Ост-Индский вояж

Глава 1

Светлой памяти моего отца, Юрия Волошина, посвящается…

Две лучины не могли проникнуть светом во все углы затхлой избы и высвечивали лишь дощатый стол с деревянными блюдами, почти опорожненными, с остатками нехитрой скудной еды.

Трое казаков сидели на чурбанах и изредка перебрасывались скупыми словами, поглядывали друг на друга темными глазами, рассмотреть их в полумраке казалось невозможным.

Один из них спросил, не поднимая головы и медленно прожёвывая корку:

— Ты, Андрюха, тут уверял, что царевич Димитрий вышлет нам подмогу. Где она?

— Мог бы и что другое спросить, — буркнул в ответ атаман Корела, потянулся к кувшину и налил мутного самогона. — Мы тут сидим не одну неделю, а вестей от него нет. Так что мы с тобой, Ванька, знаем одинаково мало. А что прикажешь делать? Сдаться этому спесивому Шереметеву?

— Сказал ещё! — Вскинул голову третий сиделец и приподнял кружку, предлагая выпить ещё по одной. — Мы и так шуганули этого боярина с его войском придворной челяди!

— Слышь, что глаголет Федька? — кивнул Корела на говорившего и чокнулся с ним. Выпили, занюхали солёным огурцом и бросили в рты щепоть квашеной капусты. Подышали. — Мы давали присягу царевичу, так и держать будем. Москали не дюже драться с нами желают. Сами видели. А там царевич всё ж подумает о нас и пришлёт подмогу. Пока есть чем воевать.

— Вчерась разведка донесла, что сюды поспешает с войском Васька Бутурлин.

— Сам сказал, что никто охотно против нас не будет воевать, — заметил Корела, не поднял головы, отяжелевшей от выпитого зелья. — Зато любо глянуть, как наши бояре драпают от наших казачков, хы!

— Да уж больно пакостно сидеть тут без харча. И это пойло уже кончается, — кивнул Иван на кувшин.

— Вот это другое дело, друг. Без этого пойла что-то нет охоты и воевать, — Корела вздохнул, и было ясно, что он на самом деле сильно опечален такой возможностью. — Надо бы послать кого половчее за этим, — кивнул он на кувшин.

— Стоит ли из-за этого рисковать ребятушками? — несмело возразил Федька.

— Никто не откажется от такого набега, — усмехнулся Корела. — А не пора ли нам подремать, а то поутру опять со стрельцами сподобиться столкнуться.

— Надо кожи бычьи хорошенько промочить, тушить ядра зажигательные, — напомнил Ивашка без уверенности. Небось опять начнут зажигалки кидать в нашу крепостцу. Как бы вовсе не лишиться жилья.

— Распорядисьс утра этим заняться, — поднял голову Корела. — Нам ещё долго тут сидеть, думаю.

*****

Фёдор Шереметев в сильном упадке духа встретил царского стольника Василия Бутурлина со всем возможным почтением и радостью.

— Проклятые Кромы[1] с казаками у меня уже, как кость в горле! — боярин рубанул ладонью воздух. — Этот Корела только и знает, что дразнит наших доблестных воинов.

— Тогда чего ты, воевода, так ничего и не делаешь тут? — с неприязнью ответил стольник Бутурлин. — У тебя достаточно ратников, а ты сиднем тут сидишь и плачешься!

— Я посмотрю, как ты сам с этим городишком разберёшься. Моих людишек уже мало стало для серьёзного дела. Вот Мстиславский с воинством и артиллерией припрётся, тогда другое дело.

— Нет уж, боярин! — Бутурлин чуть не вскочил от ярости. — Сами должны с этим Корелой покончить. Государь наш Борис поручил это нам. Кромы не такая крепость, чтобы возле неё топтаться месяцами. Будем крушить частокол. А там легче станет.

— Думаю, воеводы, что сжечь крепость не представится трудным, — подал голос князь Димитрий Пожарский. — Дров тут достаточно.

— Рассчитываешь это устроить? — с подозрением спросил Шереметев. — Не уверен в успехе, бояре.

— Без этого трудно будет взять крепость, — не согласился Димитрий. — Беру это на себя, бояре. Более недели мне не понадобится времени.

— Ну смотри, князь, — вздохнул Фёдор. — Буду молиться за твой успех. Одначе без осадной артиллерии вряд ли можно изничтожить казаков, даже уничтожив крепость. Уж больно высоко она стоит, проклятая!

— Пока князь Димитрий будет готовить поджог, мы проведём ещё раз пробный штурм, и поглядим, что из этого получится, — Бутурлин оглядел сподвижников.

