Паладинские байки

Джорхе схватился за лоб и покачал головой. Жоан отдал мальчишке пять сантимов:

– Спасибо, парень. И за лошадками хорошо присмотри.

Тот разулыбался, монетки быстро за пояс упрятал и занялся лошадьми, а Джорхе и Жоан пошли в трактир.

Внутри было, в общем-то, довольно чисто, по крайней мере чище, чем Жоан и Джорхе ожидали. Пол устилали свежие рогожные циновки, столешницы явно не так давно скоблили, и пахло скорее едой, чем помоями. Братья подошли к стойке, за которой хозяин, тощий мужик лет пятидесяти как раз кому-то пиво из бочонка наливал:

– Вечер добрый, почтенный, – сказал Жоан. – Нет ли комнаты переночевать?

Хозяин оглядел их цепким взглядом, задержал его на самопале за Жоановым плечом и кивнул:

– Есть, конечно. Сейчас пошлю постели постелить, а пока повечерять не желаете?

– Отчего ж нет, – Жоан в свою очередь цепко его оглядел. – А что у вас есть?

– Олья-подрида свеженькая, – при этих словах хозяин скосил глаза в сторону, и Жоан тут же понял, что мальчишка при конюшне насчет протухшей солонины не соврал. – Суп еще с лапками лягушачьими, пальчики оближешь. Каша с гусятиной и болотным луком, и пироги с гусиными потрохами. И пиво. Наше, местное.

Джорхе поинтересовался:

– Местное – это из болотницы, что ли? А неместного нет? Ячменного?

– Неместное сорок сентаво за кружку, – пожал плечами хозяин. – Так чего будете-то? Олью-подриду рекомендую. И суп.

Жоан положил на стойку серебряный реал:

– Спасибо, но мы кашей с пирогами удовольствуемся. И пива две кружки. Ну и за ночлег, само собой.

Трактирщик схватил реал, куснул его, обнажив при этом черные редкие зубы, улыбнулся уже приветливее:

– Сей же час сделаю. На ночь девок не желаете ли? Две песеты за каждую. Можно одну на двоих, это три песеты будет.

Жоана аж передернуло:

– Нет, без девок как-нибудь обойдемся. Устали слишком.

– Ну тогда садитесь, куда желаете, сейчас всё принесут. А там, может, и насчет девочек надумаете.

Паладин и маг прошли к окну и сели за самый чистый столик, какой тут был свободным. Впрочем, народу было немного, и половина столов пустовала.

Джорхе, скинув сумки на лавку рядом с собой, пробормотал:

– Дешево тут всё, и не от хорошей жизни, думаю… насколько я помню, они наши реалы меняют по три песеты. А три песеты тут – немало. И при этом наш болван в этом задрипанном трактире тридцать реалов оставил, не глядя...

– Еще и девок здешних трахал, – скривился Жоан. – Если они, хм, благоухают хоть вполовину так же, как хозяин этого сраного трактира, и тем более если у них такие же зубы, то я просто не представляю, как можно было вообще за такое, сука, «удовольствие» еще и платить…

Тут как раз к столу подошла подавальщица, видимо, работавшая тут за одну из упомянутых «девочек». Была она, как и все местные, невысокая и довольно тощая, с белесой какой-то косой, в засаленном переднике и давно не стираной блузе. Расставляя по столу тарелки с кашей и пирогами, она игриво улыбалась гостям, демонстрируя черные редкие зубы. В общем-то, если бы ее отмыть, чуть откормить, приодеть да зубы магией в порядок привести, была бы она даже очень хороша. Но...

Когда подавальщица ушла за пивом, Жоан брезгливо взял деревянную ложку и придирчиво ее осмотрел:

– Черт ее знает... Нам Робертино как-то лекцию прочитал на предмет заразы всякой, какую в подобных жральнях подцепить можно... Бр-р, жуть. Особенно картинки паразитов, которые он нам тогда показывал…

Маг тоже принялся осматривать ложку:

– Ну, ты же паладин. У тебя медальон на то и сделан, чтоб тебе устойчивость к подобным вещам повысить. И мы, кстати, с собой ложки брали.

Жоан быстро достал из торбы завернутые в холстину ложки и вилки, развернул:

– А насчет девки я прав оказался. Что-то наш братец совсем уж неразборчивым стал. Еще потом, не приведите боги, его от всякой дряни лечить придется.

Вернулась подавальщица с двумя кружками и объемистым кувшином пива, поставила на стол. Джорхе спросил ее:

– Скажи-ка, любезная, а как бы у вас тут помыться?

– Помыться? – удивленно протянула она. – Да как же, сеньоры, помыться-то, ежели дождя неделю как не было! Вот ежели ночью польет, то утречком можно будет и помыться. За песету бочка, за полторы – нагретая.

– Понятно. Спасибо за пиво, – Джорхе щелчком кинул ей на поднос монетку в три сантима. – Больше ничего не нужно.

– А может, сеньоры, желаете полюбиться? – она игриво улыбнулась и захлопала ресницами. Как и все здесь, говорила она на причудливой местной версии сальмийского с примесью фартальских слов, было в общем-то все понятно, но местами довольно смешно. Вот и сейчас Джорхе тихонько фыркнул, рукой прикрывшись.

– Нет, как-нибудь без этого обойдемся, – решительно сказал Жоан. – Но за предложение спасибо.

Разочарованная подавальщица ушла, однако монетку припрятала в пояс так быстро и ловко, что если б паладин специально не смотрел, не заметил бы.

Джорхе стянул браслет и сунул в карман, сказал:

– Вроде на нас никто не пялится? Давай, примени свои умения, сможешь глаза всем отвести хоть на минутку?

– Ты чего задумал? – встревожился паладин. – Зачем браслет снял?

– Затем, что надо немножко поколдовать ради нашего же здоровья. Ну, давай, отводи глаза. Мне полминуты, думаю, хватит.

Жоан вздохнул, оглядел зал, задерживая на мгновение взгляд на каждом. Это было тяжело – хоть ему воздействие на разум давалось хорошо, но тут, в зале, было человек восемь, а если считать бегающую туда-сюда подавальщицу и шныряющего от кухни к стойке хозяина – то десять. Многовато для младшего паладина второго года. Но он все-таки справился. Почуял легкую щекотку от движения магических потоков, когда Джорхе кастовал заклятие на еду и посуду. Потом потоки резко оборвались, и Джорхе сказал:

– Готово. Теперь, по крайней мере, не отравимся и никакую заразу не подхватим.

Жоан выдохнул, повернулся к нему. Брат как раз застегивал браслет и старательно прятал его под рукав.

– Надеюсь, никто ничего не заметил, – сказал он несколько виновато. – Но я и правда не смог бы есть тут просто так. Дома я всегда, если жрать приходится в сомнительных местах, кастую парочку очищающих и защитных заклятий...

Он взял ложку и принялся за кашу. Жоан последовал его примеру. Какое-то время они ели молча, потом Джорхе, отодвинув пустую тарелку, сказал:

– Так-то еда даже ничего, вполне съедобная. Варят, видимо, на дождевой воде, тут же болото кругом. Оттого они все тут и грязные, и одежду редко стирают – хорошую воду берегут. Мерзкое все-таки место эта Планина…

Пиво оказалось так себе, но, видимо, местное из болотницы было еще хуже, раз привозное стоило так дорого.

После еды у Жоана несколько улучшилось настроение, и трактир показался ему не таким уж и поганым. Он даже улыбнулся приветливо подавальщице, пришедшей забирать посуду, отчего та тут же застреляла в него глазками:

– А может, все-таки желаете полюбиться, сеньоры?

– Нет, – спохватился паладин и сделал суровое лицо. – Устали очень с дороги. Что там наша комната, готова?

– Готова, – подавальщица явно обиделась, видимо, рассчитывала на их щедрость за «любовь». – Пожалуйте наверх, вторая дверь налево.

– Благодарю, – Джорхе кинул ей на поднос еще сантим. – Пироги были вкусные.

Комната оказалась довольно тесной. И кроватей в ней не было, просто на полу поверх рогожных циновок лежали тюфяки, набитые сеном и накрытые грубыми простынями из конопляной холстины. Одеяла тут были сделаны из шкур разных зверей, сшитые из кусочков и изрядно полысевшие. Жоан брезгливо их унес в угол комнаты и достал из мешков собственные походные одеяла.

– Как тут еще и любиться можно, вообще не понимаю, – Джорхе снова снял браслет. – Не могу, надо заклятие от клопов, блох и вшей наложить. Хорошо хоть тут мана рассеянная есть, амулеты можно не трогать…

Он принялся плести заклятие. Джорхе по специализации был боевым магом, но у него на удивление неплохо получалась и всякое бытовое колдовство, даже зачарование предметов, которое обычно считается несовместимым с боевой магией. Закончив колдовать, он со вздохом надел браслет и сказал:

– Еще два дня до столицы переться... Тьфу. Микаэло, видать, совсем ума лишился, раз его сюда понесло путешествовать.

Он улегся на тюфяк и накрылся одеялом. Жоан достал из кармана четки, опустился в углу на колени и принялся за вечернюю молитву, как положено по уставу. Молился он долго – помимо обычных пяти молитв, еще на всякий случай прочитал пару псалмов. Тревожно ему что-то было на душе, а и наставники, и дедуля Мануэло всегда говорили: если чувствуешь что-то такое, надо быть настороже. Такие ощущения у паладинов часто не на пустом месте появляются. Так что Жоан, укладываясь после молитвы спать, положил рядом с собой самопал и тесак. Самопал был не заряжен, но паладин умел при необходимости его быстро зарядить и выстрелить.

Однако ночь прошла спокойно, на сон путешественников никто не покушался, но Жоанова тревожность никуда не делась. Утро же началось с душного и вонючего тумана, поднявшегося над болотом с восходом солнца. Видимо, здесь это было обычным делом, по крайней мере местные, с раннего утра уже торчавшие в трактире, не проявляли никакого беспокойства.

Жоан и Джорхе спустились вниз, уже собранные в дорогу – не хотелось задерживаться здесь дольше необходимого.

Хозяин встретил их довольно неприветливым взглядом. Наверное, рассчитывал с них получить прибыль за «девочек», а не получилось.

Подойдя к стойке, Джорхе спросил:

– Что позавтракать есть?

– То же, чем вчера ужинали, – буркнул хозяин.

Паладин на него внимательно посмотрел, перехватил его взгляд. Хозяин смотрел мимо них в угол, и Жоан тоже туда глянул, как бы мельком. Там сидела компания из шести довольно крепких мужиков, вооруженных кто чем. У всех были ножи и дубинки, у парочки – тесаки.

– Ну тогда давай по миске каши с гусятиной и по кружке пива. Того, которое за сорок сентаво кружка.

– Тогда с вас еще песета, – трактирщик пожал плечами. – Предыдущая плата уж кончилась.

Жоан положил на стойку тридцать сантимов:

– Держи.

Трактирщик смахнул монету в ящик и крикнул в сторону кухни:

– Рита, сальмийцам каши и пива как вчера!

Братья сели за стол недалеко от входа.

– Вот зараза. Эта компания в углу так и пялится на нас, – проворчал Джорхе. – Теперь не поколдуешь.

– Не нравятся мне они, – Жоан потрогал рукоятку своего тесака. – Как бы чего не вышло. Может, это местные разбойники. Говорят, в Планине этой швали полным-полно.

Маг обеспокоенно глянул на подозрительных мужиков:

– О, черт. Их шестеро. Справимся ли без магии?

– А деваться некуда. Ты, главное, без совсем уж крайней надобности не кастуй ничего, а то только хуже будет.

Джорхе угрюмо кивнул. Тут как раз подошла подавальщица, поставила перед ними по миске каши и по кружке пива:

– Чего еще?

– Нет, спасибо, – Жоан ей улыбнулся и ловко забросил в карман передника монетку в двадцать пять сантимов. – За несостоявшуюся, хм, любовь.

Девушка тут же подобрела. Делая вид, будто протирает передником перед ними стол, тихо сказала:

– Вы бы, сеньоры, побыстрее кушали да ехали, а то Пепито со своими амбалами уже спрашивал о вас... кто такие да богаты ли.

– Понятно, – помрачнел Жоан. – Благодарю.

Девушка ушла. Жоан повернулся и глянул на компанию упомянутого Пепито. Мужики, до того пялившиеся на них, тут же отвернулись. Паладин вздохнул:

– Придется жрать как есть, а, Джорхе? Рискнем?

– А куда деваться… Если так пялятся, то заметят не только как я кастую, но и поймут, что ты им глаза отводишь, – вздохнул маг и достал свою ложку. – Надеюсь, обойдется. Не хотелось бы полпути по придорожным кустам провести.

Они быстро поели, запили кашу пивом и вышли. Компания Пепито тут же зашевелилась, вылезая из-за стола. Быстро встать им помешала подавальщица, проходившая мимо и споткнувшаяся. Дрянное местное пиво, которое она несла, выплеснулось на пол и на мужиков, девушка шлепнулась на задницу, попыталась встать, хватаясь за одного из них, но только содрала с него штаны. Это вызвало взрыв смеха в трактире, и Жоан с Джорхе как раз успели выйти и дойти до лошадиного навеса, где быстренько начали седлать своих коней под гогот взлетающих с болота диких гусей и кряканье уток. Так что, когда Пепито сотоварищи вышел из трактира, они уже выводили на большую гать под уздцы лошадей.

– А ну стой, сальмийские морды! – рявкнул один из мужиков, самый прилично одетый и с тесаком. Видимо, это и был Пепито. – Кому говорю, стой!

Жоан и Джорхе медленно развернулись. Джорхе положил руку на рукоять тесака, а Жоан демонстративно погладил бандольер с патронами.

– Что случилось, любезные? – холодно осведомился Джорхе.

Пепито сделал шаг вперед, за ним шагнули остальные пятеро. Джорхе сжал левый кулак, тут же разжал – вспомнил, что кастовать нельзя, да и браслет ощутимо потяжелел, как только он попытался потянуть ману.

– Две недели тому тут один такой был, такой же хрен сальмийский, – Пепито смерил братьев нехорошим взглядом, но Жоан сохранял невозмутимость и встретил этот взгляд совершенно спокойно, что несколько охладило пыл местного задиры. – Такой же белобрысый. Родственничек ваш, а?

Джорхе изобразил живой интерес:

– Погодите!!! А он часом не с пузцом был? И с бороденкой такой жалкой?

Местные переглянулись:

– Э-э, ну да. Так он что, таки ваш?

Джорхе воздел руки к небу:

– О боги!!! И что он тут уже натворить успел?

– Сеструху мою трахнул, вот что! – вякнул самый плюгавый из этой компании. – И девства ее лишил, а ведь это я должен был первым быть!!!

