Падение Калико

Глава 35

Я сижу между двумя Альфами, пока Титус ведет машину через пустыню по тому же знакомому маршруту, по которому мы добирались до рая. Я должна была знать лучше. Рай — это иллюзия в нашем мире, мираж, в который верят только глупцы и по-настоящему помешанные. Как нелепо думать, что нечто столь прекрасное, столь нетронутое будет в безопасности от рук, стремящихся уничтожить. Те же руки, которые отрывали детей от матерей. Мужей от жен. Жизнь от живых. Теперь я знаю, каково это — бояться чего-то так сильно, что тебе нужно это уничтожить.

Грузовик трясет нас по пересеченной местности, и я бросаю взгляд назад, где мы хранили солдата Легиона в одной из серебряных коробок. Рядом со мной Кадмус потирает костяшки пальцев, все еще испачканные в крови, глядя в разбитое окно рядом с ним.

Мысль о том, что мы так близки к свободе, так близки к блаженству, выбивает из колеи, когда мы движемся в противоположном от нее направлении. Возможно, мы подошли ближе всех в этом мире. И, возможно, Бог счел нужным вмешаться за наши грехи.

Хотела бы я верить во что-то настолько праведное, но тогда мне пришлось бы поверить, что место, из которого мы сбежали, было создано по воле Бога. Что наш зараженный болезнью мир — не что иное, как сфера его гнева.

И я не могу придумать ни одной причины, ни Бога, ни человека, по которой кто-то мог бы быть таким жестоким и неумолимым.

Я думаю о том, что Валдиса отправили в те туннели в варварской попытке наказать его за побег, и я знаю, что последовала бы за ним. Я не могла оставить его там одного. Я бы прошла через ад, чтобы найти его.

Над пустыней опускаются сумерки, когда Титус сворачивает на грузовике на стоянку полуразрушенного здания.

— Нам нужно сэкономить немного бензина, — говорит он, выключая двигатель.

— На потом.

— А если после не будет? Я спрашиваю.

Он сидит задумавшись на мгновение, затем вытаскивает ключ из замка зажигания.

— Это час пешком. Мы встретимся здесь, — говорит он, игнорируя мой вопрос.

Мы втроем выбираемся из грузовика и открываем серебряную клетку в кузове, где все еще дрожит солдат. Из ящика с припасами я достаю бинокль, воду и одно из немногих ружей, которые мы стащили у павших солдат, в то время как Титус выталкивает солдата из задней части машины.

Со свежими припасами мы начинаем наш обратный путь в Калико.

Обратно в пасть ада.

Высокий склон холма обеспечивает укрытие, пока мы лежим на песке, направив бинокль на вход в госпиталь, где в исступлении суетятся солдаты.

Я передаю бинокль Кадмусу.

— Что происходит?

Никаких признаков Валдиса, и я предполагаю, что они уже затащили его обратно внутрь, но шум внизу наводит на мысль, что солдаты к чему-то готовятся. Я поворачиваюсь к солдату, который сидит связанный с кляпом во рту рядом с Титусом.

— Ты знаешь, что там происходит внизу?

Он отчаянно трясет головой, и я снимаю ткань, которая засунута ему в рот, указывая на то, что выглядит как пылающий муравейник.

— Может быть, атака? П-п-мы получили… сообщение о нападении. От р-р-повстанцев.

Я снова беру бинокль и осматриваю солдат, которые, похоже, собирают припасы, несут оружие и боеприпасы, как будто то, что он сказал, правда.

Облегчение пульсирует во мне вместе со взрывом смеха.

— Они нервничают. Посмотри на них. Мечутся вокруг. Они чего-то боятся. И если это так, то они, несомненно, используют все возможные средства защиты. Включая Валдиса.

— Мы должны вытащить его оттуда.

— Они схватят тебя и бросят в камеру, как только ты приблизишься. В голосе Титуса слышны мрачные нотки, когда он смотрит в сторону беспорядков, происходящих внизу.

— Лучше подождать.

— Чем дольше мы ждем, тем быстрее они бросают его в эти туннели умирать! Срочность, бьющаяся в моих мышцах, не может скрыть слез, с которыми я боролась, сдерживая весь путь сюда.

— Я не позволю ему умереть там, внизу, в одиночестве. Я не оставлю его. Рыдание сжимает мое горло, желая вырваться на свободу, но я проглатываю его обратно.

— Я умру тысячу раз.

Титус опускает взгляд, в его хмуром взгляде читается раскаяние.

