Четыре года назад
— Ты слышишь чудовищ, Калитея?
В ответ на мой кивок мама проводит пальцами по моему виску, пока я лежу, прижавшись к стене рядом со своей младшей сестрой, отчаянно пытаясь сохранять спокойствие.
— Я могу спасти их, — продолжает она.
— Господь Иисус дал мне защиту от них. Он послал меня исцелить их.
По моему позвоночнику пробегают мурашки ужаса. Безумие, охватившее ее, подтверждает мои худшие опасения: укус, который она получила два дня назад, который мы сочли не более чем царапиной, недостаточно глубокой, чтобы заразить, начал преображать ее.
Даже в четырнадцать лет я научилась определять ранние стадии Драги — болезни, которая опустошила мир еще до моего рождения и превратила его в арену выживания против насильственно зараженных.
— Мама, пожалуйста, тише, — шепчу я, чтобы не разбудить сестру.
Нам нужен этот отдых. В течение двух дней мы шли по палящей жаре пустыни, практически без воды и еды. Каким-то образом нам удалось опередить орду, которая напала на наш улей, но теперь они догнали нас, и ни у кого из нас нет сил бежать.
— Я не погибну. Ибо Иисус так не хочет. Мама поднимает подбородок в сторону окна рядом с нами, ее довольная улыбка, которая сияет в отблесках пламени, не подходит к звукам разрушения снаружи.
Мы подожгли здания напротив того места, где укрылись, в надежде отвлечь зараженных, и до сих пор это срабатывало. Стальная дверь на противоположной стороне того, что по словам мамы, когда-то было рестораном, является единственным барьером против толпы снаружи. К счастью для нас, дверь ведет в боковую часть здания, скрытую от Рейтеров, иначе я подозреваю, они бы уже нашли дорогу внутрь.
Я дергаю ее за руку сильнее, чем намеревался.
— Останься здесь, мама. Останься с нами.
Пустые глаза скользят по мне, к моей сестре Брайани, которая тяжело и хрипло дышит во сне.
— Твоя сестра пойдет со мной. Я вернусь. Ты увидишь. Она кладет руку мне на щеку, проводит большим пальцем по моей коже, и проблеск ложной надежды в ее глазах вызывает у меня слезы.
— И когда я это сделаю, гниль земли будет очищена, и все снова станет новым.
Секунда за секундой болезнь разрушает сильную и умную мать, которую я знала всю свою жизнь. Ту, которая защищала нас от Бешеных, которые проникли в наш улей, как насекомые, убивая целые семьи в течение нескольких минут. Скоро моя мама станет одной из них, но я еще не готова к этому.
Я кладу руку на тыльную сторону ее ладони, которая все еще держит мое лицо, и сморгиваю слезы.
— Пожалуйста, останься с нами, мама. Пожалуйста.
— Шшшш. А теперь тихо. Она встает на колени и тянется через меня к Брайани.
Измученная Брайани даже не просыпается, когда моей матери удается просунуть руки под мою сестру и притянуть ее ближе. Если бы не ее хриплое дыхание, я бы подумала, что она мертва.
В свои десять лет Брайани слишком крупная для ослабленного состояния моей матери, но ее решимости пожертвовать моей сестрой рядом с ней достаточно, чтобы заставить меня крепко ухватиться за живот моей сестры и притянуть ее обратно к себе. Я прижимаю ее к себе, в то время как моя мать пытается вырвать ее из моих рук, ее губы сжаты в тонкую линию.
Тепло ее глаз становится резче от внезапного раздражения.
— О на верующая, и поэтому Бог спасет ее. Он защитит ее. Ты Калифея, погибнешь вместе со всеми остальными неверующими. Ваши души будут отправлены в озеро огненное, чтобы сгореть.
Рыдание подступает к моему горлу, когда я пытаюсь игнорировать слова моей матери. Мои мышцы слабые и усталые, они дрожат, и все еще я отказываюсь отпускать свою сестру.
— Я люблю тебя, мама. Слова застревают у меня в горле, и борьба ослабевает, когда она смотрит на меня в ответ, и я молюсь, чтобы это был момент ясности.
Ее взгляд опускается на Брайани, которая моргает, открывая глаза, и щурится.
— Мама? Моя сестра трет глаза.
Дрожащая рука касается щеки моей сестры, затем моей, и глаза моей матери блестят от слез.
— Ждите меня, мои любимые. Ждите меня здесь. Я вернусь. Вы увидите.
Когда она встает, Брайани вырывается из моих рук, садясь прямо.
— Нет, мама!
Она кричит это слишком громко, и я зажимаю ей рот рукой, наблюдая, как моя мать медленно ковыляет к двери заброшенного здания. Свет прорезает темноту нашей импровизированной кровати, которую мы сделали из нескольких старых одеял из нашего старого улья. Так же быстро, как и появился свет исчезает с ее выходом из здания, когда дверь снова закрывается.
За моей ладонью Брайани кричит, и я чувствую, как струйки теплых слез собираются на моих пальцах. Несмотря на напряжение в груди, я пытаюсь не позволить своему страху взять верх. Я молчу и слушаю, но при усиленном рычании снаружи тихое рыдание пульсирует у моих ребер, и первые крики моей матери заставляют меня зарыться лицом в волосы Брайани, крепко зажмурив глаза.
Звук, вырывающийся из ее легких, — это звук прямо из ночного кошмара.
— Спаси меня, отец! — кричит она, когда я представляю, как Ярость вгрызается в ее плоть, сдирая кожу с костей.
— О, Боже!
Я хочу зажать уши руками, как моя сестра, но, когда крик Брайани вибрирует на моей коже, я знаю, что не могу. У меня нет выбора, кроме как слушать звуки треска и измельчения, пока они калечат мою мать.
— Калитея! Калитея! — кричит она, и, заливаясь новыми слезами, я качаю головой, позволяя самому маленькому воплю слететь с моих губ.
Проходят минуты. Моя мать замолкает. Рычание стихает.
И я жду, когда монстры тоже найдут нас.