У Жоана отпала челюсть, он еле совладал с собой. Пепито усмехнулся:

– Во, слыхали? Так что, если это ваш, то платите виру. По нашим обычаям так полагается – если кто чужой девку порядочную девства лишил, тот выкупное за кровавую сорочку платит. А не он, так его родня. Так что платите двадцать песет и ни сентаво меньше!

Джорхе опять сжал левый кулак и поморщился.

Жоан повел плечом, сбросил самопал в руку, вынул патрон из бандольера, открыл полку, вставил патрон, взвел курок, вскинул самопал к плечу. Пепито мгновенно сделался белее мела, его приятели метнулись к обочинам дамбы и попрыгали в болото. А паладин глянул вверх, поднял дуло самопала еще выше, и выстрелил. Пепито шлепнулся на задницу, а на песок дамбы между ним и братьями Дельгадо упал дикий гусь без головы. Паладин открыл полку самопала, скинул гильзу, закрыл полку и закинул самопал за плечо. Джорхе поднял гуся за лапы:

– Вот и обед. Все лучше, чем в засранных, простите боги, жральнях вроде этой питаться… Так что вы там, любезные, насчет каких-то песет и девок говорили?

– Это… – Пепито поднялся на ноги, но весь его пыл куда-то делся. – Ну… полагается же по обычаю. А этот – он обычай нарушил, а платить не пожелал. Ну, как – не пожелал… Тридцать реалов кинул в трактире, да только жопа трактирщик да старый хрен Лауренсе все зажилили.

– Ну а к нам какие претензии? – Жоан достал из кармана веревочку и передал Джорхе, тот принялся привязывать гуся за лапы к седлу. – С трактирщика и требуйте вашу долю. Тридцать реалов – немалые деньги. И это, между прочим, наши деньги. Вы что думаете, мы сюда, в эту вашу Планину, просто ради удовольствия приехали? Как же. Да видят боги, ноги бы моей тут никогда по доброй воле не было!!! Мы этого придурка ловим, потому как он прихватил наши денежки и с ними сбежал. А теперь сорит ими направо и налево! Хоть куда он отсюда дальше поехал, вы знаете?

– Да откуда, сеньор, – промямлил вылезший из болота братец жертвы любовного пыла Микаэло. – Знали б, сами б за ним погнались... Мы-то уж потом узнали. Этот гад Майре только два реала дал, за девство-то как-то мало!!!

– Понятно. Ну, я надеюсь, мы разобрались? – Жоан обвел всех тяжелым взглядом. – Претензий нет? Ну и славно. Бывайте, любезные. И девок своих трахайте сами, да получше, чтоб их на чужаков не тянуло.

Он легко запрыгнул в седло. Джорхе, закрепив Жоанову добычу на задней луке седла, тоже забрался на коня, и они выехали на тракт.

И только отъехав примерно полмили от Палуда-Верде, Джорхе дал себе волю и разразился крепкой цветистой сальмийской руганью. Жоан от него не отставал, и братья четверть часа изливали душу. Потом, устав, молча ехали еще три мили. И только выехав наконец из болот в более-менее сухую местность, Жоан сказал:

– Если эта скотина в каждом здешнем зажопье вытворяла подобное, то, боюсь, нам лучше с ночлегом в местные трактиры не соваться, пока не приедем в столицу.

– Это точно, – вздохнул Джорхе. – Будем ночевать в палатке и кормить комаров… – он опять завелся. – Ну, итить-колотить, это же надо – из всех, мать-перемать, мест, куда можно поехать путешествовать, этот долбанный кретин выбрал именно Планину!!! Ну ежкин же ж кот, ну что ему стоило поехать, к примеру, в ту же Орсинью или там Салабрию!!! Родные, привычные, цивилизованные ебеня!!! Нет, его черти понесли в эту затраханную дыру!!! А нам теперь его отсюда вытаскивать!!!

– Успокойся, – сказал Жоан. – Что уж теперь-то. Давай лучше на карту глянем, что там по дороге впереди.

Он достал карту и развернул ее прямо на ходу:

– Болот, хвала богам, вроде нет. Ну по крайней мере таких, чтоб их на карту нанесли. Дальше тут село, ты не поверишь, Куло-Вьехо. Самокритично, как по мне.

– Ночевать мы там точно не будем, – решительно сказал Джорхе. – А что в окрестностях этой… Старой Жопы?

– А черт разберет. Тут отмечены какие-то развалины, вроде как древние. Написано «местная достопримечательность».

Джорхе фыркнул:

– Как будто кто-то сюда достопримечательности ездит осматривать. Вот в развалинах и заночуем. Всё лучше, чем в трактире в Старой Жопе. Нет, ну это ж надо – такое название! И небось еще гордятся, наверное…

Паладин свернул карту, спрятал в карман и протянул задумчиво:

– Развалины… Стремно как-то. В старых развалинах всякое может быть. А может, конечно, и не быть. На месте надо глянуть. Может, лучше будет все-таки в трактире заночевать? Дедуля, помнишь, про развалины старые всякое рассказывал…

– Помню, ну и что. Это же не значит, что прямо-таки в каждых развалинах дрянь заводится, – возразил Джорхе. – Дедуля-то специально, по рабочей надобности по таким развалинам ездил, вот у него и опыт такой… специфический.

Дальше они ехали молча до самого полудня, когда голод и усталость заставили их сойти с тракта и углубиться в здешний чахлый лесок в поисках подходящей для привала полянки.

Такая полянка нашлась, и не очень далеко от дороги. Первым делом Джорхе снял браслет:

– О-ох, почти как оргазм, честное слово!!! Так… что у нас тут с маной… о. Слушай, а местечко-то пристойное. Жилка есть, тонюсенькая, но все-таки для здешних мест лучше, чем ничего. Так, ты последи, чтоб никого не принесло ненароком, а я сейчас быстро парочку заклятий наложу...

Жоан послушно принялся бродить вокруг, посматривая по сторонам и собирая хворост. Никого не было, хотя от тракта они не так и далеко ушли, а сама полянка, судя по основательному кострищу, часто использовалась для привалов. Собрав приличную охапку хвороста, Жоан принялся разжигать костер с помощью огнекамешка, хотя Джорхе и порывался кастануть огонь.

– Слушай, ну в самом деле, надел бы ты браслет обратно. Мало ли, – сказал паладин.

Брат вздохнул тяжко, надел браслет и принялся ощипывать и потрошить гуся. Пока он этим занимался, Жоан сходил с котелком за водой к обнаруженному неподалеку источнику. Источник был ухожен, выложен камнями и прикрыт крышей из коры и веток. Возле него под кривым деревом стоял маленький алтарь с процарапанным на нем акантом, и паладин, пошарив по карманам, достал два орешка, которые не успел сгрызть по дороге. Положил на алтарь, прошептал короткую молитву и набрал воды. Уходя, оглянулся и улыбнулся, увидев, как две белочки убегают по веткам с орехами в зубах.

Через час братья плотно пообедали густой наваристой похлебкой: в котелок к гусю пошла горсть пшенной крупы, горсть сушеной морковки с луком, две щепоти соли, щепоть перца и листик лавра. Вышло неплохо. Обсасывая гусиные кости, Джорхе сказал:

– А хорошо получилось. По крайней мере этой едой мы не отравимся и поноса от нее не будет… Хе, кстати, и самопал пригодился. Круто ты их напугал, я сам поначалу решил, будто ты их пристрелить хочешь.

На это Жоан плечами пожал:

– Честно говоря, очень хотелось. А потом гусей увидел…

Джорхе бросил кости в тлеющие угли:

– Метко стреляешь. Да еще так навскидку. Молодец… Ну всё, теперь часик подремлем и в путь. Еще две ночевки – и мы наконец доедем до этой Сьюдад-Планина. Хоть бы успеть…

– Ты боишься, что его казнят? – обеспокоенно спросил Жоан, выскребая из котелка остатки похлебки.

– Я боюсь, что князь таки надумает официально потребовать его обменять на своих беглых магов. Тогда нам будет намного сложнее его вытащить, – проворчал Джорхе, устраиваясь на подстилке. – Охранять его будут куда покрепче, а сама тягомотина с обменом и переговорами может очень надолго затянуться... Да и не хотелось бы до этого доводить – все-таки позор на всю Фарталью… Ну и вообще-то, если с обменом не получится, то могут и казнить. В этой Планине смертную казнь могут присудить даже за какую-нибудь мелочь, за которую у нас ну самое большее десяток плетей отвесят... Так что нам надо поторопиться.

Жоан опять сходил к источнику, помыл котелок, вернулся обратно и тоже залег подремать.

Через час они собрали подстилки, загасили костер и снова выехали на тракт. До ночи хотелось добраться до пристойного места, где бы можно было устроить привал. Сама мысль ночевать в поле Жоану очень не нравилась, он бы даже в Куло-Вьехо предпочел бы заночевать, но Джорхе был непреклонен.

Развалины располагались мили за две до Куло-Вьехо, и их было с дороги хорошо видно. Это был когда-то замок какого-то местного феодала, похоже, разрушенный в ходе междоусобиц. Он стоял на взгорке, над дорогой, и склон этого взгорка был усеян крупными камнями, свалившимися с разрушенных стен. Братья поднялись к развалинам и прошли через сохранившуюся арку ворот в то, что когда-то было внутренним двором замка. Стены сильно разрушились, от донжона остались только фундамент и первый этаж, каменный. Судя по следам копоти, два остальных этажа были деревянными и сгорели. Другие постройки тоже почти не сохранились, так что укрыться в этих развалинах от сильной непогоды было нельзя, но провести одну ночь вполне можно.

– Ну, что скажешь, паладин? – поинтересовался Джорхе, оглядываясь. Пусто здесь было и тихо.

– А хрен пойми, – пожал плечами Жоан. – Пока что я ничего такого не чувствую. Но это ничего не значит. Очень много чего можно почуять только ночью, да и то не в каждую ночь, а, скажем, только в полнолуние или наоборот, в новолуние. Но мне это место всё равно не нравится. Знаешь… выглядит оно так, будто его не так и давно разрушили. Может даже во времена этой их гражданской войны последней. И раз так, то тут вполне могли жить какие-нибудь маги крови или некроманты. Сам же знаешь, что здесь в старые времена чуть ли не вся аристократия таким занималась... Вот и здесь тоже. Учитывая, что замок основательно так порушили…

– Да ну, неужто ты бы не почуял следов магии крови? – удивился Джорхе. – Не может быть.

– А я и чую, – паладин провел рукой в воздухе линию, соединяющую ворота и фундамент донжона. – Здесь уложены первые камни при постройке, на кровавой жертве. Но это было очень давно. Наверное, даже тысячу лет назад. Это как раз для таких старых построек обычное дело. Даже наш Кастель Дельгадо стоит на крови – бык и конь, все как полагалось в те времена. Насчет того, кого тут в жертву принесли, сказать не могу, кроме того, что очень давно... А так больше никаких кровавых следов не чую. А чую… хер его знает что. Но что-то плохое, Джорхе. При том – ничего определенного. В общем, не знаю. Может, все-таки доедем до этой Старой Жопы да и заночуем там?

Маг стянул браслет и сунул его в карман:

– Ну уж нет. Я твердо намерен поспать хоть одну ночь без этих кандалов. Ты не представляешь, какая дрянь от этого снится… Да и постоянно без маны ходить тоже очень тошно, такое чувство, будто не жрал неделю. Так что ночуем здесь. А ты давай лучше хворост ищи да костер разжигай, а я пока защитный круг сделаю и сторожилку заряжу. Тут, кстати, довольно много маны имеется, не жила, а туман, но мне вполне подходит. Да и тебе, думаю, тоже.

Паладин вошел в легкий транс и попробовал потянуть ману. Она тут и правда клубилась подобно туману, при этом не имела четких источников. И это ему не нравилось.

Выйдя из транса, Жоан сбросил ману вдоль остатков стены, сметя с нее паутину, и сказал:

– Туман маны обычно бывает в местах, где в старые времена много и часто колдовали. А то ты сам не знаешь.

– Знаю. Но следов магии крови ты тут все-таки не нашел?

– Нет. Слушай, ну последний раз прошу, а? Может, все-таки в селе переночуем?

– И не проси, – маг принялся ставить защитный круг и сторожилку. – Иди давай за хворостом, тут на склоне кусты растут, наверняка можно веток набрать.

Жоан плюнул, махнул рукой и вышел за стену, спустился ниже и принялся шарить в зарослях вереска и дрока, собирая сухие ветки. Так он обошел часть склона взгорка и вышел на противоположный тому, по которому они поднялись. И увидел то, чего не было на карте и нельзя было увидеть с дороги. Крепко выругался, но делать было нечего: уже почти стемнело, а до села далековато. Так что он набрал еще хвороста и поспешил обратно.

Джорхе не стал заморачиваться с палаткой, просто магией вымел мусор и паутину из остатков донжона, лошадей завел туда же, ближе к стене, разложил подстилки с другой стороны, где от крыши первого этажа остались пара балок и несколько досок настила. Жоан бросил охапку хвороста у пролома в стене донжона и сказал:

– Ну я ж говорил – нечисто тут. Знаешь, что с той стороны холма? Кладбище! Языческое. Со склепами. И явно неочищенное, я, по крайней мере, ни одного обережного знака не углядел, не то что часовни.

Маг быстренько разложил костер и поджег:

– Ну и что. Оно же далековато отсюда.

– Но оно там есть. Старое. А старые кладбища в местах, где не так давно вовсю баловались некромантией – это рассадники всякой дряни! Так я и знал, что местечко тут паршивое!!! – Паладин воздел руки к небу. – Боги, храните нас этой ночью!!!

– Да ну тебя, Жоан, – Джорхе достал из сумки галеты, вяленое мясо, сушеный сыр и две фляги, в которых еще оставалось домашнее пиво, и бурдюк с водой. – Ну что нам сделается? Круг защитный я поставил. Ну даже если тут какие привидения явятся, что они нам сделают-то? Они же привидения.

– Привидения-то нам ничего не сделают, – паладин плюхнулся на свою подстилку, смочил полотенце водой и принялся вытирать руки. – Но вот зомби, вампиры, упыри и прочие материальные некротики – вполне могут. И на твой защитный круг высшие некротики плевать хотели. Эх, был бы у меня меч, я б им свой круг поставил, тогда можно было б спать спокойно. А так – не уверен... Сомневаюсь, что с простым клинком у меня получится хороший, правильный круг, молодой я еще и неопытный для этого. Дедуля, конечно, смог бы даже карманным ножом нарисовать, а я…

Маг тоже взялся вытирать руки:

– Ну, что ты прямо уж так мрачно. Может, обойдется еще. Все-таки и не полнолуние, и не новолуние, вторая четверть только. Давай лучше поужинаем.

