Отец

47

— А теперь я расскажу вам об электрошоке. Вернее, Вера расскажет.

— Какая Вера?

— Ну, Вера, с тридцать третьего дома.

— Не знаю.

— Ну, Вера, как это ты не знаешь, в том подъезде живет, где Галина слепая с кошками. Неужели не знаешь? У нее муж такой толстый, Вася, его, когда они приехали, прозвали «еврей Вася».

— Так он еврей или Вася?

— А тебе что с ним, под хупой стоять?

— Уже и спросить нельзя? Чего ты такая злая? Личная жизнь неустроенная? У меня тоже неустроенная.

— Ты закроешь, наконец, форточку или нет? Видишь, женщина уже вышла, хочет рассказать. Извините, вы Вера?

— Ой, девочки, я до сих пор, как вспомню, вся дрожу. У нас говорили: «Долго рассказывать, да слушать нечего». Сижу я в Шаббат на скамейке. От моего дома ворота видны. Въехал трактор, а на нем — пожилой мужчина, я бы сказала — очень пожилой. Остановил рядом с подъездом, спустился, я заметила, что одет оригинально: в жилетке из овчины, шортах, кепочке, одно колено забинтовано. На поясе аж два пистолета и еще что-то, я не сразу рассмотрела. Обратился ко мне — честно вам скажу, не поняла, на каком языке, — осмотрелся и пошел к сто двадцать восьмому дому, он, вообще-то, незаселенный, кроме тех квартир, куда черные, которые куру раздавали, незаконно вселились. Смотрю, этот мужчина остановился, размотал такой дебелячий кнут, а там на куче песка грелись Галинины кошки. Как, извините, щелкнет по куче — одна кошка по трубе аж на крышу банка взлетела, а он зашел в средний подъезд. Прошло буквально пять минут — посыпались стекла. Я думала, они его убивают. Хочется помочь пожилому человеку, но как я помогу. Вдруг распахнулась дверь, выскочили трое этих, черных, и наперегонки к воротам. За ними инвалид-алкоголик — и он еще, между нами, с Людмилой жил, она его выставила — вывалился, на четвереньках уполз в кусты и спрятался.

Потом вышел молодой мужчина, он у них главный, вроде раввина, но такой худой — за швабру спрячется. Я посмотрела на него, и даже нехорошо стало: идет, плачет и рукой за шею держится. За ним этот старик с кнутом. Взмахнул кнутом — как ударит его по спине, а молодой мужчина вскрикнул, за спину схватился, пробежал несколько шагов — и снова медленно пошел. Я даже встала от ужаса и глаза закрыла — как бы и меня не огрел как свидетеля. Засватана дивка усим гарна. Но он на меня, слава богу, не обратил внимания. Прошли мимо — у молодого мужчины вся шея в крови. Старик опять как размахнется, как ударит его, а тот опять пробежал несколько шагов и тихо пошел. Может быть, я неправильно скажу, но это даже не избиение, а казнь какая-то. Как раз они подошли к воротам, а по верхней дороге возвращались израильтяне из той синагоги. Остановились, и какие они все-таки бессовестные: стоят, смотрят, как у них на глазах буквально убивают человека, — и хоть бы кто слово сказал. Потом старик вернулся, завел свой трактор, но я уже не стала ждать, поднялась домой.

Муж спрашивает: «Что с тобой?» — а я даже рассказать не могу, и у самой слезы на глазах. И знаете, самое страшное, у меня такое чувство, что этот молодой мужчина мог бы убежать, но не хотел. Как будто сам просил этого старика еще его ударить.