Парадокс Ферми

Зетх. Сомнения

Плавно опустившийся вечер был тих и в меру прохладен. Чужое жёлтое солнце — всего одно — уплывало за вершины холмов, дружно пробовали голоса птицы, от заросшего храмового пруда тянуло свежестью, лотосами и тиной. Природа замерла, не было ни ветерка, вокруг царило полное умиротворение.

Так же тихо, благостно и неспешно было и у Зетха на душе в этот вечер. Он сидел у некогда священной рукотворной лужи и задумчиво курил, поглядывая на поплавок, сработанный лично для него главным жрецом храма. Увы, сегодня поплавок был неподвижен… Зато имелось пиво, курительница, полная качественной тринопли, лепёшка с чесноком и добрая порция отличного ханумака. Зетх сидел неподвижно и вспоминал прошлое. Хорошее, плохое и даже совсем никакое — всё то, что было и ушло и уже никогда в этой жизни не вернётся. Отец и мать. Братец Узер, эта ошибка Творцов. И хитрая, но не подлая крыса Небетхет…

Все они теперь страшно далеко. Расстояние между ними было бы видно невооружённым глазом даже на карте Галактики. А Зетх был здесь один. На этой долбаной планете… «Нет. Это не планета дрянь, а сам я дурак и подлец, перебравший ханумака. Планета ни при чём. Её ещё не испохабила цивилизация, над ней не надругался прогресс, она цветёт себе и ни о чём даже не подозревает…»

Зетх вытащил удочку, глянул на поникшего червя и хмуро сдвинул брови.

«Ага, цветёт. А я должен её… И так, и сяк, и этак. Словно распоследнюю шлюху. И чего ради? — Он плюнул на червяка, не глядя закинул его обратно в воду и взялся за курительницу. — Ради триумфа Тёмной стороны во всей обитаемой Вселенной?.. Бред. Как и вся космополитика. Меня всегда интересовал только бизнес. Так что, ради денег?.. Опять нет, денег у меня по-прежнему столько, что до конца дней их не прожить. Бездари из безопасности и правопорядка совсем работать разучились. А может, я стремлюсь к удовольствию? Как, помнится, втирал Толстуну в следственном изоляторе?.. Чушь. Чего только ни наговоришь в камере пыток, чтобы убраться из неё побыстрее. Чего же мне сейчас на самом деле хочется? Уж точно ни власти, ни денег, ни глобальных экспериментов. Совсем наоборот. Тишины, спокойствия и… ещё дозу ханумака. А что касается этой планеты — по большому счёту мне и дела-то до неё нет. Ну, живут себе одичавшие, не помнящие, от кого произошли и откуда вышли… никого не трогают, сеют лён, полбу и ячмень… да и пусть бы жили как живётся. С луками и стрелами… Эволюция приведёт только к тому, что они возьмутся за лучемёты, а духовного совершенствования может и не произойти. Ведь что такое интеллект? Всего лишь инструмент для выживания на грубоматериальном плане…» Зетх снова посмотрел на поплавок и потянулся к курительнице, но, едва взяв, чуть не выронил её в воду — со стороны приземистого здания храма к нему что было мочи бежал человек. Зетх разглядел на его плече шкуру леопарда: жрец, да притом не простой. Ещё мгновение, и он узнал главного идеолога его, Зетха, собственного культа.

«О Творцы, нет мне покоя…» Зетх быстро включил «Джед».

— Что тебе нужно, смертный? Зачем нарушаешь покой богов?

Так прямо и выразился: «богов». Это до сих пор доставляло ему удовольствие, но было вовсе не манией величия, а насущной жизненной необходимостью. Продвигать его культ, следить за порядком, собирать в храм дары должны сами люди. Под руководством жрецов.

— О всемогущий. — Жрец рухнул плашмя и смиренно вытянулся в пыли. — О милостивый…

— Разрешаем приблизиться.

Сделав последнюю затяжку, Зетх сменил гнев на милость. Жрец, приблизившись, припал на колено и левой рукой стукнул себя в грудь, и Зетх спросил:

— Так зачем ты нарушил покой богов, червь?

Жреца он узнал — вроде бы из команды Иерофанта.

То есть практических вопросов не решал, отвечал исключительно за идеологию. Действительно, червь.

