Железнодорожный вокзал Анапы встретил меня ярким солнцем, иссушающей жарой и толпами людей на перроне. Часть людской массы, преимущественно белая, как сметана и разморенная жарой в вагонах без кондиционеров, буквально выдавилась из нашего поезда Москва — Анапа, как зубная паста из тюбика. Другая загорелая и бойкая часть толпы, наоборот штурмом брала поезд Анапа — Мурманск. Третья — смуглые до черноты шустрые бомбилы в черных кепках, шныряли между нагруженными чемоданами и рюкзаками потными пассажирами, спешащими на выход, предлагая не за дорого довести до Анапы и подыскать «самую добрую и самую гостеприимную хозяйку, сдающую самые лучшие на побережье комнаты, откуда до моря буквально два шага сделать».
— Эй, дорогой, куда спешишь, пыхтишь, торопишься? Все равно море уже никуда от тебя не убежит. Лучше не торопись, а меня послушай, — бросился ко мне невысокий усатый мужчинка в мятых льняных широких шароварах серого цвета, цветастой шелковой рубашке и в черных, начищенных до блеска, остроносых туфлях, говоривший с характерным акцентом. — Тебе комната нужна? У меня много самых лучших комнат здесь в Анапе. Я тебя так поселю, что потом целый год добрым словом вспоминать меня будешь. Приедешь в следующий раз и Ашота, то есть меня, искать станешь, чтобы я тебя снова в хорошее место устроил.
— Мне в саму Анапу не нужно, — покачал головой я — мне бы в Джемете, а еще лучше в Витязево подыскать небольшую комнатушку.
Я в Анапе был не в первый раз, точнее в этой жизни, в первый, а в прошлой, частенько приезжал сюда на сборы или просто отдохнуть. Поэтому я знал, что в самой Анапе народу всегда слишком много, а главный городской пляж вечно забит под завязку. К тому же, там, на центральном пляже, вода грязноватая, и сейчас она как раз должна цвести. А вот широкие песчаные пляжи и дюны Джемете, или Витязево, как раз подходят мне и для тренировок, и для утренних пробежек. Людей там намного меньше, да и спасателей, кстати, тоже, которые имеют обыкновение гонять любителей заплывать за буйки. На десять километров пляжей спасателей не напасешься. Сейчас в этих местах расположены в основном многочисленные пионерские лагеря, которые позже, уже в постсоветское время, сменятся на пансионаты, профилактории и бесчисленные коммерческие отельчики разного уровня комфорта.
— Зачем тебе Витязево? — Искреннее удивился Ашот — Там же скука смертная. Ничего интересного не происходит, одни семейные отдыхающие, да пионерские лагеря вокруг. Ты же молодой парень, тебе движуха нужна. Вся курортная жизнь в самой Анапе и происходит. Там и девочки, и кино, и кафе-мороженое.
— Не нужно мне Анапу. Так есть что-нибудь в Витязево? — Переспросил я.
— Ну, если ты так хочешь, конечно, есть, — развел руками Ашот. — Отвезу, устрою, все в лучшем виде сделаю.
— Сколько там за ночь берут? — Сразу уточнил я.
— Это, смотря насколько ты приехал. Сейчас самый пик сезона, хороших мест почти не осталось, — задумался мужчина.
— Я надолго, как минимум на месяц, а там, может, и на подольше останусь.
— Если так, то для такого хорошего клиента есть у меня одна комнатка, всего пять рублей за ночь, — начал было Ашот.
— Нет подожди, — я жестом остановил собеседника. — Ты не понял, я ее не насовсем покупаю, мне просто пожить месяцок, и я обратно к себе поеду.
— Вот за что люблю молодежь, так это за юмор, — расплылся в широкой улыбке мой собеседник. — Ладно, есть у меня один вариант, для близких друзей держу. Дешевле только даром. Три рубля за ночь, отдельное помещение. Хозяйка просто золото, если доплатишь немного, она тебя и кормить еще будет.
— Пойдет, — кивнул я. — Куда идти?
— Давай за мной, — расцвел еще больше Ашот. — Только за дорогу мне еще пять рублей заплатишь.
— Не вопрос.