Повздыхав, Жоан принялся за еду. Настроение у него сделалось хуже некуда, и даже вкусное вяленое мясо его не улучшило. Так что он, дожевав последний кусок, все-таки взялся за тесак и, читая молитву, очертил защитный круг внутри круга Джорхе. Не был уверен, что получилось как надо, но все-таки силу в этот круг он вложить сумел. Закончив, он улегся на свою подстилку, но заснуть не мог.

А между тем совсем стемнело, и его беспокойство стало только возрастать. Брат уже давно заснул, а Жоан никак не мог даже задремать. Измученный этим беспокойством, он вошел в транс и прислушался к движению сил. Что-то сгущалось, что-то плохое. А потом он это увидел воочию.

– Джорхе... ты, кажется, говорил, что не хочешь спать в трактире? Я тебя поздравляю – ты этой ночью не будешь спать вообще, – сказал Жоан, растолкав брата.

Тот сел, потер глаза:

– Что такое?.. О, сука!!!

Теперь и он увидел то, что паладин почуял еще четверть часа тому назад.

В пролом стены с той стороны, где было кладбище, входили фигуры в темных длинных плащах с капюшонами. Они двигались медленно, словно принюхиваясь, и туман маны сгущался вокруг них и словно впитывался в них, отчего они становились четче, материальнее. И двигались с каждой минутой увереннее. Когда во двор сквозь пролом вошла девятая фигура, те, что были первыми, уже стали намного отчетливее. Было видно, что это высокие, худые существа в длинных мантиях с широкими рукавами, с горящими синим мертвенным огнем глазами под капюшонами. В костлявой руке самого первого из тумана маны оформился призрачный посох.

Джорхе прошептал:

– Да провалиться мне на месте, если это не личи.

– Высшие личи, – поправил его Жоан. – Это еще хуже. Что делать-то будем?

Маг сжал и разжал кулаки, глубоко вдохнул:

– А что делать… Что умеем, то и будем. Хвала богам, на некротиков боевая магия действует. Не вся, но мне есть чем их угостить.

– Они всю ману на себя утянули, – Жоан сунул руку в карман, нащупывая четки.

Джорхе наклонился, вынул из своей сумки связку амулетов и набросил себе на шею:

– Не всю, запас под завязку я успел набрать. Ну и амулеты. Значит, так… сами на рожон не лезем, может, они нас и не заметят. А если заметят… Я так понимаю, защитные заклятия на тебя в бою кастовать бесполезно?

Паладин кивнул, все еще роясь в кармане в поисках четок:

– Ты лучше на себя их кастуй. Ты вообще лучше меня знаешь, что и как… Черт, ну где же они… Вот гадство, кажется, я потерял четки!

– Молодец, Жоан, – с черной иронией отозвался маг. – Ты бы еще голову потерял.

Тем временем личи остановились, оглядывая двор разрушенного замка. Тот, что был с посохом, поднял руку. Из широкого, обтрепанного рукава мантии показалась тонкая костлявая кисть. Лич повел ею и вдруг резко указал в сторону пролома в стене донжона. Прошипел на местном наречии:

– Шшшивые! Ссдессссь! Кто посссмел?

Другие личи переглянулись, подошли ближе к главному. Кто-то из них прошипел:

– Сссаберем их шшисссни!!! Ссславно поушшшинаем!!!

Джорхе повел правой в сложном жесте, ставя на себя сразу три защитных заклятия:

– Жоан, ты, пожалуй, зайди мне за спину, колена преклони и молись покрепче. Без четок и меча, боюсь, ты немного сможешь.

Паладин хотел было огрызнуться, но наткнулся на взгляд брата и проглотил свои возражения. Глаза Джорхе мерцали красным огнем, на кончиках волос потрескивали искорки – он вошел в боевой транс и сейчас выстраивал одновременно пару десятков разных кастов. Боевые маги тем и отличаются от других своих собратьев по ремеслу, что способны управляться одновременно с множеством разных заклятий, да еще и строить их очень быстро, и даже менять на ходу. Так-то боевые заклятия может изучить почти любой маг, но только боевой может с легкостью ими пользоваться.

Жоан сделал, как ему было велено, но на колени становиться не стал – потом вскакивать, если что, дольше. А молиться можно и стоя.

Личи атаковали все девятеро сразу. Жоан в некромантии не очень хорошо разбирался, почуял только движение сил и невероятную мощь заклятия, в которое они сложились. Вся эта гадость навалилась на Джорхе, но защитные заклятия сработали, он лишь покачнулся чуток. Сам Жоан только холод почувствовал – сработала и его собственная мистическая защита, и частично защита Джорхе. А брат поднял руки и ударил в ответ сразу девятью огненными шарами.

Огонь, серебро и солнечный свет – этого все некротики боятся больше всего. И к этому они очень уязвимы. Как и к светлой силе пяти богов.

От огня не все личи сумели отклониться – двое загорелись и, завывая, повалились на каменные плиты и стали кататься, пытаясь погасить пламя. Но остальные сбили атаку и главный, наклонив посох, ударил бледно-зеленой молнией в мага. Джорхе выставил щит, но удар был таким сильным, что он не устоял на ногах и упал, оглушенный. Личи зашипели от восторга и ринулись вперед, но замешкались, наткнувшись на Жоанов круг. Главный лич опустил посох, прижал его к линии круга, и там разгорелось зеленое сияние. Круг был слишком слаб, чтоб удержать такого могучего высшего лича, и начал поддаваться.

И тут Жоан, сбивчиво молившийся, вдруг в кармане нащупал шерстяной шнур с колокольчиком, тем самым, что так недавно снял с яблони в священной роще. Он выдернул его из кармана и двумя широкими, быстрыми шагами вышел вперед, закрывая собой Джорхе, который как раз сел, тряся головой.

Брат вскрикнул:

– С ума сошел!!! Куда!!!

Но Жоан поднял левую руку, раскрыл ладонь, призывая щит веры, а правой махнул, разворачивая шнур с колокольчиком. Надтреснутый глиняный колокольчик глухо звякнул.

И это глухое звяканье вдруг прозвучало так, словно это был большой колокол. Личи остановились. Паладин снова качнул шнуром, колокольчик звякнул, и он почувствовал, как возрастает его мистическая сила. Он, размахивая шнуром с колокольчиком, начал читать третий псалом, начинавшийся словами «Да рассеется тьма и сгинут порождения ее».

Личи опомнились и попытались на него навалиться, но каждый раз, как звякал колокольчик, их отталкивало назад, а магические атаки отклонялись сияющим белым светом щита веры.

За спиной Жоана поднялся Джорхе, резко вскинул руки вверх, громко бабахнуло, над двором полыхнуло алым, и на личей сверху обрушились потоки пламени. Трое личей вспыхнули, как сосновые щепки, и на сей раз погасить огонь не смогли, сгорели дотла. Оставшиеся шестеро атаковали с удвоенной силой, теперь не напрямую, а направили удар на стену, чтобы обрушить ее на людей. Джорхе это заметил и успел отбить падающие камни встречным силовым ударом. Камни взметнулись вверх футов на сорок и с грохотом рухнули на склон холма. А маг тут же повторил фокус с потоками пламени, и спалил еще двоих личей.

Тем временем Жоан, уже в полный голос выкрикивающий псалом, подошел к личам еще ближе, и на последнем стихе псалма вдруг толкнул вперед свой щит из белого сияния. Тут же звякнул колокольчик, щит увеличился, ударил по главному личу, снес его к стене и вдавил в нее. Раздался мерзкий хруст, затем – истошный вопль, пыхнуло облачко серо-зеленой светящейся пыли, и вопль затих. На паладина напал один из уцелевших трех личей, но Жоан даже не глядя махнул шнуром с колокольчиком, попал ему в костяной лоб, и лич рассыпался пеплом, издав на прощанье пронзительный взвизг, второй лич тут же получил двойной удар – огненной стрелой от мага и опять же колокольчиком от паладина. И тоже рассыпался в пыль, огласив развалины таким же гадким визгом.

Последнему личу Джорхе отвесил свой излюбленный каст – «Фейскую цирюльню», усиленную втрое. Облако разъяренных разноцветных мелких феечек с бритвами мгновенно разделало лича на мелкие кусочки, он и кастануть ничего не успел.

А потом Жоан призвал одновременно круг света и очищение – причем такой силы, какой еще никогда у него не получалось. Белое пламя окатило весь двор, окончательно испепелив останки порубленного феечками лича, и скатилось вниз по склонам холма, затухая.

Паладин плюхнулся на колени и тут же завалился набок, глаза его закатились, а тело обмякло. Джорхе едва успел подхватить его, не дав стукнуться головой о каменные плиты, встряхнул:

– Жоан? Жоан!!! О боги, нет!!!

Он призвал шарик света и принялся торопливо осматривать и ощупывать брата. Ран не было, следов от магического поражения тоже, но Жоан был бледен, без сознания и едва дышал. Маг встряхнул его, похлопал по щекам – без толку. Потом, сообразив, полез за воротник и нащупал медальон, выдохнул с облегчением: медальон был теплым, а значит, жизни паладина ничего не грозит, просто переутомился по неопытности. Если бы Жоан был тяжело ранен или поражен магией, то медальон был бы либо очень горячим, либо ледяным, это Джорхе знал. Так что он оттащил брата в донжон и уложил на подстилку. Потом подошел к лошадям. Те стояли себе, погруженные в дремоту, как ни в чем не бывало. Заклятие, которое маг наложил на них перед боем, еще работало, и он не стал его развеивать – пусть уже спят до утра, хоть отдохнут хорошо. Маг вернулся к почти погасшему костру, подкинул на угли хвороста, придвинул Жоана поближе и накрыл одеялом. Когда разворачивал одеяло, из него выпали четки.

– Ну ты и раздолбай, братец… – покачал головой Джорхе и положил четки Жоану под руку, в которой тот до сих пор крепко сжимал шнур от колокольчика. Сам колокольчик битву с личами не пережил – разбился, остался только глиняный шарик-язычок.

Спать больше не хотелось, и Джорхе просидел всю ночь у костра.

На рассвете Жоан очнулся, заворочался под одеялом, резко сел:

– О боги, как у меня всё болит…

Поднес к глазам шнур от колокольчика, покачал головой:

– Надо же… А ведь я его хотел в комнате у иконы повесить, да забыл… О, четки нашлись.

– Ты их в одеяло завернул, когда мы в трактире ночевали, – сказал Джорхе. Он сидел у костра, укрытый плащом, и вяло ворошил тлеющие угли палочкой. На руке у него блестел браслет. – Должен тебе сказать, что ты задал жару. Дедуля будет доволен, когда узнает.

Жоан спрятал четки в карман, туда же уложил аккуратно свернутый шнурок от колокольчика:

– Дедуля первым делом мне выговор сделает за то, что четки продолбал. И нам обоим за то, что в развалинах ночевать остались.

Маг вздохнул:

– Ну, это мне скорее выслушивать придется. Ладно, как бы там ни было, а ты молодец.

Паладин потянулся, морщась:

– Ты тоже. Круто ты кастовал. Я ведь в первый раз тебя в настоящем деле видел... Подумать только, мы вдвоем уделали девять высших личей… Слушай, если боги смилуются и мы домой вернемся, ты, может, со мной вместе к Кавалли пойдешь? А то он мне не поверит.

– А ты дедулю попроси ему письмо написать. Ему он поверит, – Джорхе протянул Жоану флягу с пивом, и паладин жадно к ней приник.

Напившись, он встал, снова потянулся:

– Пойду нужду справлю, и, наверное, будем собираться. Не хочу в этих развалинах оставаться даже на завтрак.

Он скрылся за проломом в стене. Джорхе загасил костер и принялся сворачивать одеяла и подстилки. Ему тоже не хотелось оставаться тут дольше необходимого, так что когда Жоан вернулся, сумки были уже упакованы, а лошади разбужены, и братья вышли через ворота на тропу, ведущую к дороге.

– Знаешь, если бы я был паладином на выезде, я должен был бы еще и на кладбище это наведаться, – сказал Жоан. – Но мне так не хочется...

– И не надо. В конце концов, мы личей уделали, и ладно. Не думаю, что там на кладбище еще что-то беспокойное осталось, – Джорхе махнул рукой. – Кстати, как думаешь, что личи-то в этих развалинах вообще делали?

Паладин пожал плечами:

– Да что угодно на самом деле. Начиная с того, что это их родовое гнездо, и заканчивая тем, что тут просто удобное место для всяких сходок здешней нечисти. Даже в Фарталье время от времени такие места появляются, а тут-то… Паладинов тут ведь нет и инквизиции тоже, некому порядок наводить.

–Ну, что-то вроде инквизиции у них все-таки есть. Слуги Церкви, что ли, они называются. Хотя, конечно, нашим в подметки не годятся. Вот что. Скоро мы до села доедем. Надо хоть питья какого прикупить, что ли. И пожрать. И наверняка местные нас начнут расспрашивать о том, что тут ночью творилось. Чего врать-то им будем?

– Не знаю, – паладин призадумался. – Не хочется мне что-то вообще упоминать, что мы в развалинах ночевали. Можно, конечно, правду сказать…

От этих слов Джорхе аж вскинулся, повернулся к брату:

– Ты что, сдурел?!

Жоан усмехнулся:

– Нет. Сказать, мол, заночевали в развалинах, на нас нежить набежала, и мы всю ночь молились и жгли. Ну ведь правда же – молились и жгли, а?

Маг рассмеялся:

– Ну тебя. Нет, давай всерьез подумаем. Скажем, что мы, например, заночевали в поле, у дороги, и видели, что в развалинах на холме что-то полыхало, а что – знать не знаем и проверять, естественно, не собирались.

– А я предлагаю вообще не упоминать, пока нас сами не спросят, – серьезно сказал Жоан. – До столицы еще далеко, больше дня пути, и я б не хотел нигде особо задерживаться... тем более в селе Куло-Вьехо.

Село встретило их толпой народа на маленькой площади перед церковью. Селяне, у многих из которых в руках были вилы, косы и колья, что-то бурно обсуждали, пока не завидели приезжих. Тогда все как один повернулись к ним и замолчали.

Джорхе и Жоан почувствовали себя неуютно, но паладин первым опомнился, напустил на себя невозмутимый вид и сказал:

– Доброе утро, почтенные. Скажите, а у вас тут можно воды набрать да пива купить и овса для лошадей? Ну и позавтракать.

Один из крестьян, видимо, здешний староста, вышел к ним из толпы и с подозрением спросил:

– Кто такие… сеньоры? – он увидел Жоанов самопал и тесаки на их поясах, и решил, что стоит быть повежливее.

– Мы кабальерос из Сальмы, едем в Сьюдад-Планину по семейным делам, – сказал правду Джорхе. – Так что насчет воды, овса и пива? И завтрака?

Крестьяне зашушукались, потом староста, с подозрением оглядывая братьев, стал расспрашивать на вполне понятной смеси плохого фартальского и местного варианта сальмийского:

– Сальмийцы, стало быть… По семейным делам? А по каким таким семейным делам?