— О правогласный, — чуть не впечатался в землю бритым черепом жрец. — О солнцеподобный! Дары на алтаре громоздятся горой. Младшие боги уже вернулись, но не приступают к трапезе без тебя. Умоляют снизойти. На алтаре дожидаются пиво, хлеб, чеснок и бедро быка… О великий… О могучий…

На Зетха он старался не смотреть. Горбился, прятал в землю глаза. Картинка, которую он видел, действительно впечатляла. Налитые кровью глаза, огненно-рыжая грива, хищная длинноухая морда. Инженеры из «Неближнего света» были, без сомнения, гениями. Если считать больную фантазию признаком гениальности…

— Что ж, — величественно пророкотал Зетх, — веди, раб.

Широкая прямая аллея упиралась в массивные пропилеи, над которыми полоскались длинные языки стягов. Там начинался храм Зетха: просторный открытый двор, ещё полный неубранного хлама, затем гипостильный зал, ведущий в Пространство Таинств, за ним Помещение Ладьи, плывущей по Небесному своду, и наконец непосредственно Святилище, где душа, предположительно, должна была соединяться с Божественным. То есть с ним, Зетхом Великим. Даром ли над алтарём денно и нощно висел его, Зетха, голографический портрет. В данный момент он парил над залежами вкуснейшей — по запаху чувствуется — и, что главное, абсолютно естественной пищи. Жрец не обманул: пиво, хлеб, чеснок… и томлёное бедро быка. С травами. Прямо как в детстве, вот только бабушка Джеха мясо такими кусками не запекала, финансы не позволяли…

У стены переминались младшие боги. Гребец Джесертеп, знаменосец Апоп, наставник Мага. Все как один — жуткие чудища, спасибо гениальным бездарям из «Неближнего света». Один в виде огнедышащего змея, другой в виде змея простого, третий в образе гигантского крокодила, разверзающего зловонную пасть… Вернуться они вернулись, а вот дело, интересно знать, сделали?

— Исчезни, раб.

Зетх даже не глянул на жреца. Когда торопливые шаги исчезли в отдалении, он повернулся к Апопу, которого считал самым толковым:

— Как всё прошло? Докладывай, если есть что сказать.

Он хорошо помнил науку отца. «Больше дистанция, сынок, — крепче дисциплина. Чем жёстче стелешь другим, тем мягче спать самому. Боятся — значит, уважают». А уж полководец Геб знал, что говорил.

— Докладываю, — выдохнул огнём Апоп. Выключил «Джед» и превратился во вполне двуногого головореза, плотного и коренастого. — Всё в порядке. Никто ничего снимать уже не будет. Оказывается, даже этой дуре Мафдет жить хочется.

Зетх слегка хмыкнул. Мафдет была кем угодно, только не дурой. Дуры известными голозвёздами не становятся. Она просто допустила ошибку — надумала поразвлечься, развеяться на свежем воздухе и заодно снять о себе фильм. Естественно, с обширной массовкой. То бишь ростом популярности и распространением культа. А ведь восторженного населения, храмов и приношений на всех богов редко хватает. И главные боги на подобную самодеятельность реагируют весьма чутко.

— Ну и ладно. — Зетх тоже вернул себе человеческий образ и милостиво махнул рукой. — Славно поработали, ребята, это вам зачтется. — И тут же брезгливо выпятил нижнюю губу. — Так… Что-то Гнуса не вижу. Надеюсь, никто больше не отрабатывал на нём в контакт ножную технику? А?

Гнус когда-то был полутысячником безопасности. Ныне из него сделали вечную подушку для битья. Уже не за былые заслуги, просто чтоб знал.

— Ну вот ещё, ноги пачкать, — пожал широченными плечами Апоп. — Занят он. По хозяйству. С биоматериалами разбирается. Мы тут по пути назад в одну деревню завернули. Так, по мелочи привезли кое-чего…

«И откуда только Толстун этих палачей выкопал? Самих давно на препараты пора. А уж Гернухор… будто не знаю, кто меня сдал… Только во всём остальном претензий нет: вооружение, снаряжение — полностью, как обещали, транспорт — мечта, крыса на Портале только на задние лапки не поднимается… Вот они, неограниченные возможности, предел желаний… И ничего не охота. Хочется только спокойствия, мира и тишины. И ещё — участия и понимания. Жалко природу. И аборигенов жаль. Они когда-то были как мы, но с тех пор стали наивными детьми природы. А мы их…»

— Скажи, старший знаменосец, тебе чего-то не хватает? — Зетх исподлобья глянул на Апопа, жутко улыбнулся и повернулся к стене, у которой стояли Джесертеп и Мага. — Или, может, тебе, гребец? Или тебе, наставник? Наверное, кормёжка не нравится? А уставной порядок — как, всем довольны? Денежное довольствие? Качество тринопли?.. Что? Не слышу! Покорнейше благодарны?.. Премного довольны?.. Так почему же вы, недоделанные, — свирепо рявкнул Зетх, да так, что подчинённые вздрогнули, — занимаетесь отсебятиной, действуете без приказа, лезете куда не следует? Вы ведь, скудоумные, не аборигенов на органы режете, а мне крылья подрубаете! Ужасный и великий Зетх строг, но справедлив! Слышите, бездари? — снова рявкнул он. — Справедлив! Гнев Зетха ужасен, его ярость не имеет границ, сам он подобен неотвратимой буре… но только по делу! Когда нужно покарать за грехи! А не когда вздумалось накромсать кишок и печени на продажу… Короче, с сегодняшнего дня… — Он понизил голос, и стало ещё страшней, потому что крик — это полбеды: кто срывается на крик, тот легко и остывает, а самое страшное произносится именно так, спокойно и тихо. — С сегодняшнего дня чтобы никакой самодеятельности в плане отнятия жизней. Флора, фауна, золото, минералы — пожалуйста, но человеческих жертв я не потерплю. Если кто не понял… — Он вновь сделал паузу и обвёл подчинённых тяжёлым взглядом, каждого в очередь, добиваясь полного подчинения. — Если кто не понял, пусть валит отсюда. Прямо сейчас. Обратно к синтезированной жратве, радиоактивным дождям и андроидным шлюхам. Вопросы?

Вопросов не было. Апоп виновато молчал, Джесертеп подпирал колонну, Мага, всё ещё в крокодильем обличье, безмолвно разевал зловонную пасть. Похоже, возвращаться в любимое отечество никто не хотел.

— Значит, быть по сему, — сменил Зетх гнев на милость.

Ему было уже не до трапезы, хотелось лишь экстренную дозу ханумака, однако что-либо предпринять по этому поводу он не успел. Снаружи раздался низкий гул, пол ощутимо вздрогнул, и Мага наконец-то обрёл дар речи:

— А вот и наши. Как раз к ужину.

Да уж, звук садящегося дисколёта трудно с чем-либо спутать. Он снижался во всём великолепии настоящей колесницы богов. Во дворе храма на миг поднялся вихрь, охнули посадочные упоры, потом энергетическая подушка опала — и сделалось тихо. И вот послышались нечеловеческие голоса, больше наминавшие раскаты далёкого грома, дружно забухали шаги… и в святилище вошла ещё четвёрка чудовищ. То бишь небожителей, изваянных шаловливыми ручонками инженеров «Неближнего света».

— Дозволено ли будет… — почтительно произнесла жуткая помесь львицы и бегемотихи. Приняла утвердительный кивок Зетха — и превратилась в могучую тётку, вооружённую до зубов. — Мир вашему дому.

Это явилась старший сотник Аммат с подчинёнными: младшим сотником Индифом, старшим полусотником Бабаи и младшим полусотником Демибом. Они были сегодня на очень ответственном задании. И, судя по выражению лиц, результата добились. Вполне положительного.

— Мир всем входящим. — Зетх позволил себе вздохнуть с облегчением: хоть эти порадуют. — Ну и как всё прошло?

Он поручил им достичь верхнего течения реки, отыскать обиталище Хора и Вера и по душам побеседовать с двумя тупицами, не понимающими по-хорошему. Условия Игры предписывали им обосноваться в верховьях и создать универсальный культ, способный переходить из рук в руки. После чего они должны были передать эстафету смене.

Ага, как бы не так. Два новоявленных божества благополучно обосновались в верховьях и обзавелись уймой последователей. А вот уйти не смогли. И в самом деле — как расстаться с восторженными туземцами и раболепствующими жрецами, как отказаться от несметного водопада приношений?.. Их ведь так легко обратить хоть в дивитол, хоть в ханумак с триноплёй, да и просто в денежный эквивалент. А жреческая гвардия? Крепкая, сплочённая, сильная преданностью. Готовая, как натасканный пёс, кому угодно в глотку вцепиться, блюдя интересы своих божественных хозяев… Удивительно ли, что Хор и Вер на словесные предупреждения не реагировали, тем самым портя Игру. Зетх уже подумывал о том, чтобы пригласить Хра, собрать боевую команду и нести Откровение в массы, но для начала решил обойтись своими силами, и, кажется, не ошибся.

— Прошло как по маслу, — доложила Аммат, протягивая Зетху два персональных чипа. — В качестве выкупа они предлагают дисколёт, соколиный «Джед» и три дозы дивитола. Плюс два больших бруска золота за сохранение здоровья… Ну и контейнер биоматериалов в качестве извинения за свою глупость. А если честно, — Аммат сжала кулак, — было даже противно. Совсем удара не держат. И жреческая гвардия у них тоже никуда не годилась… Мы, правда, тоже немножко погорячились… В общем, надо будет делать ремонт и набирать новую гвардию…

— Ага, а ремонт небось капитальный, — усмехнулся Зетх. Одобрительно кивнул и отдал чипы Демибу, большому специалисту по взлому закодированной информации. — Снимешь половину денег. Из этого половину — в общую кассу, остальное на всех в качестве бонуса. — Посмотрел на обрадованные физиономии подчинённых и с притворным гневом осведомился: — Так мы будем сегодня ужинать или нет? Я, что ли, буду кантовать этот грёбаный алтарь?

Спросил негромко, вроде бы в пустоту, ни к кому конкретно не обращаясь, но массы откликнулись сразу.

— Сейчас, командир, — встрепенулся Мага. Вытащил персональную рацию и рявкнул в эфир: — Гнус, где ты там? Бросай всё и двигай сюда! В Святилище! Да, да, повторяю для глухих! В Святилище!..

Рации было далеко до гиперонных средств связи, в толстенных храмовых стенах она еле тянула, зато акустика здесь была первый сорт. Голос Маги ещё метался под гулкими сводами, когда послышались торопливые шаги и в дверях возник бывший полутысячник Гернухор.

— Дозволено ли мне будет?..

На него жалко и противно было смотреть. Потерянный вид, опущенный взгляд, потасканный комбинезон с заляпанными кровью рукавами… Некогда блестящий офицер имперской госбезопасности и правопорядка действительно превратился в Гнуса. В шакала.

— Что-то тяжёл ты стал на подъём, — даже не взглянув в его сторону, проворчал Зетх и, вытащив активатор, разблокировал периметр. — Давай берись, дорогу знаешь.

В стенах между тем проснулись сервомоторы, и массивная гранитная панель в углу зала, негромко ухнув, отъехала в сторону. Открылся пологий наклонный ход в храмовое подземелье, где когда-то хранились сокровища и казна. Теперь здесь размещалось вооружение и припасы и были оборудованы комнаты для личного состава. Ключ от периметра Зетх не доверял никому. «Предают только свои», — говорил отец. И Зетх давным-давно на практике убедился в его правоте.

— Услышано и понято! — вытянулся Гернухор. Живо подбежал к алтарю, прилепил к каменному боку поверхности блюдце антиграва и бережно потянул к проходу в стене.

В полукруглом помещении на южной стороне подземелья было устроено что-то вроде кают-компании. Здесь и трапезничали, здесь и ставили боевую задачу. Гернухор воздвиг алтарь посредине, принёс скамейки, добыл из шкафчика посуду. В его движениях читалась горестная привычка усталого, забитого и обречённого существа. А началось всё с того, что по прибытии сюда Зетх жестоко избил его. Какое там в кровь — попросту всмятку. Причём на глазах у подчинённых. И сразу стало ясно, кто главный. Без Зетха им здесь никуда, не будет ни удачи, ни денег, ни дивитола. По его волшебному слову открываются ворота Портала. А Гернухор кто? Никто. Гнус. Шакал…

Рассаживались к трапезе по старшинству. Зетх — во главе, у огромного блюда с исходящим пряными ароматами мясом, Гернухор — с краешку, на отшибе, там, где горшок простой каши соседствовал с залежами цветов и колосьев. И пиршество начали тоже по старшинству: первые ломти говядины Зетх откраивал лично и лично же раздавал подчинённым. Гернухор молча ел из глиняной миски варёную полбу — приношение кого-то столь же отчаявшегося, как и он сам, — и не поднимал глаз.

Зетх отхлебнул вкусного ячменного пива, покосился на жующую Аммат и вдруг огорчился, мысленно сравнив своё застолье и то, как сиживали за едой якобы деградировавшие туземцы. Он, конечно, давно нафаршировал свой «Джед» под завязку разными обликами, в том числе заказными, собственной разработки, и это позволило ему удовлетворить своё любопытство, изучая жизнь аборигенов сверху донизу, снаружи и изнутри. Здесь любили принимать странников, охотно выставляли порой незамысловатое, но неизменно душевное угощение, охотно принимая в оплату россказни странника… А то — ведь у них тут ни головидения, ни компьютерной связи, как же не ценить байки перехожего человека: и развлечение, и живой канал новостей. Засиживались далеко в ночь, о чём-то судили-рядили, бывало, делились сокровенным…

Его команда вначале молча жевала; когда же первый голод был утолён, пошли вялые разговоры о том, что ещё можно урвать с этой планеты. Да как бы повыгоднее превратить нахапанное в ханумак и дивитол… И кто, спрашивается, после этого дикари?..

«О Творцы, когда же покой? — Зетх отрезал себе ещё мяса. Бык был молодым и прежде заклания явно жил очень неплохо: щедрый корм и добрый уход сделали его мясо нежным, напитали соками и снабдили чудесными прожилками мраморного жирка. — Дождусь ли я когда-нибудь участия, уверенности, тишины?.. Чтобы рядом сели добрые друзья, потекла застольная беседа, явилась умная женщина, благословение моего дома… Чтобы унесло куда подальше этих вот одичавших от ханумака мерзавцев… Мечты, мечты! Некогда особо им предаваться. Не сегодня завтра надо будет встречать Хра, после чего заявятся и наблюдатели. Наши Тёмные братья не привыкли пускать дело на самотёк. Не-ет, они бережно выращивают будущий урожай. Лелеют и холят, как туземные скотники — жертвенного бычка…»

Наконец с бедром было покончено, пиво выпито, дым от тринопли поредел.

После трапезы, когда Гернухор собрался наводить порядок (а заодно, если повезёт, всё-таки полакомиться обрезками мяса), выяснилось, что кто-то над ним подшутил, отлепив от боковины алтаря антиграв. Это была почти традиция, заведённая главным весельчаком — Магой. И фантазия на унижения, которые ради возвращения заветного диска приходилось выносить Гернухору, была поистине неисчерпаема. Сегодня ему пришлось изображать собаку, причём без синтезированного образа. «Служить» на задних лапках, высовывать язык, как-то имитировать виляющий хвост… Кто бы знал, какая жуткая ярость распирала его при этом. Они думали, будто вконец забили его. Они ошибались. И не догадывались об этом. Поймут, когда будет поздно. Когда жёлтые клыки «дрессированной собачки» вдруг вцепятся им в потроха…

— Отдайте антиграв, — поддавшись неведомому порыву, прервал веселье Зетх.

Неспешно поднялся в храм и, выбравшись под звёздное небо, долго и размеренно дышал, достигая нужного сосредоточения. Звёзды здесь были большие, мохнатые, Млечный Путь изогнулся от горизонта до горизонта. Самое близкое прикосновение к Вечности, какое только доступно смертным. И даже квазибессмертным, чей запредельный век покупается кровью этой планеты.

Почувствовав, что готов, Зетх активировал «Джед» и трижды ударил в огромный гонг, висевший у входа.

Ему нравился этот гонг, нравился его мягкий, трепещущий, далеко уносящийся звук, нравилась упругая вибрация, так долго колебавшая воздух после каждого удара… Вот и теперь она ещё не успела затихнуть, когда снаружи заметались факелы, послышались возбуждённые голоса и быстрые шаги. Это в неизменном окружении гвардии спешил на зов своего бога верховный жрец. Ещё мгновение, и он упал ниц, вжавшись лицом в землю:

— Мы пришли, о великий! Повелевай!..

Совсем недавно он ничего не ждал и ни на что не надеялся — тощий, никому не нужный хранитель полузабытого храма. А потом явился со свитой могучий Зетх — и всё изменилось: начались чудеса, потом службы и таинства и наконец потекли дары от уверовавших. Зетх мановением избавлял от смертельной болезни, одним дыханием обращал в бегство вражескую орду, его жезл отворял родники и крошил скалы. Некогда пустую сокровищницу храма быстро заполнили подношения.

— Скажи, червь, — издалека начал Зетх, и его голос сотрясал стены почище отзвучавшего гонга. Всё-таки произведение традиционной культуры не могло состязаться с последними достижениями имперских технологий. — Отчего жертвенного тельца кормили соломой, а для печи пожалели дров? Почему вместо пива нас потчевали водой? Почему до сих пор не расчищен двор? Отчего молчишь, раб? Или ты давно не видел гнева богов?..

