Падение Калико

Глава 23

Я лежу на кровати, слезы текут по моим вискам, когда боль сжимает мою матку, как будто выдавливая из меня саму жизнь. Прижимая подушку к лицу, я изо всех сил стараюсь не разбудить других девочек, которые наверняка отправят меня в лазарет, где я приземлюсь на стол доктора Тимса. Мне нужно, чтобы это закончилось. Мне невыносима мысль о том, что эта боль будит меня каждые тридцать минут. Агония разливается по моему животу и спине, заставляя мои бедра двигаться вперед, пока мое тело не образует дугу. Тяжело дыша на подушке, я дышу через нее, но безрезультатно.

Должно быть, это то, что чувствовала моя мать, когда однажды описывала мне роды. В то время я думала, что смерть от рук Райтеров звучит менее болезненно.

Дрожа, как осиновый лист, я заставляю себя перевернуться и упасть с края кровати. Кожа ударяется о кафель, я уверена, что разбужу остальных, но я этого не делаю. Протягивая руку, я подтягиваюсь по полу, волоча свое ноющее лоно по гладкой поверхности, которая оставляет ожог на моей коже.

Мне нужен Валдис.

Оказавшись у двери казармы, я поднимаюсь на ноги, выпрямляясь на ногах, которые, кажется, могут подломиться в любую секунду.

Выйдя из комнаты, я ковыляю по коридору, зная, что в конце коридора есть охранник. Прижимаясь к стене, я низко пригибаюсь, как раз вне линии света его фонарика, когда он проносится над окном. Прерывистое дыхание касается моей руки, опирающейся на ручку двери, в то время как я сижу, готовая убежать в любой момент. Закрыв глаза, я считаю до десяти, представляя, как он достигает конца коридора. Свет в другом конце коридора привлекает мое внимание. Я должна правильно рассчитать время. Один охранник идет налево. Другой делает шаг направо.

Восемь. Семь. Шесть. Пять.

Огни на противоположном конце становятся ярче.

Четыре. Три. Два. Один.

Когда я толкаю дверь, я просто пропускаю дугу света, падающую на окно в дальнем конце. Я смотрю направо, где охранник еще не дошел до конца коридора. У меня есть пять секунд, чтобы преодолеть двадцать футов до лестницы. Быстро направляясь к ней, я делаю легкие шаги и оглядываюсь только один раз, чтобы убедиться, что он меня не заметил. Толкая дверь, я едва проскальзываю внутрь, прежде чем обернуться, чтобы она не захлопнулась.

Заглядывая в щель, я вижу, как охранник свистит, когда он останавливается, чтобы посмотреть на часы, и направляется в мою сторону. У меня вырывается легкий вздох, и я медленно открываю дверь с не более чем тихим щелчком.

Спустившись на пять пролетов, я обхожу каждую площадку, пока не достигаю последней, где наклоняюсь вперед, вцепляясь в перила из-за сильной боли, которая ощущается как лезвие, пронзающее мою плоть. Сжав губы, я не позволяю себе даже всхлипнуть, прежде чем продолжить. Наконец достигнув уровня подвала, я толкаю дверь.

Именно тогда я понимаю, что все это занятие бесполезно. Я никогда не взломаю замки, чтобы попасть в камеру Валдиса. Тем не менее, я ковыляю по коридору к его палате.

Каждая дверь лязгает по пути, заставляя мои мышцы вздрагивать, когда я спешу добраться до его камеры.

— Валдис! Я хлопаю ладонью по двери.

— Валдис, это я! Сдвинув глазок в сторону, я вглядываюсь в темноту. — Я… Мне так больно, шепчу я, как будто он может что-то с этим сделать. Прислоняясь лбом к двери, я морщусь, в то время как другая волна проходит через меня.

Когда я снова поднимаю взгляд, он смотрит на меня, его бурные серые глаза похожи на небо, полное облаков. Он прикладывает пальцы к окну, и я делаю то же самое, переплетая свои пальцы с его.

— Мне жаль, что это происходит с тобой.

Контакт не очень сильный, но это лучше, чем страдать в одиночестве в своей постели.

Звон в конце коридора вырывает вздох из моей груди, и я в ужасе наблюдаю, как дверь открывается, чтобы показать Медузу, пристально смотрящую в мою сторону.

Она бросается ко мне, но не раньше, чем боль пронзает мой живот, и я падаю на пол.

— Калифея! Валдис колотит в дверь, как будто хочет пробить железо.

— Что ты здесь делаешь внизу?

— Пожалуйста… Когда я поднимаю на нее взгляд, размытое пятно слез искажает ее фигуру.

— Не позволяй им причинять мне боль, как Ниле. Пожалуйста, Элспет. Я этого не переживу.

