Отморозок 3

Глава 11

Вчера вечером, после того, как Михалыч ушел дегустировать принесенные мной деликатесы, я накачал ручным насосом, который лежал у Быни в багажнике, все колеса до штатного давления. Проверил уровень масла и тормозной жидкости, а также работу электрооборудования. Все было в относительно приличном состоянии, правда пришлось заменить пару предохранителей, так как не работали фары и печка. Приведя автомобиль в относительный порядок, я аккуратно проехался на нем по темным, плохо освещенным дворам и поставил его обратно в гараж. Там же в гараже я спрятал в куче инструментов и запчастей купленный у Тимура пистолет и патроны к нему. Дома держать такие вещи — это далеко не лучший вариант. Мало ли мать найдет, или вообще по моим прошлым делам нагрянет милиция. Вариант с милицией и обыском, конечно, маловероятен, но все равно лучше перебдеть, чем потом кусать локти.

На следующее утро, через два дня после первой встречи с участковым Гавриловым, я снова зашел в уже знакомый опорный пункт. Дверь кабинета участкового была закрыта, а в щель между дверным полотном и проемом был засунут тетрадный листик, на котором крупными печатными буквами было написано от руки — «Ушел на участок». Справедливо решив, что рано или поздно Гаврилов по любому появится в своем кабинете, я решил подождать его, особо не отдаляясь, в пределах визуальной видимости.

Коротать время, имея под задницей какое-нибудь транспортное средство, гораздо комфортнее, чем просто слоняться в ожидании по улице. Я залез в машину, которую поставил у соседнего с опорным пунктом подъезда, приспустил окно и, с удобством развалившись в кресле водителя, стал ждать участкового. Во время ожидания я лениво обдумывал свои планы относительно Абрамыча. У меня, кроме смутных подозрений, ничего против него нет. Возможно, это он подослал тех грабителей, которые преследовали нас с Тимой, а возможно и нет. Если я его просто спрошу об этом, он рассмеется мне в лицо и скажет, что я болен. Я, конечно, могу его спросить так, что он смеяться будет мало расположен, но сразу переходить к жестким методам дознания не хочется. К тому же, он может быть совсем не при чем, и тогда как-то нехорошо получится. Если попробовать просто следить за ним, то нет никакой гарантии, что я за короткое время смогу выявить его связь с теми грабителями. Вряд ли он с ними общается постоянно и очень тесно, это было бы слишком очевидно и легко вычислялось бы. А тратить на слежку недели у меня нет ни времени, ни желания.

Если бы я сам был на месте Абрамыча и играл в такие опасные игры, то я бы держал некую команду на подхвате, никак внешне со мной не связанную. То есть, это должно быть явно не его ближнее окружение. И даже лучше не из этого города. Так меньше риска спалить исполнителей. В дни проведения мероприятий, когда определится победитель значимого боя, можно дать наводку этой команде на снявшего большой куш клиента прямо в клубе. В той толчее, шуме и гаме, которые там бывают, никто не просечет быстрого контакта. С другой стороны, делать это часто нельзя, можно и спалиться. Поэтому, такие акции должны быть редкими, и сумма выигрыша потенциальной жертвы должна быть весьма значительной, чтобы был смысл рисковать.

В моем случае, у нас в машине была очень уж большая сумма. Там было никак не меньше тридцати пяти тысяч, и это, если считать только мои деньги, а ведь у Тимы должна была быть своя тридцатка, если он, конечно, тогда поставил на меня. Вместе с его деньгами приз становился вообще сказочным. Ради такого Абрамыч мог бы и рискнуть, как, впрочем, и еще несколько человек, которые тоже могли знать о моем выигрыше.

Мне нужно попробовать как-то сильно шугануть Абрамыча, так чтобы он задергался, а мне было возможно посмотреть, куда он кинется за помощью. По телефону он о помощи попросит, вряд ли. Не тот это разговор, который можно доверить телефону. Тут понадобится личная встреча. Если мне удастся его хорошенько испугать, то останется только проследить за ним, и тогда многое станет ясно. Это легко, конечно, только на словах, а реально мне одному провернуть такую комбинацию будет очень непросто. А привлекать к такому делу кого-то постороннего совсем не хочется.

