего самого близкого друга. Глаза так и светились неподдельной добротой. Афанасьев поздоровался, кивнув также двум почти одинаковым здоровенным лбам, что стояли сзади Каца. У обоих при каждом движении под костюмами вырисовывалось оружие. Неискушённому в таких делах человеку это не заметно, но Афанасьев за секунду отметил, что один из них левша. Выпуклость пистолета на мгновение отобразилась с правой стороны.

Павел Ильич невольно вздрогнул, когда у него зазвонил телефон. Этот номер знал только один человек. Наверное, единственный, кому сегодня Афанасьев мог доверять. Это был его тайный агент по кличке Жук, и об его существовании не знал никто из его окружения, включая генерала Улитина. Когда всё закрутилось с «Арубой», Павел Ильич заслал Жука в Белозерск, чтобы тот приглядывал за строительством коттеджного посёлка и был в курсе событий. По завершении дела Афанасьев планировал поручить Жуку зачистку компании Глеба Морозова. Если он звонил сейчас, значит, случилось что-то крайне важное.

— Слушаю, — сказал Афанасьев, прижимая телефон как можно сильнее к уху, машинально поворачивая корпус вправо и отворачиваясь от Каца.

— Глеб начал сотрудничать, — без лишних слов приветствия сказал Жук. — Думаю, они уже всё знают. Клиент через две минуты будет у тебя.

— Я понял, Люба, — мягким голосом сказал Афанасьев и, мило улыбнувшись, добавил: — Я сейчас немного занят по работе. Ты там сама справишься? Ну и умница.

— Зачищаю тогда? — спросил Жук.

— Да, конечно, Любаша, — не переставая улыбаться, мягко сказал Афанасьев.

— Работаю, — отрезал Жук и отключился.

Если бы знать заранее, что Морозов так быстро заговорит, то про сегодняшнюю сделку можно было бы забыть, наплевать на деньги, на Ярского и как можно скорее делать ноги. Теперь всё становилось слишком рискованным. Не было смысла также платить двум парням, которые сейчас везут Ярского. Мёртвые они стоили гораздо дороже, чем живые, и Афанасьев по традиции безжалостно рубил хвосты. Единственный человек, которого нельзя убирать, это был Жук. Причина была веская. Тот оставался единственным гарантом от козней Улитина, если таковые случатся, но это другая история. Жуку Павел Ильич щедро заплатит. Он отвалит ему полмиллиона долларов, которые давно лежат в ячейке в подмосковной Вязьме. Осталось только сказать ему, где ключ. При вновь открывшихся обстоятельствах с продажей «Арубы» можно смело идти ва-банк. Теперь уже неважно, подпишет Ярский бумаги или нет, Афанасьев заберёт этот грёбаный чемодан, даже если ему собственноручно придётся перестрелять всех присутствующих. Больше всего хотелось посмотреть в глаза этому детдомовскому ублюдку, из-за которого вся его размеренная жизнь перевернулась с ног на голову, и выстрелить. Почему-то вальнуть Ярского было даже приятнее, чем забрать пятьдесят миллионов. Афанасьев не смог скрыть улыбки, представляя, как самоуверенный Ярский, умирая, будет смотреть на него удивлёнными глазами.

Послышалось слабое шипение, и голос из рации в ларингофоне сказал:

— Мы подъехали. Какие будут указания?

— Хорошо, мы ждём, можете сразу заходить, — Афанасьев ответил в миниатюрную тангетку, пришпиленную к воротнику.

Говоря, он не скрывался от Каца, который стоял рядом, и не переставал по-дружески улыбаться. Походу, Кац на самом деле был счастлив, или его актерскому искусству мог бы позавидовать сам Станиславский.

— На деньги хотелось бы взглянуть, — сказал Афанасьев.

— Павел Ильич, конечно, дорогой мой! — Кац взял Пашу под руку, махнул одному из парней, чтоб открыл саквояж, и добрым, ласковым голосом заворковал: — Можешь сразу забирать, я всё сам пересчитал, пятьдесят миллионов рублей пятитысячными купюрами. Самолично пересчитывал, можешь не сомневаться, дорогой!

Это было немного не то, чего он хотел. Афанасьев вроде упоминал, чтобы Лёня перелопатил всю наличку в доллары или в евро, а тот всё же приволок в рублях. Ладно, этого было уже не исправить, с этим надо будет что-нибудь решить позже. Афанасьев не подал виду, что расстроен, но от хитрого еврея не укрылось его мимолётное разочарование.

— Павел Ильич, может, ты хотел в инвалюте? Так мы можем заехать ко мне в банк, и я тебе всё конвертирую по хорошему курсу.

— Нет, всё нормально, в рублях не хуже, — сказал Афанасьев, незаметно расстёгивая верхнюю пуговицу на куртке.

Сейчас всё решится. Волнение, одолевавшее его с самого утра, исчезло, уступая место холодному расчёту. Он знал, что теперь будет действовать по интуиции, до механизма отработанными навыками ведения боя. Возможно, всё ещё пройдёт гладко, без единого выстрела, но вероятность такого исхода таяла, словно апрельский снег под лучами солнца. Скорее всего, через несколько минут здесь будет много шума, и выживет только тот, кто лучше всего подготовлен. Видимо, хитрый еврей уже почуял что-то неладное, он вдруг перестал улыбаться и с каменным лицом спросил:

— Паша, у нас ведь не будет проблем?

Теперь это был совершенно другой человек. Не добрый дедушка-пенсионер, а суровый монстр. Хладнокровный боец и убийца, который перешагнёт через любого, кто встанет у него на пути.

— Зачем нам проблемы, Лёня, — как можно дружелюбнее сказал Афанасьев и широко улыбнулся.

Он тоже был неплохой актер, и, похоже, это сработало.

— Вот и я так думаю, — кивнул Кац и выразительно посмотрел на своих телохранителей.