Ноздри раздуваются, она стоит без всякого выражения, затем тянется к своей рации, предположительно, чтобы предупредить офицеров Легиона о том, что я нарушила режим безопасности.

— Пожалуйста. Моя мольба слаба из-за боли.

Она убирает оборудование и кладет руку на дверь.

Закрыв глаза, я выдыхаю вздох облегчения, дрожа, когда поднимаюсь на ноги, позволяя ей поднять меня за руку.

— Спасибо, — шепчу я. Я подозреваю, что это будет означать для нее какую-то форму наказания, хотя я не могу представить, какую. Охранников вряд ли наказывают до такой степени, чтобы субъекты страдали от гнева доктора.

Дверь со щелчком открывается, и я падаю в ожидающие объятия Валдиса. Подхватив мои ноги, он несет меня через свою темную камеру и опускает на кровать. Я не теряю времени даром и, пробегая пальцами по щетине на его бритой голове, притягиваю его к своим губам. Этот аромат специй и металла ударяет в заднюю стенку моего горла, увлажняя мой язык, и я сжимаю то немногое, что натянуто на его кожу над напряженными мышцами, сжимая его бицепс. Я ахаю, когда он отстраняется и проводит носом по моему телу. Не с вожделением, а как будто исследует мое тело.

В поисках запаха Кадмуса на моей плоти.

Руки по обе стороны от его лица, я качаю головой.

—Мы ничего не делали.

Его брови опускаются, глаза темнеют до холодного и отстраненного выражения. Челюсти плотно сжаты, он хватает мою рубашку и рвет ее пополам.

Нахмурившись, я смотрю вниз на свое тело, где моя грудь выставлена напоказ для него, и снова поднимаю взгляд на него. В его глазах нет ни намека на раскаяние, и когда я отползаю к стене, он сильно дергает меня, пока я не оказываюсь под ним, и срывает с меня брюки так же злобно, как и рубашку.

— Валдис!

Я успеваю только выкрикнуть его имя, прежде чем он закрывает мне рот рукой и нащупывает мою грудь, прижимая свою огромную эрекцию к моему набухшему животу. Грубые пальцы толкаются в меня, и я вскрикиваю в его ладонь, когда он быстро убирает их и вдыхает запах его кожи. Соленые слезы стекают по моим вискам, и я замечаю, как на его лице пляшут искорки хмурости. Он медленно убирает руку с моего рта.

— Пожалуйста, Валдис. Не так. Не в мой первый раз.

Его брови взлетают вверх с первым признаком стыда, и он проводит рукой по моему лицу.

— Прости. Его губы прижимаются к моим, и он собирает обрывки моей рубашки, чтобы прикрыть то немногое, что может.

— Прости. Я слышал тебя… той ночью. Он спускается губами к моей шее.

— С тех пор я был в аду.

— Мы ничего не делали. Я не могла. Не с ним. Не тогда, когда я хотела, чтобы моим первым был ты. Шрам на его лице проходит под моим большим пальцем.

— Я хотела только тебя.

На этот раз его губы нежны, когда они находят мое горло и ключицу.

— Это больно. Это так больно.

— Я знаю. Скользя вниз по моему почти обнаженному телу, он останавливается на животе, чтобы оставить поцелуй на пупке.

— Я сделаю это лучше. Я обещаю. Опустившись на колени, он хватает меня за бедра и притягивает ближе, пока мои ноги не оказываются раздвинутыми по обе стороны от него. Мне должно быть неловко находиться в таком скомпрометированном положении, но предвкушение, обещание облегчения заставляет меня откинуть голову на матрас, выгибаясь навстречу ему.

Давление у моего входа ослабевает от плавного скольжения его пальца, проникающего в меня. Мой рот приоткрывается, и я хватаю в охапки его простыни по обе стороны от меня. Я концентрируюсь на ощущении его толстого пальца, трущегося о стенки, и его большого пальца, массирующего чувствительное местечко, где соприкасаются мои половые губки. Мои бедра дрожат от желания сжать их вместе, давление в животе нарастает, как невидимая струна, которая натягивает мою матку.

В комнате тихо, если не считать унизительных влажных звуков, когда он вынимает и вставляет палец. Мои тихие стоны эхом разносятся по его камере, и это, кажется, возбуждает его, потому что он ускоряет темп, рыча, как животное, глядя на меня сверху вниз, восхитительно насилуя меня своими пальцами.

— Ты самое прекрасное создание, которое я когда-либо видел. В его голосе слышен трепет художника, восхищающегося своей работой.

Как бы я ни наслаждалась его мучениями, боль в моем животе еще не утихла, и, возможно, он видит муку на моем лице, когда убирает палец.

