Ост-Индский вояж

Глава 3

Казаки жили у бабки уже почти неделю. Лишь ночью осмеливались выйти в лес насобирать сучьев и сделать мелкую работу по хозяйству.

У бабки было две козы с козлом, казаки попивали молоко с черным тяжёлым хлебом с травой и отрубями. Больше ничего предложить она не могла, и мужчины подумывали, как пополнить свои потребности в еде.

А бабка была на самом деле интересная, Сафрон с трудом сдерживал себя в попытке расспросить её про ремесло, которым она слегка промышляла.

— Не вздумай расспрашивать, — предупредил Гераська. — Страсть, как не любит такого любопытства, — предупредил он и значительно поднял палец.

— Часто к ней наведываются за помощью? — спросил Аким.

— Не чаще раза в неделю. И то вечером. Днями она не принимает. Говорит, что вечером и ночами у неё озарение происходит. А днями она ничего не чувствует и не видит.

— Она может лечить разные недуги? — поинтересовался Данил.

— А как же. Многим помогает. И скотину лечит успешно.

— И колдует? — не унимался Данилка.

— Бывает, но не любит этого. И денег или чего другого за это не берёт.

— А может она предсказать мне, например, мою судьбу? Охота узнать, что меня ожидает в будущем.

— Не могу сказать. Редко берётся за такое, Данил.

— Ты поспрошай. Может, согласится. Правда, заплатить нечем, да ты сказывал, что она за такое и ничего не берет.

— Обещать не могу, казак. Боязно мне, вдруг осерчает тётка. А я её побаиваюсь. Ещё выгонит, а куда мне тогда деться?

— А куда ты собираешься податься?

— Хотелось бы с вами, да возможно ли такое?

— Что, казаком захотел сделаться? — удивился Сафрон.

— А что такого? Чем я хуже других. Хоть напоследок хотелось бы вольным стать и на себя поработать,

— Не так просто это, брат мой Гераська. Но возможно. Если с нами, то можно.

— Так подсобите, коль так. В долгу не останусь. Отработаю.

— Ладно. Потом поговорим. Ты как-то намекал на возможность добыть чего-то, — Аким вопросительно смотрел на мужика. — Что там у тебя?

— А… — Герасим помолчал, но всё же сказал загадочно: — Есть задумка, да одному мне не совладать. А вам боязно признаться.

— Говори уж, чего темнишь! — Сафрон ободряюще усмехнулся. — Мы все в твоей власти и от тебя в зависимости. Говори.

— Вёрстах в трёх имеется усадьба нашего хозяина.

— И что с того? — заинтересовался Данил.

— А то, что там почти никого нет, и есть возможность пошарпать там. Обязательно должно быть что-то ценное схоронено. А я тётку заведу. Она должна в этом разбираться.

— Гм. — Сафрон скривил губы, огладил бороду. — Думаешь, можно что-то добыть?

— А как же! Обязательно. И время подходящее. Легко всё свалить на войну и разбойников. А их развелось достаточно.

— А оружие? Без него трудно обойтись. Одними топорами дело не сделаешь, коль что приключится, — и Данил покачал головой в сомнении. Но это предложение его явно заинтересовало. — Сафрон, что скажешь?

— Если нам мало что грозит, то можно и так сделать. Пусть Гераська всё и разведает хорошенько. И у бабки получит добро на это.

— Тётка никогда не даст добро, но помочь может, коль с умом к ней подступить, — заверял Гераська. — Завтра же и поговорю. Я подумаю, как лучше это ей поднести. Чтоб, значит, не догадалась.

— Как поговоришь, так мы и решим, что делать. А ты ещё разведай про усадьбу и подходы к ней. И как устроить, чтобы никто не догадался. Про нас, конечно.

— Гераська, а твоя тётка может прояснить с самозванцем? — спросил Данил.

— С самозванцем? — в страхе переспросил мужик. — Бог его знает. Даже боязно спрашивать, казаки. Да и зачем вам это надобно?

— Очень уж интересно узнать. Ты попробуй. Это ведь никакого отношения к нам не имеет. Сделаешь?

— Если смогу, то лишь после того разговора… об усадьбе. Наш хозяин и так пропал уже давно. А наследники что-то не появляются. Может, их и вовсе нет. Где их будут искать?

Через три дня бабка всё же выложила свои предположения, и Гераська поведал казакам интересную историю.

— Вот упёртая баба! — ругнулся он перед казаками. — Но уломал всё же.

— Тогда не тяни, а выкладывай, — поторопил Данил. — Что узнал?

— В усадьбе всего два человека живут. Старая кухарка и конюх с одной клячей. Дров привезти, сена и разное там… Собаки одичали и часто убегают в лес, в поле. Кормить-то их нечем. А дом заколочен досками.

— А как проникнуть в дом? — спросил Аким.

— Это просто. Одна лишь дверь имеется, вторая заколочена и туда не сунешься. А эта легко откроется. Я это сделаю.

— Где ночует конюх? — поинтересовался Данил.