— Только людишек потеряем, — пробурчал Шереметев. Его никто не поддержал, и Бутурлин наметил подготовить людей к послезавтра.

С утра пушки обрушили сотни ядер на крепость. Ни на валу, ни на частоколе казаков видно не было.

— Опять попрятались, проклятые холопы! — указал Шереметев на голые стены крепости, просматривающиеся через дым разрывов ядер и снежную пыль.

— Так стоит двинуть полки, пользуясь их отсутствием, — вскинулся Бутурлин и осмотрел ряды стрельцов, готовых к наступлению.

— Казачки те уже зорко следят за нашими действиями, стольник, — ответил Шереметев. — А палят они знатно. Вся надежда на измор, — мрачно закончил воевода, в его голосе прозвучало раздражение.

— Ладно ныть, воевода, — не оборачиваясь молвил Бутурлин. — Двигаем полки. Пусть пушки пореже палят.

Прозвучали трубы, забили барабаны, и стрельцы неровными рядами двинулись к валу, таща тяжёлые лестницы и багры, тяжело ступая по вязкому рыхлому снегу, тяжело дыша и подбадривая себя матерщиной.

— Вот проклятые! — ругнулся Шереметев, указав нагайкой на стены. — Бабы опять наших дразнить начали! Шлюхи казацкие!

— Что там такое, воевода? — спросил с интересом Бутурлин.

— Юбки задирают, и голые задницы кажут стрельцам нашим! Совсем озверели, проклятые! Пальнуть бы по ним сейчас!

Риды стрельцов стали ломаться, они побежали, трудно таща оружие и штурмовые лестницы.

— Я говорил, стольник, что зря ты затеял этот штурм. Гляди, как казачки валами кладут наших стрельцов! Сотнями!

— На то она и война, воевода, — зло ответил Бутурлин и тронул коня шпорами, предлагая приблизиться. На вал уже карабкались воины казаки, вопя и матерясь во всё горло.

— Стольник, труби отбой! — вскричал Шереметев. — Гляди, сколько уже полегло наших людишек! С чем останемся?

Бутурлин осадил пугающегося коня. Внимательно наблюдал с минуту, как у стен крепости увеличивается число павших стрельцов и махнул трубачу рукавицей, крикнув обеспокоенно:

— Труби отбой! Хватит нам убитых! Проклятье!

Он дёрнул повод, конь всхрапнул недовольно и поскакал назад. Впереди виднелись шатры воевод и начальства стрелецкого войска. Там их ждал сытный обед и проклятья рядовых воинов, избежавших смерти.

— Будем ждать Пожарского, — проговорил Бутурлин, не глядя на Шереметева. — Ты оказался прав, воевода. Этих казаков надо выкуривать огнём!

— Надо послать за князем Димитрием, стольник. Пусть доложит, как продвигается его работа. Вся на него теперь надёжа. Завтра же опять надо кидать зажигательные ядра в крепость, — настаивал Шереметев, пытаясь выглядеть деятельным. — Авось что и получится. Ждать Пожарского не стоит. Казачкам нельзя давать роздых. Пусть покрутятся.

Бутурлин молча кивнул, соглашаясь.

*****

— Всем в норы, казаки! — пронеслось по валу окрик наблюдателей. — Опять к нам зажигалки летят! Приготовить шкуры!

Большая часть казаков попряталась в земляные ходы под валом, остальные поливали коровьи шкуры водой и бросали их на ядра, пылавшие искрами и огнём. Те чадили, или зарывались в землю и сами затухали, шипя в снегу.

— Казачки, не робеть. Москали могут и сейчас полезть на вал! — Корела оглядывал острым глазом лагерь противника. — Порох беречь, потому стрелять только наверняка!

— Ты послал гонца к царевичу? — спросил Ивашка, не отрывая глаз от позиций москвичей. — Без помощи царевича нам не выстоять.

— Перед рассветом умчался. Уже который, а ответа и помощи всё нет и нет!

— Будем надеяться, — вздохнул Иван.

Ядра продолжали попадать в вал и стены, пролетали к избам и там особенно ретиво двигались казаки. Многие получали ожоги, но ядра почти не причиняли им вреда.

Довольно грузный казак Сафрон орудовал шкурами вместе с приятелем Лукашкой Гультяем. Все потные, раскрасневшиеся от жара, они быстро и сноровисто набрасывали шкуры на ядра и те затухали, шипя и искря.

— Ну и жара! — остановился Сафрон, утирал лоб, сняв меховую шапку. — Весь в испарине!

Пожары всё же пылали изредка среди изб, да и ядра давали жару порядочно.