— Прости. Я не хотел…

Сирена, которая напоминает мне об открывающихся серебряных коробках, но громче, возвращает мое внимание ко входу в больницу. С такого расстояния я слышу роботизированный голос женщины, гремящий над территорией под нами, но я не могу разобрать, что она говорит.

— Что происходит? Я поворачиваюсь к солдату, который наблюдает без бинокля, его лицо бледнеет.

— Что происходит?

— Мой брат… мой брат там.

Взгляд его глаз, расширенных от ужаса, и быстрое поднятие и опускание этой груди вызывают укол ужаса внизу моего живота.

— Что. Происходит.??????????? Мой голос срывается, когда мое внимание переключается с его лица на суматоху.

— Нарушение безопасности. Я должен … Я должен идти. Я должен пойти помочь ему. Он делает шаг вперед, но Кадмус отталкивает его назад.

— Что это значит? Что происходит?

— Двери будут плотно закрыты. Ничто не войдет или не выйдет, когда они это сделают.

— Мы можем войти через другой вход. На причале.

Его внимание рассеивается, и когда он снова смотрит на меня, его глаза полны слез.

— Все двери будут запечатаны. Это мера безопасности, чтобы мутации не смогли вырваться наружу.

Я бросаю взгляд обратно на больницу, и в тот момент, когда я безмолвно пробираюсь вперед, меня дергают назад.

— Отпусти меня! Я бью Титуса ногой, который тянется к другой моей лодыжке. Моя нога соприкасается, но безрезультатно.

Альфа хватается за мою ногу и тянет меня назад.

— Калитея! Смотри! — рычит он, вручая мне бинокль, одновременно прижимая меня к песку.

Дрожащими руками я направляю бинокль на вход, где мутанты и Альфы выливаются из серебряных дверей. Темное небо озаряется вспышками выстрелов и любыми более крупными боеприпасами, к которым они прибегли, пока солдаты пытаются сдержать существ. Дверь начинает сдвигаться, и паника подступает к моему горлу, стуча в ушах.

Солдат рядом со мной кричит, но все это приглушено видом передо мной. Пламя отражается от серебряной двери. Хаос. Тревожное чувство, что я, возможно, никогда больше не посмотрю в эти бурные серые глаза. Что я, возможно, никогда не проведу пальцами по его теплой, покрытой шрамами коже. Или не услышу, как его сердце бьется в такт моему.

Рыдания разрывают мою грудь, когда я смотрю, как появляются две фигуры, мужчина несет женщину на руках, но это не Валдис. В тот момент, когда они входят в двери, они закрываются.

Незнакомый звук разрывает мое тело, такой мучительной высоты я никогда раньше не слышала, и Титус заключает меня в объятия, прижимая к себе, пока я изгоняю это ужасное страдание.

— Валдус! Я хватаю Альфу когтями и бью кулаком, пытаясь освободиться от него.

— Пусти меня к нему! Пусти меня!

В тот момент, когда он отпускает меня, я бегу навстречу хаосу, иссушающий пустынный жар обжигает мою грудь.

Взрыв швыряет меня в грязь, сотрясая землю подо мной. Языки пламени поднимаются во тьме к небу, перекрывая крики людей внизу. Ослабев от поражения и тоски, я опускаюсь на колени и сквозь слезы наблюдаю, как мой мир сгорает вокруг меня дотла.

Вдалеке пара снизу бежит по минному полю из взрывов, за ними по пятам следуют Рейгеры и Альфы.

К ожидающему грузовику.

Брезент отлетает назад, когда они забираются на его пандус, и я замечаю знакомые лица. Две девушки из моей казармы. И Кенни, Кенни Роз, убегающий с ними.

Они отъезжают от Рейтеров, которые гонятся за грузовиком, и мой взгляд снова падает на вход. Краем глаза я наблюдаю, как Рейтеры обращают свое внимание на меня, но я не двигаюсь. Я не бегу. Вместо этого я смотрю вперед и жду, когда они разорвут меня на части.

Бешенные приближаются ко мне всего на несколько футов, размахивая искалеченными руками и скрежеща зубами, но им не удается пробить защитный ореол Кадмуса и Тита. Я слишком измотана, чтобы понять, почему они не атакуют вдвоем по обе стороны от меня, но по мере того, как все больше их кружит вокруг нас, держась на расстоянии от того места, где я сижу рядом с солдатом, меня начинает меньше волновать, что может произойти, если им удастся прорваться и утащить меня.

Ничто не может быть более болезненным, чем наблюдать, как закрываются эти двери.

Ничто не может быть более мучительным, чем слышать звук собственного сердца, умирающего в моей груди.