— Он в конюшне. Там у него угол. Отгородил себе и ему тепло под боком у лошади. Печка даже имеется малая. А бабка-кухарка спит в доме, на кухне. У неё ключи от дверей в комнаты и покои хозяина.

— И никто до сих пор не ограбил дом? — удивился Данил.

— Бог миловал. Пронесло. Надолго ли, — многозначительно молвил Герасим.

— Дело пустячное, — заметил Аким. — Когда можно приступать?

— Хоть когда. Как сами надумаете. Лишь одно надо учесть, казаки.

— Ну! Что там ещё у тебя?

— Следы нам надо как-то скрыть. Кругом ведь пустошь.

— Это твои заботы, Гераська, — серьёзно заметил Сафрон. — Ты тут всё знаешь, а мы всего лишь гости, и то тайные. Тётка не серчает на нас?

— Живите пока, — не очень уверенно ответил Гераська.

Через два дня разбойники пустились в путь. Мела метель, которую и дожидались. Ветер не столь сильный, но снег валил изрядно.

— Не заплутаем? — забеспокоился Сафрон.

— Не, казак, — ответил Герасим. — Тут не можно заплутать. Идите спокойно.

Тёмный дом помещика чернел перед ними, и ни одной собаки поблизости не видно и не слышно.

— К крыльцу, — почему-то тихо молвил Герасим.

Он повозился немного, дверь со скрипом приоткрылась, и все четверо юркнули в тепло и тишину.

Гуськом, осторожно двинулись за Герасимом. Тот, видимо, ориентировался в доме, но шёл очень медленно и осторожно. Шёл в поварню, где должна спать стряпуха. Остальные шли следом, тараща глаза.

Гераська остановился, прислушался. Рукой тронул товарищей, предлагая следовать дальше. За одной из дверей слышался тихий храп. Чуть приоткрыв её, увидели свет лампадки, озарявший лик святого на иконе.

Гераська перекрестился. Данил подкрался к кровати-топчану. Баба, укутанная платком и одеялом, похрапывала, и её лицо едва можно было различить. Он крепко прижал рот старухи ладонью, другой придавил тело и прошипел, заметив, что та проснулась и дёрнулась:

— Тихо, бабка! Отдашь денежки — и мы тебя не тронем. Нас хозяин прислал за ними. Он у царевича и поиздержался. Послал сюда.

Старая мычала и таращила глаза. Гераська отпустил ей рот.

— Кто такие? — прошамкал беззубый рот.

— Сказал ведь, от хозяина, Василия Дормидонтыча. Велел привезть денег. В случае отказа велел убить тебя. Сначала попытать железом аль огнём.

— Свят, свят! — шептал рот старухи, рука дёрнулась перекреститься, но Данил держал крепко. — Изыди, сатана! Я тебя не знаю!

— Тогда сделаю, как велел Василий Дормидонтович, бабка Палашка.

— Точно наш хозяин велел? — испуганно спросила бабка.

— А то! — тут же ответил Данил. — И поспеши, а то нас могут схватить. От царевича ведь. По Москве и так кровушка наша льётся. Казнят наших людишек.

Старуха согласно кивала головой, и Данил её отпустил. Зажгла лучину и с нею потопала в другую горницу. Следом шёл Данил.

— Тута, — указала на сундук, что стоял под образами. — Сам открывай, вот ключик, — и протянула ключ, сняв с шеи.

Данил открыл сундук, полный одежды. Выбросил её, и на дне оказался кожаный мешочек с монетами. Встряхнул и с довольным видом засунул за пазуху.

— Василь Дармидонтович просил одежонку прихватить. Обносился поди на войне, добиваясь правды царевичу.

Пелагея молча слушала и мелко тряслась, крестясь.

— Всё кажись, — молвил Данил и закрыл крышку горбатого сундука. — Мешок давай для одежонки. Рад будет хозяин. Он в чинах уже. Царевич привечает не только князей, но и нашего хозяина.

— Скоро хоть вертаться намерен? — осмелилась спросить Палашка.

— Весной жди, — коротко ответил Данил и заспешил к товарищам, запихивая тряпьё в мешок.

— Ты, мил человек, хоть привет передавай хозяину, — молвила старуха. — Мы тут блюдём добро его. Одначе, сами поди, голодаем. Пусть побыстрее приезжает.

— А как же, бабка! Доведу до ушей нашего хозяина. Чего уж там. Через два денька увижу его и всё передам.

— Обскажи, что, мил человек, людишки его почти все в бега пустились. Разбойничают, проклятые. Того и гляди заявятся. Обскажешь?

— Не серчай, старая. Всё обскажу, не беспокойся. Ну, бывай, Палашка.

Они вышли на ветер и, согнувшись пошли по своему следу, ещё не занесённому пургой, которая уже набирала силу. Кружным путём выбрались к избе тётки и в молчании устроились в чулане.

— Будем спать, — молвил тихо Данил, а Гераська, с дрожью в голосе, спросил:

— Тётке ничего не проболтайтесь. Боюсь я.