— Кажись потише стали ядра кидать, — отозвался Лукашка, тоже утираясь подкладкой шапки. — Одначе, мало что им помогло, — кивнул в сторону противного лагеря стрельцов, где стрельба помаленьку стихала.

— А я все думаю, и удивление меня разбирает, как это наш атаман до сих пор жив и даже не ранен? — Сафрон искал глазами атамана, но не находил.

— Не каркай, друг. Знать, Господь бережёт нашего атамана на благо нашего казачества донского. Пусть и далее так будет с ним.

Гультяй перекрестил лоб и надел шапку.

— Лукашка, ты бы поведал чего ещё про то, как вы, черниговцы, знатных князей московских в полон захватили? Вот, наверное, царевич ликовал!

— Ещё как! — Лукашка осклабился крепкими зубами, огладил короткую бородёнку и приосанился. — Один Воронцов-Вельяминов поносил нас матерными словами.

— А что царевич? Стерпел, аль чего?

— Как стерпеть-то, братишка? Сам сабелькой востренькой башку и снёс. Только и покатилась, горемычная, окропив снежок. Вот радостный вой поднялся у придворной своры царевича.

— Ты говорил, что остальные, забыл, как их кличут, сами целовали крест, присягая царевичу. Во знать-то московская! А тот, первый, молодец! Не побоялся супротив царевича встать грудью.

— Это не наш брат. Нам нечего терять, потому нам легче держать присягу.

— Что верно, то верно, Лукаш, — вздохнул Сафрон. — Зато им есть что терять. Или приобресть. Потому и бегают от одного царя к другому. Боятся за живот свой, кровопийцы!

— Толково говоришь, Сафрон. Эти знатные бояре да князья своего не хотят упускать. Только и думка, как приумножить достояние себе. А мелкий дворянин Петька Басманов, слыхал, так и не сдал Новгород-Северский москалям. Такого не грех и зауважать, хоть и враг нам.

— Ох и верно ты молвил, Лукашка! У вас в Украйне, как там с этим?

— Да так же, друг! Чуть в старшины выбился — и давай грести в свой карман! А ещё постоянно посматривают, куда податься повыгоднее. Всюду одно и то же!

В глубокой землянке теплилась небольшая печурка, дым плавал у потолка. Шестеро казаков ютились здесь, отдыхая и переживая осаду.

— Эх бы на Дон бы сейчас махнуть! — мечтательно молвил старый казак с седыми усами и косматой бородой с проседью. — Скоро весна, пахать пора будет.

— Бог даст, пограбим Москву, тогда не зазорно домой показаться, — улыбнулся его товарищ, почёсывая завшивевшее тело под кожухом.

— Говорят, что царевич ложный, — проговорил ещё один тихо и немного боязливо, хотя тут были одни свои и прятаться вроде бы не от кого.

— Болтают всякое, — отозвался Сафрон. — Да по мне так это ничего не значит, мне бы побыстрее сумы набить — и домой! А так с десятком монет в кишени ничего не дают. А тряпки какие могут и подождать.

— Корела обещает большие подарки от царевича, — подал голос Данилка и потрогал грязную повязку на лбу с засохшей кровью. — Говорил, что скоро на Москву двинем. А там разных бояр и князей, как горобцов на дереве!

— До этого ещё дожить хотелось бы, — вздохнул Сафрон. — Подходит Мстиславский князь с большим войском. Как бы не задавили всех нас туг в наших норах. Сила знатная у него.

— Все в руках Господа! — вздохнул старый казак и со значением перекрестился, прошептав начало «Отче наш».

— Что вы о войне, казаки! — воскликнул Лукашка и блеснул глазами. — Словно нет лучшего разговора. Например, про баб, хе! Их здесь осталось совсем мало, а охочих людей хватает. — Он подкрутил длинный ус и оглядел товарищей.

— Ты молодой, статный хлопец, а что нам? — старый казак криво усмехнулся. — Нам это не так надо, уже своё отгуляли, небось.

— Не ворчи, старый ты пень! — толкнул того в грудь Сафрон, — ещё не весь порох ты выстрелил, казак! Ты просто притомился тут, а отдохнёшь на походе, да увидишь ядрёную девку, так взыграет всё нутро твоё, хе-хе!

— Может, и так, да здесь и в самом деле нет никакой прыти для девки.

Что-то грохнуло над головами. Глухо и щемяще стало на душе. Посыпалась земля с потолка. Казаки переглянулись.

— Лукашка, выйди, глянь, что там такое? — Сафрон кивнул на полость, закрывающую лаз в нору-землянку.

— Ни трубы, ни барабана не слыхать, чего вылазить, — отозвался черниговец.