– А родственничка нашего беглого ищем, – скривился Жоан. – Эта скотина выгребла все семейные деньги подчистую да и слиняла с ними. Вот мы засранца и пытаемся поймать. Аж сюда добрались. Вы такого тут не видели? Белобрысый, высокий, с пузиком и жалкой бороденкой, до девок охоч безмерно.

Жоан даже паладинское умение воздействовать на разум не применял – сил после ночного боя не было, но рассудил, что если говорить правду… ну, хотя бы часть правды – то это будет звучать убедительно и без воздействия на разум. По всей видимости, рассудил он правильно, потому как староста заметно подобрел:

– Был тут такой, в столицу поехал, там его ищите. Деньгами, правда, сорил знатно, так что, небось, плакали ваши семейные денежки...

Джорхе махнул рукой в жесте досады:

– Вот сволочь! Уж мы ему кости пересчитаем, за каждый реал ответит.

– А что это, почтенные, вы с утра с дрекольем тут толпитесь? – поинтересовался Жоан, видя, что отношение старосты и большинства мужиков к ним из настороженного сделалось сочувствующим.

Староста покашлял и сказал:

– Хм, а вы ведь небось по княжескому тракту ехали, а? Не из столицы же. Где ночевали-то?

– Да в поле и ночевали. Мили за четыре отсюда, у дороги. Ночь нас в пути застала, думали дотемна успеть сюда, да не успели, – Жоан внимательно на него смотрел, все-таки прибегнув к паладинским умениям, чтобы сделаться немножко убедительнее, да и старосту на откровенность вызвать. – Вот и заночевали в поле. Жуткие же у вас тут места, я вам скажу… мы огонь всю ночь жгли и молились, так страшно было.

– Стало быть, за четыре мили… На опушке, выходит?

Джорхе быстро припомнил, что по дороге за четыре мили до этого села, и сказал:

– Да нет, от опушки мы уж отъехали, и далеко. Ночевали возле колодца придорожного.

Колодец они действительно проехали, и даже набрали там воды. Сами пить не рискнули, не понравился Джорхе запах этой воды, но лошадей напоили. При желании возле колодца можно было бы и заночевать, конечно. Тем более что там даже кострище было обустроено, видимо, путники часто там останавливались.

– Хм, а оттоль ведь замковый взгорок видно, – сказал один из крестьян, отиравшихся возле старосты. – Видно же? Стал быть, и что там ночью творилось, вы тоже видать должны были.

– А вы думаете, чего мы с перепугу молились всю ночь? – тяжко вздохнул Жоан. – Как увидели среди ночи это полыхание, как услышали грохот и визги, так перепугались, что больше и спать не могли. И лошади сбежали, мы их потом на рассвете целый час ловили по кочкам да кустам. Что это у вас там на холме такое жуткое?

Крестьяне переглянулись, и староста сказал:

– А пойдемте в трактир, сеньоры. Эй, Педро, присмотри за лошадками сеньоров.

Жоан кинул подбежавшему к лошадям мальчишке медный сантим:

– Хорошо присмотришь – еще пять дам.

Пацан улыбнулся широко:

– В лучшем виде, сеньоры!

И повел лошадей к поилке у трактира, привязал к коновязи, взял ведро и стал набирать из колодца воду. А братья со старостой и двумя крестьянами довольно богатого вида вошли в трактир.

Внутри трактир был попригляднее, чем в Палуда-Верде. Да и само село, несмотря на название, насколько успели заметить Жоан и Джорхе, было вполне приличным.

Все уселись за длинный стол, и трактирщик (который тоже был на площади и вошел в трактир следом за ними), пройдя за стойку, тут же принялся наливать в кружки пиво. Крикнул:

– Анита, неси сеньорам поленты со шкварками, да потом возьми у них фляги, наполни пивом. А с вас, сеньоры, тридцать сентаво за флягу, двадцать за поленту и десять – за кружку с каждого.

Джорхе показал ему два серебряных реала:

– И овса для лошадей четыре мерки.

Трактирщик кивнул, и подошел к столу с полными руками кружек, ловко расставил их, не пролив ни капли, и сам сел за стол. Анита, пожилая подавальщица, тут же поставила две тарелки с кукурузной полентой, исходящей паром, с еще шипящей кучкой шкварок на каждой. Джорхе и Жоан быстренько достали ложки и принялись за еду. Староста припал к кружке, сделал пару крупных глотков, а потом сказал:

– Вы, сеньоры, сразу видать – люди серьезные. С самопалом вон, с тесаками. Может, того, сходите с нашими на замковый взгорок, при свете дня глянуть, что там да как…

Жоан помотал головой, наворачивая поленту:

– Ну уж нет. Да ни за какие деньги, еще чего. Дураку понятно, что там нехорошее творилось, то ли магия какая, то ли фейри бесились, то ли нежить – хрен пойми. А против всего этого самопал и тесаки не помогут. У нас в Фарталье, если что подобное случается, так вызывают паладинов, а самим соваться – упасите боги.

– Да где ж нам паладинов взять. Их у нас отродясь не было, есть, конечно, княжьи Слуги Церкви, только они разве что молиться горазды да за ведьмами и колдунами охотиться. У нас же в доме священника сейчас как раз четверо таких сидят, вчера еще какую-то ведьму, из столицы сбежавшую, ловить приехали. Так мы их с рассвета уговаривали пойти глянуть – ни в какую, – староста опять хлебнул пива и утер пену с усов.

Жоан и Джорхе и сами попробовали пиво – оказалось сносным. Джорхе вернул разговор к изначальной теме:

– Так а что ж это у вас там на холме такое? С дороги видно, что вроде бы какие-то развалины старого замка. У нас такие развалины всякие ученые раскапывают, изучают, а путешественники интереса ради рассматривают. И уж точно никакой такой жути, вроде этой ночной, в них не происходит.

– Эх, сеньоры, да в вашей Фарталье такого, небось, уж давно нету, – сказал трактирщик, вздыхая. – А у нас еще полсотни лет тому вовсю маги кровавые с некромантами заправляли. Вот и у нас доны наши потомственными некромантами были. Сеньоры Калаверасы. Испокон веку они этим занимались... Дань с нас особую брали – девку или молодку раз в десять лет, в жрицы Смерти ее определяли... такие жрицы не живут долго, вот так часто и требовались. Ну зато уж тем, из чьей семьи такая жрица была, оброк снимали, а то и награду какую давали. Ну и отдельно – если у них там помирал кто, тогда тоже человека требовали, но уже без разницы, бабу или мужика, старого или молодого – в супровод сеньору для загробной жизни. И покойников тоже требовали им отдавать. А в остальном сеньоры как сеньоры. Право первой ночи, оброки и рекрутская повинность. А барщину не требовали, на их полях мертвяки ходячие работали, которых они из покойников делали.

Жоана аж передернуло:

– Ужасы какие. Как такое вообще терпеть можно было?

– А чего там, – пожал плечами староста. – Договор со старых времен был: взамен они магией, когда надо, помогали, и нас от хворей и всяких напастей оберегали. И оберегали ведь... Ну, пока кто-то из них не додумался вроде как до особенного бессмертия. И тогда они все заделались такими вроде как мертвяками, но не безмозглыми, а как при жизни, только мертвыми. Вся семья их тогда в такую нежить оборотилась – и старый дон Калаверас, и два брата его, и их сыновья. Все девятеро мужчин. Что с женщинами их стало, того мы не знаем, только их с той поры не видал никто. А сеньоры Калаверасы тогда объявили, что оброк на всех один налагают, раз в год с села и хуторов триста песет… и требуют не жрицу раз в десять лет, а любого человека – но зато каждый год. Ну, сами понимаете, такое уж нам не понравилось. А тут еще проповедники Пяти пришли, и князь начал против донов выступать… Ну, мы всем селом, все мужики, в княжье ополчение под знамена Пяти богов и вступили. Ну, то есть, не мы сами, а наши деды и отцы, конечно. Тогда-то замок Калаверасов и сожгли, склепы их заколотили. И все было ничего, пока наш пастух, дурак такой, с пастушкой с Кочковатого Хутора не стали на старом кладбище трахаться. Разбудили Калаверасов да и сами сгинули. И с той поры каждую ночь Калаверасы стали из склепов вылезать… В село-то не совались, хвала богам, обережные знаки их не пускают. Но на дороге людей хватать да в окрестностях, кто зазевался и до ночи не успел до жилья добраться – только так. Так что вы, сеньоры, уцелели лишь божией милостью.

– Это точно, – Жоан приложил руку ко лбу. – Но как раз никаких мертвяков мы не видели. Только как полыхало в замке. Это, что ли, мертвяки там так колдуют? Кошмар.

– Да нет, такое первый раз было, – сказал трактирщик. – И поутру все на том сошлись, что они то ли там между собой передрались, то ли их кто пытался того... упокоить. Посмотреть бы сходить. Днем-то, небось, не вылезут они…

Джорхе покачал головой:

– Мы с вами точно не пойдем, и не упрашивайте. А совет дать можем.

– Совет… на советы все богаты, – мрачно усмехнулся староста. – Но давайте.

– Вы тут про старое кладбище говорили... А на нем часовня есть? Потому как у нас в Фарталье на всех старых языческих некрополях обязательно храмы ставили и землю там освящали. Если священник искренне верующий и обеты соблюдающий, то такая печать надежно всякую дрянь запечатывает.

– Часовни там нету, – вздохнул староста. – По правде сказать, все на то кладбище даже днем боялись ходить, кроме дурака пастуха с его девкой. Да и долгое же время спокойно все было, вот и не озаботились.

– Так озаботьтесь, – сказал Джорхе. – Чего время тянуть? За день, если всем миром взяться, часовню поставить можно и обряд провести. А нам некогда, нам надо ехать.

Тут пришла подавальщица и поставила перед ним наполненные фляги с пивом и объемистый мешочек с овсом для лошадей. Джорхе положил на стол два реала, забрал фляги, Жоан подхватил мешочек:

– Спасибо за пиво, почтенные. И удачи вам, а мы в дорогу.

Они быстро вышли, забрали с конюшни лошадей. Тут как раз из дома священника, пристроенного к церкви, вышли четверо мужчин в черной одежде, вооруженные до зубов, и направились к ним.

– Черт подери, это же местные Слуги Церкви… ловцы магов и ведьм,– простонал тихонько Джорхе. – Не повезло…

– Да успокойся. Не по наши они души. Слыхал же – ведьму какую-то ловят. Но говорить с ними тебе придется, – сказал Жоан. – Я отсюда вижу, что они – посвященные. Кто их там знает, что они умеют, но что уж точно умеют – это другого посвященного разглядеть. Если присмотрятся. Не хочу с ними объясняться на этот счет.

Тут ловцы подошли, и главный, здоровенный мужик со следами ожогов на лице, спросил по-фартальски:

– Кто такие?

– Сальмийские кабальерос, путешествуем по семейным делам, – спокойно сказал Джорхе, становясь так, чтоб закрыть собой Жоана, который как раз занялся упихиванием фляг в седельные сумки.

– Понятно, – главный ловец пристально оглядел Джорхе, скользнул взглядом по Жоану. – И как вам Планина?

– Правду хотите? – Джорхе махнул рукой. – Честно? Если б не срочная надобность, никогда бы мы сюда не поехали.

– Понимаю, – главный смотрел на него в упор, и маг впервые за всё путешествие порадовался и возблагодарил богов, что на нем адамантовый браслет и в глазах не слишком опытного посвященного он должен выглядеть как обычный человек.

Слуга же, продолжая пялиться на Джорхе, спросил:

– А скажите, сеньоры, не попадалась ли вам по дороге девица лет восемнадцати-двадцати, с длинной косой, рыжая, зеленоглазая, худая, хорошо одетая? Должна ехать одна, на серой лошади. Понимаю, что рыжих у нас тут половина населения, но эта девка одна ехать должна и опять же, говорю – одета очень хорошо и не по местной моде, а по вашей, фартальской. В костюм для верховой езды дамский.

– Нет, не видели такую. Если б такая красотка попалась, я б ее точно не пропустил, – Джорхе даже сумел вполне искренне улыбнуться и, похоже, эта улыбка окончательно развеяла все подозрения у ловца.

– Жаль... Ну, если вдруг увидите – сообщите нашему управлению в Сьюдад-Планине, где и когда видели. Это беглая ведьма, и ее нужно поймать, государственное дело.

Он махнул рукой, и пошел к трактиру. Остальные трое ловцов увязались за ним. Жоан забрался в седло, Джорхе тоже, и они быстренько выехали из села Куло-Вьехо, молясь только о том, чтоб ловцы поскорее о них забыли.

Выехав на дорогу, они погнали лошадей вскачь, стремясь отъехать подальше. Но целый день скакать, конечно, нельзя, да и лошадям надо давать отдых, так что через десять миль братья пустили коней шагом и начали наконец обсуждать утренние события.

– Выходит, все-таки родовое гнездо, – сказал Жоан. – Представляешь, и они ведь тут так веками жили… и терпели.

– У нас в старые времена, до Откровения Пяти, тоже не шибко лучше было, – Джорхе полез в карман, достал завернутую в бумажку палочку из сухой пастилы и принялся ее жевать. – Правда, не везде. Но были и маги крови, и некроманты потомственные, и жертвы кровавые... Просто у нас полно источников маны, и обычные маги не давали кровавым и некромантам вовсю развернуться, конкуренцию неплохо держали. В те времена рассеянную ману еще не умели тянуть, только из жил и источников. Вот здесь из-за недостатка легкодоступной маны и получилось, что кровавые и некроманты творили что хотели. Другой-то магии не было. Как и в Алевенде, кстати.

– Мы про это читали, – кивнул Жоан. – В библиотеке корпуса есть семитомная «История магии», и ее изучение обязательно. Но все равно… неужели только из-за того, что эти их сеньоры чары от болезней налагали, местные веками терпели и людей в жертву отдавали, и покойников позволяли в зомби превращать? Подозреваю, что чары были так себе. И современная-то магия не от всякой болезни защитить и вылечить может. Робертино говорил, что в этом деле настоящий прорыв случился только двадцать лет назад, когда мэтр Пастель с мэтрессой Трифольи открыли болезнетворные споры и вместе с магами стали их исследовать. А до того маги умели только от оспы и чумы с холерой чары налагать.

– Это да. Но по тем временам, сам понимаешь, даже «чары так себе» были востребованы, особенно от чумы, оспы и холеры. Ну а другого местные не знали, вот и терпели. Меня другое удивляет – почему эти дураки не озаботились кладбище освятить как полагается и часовню там поставить, – Джорхе, дожевав пастилу, вынул из кармана палочницу, достал палочку и раскурил, вторую протянул брату.

