ВОТ И УШЕЛ ЧЕЛОВЕК!

Он ждал: придёт весна

И снег растает,

Пришла, прошла она,

А он не знает.

Расул Гамзатов


После того как тётка Дарья переехала ухаживать за Петром Ивановичем, он сразу подбодрился, даже повеселел. И в его комнатке стало уютнее и тоже веселее.

Я, как только выкраивал свободный от занятий часок, бежал в знакомый домик. Теперь он не казался мне таким чужим, мрачным. На окнах висели белые занавески. В комнате хорошо пахло какой-то сушёной травой. Пётр Иванович лежал в чистой постели, правда такой же худой, но зато не встревоженный, как раньше, а совсем спокойный. И тётка Дарья, такая сердитая и крикливая у нас дома, здесь была совсем другая.

- А вот и гость к нам пожаловал! - приветливо, как-то нараспев говорила она, встречая меня. - Раздевайся, садись в нашу компанию.

И Пётр Иванович приветливо кивал мне с постели и тоже звал посидеть.

На деле тётка Дарья с нами в компании совсем не сидела: она всё что-то бегала, суетилась, то еду стряпала, то на стол накрывала.

- Пётр Иванович, - ласково говорила она, - хочешь супчику или кашки?

Если больной соглашался, она тут же приносила ему еду.

Правда, не всегда ему удавалось её проглотить. Если дело не клеилось, тётка Дарья спокойно говорила:

- Не можешь съесть, ну и не надо. Завтра скушаешь, а нонче попостись. Телу легче и душе спокойнее.

Переделав наконец все дела, она подсаживалась к постели больного и частенько начинала какой-то странный, непонятный мне разговор.

- Ты не тревожься, что помираешь, - успокаивающе говорила она Петру Ивановичу. - Ничего тут удивительного нет. Все помрём, рано ли, поздно ли все там будем. Тебе помирать легко, - продолжала она, - ты зла никому не сделал. Совесть у тебя чистая. И о прочих делах тоже тревожиться тебе нечего. О тебе есть кому позаботиться. Не то что моё сиротское дело.

- Да я и не тревожусь, - тихо отвечал ей Пётр Иванович. - Спасибо тебе, Дарьюшка, за твою заботу, всем вам спасибо. Я и не тревожусь, - как бы сам с собой продолжал он. - Я всё лежу да удивляюсь, какие люди сердечные на земле имеются. Вот жил один-одинёшенек. А под конец, глядь, и люди пришли, и не один я под конец оказался. Лежу в чистоте, в уходе… Раньше-то никто обо мне не заботился. Я не тревожусь.

- Ну, вот и хорошо, - отвечала тётка Дарья. Она заботливо поправила подушку Петру Ивановичу и продолжала: - Чего тревожиться? Ты своё отжил, отмучился. Лежи, родной, отдыхай.

Я слушал эти странные разговоры и никак не мог понять, как эти два человека, оба старые, а один к тому же совсем больной, так спокойно и просто разговаривают о самом страшном - о смерти.

А может, это и не самое страшное? Может, ею только нарочно пугают?

Мне хотелось спросить об этом не Михалыча, не маму, а тётку Дарью. Мне казалось, что именно она знает это лучше всех. Хотелось спросить, и было почему-то совестно да и страшно. Что она на это ответит?


Прошло ещё несколько дней. Наступила пора предвесенних оттепелей. С запада подул сырой, порывистый ветер, по небу поползли тяжёлые облака. Пошёл снег с дождём. Под ногами сплошная каша, того и гляди, что провалишься в неё и начерпаешь полны калоши.

- Вот и опять до весны дожили! - радовался Михалыч, - Теперь уж, брат, самые пустяки ждать осталось. Скоро грачи прилетят, за ними жаворонки, скворцы, дрозды. А там!.. - Он многозначительно поднимал вверх указательный палец. - А там и наши долгоносики пожалуют, и опять мы с тобой, дружище, на тягу покатим.

Я тоже радовался, что наступает весна. Только к этой радости невольно примешивалось тревожное, горькое чувство. А как же Пётр Иванович, увидит ли он приход весны? Ведь он так его ждал!

И вот один раз мы с мамой уже ложились спать, вдруг хлопнула кухонная дверь. В комнату вошла тётка Дарья.

- Ты что? Плохо ему? - испугалась мама.

- Нет, зачем плохо… - спокойно ответила Дарья. - Теперь уж ему неплохо.

- Когда? - тихо спросила мама.

- Да только что. Подошла к нему постель поправить, думала - спит, а он и совсем уснул. Отмучился, сердешный.

Тётка Дарья вздохнула и не спеша набожно перекрестилась.

- Вот и ушёл человек, - в раздумье сказала она.

Загрузка...