Данил положил руку тому на плечо и придавил. Отвечать не хотелось.

Прошла неделя и тётка как-то молвила племяшку:

— Не приспела пора уйти, голубки?

— Думаешь, что пора? — вопросом ответил Гераська. Он пытливо смотрел на тётку, зная, что она просто так ничего не скажет.

— Пора, милок, пора. Чует сердце, что пора. Вечером и собирайтесь.

— Дай Бог тебе долгой и благолепной жизни, тётка! — воскликнул племяш и поспешил к товарищам.

— Что, так и сказала, что вечером надо уйти? — удивился Данил. — А куда, хотел бы я знать? Кругом только и шныряют разные подозрительные шпыни да разбойные людишки.

— Мне нет никакого желания вертаться к царевичу, — молвил Сафрон. — Подадимся на полдень, поближе к нашим землям. Пусть другие воюют, а мне охота на покой. Как вы, ребята?

— Можно и так, да как пробраться туда? — Аким недоверчиво оглядывал товарищей. — Деньжата, правда, имеются, но их легко и лишиться вместе с головой.

— Ничего, казаки! — Данил бодро встал и потянулся, хрустнув суставами. — Я готов пуститься на Дон. По дороге ещё можно попробовать добыть чего. Гераська, дорогу знаешь на полдень?

— А как же. Выведу. Чего уж там. Топорик прихватить?

— Прихвати, — ответил Аким и добавил: — И рогатину не забудь. Мало ли что.

Как стемнело, казаки покинули двор тётки Герасима и бодро пошагали, к дороге, на которую вышли кружным путём.

— Гераська, держись поближе к лесу, — посоветовал Сафрон, оглядываясь во все стороны. — Может днями переждём в чаще, а?

— Замёрзнем, — засомневался Аким.

— Зато сохраним жизни. Думайте, казаки.

— Я постараюсь вывести вас на тропу, что петляет вдали от дороги, но следует в том же направлении, — предложил Герасим. — Там люди редко ходят.

— Это подойдёт, — молвил Данил. — Утром покажешь. Деревни в той местности имеются?

— Имеются, да все они наполовину пустые или пограблены. Кругом шастают отряды не то грабителей, не то разбойников, а, скорей всего, воинства разного.

— Вот его нам больше всего надо опасаться, — заметил Сафрон. — Тут не узнаешь, чьи они, за кого кровушку проливают. А прикончить нас им не составит труда. Поглядывайте по сторонам, казаки.

Утром свернули на тропу, что уходила немного в сторону. Видно было, что ею пользуются редко. После пурги идти по ней было трудно.

Недели через две вышли к Оке. На правом берегу виднелась деревенька. А редкие дымки над крышами показывали, что людей там не так много.

— Да, замордовали людишек, — в который раз сокрушался Сафрон, разглядывая жилье, до которого так рвалась душа. — Может, посчастливится, и добудем харчей?

— С этим везде плохо, казак, — ответил Герасим. — Помнишь, четвёртого лета, снег упал на Богородицу? Урожая давно хорошего не бывало. Изголодались мы, да и обтрепались. Хорошо, захватили господское, а то бы и вовсе замёрзли в лесу.

— Благодари Бога, что хоть живыми остались, — тихо молвил Сафрон. — Пошли, что ли? Лёд ещё по-зимнему крепок, не провалимся.

— Одначе, казаки, ступать осторожнее, — посоветовал Гераська.

— Вроде тихо в деревеньке. Там не больше двадцати изб. Совсем отощала землица русская! Когда это лихолетье кончится? — Аким вздыхал, глотал голодную слюну и ноздрями ловил струйки домашнего жилья.

Поднялись на высокий берег, прошли шагов двести и остановились перед полуразвалившейся избой с местами провалившейся кровлей. Солома, почерневшая и подгнившая, клоками торчала во все стороны. Оконца без пузырей смотрели жалко, подслеповато.

— Вот и жилье на худой конец, — молвил Герасим, оглядываясь. — Что-то собак не слышно. Поели, что ли?

— А что ты думаешь, — отозвался Сафрон. — Видать, и здесь побывали чьи-то вояки. Надо жителей расспросить. Найдём ли тут пожрать чего?

В деревне люди жили в половине изб и голодными безразличными глазами смотрели на чужаков. Ни о какой жратве не могло быть и речи. Сами едва держались, подгребая всё, что только можно.

— Надо хоть отдохнуть, — предложил Аким. — Попросимся в избу погреться.

Перекусить не удалось. Никто ничего не мог предложить. Но отогрелись и заторопились дальше.

Уже начинало смеркаться, день помутнел, а впереди завиднелась деревенька.

— Гляньте, казаки, рыбаки сидят у лунок. Видать рыбка-то ловится! — Данил ускорил шаг. — Может и нам что обломится, а?

Их встретили злобными недоверчивыми глазами. На приветствия не ответили, но никто ничего не предложил. Рыбаков было четверо и почти все древние старцы. Лишь один был юноша лет шестнадцати, замотанный в платки до глаз.