– Ну, видимо, страху до того натерпелись, а когда увидели, что вроде б покойные сеньоры не беспокоят, то и рукой махнули, – Жоан взял палочку и с удовольствием пыхнул. – Знаешь же поговорку – «пока гром не грянет, мужик не помолится»? Ну вот это оно.

Он пыхнул еще раз и сказал задумчиво:

– Как считаешь, этот ловец главный… он во мне сумел посвященного распознать? Я на него старался вообще не смотреть, так, на всякий случай.

– А вот не знаю, – задумался Джорхе. – У меня сложилось впечатление, что все-таки сумел, но решил, что это не его дело. Главное, что он во мне мага не распознал. Хорошо, что я браслет надел, а перед тем всю ману сбросил. И амулеты все разрядились… Вот кстати еще проблема, Жоан. Ты по дороге посматривай, может, увидишь местечко подходящее, где хоть какая-то мана есть, достаточная, чтоб хоть половину амулетов зарядить. Вдруг срочно понадобится телепорт строить, так чтоб я сразу, как браслет сниму, мог маны набрать сколько требуется.

Паладин кивнул:

– Мог и не говорить, я это сам сообразил. И посматриваю, да пока ничего не почуял. Но я помню, нам Кавалли говорил, что, к примеру, на болотах рассеянная мана есть всегда. В Палуда-Верде, кстати, ее было довольно много как для здешних мест. А у нас впереди как раз опять болота по пути. Там и посмотрим.

Додымив палочки, братья выкинули картонные мундштучки под дорожную насыпь и продолжили путь. По дороге им стали попадаться путники, и чем дальше, тем чаще. В столицу направлялись в основном с возами, из столицы ехали налегке. Многие с любопытством посматривали на сальмийцев, но с разговорами никто не лез. Жоана все равно раздражали эти взгляды, но он не стал прибегать к отводу глаз, сил просто не было после ночной битвы. Все, чего бы ему сейчас хотелось – это хорошенько поесть и выспаться. О чем он ближе к полудню брату и признался.

– Если мы сейчас привал сделаем, то тогда нам ночевать придется или в придорожном трактире, там вроде на карте был какой-то хутор по пути, или в поле, – сказал маг. – Так как?

– Как… Ну тебе же надо зарядить амулеты, – Жоан зевнул. – А мне выспаться. Значит, доедем до болота, это, если карте верить, еще час пути, да там еще покружить придется, выискивая подходящее местечко. Хорошо хоть все здешние болота местными за века исхожены и вешками утыканы, можно не опасаться, что в трясину затянет... В общем, доедем до болота и посмотрим. Может, там уже на всех подходящих полянах кто-нибудь лагерем встал, смотри сколько народу на тракте. Тогда и вопрос сам отпадет, пойдем в трактир ночевать, если удастся отдельную комнатушку получить, то, может, ты и там сможешь хоть пару амулетов зарядить.

– Возможно. Но я бы, несмотря на наше ночное приключение, все-таки предпочел бы не в трактире… Потому что, если какая-то ведьма из столицы сбежала, то в округе ловцов будет полным-полно. У них же даже самая плохонькая ведьма, даже самый захудалый маг-недоучка обязаны на княжеской службе состоять и на князя пахать до потери сознания. Вот они и бегут при первой же возможности. А теперь представь, что будет, если в соседней комнате в том трактире будут сидеть такие ловцы, да среди них – какой-нибудь посвященный. Да они же мои магические экзерсисы тут же учуют. Оно нам надо? – Джорхе вздохнул. – Так что лучше на болоте ночевать, если что. Клянусь, если ты там чего плохое учуешь, я тебя послушаю.

– Ладно. Едем дальше… Кажется, вон там впереди что-то такое виднеется, деревца чахлые какие-то, может, это уже болото.

И действительно, через час дорога спустилась в низину, насыпь стала выше и шире, а по обе ее стороны потянулось болото, похожее на то, какое было в Палуда-Верде, только здесь топей было меньше, а больше все-таки торфяников, поросших цветами, мелким кустарником, осокой и прочим, что обычно и растет в такой местности. Кривые, чахлые деревья чем дальше от дороги, тем становились гуще. Вглубь этого болотного леса уходили отмеченные вешками тропы. Видимо, местные жители вовсю пользовались этим болотом для своих надобностей, а путешественники останавливались на привал. И сейчас все места вдоль дороги, подходящие для этого, были заняты. Так что братья Дельгадо, взяв под уздцы лошадей, пошли по тропкам, стараясь строго следовать вешкам. Не хотелось бы увязнуть в здешней трясине.

Отойдя довольно далеко – дорога сквозь деревья уже не была видна, ­– паладин остановился, вошел в легкий транс и начал присматриваться и прислушиваться.

Мана тут была, рассеянная, словно легкий туман. Он потянул немного и, как учили Теодоро и Кавалли, создал поисковый огонек, крошечный и простому человеку в свете дня почти не видный. Пустил огонек вперед, вышел из транса и сказал:

– Мана есть, мало, но набрать можно. Сейчас пойдем дальше, я поисковый огонек сделал, чтоб тропу прощупывать... Все-таки мы, в отличие от местных, правильно по болотам ходить не умеем…

Джорхе стянул браслет, спрятал в карман и вдохнул глубоко:

– Да и тут неплохо, зачем нам дальше? Вроде поблизости никого не видать, мы могли бы и вот на этой поляне обустроиться. Ты поспишь, а я пока ману потихоньку тянуть буду.

Жоан покачал головой:

– Нет. Я хочу дальше пройти... Что-то такое... непонятное что-то, короче говоря. Вроде не опасное, но странное. Так что давай пройдем дальше.

После ночной драки с нежитью Джорхе к братскому чутью стал относиться с куда большим уважением, потому спорить не стал. Сказал только:

– Хорошо. Только браслет я надевать не стану, пока идем, буду тихонько ману в амулеты набирать. Со стороны это не заметят, если что. Конечно, если Слуга Церкви какой глазастый попадется, тогда да, но сомневаюсь, что они тут, на болотах, шляются. У меня сложилось впечатление, что они не очень-то любят подвергать себя излишнему риску. Развалины же смотреть не пошли…

Они углубились в болотный лес еще дальше. По пути Джорхе не забывал ставить на деревьях метки, не очень надеясь на старые вешки. Жоан же следил только за своим огоньком и прислушивался к ощущениям, пытаясь понять, что же это такое странное он чует. Пожаловался по пути:

– Плохо быть недоучкой... Обученный паладин бы не парился, сразу бы понял, что к чему.

На это Джорхе только сказал:

– Ага, как же. Я когда студентом был, тоже думал – вот дипломированные маги не парятся… Хрен там. Стал дипломированным – думал: «вот бакалавры не парятся». Стал бакалавром и теперь думаю – «небось магистр на моем месте бы не парился…». Это, Жоан, перманентное состояние. Не веришь мне – можешь у дедули спросить.

Паладин плечами пожал:

– А и спрошу, – он полез во внутренний карман камзола и вынул простенькие посеребренные часы на шелковом шнурке, открыл крышечку. – Мы тут уже два часа ходим, а я до сих пор не… Хотя…

Он замер, снова вошел в транс и прислушался к ощущениям.

– Джорхе… А заколдуй-ка лошадей, чтоб, чего доброго, не перепугались и в болото не поперли, – сказал Жоан, выйдя из транса и сбрасывая с плеча самопал. Достал из бандольера патрон, зарядил. – Сдается мне, я понял, что это.

Маг положил ладони на морды обеих лошадей и быстро зашептал заклятие «Большие Шоры». Этому боевых магов учат в обязательном порядке, даже если у них нет способностей к магии воздействия – потому что перепуганная лошадь может наделать дел похуже, чем толпа вооруженных врагов. У Джорхе эта магия получалась хуже всего, но сначала наставники надрючили его, а потом и собственный опыт подкрепил этот навык, так что он теперь мог наложить «Шоры» даже в бессознательном состоянии.

Лошади опустили головы, уши их поникли, шаги сделались вялыми – теперь им было абсолютно плевать на всё вокруг, а уж когда маг подвязал им к мордам торбы с овсом, так вообще весь их мир сосредоточился в этих торбах, и теперь даже если бы у них перед копытами ударила молния, они б и не дернулись. Правда, потом, после такого заклятия, лошадям придется скормить весь овес, но что делать.

– Сделано. Что там такое?

– Кикиморы, Джорхе. Целая толпа гребанных кикимор, и похоже, они кого-то жрут. Или собираются жрать, – паладин взял самопал наизготовку.

Маг с облегчением выдохнул:

– Ну, кикиморы – это просто. На них обычная боевая магия действует.

– Все равно, ты особо магией не разбрасывайся, мало ли. Побереги хоть амулеты, что ли. А, и лошадок тут привяжи, от греха.

Паладин пошел вперед, а Джорхе привязал лошадей к ближайшему дереву, обнажил тесак и быстрыми шагами догнал брата.

Теперь и он слышал противные, скрипуче-хихикающие звуки – голоса кикимор. Впереди были заросли каких-то обросших мхом кустов, и звуки доносились оттуда. А еще оттуда доносились всхлипывающий, перепуганный голосок, сбивчиво читавший обрывки молитв, и хриплые нечеловеческие стоны.

Кикиморы не относятся ни к фейри, ни к демонам. Они – порождения мира людей, Универсума, и считаются бестиями. К бестиям относятся не только кикиморы, но и лешие, морские и озерные змеи, подземные черви, гигантские крысы, крысолаки, мантикоры, гарпии и тому подобная гадость. Фейри их тоже очень не любят, и даже случается так, что или помогают людям их побороть, или сами обращаются к людям за помощью против таких чудовищ, потому что бестии имеют свойство проходить сквозь Завесу и досаждать обитателям Фейриё. Но, по счастью, против бестий отлично работают как обычное людское оружие, так и боевая магия.

Не успели маг и паладин добежать до зарослей кустов, как оттуда донесся пронзительный вопль, и Жоан, недолго думая, хватанул ману, тут же сбросил ее силовым ударом и пробил в кустах широкий проход. И ломанулся в него.

За кустами была окруженная с трех сторон топью высокая и оттого сухая полянка, на которой еще курилось кострище, валялась растерзанная лошадь, были раскиданы какие-то тряпки, и стояло удивительно крепкое и довольно высокое для болотного леса дерево с бочонкообразным стволом, поросшим мхом, и почти безлистыми ветками, укрытыми на концах шишечками черно-зеленых орешков. Кикимор на поляне Жоан сходу насчитал штук десять. Это были отвратительные твари, выглядящие как злобная карикатура на зеленых лесных мавок: невысокие, с непропорционально длинными тощими руками и ногами, с вывернутыми назад ступнями и коленями, длинноносые, зеленокожие, с широченными лягушачьими ртами, полными острых мелких зубов. Их худые тела покрывала негустая поросль, похожая на водоросли или мох, а длинные спутанные волосы торчали во все стороны. Три кикиморы сидели вокруг еще бьющейся и хрипло стонущей лошади, и длинными когтистыми пальцами рвали ей живот, четвертая грызла лошадиную ногу, вырывая большие куски мяса, пятая припала к разорванной шее и пила кровь. Остальные кикиморы прыгали вокруг дерева, пытаясь добраться до девушки, сидевшей на ветке футах в семи над землей. Залезть на дерево им мешало простенькое, но очень действенное заклятие, которое и Жоан, и Джорхе сразу опознали как «Заморозка». Влажный мох на стволе под этим заклятием сильно обледенел, и когти кикимор скользили по нему. Но заклятие, и без того слабенькое, уже почти выдохлось, так что кикиморы все-таки потихоньку подбирались к девице. Она тыкала в них самодельным копьем – палкой с примотанным к ней ножом, визжала от страха и молилась одновременно.

Выскочив на поляну, Жоан тут же разрядил самопал в ближайшую кикимору – из тех, что пировали на лошади. Другие сразу же оставили девушку в покое и повернулись к нему. Жоан быстро откинул полку, сбросил гильзу, выдернул из бандольера патрон, вложил в самопал и выстрелил снова, разнеся голову второй кикиморы вдребезги. Сине-зеленая слизь брызнула во все стороны, кикиморы мерзко завизжали. Обезглавленная кикимора забегала по всей поляне, размахивая когтистыми руками так лихо, что тут же располосовала бок одной из своих товарок, и та набросилась на нее, разорвав на куски. Другие кикиморы кинулись на паладина, как раз перезаряжавшего самопал. Девушка на дереве завизжала похлеще кикиморы, метнула свое «копье» и сумела пробить насквозь одну из кикимор, после чего, не прекращая визжать, махнула освободившейся рукой. Жоан почуял движение сил, складывающихся в ту же «Заморозку», и легко уклонился от этого каста – девица явно метила в кикимор, но промахнулась. Жоан выстрелил в третий раз, так же метко, как и в предыдущий, обезглавив еще одну кикимору.

Позади него Джорхе, видимо, решивший, что перед ведьмой – а девица явно была той самой ведьмой, которую искали Слуги Церкви – стесняться нечего, быстро потянул ману, левой рукой закрутил каст (потому что правой с тесаком как раз рубанул подскочившую к нему кикимору) и накрыл сразу пять бестий облаком разноцветных мелких феечек с бритвами. «Фейская цирюльня» сработала на отлично: не успел Жоан перезарядить в четвертый раз самопал, а девица – замолчать, как феечки разделали на кучу склизких сине-зеленых ошметков трех кикимор из пяти. Жоан снова выстрелил. В этот раз ему попался патрон с дробью, так что очередную кикимору просто разорвало пополам. Он повернулся, выхватил тесак и добил разрубленную Джорхе кикимору, а тот кастанул «Безумного мясника», располосовав оставшихся кикимор призрачными ножами на пять кусков каждую.

– Ненавижу блядских болотных тварей, – выругался Жоан, пнул разрубленную кикимору, с маху всадил тесак в землю по самую рукоять, очищая от слизи, выдернул его и вложил в ножны. Потом подошел ко всё еще бьющейся и хрипящей лошади, вынул нож и точным ударом в сердце оборвал ее мучения.

Девица прекратила визжать, но с дерева не слезла. Джорхе, брезгливо оглядев поле боя, поднял тесак, дунул на него. Клинок на мгновение охватило голубоватое призрачное пламя и погасло, очистив его. Маг вложил тесак в ножны, поднял обе руки и несколькими силовыми ударами сбросил с поляны в открытую воду болота труп лошади и всё, что осталось от кикимор, ловко обойдя разбросанное по поляне барахло. Жоан выбросил гильзу, закрыл полку, закинул самопал на плечо и подошел к дереву, посмотрел на девицу внимательным паладинским взглядом.

Она действительно была магичкой, и даже довольно сильной, только совсем необученной.

– Сеньорита, вы можете слезть, – сказал он, прибегая к воздействию на разум, чтобы успокоить ее. – Кикимор больше нет, а мы вам вреда не причиним.