—Я собираюсь доставить тебе некоторое облегчение, Кали. Ты готова?

Глаза прищуриваются от волны боли, которая тянет мои бедра вверх, я киваю.

— Пожалуйста, Валдис. Сделай так, чтобы это прекратилось.

— Тем не менее, я не хочу причинять тебе боль.

— Я не думаю, что что-то может быть хуже этой боли.

Его большая ладонь сжимает мою макушку, когда он проводит кончиком по моему влажному входу. Из меня вырываются всхлипы, когда я лежу в ловушке под ним, и он целует меня в лоб.

— Шшшш. Расслабься.

Одной ладонью обхватывает мое бедро, другой крепко сжимает мою макушку, он вонзается внутрь. Твердые мышцы напрягаются под моими руками, когда я крепко держусь за его плечи.

Голова откинута назад, я сжимаю живот от его вторжения, руки дрожат от возбуждения и страха.

— Я не знаю, как это сделать. Мой голос дрожит так же сильно, как и мое подергивающееся тело, и я сморгиваю слезы. Я не знаю, почему я плачу. Я хочу этого. Я хочу его.

— Тебе не нужно ничего делать, Кали. Просто лежи спокойно. Буря в его глазах поглощает меня, и он целует мой висок, куда упала слеза. Пальцы зарываются в мои волосы, когда он толкается немного сильнее, полностью преодолевая мое сопротивление. Его дыхание грубое и густое от вожделения, и хотя это напоминает мне дыхание Дина у моего уха, это не производит такого эффекта.

Я рада, что Валдис взволнован. Я рада, что он так сильно хочет меня.

— Ты такая тугая… Я не могу. Не без того, чтобы не причинить тебе боль.

— Пожалуйста. Просто попробуй.

Я ловлю движение его кадыка, и он покорно выдыхает, толкаясь дальше. На этот раз, несмотря на боль, я не осмеливаюсь издать ни звука. Я не смею дать ему ни малейшего повода остановиться. К тому времени, как он полностью входит в меня, давление превосходит все, что я когда-либо чувствовала раньше. Клянусь, он такой огромный, что я чувствую его у себя в животе.

Когда он выскальзывает из меня, наполненность спадает, и я чувствую тугое скольжение его члена по моим набухшим стенкам. Он толкается снова, только на этот раз более плавно, и когда его кончик касается чего-то внутри меня, я выдыхаю. В медленном и мучительном ритме он входит и выходит, вдыхая и выдыхая, вдыхая и выдыхая, пока каждый толчок не становится хлюпающим, издавая звуки, от которых мои щеки снова запылали от смущения.

Ощущения соответствуют тому, что я себе представляла, и даже больше, потому что я ни разу не ожидала увидеть выражение его глаз, когда он смотрит на меня сверху вниз. Выражение похоти. Доминирования. Чистого обладания. То, как он смотрит на меня сейчас, напоминает мне человека, который нашел сокровище, которым не желает делиться. То, которое он хочет держать взаперти, просто чтобы никто никогда не узнал, что оно там.

Его большой палец касается моего лба, его глаза скользят по моему лицу, как будто запоминая каждый недостаток, который он видит.

— Ты принадлежишь мне, и только мне, Кали. Ты понимаешь?

Борясь с агонией его ленивых толчков, я улыбаюсь.

— Да. Только ты.

Он кивает, и его бедра движутся, как волна, бьющаяся о берег. Быстрее и быстрее, выше и выше, как будто им командует сам прилив. Тяжелое моргание его век, и он утыкается головой в мою шею, двигая бедрами быстрее.

Быстрее.

Его дыхание пылкое, переходящее в рычание в его груди, которое вибрирует напротив меня. Когда он с резким ворчанием откидывает голову назад, его лицо краснеет от напряжения, я проваливаюсь в своего рода псевдосуществование, где мир вокруг меня движется, как будто мы под водой. Медленно и текуче. Как будто время остановилось, и нас осталось только двое.

Я протягиваю руку, чтобы коснуться его лица, его прекрасного страдальческого лица, и слезы текут из моих глаз. Он самое великолепное существо, которое я когда-либо видела в своей жизни. Уязвимое и сильное одновременно.

Когда он забирает мою боль, я впитываю его в свое тело, всю ту агонию и страдание, которые делали его холодным и отстраненным на протяжении многих лет. Наказание, которое он перенес без уважительной причины. Я позволяю ему просачиваться через мои ребра в легкие и сердце, разжигая желание лелеять его и заботиться о нем. Залечить его раны и показать ему, каково это, когда к тебе прикасаются теплые и нежные руки. Мои пальцы спускаются к ленте на его шее, символу животного в клетке, и я жалею, что у меня не хватает сил оторвать ее.

