Я снова чувствую теплый поток, исходящий из руки Сергея и вливающийся в точку Байхуэй на макушке моей головы. На этот раз я не лежу, а сижу на верхушке дюны в позе полулотоса и прилежно веду теплую струйку энергии вниз. Я буквально физически ощущаю, как раскрывается проходящий внутри меня тонкий канал и как тёплый ручеек течет все ниже и ниже, проходя через грудь и уходя в живот. Медленно разливаясь по животу, этот ручеёк тепла собирается там теплым и рыхлым комком. Я слышу рядом тихий голос Сергея.
— Задержи ци в Дань-тяне, пусть она вливается туда и постепенно накапливается. Когда ци заполнит весь твой живот, сжимай её в тугой шарик.
Представляю себе, как я обеими ладонями начинаю сминать теплый комок у себя в животе, как будто уминаю пушистый снег, сжимая его своими воображаемыми ладонями всё сильней и сильней, образуя большой теплый и плотный снежок, который по мере сжатия становится всё теплее и теплее и начинает сам собой слабо пульсировать. В этот момент тонкий ручеёк тепла, вливаемый в меня Сергеем, иссякает, и я слышу его голос.
— А теперь сам. На вдохе втягивай ци и собирай её в Дань-тяне, постоянно уплотняй шар энергии, пока он не станет совсем плотным, горячим и пульсирующим. Потом веди ци от Дань-тяня вниз к промежности и оттуда, как вчера, поднимай её к копчику и дальше вверх, чтобы замкнуть в точке Байхуэй малый небесный круг. Помни, из промежности нужно тянуть ци вверх, как кисель через трубочку. Сжимай анус и вытягивай энергию ци вверх. Не торопись, следи за своим дыханием. Тяни свою ци вверх на вдохе. У тебя все получится.
Я концентрируюсь на своем дыхании, представляя, как с каждым моим вдохом вниз живота опускается тонкая струйка ци, вливаясь в теплый и уже достаточно плотный комок, медленно пульсирующий в глубине моего тела на три пальца ниже пупка. На выдохе я стараюсь представить, как невидимыми ладонями сжимаю еще плотнее этот комок пульсирующего тепла. И так раз за разом, десятки, а потом сотни раз. Цикл за циклом, я буквально физически ощущаю, как комок в животе становится всё меньше и плотнее, а пульсация в нём становится всё сильнее. Наконец, я пробую опустить струйку ци вниз к промежности, и у меня это неожиданно легко получается. Медленно, словно нехотя, ручеёк опускается вниз, накапливаясь в точке Хуэйинь, являющейся точкой перехода ян в инь. Теперь самое трудное — дойти до точки Вэйлой около копчика, которую еще называют первой заставой. Вчера я прошел её с помощью Сергея, а сегодня мне нужно сделать это самому. Втягиваю анус вверх, и на вдохе тяну ци к копчику. Не с первого раза, но у меня получается почувствовать, как ци поднимается вверх, проходя первую заставу.
Я ощущаю, как поток тепла поднимается вверх, наполняя собой канал Ду-Май. Вторую заставу в точке Цзяцзи прохожу сходу, а вот на третьей заставе, в точке Юйчжэнь, находящейся на затылке, я снова чувствую замедление и остановку теплого потока. Я был уже готов к этому. Вчера мне было очень непросто пройти это место, ведь именно там сейчас и находятся основные мои проблемы. Тяну ци как густой кисель сквозь трубочку и представляю, как в точке остановки усиливается пульсация. Я образно представляю себе мощный таран, который бьет с частотой пульсации в преграду, стоящую на пути потока, раз за разом проникая в неё всё глубже и глубже. Теплый поток ци вымывает осколки из стены преграды, а таран пульсации раз за разом ударяет в одну и ту же точку, пока не пробивает отверстие в казавшейся еще мгновение назад неприступной стене. Поток энергии расширяет брешь и вливается в голову, поднимаясь к точке Байхуэй и тем самым замыкая круг. Я сделал это! Голову начинает распирать от поднимающегося вверх потока, и я усилием воли немедленно отправляю его вниз на новый цикл обращения.
— Сегодня я хочу показать тебе еще одно упражнение. На самом деле, оно должно было стать для тебя первым, но получилось так, что ты начал с более сложного упражнения, более важного для тебя на тот момент.
Мы с Сергеем сидим на верхушке облюбованной нами дюны и смотрим на безмятежное, спокойное море. Сегодня с утра безветренно и волнения на море почти нет. Ленивые, медленные волны мерно набегают на песок, чтобы сразу отпрянуть обратно, оставляя за собой немного пены и водорослей. Там внизу, на пляже, уже гуляют отдыхающие, пришедшие к морю с утра пораньше. На нас никто не обращает никакого внимания.
— Новое упражнение называется «внутренняя улыбка». Его хорошо делать почти сразу после пробуждения, после того, как ты выполнишь гигиенические процедуры. Оно необходимо, чтобы настроить свой организм на предстоящий день. Тебе нужно сесть, выпрямить спину, успокоить свое дыхание, а потом на вдохе представить, как через точку на лбу ты втягиваешь золотистый поток внутрь себя. Наполни этим потоком свои глаза, поздоровайся с ними и поблагодари их за все, что они делают для тебя, потом опусти поток ниже, к своим губам, и улыбнись сам себе, растягивая губы в искренней счастливой улыбке. Потом опусти ощущение улыбки и омывающего твое лицо и шею золотого потока к своим легким и тоже поблагодари их. Затем обрати внимание на свое сердце, которое так много трудится для тебя, скажи ему за это спасибо и омой его золотым светом. Далее сделай то же самое для своей печени, мочевого пузыря, и пройди дальше к почкам. После этого втяни через точку на лбу еще больше золотого сияния и, собрав во рту слюну, напитай ее этим сиянием, а потом проглоти этот наполненный сиянием шарик и проследи его путь до самого желудка, омыв золотым сиянием и его. После пройдись своим внутренним взором по кишечнику и скажи ему тоже спасибо. Третий круг начинается с той же точки на лбу. Собери золотое сияние у себя в голове и опускай его вниз по позвоночнику, задерживаясь на каждом позвонке и буквально обволакивая его этой золотистой энергией. По ходу движения вниз, пусти сияние сначала в руки, а потом, когда пройдешь весь позвоночник, и в ноги. Это упражнение, при должном освоении, займет всего пять минут твоего времени. Но оно настроит тебя на позитивный лад и гармонизирует твое внутреннее состояние. Несмотря на свою внешнюю простоту, оно имеет очень глубокий смысл.
Все это время, пока Сергей описывал мне технику выполнения внутренней улыбки, я просто следовал его указаниям, живо представляя себе золотое сияние, разливающееся по моим внутренним органам. Полностью выполнив все три части этого упражнения, я открыл глаза и посмотрел на Сергея.
— Ну и как ощущения? — Мягко улыбаясь, спросил меня он.
— Такое ощущение, что я безмерно люблю весь мир вокруг себя, — совершенно искренне ответил я.
— Для тебя это очень хорошее упражнение, потому что в тебе очень много воинственной энергии ян. Наличие в организме большого количества неуравновешенной энергии ян может сделать тебя агрессивным и вспыльчивым. Тебе нужно почаще практиковать внутреннюю улыбку и циркуляцию энергии ци по малому небесному кругу. Тогда ты будешь в большей гармонии с собой и внешним миром. Медитации сделают тебя спокойнее и уравновесят слишком большое количество ян недостающей тебе энергией инь.
— Неужели все практикующие даосы такие добрячки? — Добродушно поддел я Сергея. — Ведь мир вокруг нас зачастую вынуждает нас проявлять агрессию, чтобы пресечь еще большую агрессию в отношении себя или близких людей.
— Нет, конечно же. Последователи даосизма — это не всепрощающие добрячки, — засмеялся Сергей. — Гармония с собой и окружающим миром не означает слабости или всепрощения. Даос всегда действует в соответствии с путем Дао. Он не подставит вторую щеку в ответ на пощечину, но и не станет сразу отвечать наглецу, если обстоятельства не благоприятствуют ответу. Ответ будет дан в удобное время, когда оскорбивший даоса наглец будет меньше всего готов к этому ответу. Есть естественный ход событий, и нужно стараться в своей деятельности следовать ему. Посмотри на море, какое оно большое и величественное. Сейчас оно ласковое, тихое и спокойное, но в другой момент оно может быть бурным и разрушительным. Ни один человек, каким бы сильным он ни был, не может противостоять естественному ходу событий, так же как не может противостоять морю — силы просто несоизмеримы. Но хороший пловец может взаимодействовать с морем, не борясь с ним, а сливаясь и становясь одним целым. Море не враг — море союзник. Подумай на досуге над тем, как достигать своих целей, следуя естественному ходу событий, а не вопреки ему, подстраиваясь под течение жизни, а не вставая у неё на пути. Все жесткое рано или поздно будет сломлено, а мягкое и податливое останется.
— А как понять, какой ход событий естественный?
— Тут нет универсального рецепта, нужно учиться прислушиваться к себе и к окружающему тебя миру, постигая путь Дао. И хотя Дао полностью постичь невозможно, ибо оно в принципе непознаваемо, внимательным последователям оно постоянно дает подсказки, как следует поступить в той или иной ситуации. У даосов есть принцип «У–вэй», или принцип недеяния. Некоторые ошибочно воспринимают его как принцип ничегонеделания. На самом деле, недеяние означает как раз следование естественным проявлениям Дао. Недеяние — это не делание ничего через силу, все должно быть само собой разумеющимся и вытекающим из самой ситуации. То есть, упрощая до примитивности, если ты хочешь поесть — ты ешь, хочешь пить — ты пьешь, а если ты должен защитить себя — ты это делаешь наилучшим образом. Всему свое время и место.
— Так любой обжора может оправдывать свое обжорство тем, что следует естественному ходу вещей, — возразил я. — А потом говорить, что он хочет есть, и поэтому, следуя пути Дао, ест как не в себя.
— Может, конечно, — легко согласился со мной Сергей, — но будет ли это гармонией? Ведь в основе проявления Дао лежит именно гармония, а обжорство её нарушает. Гармония с внутренним и с окружающим миром первична для человека, следующего по пути Дао.
Федор Ильич вчера все же решился и согласился на мое предложение. Сегодня утром он незаметно стащил у жены её бриллиантовые серьги, а я взял у Надежды Степановны сто рублей, которые дал ей на сохранение при заселении. Я оделся для вылазки в свой старый спортивный костюм, а на голову натянул синюю кепку с надписью «Речфлот», которую позаимствовал у хозяйки дома. Мне, на всякий случай, нужно было сделать так, чтобы потом никто не смог бы опознать меня с нужной степенью достоверности. Поэтому я приготовил в пакетике несколько ватных валиков, чтобы использовать их непосредственно перед началом операции. Вчера вечером я потренировался перед зеркалом быстро менять свой облик, засовывая ватные валики себе в пространство между зубами и щекой на верхней и нижней челюсти. После непродолжительных манипуляций, из зеркала на меня смотрела морда какого-то неандертальца с выдающейся вперед челюстью. Для хорошо знающего тебя человека, конечно, такой способ не прокатит, но незнакомый человек, увидев тебя во второй раз в жизни, уже без всех этих приблуд, и в другой одежде, узнает тебя вряд ли.
Я уже около часа наблюдаю за шайкой наперсточников, спокойно орудующей на набережной Анапы. За это время я уже вычислил всех членов этой шайки. У них два игровых: первый — тот самый черноусый парень лет двадцати семи на вид, про которого мне рассказал Федор Ильич, и второй — зрелый худощавый мужчина с коротко остриженными черными волосами, щедро побитыми проседью. Охраняют игровых два «быка» — это крепкие парни, по виду борцы вольники, с характерно поломанными ушами. Вокруг игровых создают карусель четверо подсадных игроков. Они заполняют паузы, играя с тем из игровых, кто внизу крутит наперстки.
То проигрывая, то выигрывая, подсадные создают видимость честной игры для окружающих и втягивают заинтересовавшихся отдыхающих в игру. Сегодня среди подсадных — дедушка с тростью, он одет в темные короткие брючки, открывающие торчащие из сандалий черные носки, и белую рубаху с коротким рукавом. Второй подсадной — молодой парнишка в очках, играющий студента, третья женщина в платье в мелкий белый горох на черном фоне с крашенными хной медными волосами, и четвертый — рыжеусый мужик в светлом летнем костюме с потертым коричневым кожаным портфелем в руках.
Федор Ильич находится неподалеку от меня, и по всему видно, что его немного трусит перед операцией. Хорошо, что он так и будет наблюдать за всем со стороны, и никак не задействован в предполагаемом действии. Так бы он мне всю игру сорвал в самый неподходящий момент. Я сказал ему, чтобы он не светился особо, и чтобы не случилось, не пытался мне помочь.
Шайка мошенников действует очень слаженно, видно, что работают вместе уже давно. Быки, особо не мозоля глаза, отираются поблизости от места игры. Игровые время от времени меняются и меняют точки игры, чтобы не примелькаться. Подсадные — это настоящие актеры, театр тут просто отдыхает. Они настолько искренне демонстрируют радость от выигрышей и печаль от нечастых проигрышей, что им поверил бы даже Станиславский с его знаменитым — «Не верю!». В какой-то момент рыжеусый мужик с портфелем, несмотря на достаточно плотное телосложение, продемонстрировал даже акробатический этюд. Он, зажав в руке несколько десяток, в прыжке перелетел через сидящего на корточках очкарика, тяжело приземлившись рядом с выбранным наперстком.
— Этот! Этот мой! — Заорал он и шлепнул пять десяток об замызганную картонку.
Седой, явно уже знакомый с репертуаром своих подсадных, даже не вздрогнул от неожиданности. Перевернув наперсток, он показал, что шарик находится под ним, и немедленно расплатился с рыжеусым мужиком. Тот, довольный как слон, отошел в сторонку, уступая место возбужденному зрелищем чужого выигрыша уже немолодому отцу семейства, которого довольно быстро ошкурили на сто рублей и отпустили получать заслуженный нагоняй от рассерженной супруги.
В процессе моего наблюдения произошел еще один забавный случай. Какой-то сердобольный молодой человек с комсомольским значком на белой рубашке попытался было отговорить подсадного дедушку играть в наперстки. Он настойчиво пытался объяснить опытному подсадному, что наперстки — это обман, и что несчастный дедушка сейчас все потеряет и останется без копейки. Подсадной отчаянно пытался вырваться из крепкой хватки неравнодушного комсомольца, но тот упорствовал в своем желании не дать старичку быть облапошенным наглым наперсточником. Закончилось все тем, что к начавшей привлекать нежелательное внимание парочке подошел один из быков и тихо объяснил комсомольцу, что бы тот шел гулять подальше и не приставал к дедушке, а то можно и по шее заработать. Комсомолец, оценив габариты быка, справедливо решил, что здоровье ему дороже, и немедленно ретировался.
Наконец, я решился. Отойдя за ларек с мороженым, я быстро вставил ватные валики себе за щеки, надвинул кепку пониже и, засунув руки в карманы, неспешным прогулочным шагом направился к играющим. В настоящий момент у картонки столпились одни подсадные, они вяло играли с седым, демонстрируя активность и поджидая очередного богатенького лоха. Я подошел поближе и некоторое время с интересом наблюдал за игрой.
— Молодой человек, вы не хотите разделить риски? — вежливо улыбаясь, обратился ко мне подсадной дедушка. — Ставка пятьдесят рублей, а у меня с собой всего двадцать пять. Давайте, если вы не против, мы с вами на пополам сыграем?
— А почему бы и… да — улыбнулся ему в ответ я, во все свои тридцать два зуба. — Давайте сыграем на пару. Я чувствую, что удача сегодня на моей стороне.
Я достал двадцать пять рублей из кармана, дедушка достал свои двадцать пять, и мы оба с интересом стали следить за движениями рук игрового, который умело перекидывал шарик из наперстка в наперсток, успевал менять их местами с ловкостью фокусника. Когда седой, наконец, остановился, дедушка обратился ко мне.
— Заметили, где шарик? У вас-то, молодой человек, глаз поострее моего будет.
— Конечно, — улыбнулся я и положил деньги напротив крайнего справа наперстка. — Здесь!
Дедушка тоже присоединился к моей ставке, и седой, открыв наперсток, показал нам лежавший под ним маленький черный шарик. Дальше все пошло по избитой давно знакомой мне схеме. Дедушка очень радовался и благодарил меня за острый глаз. Седой начал новую партию, и подсадной, явно поторопившись, снял не тот наперсток. На картонке осталось всего два не открытых наперстка. Шарик, по идее, должен был быть под правым оставшимся наперстком, я согласился на ставку в сотню и, естественно, проиграл. И тут же постарался на публику поубедительней сыграть удивление и отчаяние. Сердобольный подсадной тут же предложил мне отыграться, уверяя, что на этот раз мне обязательно повезет. Я согласился и сказал, что сейчас вернусь, только сбегаю за деньгами.
Подхватившись с места, я быстрым шагом ушел за пределы видимости всей гоп-компании и, погуляв минут десять, вернулся обратно. Наперсточники меня ждали на том же месте, наверное, предвкушая, как разденут молодого заезжего лоха до нитки. Я подошел к седому и с сожалением сказал, что денег не нашел, но зато взял у матери ее золотые серьги с бриллиантами. Я предложил седому сыграть на них.
— Покажи серьги, — с интересом сказал седой.
Я вытащил из кармана мастерки тяжелые золотые с бриллиантами серьги Софьи Валерьевны. По уверению Федора Ильича, они стоили никак не меньше тысячи рублей. Но седой, мельком осмотрев их, презрительно оттопырив губу, сказал:
— Это обычные стекляшки. Зачту за сто рублей максимум.
Его выдали жадно блеснувшие глаза.
— Э нет, дядя, — я отрицательно покачал головой. — Тогда никакой игры не будет. Эти серьги подарила маме бабушка на пятидесятилетний юбилей, и я точно знаю, что они стоят полторы тысячи рублей. Если ты не хочешь дать за них нормальную цену, тогда я лучше пойду и отнесу их обратно.
— Ладно, даю триста, — недовольно буркнул игровой.
— Пятьсот, — жестко сказал я.
— Идет, — кивнул седой и тут же поставил условие. — Одна игра.
— Согласен, — кивнул я и с показной жадностью сказал. — Деньги покажи.
Седой достал крупные купюры из внутреннего кармана своего пиджака, отсчитал десять полтинников и демонстративно положил их на картонку перед собой.
— Твоя очередь, — кивнул он мне.
Я сел на корточки и положил со своей стороны картонки серьги. Вокруг нас столпилась целая куча народа. Всем было интересно посмотреть на это эпическое противостояние. Седой кивнул и, подняв наперсток, показал мне шарик. Потом он, молча, без обычных прибауток, начал двигать наперстки, очень быстро меняя их местоположение, стараясь запутать меня частым перекатыванием шарика из наперстка в наперсток. Он был настоящим мастером своего дела. Мне не часто приходилось видеть такую классную игру. Наконец, седой остановил свои хаотические движения руками и ожидающе посмотрел на меня, давая понять, что теперь моя очередь действовать. Я изобразил долгие раздумья и колебания. Шарик находился под центральным наперстком, но я специально потянул паузу, игнорируя многочисленные советы столпившихся вокруг зевак.
— Центральный, — сказал я и потянулся к наперстку.
Седой опередил меня и быстрым движением смахнул центральный наперсток. Под ним ничего не было. Толпа разочарованно охнула, но я поймал руку седого, которую он не успел убрать достаточно быстро, и, вывернув его кисть, увидел зажатый под сгибом пальца черный шарик.
— Это ты, братуха, шарик, наверное, случайно прихватил, — укоризненно сказал ему я, показывая всем заинтересованным зрителям шарик в руке седого. — Но ничего, бывает, я не в обиде.
Седой сипел от боли в вывернутой под прямым углом кисти и пытался что-то кричать на своем языке. Толпа загомонила еще больше.
— А я говорил, что они все жулики! — Торжествующе заорал толстый мужик в расстегнутой на груди рубахе.
— Не надо сними играть!
— Я так понимаю, что эту партию я выиграл? Тогда всех целую, забираю свой выигрыш и откланиваюсь, — миролюбиво сказал я и, оттолкнув седого от себя, одним движением сгреб с картонки и деньги, и серьги и положив их себе в карман мастерки, я сразу застегнув его на молнию.
Поднявшись на ноги, я тут же почувствовал тяжелую ладонь на своем плече.
— Не торопись, пацанчик, — прогудел сзади голос одного из быков.
Я резко повернулся и, сбив ухватившую меня за плечо руку, с разворота жестко ударил локтем схватившего меня бычару в голову. И тут же добавил ему серию боковых корпус–голова. Не ожидавший такой быстрой ответки, парень беспомощно рухнул на асфальт. Раздался пронзительный истеричный женский крик, и толпа, окружавшая нас, бросилась врассыпную.
Краем глаза я увидел налетающего на меня второго быка и, поджав колено к груди, буквально выстрелил ему в голову мощный йоко-гери, вложив в него всю свою массу. Налетев небритой челюстью на мою пятку, второй охранник, взлетев так, что его ноги оказались выше головы, грохнулся спиной на асфальт. Пока я был занят с охраной, седой достал выкидной нож и, щелкнув кнопкой, попытался в выпаде ткнуть мне им в живот. Я, уходя от ножа, быстро одернул свой таз назад и, сбив руку атакующего в сторону одной рукой, пробил ему хлесткий боковой в челюсть другой и придержав вооруженную руку, повторил боковой. Седому этого вполне хватило. Выронив нож, он, закатив глаза, рухнул вниз и лег рядом со своей охраной.
Я не стал задерживаться и быстрым шагом, не смотря по сторонам и ловко протискиваясь сквозь отдыхающих, пошел наискосок через набережную по направлению к домам. Пройдя за угол дома, я сразу избавился от ватных тампонов во рту, снял на ходу мастерку и кепку, а потом, остановившись, быстро стянул с себя спортивные штаны прямо через кеды. Оставшись в коротких синих с полосками по бокам спортивных шортах и в легкой зеленой футболке, я засунул спортивный костюм и кепку в предусмотрительно взятый с собой пакет, после чего прогулочным шагом пошел к заранее оговоренному месту встречи с Федором Ильичом. Сейчас я выглядел обычным туристом и уже ничем не напоминал парня, только что устроившего веселый раскардаш на набережной. Сделав хороший крюк, я, спустя десять минут, вышел к центральному городскому пляжу и увидел своего соседа, который беспокойно ходил назад вперед около ларька с мороженым. Волнуется, наверное, не слинял ли я вместе с его серьгами и с деньгами, мелькнула у меня мысль.