– Обратно не вернусь, так отцу и передайте! – крикнула она на местном наречии, схватилась за ветку и взобралась выше. Из-под оборчатой саржевой юбки показались худые ноги в узорчатых чулках и кружевные края панталон.

– Э-э… Сеньорита, вы нас за кого-то не того принимаете. Мы вообще не местные, мы фартальские сальмийцы, – к дереву подошел и Джорхе. – Может, все-таки слезете?

Девица настороженно оглядела обоих, спустилась ниже и сказала уже по-фартальски, причем на классическом литературном фартальском, хоть и с сильным акцентом:

– М-м-м… Сеньоры... поклянитесь всеми богами, что вы не ловцы, и что вы не княжьи наемники.

– Сеньорита, разве вы не знаете, что клясться богами – грех? – с укоризной сказал Жоан.

– Тогда поклянитесь жизнью, – сказала она, явно смягчаясь и поддаваясь воздействию.

– Жизнью клянусь, я к вашему князю и к ловцам не имею отношения, – Жоан приложил сжатую ладонь ко лбу и к сердцу.

Джорхе повторил его жест:

– И я тоже, сеньорита. Вам, может, помочь слезть?

Она покачала головой, зажмурилась и спрыгнула с ветки, и ловко, как кошка, приземлилась на согнутые ноги, встала, отряхнула руки и юбку:

– Грасио, сеньоры, за помощь. Я думала, меня сожрут…

– И сожрали бы, – Джорхе сделал маленький, незаметный шажок и приблизился к ней. – Как вашу несчастную лошадь. Вы же, сеньорита, планинка, как вы могли додуматься устроиться на привал в таком месте, рядом с топью, рядом с кикиморовым деревом?

Девушка опустила голову:

– Я… не знала. Ну, то есть я слыхала, что такие деревья на топях растут, но как они выглядят – не знала. Ну а привал… Место высокое, сухое, удобное… От дороги далеко… что мне еще делать, если меня, наверное, уже по всем трактирам и дорогам ловят? А мне надо добраться до Рио-Сербаль и… как-то в Сальму перебраться. Не хочу я больше тут оставаться!!!

Джорхе подошел еще ближе, положил руку ей на плечо. Она вздрогнула, но не сбросила руку, подняла глаза и посмотрела на него. Маг сказал мягко:

– Я вас отлично понимаю. Но отсюда надо уходить, куда-нибудь в более спокойное и подходящее для привала место. Может, вы посмотрите, что уцелело из ваших вещей, и мы все-таки отсюда уйдем?

Девушка послушно кивнула, начала бродить по поляне, собирая раскиданные кикиморами тряпки. Жоан внимательно за ней наблюдал. Джорхе ему прошептал на старой талле:

– Что делать-то теперь будем?

– А не знаю, – паладин смотрел на девицу, не отрывая взгляда. – Должен тебе сказать, что она не простая ведьма. Смотри: одежда хорошая, из дорогой ткани. Кожа чистая, зубы белые, ручки нежные. Сережки в ушах золотые, с изумрудами. Чулки недешевые. Не простолюдинка.

– Ну, если она ведьма и у князя служила, то уж тяжелой ручной работой ее не мучили, – маг и за девушкой следил, и ману продолжал тянуть, заряжая амулеты. – Магов тут держат хоть и на цепи, да на золотой.

– Скажи, у тебя-то самого в каком возрасте способность открылась? – спросил Жоан.

– А то ты не помнишь, как я сеновал спалил… Когда мне лет пятнадцать было. Как только меня начало к девушкам тянуть, так дар и открылся, так обычно и бывает, – пожал плечами маг. – А что?

– А то, что с девочками наверняка так же, как и с мальчиками, насколько я знаю. Как только первые месячные начинаются, так и того. А здесь, в Планине, учитывая, какие они тут все доходяги, наверняка позже, чем в Сальме... лет в тринадцать-четырнадцать, наверное. А если бы она была из простых, то уж работой ее бы точно с раннего детства нагружали, да и зубы уже бы успели испортиться, как у всех местных простолюдинов. Так что она – аристократка.

И тут Жоан увидел кое-что очень его удивившее: девушка подняла какой-то сверток, встряхнула его, и из складок ткани выпала цепочка с черной подвеской в виде пули. Паладин, вошедший в легкий транс для лучшего наблюдения за девушкой, тут же в подвеске опознал адамант. Точнее, свинцовую пулю, покрытую адамантом.

Он ткнул мага в бок:

– Видел?

Джорхе кивнул:

– А вот это уже точно бесспорное доказательство ее знатного происхождения. Сомневаюсь, что у простолюдинки мог оказаться адамант, даже если она на князя магичила. Зачем бы ей тогда адамант дали? Тут что-то куда более интересное. Сам ведь понимаешь, адамант тут мог взяться только незаконным образом – проще говоря, сперли в Фарталье и тут за большие деньги толкнули…

Тут девушка наконец собрала уцелевшие вещи, уложила в мешок с надорванной лямкой и сказала:

– Кажется, все, сеньоры. Но что мне теперь делать, без лошади… и вообще…

– Для начала давайте отсюда уйдем, – твердо сказал Жоан.

Джорхе подал девушке руку, и она вложила свою ладошку в его. Может быть, доверилась ему потому, что видела в нем мага, а может, он ей понравился больше Жоана. Кстати, адамант она тут же надела на шею.

Кони стояли там же, где братья их оставили, даже не весь овес в торбах сжевать успели. Джорхе снял с них торбы, убрал заклятие, взял у девушки ее мешок и навьючил на своего коня. Сказал:

– По дороге сюда мы прошли вполне пристойное местечко для привала. Никакой топи рядом, никаких кикиморовых деревьев.

Жоан кивнул:

– И нечистью никакой не несло. Идем туда. Теперь-то в трактир нам соваться точно нельзя.

Девушка молчала, только настороженно зыркала на обоих, но Жоан чуял: задумала что-то. А учитывая, как внимательно она посматривает на коня Джорхе, то тут и гадать не надо – хочет попытаться сбежать с лошадью. Паладин решил оставить это до привала, решительно взял под уздцы обеих лошадей и пошел по тропе, следя за своим поисковым огоньком и за метками Джорхе на деревьях.

Довольно скоро они добрались и до места, о котором говорил Джорхе. Это действительно была укромная, сухая полянка, на которой Жоан, как ни пытался, не учуял никакой гадости, а главное – поблизости на полмили никого не было. Там он стреножил лошадей, ослабил подпруги седел, навесил им на морды торбы с овсом:

– Ну, тут можно и отдохнуть, и перекусить.

Джорхе первым делом наложил несколько заклятий, как Жоан разглядел – защитный круг от бестий, защитный круг от насекомых и гадов, и две сторожилки. Судя по тому, что, накладывая одну из сторожилок, он проколол палец и добавил в ключевую руну каплю своей крови, брат тоже понял, что девица намеревается попробовать сбежать, прихватив лошадь. Заклятие на крови делало эту затею бесполезной: теперь сторожилка сработает, если девушка попытается покинуть поляну. Если же сам Джорхе или Жоан выйдут за пределы круга, сторожилка их пропустит без шума – на то и кровь в нее вложена. Такая магия крови не относилась к числу запретных, но Жоан не помнил, есть ли у Джорхе лицензия на дозволенную магию крови. Но спрашивать, конечно, не стал – не до того.

Закончив с защитными заклятиями, маг вынул из седельной сумки топорик и отошел к краю полянки, где торчало несколько засохших деревцев. Жоан на всякий случай провел свой круг, потом разложил подстилки, расчистил место для костра, поставил палатку. Изначально ночевать он тут не собирался, но дело было уже к вечеру, так что, по-видимому, придется. Девушка вынула из своего мешка самый настоящий коврик – узорчатый, плотный, но уже немного грязный, и разложила на чахлой траве. Села на него и задумалась, опустив голову на сложенные на коленях руки.

Вернулся Джорхе с охапкой сухих веток, уложил их на кострище и поджег. Девушка подняла голову:

– И кто вы такие, сеньоры? Маг и… кто? – она повернула голову к Жоану, который уже улегся на свою подстилку и вытянулся во весь свой немаленький рост. Жоан махнул рукой:

– Какая разница, сеньорита, кто я? Вот очень интересно, кто вы, – и он пристально глянул на нее взглядом посвященного, да еще и воздействовал так, чтоб она не смогла ни глаза опустить, ни соврать незаметно. Тяжело это было – все-таки Жоан устал сильно, да и с прошедшей ночи толком еще в себя не пришел. Но получилось. Девушка вздрогнула, попыталась отвернуться и не смогла, схватилась за щеки:

– Вы посвященный! Слуга Церкви!!! А я еще вам поверила!

– Я вам правду сказал, сеньорита, – мягко ответил паладин. – Мы оба не имеем никакого отношения ни к планинскому князю, ни к ловцам. Мы вообще не планинцы, мы же уже сказали. Мы – сальмийцы из Фартальи, а здесь – по нашим семейным делам. И если б не эти дела, черта с два бы мы сюда поехали.

Он повернулся на бок на подстилке и, по-прежнему держа ее взгляд, сказал уже без всякой мягкости:

– Давайте для начала познакомимся. Только, сеньорита, уж будьте любезны – не лгите.

– Вы тоже, сеньоры.

– А нам незачем, – сказал Джорхе, наливая в котелок воду из бурдюка и подвешивая его над огнем. – Ну? Я – Джорхе Дельгадо, кабальеро из Сальмы. Маг, как вы, хм, уже заметили.

– А я – Жоан Дельгадо, тоже кабальеро из Сальмы, – усмехнулся паладин. – Посвященный, как вы уже, хм, заметили.

– Так вы братья… – тут она запнулась, явно не желая договаривать, и Жоан это отметил про себя. – Странно как-то. Маг и посвященный – и при том братья. Как это у вас получается?

– А что такого-то? – пожал плечами Джорхе. – В Фарталье Церковь к магам хорошо относится, если они закон не нарушают и запретной магией не занимаются. Это у вас тут все по-дурацки, впрочем, вы это и так лучше нас знаете. Ну, сеньорита, теперь ваша очередь представляться.

Она помялась немного и сказала:

– Береника… Кампа. Мещанка из Сьюдад-Планины. Когда оказалось, что у меня дар к магии, меня тут же к князю на службу забрали. И… вот. Надоело мне там, я и сбежала. Не хочу всю жизнь под замком сидеть и чаровать до упаду по первому требованию.

Джорхе искоса на нее глянул, но ничего не сказал. Зато Жоан сказал то, что тут же подумали оба брата:

– Ну я же вас просил – не лгите. Никакая вы не мещанка. Ручки нежные, изящные – а значит, сроду никакой работой не занятые. Даже рукоделием. А ведь, к примеру, наша сестра, хоть и дочь старинного рода, а и то у нее мозольки от крючка на пальцах есть. Это первое. А второе – одежда ваша уж больно дорогая. Конечно, князь магов держит в золотой клетке, но сомневаюсь, что стал бы тратиться на шелковые чулки фартальского производства. Мне, помнится, за такие же точно чулки для сестры пришлось выложить аж двадцать реалов за пару. Ну и, конечно, панталоны с тонкими кружевами, тоже не планинской работы, юбка из шелковой саржи с золотой нитью в кайме, жакет из тонкого хорошего сукна и батистовая блуза... Дороговато для необученной ведьмы на княжьей службе. Да и одежда не простая, а для верховой езды, по последней фартальской моде, между прочим. Сомневаюсь, что тут магам дозволяют верхом кататься, а, Джорхе?

Брат кивнул:

– Как же. Чтоб, того и гляди, удрали? Нет. А еще мещанке классический фартальский знать бы неоткуда. В лучшем случае – разговорный… Так что, сеньорита, хотелось бы услышать ваше настоящее имя. И настоящую историю. Потому что, как я понимаю, вы нуждаетесь в помощи, и я, хотя бы из профессиональной солидарности, должен вам помочь. Но никакой помощи не будет, если вы продолжите нам лгать и раздумывать, как бы сбежать с моей лошадью.

Она покраснела, как мак:

– Я... простите... Но мне надо уехать как можно дальше, и побыстрее.

– Откровенность, сеньорита. Без нее – никуда, – жестко сказал Жоан. – Как бы нам ни было вас жаль, но если вы попытаетесь нас ограбить, нам только и останется, что с вами распрощаться. Сдавать вас ловцам мы не станем, мы люди честные, но и помогать, сами понимаете, после такого тоже не будем.

Он отпустил ее взгляд, и она тут же отвернулась с явным облегчением.

Вода между тем в котелке закипела, и Джорхе высыпал в нее горсть пшенной крупы. Достал из торбы с припасами маленькую дощечку и принялся крошить на ней вяленое мясо. Он искоса поглядывал на девушку и отметил, что она тоже на него смотрит, вроде бы не прямо, но неотрывно, может, потому, что боится, что Жоан опять ее взгляд перехватит. Сам Джорхе уже не раз и не два испытывал на себе особенный паладинско-инквизиторский взгляд, и понимал ее смятение. Тем более что здесь такое умели проделывать только Слуги Церкви, местные инквизиторы, которые, конечно, сильно уступали в умениях фартальским коллегам, но все-таки тоже кое-что могли. В том числе и противостоять магам – особенно слабым или необученным.

– Сеньор Джорхе, – наконец сказала она, все так же неотрывно глядя на него. – Как маг… магу. Обещайте мне, что поможете добраться до Фартальи.

– Нас здесь держат свои дела, – Джорхе повернулся и внимательно посмотрел на нее. – И пока мы их не закончим, мы не можем вернуться домой.

– Я уже поняла, – она грустно улыбнулась. – Вы приехали сюда за этим сальмийским сеньором, который в княжеской тюрьме сидит, за Микаэло Дельгадо. Он ваш родич, да?

– Да, – Джорхе бросил мясо в котелок и размешал, посолил, достал мешочек с сушеной морковкой и луком, тоже сыпанул в котелок. – Полагаю, вы знаете больше об этом деле, чем мы.

– Может быть, – она сплела пальцы тонких кистей и стиснула их так, что они покраснели. – Даже может быть, что я смогу вам чем-то помочь... Но только если вы обещаете помочь мне отсюда убраться.

– Сеньорита не-Береника не-Кампа, – Жоан подпустил в голос немного сарказма. – Я что-то не очень понимаю. Вы так стремитесь убраться подальше от столицы, а мы наоборот, едем туда. Так как вы собираетесь нам помогать? И смею напомнить, вы-то в нашей помощи нуждаетесь куда больше, чем мы – в вашей. И потому торговаться вам как бы не с руки. Как я уже сказал, сдавать вас Слугам Церкви мы не будем, но с чего вдруг нам помогать вам, если вы до сих пор не рассказали правды о себе?

Она покраснела еще пуще, чем раньше, когда братья поймали ее на вранье.