— Да и то, — согласно кивнул Данилка Гриб, но шапку надвинул на лоб и полез посмотреть, как там москали себя ведут.

Через четыре дня под утро в Кромах поднялся страшный переполох. Весь тын сразу и дружно запылал ярким пламенем. Дым заполнил всю крепость, а казаки бросились тушить пожар.

Корела бегал всюду, торопил казаков, но пользы от этого не было.

— Хватит, ребята! — заорал он, видя тщету усилий казаков. — Не загасить! Я посмотрю, что можно сделать утром. Усилить посты, а то чего доброго Бутурлин двинет своих стрельцов на нас поутру.

Утром чуть свет все поняли, что опасения Корелы были верны. Полки подошедшего князя Мстиславского вместе с остальными готовились к штурму.

— Казаки, братва! — Корела орал, подгоняя товарищей. — Поработаем, пока москали не начали обстрел! Укрепим вал! Взялись!

За час казаки сумели немного укрепить вал и палисад, и тут ударили пушки. Ядра загнали казаков в землю, и лишь полчаса спустя они вылезли, услышав призывные звуки труб и бой барабанов.

— Стреляй метко, ребятушки! — орал Корела и сам постреливал из мушкета, на минуту присев за бруствер. — Не удержим вал, все схоронимся в остроге! Пали!

Казаки прицельно поражали подступавшие массы стрельцов. Скоро те подошли совсем близко, но огонь казаков оказался столь силен и меток, что сотни тел покрыли вал, а остальные отступили, унося раненых начальников.

Опять появились три бабы и, задирая подолы, светили белыми задами, а казаки свистели и улюлюкали вслед отступавшим полкам.

— Теперь скоро не полезут! — снял шапку Корела и вытер вспотевший лоб. — Всем по чарке водки! Заслужили, ребята!

Казаки весело приняли слова атамана, а тут Ванька протолкнул к нему хилого человечка в драном кожухе и в валенках.

— Андрюха, вот человек от царевича, — сказал Иван и с напряжённым ожиданием уставился в глаза Кореле. — Допроси. Может, что ценное привёз.

— Добре, человече! Сказывай! Давно ждём вестей от царевича. Здоров ли?

— Здоров! Куда ему деться, атаман. Вот письмо тебе от его величества. — И человек протянул трубочку смятой плотной бумаги в полотняном чехле.

— Посмотрим, что там, — заспешил Корела и развернул послание. Долго читал, шевеля губами. Потом оглядел товарищей — по глазам было видно, что весть хорошая. — Ребятки, царевич двинулся на Москву! Значит, и мы скоро будем догонять следом! Осталось совсем недолго нам тут торчать! Помолимся Господу и возблагодарим его милости! — Он снял шапку и перекрестился. За ним последовали и остальные казаки.

Радость казаков, однако, длилась недолго.

Уже на следующий день князь Мстиславский повёл полки на штурм крепости. Предварительно два часа пушки громили крепость, но казаки всё же сумели укрыться под землёй, что дало им возможность противостоять огромным массам стрельцов, сдерживая их наступление.

— Ребята, наши дела неважные! — кричал Корела, обходя позиции казаков. — Долго мы не продержимся. Придётся отступить в острог. Там мы закрепимся.

Казаки молча соглашались, не отрываясь от мушкетов, уверенно истребляя накатывающиеся волны наступавших. Трупы их завалили скат вала и продолжали расти. Но натиск продолжался. Сотники воплями, матом и угрозами гнали воинов на вал, теснили казаков, и те по траншеям и рвам стали просачиваться ближе к острогу.

— Казаки! Корела ранен! — кричавший встал во весь рост и махал руками.

— Уймись, несчастный! — крикнул тому Иван, но тот уже падал, сражённый пулей. — Всем заткнуться! Ничего не произошло! Отходим к острогу! Не спешить!

Вскоре все узнали, что их неуязвимый атаман ранен, и рана опасная. Казаки приуныли, но поддаваться этому чувству было некогда. Враг атаковал, его давление постоянно усиливалось.

— Занимаем позиции, казаки! — носился Иван по рядам защитников острога. — Палить прицельно! Натиск москалей ослабевает. Мы выдержим!

Сафрон выглянул после выстрела из бойницы. Весь двор перед острогом и дальше до сожжённой стены был усеяно трупами стрельцов. Сотники и воеводы орали, понукая их продолжать атаку, надеясь, что победа близка.

— Казаки, стяг веет над крепостью! — голос какого-то казака показался близким к паническому.

— Пусть развевается, мать его! — Иван побежал на голос, а казаки продолжали яростно отстреливаться, не подпуская стрельцов к воротам острога.

