Пансионат на Страндвеген

VIII. Кольцо с жемчужиной (Записки доктора Нилеруда)

...Воскресенье, вечер.

Весь день я пытался описать события вчерашнего дня и сего дняшнего утра, но был слишком возбужден, чтобы работа шла гладко. Поэтому кончаю записи только сейчас, после ужина...

Следует признать, что наш forste kriminalassistent не теряет хладнокровия и не впадает в панику. Он только взглянул в окно и сразу заявил:

— Этот человек мертв.

— Может, он без сознания, — предположил я. — Надо вы ломать дверь и попытаться помочь ему. Может, это сердечный приступ.

— Нет! — твердо сказал офицер. — На полу видны пятна крови. Это убийство. Я совершенно уверен.

И тоном приказания добавил:

— Вы поедете в пансионат и привезете моих полицейских. По дороге остановитесь у полицейского поста в Ломме. Пусть немедленно сообщат в Лунд. Я буду ждать следственную бригаду и судебного врача. Прошу вернуться как можно скорее. Я тем временем осмотрю место.

Через пятнадцать минут я уже снова был у домика рыбака. В оба конца гнал с сиреной. Магнус Торг опять заглядывал в окошко кухни. Услышав, что мы подъехали, он обернулся.

— Нет никаких следов. Я внимательно осмотрел все вокруг. Единственная надежда, что найдем отпечатки пальцев на ручке двери или внутри дома.

Только теперь я заметил, что дорожка перед самым домом выложена камнями и залита цементом. Неудивительно, что на ней не осталось следов.

— Окно в комнату можно открыть, — заметил один из поли цейских. — Форточка заперта не очень хорошо. Если немного по стучать, наверно, откроется. Тогда можно будет засунуть руку и открыть верхнюю и нижнюю задвижки.

— Нет, — остановил его Магнус Торг. — Подождем людей из Лунда. Тому, внутри, уже ничего не поможет. Осмотрите сарай и проверьте, нет ли каких-нибудь следов на пляже.

В сарае лежали сети, немного угля, наверно, остаток с про шлой зимы, и старый, давно не используемый велосипед. От дома к лодке вели наполовину стертые следы. Видно было, что кто-то прошел этим путгем дважды, туда и обратно.

— Это, наверно, рыбак, когда вытаскивал свою лодку, — предположил полицейский.

— Проверим позже.

Не прошло и часа, как возле нашей машины остановилась вторая. Из нее вылезли полицейские технической службы и уже знакомый мне rattslakare, доктор Торстен Росс.

— Вот мы и снова встретились. И опять при скверных обстоя тельствах. Что творится в этой Ломме? — заметил симпатичный врач. — Шестнадцать лет живу в Лунде, и за все это время толь ко три человека утонули в море, причем на всем побережье. А тут каждые два-три дня новый труп. Где он?

— Там, внутри. За запертой дверью, — сказал я.

— Может, он еще жив? Надо было выломать дверь.

Я пожал плечами.

— Мне тоже так казалось. Но господин forste kriminalassistent решил иначе. Он считает, тот человек мертв.

— Ну, ну, — пробормотал врач, — если это не так, будет большой скандал. Не оказать помощь раненому или умирающе му... Не хотел бы я тогда быть в шкуре Магнуса Торга.

— Это его дело. Я предложил ему свои услуги, но не мог действовать вопреки указаниям офицера полиции. Хотя, честно говоря, я не думаю, что наш «великий» ошибся.

Тем временем сотрудники технической службы внимательно осматривали дом. Искали отпечатки пальцев на дверной ручке, на косяке и даже на оконных стеклах. Один сделал гипсовые слепки следов на песке возле лодки. Но они не были довольны результатами.

— Ничего тут нет, — заявил один из них.

Пока шел осмотр, начальник местного полицейского поста, прибывший сюда еще раньше, чем бригада из Лунда, сообщал некоторые сведения о «den gammle fiskaren».

— Он жил тут уже лет двадцать. Прибыл прямо из госпиталя, где лечили больных заключенных, вызволенных из фашистских концлагерей акцией Фольке Бернадота. Вроде бы врачи велели ему жить у моря. Он был тогда очень слаб и совсем не говорил по-шведски. Ему дали этот домик и помогли привести его в по рядок. Поначалу поляк нанимался на разные работы. Но какой от него был толк? Он еще долго выглядел так, словно прибыл с того света.

— Неудивительно, — вмешался Торстен Росс, — я хорошо помню тех несчастных, которые прибывали на кораблях в Гёте борг и Мальмё. Мало кто мог сойти на берег своими силами. В основном их выносили на носилках и прямо укладывали в са нитарные кареты. Надо было слышать, что они рассказывали о своих переживаниях в гитлеровских концлагерях. Просто чудо, что они вообще выжили.

— Точно, — подтвердил один из полицейских. — Я был тогда еще мальчишкой и не все понимал. Знаю, что некоторые жители Ломмы хотели взять его к себе, в свой дом. Но он упорно отка зывался. Просил этот домик. До сих пор, верно, никто не знает, кем был этот человек раньше, что делал. Рыбаком он наверняка не был. Только когда немного поправился, он стал выходить с нашими в море и учиться этому делу. Лодку, которая там лежит, он купил у моего дяди, когда Сигурт Ходин сделал себе большой катер и предложил дяде стать его компаньоном.

— Говорят, он был большой чудак и человек очень скрыт ный, — заметил я.

— Да, —подтвердил полицейский. — Двадцать лет назад он был еще молодой, не больше сорока. Многие девушки Ломмы не отказались бы видеть в нем если не мужа, то хотя бы жениха (в Швеции принято до свадьбы заключать пробный союз. — Прим, автора). Но он ни на одну не смотрел, хоть были рыбаки, которые сватали ему своих сестер и дочерей. Ни с кем он не сдружился за эти годы. Кроме того, был католиком. Каждое воскресенье ездил в Лунд, в тамошний костел. Никто его не наве щал, по крайней мере, я ничего об этом не знаю, хотя трудно не знать того, что делается в Ломме, если родился и вырос тут. А о Шечекки я больше ничего не могу сказать. Только то, что рыбу он ловил всегда в одиночку и сам продавал ее, обходя дома. Люди охотно покупали у него, потому что он никогда не торговался, брал, сколько дадут. И товар, надо признать, у него был хороший. Такую отличную рыбу другие не ловили и со своих катеров. А он лучше потратит несколько дней и поймает лосося или угря, чем вытащит полные сети трески или сельди. И потом, рыба у него всегда была свежая.

— Он куда-нибудь ездил? — спросил Магнус Торг.

— Да. Как наловит побольше угрей да продаст их, так запи рает дом и исчезает на несколько дней.

— У него было шведское гражданство?

— Да. Принял его после восьми лет жизни в Ломме.

— А заграничный паспорт?

— Тоже был.

— Ездил за границу?

— Думаю, ездил. Иначе зачем ему паспорт? Года два назад он говорил мне, что был в Польше. Я даже спросил, не у родных ли. Он ответил: «У меня нет родных». На этом наш разговор за кончился.

— Ну, как там у вас? Кончили? — спросил Магнус Торг сотрудников технического отдела.

— Да. Можно взглянуть, что там внутри.

— Я влезу, — снова предложил один из полицейских.

— Хорошо. Но только осторожно. И сразу открой наружную дверь, по дому не ходи.

— Есть, — полицейский без труда открыл окно, исчез в доме и через минуту открыл дверь.

— Вы правы, — сказал он офицеру. — Этот старик мертв.

Мы с доктором Россом хотели войти в кухню. Через открытую дверь был хорошо виден старый поляк. Он лежал на боку, под жав ноги. Одну руку прижимал к груди, где пижама была про питана кровью. Лицо изрезано морщинами. Волосы редкие, седые и коротко остриженные. Черты лица, и так резкие, еще больше заострила смерть. На взгляд ему могло быть около семидесяти.

Я шагнул к двери, но Магнус Торг остановил меня.

— Сначала они.

Мы с доктором Россом, следователем и местным полицейским остались у порога. Сени были крошечные, не больше чем полмет ра. Ровно столько, сколько надо, чтобы сдержать резкие зимние ветры, дующие со стороны Дании, и чтобы снежная пыль не по падала прямо в кухню. Размеры другого помещения тоже были невелики. Дом построен из толстых сосновых бревен, только слег ка обтесанных. Утеплен стружками и мхом. В Лунде, в местном музее, я видел аналогичную постройку, насчитывавшую несколь ко сотен лет. Эта, наверно, была не моложе. О ее возрасте свиде тельствовал хотя бы тот факт, что здесь не было потолка. Просто на стропила с одной стороны была уложена крыша, а с дру гой прибиты оструганные доски. Между досками и крышей, наверно, для тепла был простелен камыш или солома.

В полу, сделанном из таких же досок, были широкие щели. Хозяин домика выкрасил пол в темно-вишневый цвет. У входной Двери был прибит кусок линолеума. Такой же линолеум был у плиты, находившейся напротив входной двери. Над плитой ви села полка. На ней — кастрюли. Рядом — почерневший от старо сти буфет. Через приоткрытую дверь можно было разглядеть в глубине какие-то ящички и мешочки, наверно, запасы продук тов. Стоял большой алюминиевый чайник и другой, поменьше, для заварки: явный признак того, что хозяин дома — иностра нец, увлекающийся этим китайским напитком, который не поль зуется в Швеции большой популярностью.

Здесь же помещался небольшой стол с двумя табуретками. Маленький умывальник дополнял скромную меблировку. На столе стояла тарелка. На ней — полбуханки хлеба в целлофановом мешке. Рядом нож. Еще стоял там стакан с остатками какого-то напитка. На гвоздях, вбитых прямо в стену, висели комбинезон, старая рыбацкая куртка с капюшоном, шапка и еще какая-то рабочая одежда.

Фотограф сделал серию снимков. Дактилоскопист снова атако вал дверь, на этот раз с внутренней стороны, и опять безрезуль татно; взял отпечатки пальцев убитого. Затем техники перебра лись в глубь кухни. Настала наша очередь.

Первым вошел Магнус Торг. Склонился над мертвым и отвер нул пижаму на левой руке. Немного ниже локтя стала видна ма ленькая голубая татуировка, точнее номер: 147859. Цифры были еле заметны и написаны не очень ровно.

— Аушвитц, — коротко заметил доктор Росс.

— Точно так же, как у Марии Янссон. Только номер у нее был значительно меньше. Примерно на сто тысяч, — сказал я.

— В Освенциме, — объяснил Магнус Торг, — женщин и мужчин нумеровали отдельно. Женщин туда привозили значи тельно меньше, отсюда и разница в номерах.

Следователь начинал мне положительно нравиться. Ведь пар ню не больше двадцати восьми лет. Откуда он знает обычаи, которые были приняты в гитлеровских концлагерях?

— Вы узнаете убитого? — спросил офицер местного поли цейского. Это была чистая формальность. Все говорило за то, что это не мог быть никто иной, но Магнус Торг был формали стом, а протокол осмотра тела содержит пункт «тело опознано...», поэтому ему и в голову не пришло, что этот пункт может остать ся без ответа.

— Конечно, — подтвердил полицейский. — «Den gammle Polacken».

Мы с доктором Россом наклонились над телом. Мой коллега с трудом выпрямил руку, лежавшую на груди. Под ней была рана — вход пули. Судя по размерам отверстия, не слишком большого и не маленького, выстрел был сделан из «семерки», причем почти в упор: на теле были видны крупинки пороха. Такие же крупинки должны были находиться и на пижаме. Судя по небольшому кровотечению, смерть наступила почти мгно венно.

— Хорошо выстрелил, — заметил доктор Росс, — точно в сердце.

Он поднял рубашку на спине убитого, пытаясь отыскать ме сто вылета пули. Его не было.

— Думаю, — сказал я, — пуля пошла немного наискось. Пробила правое предсердие и застряла где-то под лопаткой.

— Я тоже так считаю, — сказал rattslakare из Лунда. — Непосредственной причиной смерти было повреждение сердечной мышцы и внутреннее кровоизлияние. Но с полной уверенностью я смогу это сказать только после вскрытия.

— Для меня это не так важно, — заметил Магнус Торг. — Значительно больше интересует меня этот номер на предплечье.

— Интересно, — сказал я, — виделась ли Мария Янссон с рыбаком?

— Могу расспросить соседей, — предложил полицейский из Ломмы.

— Мои люди тоже этим займутся, но местному все же легче.

— Я думаю, что они виделись. Ведь Лилиан утверждает, что этот поляк звонил госпоже Янссон в пансионат.

— Верно. Звонил, но в день смерти Марии Янссон. Часа за два до убийства. Может, они только уговорились встретиться.

— Господа, — офицер полиции призвал нас к порядку, — обо всем этом мы сможем подумать, когда закончим осмотр ме ста преступления.

С этими словами он показал на лежащий на полу труп.

— Без вскрытия я больше ничего не могу добавить, — ска зал доктор Росс.

— Предполагаемое время убийства? — спросил Магнус Торг.

— Думаю, — поспешил ответить я, — между одиннадцатью вечера и часом ночи.

— А вы, доктор Росс?

— Я тоже так считаю.

Вторично мы с доктором Торстеном Россом высказали оди наковое мнение. Напомню, что, осматривая тело бедной госпожи Янссон, мы оба решили, что ее смерть наступила между пятью и семью часами вечера. Признаюсь, такое единство мнений было мне приятно, несмотря на всю мрачность ситуации. Ведь доктор Росс — выдающийся специалист. Я читал его многочисленные тРУДы в специальных журналах. Кроме того, он профессор Лундского университета, известного по всей Швеции. И этот че ловек дважды признал мою правоту. Есть от чего возгордиться.

Тем временем наши техники внимательно осмотрели всю кухню и, не найдя ничего достойного внимания, перешли в ком нату. Комната была несколько больше кухни, но тоже без по толка. Здесь мебель была поприличнее. На полу — ковер, прав да, довольно потертый. Стол, хоть и не новый, несомненно, по мнил лучшие времена. То же можно было сказать и о четырех стульях. В углу комнаты стоял ореховый шкаф с зеркалом. Рядом — стеллаж с книгами. Книг было много, не меньше двухсот. Спал хозяин на тахте, сейчас она была расстелена. На одном из стульев — аккуратно сложенная одежда: обычные вещи, какие можно купить за сто восемьдесят крон в первом попавшемся магазине в Мальмё или Лунде.

Только теперь я заметил, что маленький ночник на столике возле тахты все еще горит.

— Я думаю, — оказал один из полицейских, — что этот человек уже спал или, во всяком случае, лежал в постели. Услышав стук, он встал, подошел к двери и открыл ее. Тут и последовал выстрел. Убийца захлопнул дверь. Звук выстрела за глушило море. Вчера оно шумело больше, чем обычно.

— Должно быть, это был знакомый рыбака, — заметил я. — Чужому он не стал бы открывать в такой поздний час.

— Неизвестно, что этот человек ему сказал. Он мог прики нуться почтальоном, принесшим срочную телеграмму. Это ста рая уловка, но почти всегда удается.

— Тем более, — добавил полицейский, — что у старика не было телефона.

— Он действительно был так беден? — спросил я. Не иметь в Швеции телефона — признак крайней нужды.

— Нет. Беден-то беден, — уточнил полицейский, — но не до такой степени. Если бы он хотел иметь побольше де нег, то мог бы чаще выходить на лов. Но он сам объяснял, что деньги ему не нужны. Лишь бы хватило на кусок хлеба. Чу дак. Видно, после лагерных переживаний он так и не пришел в себя.

Один из полицейских внимательно осматривал одежду уби того, вынимая из карманов их содержимое: старый кожаный кошелек, расческу, зеркальце, пачку сигарет «Pall Mall», наполо вину пустую, носовой платок, второй платок, совсем чистый, пару серебряных крон и немного мелочи, зажигалку, какой обычно пользуются рыбаки и матросы.

Офицер полиции открыл портфель убитого и вынул оттуда несколько банкнот: сто восемьдесят пять крон — неплохая сум-ма для такого бедняка, каким он слыл среди соседей. В порт феле был еще маленький календарик без всяких пометок и не сколько счетов, в том числе из местной прачечной.

— Да, немного, — проворчал Магнус Торг, — посмотрите в письменном столе.

Описывая комнату, я забыл сказать, что возле одного из окон стояли письменный стол и очень удобное кресло. На сто ле — пепельница, перекидной календарь, пачка чистой бумаги и раскрытая книга.

Все ящики были выдвинуты, но трудно допустить, чтобы здесь хозяйничал убийца: в ящиках был полный порядок. В од ном — чистая бумага, в другом — какие-то салфетки и множе ство фотографий (их еще никто не просматривал), ниже — снова книги, все по рыболовству, и, наконец, в самом нижнем — куча всяких лекарств.

В большом среднем ящике мы прежде всего обнаружили за граничный паспорт убитого. С фотографии на нас смотрел чело век лет на двадцать младше того, что лежал в кухне. В графу «Имя и фамилия» чьим-то каллиграфическим почерком были вписаны слова, которые наш язык мог произнести лишь с огром ным трудом: Станислав Тшечецкий.

— Ну и фамилии в этой Польше, — рассмеялся один из по лицейских. — Язык можно сломать. Даже не верится, что там и маленькие дети говорят по-польски.

— Старая шутка, — заметил доктор Росс, — по ту сторону Балтики то же самое говорят о шведах.

— Не может быть. У нас язык самый легкий, — в полицей ском взыграл патриот.

Из паспорта стало ясно, что убитому Станиславу Тшечецко му было пятьдесят девять лет. В графе «Профессия» стояло «Рыбак», а в графе, свидетельствовавшей об образований, — « Инженер-механик ».

Я даже присвистнул: что это за странный инженер-механик, который ловит рыбу вместо того, чтобы работать по своей, весь ма хорошо оплачиваемой профессии. Хотя бы на сахарном заво де в Арлёве.

Офицер полиции внимательно осмотрел паспорт. Хотя доку мент этот был выдан четыре года назад, вид у него был доволь но потрепанный. Судя по визам и пограничным штемпелям, по ляк много путешествовал. Каждый год несколько поездок за гра ницу: Бельгия, Голландия, Англия, Франция. Два раза Польша. Последняя поездка в эту страну в начале мая. Все путешествия очень кратковременны: три, четыре дня, максимум неделя. Правда, в век реактивных самолетов даже кругосветное путе-шествие длится не больше, но все же люди, совершающие поезд ки не по делам, а для удовольствия, так не спешат.

В этом же ящике лежали две сберкнижки. На одной было триста двадцать семь крон, на другой — восемь тысяч семьсот сорок крон. Для бедного рыбака, не имеющего даже телефона, — целое состояние. И что интересно, последний взнос был сделан в пятницу, причем довольно большой — тысяча пятьсот крон.

Полицейский из Ломмы был поражен.

— Хоть этот человек никогда не обращался к властям за помощью, мы все считали его бедняком, у которого в кармане не бывает больше восьмидесяти крон.

— Интересно, — сказал Магнус Торг.

В ящике оказались еще какие-то документы, написанные на незнакомом языке, наверно, по-польски. Два оставшихся ящика стола занимали письма, аккуратно уложенные в пачки и пере вязанные шнурком. На конвертах марки со всего мира.

Магнус Торг сложил все бумаги в большой мешок.

— Отправлю их в Лунд. Пусть там внимательно разберутся в этой писанине. Письма на разных языках, есть даже по-италь янски. Надо, чтоб этим занялись специалисты.

— Очень странный человек, — заметил доктор Росс.

— На сегодня хватит. Дом опечатаем. Один из полицейских останется здесь. Когда узнаем какие-нибудь подробности об убий стве или хотя бы выясним содержание его корреспонденции, воз можно, проведем вторичный осмотр.

— Надо вызвать машину, чтобы забрали тело, — заметил врач из Лунда.

— Это уже сделано, — ответил Магнус Торг. — Машина ско ро будет.

— А гильза? — заинтересовался я. — Судя по всему, убийца стрелял с порога. Гильза должна- быть где-то поблизости. Надо ее найти.

— Я уже искал, — сказал Магнус Торг, — пока вы ездили в пансионат. Безуспешно. Наверно, убийца ее забрал.

— В темноте?

— Возможно, он стрелял, войдя в кухню? Тогда он мог под нять гильзу с пола. А может, как это делают профессиональные бандиты, обернул пистолет платком и гильза осталась в плат ке? Или стрелял через карман?

— Тогда бы не было крупинок пороха на теле, — возразил доктор Росс.

— Во всяком случае, гильзы нет, — констатировал Магнус Торг.

Мы направились к выходу. Когда проходили через кухню, мне показалось, что что-то блестит возле ножки буфета. Я по казал рукой.

— Там что-то желтое. Может, гильза?

Один из полицейских заглянул под буфет, но ничего не увидел.

— Немного правее, — сказал я. — Определенно что-то блес нуло там, возле правой ножки.

Полицейский наклонился, пошарил там рукой, потом выпря мился и подал что-то Магнусу Торгу. Мы с интересом столпи лись вокруг. На ладони офицера лежало золотое кольцо с пре красной жемчужиной.