– Вы правы, сеньоры, я очень хочу убраться подальше. Но... я подумала и поняла, что меня именно поэтому и не будут особенно искать в столице. Никому в голову не придет такое… Мое имя, сеньоры – Беренгария Планинато. Княжна планинская к вашим услугам, – она горько усмехнулась.

Братья Дельгадо уставились на нее с недоверием, но Жоан тут же и понял, что она говорит правду. А Джорхе покачал головой:

– Чего-чего, а такого я никак не ожидал. Ни того, что беглая ведьма – княжна, ни того, что у князя дочка – маг. Зато теперь понятно, откуда и для чего у вас, сеньорита, адамант. А вот что совсем непонятно – так это то, с чего вдруг вам сбегать. Княжна, даже с магическим даром – все равно княжна. А?

– Если бы! Вы не понимаете, сеньоры, насколько здесь всё… плохо, – она потерла щеки, словно они замерзли. – В Планине нет магов. Почти нет... Простой народ до сих пор боится и не верит никому, у кого хоть какие-то способности. Иностранцы сюда ехать не хотят, сами знаете. А без магии тоже плохо. И вот и получается, что с одной стороны все, у кого дар – ценность, а с другой – они все тут на положении княжеских и церковных рабов, и деваться им некуда, разве что как-то сбежать отсюда. А с третьей – если простой народ узнает, что у князя дочка – ведьма, так сразу к князю доверие упадет, и мятежные аристократы этим тут же воспользуются. У нас ведь до сих пор есть такие, кто только и ждет, когда под отцом трон пошатнется. И княжна-ведьма – это для них подарок просто. А у меня дар проснулся в четырнадцать лет, четыре года тому. И сразу... очень ярко проявился. Я как-то поутру свой завтрак взяла да и заморозила... Остудить хотела… У меня колдовать только с холодом и водой получается, немножко с кровью еще потом сама научилась. И еще глаза отводить, только не всегда и не со всеми выходит. Поначалу я вообще не умела удерживать магию… Вот отец и раздобыл, уж не знаю как, кусочек адаманта, чтоб это скрывать.

Джорхе с сочувствием на нее посмотрел:

– Так вы его все время носите? Ужас какой.

– А что делать... Ну, не всё время, конечно, иногда снимаю. Особенно если отцу требуется немного колдовства. Один маг, из Фартальи, которого отец пытался у нас удержать, начал было меня учить… Сказал, что я – стихийный маг, но меня можно научить не только холодной и водяной магии, а всякой разной. А отец меня учить запретил. Сказал – не княжеское это дело, а ну как кто, кому не надо, узнает. И велел носить адамант и не снимать без его разрешения. О том, что я ведьма, знают только он, моя горничная, которой отец за эту тайну в месяц пятьдесят песет платит, а ее сестру и мать в заложниках держит, ну и еще один доверенный Слуга Церкви, и всё. Даже мой единокровный брат не знает, и сестра тоже. Я даже думаю… матушка, наверное, ведьмой тоже была. Потому что я ее не видела никогда, отец, как князем стал, женился на дочке барона Парро, барона самого через полгода за мятеж казнили, а мать он в башню запер. Я в той башне и родилась… Мама так просидела в башне восемь лет, каждый год рожала, только выжили я и сестра младшая, ну она, хвала богам, не ведьма. А остальные все померли до года. А потом и мама. А может, ее отравили, не знаю. Так что отец второй раз женился, наследник-то нужен. А меня, когда выяснилось, что я ведьма, объявили скорбной разумом и вообще больной, чтоб как-то скрыть это, и чтоб не было желающих на мне жениться. Сами понимаете, замуж меня такую выдавать никак нельзя, и открыто объявить, что я ведьма, тем более.

­– Да-а… Ну и жизнь, да сдохнуть лучше, – с чувством сказал Жоан.

Девушка опять потерла щеки:

– Или сбежать. Но я никак не могла придумать, как обустроить побег, чтоб уж наверняка. А потом появился сеньор Дельгадо. Приехал, ко двору явился – мол, я известный путешественник из Фартальи. У нас тут иностранцев привечают, мало кто сюда вообще ведь ездит. Так что его приняли, и три дня он на вечерних трапезах про свои путешествия расписывал. Я слушала, слушала и вдруг поняла: вот этот человек мне и поможет. Потому что никого из наших о помощи просить бесполезно, сразу отцу сдадут. А этот, вы уж не обижайтесь, глуп и всерьез себя считает кем-то вроде героического рыцаря старых времен. Ну вот, я улучила поздно вечером минутку, заморочила голову служанке и прокралась в покои к сеньору Дельгадо, и убедила его, что я тут страдаю, а в Фарталье меня ждет возлюбленный, и как-то мне бы отсюда сбежать... он обещал помочь. Я из дворца выйти не могу просто так... Отец велел мне как-то, когда я магии крови научилась, поставить круг со своей кровью. Очень широкий круг, целую тропу… И теперь, если кто нашей крови входит или выходит, отец всегда знает. Но если я покину дворец не касаясь земли, то круг не сработает.

– Правильно, – кивнул Джорхе. – Если простой круг, так оно и есть. Но почему вы не сделали это раньше, верхом ведь тоже можно?

– Да потому что конюшни за пределами круга, – она пожала плечами. – Надо, чтобы меня кто-то вынес на плечах. Вот я и хотела, чтоб сеньор Дельгадо мне оказал такую услугу. И сначала все шло хорошо, по крайней мере никто не заметил, как он ко мне в спальню забрался по веревке... Но этот, простите, дурак, добравшись до окна, уселся на подоконнике и принялся в любезных и куртуазных выражениях испрашивать разрешения войти в, как он выразился, «святая святых девицы благородной». И делал это очень громко. Конечно, горничная проснулась и подняла тревогу. Сеньор Микаэло перепугался, да и спрыгнул из окна… прямо на крышу нашей дворцовой часовни, проломил ее и сам ушибся немного – что даже странно, другой бы побился сильно, но дуракам, наверное, и вправду везет. Там его и повязали.

И Джорхе, и Жоан одновременно схватились за лица:

– Боги, какой болван!!! Ну что ему стоило молчать и делать как сказано…

– Ну, мне, конечно, удалось убедить отца, что я сама такого ничего не ожидала, – она опустила голову. – Иначе бы он и меня запер. А мне сбежать после такой неудачи захотелось еще сильнее. Ну... потом я три ночи подряд кое-как себе мешок шила дорожный из старой юбки, в него сложила немного вещей, печенья, сладостей и кое-какие деньги, потом выжидала удобного часа, и как-то поутру служанку, которая камин разжигала, сумела заморочить, чтоб она мешок вынесла и в парке дворцовом спрятала в указанном месте. Ох, сеньоры, так мне было страшно – вдруг не получится, вдруг чары развеются раньше времени… У меня ведь такое через раз выходит, и не всегда как нужно. Так мне пришлось на крови это делать, чтоб наверняка… Ну, хвала богам, получилось. Служанка сделала все как надо. А я через день поехала кататься верхом в парке. Меня обычно на таких прогулках крепко охраняют, но по всему парку разрешают ездить, а он у нас большой. И ограда не везде хорошая. Я улучила подходящую минуту, сняла адамант да на всех и напустила настоящую вьюгу – первый раз получилось такое. И помчала что было духу. Мешок подобрала, потом через ограду – и в лес. И вот второй день уже потихоньку пробираюсь, да только недалеко удалось пока. В села страшно соваться – ведь меня уже ловят вовсю, наверное.

– Ловят, – кивнул Жоан. – В селе Куло-Вьехо мы с четырьмя ловцами столкнулись, они нас как раз о ведьме на серой лошади расспрашивали.

– Вот мне интересно, – Джорхе помешал в котелке и заметил, что княжна принюхивается к запаху варева с очень большим интересом. Еще бы, если она два дня на сладостях и печенье в болотном лесу прожила, то простая каша с вяленым мясом ей должна райской едой показаться. – Вот мне интересно, а ловцы-то знают, кого именно ловят?

Княжна помотала головой:

– Сомневаюсь я. Ведь только один из Слуг Церкви знает, что я ведьма. Собственно, Первый Слуга. Он, наверное, ловцов и выслал. Отца-то дома нет сейчас. Ему, наверное, уже сообщили, но вернуться он пока не может, потому что по важному делу уехал. Первый Слуга остальным, наверное, сказал, что ведьма от князя сбежала, а кто эта ведьма – нет. Небось еще сказал, что ведьма умалишенная и княжной себя может называть. У нас ведь многие маги почему-то с ума сходят…

– Понятно, почему, – Джорхе вздохнул. – Если не учить как следует с даром управляться, то это с ума свести может только так. Вас, подозреваю, только адамант и спас, а то б уже наверняка безумие бы одолело.

Он достал из сумки две плошки, разложил кашу, легонько остудил магией и вручил княжне одну из плошек и ложку:

– Угощайтесь, сеньорита.

Жоан взял котелок:

– А я из котла поем, чего уж там… и поварешкой вместо ложки, – он принялся наворачивать кашу.

Княжна приняла плошку с ложкой и набросилась на кашу так, что стало понятно: даже сладостей и печенья в ее торбе было очень мало.

Джорхе протянул ей деревянную походную кружечку с пивом:

– И запивать не забывайте, не то живот разболится.

Некоторое время они все молча ели. Княжна потому, что очень уж изголодалась, а маг и паладин размышляли над ее рассказом. Наконец, Жоан, довыскребав из котелка остатки каши и облизав поварешку, сказал:

– Подозреваю, что у князя и этого Первого Слуги ход мыслей такой: княжну поймать до того, как в Фарталью сбежит. Потому как если сбежит, то там заявит себя как маг и попросит убежища, как все здешние маги, когда им удается ноги сделать. А такого позора надо избежать. Потом, опять же, местные поселяне. Если им попадется ведьма, за милую душу спалят или утопят. Этого князь, думаю, тоже хотел бы избежать, а, сеньорита Беренгария?

Княжна кивнула:

– Отец жесток, но все-таки меня любит… ну, по-своему. Иначе бы меня еще в детстве отравили или придушили, когда дар открылся… Я помню, он узнавал, нельзя ли меня совсем дара лишить как-то. А когда оказалось, что только глушить адамантом, так отвалил сорок пять ваших фартальских эскудо за маленький кусочек адаманта.

Жоан продолжил свои размышления:

– Рядовые ловцы, конечно, знать не знают, что ловят княжну, им и не надо. Может даже, у вашего отца и Первого Слуги, сеньорита, даже расчет такой, что вы устанете, намучаетесь по болотам шляться, да и сдадитесь ловцам сами, а они вас бережно домой доставят.

– Вот поэтому я лучше в болоте сдохну! – княжна доела кашу, щеки ее порозовели и вообще она стала выглядеть не такой заморенной и замученной. – Правда. Я уже больше так не могу! Никакой ведь жизни нет... Мне даже… стыдно сказать, сеньоры, но я было пыталась любовника завести. Думала – может, легче станет. Даже почти получилось – одного гвардейца соблазнила, мы… ну… сами понимаете. Только это как-то совсем не так хорошо оказалось, как в книжках про любовь пишут. Да еще этот дурак планы стал строить, как он на мне женится. Пришлось его отвадить. Кровавой магией, по-другому не получалось. Отец узнал, конечно, в ярость пришел, дурня этого разжаловали, а меня отец долго ругал за такое и на целый месяц запер, даже во двор выйти было нельзя…

– Ну это уже совсем как-то не по-людски, – возмутился паладин. – Так что я вас понимаю, сбежать от такой жизни – святое дело. Вот только что дальше-то? Как вообще эту задачку решить, а? Нам ведь надо Микаэло как-то вытащить сначала.

– В столице меня точно искать не будут, – княжна вернула магу кружку. – По крайней мере пока. А отец сейчас уехал к баронам Кампо, сговаривать их дочку за моего брата. И значит, я могу вам незаметно открыть тайный ход в дворцовые подземелья, он тоже на кровавой печати, специально для нашей семьи еще давно делалось, там печать посильнее тех, что я накладывала, потому я и не смогла через него сбежать незаметно, хотя пробовала. А ваш родич как раз в подземной дворцовой тюрьме и сидит. Вот только как потом оттуда незаметно выйти, я уже не знаю.

– Положим, если у нас получится туда пройти, то я просто телепортом нас домой отправлю, – Джорхе плеснул в котелок воды и принялся его мыть. – А насчет вас, сеньорита... Как я понимаю, ваш отец был бы рад как-то вас куда-то пристроить, чтобы избавиться от головной боли в виде вашего дара. Сделать из вас настоящего мага он не может из политических соображений, мучить вас адамантом ему тоже не нравится, иначе бы он вам не позволял колдовать вообще, так-то, подозреваю, он понимает, что постоянное ношение адаманта вас сведет с ума так же верно, как и неуправляемый дар. Выдать замуж в Планине он вас не может – боится огласки. Выдать вас замуж официально за какого-нибудь заграничного аристократа тоже – по той же причине. Монастырей у вас в Планине нет, хотя не понимаю, почему. Позволить вам сбежать и просить в Фарталье убежища – тоже, потому что опять же огласка будет.

– Все так, – она грустно кивнула. – Выхода нет. Но мне уже все равно, огласка, не огласка… я хочу сбежать отсюда.

Жоан снова улегся на подстилку. Обед был хорош, теперь бы поспать… но паладин не мог спать, когда над ними висел неразрешимый вопрос в виде планинской беглой княжны-ведьмы. Его беспокоила мысль, которую он никак не мог поймать за хвостик. А когда поймал, то аж сел и сказал:

– Это всё ерунда. А вот что действительно серьезно – так это то, как нам в столице быть. Въехать нам ведь придется через заставу, не думаю, что сеньорита Беренгария сможет нас провести туда тем же путем, каким сама сбежала.

Княжна кивнула:

– Да я тот путь уж и не помню... Да и не выйдет, там же дворцовый парк, теперь, наверное, полно охраны. А с южной стороны стена с воротами, с северной – поля, там тоже наверняка патрулируют сейчас. Тайком в столицу пробраться не получится…

– Вот именно. Так что придется через заставу. А на заставе придется подорожные показать. Положим, я смогу отвести глаза обычной страже, и они вас, сеньорита, не заметят. А если там будет какой-нибудь Слуга Церкви? Я не настолько силен, чтоб суметь заморочить посвященного, а вам и подавно нельзя это делать, иначе тут же сцапают всех троих, – Жоан почесал висок. – Это первое. Второе – нам там придется хоть на одну ночь в каком-нибудь трактире поселиться, очень сомневаюсь, что мы за день управимся. Лошадей, опять же, надо куда-то пристроить будет. В трактире опять же придется объяснять, кто мы такие и кто вы такая. А подорожной на вас у нас нет.

Сеньорита Беренгария поерзала на своем коврике, очень сильно покраснела и сказала:

– Ну, кто-то из вас может сказать, что я его жена. По нашим законам жена может с мужем путешествовать по его подорожной, и ее даже туда вписывать не надо.