Разинув рот, он издает звук, одновременно агонии и удовольствия, который вырывается из глубины его груди.

Тепло, которое струится мимо его члена, все еще внутри меня, бальзамом смягчает боль натянутой кожи там. Словно плавящаяся сталь, его мышцы расслабляются в моих ладонях, и содрогнувшись, он падает, удерживаясь на вытянутых руках, прежде чем его тело раздавит меня.

— Ты плачешь. Его голос хриплый и прерывистый от усталости.

— Я причинил тебе боль?

Улыбаясь ему в ответ, я провожу пальцами по линии роста его волос, вдоль лба.

— Нет. Боли больше нет.

— Хорошо. С сонными глазами он притягивает мое тело к своему, достаточно близко, чтобы мое ухо прижималось к его груди, и я могу слышать сильное и размеренное биение его сердца. Я поворачиваюсь ровно настолько, чтобы поцеловать его в грудь, а он, в свою очередь, ласкает мою макушку, прежде чем оставить поцелуй там.

Мои мысли возвращаются к тому моменту, когда он сказал мне, что я принадлежу ему. Как прекрасно это придало смысл мыслям в моей голове.

— Я не лгала, Валдис. Я отказала Кадмусу.

— Я знаю, что ты сделала. Я почувствовал это.

Нахмурившись, я откидываю голову назад при этих словах. Я слышала, как девушки описывали ощущения, когда мужчина ломает их барьер, или девственную плеву, как некоторые называли это, как это иногда бывает неловко, но я не почувствовала ничего необычного, кроме боли от того, что его член растягивает меня.

— Что ты почувствовал?

— Тебя. Я чувствовал все. Я знаю, что он не овладел тобой таким образом.

Его ответ расплывчатый, и я поднимаю голову, чтобы посмотреть, не пролила ли я кровь на его кровать.

— Как? Спрашиваю я, щурясь, чтобы разглядеть что-нибудь в тусклом свете комнаты.

Смешок, который грохочет в его груди, возвращает мое внимание к его довольному лицу, и странно, что веселье на нем заставляет меня хотеть обладать им снова.

— Потому что ты доверяла мне. Если бы ты сначала была с Кадмусом, я очень сомневаюсь, что ты позволила бы мне сделать то, что я только что сделал. Он открывает один глаз, поглядывая на меня сверху вниз.

— И ты бы не расцарапала мне спину так, как ты это сделала.

— Что? Я приподнимаюсь на локте, чтобы посмотреть, но он дергает меня обратно на кровать рядом с собой.

— Это не больно. Я наслаждаюсь болью. Это усиливает удовольствие. Его большие руки снова обхватывают меня, крепко прижимая к своему телу.

— Еще одна причина, которую я знал. Тебе не было бы так больно.

— Ты был бы достаточно зол, чтобы отвергнуть меня тогда, если бы я сначала была с Кадмусом?

— Сердишься? ДА. Отверг тебя? Нет. Я недостаточно силен, чтобы отказать тебе. Я хотел тебя. С того дня, как ты стояла, дрожа, в моей камере, напуганная, как маленький котенок, и я впервые услышал свое имя из твоих уст.

— В тот же день, когда ты держал меня за горло.

— Ты должна знать, что я не горжусь тем, как вел себя по отношению к тебе.

— Я думала, ты меня ненавидишь. Я была уверена в этом.

— Я не ненавидел тебя. Я боялся тебя. Боялся того, как легко я бы потребовал тебя для себя. Он на мгновение замолкает, как будто тяжесть того, что мы сделали, внезапно начала давить на него.

— Как легко они могли бы контролировать меня, если бы ты была моей. Он проводит рукой по моей голове, пряча мое лицо у себя на груди, когда целует меня в лоб.

— В тот день, когда я был вынужден смотреть, как они тебя секут…

— Я чувствую, как напрягаются его мышцы рядом со мной, чувствую, как растет его бицепс у моей щеки, его тело дрожит от напряжения.

— Это был самый тяжелый день, который у меня был в этом месте. Я видел и слышал ужасные вещи, но ничто так не преследовало меня, как звук твоих криков той ночью, когда я лежал здесь в постели. Мне хотелось разорвать каждого человека в той комнате в клочья. У меня были видения, как я сдираю кожу с костей стражника, который приводил в исполнение наказание.

В его словах есть чувство удовлетворения, которое я не произношу вслух. Я уверена, что если бы он захотел, он мог бы это сделать.

— Я рада, что ты этого не сделал. Они причинили бы тебе боль похуже. Или убили бы тебя за это. В любом случае, мне невыносимо представлять последствия этого.

— Я никогда не позволю другому снова причинить тебе такую боль. Чего бы это ни стоило.

— Тогда я молюсь, чтобы они этого не сделали.