— Юра, я просто поражен! — Федор Ильич, заметив меня, подбежал с сияющими от восторга глазами и эмоционально схватил за руку. — Я, признаться, до самого конца не верил, что у тебя что-то получится. А в какой-то момент, когда ты сел играть во второй раз, я уже внутри себя попрощался с серьгами моей Софочки. Но ты сотворил просто чудо. Я до сих пор не верю, что ты в одиночку смог всё это провернуть.
— Тише, Федор Ильич, — поморщился я, останавливая поток слов, лившийся без остановки. — Не привлекайте к нам внимание. Нам нужно поскорее убраться отсюда. Вот, возьмите, здесь серьги Софьи Валерьевны и четыреста рублей. Я думаю, что это полностью компенсирует ваш вчерашний проигрыш.
— Спасибо, Юра! Я так тебе благодарен, — прочувствованно сказал Федор Ильич, пряча серьги и деньги себе в карман. — Если бы не ты, Софочка не скоро бы меня простила. Когда я ей все расскажу, она мне просто не поверит.
— А вот этого не нужно, Федор Ильич. Я вас очень прошу, никому ничего не рассказывайте о нашем маленьком приключении. Эти люди обязательно будут меня искать, и мне не хотелось бы снова с ними встречаться. Да и вам с семьей лучше больше не ездить гулять по Анапе, так, на всякий случай. Вряд ли вас свяжут со мной, но лучше поостеречься и не дразнить гусей.
— Да, Юра. Конечно! Как ты скажешь. Я буду нем как могила.
— Вот и отлично, а теперь пойдемте на маршрутку. Скоро уже обед, а Надежда Степановна обещала сегодня свежего борща наварить. Он у нее просто обалденно вкусно получается.
— Что, Георгий, я слышал, у вас сегодня не задался денек? — Ехидно поинтересовался у седого мужика с набережной майор милиции Зарифов, которому тот принес ежедневную мзду за прикрытие.
— Ай, начальник, и не говори. — Сокрушенно вздохнул седой. — Сколько я работаю, в первый раз у нас такое. Налетел, ограбил и убежал. Просто как вихрь какой-то, а не человек. Но ничего, если он здесь на побережье еще появится, ему несдобровать.
— Ты мне только смотри, чтобы без членовредительства, — строго предупредил седого майор. — Мне в городе не нужны никакие серьёзные происшествия. Поучите, но чтобы все тихо было. Ты зайди потом к Палычу, опиши этого типа. Мои парни тоже будут посматривать. Мне тут такие резвые и дерзкие ребята совсем не нужны.
— Да тут такое дело, его никто особо и не запомнил, — еще раз вздохнул седой. — Он в спортивном костюме и в кепке с надписью «Речфлот» был. С виду, совсем молодой парень. Рожа у него такая противная, с тяжелой нижней челюстью и шепелявит немного. Зато дерется как черт. Миху и Батона он очень четко положил, а они парни крепкие, оба в прошлом хорошие вольники.
— Боксер что ли? — заинтересованно спросил майор. — Тогда можно пойти по боксерским залам, посмотреть, кто там занимается, глядишь и найдешь свою пропажу.
— Нет, не боксер, а каратист, скорее всего. Он Батона ногой в голову с одного удара вырубил, — покачал головой седой и машинально потер челюсть, на которой вспух желвак от удара. — Да он и не местный, сто пудов. Анапа городок маленький, не стал бы он в своем городе так опрометчиво работать. По всей видимости, это какой-то спортсмен-гастролер, в одиночку работает. Он уже, наверное, рванул куда-то по побережью, в Сочи или в Ялту. Тут второй раз у него уже ничего не выйдет.
— Ну да, похоже на то, — задумчиво потер подбородок майор. — Ты все равно зайди к Палычу, потолкуй про этого каратиста. Вдруг все же объявится. Тогда-то мы его и прихватим.