Ашот пошел вперед, ловко маневрируя между стоящими на перроне и тянущимися с вещами к выходу группами людей. Я закинул свой огромный, набитый под завязку рюкзак на спину и быстрым шагом, едва поспевая, рванул за ним. Так мы вместе вышли на привокзальную площадь и подошли к новенькой белой шестерке, в которой уже сидела семья, состоявшая из молодых до тридцати лет родителей и забавной светловолосой девчушки лет шести, с двумя косичками, торчащими в разные стороны. Ашот открыл ключом багажник, в котором уже лежали несколько чемоданов и сумок, и я с трудом втиснул туда свой рюкзак. Потом мы оба сели вперед, и Ашот, глянув в зеркало на пассажиров сзади, весело сказал.
— Ну вот и все, сейчас мы парня закинем тут неподалеку, и я вас мигом домчу до пансионата.
— Мы уже чуть не сварились тут, вас ожидая, — недовольно проворчала мамочка, пытаясь усадить непоседливую девочку на место, но та упрямо пыталась высунуться чуть ли не по пояс в открытое окно.
— Не переживайте, девушка, — жизнерадостно ответил ей водитель. — Сейчас поедем, ветерком вас немного обдует и станет совсем хорошо. Посмотрите, как вокруг здорово. Наслаждайтесь моментом! Южное солнце припекает, повсюду горы самых вкусных фруктов, песочек на пляже золотистый, как перина, а водичка просто парное молоко.
— Хотелось бы побыстрее добраться до всего этого, — буркнула недовольная мамочка сзади.
— Один момент, и вы все это увидите сами.
Ашот резво сдал назад и, вырулив на дорогу, рванул со всей возможной скоростью. Он оказался прав, мы доехали буквально минут за десять, оказавшись на небольшой улочке, ведущей вниз к Лиману, перед старыми железными воротами с калиткой. Пять рублей, конечно, многовато за такой короткий путь, но мне уже было все равно, быстрее бы устроиться и сгонять на море. Я с трудом определился на местности, уж очень тут было все по-другому, чем много лет спустя, когда я бывал в этих местах. Но общее местоположение дома я понял и прикинул, что пешком до моря здесь минут пятнадцать неторопливым шагом. С густо заросшего камышом лимана, до которого здесь рукой подать, конечно, могут залетать комары, а до фумигаторов здесь еще дело не дошло. Придется придумывать что-то от кусачих насекомых.
Ашот первым прошел через калитку, я вошел вслед за ним. Мы очутились в длинном дворике, густо засаженном разной зеленой растительностью. Над головами у нас по натянутым направляющим густо вился виноград, даря тень и прохладу, он был еще преимущественно зеленым, но кое-где на свисающих густых тяжелых гроздьях уже начинали наливаться спелой чернотой крупные ягоды. Слева от ворот стоял добротный кирпичный хозяйский дом, а справа тянулась легкая постройка с множеством дверей и окон, которая, по всей видимости, и была предназначена под сдачу отдыхающим.
Рядом с одной из раскрытых настежь дверей сидел парнишка лет пяти и увлеченно возил машинку без одного колеса по выщербленной от времени бетонной дорожке, пытаясь переехать железных солдатиков, разбросанных вокруг него. Вырастет, я бы ему права не давал, мало ли привыкнет вот так кататься по беспределу. В стоящей чуть в отдалении старой беседке, тоже густо увитой виноградом, сидела девчонка лет шестнадцати-семнадцати на вид и читала книгу. При нашем появлении она подняла голову, на миг задержалась на моей личности, а когда я залихватски ей подмигнул, она, вспыхнув до корней волос, снова уткнулась в книгу.
— Степановна, посмотри, какого я тебе симпатичного постояльца привез, — громко сказал Ашот, увидев полную женщину лет шестидесяти в цветастом халате, которая шла по двору с большой миской, полной красных спелых помидоров. Женщина подошла ближе и придирчиво окинула меня взглядом с ног до головы.
— Молодой слишком, — проворчала она, ставя миску на рассохшуюся деревянную скамейку рядом с нами.
— Так я же тебе его и не в качестве жениха предлагаю, — громко заржал Ашот. — Он на месяц хочет снять твою дальнюю комнату. Возьмешь?
— А чего бы и не взять, коль в цене сойдемся, — кивнула она и продолжила, — пойдем, я тебе комнату покажу.