Джорхе вдруг вскинулся, словно ему в голову пришла замечательная мысль, но пока ничего не сказал.

Паладин развел руками:

– Да толку с этого вранья, если первый же посвященный на вас посмотрит. Сразу же понятно будет, что никакие не супруги и даже, хм, не спали в одной постели. Это несложно, и не сомневаюсь, что ваши Слуги Церкви уж это-то точно умеют видеть. Брак – это ведь таинство, и супругов связывает не просто взаимный договор с обещаниями, а определенные силы... Так что это вранье никуда не годится.

И тут маг медленно сказал:

– Вранье, конечно, никуда не годится… А что, если это будет не вранье?

– То есть? – не понял Жоан. – Ну как не вранье, если…

– А вот так, – маг сделался очень серьезным. – Что, если я и правда женюсь на сеньорите Беренгарии, а? Брак будет настоящим. Решит и проблему этого вранья, и заодно вопрос, что делать дальше.

– С ума сошел, что ли? – Жоан аж сел. – Политических проблем захотел?

– Почему? – вдруг сказала Беренгария. – Если… если сеньор Джорхе на мне женится, то по нашим законам я полностью перехожу в его власть, а поскольку он чужестранец, то я теряю все свои права как планинская княжна. И поскольку сеньор Джорхе уж точно не станет в Фарталье всем трубить, что я планинская княжна, то и огласки не будет. Отец, конечно, разозлится, но потом успокоится, когда поймет, что так лучше всего. А политические проблемы... Сомневаюсь, что он будет требовать от вашего короля меня выдать, особенно если не разглашать мое происхождение. Ссориться с вашим королем ему ни к чему, совсем наоборот. Бояться каких-то претензий с вашей стороны тоже нечего, у нас женщины не наследуют и через них тоже нельзя наследовать. Так что, думаю, он позлится, побесится, а потом сообразит это всё и остынет. А я на все согласна, лишь бы убраться отсюда. Так-то он меня точно никогда замуж ни за кого не выдаст, всё будет бояться, как бы чего не вышло.

– А так не будет, да? – с сарказмом сказал паладин. Сон как рукой сняло. Он вскочил и принялся мерить полянку шагами. – Да нас тут же, как только кто сообразит, что к чему... Ты, Джорхе, представляешь вообще, чем это чревато? Королевский маг женился на княжне сопредельного государства без согласия ее отца, против его воли увез ее в Фарталью! Скандал же будет!

– Да не будет никакого скандала, – Джорхе махнул рукой. – Ты же слышал, что сеньорита только что сказала. Став моей женой, она потеряет свой статус планинской княжны, а по нашим законам она тут же сделается фартальской подданной, потому что я урожденный дворянин, да не простой, а сын владетельного дона. Будь я кабальеро во втором поколении, домин или простолюдин, тогда да, были бы вопросы и пришлось бы ждать целый год, чтоб фартальское подданство получить. А если подумать, то, вообще-то, по статусу мы с тобой примерно равны сеньорите Беренгарии. Род наш древний, знатный, прославленный, к тому же неоднократно доны Дельгадо становились правителями Сальмы... Ничем, считаю, не хуже планинского князя. А насчет воли там и прочего… по нашим законам, да и по планинским, сеньорита Беренгария уже совершеннолетняя. И замуж может выйти по собственной воле, даже без отцова разрешения. В этом вопросе, насколько я знаю, церковные положения важнее светских, а, Жоан? Причем везде, где официально исповедуют Откровение Пяти.

– Ну вообще-то да, – паладин, однако, не успокоился. – Но как ты собираешься это провернуть? Что, вот прямо сейчас сядем на коней, поедем на этот ближайший хутор, явимся там в часовню или церковь, что там есть, и скажем: «А ну-ка, быстренько пожените вот этих двоих, пока никто не узнал, что это княжна планинская»? Да проще уж попытаться на вранье выехать, и то шансов больше!

Джорхе схватил его за плечо и легонько встряхнул:

– Жоан, успокойся, а то ты что-то соображать перестал. На кой ляд нам церковь искать и священника, если у нас есть ты?

Паладин остолбенел:

– Что?! Я?! Ты что, совсем ума лишился?

– Это ты, похоже, лишился, – вспылил Джорхе. – Ведешь себя как дурак последний, хуже Микаэло прямо! Ну, думай давай. Ты у нас кто?

– Ну, паладин я, а что нам это дает? – Жоан все еще не понимал, чего брат от него хочет. Княжна тоже ничего не понимала, но наблюдала за этим молча.

– Правильно, молодец, – как маленького, похвалил его Джорхе. – Идем дальше. А паладины обязательно должны быть кем? Ну?

– Ну… посвященными, обычно посвященными Девы, – Жоан немного успокоился, но по-прежнему ничего не понимал. – Ты это к чему вообще?

– К тому, дубина, что таинство брака может совершить любой посвященный любого из пяти богов, вот к чему! – всплеснул руками Джорхе. – Теперь наконец допер?

Жоан сел где стоял, уставился на брата и захлопал глазами:

– Так, погоди… ты хочешь сказать, что я, это… должен вас поженить? А разве я могу?

– Да я тебе и пытаюсь вдолбить, что можешь! – Джорхе сел на корточки напротив него и взял за плечи, заглянул в глаза. – Можешь, канонически ничто не мешает. Но самое главное, что ты – посвященный, обряд прошел, Истинные Имена богов тебе ведь сказали, а?

Жоан кивнул.

– Ну вот, значит, благодать тебе передана. Обеты ведь соблюдаешь? Соблюдаешь, иначе хрен бы ты вчера ночью личей уделал. И ты теперь можешь совершать все таинства, и они будут действительны. Пусть даже ты в священники и не готовился, все равно ты посвященный, знающий Имена. И этого достаточно. Понял теперь?

Паладин схватился за голову:

– Да понял, понял… Дай только это как-то переварить.

– Некогда переваривать, уже скоро ночь. А после заката таинство брака совершать нельзя. Сеньорита Беренгария, вы как, согласны на такое?

– Согласна, конечно, – княжна подошла ближе. – Особенно если сеньор Жоан и правда нас может поженить и это будет действительно.

Жоан встал, все еще держась за голову:

– Э-э… но таинство таинством… если, конечно, я еще вспомню, чего там говорить надо, это самое таинство совершая… И если боги такой брак примут. Но брак будет действительным во всех смыслах только если вы, хм, это самое… совершите его не только духовно, но и плотью. Переспите то есть. Иначе это будет только духовный брак, а он лишь в Фарталье считается основанием для перемены статуса супруга, и то не везде. Вы, сеньорита, должны это понимать. Потому что если этого не сделатьт, то ваши Слуги Церкви все равно увидят, что брак не состоялся как следует…

А Джорхе добавил:

– Один раз только надо, чтоб было как полагается. А потом в Фарталье, если вы захотите, расторгнуть можно будет. Достаточно только год не… иметь близости, и брак можно расторгнуть.

Княжна взяла Джорхе за руку:

– Мне всё равно, лишь бы убраться отсюда. Давайте уже жените нас, сеньор Жоан.

Паладин тяжко вздохнул, принялся бродить по поляне, вспоминая, что требуется для совершения брака. Сам он на свадьбе присутствовал два года назад, когда женили наследного принца Серджио на прекрасной Джованне, а Жоан и Робертино, тогда еще кадеты, были определены в почетный эскорт Джованны – главным образом чтобы выразить особую королевскую благосклонность их семьям, а вовсе не из-за собственных заслуг кадетов.

– Так, нам нужна чаша с вином… вина нет.

В ответ на это Джорхе порылся в своей сумке и достал ту самую бутылку плайясольского тиньо, которую Жоан снял со статуи прославленного паладина Роже Дельгадо.

– Ого. Я думал, ты ее дома оставил! – удивился паладин.

Маг вздохнул:

– Хотел, да забыл из сумки вынуть. А теперь вот пригодилась. Сейчас открою, а ты пока давай вспоминай, что там еще нужно.

Он принялся возиться с пробкой. Княжна взяла деревянную кружку, протерла ее платком. Сказала:

– Кажется, кольца же еще нужны?

– Точно. Но тут любые подойдут, – Жоан достал из кармана четки и принялся их перебирать – так думалось и вспоминалось лучше. – У вас обоих вон кольца есть, давайте сюда.

Джорхе снял свое кольцо выпускника мажеской королевской академии, золотое с рубином, и отдал брату. Княжна стянула с пальчика тонкое колечко с изумрудиком.

– Отлично, – Жоан уже окончательно смирился с тем, что сейчас ему придется поработать за священника, и решил, что раз такое дело, то поработать надо хорошо. Дельгадо никогда ничего не делали кое-как, кроме, конечно, Микаэло.

– И узы, – он достал из кармана шнур от колокольчика. – Это, конечно, не шелковая вышитая лента, но что есть. Ну, дорогие брачующиеся, стелите коврик, становитесь на него.

Он налил в кружку вино, положил на плошку оба кольца, расстелил на траве свой шейный платок и поставил плошку и кружку на него. Поднялся, прикрыл глаза, перебирая четки, и обратился к богам, прося у них помощи в таком важном деле.

На него вдруг снизошла светлая, теплая сила, мягкая и могучая, она наполнила его до краев, и он ощутил присутствие не только Девы, как бывало раньше, когда он взывал к ней, но всех пяти богов. Похоже, боги сочли, что совершаемый брак – дело хорошее. И Жоан начал читать первый псалом. Он не помнил точно, что именно надо произносить в брачной церемонии, но первый псалом был универсальным, так что вполне годился. Закончив его, он сказал:

– Пятеро даровали мне силу и право совершить брак детей божиих Джорхе из рода Дельгадо и Беренгарии из рода Планинато. В брак вступить вы должны чистыми и свободными от зла и греха. Джорхе и Беренгария, каетесь ли вы в грехах, совершенных вами до сего дня?

– Каемся, – хором сказали оба.

– Прощаете ли вы вашим обидчикам все обиды?

– Прощаем.

– Джорхе, сын рода Дельгадо, связывают ли тебя обеты или обязательства, препятствующие браку?

– Нет.

– Беренгария, дочь рода Планинато, связывают ли тебя обеты или обязательства, препятствующие браку?

– Нет!

– Есть ли причина, по каковой ваш брак не может состояться?

– Нет, – сказали оба.

– Итак, вступая в брак, вы принимаете на себя брачный обет: заботиться друг о друге и в радости, и в горе, во здравии и в болезни, быть милосердными друг к другу, быть верными, любить и уважать друг друга. Принимаете ли вы эти обеты?

– Принимаем.

Жоан подошел к ним, связал шнуром от колокольчика их правые руки:

– Я, посвященный Девы Жоан из рода Дельгадо, волей Пяти богов соединяю в брачном таинстве Джорхе, сына Дельгадо, и Беренгарию, дочь Планинато. Да будут эти узы прочными, жизнь ваша долгой, а счастье непреходящим. Пейте брачную чашу!

И он вручил им деревянную кружку с вином.

Конечно, это была не широкая золотая чаша с двумя ручками, из какой пили на своей свадьбе принц Серджио и прекрасная Джованна, но Жоану мимолетно подумалось, что эта деревянная походная кружка ничем не хуже. А еще он глазами посвященного кое-что вдруг увидел, кое-что такое, чего они оба наверняка еще не поняли и о чем, наверное, даже не подозревали. И чуть улыбнулся.

Как-то оба умудрились почти одновременно выпить вино и не пролить его из неудобной для двоих кружки. Жоан забрал кружку, поставил на платок и протянул им плошку с кольцами:

– Берите кольца. Что говорить, я думаю, знаете.

Джорхе кивнул, взял колечко с изумрудиком и надел на безымянный палец левой руки Беренгарии:

– Этим кольцом я беру тебя в жены, Беренгария.

Она надела ему на безымянный палец его мажеское кольцо:

– Этим кольцом я беру тебя в мужья, Джорхе.

– А теперь поцелуйте друг друга… Ага, вот так. – Жоан подошел к ним, развязал шнурок и спрятал его в карман. – Поздравляю, отныне вы муж и жена. А теперь дуйте в палатку и делайте что требуется, чтоб брак был совершен по всем правилам. А я у костра посижу, самопал почищу. И чистить я его буду не меньше часа, все понятно?

Беренгария покраснела, и, что удивительно, Джорхе тоже. Жоан взял самопал, достал из своего мешка сверток с шомполом, смазкой, порошком для чистки и уселся у тлеющего огня, спиной к палатке.

Джорхе пропустил Беренгарию в палатку первой:

– М-м-м… невесту положено внести в дом на руках, но тут это будет, м-м-м, сложновато.

– Ничего, – она забралась в палатку, села на войлочную подстилку и одеяла, и принялась расстегивать жакет.

Маг забрался следом, сел рядом, расстегнул ремень, снял камзол:

– Мне очень, хм, неловко, сеньорита... но Жоан прав: брак надо совершить как положено, иначе все это не стоило и затевать. Я... понимаю, что вы меня сегодня увидели впервые в жизни и знать меня не знаете. Лечь в постель с незнакомцем, да еще в такую, хм, очень неприглядную постель – это трудно, и я заранее прошу прощения, если что-то будет не так…

Девушка прижала ладонь к его губам:

– Ничего не надо говорить и не надо извиняться. Давайте просто это сделаем, да и всё. Пожалуйста, раздевайтесь.

Она сняла жакет и отложила его в сторону, расстегнула наборной красивый пояс, сняла юбку. Поскольку юбка была для верховой езды, то она просто запахивалась от бедра к бедру, и снять ее оказалось легко даже сидя в довольно тесной палатке. Глядя на нее, Джорхе вздохнул тихонько и продолжил раздеваться сам. Размотал кушак, расстегнул пуговицы на штанах и стянул их, снял рубашку. Стесняться ему в этом смысле было нечего: никакого пуза и в помине нет, смуглый, поджарый, подтянутый, сложен хорошо, мускулы вполне просматриваются, хоть до Жоана ему в этом, конечно, очень далеко.

Беренгария решительно стянула тонкую нижнюю сорочку и панталоны, оставшись только в чулках. Собралась было снять и их, но тут наконец посмотрела на Джорхе и замерла – он как раз разделся полностью, и просто сидел рядом, искоса на нее поглядывая. В свете маленького светошарика, подвешенного под конусом палатки, его можно было неплохо рассмотреть, и увиденное княжне понравилось. По крайней мере он был точно красивее, чем ее первый и единственный любовник. И вдруг она застеснялась своей худобы и торчащих ребер, и густой рыжей поросли внизу живота, и веснушек, которые у нее, как у всех светлокожих рыжих, усыпали не только нос, но и плечи, и даже грудь. Она закрыла грудь руками, подтянула ноги к животу и свернулась калачиком. Маг тут же резко повернулся к ней, взял мягко за плечи: