Парадокс Ферми

Брагин. Путь в Москву

— Третий первому, — раздался в наушнике голос Шкета. — У нас всё штатно, скоро будем.

Штатно — это значит, что машины исправны, проверены на предмет «маячков» и едут в нужную сторону.

— Понял, третий, конец связи, — отозвался Брагин, глянул на часы, потом на молчаливого заместителя. — О чем задумался, Геннадий? О смысле нашей жизни? Брось, она того не стоит…

Они сидели в кабине тёмно-серой «Газели», хрустели вкусными домашними сухариками и ждали Шкета с Гвоздём, отправившихся за транспортом. Схема была отработана и проста. Вначале забирал машину со стоянки один, затем подкидывал напарника до второго авто, и уже после оба рулили сюда, на улицу Орджоникидзе, где нет видеонаблюдения и можно не опасаться наглых чужих глаз. Просто под разбитым фонарём стоит неприметная, поезженная, замызганного вида грузовая «Газель». Кому придёт в голову, что в кузове у неё лежат квартетом объёмистые, плотно набитые мешки. Да не просто мешки, а сущие произведения искусства — прочнейшие, несгораемые, забранные металлической сеткой, снабжённые лямками на манер рюкзаков. Внутри, помимо денег, находится система обнаружения, снаружи присутствуют зацепы с крепчайшими титановыми замками. Рехнёшься, поседеешь, дуба дашь, а без ключа не отопрёшь. При взгляде на эти ёмкости Брагин всегда вспоминал классическое высказывание о революции, которая не умеет себя защитить. Почему вспоминал? Может, потому, что и тогда грабили награбленное и экспроприировали экспроприаторов?.. Делили, делились, засылали наверх?..

Между тем прибыли Гвоздь и Шкет и запарковались рядом с «Газелью» — сегодня было решено ехать на белой «Камри» и на чёрном трехлитровом «ML». С виду обычные «Тойота» и «Мерседес», но первое впечатление обманчиво. Бронированные панели, пуленепробиваемое стекло, широкополосные сканеры и ещё кое-что по мелочи, всякие приятные пустячки… Мешки разделили поровну, забросили их в машины, пристегнули так, что если отрывать, то лишь с мясом. Затем настала очередь вооружения, снаряжения, запасных канистр, питья и еды. Дорога дальняя, останавливаться особо нельзя, так что — полная автономность, как на подлодке.

— Отчаливаем, — сказал по рации Брагин. — С богом!

Сам он сидел за рулем «Тойоты» в обществе сладкоежки Шкета и большой коробки конфет, следом катился «Мерседес», пилотируемый Гвоздём. Неспешно, без суеты, проехали кусок Витебского проспекта и влились в поток на Московском шоссе. Здесь, как и договаривались, «Мерс» отстал, пропустил вперёд «Мазду», потом «Ниву», делая вид, будто с впередиидущей белой «Камри» решительно незнаком…

Езда была так себе. С одной стороны, воскресенье, ночь, то есть машин относительно мало, в карманах и на заправках — спящие дальнобои. А с другой стороны, ямы, трещины и колея, напоминающая лыжню. И с неба — то морось, то дождь, то пародия на град, то какие-то потуги на снеговые хлопья. Ни осень, ни зима — северное межсезонье. Ландшафты по бокам шоссе соответствовали общему настроению — чёрные деревья, покосившиеся заборы, ветхие дома. Заброшенные поля были покрыты не травой — зарослями кустарника. Перестройка, с которой когда-то связывали столько надежд, захлебнулась уже лет десять назад.

— Армию можно разваливать и дальше, — сделал вывод Брагин, глядя на дорогу, на которой живого места не было, не то что разметки. — Враг точно не пройдёт.

Сказал и почему-то вспомнил Полковника. Как он там? Жив ли? Всё воюет?

— Да ну, на что мы врагу, нас же кормить надо, — усмехнулся Шкет, отложил очередной трюфель и стал настраивать сканер на милицейскую волну. — Ага, есть контакт… Командир, рупь за сто, в ближайшей деревне гаишная засада. Где мой РПК?[47]

О чем разговаривали в «Мерседесе», точно не известно, однако, зная отношение Гены к судьбам отечества и тот факт, что Гвоздь и Рыжий были друзьями, догадаться несложно…

Без суеты, не нарушая скоростного режима, а значит, не привлекая к себе внимания, они проехали Зуево, миновали ужасы новгородской объездной, где по сторонам были воткнуты ветки, дабы водители не съезжали в кювет, и только в Крестцах с их самоварами, палатками и пирожками не выдержали, залились слюной и устроили привал — не глуша моторов, «сделали план» ближайшей торговке. Кто мотался на колёсах между Питером и Москвой, тот знает, какие в Крестцах пирожки!.. Печёные и жареные, с начинками на любой вкус, а уж качество!.. Народ мимо едет очень разный: схалтуришь — можно здорово поплатиться, и мелкий бизнес это очень хорошо понимает.