— Что тут у вас, люди добрые? — наигранно бодрым голосом спросил Данил. — Мы тут подумали, что вам не грех и с нами поделиться немного своим уловом.

Ему не ответили, лишь один старик пожал плечами и страх мелькнул в его слезящихся глазах.

Казаки осмотрели улов.

— Деревня, наловили порядочно, и мы просим продать часть улова нам, как пострадавшим от литовского да польского лиха. Вот вам четыре деньги, больше у нас нету, и мы забираем половину улова. — Данил деловито отобрал рыб побольше, завернул в кусок тряпки, подмигнул рыбакам и качнул головой товарищам. — Пошли в деревню, чай найдётся и для нас какая брошенная изба.

Изба, конечно, нашлась. А рядом стояла другая, добротная, но явно без хозяйского глаза, и молодуха стояла на крыльце и высматривала новых соседей. Покрасневшие щеки и нос выглядели соблазнительно.

Данилка ухмыльнулся, кивнул задорно, словно здороваясь. Молодуха слегка скривила губы в подобии улыбки, но не ответила.

— Надо подкрепиться немного — и я отправлюсь в гости, — ухмыльнулся Данил.

— Как бы не турнули тебя из гостей, — буркнул Аким. Он жадно раздувал огонь в печи, готовясь сварить рыбу в чугунке, валявшемся на полу.

— В деревне почти не осталось мужиков. А баба ядрёная и не прочь приласкать несчастного путника, пострадавшего за царя… или царевича, — усмехнулся казак. — Что там у тебя, Акимушка? Живот подвело от предвкушения божественного обеда. Или ужина, хе?

— Скорей завтрака, — мрачно усмехнулся Сафрон.

Аким бросил в чугунок щепоть соли, ещё оставшейся от старых запасов, и не отходил от печки, дожидаясь, когда рыба сварится. Потом они с жадностью пили жидкий горячий навар, обсасывали косточки и блаженно жмурились на огонь в печке, уже пышущей жаром таким приятным, что внутри разливалась божественная благость.

— Теперь можно и в гости отправляться, — молвил Данил и плотоядно осклабился.

— Смотри поосторожнее, кобель мартовский, — предупредил Аким, но видно было, что он завидует.

Поплотнее заткнув все щели в окнах, казаки устроились на печи, укрывшись кожухами и тряпками, что нашлись в избе. Было холодно, но намного лучше, чем в лесу у костра, который постоянно надо было поддерживать, вставая и дрожа от озноба.

Данил вернулся лишь утром, принёс ужасного полхлеба и солёных огурцов.

— Больше ничего не сумел выпросить у бабы. Приняла и даже не очень скромничала, и вам гостинца передала. Пользуйтесь моей добротой, казаки!

— Значит, уломал? — поинтересовался Аким.

— Сама была не против. Но… Сафронушка! Она заговаривала о тебе. Могу уступить по дружбе. Баба знатная и подкормить может. Негусто, но нам и такое за божественный дар покажется. Пойдёшь?

— Как-то совестно, — попытался отнекиваться казак, но все увидели, что у того глаза заблестели алчным светом.

— Ты что, сдурел, Сафронушка! — воскликнул Аким. — Баба сама тебя призывает, а ты так… Иди и не обижай молодуху. Небось скучает без мужика, а ты у нас видный и тихий. Иди, отведи душу!

Сафрон вроде бы с трудом, но согласился и отправился в гости. Вернулся смущённый, но довольный и тоже с гостинцами.

— Бедно живут людишки. Эта баба была при зажиточном мужике, да мужик загинул где-то. Я ей немного мелочи оставил. Вот лука дала и капусты.

Остальные казаки усмехались с завистью и жадным желанием хоть что-то перекусить.

— Тут больше оставаться нет смысла, — изрёк Данилка. — Пустимся дальше, а то силы иссякнут, и останемся в этой деревеньке ждать голодной смерти.

Молчаливо согласились с ним, и утром следующего дня, прикончив скудные запасы пищи, отправились дальше. Дней через десять с опаской приблизились к крепостце Воронеж, не надеясь встретить там своих.

Оказалось, что крепость сдалась без боя самозванцу, вернее его ватагам, и находилась в великом брожении.

— Есть надежда, что нас примут здесь, — с довольным видом молвил Данил. — Хоть с недельку побыть здесь и подкормиться, а там и до Дона рядом.

Атаман тут же, расспросив прибывших, распорядился откормить казаков и определить в курень в куренному Никишке, казаку матерому и хмурому.

— Вроде бы сзывают охочих людишек в отряд на подмогу в Тушино, — на другой день заявил Сафрон. — Что скажете, други?

— Когда отправка намечена? — спросил Данил без радости.

— Дней через пять. А что?

— Да вот думаю, что мы уже достаточно навоевались и больше рисковать шкурами мне что-то нет охоты. Хочу на Дон. Там хоть что-то можно делать, а гоняться за богатой добычей как-то не получается. Вся земелька пограблена и взять больше нечего. Бояре да дворяне все разбежались из своих вотчин, а у народа уже ничего нет. Я на Дон!