Мы вместе прошли через весь двор к небольшому покосившемуся деревянному сарайчику, с грубо сбитой из потемневших от времени и рассохшихся досок дверью и покрытого крышей из старого, усыпанного опавшей листвой шифера. Слева от входной двери располагалось небольшое окно с шестью квадратами стекол, закрепленных на наборной раме деревянными штапиками, и засиженных мухами. Хозяйка откинула простой железный крючок, на который запирался этот местный Форт-Нокс и открыла дверь.
Я зашел внутрь и огляделся. Изнутри сарайчик был почти таким же, как и снаружи, старым, повидавшим много на своем веку, но, на удивление, опрятным и чистеньким. Площадь всего метров восемь. Узкая металлическая кровать с панцирной сеткой, застеленная и покрытая сверху зеленым хлопковым покрывалом, небольшой старый двустворчатый шкаф светло-коричневого цвета с покосившейся дверью, маленькая тумбочка в изголовье кровати. У второго окна, расположенного напротив входа, стоял небольшой деревянный столик, застеленный белой клеенкой с цветочками и две деревянные табуретки. А мне, ей богу, все нравится. Меблировка сарайчика минималистична, а много ли мне одному надо? Зато буду проживать как король один и без соседей.
— Туалет и летний душ во дворе. — прервала мои размышления хозяйка и поинтересовалась: — Ну что подходит?
— Подходит, — кивнул я. — Ашот сказал цена три рубля за ночь?
— Да, доплатишь еще три рубля, буду кормить три раза в день, — ответила мне хозяйка.
— Соглашайся, — закивал мне Ашот. — Степановна готовит так, что пальчики оближешь, сам бы каждый день у нее столовался, да времени сюда ехать нет.
— Согласен вместе с питанием. Хочу заселиться предварительно на месяц, а там посмотрим, — подтвердил я свое первоначальное решение.
— Ну вот и хорошо, — обрадовался Ашот, — пойдем к машине за твоим рюкзаком, а то мне еще других пассажиров в профилакторий везти надо.
Я прошел за Ашотом, забрал свой рюкзак из багажника и, расплатившись с ним, вернулся обратно. Девчонка в беседке исподтишка глянула на меня, когда я проходил мимо, и я опять подмигнул ей, а она, прыснув со смеха, приняла неприступный вид и снова уткнулась в книжку. Хозяйка ждала меня внутри сарайчика. Она уже принесла чистую постель, которая аккуратно сложенная лежала на кровати. Сейчас она вытирала старой тряпкой пыль со стола. Услышав мои шаги, хозяйка развернулась и строго на меня посмотрела.
— В общем так Юра, меня зовут Надежда Степановна, я хозяйка этого дома и по всем вопросам можешь обращаться ко мне. В комнате не курить, водку не пить и девок не водить.
— Понял вас, Надежда Степановна, — я поставил рюкзак на пол, — а меня Юра зовут. Можете не беспокоиться, я спортсмен, не курю, не пью и по девочкам не пока бегаю, потому как молод ышшо. Спорт нынче– это наше все.
— Ну вот и хорошо, — сразу подобрела Степановна. — За вещички свои не волнуйся, у нас тут не воруют. Люди отдыхают хорошие, семейные, все с детками. Один ты без семьи, поэтому тебе сарайчик и сдаю. Давай сразу расплатишься, за сколько ты сейчас сможешь.
— Да, я сразу за месяц вам дам сто восемьдесят шесть рублей и еще сто четырнадцать рублей сверху, чтобы у вас в доме лежали на всякий случай. — Сказал я, положив на стол триста рублей, оставляя себе пятьдесят пять рублей на мелкие расходы.
— Хорошо, — довольно кивнула Степановна. — У нас хоть и не воруют, а у меня в доме твои деньги целее будут. В общем располагайся. Если хочешь, я тебя сейчас покормлю. Завтрак у нас обычно в восемь, обед в час, а ужин в шесть вечера. Опоздаешь, ничего страшного. Я подогрею потом.
— Спасибо, поем с удовольствием, а то я, признаться, порядком проголодался в дороге, — обрадовался я предложению.
— Подходи минут через десять, там во дворе есть стол под навесом, я пока тебе все вынесу и накрою.