«Ну что, тьфу-тьфу-тьфу через левое плечо, — сказал себе сытый и несколько повеселевший Брагин, — пока всё штатно. Скоро можно будет Шкета за руль, расслабиться в кресле и покемарить вполглаза. Скажем, до Клина…»

Ага, хочешь насмешить бога, расскажи ему про свои планы. Брагин не успел даже толком задремать, как почувствовал сброс скорости и услышал голос Шкета:

— Командир, подъём. Нас хотят.

Спокойный голос был насторожён и предельно деловит. Похоже, всё, шуточки закончились.

— Чёрт…

Брагин разлепил глаза и тоже вмиг понял, что сейчас будет не до веселья. Впереди, освещаемый сполохами мигалок, стоял указующий жезлом гаишник. Чуть поодаль ворочался асфальтовый каток и махали лопатами работяги, а чуть впереди просматривались ходовые огни грейдера. Ситуация была откровенно настораживающей. У нас, конечно, асфальт кладут и в снег, и в дождь, и даже в мороз, но чтобы в такую вот ночь, да ещё в четыре утра? Что у них за великая срочность?.. И место явно подозрительное — узкое, с глубокими кюветами по бокам.

Если бы сам Брагин решил кого-нибудь подловить, то сделал бы засаду именно в таком месте.

— Медленно проходи мента, а дальше по обстоятельствам, — велел он Шкету, тронул гранатомёт и отрывисто передал по связи: — Внимание, это первый. У нас по курсу «красный». Работаем по цифре «три».

Третий вариант был таков: держать дистанцию, не нарываться, вторую машину не светить. А впрочем… хрен его знает, чего доброго, она тоже под колпаком…

— Второй первому. Понято. Третий вариант, — бодро отозвался Гена.

Шкет сбросил скорость, не поехал — пополз, а Брагин достал предписание на транссредство[48] и показал его в открытое окно. Обычно этого хватало. При виде розового фона с российским триколором менты скучнели, отдавали честь и желали доброй дороги. Однако на этот раз снаружи ответили громким приказом:

— А ну стоять!

И Брагин всеми фибрами ощутил взгляд — тяжёлый, насторожённый, оценивающий. Так хищник смотрит на приближающуюся добычу, желанную, но весьма опасную.

— Газу, — шепнул он Шкету.

Двигатель взревел, колеса с визгом провернулись, цепляя асфальт. Позади всё тоже резко ожило и задвигалось: лжегаишник рванул с плеча «сучок»,[49] водитель катка выхватил пистолет, рабочие разом побросали лопаты и толпой кинулись в ментовский микроавтобус. Грохнули выстрелы, заревел мотор, захрустела под колёсами щебёнка…

— Давай, милый, давай! — Брагин оглянулся, вытер ладонью лоб, собрался было закрыть своё окно и вдруг, не удержавшись, заорал: — Тормози!

На них, ревя мотором и слепя прожекторами, надвигался грейдер. Пёр в лобовую, мощно играя колёсами и грозно выставив отвал. А в тылу уже стартовала расцвеченная, словно новогодняя ёлка, «Газель», набитая вооружёнными лиходеями. «Камри» клюнула носом, и Брагин в обнимку с тубусом «Таволги»[50] выкатился наружу. Мягко припал на колено, привычно сглотнул, чтоб слабее дало по ушам… Трубу на плечо, мушку вверх до упора, предохранительную чеку долой, планку диоптра поднять… Совместить метку прицела с целью, сделать плавный вдох и на выдохе, открыв рот, надавить на спуск…

Реактивная граната со злым шипением устремилась к цели. Через мгновение жутко грохнуло, прожектора тотчас погасли, и на месте грейдера расцвёл, разбросал огненные лепестки чудовищный цветок. Путь вперёд был освещён и свободен. А вот дела в тылу были хреновы: там набирала скорость ревущая «Газель» и из её окон стреляли.

— Ходу! — залетел в машину Брагин.

Шкет утопил до пола газ, «Камри» ушла на обочину, миновала чадное пожарище и вырвалась на свободу. И вдруг… дёрнулась, завиляла, чуть не сорвалась в кювет и начала быстро терять скорость.

— Заднее правое, — проворчал Шкет, выругался и с тихой ненавистью добавил: — Такую мать, экономим на спичках.

Он был прав. Багажник с бензобаком — так, чтобы, не дай бог, что с деньгами не случилось, — в «Тойоте» бронировали, салон похуже, но тоже как-то укрыли, а вот колёса, положившись на российское авось, вниманием обошли. Ни жёсткого пластикового обода, ни самозаклеивающихся шин… вообще ничего. Возили несчётные миллионы и пожалели несколько тысяч долларов на комплект колёс, не боящихся пуль.

— Хороший выстрел, первый, — послышался в эфире голос Гены. — Искры из-под правого заднего тоже ничего, прям бенгальские огни. Может, нам всё же дистанцию сократить?

Что в переводе значило: «Да я эту паршивую „Газель“ в узел завяжу, только скажи».

— Запрещаю, не свети машину, — буркнул Брагин и кинул очередной взгляд за корму.

Расстояние сокращалось, сукины дети стреляли вовсю, хорошо ещё, зад у «Камри» бронированный, так что пока опасности нет. Однако с безобразием требовалось немедленно кончать: поди знай, что ждёт впереди, и живой активный враг на хвосте совсем ни к чему.

«Ладно, гады, сами напросились…» Брагин перелез на заднее сиденье, приоткрыл левую дверцу и, придерживая её ногой, взял в обе руки по гранате. По старой доброй чугунной ребристой «лимонке».

— Ну-ка, дёрни за колечко… — протянул он правую руку Шкету, гранату в левой обиходил сам, прикинул расстояние и негромко приказал: — Придерживай, пла-а-авненько…

Расклинился покрепче, толкнул ногой дверцу и, отпустив на гранатах прижимные рычаги, принялся считать:

— И раз, и…

На счет «два» обе гранаты почти синхронно устремились назад. Одна — накатом по асфальту под копыта «Газели», вторая — по воздуху, сложной траекторией в район лобового стекла. На счет «три» Брагин охнул, выругался и схватился за плечо: пока швырял гранаты, зацепило. А потом за кормой почти дуплетом хлопнуло — резко, отрывисто, совсем не как в кино, где для зрительского удовольствия устраивают грохот, пламя и клубы чёрного дыма. Гранаты взорвались не очень зрелищно, но «Газель» словно споткнулась. Она взбрыкнула и, переворачиваясь в воздухе, улетела через кювет. Лес здесь был густой — неуправляемая машина смялась о замшелую, дремучую и ни в чем не виноватую ель. Вот тут-то грохнуло уже как следует, и «Газель» в лучших традициях кинематографа загорелась.

Эх, не стареет граната «Ф-1», земной тебе поклон, довоенный оружейник товарищ Хромеев…

Брагин между тем сосредоточился и сквозь зубы скомандовал Шкету:

— Давай, давай поехали, полный ход!

Плечо болело зверски, однако рука слушалась, и кровь, судя по ощущениям, не то чтобы хлестала ручьём. Как видно, зацепило вскользь, по касательной, а впрочем, сейчас было совсем не до того.

— Малый ход. — Метров через пятьсот Брагин высмотрел впереди место на обочине. — Всё, хорош, стопори. Пора нам, брат, размять ноги.

— Второй первому, — раздалось из рации. — Вас подобрать? Я в прямой видимости.

В голосе Гены сквозило уважение — ай да командир, здорово «Газель» ушатал.

Брагин не дал себе поблажки.

— Отставить, не свети машину, — сказал он Гене. — Проезжай где-то с километр и жди. Мы с грузом ножками.

— Второй первому. Понято…

И «Мерседес» умчался вперёд, а Брагин со Шкетом выбрались из «Камри» и, повозившись, откупорили рябой от пуль багажник, где лежали прикованные миллионы. Таскай их теперь в ночи на собственном хребте. Да сначала все следы уничтожь…

— Ну что, прощай, подруга…

Брагин открыл бардачок, нащупал корпус ликвидатора, вытащил «контрольку», свинтил колпачок, мгновение помедлив, включил тугой тумблер. Вот и всё, время пошло. Как в кино, только обратного отсчёта женским голосом здесь не будет… Так что быстренько мешок на спину, ноги в руки и вперёд через кювет. По жирно чавкающей грязи, по чёрной траве в талых глыбках мокрого снега, меж стволов деревьев, параллельно шоссе… Ходом, ходом, ходом, не считая шагов и не глядя на часы. Когда настанет время икс, будет ясно и так.

Слева-сзади полыхнуло огнём, оглушительно грохнуло и прошлось упругой разрушительной волной, хлестнув по мешкам снежными брызгами с веток. Два килограмма пластида, заложенные в нужных местах, превратили многострадальную «Тойоту» в пятно копоти на асфальте. Какой там VIN-код, какие номера, какое что?.. Брагин охотно посмотрел бы на тех, кто станет ползать на четвереньках по болотине и густому лесу, разыскивая крохотные обломки. Не тот случай, ребята.

— Здорово, нас даже ветром толкнуло, — восхитился у него в наушнике Гена. — Первый, я на месте, как у вас?

Спросил по-товарищески, с заботой. Бегать с грузом в темноте по незнакомым местам — удовольствие ниже среднего.

— Выдвигаемся, — коротко ответил Брагин.

Плечо под тяжестью рюкзака болело невыносимо. В мешке как минимум пуда два, одна купюра весит где-то грамм, значит, за плечами у него примерно три лимона. Это в предположении, что он тащит доллары, причём стобаксовыми купюрами. Что не рубли, это точно, Москве они не нужны. А если там новомодные евро?..

— Командир, давай-ка мы налево, — отвлёк его от подсчёта чужих денег голос Шкета. — Думаю, километр уже есть.

Голос у него был хриплый, запыхавшийся. Неужели годы начали сказываться, а, Шкет?.. Или просто конфет надо лопать поменьше?..

Кусты здесь росли совершенно непролазные, а кювет был такой, что пришлось всерьёз искать брод. А вот «Мерседеса» с Геной и Гвоздём на обочине не обнаружилось. Только россыпи мокрой щебёнки.

— Первый второму, обозначься, — прижал Брагин к горлу ларингофон. Увидел метрах этак в двухстах сполохи фар, высморкался, хрипло засмеялся и пошёл по обочине назад. Сам не понимая как, на автомате, не чуя под собой ног… Потом плюхнул, словно куль с дерьмом, наземь ненавистные миллионы, влез в джип и без сил откинулся на спинку сиденья. — Хорошо тут у вас, братцы, тепло… А попить чего-нибудь дадите?

Несмотря на бег, суету и мембранный комбез, его трясло, как на морозе.

— Такую твою мать! — Гена присмотрелся к его плечу, вытащил из сумки откупоренный пакет сока и сделал красноречивый знак Гвоздю, проверенному медбрату: — Займись!

Сам сел за руль, нахмурился и принялся следить за процессом.

Сок оказался томатный, как раз то, что требовалось. Брагин в один приём вылакал полпакета и, не дав Гвоздю толком приступить, отстранился:

— Всё, время. В пути докуём, не рассыплюсь.

Честно говоря, в этом он был не на сто процентов уверен. Голова от потери крови кружилась, во рту было по-прежнему сухо, наспех забинтованное плечо горело как в огне. А настроение было вовсе ниже плинтуса. Как их вычислили? Где он, командир группы, дал маху? Где облажался?

— А вот уж хрен, подождут! — неожиданно взъерепенился Гена. Хлопнул по рулю и требовательно глянул на Гвоздя. — Как дела?

— Ничего непоправимого. — Тот уже закончил поверхностный осмотр. — Кости целы, а мясо нарастёт… Сейчас закроем, а зашью действительно попозже, в спокойной обстановке. Штопка будет, командир, загляденье, бабы штабелями валиться начнут…

С этими словами он извлёк шприц-тюбик и для начала вколол Брагину промедол. Потом распотрошил индивидуальный пакет, крепко зафиксировал повязку полосками пластыря и довершил дело уколом от столбняка.

Под действием наркоты Брагин начал блаженно превращаться в овощ: тело расслабилось, отступила боль, мысли поползли лениво, как обожравшиеся удавы, а перед глазами появился тот самый домик в Орехово. На берегу тихого озера, огороженный надёжным забором, под крепкой красной крышей… в комплекте с большой русской печкой и рыжим сибирским котом. И чего, спрашивается, ждать? Заработанные деньги Брагин покуда рюкзаками не таскал, но их давно хватало и на дом, и на озеро, и на ограду, и на кота. Так ведь нет, охота ещё и машину получше, и просто кубышку, чтобы подольше не беспокоиться о хлебе насущном. Ещё эту кубышку можно напихать в мешок, взвалить на загорбок и сломя голову мчаться по лесу. Для тренировки. Постой-постой… Брагин даже заворочался во сне. Ещё можно сунуть в денежки маячок, включающийся по специальному сигналу, поставить активатор на дороге и… И всё, финита, дальше дело техники. Мокрое гоп-стопное дело под названием «деньги ваши станут наши». Только хрен вам, не на тех нарвались. Чужого нам не надо, но и своего не отдадим…

Разбудил Брагина Гвоздь:

— Командир, проезжаем Химки, так что подъём.

За окнами джипа начинался новый день. Юрко сновали машины с московскими номерами, вспыхивали светофоры, шли по своим делам счастливые люди, далёкие от многомиллионных проблем. Небо на востоке алело, от вчерашней непогоды не осталось и следа.

Брагин потянулся и охнул, вспомнив про раненое плечо. Подождал, пока не отпустит, зевнул, бросил взгляд на часы:

— Хорошо идём, успеваем.

Промедоловый сон пошёл ему на пользу. Слабость отступила, мысли заново обрели чёткость. Хотелось что-то делать, причём делать по уму, а не через пень-колоду и неохоту.

— А то! — отозвался Гена из-за руля, хмыкнул и включил поворотник. — Машина — зверь! Водитель тоже!

Голос у него был усталый, какой-то помятый, глаза слезились, как у больного кролика. Если он и напоминал зверя, то зверя загнанного, выдохшегося, желающего только одного — залечь в нору.

«Мерседес» тем временем проехал Химки, свернул на вечно запруженную МКАД и версты через три встал под рекламным щитом. Здесь его уже ждали. Мигая аварийными огнями, на асфальтовой обочине стояла любимая машина служб безопасности — бронированный «Шевроле-Субурбан». Номер у него был такой, что смело паркуйся хоть на Красной площади, у входа в Мавзолей.

Дальше всё было как всегда. «Шевроле» подал голос «Мерседес» откликнулся фарами, и Брагин выбрался на свежий воздух. Дверь броневика клацнула, и вылез лысый тщедушный человечек:

— Привезли?

— Привезли.

Они никогда не здоровались и не прощались, не смотрели друг другу в глаза и не называли имён. Их интересовало только одно — передача не принадлежавших им денег.

— Тогда грузите, — прищурился тщедушный и махнул, как обычно, рукой, но дальше всё пошло не так, как всегда.

— Сами забирайте, — засопел Брагин. — У меня люди никакие, пахали всю ночь.

«А вот в гробу я видел и столицу, и хорошо выспавшихся придурков из сияющих броневиков…»

— Что? — глянул на него человечек так, будто увидел впервые. Дёрнул подбородком, закусил губу… Потом всё же оценил отсутствие одной машины, повязку на плече Брагина, зелёные рожи за лобовым стеклом и снизошёл: — Ладно, заберём.

Буркнул что-то в рацию, и из недр броневика — «Ну-ка, станьте предо мною, Тит Кузьмич и Фрол Фомич» — так, кажется? — выскочили два молодца, каждый весом под центнер, причём одних мышц. Несколько экономных движений, и проклятые мешки пёрышками перепорхнули в «Субурбан».

— Вместе с деньгами мне, похоже, всобачили ещё и маячок с дистанционным управлением, — поделился Брагин. — По нему и засекли. Еле ушли.

Мысленно он уже обсуждал по телефону со Щеповым перспективу взятия за яйца особо подозрительных финансистов. К гадалке не ходи, предал кто-то из них.

— Ну и бардак… — ничуть не удивившись, вяло выругался лысый. — Кто-то под нас копает, сука, четырьмя лапами роет. Вчера накрылись бабки из Смоленска, сегодня утром — из Ярославля. Если так и дальше пойдёт…

Он снова выругался, вытащил фляжку и вдруг — небывалое дело! — глянул Брагину в глаза:

— Будешь? Армянский, не какое-нибудь там… Даг-говно. Давай посошок на дорожку.

Глаза у него были страшные, мутные, потухшие, как у снулой рыбы. Если они зеркало души, то душа у лысого была уже давно мертва.

— Мне и так уже хорошо, я на промедоле, — отказался Брагин и вежливо кивнул. — Может, в другой раз… А за отношение рахмат.

Хотя на самом деле укол был ни при чём. Хрен его знает, что там в этой лысой башке, Москва, она бьёт с носка. Говорил в детстве батя — уж если пить, то только со своими.

— Ну как знаешь.

Лысый приложился, сунул флягу в карман и, как будто вспомнив что-то, глянул на часы. Тихо выругался, схватился за мобильник и на прощание — опять чудеса! — протянул руку:

— Бывай.

Часы у него были замечательные, не наши, стоимости офигенной. А вот ручонка — вялая и холодная, как лапа у цыплёнка на прилавке. Были такие синюшные, по рупь ноль пять, в застойные советские времена…