— Тогда где-то надо раздобыть харчей на дорогу, — подал голос Аким. — Уж больно смутно на душе без харчей.

— Тут есть всё, что нам надо. Поделиться с нами — их обязательное дело! — решительно отозвался Данил. — Дня два нам хватит для запаса харчей? Я готов пошарить в возах и телегах. Снег уже почти сошёл, а до Дона всего двенадцать вёрст. За день добредём, а там можно и лодкой разжиться. Всё легче, чем грязь месить. С них не убудет, а мы тоже своё заработали.

— Смотри, как бы тебе морду не набили, Данил, — строго предупредил Сафрон.

— Что делать? Посмотрю, как это лучше устроить. Такое дело по мне, и я не хочу упустить его.

Данил всё же приволок два дня спустя мешок с мукой, крупой и капустой с проросшим луком. В малом мешочке тяжелела соль.

— Теперь есть надежда, что до дома дойдём, казаки. Ещё узнал, что можно и ягнёнка спереть. Тут есть кошара. Никто почти не охраняет её. Когда пойдём?

— Лучше побыстрее смотаться отсюда, — молвил Сафрон, с опаской оглядывая тесный двор крепостцы. — И перебраться в посад, а то ворота могут нам не открыть, заподозрят чего.

— Верно, — молвил Аким. — Тут баб много осталось без мужиков, легко найти тоскующую душу и переспать ночь и день.

— С этим придётся повременить, Акимушка, — остановил того Сафрон. — Не до баб сейчас. Того и гляди забратают нас в отряд или ещё что… Я настаиваю на немедленном уходе. Сегодня же вечером уйдем в посад до закрытия ворот, и до рассвета мы должны уйти дальше, к Дону. С нашими силами и двенадцать вёрст — трудная дорога.

Герасим больше помалкивал, но тут вдруг рьяно поддержал Сафрона.

— Атаман верно говорит, казаки. Что тут дожидаться? На Дон поспешим!

— Во холоп наш! — воскликнул Данил живо. — Тоже своё слово имеет. Аким, а ты что скажешь?

— Даже затруднительно ответить, хотя больше на стороне Сафрона. Боязно и опасно здесь оставаться. Вон, отряд уже готов пуститься в путь. На семи возах.

Данил вздохнул и отчаянно махнул рукой.

— Идём! Ворота скоро захлопнут!

За три часа вышли к Дону. На другом берегу виднелся хуторок, но переправиться туда не оказалось возможным.

— Что, спускаться пёхом будем? — спросил Аким. — Лодку будет трудно достать. А кругом ещё только половодье началось. Как бы нам в него не угодить.

— Тоже об этом думку имею, — молвил Данил. — Я здесь никогда не бывал и мало чем могу посоветовать.

— Поторопимсявниз. Там должен быть хутор. За пару часов можно дойти, — Сафрон внимательно оглядывал бурые берега реки, несущие быстрые воды к морю. — Посмотрим, удастся ли нам избежать воды.

Путь оказался труднее ожидаемого. Лишь к полудню удалось обойти низину, залитую вешней водой. Дальше виднелся хуторок в два десятка мазанок и редкое стадо коров.

— Тут должно быть лучше, чем кругом, — с надеждой заметил Аким. — Хоть коровы имеются да овцы. И лодку можно раздобыть.

Через полчаса достигли околицы хутора. Бабы с редкими мужиками встретили бродяг весьма настороженно. У облупленной церквушки староватый мужик спросил их, прищурив глаза:

— Что за люди? Откуда?

— Сбежали от царского плена, добрый человек, — Сафрон дружелюбно поклонился. — Вот пробираемся на низ. Там наша станица.

— Мужики вы, или казаки?

— Казаки мы, казаки! — воскликнул Аким, — Правда, с оружием плохо. По дороге нам пришлось скрываться от царских соглядатаев. А из плена оружие захватить оказалось невозможным. Можно нам передохнуть малость у вас? Нам бы только погреться, хоть в сарае.

— Вы, я вижу, не казаки, — заметил Данил. — Откуда сюда пожаловали?

— С Тамбовщины, казаки. И мы не казаки. Но надеемся ими стать в скором времени. Всё легче будет в жизни. А сарай мы вам предоставим. Поживите несколько дней.

— Данилка, ты уверен, что в Воронежской крепости тебя никто не может заподозрить? — уже не в первый раз спрашивал Сафрон.

— Так же, как и вас, казаки, — усмехнулся Данил и, настороженно глянул на казака, ожидая ещё чего-то.

— Значит, и дальше такая угроза нас будет смущать?

— Никто не сможет нас обвинить в краже, казаки. Никто нас не хватился и никто ничего не видел. К тому же, сколько я взял? Мелочь! А то, что мы ушли, так это наше дело и никто из нас не обещал присоединяться к отряду.

— Ладно, — Сафрон стал спокойнее. — Будем надеяться на лучшее.

Они плыли у самого берега, опасаясь стремительных вешних вод реки. Можно было и не работать вёслами. Лишь постоянно кто-нибудь черпал воду, просачивающуюся на дне старого челнока, едва вместившего четверых беглецов.

Проплывая мимо станиц и хуторов, которые встречались совсем не часто, наши путешественники с трудом запасались едой, и так же часто Данил умудрялся уворовать немного.

— Не пора ли пристать к какому-нибудь хуторку и оглядеться? — спросил однажды Сафрон. Он уже немного сомневался в возможности так далеко забираться на полдень. — Могут и татары нас заприметить.

— Верно, — согласился Аким. — Нам бы не пропустить очередного хутора и там остановить свой бег.

Остальные, а это был Гераська, не возражали.

До вечера хуторов не встретили, и пришлось остановиться на берегу, вытащив уже изрядно прохудившийся челнок на заболоченный берег.

— Холодно, — жаловался Аким. Казаки кутались в дырявые кожухи, сушили онучи перед костром, развесив их на палках. — Треба к жилью приставать.

— До полудня можем добежать и до жилья. А то и раньше, — рёк Сафрон. — А пока помёрзнем у костра. Большой опасно иметь, далеко виден будет.

Так, продрогшие и голодные, казаки пустились снова в путь, подгоняемые водами Дона, несущих их всё дальше.

Только расположились обогреться на берегу и перекусить, как на низком холме показались встрёпанные всадники на гривастых конях. Их не сразу заметили и, лишь увидев их, бросились к челноку. Но было поздно. Татары стремительно вынеслись к берегу и окружили казаков, гогоча и скаля в усмешках жёлтые зубы.

— Казак? — спросил один из них, всматриваясь в пленников.

— Мужики! — почему-то ответил Гераська в испуге. Татарин, обернулся к товарищам и что-то молвил, смеясь.

Их было человек двадцать. Казаков связали, обыскали, отобрали ножи, топоры и тут же погнали, цепочкой связанных, в сторону от реки. Их конвоировали три воина, пощёлкивая нагайками и усмехаясь довольными улыбками. Не проехали и три версты, как увидели в лощине небольшой лагерь татар в окружении лошадей, пасущихся на бурой прошлогодней траве. Казаков бросили на майдане и ушли.

— Сглазил нас, Сафронушка, — мрачно заметил Аким и сплюнул с досады.

— Судьба, — так же мрачно ответил Сафрон. — Вся надежда на Данила. Слышь, друг, что я гутарю?

— Трудное дело, Сафрон. Хорошо, что Гераська сказал, что мы мужики.

— А что тут такого?

— Казаков так бы не связали, знают, что мы умеем хоть и изредка, но освободиться от пут. Стемнеет, и я попробую. Лишь бы не связали крепче.

— А что за отряд тут появился? — спросил озабоченно Герасим.

— Мурза какой-нибудь посчитал, что пора воинов своих размять перед основным походом на Русь, — отозвался Сафрон печально. — Здесь их не меньше сотни.

— Не похоже, — заметил Данил. — Меньше, но вполне может быть и намного больше. Наверняка шастают по округе, вылавливая таких дурней, как мы. Только мы тут первые, как погляжу. Вдруг Боженька над нами смилостивится и пошлёт к нам отряд казачков? — Данил даже поднял голову к небу, уже серевшему.

Некоторые татары подходили к казакам, осматривали и с довольными ухмылками отходили, судача.

— Кто знает татарский язык? — спросил Аким для чего-то.

— На хрена он кому нужен! — выругался Данил и оглянулся. — Руки занемели, проклятые?

— Кто проклятые? — усмехнулся Сафрон, сам страдая от этого. — Руки или татары? Если последние, то я согласен, Данилка!

Он не ответил, но повозился, примериваясь хоть как-то размять затёкшие руки. Ноги их связаны не были.

— У них чуть больше сотни коней, — заметил Аким. — А ведь кто-то обязательно вернётся с набега сюда. Большой отряд, целая орда.

Никто не ответил. Все старались наблюдать за татарами, готовившие конину на кострах. Вкусный дух раздражал казаков. Голод терзал их животы, а в головах роились самые ужасные мысли.

Наступили длинные сумерки. Сафрон вопросительно поглядел на Данила. Тот на взгляд не ответил, но было видно, что он так сел, чтобы татары поменьше могли видеть его спину.

Через час их подняли и отвели ближе к шатру, видимо, мурзы. Тот появился с ватагой татар и казаки сразу поняли, что у тех была стычка. Мурза был ранен и его с двух боков поддерживали нукеры. Воины загалдели, видимо стали расспрашивать прибывших. Их было человек тридцать — все грязные и некоторые раненые. Лошадей тут же младшие воины погнали пастись и поить в ручье, протекавшем недалеко.

Мурзу отнесли в шатёр и оттуда донеслись звуки угроз и ругани.

— Как у тебя, Данилка? — спросил Сафрон в тревоге.

— Скоро закончу, — прошептал тот. — Воды бы попить.

Сафрон наконец окликнул татарина, почти мальчишку и знаками попросил у того воды. Татарин засмеялся, состроил рожу и ушёл, не ответив.

Огни костров пылали, запах жареного мяса вызывал обильную слюну пленников, но никто из татар не пожелал бросить хоть кость. Правда, пир ещё только начинался. Правда, пиром это назвать было нельзя. Отряд вернулся изрядно и жестоко потрёпанным, и не привёз ни одного пленного.

— Как бы нам не было худа, — проговорил Аким, кивая на татар, что уже глодали горячее мясо, обжигая рты и ухмыляясь. — Неудача у них, явно злые. И поглядывают на нас совсем не с одобрением.

— Надо тикать, да как? — ответил Сафрон и посмотрел на Данила, в поту трудившегося над путами из сыромятных ремешков.

— Даже освободившись, мы не сможем улизнуть, — пробурчал Сафрон. — Кругом светло и татары постоянно поглядывают на нас,

— Не всю ведь ночь они будут жрать! — зло ответил Гераська. — Будь они прокляты, нехристи! Вы ведь тут чаще с ними встречались, да?

— Приходилось. И хорошего было мало. Эта саранча так иногда надоедала, что продыху не было! — отозвался Сафрон в отчаянии.

Неожиданно татары быстро покончили с ужином, и так же быстро устроились на ночлег. Шатров на всех не хватало и многие легли прямо на разостланных потниках, укрывшись кожухами с головами.

— А в шатре мурзы продолжают не спать, — заметил Сафрон, потирая ушибленную скулу плечом. — Лечат начальника, а он постанывает.

— Ребята, я свободен, — прошептал Данил и незаметно стал растирать руки. — Подлазьте ко мне незаметно, поближе, будто согреваясь. Они не должны обратить на нас внимания. Холодно, а у нас одни дыры, а не одёжка.

Данил сноровисто стал развязывать верёвки и ремешки и через полчаса все пленники оказались без пут.

Оглянувшись по сторонам, Данил молвил тихо:

— Подождём малость. Не все ещё заснули. Без коней нам не уйти. Думайте, как завладеть конями. И оружием, значит.

Казаки оглядывали тёмное пространство лагеря. Во многих местах виднелись караулы с пиками и редкими мушкетами. Шагах в ста и дальше паслись лошади, всхрапывая и стуча копытами по раскисшей земле.

— Ничего не выйдет, — грустно заметил Аким. — Слишком много сторожей, а у нас даже ножа нет.

— Будем ждать. Вдруг повезёт, — и Сафрон вздохнул, высвобождая руки из тугих верёвок.

Прошёл примерно час. Казаки дрожали от холода, но никто не бросил им ни кости, ни подал ковшик воды. И тут появился тот самый молодой татарин с кожаным ведром в руке. Оглянувшись на пленников, выплеснул ведро на них, усмехнулся, хотел уйти, но передумал и подошёл близко. Наклонился, заглядывая в лица казаков, оскалил зубы в довольной усмешке и в этот момент Данил схватил его за шиворот и мгновенно притянул к себе. Удар в лицо — и только начавшийся крик застрял у того в глотке.

Аким тут же повалил татарина, который оказался довольно щуплым. Гераська оказался проворнее всех и нащупал нож на поясе. Не раздумывая ткнул тому в шею, а Данил ещё крепче сжал его рот, предотвращая крик.

— Обшарь его, — прошипел он. — У него должна быть сабля.

— Ничего больше нет, — ответил Сафрон, судорожно шаря руками по уже затихшему телу. — Куда его девать?

— Под нас запихивай! — прошептал Данил и отпустил рот татарина. Всё было испачкано кровью, но это уже никого не занимало. Они оглядывались по сторонам, с ужасом ожидая зова этого мальчишки.

Гераська поднял свалившуюся шапку татарина и нахлобучил на голову себе.

Данил шарил по карманам и добыл несколько медных монеток. Стащил кожух. Словно зверь, оглядывался по сторонам, ожидая нападения. Но всё было тихо. Даже костры один за другим затухали, лишь несколько ещё горели малым пламенем у стражи.

— Ползём отсюда подальше, — прошептал снова Данил и первым полез по грязи, удаляясь от шатра мурзы. Там всё временно затихло.

Они незаметно выбрались за пределы лагеря и передохнули. Тяжело дышали.

— Обойдём дальше и подлезем к лошадям с другой стороны, — проговорил Данил и полез на четвереньках дальше. — Хорошо, собак с ними нет, а то бы ничего у нас не получилось с побегом.

— И так ещё не получилось, — буркнул недовольно Сафрон, трудно, натужно скользя по грязи.

Им понадобилось больше часа, чтобы выйти к табуну с другой стороны.

— Лежите на месте, а я пойду собирать лошадей, — сказал Данила. — У меня татарский кожух и они не должны испугаться меня. Когда отойду, двигайтесь в ту сторону, — и указал в сторону от лагеря.

Он исчез в темноте, а казаки стали осторожно и неторопливо идти, согнувшись, в нужном направлении.

Слышались окрики татарских пастухов, взвизгивания жеребцов и нервный топот копыт. То жеребцы пытались озорничать с кобылицами. Томительное ожидание чего-то ужасного длилось довольно долго. И наконец послышался негромкий топот лошадиных копыт, постоянно приближающийся. На фоне неба снизу казаки увидели нескольких лошадей, идущих неторопливо.

Ещё немного и голос Данилы спросил:

— Эй! Вы где? Вылазь! Садимся и тикаем быстрее!

Лошадей оказалось пять, но никто ничего не спросил. Быстро взобрались на низкорослых лошадей и ударили по бокам пятками. Кони недовольно замотали головами, но потрусили на полдень, куда указал Данила.

Удалились уже версты на две, когда от лагеря долетели в ночи далёкие крики, а небо там осветилось десятками факелов.

— Заметили! — проговорил Данила и стал понукать лошадь. — Погнали, казаки! Пока обнаружат следы, мы должны уйти далеко. Искать должны нас в сторону полуночи. У нас, может статься, будет ещё немного времени.

Никто ничего не говорил, все молча нахлёстывали коней. Гераська тащил в поводу запасного коня.

— Сафрон, надень кожух, а то у тебя вовсе почти ничего нет на плечах, — и Данил бросил казаку одежду.

— Татарина зарезал? — спросил тот, стуча зубами, от холода и возбуждения.

— А что с ним делать было? И сабелькой разжился. Хоть что-то на боку у меня болтается. Нож не успел нащупать — торопился.

Проехав, как казалось, часа два, казаки остановились на пригорке и затаили дыхание. Послушали ночь, Сафрон, как самый тяжёлый, пересел на запасную лошадь и помчали дальше.

— Погони не слышно, — заметил Аким. — Неужто не обнаружили следы?

— Рано ещё радоваться, казаки, — зловеще проговорил Данила. — Погоняй!

— Далеко до рассвета, интересно? — спросил Гераська. — Звёзд не видать…

— Когда будет, тогда и будет, — ответил Данил и опять стал нахлёстывать палкой круп коня.

— Как бы не загнать коней, — сказал Аким с неудовольствием. — Может, потише поедем. Пусть животина передохнёт малость.

Никто не ответил, но поехали шагом, вслушиваясь в тишину.

Серый рассвет застал казаков в незнакомой местности. Туман стлался по земле, цеплялся за кустарник и редкие низкорослые деревца. Где-то подала голос птица.

— Высмотретьбы пригорок, — нарушил молчание Сафрон. — Осмотреться бы.

Низкий холм обнаружили уже вскоре. С его вершины осмотрели местность.

— Кругом нет ни души, — со вздохом проговорил Аким. — Неужто татары не стали нас преследовать? Не верится что-то.

— Лучше скажи, куда направиться? — спросил Данилка. — К Дону, что ли?

— В тех местах наших уже нет, — ответил Сафрон. — Одни татары, а к ним у меня нет охоты попадать в лапы.

— Эх! Надо было оставаться в одном из хуторов, что раньше попадались, — с сожалением молвил Гераська. Он явно трусил.

С одного из пригорков заметили чернеющую рощу в низине между холмами.

— Не дальше версты, — заметил Сафрон. — Можно укрыться и передохнуть. Если забраться подальше, то можно до ночи переждать.

— А жрать что будем? — спросил Гераська.

— А коня лишнего на черта я добыл? — спросил Данил. — Поехали, пока никто не заметил нас. Вроде бы и ручей там имеется, по дну лога бежит.

Роща протянулась версты на две с лишним и, слегка взобравшись на склоны холмов, редела и исчезала, превратившись в низкий кустарник.

— Можно здесь остановиться, — натянул повод Сафрон. — Место глухое и нас трудно заметить. Можно и костерок запались. Ручей вблизи. Слезаем, казаки.

Коней стреножили и пустили пастись. Осмотрев их, выбрали самого слабого.

— Этого под нож, а то скоро ноги сами протянем, — заметил Данил и вытащил татарский нож. Посмотрел на него и отбросил к Акиму. — Лучше саблей, а то ещё промахнусь, и конь умчит.

Он отвёл коня чуть дальше, примерился и с потягом ударил по шее. Конь только успел всхрапнуть, Данил снова ударил, и животное повалилось на землю, задёргало ногами, поливая всё вокруг кровью. Данил подошёл и сильно ткнул под левую лопатку.

— Вырезай куски — и на костёр! Да побыстрее, а то слюнями изойдём тут! — и Данил отошёл к крупу вытереть клинок об шерсть убитого коня.

Без соли, едва обжарив мясо, казаки с остервенением вгрызались жадными зубами в жёсткое, но отменного вкуса мясо и молча жевали, обжигаясь и сопя.

— Нужно быть осторожными здесь, — заметил Сафрон, утирая рот рукавом. — Я пойду гляну вокруг. Негоже вот так беспечно сидеть тут, ничего не видя вокруг. А вы следите за конями. И мяса нарежьте полосками, и закоптите. Надо хоть дня на три запасти еды.