Уже через десять минут я, переодевшись в легкие шорты, майку и сланцы, с аппетитом хлебал густой наваристый борщ с большими кусками мяса. Передо мной еще стояла тарелка макарон с большой котлетой и миска салата из свежих огурцов с помидорами и зеленью, все это великолепие было заправлено одуряюще пахнущим кубанским душистым маслом. Если здесь так кормят каждый день, то я точно не прогадал с выбором места базирования. Набив живот до отвала, я решил не тянуть и разведать окрестности. Поэтому, заперев свой сарайчик на навесной замок, который лежал вместе с ключом на подоконнике, я вышел со двора и, пройдя совсем немного, оказался на улице Черноморской, по которой Ашот меня и привез сюда.
Если пройти по главной дороге еще пару километров, то она перейдет в самую длинную улицу Анапы — Пионерский проспект, который тянется больше чем на десять километров параллельно береговой линии через поселок Джемете и и так до самой Анапы. Вдоль этой длинной улицы и расположены основные пионерские лагеря и базы отдыха, которыми славится этот курорт. Мне в Анапу не нужно, поэтому я не пошел по главной дороге, там, где она делала поворот на Пионерский проспект. Вместе с другими отдыхающими, направляющимися после обеда на пляж, я спустился по дорожке вниз к песчаным дюнам и уже буквально через пять минут, пройдя между двумя заросшими зеленью высокими дюнами, вышел на широкий, метров под двести, от моря до дюн, песчаный пляж. Море пенилось барашками небольших волн, сверкало отраженными солнечными лучами, и было какого нереально сине-зеленого цвета. Как же я соскучился по этому чудесному виду! Как будто сто лет не был на море. Весь пляж у берега был усеян загорающими людьми, напоминавшими колонию морских котиков, подставляющих свои бока теплому солнышку. Я, держа в руках свои сланцы, шел по обжигающе горячему песку и глупо улыбался, наслаждаясь ярким солнцем, этим горячим песком, гулом многочисленных людских голосов, шумом прибоя и запахом моря.
Обалдеть, как здесь здорово! Бросив свои вещи просто на песок и не заботясь об их сохранности, я буквально влетел в воду и, пробежав метров пятнадцать, пока вода не дошла мне до пояса, нырнул в восхитительно прохладную воду, изо всех сил работая руками и ногами, чтобы проплыть под водой подальше. Проплыв метров двадцать под водой, я, отфыркиваясь, вынырнул и стал грести мерными взмахами рук, уплывая все дальше и дальше от шума толпы в открытое море. Я плыл, делая вдох через каждые четыре гребка, про себя считая взмахи. Сделав ровно пятьсот, остановился и развернулся, охватывая взглядом растянувшуюся передо мной линию берега. Все побережье, сколько охватывал глаз, было усыпано тысячами маленьких людских фигурок. Отсюда не было слышно шума разговоров и детских воплей, только плеск волн и крики чаек, шныряющих тут и там над волнами. Вдалеке, в легкой туманной дымке, виднелась сама Анапа. Я лег на спину и, удерживая себя легкими ленивыми движениями рук и ног, просто наслаждался тишиной и покоем.
Мерно качаясь на волнах, я вспоминал события, предшествующие моей поездке на море, и не в первый раз спрашивал себя, правильно ли я поступил, уехав так надолго и оставив Марину одну. С одной стороны, может, лучше было бы остаться в городе, чтобы быть поблизости на всякий случай. А с другой стороны, а чем я реально мог бы ей помочь? Она правильно сказала, что ни с милицией, ни с Вахо, я ей не подмога, не тот у меня сейчас масштаб. К тому же, мне действительно требовалось привести себя в порядок, восстановиться после тяжёлой травмы и обдумать планы на дальнейшую жизнь.
Все то, что я планировал себе до этого, полетело к черту, разрушенное в один момент предательством Тимы. Теперь нужно будет как-то корректировать свои жизненные планы. Мать отпустила меня с неохотой, опасаясь, что со мной и на море может что-нибудь случиться. Но я убедил ее, что так будет лучше для моего здоровья, припомнив, что и доктор мне посоветовал длительный отдых на курорте. Тогда она пыталась всучить мне деньги, но я и тут сумел отбиться, показав ей пачку денег, которую собирался взять с собой, при этом привычно соврав, что заработал их тренировками и на разгрузке вагонов.