От раскатов его голоса по воде шла крупная рябь и волновалась листва, а ночные птицы в ужасе смолкли. Если бы жрец осмелился поднять глаза, он увидел бы ярко горящие в темноте глаза, вставшую дыбом рыжую гриву и кошмарную оскаленную пасть, как-то умудрявшуюся выговаривать человеческие слова. Именно поэтому жрец не отрывал лица от земли.

— О правогласный, прости моё ничтожество, — тихо подал он голос. — Смилуйся и повелевай, о затмевающий солнце!

Повинную голову меч не сечёт. Кажется, подобное выражение бытовало у всех известных Зетху народов. Он усмехнулся и начал постепенно умерять голос, пока гонг не перестал испуганно отзываться на каждое слово.

— Слушай меня, раб, и слушай внимательно, ибо ушей твоих сейчас коснётся радостная весть. Скоро сюда со звёзд прибудет наш отец, сильнейший из сильных, лучезарный Хра. Я желаю, чтобы ты спешно приготовил достойное место, где он будет блистать среди своей свиты, затмевая солнечный свет, — пока не снизойдёт освятить присутствием свой новый храм. Смотри же, раб, не осрами меня! — Зетх сузил светящиеся глаза, его грива встрепенулась, породив ветер. — И вот ещё что… Утром, как только рассветёт, пусть меня разбудит жрица. Я порадуюсь деве с телом гладким, как мрамор, и свежим, как только что распустившийся лотос. А из одежд пусть будет на ней только сетка. Редкая, украшенная бисером сетка, надетая прямо на тело, гладкое, как мрамор, и свежее, как лотос. Ты всё понял, червь?

Когда он вернулся в Святилище, Гернухор усердно трудился, создавая картину пира богов, приемлемую для туземцев. Местные, видите ли, считали небожителей изначально бесплотными существами, которые проявлялись на материальном плане лишь из снисхождения к убогому разуму смертных. Даже юные жрицы, которых Зетх брал на своё ложе, были уверены, что не просто удовлетворяют его мужскую потребность, — для них это было целое духовное путешествие, восхождение к Божественному, священное служение во имя счастья страны. Потому-то и приходилось утаскивать алтарь в подземелье, а по окончании пира, вместо того чтобы просто отправить объедки в утилизатор, орудовать лучемётом, поставленным на минимальную мощность. Ещё не хватало, чтобы случайный взгляд застиг богов обедающими, точно какие-то смертные!

Одной рукой Гернухор торопливо запихивал в рот ошмётки остывшего мяса, другой водил безотказным «Сехемом», выжигая на алтаре остатки пира. Жирный дым, подсвеченный малиновыми сполохами, закручивался столбом и уходил вверх — знак верующим, что жертва принята и одобрена.

— Развёл ты, Гнус, вонищу…

Зетх закашлялся, разгоняя ладонью удушливый чад. Гернухор, не заметивший его приближения, выронил облюбованный кусок и испуганно втянул голову в плечи, но ничего страшного не произошло. Зетх только сказал:

— Завтра, когда повезёшь товар на сдачу, спроси у Маат, когда прибывает Хра и кто с ним ещё будет. Дошло?

Проверив периметр и сокровищницу, он как следует вымылся (вода чистейшая, и можно не экономить: да за одно это…) и лёг спать, но сон пришёл далеко не сразу. Только мысли в голову лезли, как на подбор, одна другой тягостнее. Небетхет…

Тогда, в тюрьме, он в охотку поиздевался над Толстуном; тот, скорее всего, так и не узнал, что самому Зетху приходилось не слаще. Небетхет… Всё ли у неё хорошо, где она сейчас, а главное, с кем?.. Тешится небось с этой ошибкой Творцов, всегда была, крыса, неравнодушна к нему… Ну и пускай себе тешится. Баб кругом много, а брат, какой ни есть, на этом свете один.

Зетх долго ещё ворочался в постели, вздыхал, пытался волевым усилием отогнать непрошеные думы, наконец совсем было собрался подняться и набить курительницу, но тут его наконец сморило. Узер, осень, каникулы… поездка в Заповедный лес… Весело посвистывала отцовская праща, мчались к цели меткие камни. Жирные, отъевшиеся кубавли в ореоле чёрно-белых перьев падали наземь. Узер, радостно смеясь, поспевал ловить их на лету. Один, другой, третий — всем достанется!

«Зетх, сынок, спугни-ка мне ещё одного. Вдруг кто в гости заглянет…»

На обветренном, покрытом шрамами лице полководца Геба расцветала улыбка…