Между тем, по прошествии часа ожидания, я наконец увидел участкового, который не спеша шел к себе в опорник, держа в руках черную папочку. Палыч явно не торопился засесть у себя в кабинете за бумагами. Поэтому он, смакуя каждую затяжку, еще покурил перед входом и только потом, тщательно затушив бычок о перила и кинув его в переполненную мусором урну, двинулся к себе в кабинет. Я подождал, пока он зайдет в подъезд, и только тогда вышел из машины. Не зачем светить ему то, что я теперь передвигаюсь на колесах. А то с него еще станется спросить у меня права.

К моменту, когда я зашел в опорник, Палыч уже замутил себе чайку, набрав в литровую банку воды и воткнув туда кипятильник. Вода в банке уже бурлила, а Палыч, насыпав в граненый стакан горсть черной заварки, подошел к стулу, на котором булькая стояла банка с кипятильником.

— Здравствуйте, Иван Павлович! — поздоровался я прямо от входа, и тут же продолжил. — Приятного вам чаепития!

— Привет, — кивнул мне участковый, наливая кипяток из банки в стакан с заваркой, и тут же предложил. — Чаю будешь?

— Не откажусь, если угостите, — не стал чиниться я.

— Тогда бери вон чистый стакан на полке, заварка на подоконнике, там же и сахар, и кипяток в банке. Как раз нам обоим хватит. — Деловито буркнул мне он.

Я взял с полки чистый стакан, щедро сыпанул туда из бумажной пачки заварку, кинул пару кубиков рафинада и залил все это кипятком.

— Бери, еще пряники, ё-моё. Они там, в бумажном пакете, рядом с сахаром стоят, — сказал мне участковый, сильно дуя на исходящий паром стакан.

Пользуясь разрешением хозяина, я вытащил твердый как камень глазированный пряник из пакета, потом взял обжигающий руку стакан и вместе со всем этим богатством присел за стол к Палычу. Попытавшись грызнуть сильно пахнущий мятой пряник, я понял, что ему в обед исполнилось не менее ста лет, и что таким макаром можно себе об него и зубы обломать. Пришлось размачивать пряник в кипятке и только потом откусывать от него маленькими кусочками. Какое-то время мы оба пили чай молча, пока я первым не нарушил молчание вопросом.

— Ну как там с нашим расследованием, Иван Павлович, вы узнали что-нибудь интересное?

— Что-нибудь, да и узнал, — отхлебнув из стакана, важно кивнул мне Гаврилов. — Что, говорить пока не буду, рано еще. Там, ё-моё, еще кое-какие вопросики будут и к тебе, кстати, тоже.

— А ко мне-то какие могут быть вопросы, Иван Павлович? — удивился я. — Меня, когда Марина пропала, вообще в городе не было. И я первым, считайте, тревогу поднял.

— А ты, ё-моё, приходи завтра утром сюда к десяти часам, тогда и поговорим, и про твою Марину, и с вопросами к тебе определимся, — твердо сказал участковый. — Сегодня на эту тему разговора не будет, рано еще пока.

— Хорошо, Иван Павлович, зайду к вам еще и завтра. — Я догрыз пряник, несколькими большими глотками допил свой чай и спросил: — А стакан, где можно помыть?

— Там, в коридоре, вторая дверь налево — туалет, там и раковина есть. Только ты, ё-моё, заварку в мусор выкини предварительно, чтобы раковина не засорилась.

— Обижаете, Иван Павлович, — усмехнулся я. — Я же не свинтус какой, заварку в раковину выкидывать.

Я тщательно вымыл за собой стакан и, попрощавшись с Гавриловым, вышел из опорного пункта. Черт возьми, непонятно, что он там нарыл и почему он сегодня весь такой загадочный. Ладно, гадать сейчас не буду. Завтра приду и послушаю, что мне там Гаврилов расскажет.

Сразу после участкового я поехал к городскому драмтеатру, надеясь найти там Абрамыча и немножко его попугать. Приехав, я поставил машину так, чтобы с места стоянки хорошо просматривался вход и подходы к театру, и, заперев двери, пошел справиться о Кацмане. На входе мне бабушка-вахтерша сказала, что Марк Абрамович сегодня еще не появлялся, и когда появится, она не знает. Я какое-то время послонялся рядом со входом, внимательно рассматривая старые афиши. Там действительно среди прочих артистов был и незабвенный Марк Абрамыч. Реально он, значит, артист. Я, несмотря на слова Лесоруба, до последнего момента думал, что он меня разводит, и Кацман работает в театре каким-нибудь зам-зав-завом. По типажу, он больше на бухгалтера или завхоза похож, а никак не на артиста.