Полторы тысячи рублей, которые оставались от моих богатств, я спрятал в спинке дивана, аккуратно открутив боковину изнутри положил туда между планками деньги и закрутил боковину снова. В общем, собраться мне удалось достаточно быстро, и буквально через два дня после разговора с Мариной, я уже садился в проходящий поезд из Москвы до Анапы. Я договорился с Мариной, что буду ей позванивать время от времени, чтобы убедиться, что у нее все в порядке. Ну и естественно, буду звонить матери, точнее соседям, чтобы они передали уже ей, что я жив и здоров.
— Эй, парень, у тебя все в порядке? — вывел меня из размышлений крик какого-то мужика.
Вскинув голову, я увидел парочку мужчин и женщин на катамаране, проплывавших неподалеку от меня. Я помахал им рукой, показывая, что у меня все нормально, и не спеша погреб к берегу.
Вечером, за ужином, я познакомился с соседями по двору. Как и говорила Надежда Степановна, здесь снимали комнаты в основном семейные пары с детьми. Самой взрослой из детворы была как раз девчонка из беседки, которую я увидел при заселении. Она приехала сюда вместе с родителями и младшим братом. Её отец — Федор Ильич Столяров, компанейский мужик, слегка за пятьдесят, инженер из московского проектного института, сразу подошел ко мне познакомиться. Он представил мне свою супругу Софью, слегка полноватую, но симпатичную даму, немного за сорок, дочь Светлану, которая перешла в десятый класс, и сына — десятилетнего оболтуса Ваню, который, сразу почувствовав во мне родственную душу, предложил пойти на рыбалку. Я обещал подумать над его предложением.
Как то так вышло, что уже буквально через час мы довольно непринужденно общались со всем семейством Федора Ильича и даже его дочь Светлана, державшаяся по началу скованно и немного высокомерно, присоединилась к нашему разговору на тему путешествий во времени, который начался с повести Герберта Уэлса «Машина времени», а потом плавно перетек на повесть Кира Булычева «Сто лет тому вперед». Именно эту книгу и читала Светлана в беседке. Я сразу же вспомнил, что очень скоро должна появиться экранизация этой повести, в виде телесериала в пять серий и не преминул поделиться этим знанием со своими новыми знакомыми. Свою информированность я объяснил, сославшись на шапочное знакомство с одним из участников съемок, вызвав этим восторженные вопли у Светланы и Ваньки.
— Путешествия во времени, при всей их занимательности, абсолютно невозможны, — посмеивался Федор Ильич. — Куда вы денете парадокс случайного или намеренного убийства своего дедушки, который в итоге не родит вашего отца, и поэтому и ваше появление на свет под вопросом? А значит, и убить вашего дедушку будет некому, и он останется жить. В таком случае получается неразрешимое противоречие.
— Если мы с вами будем иметь в виду одну реальность, то вы наверное правы, хотя и тут могут существовать некие механизмы защиты реальности, которые просто не дадут вам совершить значимых изменений — улыбнулся я — например, при попытке убить своего дедушку, или другую значимую для течения истории персону, у вас ничего не получится, вплоть до уничтожения вас как источника возмущения. Тогда на примере с убийством дедушки получается, что вы убивая дедушку, и тем самым себя, закольцовываете петлю времени и просто стираете последствия своего глупого поступка, а вне этого кольца, ваш дедушка продолжает жить, а вы следующий его уже не убиваете. Или, если взять теорию Эверетта, о мультивселенной, то вы можете попасть в прошлое и даже изменить его, но это будет не прошлое вашей родной реальности, а совсем другое прошлое. Ваше попадание в прошлое, создаст отдельную реальность, которая будет отличаться от исходной именно тем, что вы там натворите, и убийство дедушки уже не сотрет вас, так как это будет уже не ваш дедушка.
— Вы, молодой человек, являетесь поклонником теории мультивселенной? — Рассмеялся Федор Ильич. — Но это же ничем не подтвержденная теория. Просто упражнение для ума. Вы только представьте, ведь каждый раз для возникновения новой реальности нужно создавать новую вселенную со всеми составляющими ее материальными объектами. Откуда вы возьмете столько вещества, запасы которого и в нашей с вами родной вселенной довольно ограничены? Причем, обратите внимание, по этой теории, любая развилка ведет к созданию новой вселенной, и так до бесконечности. Это просто физически невозможно.