— Скоро стемнеет и они отступят! Держимся, казаки!

Так и произошло. Воеводы подали знак, трубачи заиграли столь долгожданный отбой. Барабаны торопливо выбивали дробь возвращаться назад.

Стрельцы массами ринулись назад, оставляя раненых и убитых.

Казаки смогли отдышаться и отдохнуть. Провианта почти не осталось, но у казаков появилось мясо убитых коней, и его было достаточно. С нарядом было хуже. И пуль, и пороха оставалось совсем немного, и это, как и ранение атамана сильно убавило прыти казацкому войску. А его оставалось всего несколько сотен. Большинство были ранены и едва держали оборону.

— Казаки! — кричал Иван, поддерживая раненую руку, собрав самых уважаемых воинов. — Нам больше нет смысла оставаться и защищать эту развалину! Атаман долго будет поправляться, если и выживет. Надо тикать отсюда, пока есть такая возможность. Что скажете?

Казаки угрюмо переговаривались, а Кирюшка, старый казак с сабельным шрамом через все лицо, молвил:

— Мы согласны, Ванька. Только что с ранеными? Не бросать же их тут.

С этим все согласились, а Сафрон предложил:

— После такого боя, москали не сразу очухаются. Надо пустить разведку, нащупать дорогу на Дон, и можно уйти, коль Господь нам поможет.

— Верно гутаришь, Сафрон! Так и сделаем. Ванька, отбирай охочих казаков!

Пятеро казаков вернулись вечером следующих суток.

— Отступить есть возможность, казаки, — молвил старший разведки. — Москали почти ничего не охраняют. Радуются победе и ждут очередной. Готовятся, а пока зализывают раны, пьют и совещаются. Дорога есть. Лучше прямо сейчас и выступать. Скоро они спохватятся.

Два часа спустя отряд на лошадях, в повозках и санях, что удалось достать и отладить, двинулся из ворот острога. Ни один огонёк не показал, что острог покидают. В нескольких оконцах оставили горящие свечи, лучины, а на стенах горели небольшие костры.

— Оружие держать наготове, казаки! — распорядился Иван, взявший на себя командование. — Берегите Корелу!

С осторожностью и, не поспешая, обоз из двух десятков саней и телег в окружении казаков на конях, выступил и тихо удалился, оставив посты стрельцов по бокам своего пути. Было слышно, как в лагере гуляли, пели песни и орали пьяными голосами.

— Неужели пронесло? — негромко сказал Сафрон, оглядывая черноту ночи. — Даже не верится! Огни лагеря ещё виднеются.

Услышали голос Ивана:

— Прибавить шагу! Можно и поспешить, а то как бы не нарваться на разъезд.

Лошади пошли быстрым шагом, часто переходя на рысь. Снег не скрипел под полозьями саней. Была небольшая оттепель. Близилась распутица.

— Теперь можно и постонать, казаки! — услышали раненые голоса казаков. — Лагерь миновали. Версты на три удалились, слава Богу!

И действительно, раненые стали постанывать, что как-то смягчало боль ран.

— Вёрст десять отмахали, — заметил Данилка, поравнявшись с Сафроном. — А где Лукашка? Что-то я его потерял. В каких санях едет?

— В такой темени его не найти, — ответил Сафрон. — Подождём до утра.

Прошли ещё с версту, как услышали впереди выстрелы и крики.

— Никак на разъезд напоролись! — воскликнул Данилка и пришпорил коня. Сафрон помчался следом, вытаскивая саблю.

Перестрелка быстро затихла, но звуки сшибки продолжались. Сафрон подскакал, когда всё уже заканчивалось. Четверых стрельцов из охранения уже вязали, остальные семеро лежали на снегу, истекая кровью.

— Да вот, Сафрон, пришлось порубиться малость, — ответил казак на вопрос Сафрона. — Жаль наших трое загинули, и раненые имеются. Зато дюжину коней захватили, Хорошо, что никто не успел утекти. Было бы худо.

Сафрон нашёл Данилку. Тот тяжело дышал после короткой схватки и скачки.

— Что узнал, Данил? Не дай Бог нас услышали!

— Ничего страшного! Могли и не услышать. Далеко уже. Ванька будет их допрашивать, — кивнул в сторону пленников.

После короткой остановки, обоз с конниками опять тронулся в путь, уже спеша и нахлёстывая усталых и отощавших коней.

В дороге пополнили запасы провианта, похоронили нескольких раненых и почти без добычи разошлись по хуторам и станицам.

--

[1] Кромы — посёлок в Орловской области. См. «Осада Кром».