Вернувшись в машину, я еще некоторое время скучал в ожидании, провожая взглядами редких в это время прохожих. Минут через сорок я увидел, как к свободному месту на стоянке подъехала новенькая синяя «семерка», и оттуда из передней пассажирской двери вышел Абрамыч. С водительского сидения, вслед за ним, вышел незнакомый мне молодой плечистый парень, запер машину ключом, и они вместе с Абрамычем направились к входу в театр. Я быстро выскочил из машины и, не запирая ее, чтобы не терять времени, бросился на перехват.

— Марк Абрамович, здравствуйте! — Я, широко улыбаясь, внезапно возник у них на пути, выскочив перед Кацманом, как чертик из табакерки. — Уделите мне пару минут вашего драгоценного времени, пожалуйста.

Парень рядом с Абрамычем немного напрягся и дернулся было в мою сторону, но тот, узнав меня, остановил его рукой.

— А-а-а, Юра, здравствуй! — Лицо Кацмана, казалось, прямо залоснилось, излучая радость от нашей неожиданной встречи. — Куда же ты пропал после своей эпической победы? Ко мне теперь люди часто подходят, спрашивают про тебя, хотят видеть твои бои еще. Так что ты не пропадай, появляйся, я тебе интересного противника подберу, и ты сможешь неплохо заработать.

— Да, не до боев мне пока, Марк Абрамович, — я с видимым сожалением развел руками. — Я сейчас злых людей ищу, что покусились на мое кровно нажитое.

— Ай-яй-яй, как не хорошо! — сочувственно зацокал Кацман. — Нехорошо, когда злые люди на чужое рот разевают. Так, а я-то тут причем, Юрочка? Ты ко мне, зачем тогда пришел? Или ты просто мимо проходил и решил со мной поздороваться?

— Так мысли мне в голову нехорошие лезут. Уж я их гоню прочь, а они все лезут и лезут, — все так же улыбаясь, сказал я, глядя прямо в глаза Абрамычу. — Те нехорошие люди, ведь на мое покусились не просто так. Их на меня навел кто-то. И это, по какому-то ужасному совпадению, случилось как раз тогда, когда мы после моего боя с Ледоколом назад в город ехали. Представляете, нас с Тимой по дороге домой и встретили.

— Так ты, Юрочка, наверное, головешкой своей юной и неразумной думаешь, что это от меня люди вас встретили? — ехидно спросил меня Кацман, и как бы желая поддержки зрителей, посмотрел на стоявшего рядом набычившегося парня. Потом, резко сменив тон, он снова взглянул на меня и злобно прошипел: — Ты что, это гаденыш мелкий, мне сюда предъяву кидать пришел?

— Слышь, Абрамыч, — я сменил тон и усмехнулся в ответ на его попытку придавить меня таким старым трюком. — Ты за своей метлой последи-ка. Я пока у тебя просто интересуюсь, как, да что. Если я тебе предъявить решу, то не сомневайся, я это сделаю, и поверь мне, тебе это очень не понравится.

— Ах ты, с-сука!

Парень рядом с Абрамычем, с опущенных рук выкинул довольно неплохую серию ударов руками мне в голову. Обостряя разговор, я держал его в поле зрения и уже был готов к атаке. Поэтому, когда она последовала, я, сделав пружинящий шаг назад, просто отшатнулся, уходя от ударов, и сразу же атаковал вразножку противника сильным пинком ноги в живот. Его отбросило назад, и он согнулся от боли. Я вдогонку выпрыгнул и ударил его коленом в голову, на этом заканчивая с ним. Потом снова повернулся к Кацману.

— Да ты, Юра, действительно отморозок. Думаешь, что тебе все это так сойдет с рук? — Спокойно глядя на меня спросил меня тот, совсем не испуганный тем, как я разделался с его слишком нервным спутником.

— Я пришел задать вопросы, — покачал головой я. — Вы, вместо того, чтобы спокойно на них ответить, сами обострили ситуацию. И этот придурок тоже сам на меня бросился, за что в итоге и получил. Вы это навели на меня, или не вы — вы просто подумайте. Те лихие люди, которые хотели меня ограбить, в итоге не забрали у меня ничего. Если вы с ними в сговоре — вы знаете, что с ними стало, если нет — то поясню — ничего хорошего. Вы, как организатор, должны обеспечить безопасность всем участникам мероприятия. Иначе за что вы берете свои деньги? Конкретно мне, вы безопасность не обеспечили. И конкретно сейчас я, выражаясь вашими же словами, вам это предъявляю. Грабителей навел на меня кто-то из вашего ближайшего окружения. Если это не вы, разбирайтесь сами — кто у вас крыса. А пока, с вас десять тысяч рублей за попытку меня ограбить по дороге. Даю два дня, не считая сегодняшнего. Просто соберите нужную сумму и держите деньги при себе, а я сам вас потом найду. Угрожать не стану. Но лучше бы вам меня не злить. Я очень не люблю, когда кто-то пытается меня надуть.

Закончив свою напыщенную тираду и не дожидаясь ответа, я развернулся и быстрым шагом пошел в сторону от своей машины, не желая светить свой транспорт Абрамычу. Проходящие мимо люди косились в нашу сторону, но никто не кричал и не звал милицию. Хорошо, что драка не затянулась, все же махать кулаками на улице в центре опасно, в любой момент, как из ниоткуда, могут возникнуть доблестные сотрудники милиции, что мне сейчас совсем не нужно. Надеюсь, мое сольное выступление подействует на Абрамыча нужным мне образом.

Не сбавляя темпа, я зашел за здание и, уже бегом обогнув его по кругу, встал за углом и осторожно выглянул оттуда, на место где состоялся недавний инцидент. Кацман что-то резко выговаривал своему спутнику, который уже поднялся на ноги и, виновато кивая, только время от времени трогал свою челюсть там, куда пришелся мой удар коленом. Судя по состоянию, с ним уже все в порядке. Ничего, за одного битого двух небитых дают. Теперь будет поумнее, если не совсем дурак.

Раздумав идти в театр, Кацман, вместе с побитым мной парнем вернулись обратно в машину. Я, пока они не видели, молнией рванул к своей «двойке» и заскочил в нее. Синяя «семерка» уже отъехала от тротуара и резво притопила с места в карьер. Я завелся и рванул следом, плотно сев им на хвост. Похоже, мне все же удалось напугать Абрамыча, раз он так резко раздумал идти в театр. Теперь нужно понять, к кому он обратится и куда меня приведет.

Кацман заехал не куда-нибудь, а на междугородний переговорный пункт, что хорошо укладывалось в мою теорию об иногородних исполнителях грабежа. Я остановился немного дальше и стал смотреть, что последует потом. Оставив сопровождающего его парня сидеть в машине, Абрамыч вошел внутрь. Эх, жаль, что я не могу туда проследовать за ним. Он, гад, меня там сразу срисует.

А почему собственно не могу? Парень в машине на вход не смотрит, он весьма заинтересованно глазеет на гуляющих по улице длинноногих девчонок, и его голова, недавно отбитая мной, этому совсем не помеха. Я быстро натянул на голову кепку с длинным козырьком, которая валялась на заднем сидении, и накинул на себя мастерку, чтобы немного изменить внешний вид. Выйдя из машины, я встал так, чтобы парень, оставшийся в «семерке», мог видеть только мою спину, и сквозь большие стеклянные окна во всю стену, стал наблюдать за тем, как Кацман, предварительно поговорив с телефонисткой, заходит в кабинку для переговоров.

Кинув искоса взгляд назад и убедившись, что парень в машине, поглощенный рассматриванием стройных ножек, меня еще не раскрыл, я быстро зашел внутрь переговорного пункта и, подойдя поближе к кабинке, где уединился Кацман, услышал концовку разговора.

— Да, Миша, подъезжай сегодня в город, надо срочно поговорить. Он уже появился. Да, где обычно, в восемь вечера. Когда увидимся, я все тебе поясню. Ну, все. Пока. До встречи.

Увидев, что Кацман закончил разговор и уже выходит, я нырнул в соседнюю пустую кабинку, сделав вид, что поглощен разговором.

Абрамыч, не обращая ни на кого внимания, вышел из переговорного пункта и сел обратно в «семерку». Водитель сразу же завел двигатель и тронулся с места. Мне пришлось пулей выскакивать наружу и нестись в свою машину, чтобы не отстать. Мне повезло, что тачка Абрамыча задержалась на светофоре. Я встал за ними через один автомобиль и, не высовываясь, покатил следом. Впрочем, ничего интересного мне эта поездка больше не открыла, потому что Кацман вернулся обратно к театру. Там он вместе со своим спутником зашел внутрь, а я остался снаружи дожидаться, что же будет дальше.

Побитый мной парень вышел из театра через полчаса с каким-то пакетом в руках и сразу куда-то укатил. Тут хоть разорвись: так хочется и к умным и к красивым. Мне интересно было, куда и зачем он поехал, и что лежит в том пакете. Но в то же время Абрамыч мог выйти в любой момент и самостоятельно куда-то намылиться. Я решил остаться у театра, разделив цели по приоритетам. Кацман, явно был более жирной целью, поэтому буду пасти его.

Подслушанный в переговорном пункте разговор для меня был очень интересным. Абрамыч сказал, что кто-то появился и предложил своему собеседнику приехать в город встретиться. В свете произошедших сегодня событий, я на полном основании решил, что речь шла именно обо мне. Я как раз недавно вернулся в город. Еще с утра Абрамыч не горел желанием кого-то вызванивать, а после встречи со мной вдруг неожиданно воспылал. Если это те самые ребята, что пытались ограбить нас с Тимой, то у них обо мне должны были остаться самые неприятные воспоминания. Простреленные ноги никому не прибавляют дружелюбности, а эти парни и в самом начале нашего знакомства отнюдь не отличались излишней добротой и сердечностью. Жаль, что я не знаю, где состоится сама встреча. Придется мне весь день так и висеть на хвосте у Абрамыча, чтобы иметь счастливую возможность посмотреть со стороны на это знаменательное событие.

Я, периодически ненадолго отлучаясь, чтобы попить и сделать нечто противоположное, прождал на своем посту до шести вечера, когда к театру снова подъехала уже знакомая мне синяя «семерка» и тот самый, знакомый мне водитель, зашел в здание театра. Через пятнадцать минут они вышли вместе с Абрамычем, и я, уже привычно, пристроился к ним в хвост. Через двадцать минут «семерка» добралась до цели. Это был новый, незнакомый мне район города, застроенный преимущественно панельными многоэтажками. Водитель поставил тачку в карман рядом с двухподъездной двенадцатиэтажкой и Абрамыч первым вышел из машины. Водитель немного задержался, наконец вылез, запер «семерку» и отдал ключи Кацману. Они еще немного поговорили, и водитель, кивнув на прощание, пошел на выход со двора, а колобок Кацман довольно резво, для своего веса и возраста, поднялся по ступенькам и исчез в подъезде.

Я рванул следом, но немного опоздал, и тот уже уехал на лифте. Я слышал, как лифт, громыхая, идет вверх, значит Абрамыч еще едет. Мне, кровь из носу, нужно было определить, в какой квартире он живет, поэтому я тоже притопил с максимальной скоростью по лестнице наверх. Я так разогнался, что чуть не вылетел на лестничную площадку в тот момент, когда Абрамыч приехал туда на лифте. Это был седьмой этаж. Вовремя остановившись, я с лестницы слушал, как Кацман звенит на лестничной площадке ключами, а потом громко хлопает закрываемая металлическая дверь. Ну что же, этаж мне уже известен, попробую теперь определить квартиру. Я, стараясь сдерживать еще частившее после быстрого подъема дыхание, тихо скользнул на лестничную площадку и буквально на цыпочках пробежался по ней, пытаясь услышать шум за какой-то из дверей. Нужная мне дверь оказалась под номером 114. Я услышал, как клацает запираемый замок, и звякает накидываемая дверная цепочка. Все, что мне нужно, я здесь уже узнал. Поэтому, со спокойной совестью, я, уже никуда не спеша, пошел обратно в свою машину, ждать, пока Кацман соберется на вечернюю встречу.

Абрамыч снова появился во дворе без двадцати восемь. Он сел в машину на водительское сиденье и тронулся с места. Я, немного выждав, пристроился за ним. Абрамыч ехал по дворам очень аккуратно, скорость не превышал, вечером во дворах полно играющих детей и особо не разгонишься, даже если захочешь. Мне приходилось следить, чтобы не подобраться к нему слишком близко, но в то же время не дать ему слишком оторваться. Наконец, он вывернул со дворов на широкую дорогу и двинулся по направлению к центру. Я отпустил его метров на пятьдесят, чтобы не маячить рядом в зеркале заднего вида. Глянул на часы, судя по времени, мы уже должны быть где-то недалеко от места встречи. Но тут ветреная госпожа удача решила таки изменить мне. По ходу движения впереди, у тротуара, стоял желтый мотоцикл ГАИ с коляской. Сам гаишник стоял с полосатой палочкой рядом со своим железным конем и внимательно всматривался в проходящие мимо машины. Вот он пропустил Абрамыча, а я, подъезжая ближе, сделал морду кирпичом, и даже не смотрел на гаишника, чтобы не притянуть к себе его внимание. Не помогло, милиционер лениво махнул палочкой, давая мне однозначное указание прижаться к тротуару. «Вот же ж гад ползучий, ну что тебе стоило пропустить меня! Что я один на дороге что ли?» — с тоской подумал я. Не выдавая своей злости, я дисциплинированно включил поворотник и остановился чуть дальше его мотоцикла. Выскочив из машины, я пошел навстречу направляющемуся ко мне инспектору.

— Добрый вечер, товарищ сержант! — радостно улыбнулся я милиционеру, словно давно потерянному и вновь найденному брату.

— Добрый вечер. Сержант Арсентьев, предъявите ваши права и документы на машину. — Ответил он мне, не оценив моей открытой братской улыбки.

Гаишник был самым классическим — пузатым и красноносым, с плохо сидящей на нем серой формой. По всему видно, что он любит выпить и закусить не дурак тоже. Вот же не повезло мне нарваться на него в самый неподходящий момент. Но ничего не поделаешь, Абрамыча я уже упустил, теперь бы выйти из этой ситуации без сильных потерь. Я протянул гаишнику корочку техпаспорта на машину и рукописную доверенность от Быни. Тот внимательно изучил документы, а потом снова посмотрел на меня. В глазах у него уже отчетливо плескался огонек заинтересованности.

— А права где?

— Дома забыл, командир, но готов немедленно оплатить штраф за свою забывчивость. — Я преданно смотрел на него своими чистыми глазами, всем своим видом излучая раскаяние и горячее желание загладить свою вину.

— Штраф, говоришь? — Задумчиво протянул сержант и, посмотрев по сторонам, понизил голос. — Ну, и во сколько ты оцениваешь свою забывчивость?

— Так это, по тарифу, пятерка вроде, — сделал простецкое лицо я.

— По какому такому тарифу? — Недовольно пробурчал сержант, закрывая техпаспорт. — По такому тарифу я твою машину сейчас на штрафстоянку поставлю, а тебе за езду без прав вообще пятнадцать суток влепить можно.

— Так, товарищ сержант, пятнадцать суток, это же за повторную езду без прав только. А я сегодня в первый раз права дома забыл и сразу же вам попался. У меня с собой сейчас только червонец, может, мы на месте разойдемся, охота вам со мной возиться и протокол писать?

— Ладно, — немного подумав, кивнул сержант и вернул мне документы. — Положи незаметно штраф в техпаспорт и дай мне, я его оценю.

Я забрал у него документы и, сгоняв в машину, незаметно достал из кармана червонец, сложил его вдвое и положил в техпаспорт. Вернувшись обратно, я снова протянул корочку гаишнику. Тот открыл ее и отработанным движением ловко смахнул оттуда купюру. Потом, немного покрутив документ в руках, словно нехотя вернул его мне.

— У тебя права-то хоть есть вообще? — насмешливо спросил он меня напоследок.

— Есть, конечно, — легко соврал я, сделав очень честные глаза.

— А машина чья?

— Так, дядина, он дал мне ее на дачу сгонять, — не моргнув взглядом, снова соврал я.

— Ладно, езжай, давай, и не забывай про права больше, — разрешил он, теряя ко мне интерес.

Абрамыча я все же безнадежно потерял. Покрутившись немного по центру и не найдя его приметной машины, я решил вернуться к его дому и посмотреть, когда и с кем он вернется обратно.

Ожидание во дворе затянулось. Кацман вернулся ближе к десяти вечера. Причем, он был не один, а с пышнотелой крашеной блондинкой, по возрасту прилично за тридцать. Они под ручку продефилировали от машины к подъезду, на ходу оживленно переговариваясь и смеясь. В руках у Абрамыча был пакет, и, судя по тому, как он топорщился, там было и что выпить, и что закусить.

Видать, Кацман решил сбросить стресс от нашей дневной встречи самым приятным образом. Я проследил за тем, как они вошли в подъезд, а потом дождался момента, когда зажгутся окна на седьмом этаже. Больше сегодня мне здесь делать нечего. Все, что было можно, я уже узнал.

По дороге домой я напряженно думал о том, с кем же мог сегодня встречаться Кацман, которому нужно срочно как-то решить проблему со мной. Я в нашем утреннем разговоре нарочно назвал ему нереальную сумму выплаты. Десять тысяч неустойки на столь шатких основаниях — звучит как бред. Мне пока не нужны его деньги, и я пока не собираюсь их у него брать. Мне нужно было, чтобы он бросился за помощью. Если у него рыльце не в пушку, то он мог бы, например, обратиться к Вахо и пожаловаться на юного беспредельщика.

Вахо — как смотрящий за городом, которому Абрамыч сто процентов отстегивает долю, вмешался бы и послал бы бригаду разбора. Но Кацман предпочел связаться с кем-то со стороны, значит, он не хочет, чтобы Вахо узнал о моих претензиях. Возможно, Абрамыч опасается, что я могу наболтать лишнего, и тогда вопросики возникнут уже к нему. Если все же, это он навел на меня, то он должен знать о простреленных ногах исполнителей и о том, что мои угрозы реальны, и поэтому должен был предпринять какие-то ответные меры.

Вечером, после состоявшейся встречи, он позвал к себе бабу. С одной стороны, это может быть простым желанием расслабиться после трудного дня, а с другой стороны, эта баба будет его алиби, если со мной сегодня произойдет что-то не очень хорошее. А как это можно устроить? Да, очень просто. Допустим, Абрамыч знает мое местожительство и знает мой обычный график. Ничего сложного в этом нет. Местожительство он мог выяснить уже давно у Тимы. А график моей жизни до последнего времени был весьма рутинным и тоже вычисляется на раз-два. Примерно сейчас я должен возвращаться домой с ежедневной вечерней тренировки. А что, если меня уже кто-то ждет неподалеку от моего дома?

Конечно, это может быть паранойя, но все же. Кацман явно что-то предпринял. Про машину он ничего не знает. Про нее вообще никто не знает, кроме Быни и Михалыча, и я не собираюсь никого ставить о ней в известность. Про мою слежку он тоже не в курсе. Значит, по идее, он мог дать задание ребятам со стороны прихватить меня. Это наверняка можно сделать около моего дома, я всегда от остановки хожу пешком по одному и тому же маршруту. Время вечернее, людей на улицах почти нет, если что-то будет, это должно произойти в ближайшие три дня, если учитывать то время, что я дал Абрамычу. Значит, нужно подготовиться к возможной встрече с группой возмездия.

Я поставил Бынину машину в гараж и, не выходя из него, остановился в раздумьях. Сейчас самое время усилить свою ударную мощь. Ствол тут будет явно чересчур. Стрелять в городе, в жилых кварталах, где меня каждая собака знает, — это верный способ отправиться на зону. Думаю, что и противная сторона не станет использовать огнестрел, слишком это привлечет внимание. В Советском Союзе разборки с применением огнестрела — дело чрезвычайно редкое, и каждый такой случай попадает под особый контроль. Скорее всего, меня могут пырнуть ножом, это легко можно списать на обычный уличный грабеж. Покопавшись среди инструментов хозяина гаража, я достал оттуда небольшую фомку. Покрутил ее в руках, определяя размер, вес и удобство удержания в руке. Вроде бы самое то. Надев мастерку, я сунул фомку в спортивную сумку, так чтобы легко ее достать в случае необходимости.