— Ну почему же невозможно, — продолжал упорствовать я — А если весь наш мир виртуален, то есть все вокруг, и мы тоже — это некие формулы, или, как у некоторых мистиков — волновые колебания некоей изначальной субстанции отличающиеся разной частотой, и вся наша материальность, это только иллюзия. Ведь ученые уже доказали что-то как мы воспринимаем мир, это своеобразная иллюзия. Пчела, например воспринимает окружающий мир совершенно по другому. В таком случае создать новую иллюзию с чуть-чуть другим течением событий, можно из изначальной реальности простым копированием. Если признать некую виртуальность мира в его основе, то ограничение на количество копий будет зависеть от мощности вычислительной машины, которая и создает эти бесконечные реальности.
— Вот вот, — обрадовался Федор Ильич. — Вы сами противоречите себе, молодой человек. Невозможно создать вычислительную машину бесконечной мощности.
— Вы это говорите мне с точки зрения человека. А с точки зрения Вселенной? Чем, по вашему, машина бесконечной вычислительной мощности отличается от бесконечности Вселенной в современной научной интерпретации? — Парировал я. — Если ученые говорят о бесконечности вселенной, о бесконечности времени и так далее, почему тогда не может быть условной машины бесконечной мощности, которая создает бесконечное количество копий исходной реальности? К тому же какие-то нежизнеспособные копии, могут со временем затухать и схлопываться, само ограничиваясь по каким то неведомым нам еще законам.
— Папа! Юра! — взмолилась совсем потерявшая нить разговора Светлана. — У меня уже все в голове перепуталось от ваших вселенных и мультивселенных. Пусть лучше Юра расскажет про этот новый фильм по книжке. Мне так интересно, кто будет играть роль Алисы Селезневой? И вообще, мне все про этот фильм интересно.
— Все, все умолкаю, — поднял обе руки Федор Степанович. — Если Светланка на меня обидится, она может неделю со мной не разговаривать. Она бывает иногда такой букой.
— Ну папа! — Света раздраженно сверкнула глазами на отца.
— Я же говорю, молчу, дочка! Ну чистая мама.
Федор Ильич подмигнул мне и встал из-за стола, оставив меня отдуваться за мой язык и рассказывать Светлане и ерзающему от нетерпения на скамейке Ваньке про новый сериал «Гостья из будущего», который еще не вышел на экраны.
Утром, без пятнадцати пять, я был уже на ногах. За окном едва светает. Одевшись в шорты и футболку, натягиваю кеды на ноги и быстро выбегаю на улицу к общей умывалке. Умываюсь, чищу зубы и, вернувшись в свой сарайчик, закидываю полотенце и плавки в небольшой пакет и, свернув его трубочкой, выбегаю со двора, направляясь вниз, к морю. Улицы еще пустынны. Так рано никто не встает. Бегу трусцой, помню о головных болях, если переусердствую.
Уже через десять минут я на пляже. Сейчас на нем совершенно пусто, только чайки и жирные бакланы бродят по песку, испуганно разбегаясь и срываясь в полет при моем приближении. Ноги вязнут в остывшем за ночь песке, и я выбегаю на влажную кромку берега. Рядом, с мягким шипением, разбивается о песок волна и убегает обратно, оставляя пену и кусочки водорослей. Я бегу по широкому пляжу вниз по направлению к Анапе, вижу восход солнца и чувствую внутри себя возбуждающий подъем. Уходят прочь мои проблемы и заботы, такие мелкие перед этой красотой. Есть только поднимающееся из-за дюн солнце, мокрый песок под ногами и море, время от времени пытающееся облизать мои мерно отталкивающиеся от мокрого песка ноги.
Пробежав по ощущениям километра три, я разворачиваюсь и бегу обратно, глазами подыскивая подходящее место для тренировки. Вскоре я увидел высокие дюны, образующие между собой небольшую ложбинку с относительно ровной площадкой посредине. Вроде подходит для разминки. Бегу к найденной площадке и, бросив пакет с полотенцем на песок, делаю разминку. Начиная с шеи, медленно прорабатываю все суставы тела, делаю вращения, махи, скручивания, постепенно увеличивая амплитуду движений.
Полная разминка заняла у меня не меньше получаса. Пока я так разогревался, на вершине соседней дюны появился смуглый худощавый мужчина с бородой, одетый в синие спортивные штаны и синюю же футболку. Как и откуда он возник, я не заметил. Просто кинув очередной взгляд вокруг себя, я увидел метрах в пятидесяти левее сидящего на вершине дюны человека. Он сидел в йоговской асане полного лотоса, выпрямив спину и положив руки ладонями вверх себе на колени. Глаза его были устремлены вдаль.
Я продолжил свою тренировку, приступив к отработке серий ударов в движении, иногда бросая взгляды в сторону бородатого мужика. Все время, что я так тренировался, а прошло никак не менее сорока минут, мужик даже не пошевелился, оставаясь неподвижным, как скала. Йог, наверное. Закончив с тренировкой, я постелил на песок сложенное в несколько раз полотенце и сел по-турецки, полный лотос тоже могу, но пока ненадолго. Закрыв глаза и привычно расслабив мышцы тела, я сконцентрировался на дыхании и стал считать вдохи и выдохи, добиваясь полного очищения сознания от блуждающих туда-сюда мыслей и образов.
Минут через двадцать я открыл глаза и медленно осмотрел все вокруг. Мужчина с бородой уже куда-то пропал, ушел, наверное. На пляже начали появляться первые отдыхающие. Я посмотрел на часы. Ого, уже пятнадцать минут восьмого. Надо бы еще немного поплавать и бежать домой завтракать.
С этого дня у меня все потекло по заведенному распорядку. Утром подъем в четыре сорок пять, потом пробежка, зарядка, медитация и плавание. Каждое утро делая зарядку, я вижу того самого мужика, который все так же медитирует на верхушке дюны. Мы с ним даже взаимно стали приветствовать друг друга коротким взмахом руки.
После утренней тренировки я трусцой возвращаюсь обратно. Дома завтракаю и, пока не очень жарко, иду гулять на лиман, или просто слоняюсь по поселку, с каждым разом удаляясь все дальше в сторону Анапы. Возвращаюсь обычно ближе к обеду, делаю короткую тренировку по кроссфиту, без остановки чередуя различные упражнения на руки, пресс и ноги. Дальше обед, обязательный послеобеденный сон и после шестнадцати дня, когда жара уже спадает поход на пляж, где я, увязая в песке, бегаю вверх вниз по дюнам, таскаю найденные и принесенные на мое тренировочное место тяжелые камни и растягиваюсь. Потом снова заплыв на пару километров и возвращение на ужин.
После ужина, я обычно болтал в беседке с семейством Столяровых на самые различные темы. Мы частенько сходились с главой семейства в спорах на тему науки, истории, или религии, и иногда в полголоса, мы даже могли затронуть тему политики. Впрочем, ничего криминального или антисоветского в наших разговорах не было, потому как пиндосов и прочих англосаксов, я недолюбливал едва ли не сильнее чем он, имея на личном опыте на это более веские основания.
Мне импонировал этот открытый, образованный и очень умный мужик, который на самом деле был по возрасту моим ровесником. Наверное, именно поэтому, мы с ним так легко и сошлись, и как я видел, ему тоже нравились наши легкие вечерние пикировки. Его дочка Света до сих пор украдкой бросает на меня многозначительные взгляды и томно вздыхает, наверное, оттачивает таким образом свое мастерство обольщения. Сейчас мне это просто смешно. Но я не подаю виду, притворяясь тупым бесчувственным валенком, увлеченным спортом, и разговорами на всякие скучные для нее мужские темы с ее папашей. Ровно в десять вечера у меня отбой, а на следующее утро все сначала.
За прошедшие десять дней, я пару раз звонил Марине из переговорного пункта в Анапе. Мы не могли открыто разговаривать, и старались общаться иносказательно, но я знал, что у нее все в порядке и был более-менее спокоен за нее. Матери я тоже позвонил пару раз, каждый раз прося соседей позвать ее к телефону. К ней время от времени забегают Славка и Армен, чтобы узнать, как у меня дела и передать приветы от всей нашей группы. Приятно когда о тебе не забывают.