Снарядившись подобным образом, я закрыл гараж и по большому кругу вышел к дальней автобусной остановке, чтобы приехать на автобусе уже на свою остановку. Когда я вышел из почти пустого автобуса, людей на улице совсем не было. Время приближалось к одиннадцати вечера, и все приличные люди нашего, не совсем благополучного района, уже давно сидели по домам.

Я шел от остановки вниз по темным улочкам частной застройки, внимательно сканируя перед собой местность. Все мои чувства были до предела обострены. Мне казалось, что я глазами улавливаю каждое движение, ушами слышу каждый шорох, а кожей буквально чувствую малейшее движение теплого сентябрьского воздуха. Эта улица — самое удобное место с точки зрения нападения. Слабо освещенная, людей в это время здесь не бывает. Все ворота закрыты наглухо, окна зашторены от случайных прохожих, а у кого-то они даже закрыты деревянными ставнями.

Помню почти год назад, именно на этой улице меня перехватила троица гопников, подосланных местным авторитетом Толяном, чтобы поучить меня. Тогда я жестко разобрался с этой троицей с помощью носка с камнем внутри, а потом запугал до потери памяти и самого Толяна, так что теперь, я уже почти забыл как он выглядит. Сегодня у меня в сумке оружие посерьезней, но и мои противники на этот раз ожидаются не чета тем, что были тогда.

Я неспешно прошел всю улицу от начала до конца и, перейдя дорогу, вышел к кварталу пятиэтажек. Тут до моего дома уже рукой подать. На сердце немного отлегло. На улице уже горели фонари освещения, а из окон пятиэтажек вниз во дворы лился мягкий желтый свет. Здесь уже были немногочисленные прохожие, и я, расслабившись, убрал руку, которой до сих пор стискивал стальную фомку, из сумки. Повернув в свой двор, я по выработанной привычке отсканировал его, отметив незнакомую зеленую «шестерку», стоявшую около тротуара напротив небольшой по пояс изгороди, с полутораметровыми кустами и цветами за ней. Эти растения любовно высаживала и выращивала одинокая бабуля с первого этажа, из квартиры прямо напротив нашей.

Я, немного напрягшись, прошел прямо, стараясь понять, есть ли кто в машине. На улице очень темно, но вроде в тачке кто-то есть. На пассажирском месте, рядом с водительским виден огонек сигареты. Проходя мимо машины, я пристально взглянул в открытое боковое окно и обомлел, увидев, как оттуда мне навстречу высунулся сдвоенный ствол обреза. Баба-х-х!!!

Мне показалось, что прямо в лицо жахнуло пламя выстрела. Вот только буквально за мгновение до самого выстрела я, как подброшенный какой-то неведомой силой, взмыл в воздух и перелетел через изгородь, падая плашмя на землю, на руки.

С-сука!!! Я и подумать не мог, что эти дебилы такие отмороженные. Стрелять из обреза во дворе в 1984 году — это, блин, нужно быть полным бараном! Заметив движение, я кувырком ушел в сторону, а потом, ломая цветы и кусты, сделал еще пару кувырков по палисаднику. Баба-х-х. Вспышка и еще один выстрел в то самое место, где я только что был.

— Атас, заканчивай! Валим!

Слышится чей-то крик и тень, что выпустила в меня два выстрела подряд, нырнула обратно в машину и та с пробуксовкой рванула с места, сжигая резину и виляя задницей, уходя со двора. Я выскочил из палисадника с другой стороны и попытался разглядеть тех, кто был в машине. Куда там. На улице темень, а зеленая «шоха» так резво смылась со двора, что понять, кто внутри, не было никакой возможности. В окна, привлеченные шумом, стали выглядывать соседи, а я по-над домом пробрался к подъезду и позвонил в дверь, так как ключи от дома забыл в машине. Мне открыла мать, одетая так, как будто собиралась ложиться спать.

— Что там за шум во дворе? — встревожено спросила меня она.

— Да не волнуйся, мам, — я, с деланным равнодушием, вяло махнул рукой. — Это мальчишки взрыв-пакеты кидают.

— Вот же ж сорванцы. Куда только их родители смотрят? — стала ругаться мать. — А ты не видел, кто это был? Я завтра к их родителям пойду.

— Нет, мам, не видел, — с сожалением ответил я.