Блейк стоит на моем крыльце в своей обычной позе и широко улыбается мне. Он выглядит совершенно спокойным и чертовски сексуальным. И я ни секунды не сомневаюсь, что этот мужчина рано или поздно станет звездой.
Я делаю шаг назад от двери и инстинктивно запахиваю халат плотнее.
— Что ты здесь делаешь? — спрашиваю я, поворачиваюсь и направляюсь через прихожую на кухню, на ходу бросив через плечо: — Если ты надеешься, что я стану утешать тебя из-за отмены интервью, то ты пришел не в то место.
Выстрел наугад, ведь я так и не знаю, почему интервью не состоялось, но, судя по реакции Эллиота, это произошло неожиданно. Должна признаться, меня мучает любопытство, и я не настолько горда, чтобы не попытаться это выяснить. Пусть даже окольными путями.
— Его не отменили, — говорит Блейк.
Он не отстает от меня, а когда мы оказываемся на кухне, направляется прямо к холодильнику, открывает его и машинально опускает руку к нижней полке, где я обычно держу пиво. Поскольку я больше не пью, оно предназначено для гостей. Блейк вытаскивает бутылку, снимает крышку и бросает в мусорное ведро, которое стоит рядом со шкафами.
Я наблюдаю за ним в благоговейном молчании. Его движения так мне знакомы, что внутри у меня все сжимается, и я засовываю руки в карманы халата, чтобы справиться с желанием прикоснуться к нему. Этот мужчина причинил мне боль. И что бы ни твердила Линди, пройдет много времени, прежде чем я снова смогу ему доверять.
Я говорю себе, что не стану спрашивать, и тут же спрашиваю:
— Если его не отменили, тогда что произошло?
Это должно было прозвучать небрежно, но, едва слова срываются с моих губ, мне становится ясно, что эпизод сыгран мною отвратительно. Какая я после этого актриса?
Блейк делает большой глоток пива. Он в черных джинсах и белой футболке. Скорее всего, это «Хейнс», решаю я, зная Блейка и его непритязательные вкусы. Впрочем, в чем бы он ни был одет, я не могу не думать, что плакат с его изображением должен висеть над Таймс-сквер и рекламировать все, что может быть мужского. Если честно, вид его бицепсов, натягивающих тонкую ткань футболки, способен довести меня до безумия. И естественно, меня это еще больше злит. Я должна его ненавидеть. Следовательно, я его ненавижу.
Но еще я его люблю.
— Я сам отменил интервью, — говорит он, сделав еще глоток.
Его голос звучит так обыденно, словно мы обсуждаем погоду или дорожное движение. В общем, самый обычный, банальный факт.
Только для меня он совсем не банальный.
— В каком смысле ты его отменил? Я думала, ты его организовал.
— Не я, а Эллиот, — говорит он, затем поворачивается и оглядывает кухню. — У тебя есть какая-нибудь еда?
Я вскидываю вверх руки, еще не решив, как реагировать: веселиться или возмущаться. По выражению его лица я вижу, что моя реакция его нисколько не волнует. Поэтому я сдаюсь и показываю на холодильник.
Он открывает его и принимается там шарить. Через секунду я понимаю, что больше не могу это выносить.
— Ну хватит, Блейк. Расскажи мне, почему ты отменил интервью.
Он появляется из холодильника, держа в руке открытую коробочку, которую прислал Тобайас.
— Кто подарил тебе шоколад?
— Сумасшедший поклонник, — сухо говорю я. — Отвечай же.
Блейк делает шаг ко мне, я отступаю и в результате оказываюсь прижатой задом к кухонному столу. Он прямо передо мной, и мне некуда деться. Я в ловушке.
Блейк наклоняется ко мне, и я перестаю дышать. Не знаю, чего я ожидаю, но должна признаться, что мой разум в смятении. Голова моя сердита на этого мужчину, но предательское тело трепещет, и я мучительно осознаю, что под пушистым халатом на мне ничего нет.
Он касается моего плеча своим — я с трудом сдерживаю крик, — затем едва заметно сдвигается, становится еще ближе… а потом снова отодвигается, и границы моего личного пространства восстановлены.
— При комнатной температуре будет вкуснее.
Я смущенно моргаю, пытаясь понять, что он имеет в виду. Но короткого взгляда через плечо хватает, чтобы увидеть коробочку с клубникой в шоколаде, которая стоит в самом центре кухонного стола. Блейк не пытался ко мне приблизиться, он всего лишь искал наилучшее место для пищи.
Это так по-мужски!
Моя реакция на его близость мне совсем не нравится, и поэтому я начинаю медленно отступать, пока стол благополучно не оказывается между нами. Я стараюсь проделать это как бы невзначай, но меня преследует ощущение, что мои маневры слишком очевидны. Проклятье.
— Ты так и не ответил на вопрос, — говорю я, потому что мой мозг в настоящий момент в состоянии справиться только с простыми вещами.
— Я хотел, чтобы мы вместе дали интервью. Когда выяснилось, что так не получится…
Он замолкает и пожимает плечами, а я пытаюсь переварить новую информацию, которая никак не вяжется с моим нынешним видением реальности.
— Ты хотел, чтобы мы вместе дали интервью? Ты именно за этим приходил в мой трейлер?
Я произношу эти слова и чувствую, как ледяная корка, окружающая мое сердце, слегка подтаивает.
— Точно, — отвечает он.
У него очень серьезное лицо. Блейк смотрит мне в глаза, и я знаю, что он не врет. Он, конечно, хороший актер, но все-таки не до такой степени.
— О! — выдыхаю я. А потом, чувствуя, что надежда слишком близко подобралась к моему сердцу, спрашиваю: — Почему?
Он переступает с ноги на ноги, словно чувствует себя неловко в собственной шкуре. Точнее, в моей кухне.
— Я считаю, что должен тебе.
Крошечный огонек надежды превращается в кучку пепла.
— Мне не нужно одолжений, Блейк, — шепчу я, не в силах смотреть на него.
— Деви, дело совсем не в этом. Если бы ты только…
Я отворачиваюсь — не хочу, чтобы он увидел мои слезы.
— Эллиот знает, что ты здесь? Он знает, почему ты отменил шоу?
Внезапно до меня доходит, почему Эллиот был в такой ярости. Тем не менее с моей стороны это нечестный прием. Отношения Блейка с его менеджером постоянно были предметом споров между нами. Теперь, когда мы расстались, я вряд ли имею право снова поднимать эту тему.
Но если подумать, Блейк тоже не имеет права являться ко мне в дом. Так что мы квиты.
Блейк закидывает голову назад, словно его приводят в восхищение сделанные под старину плитки на потолке. Когда он снова смотрит на меня, я вижу в его глазах смирение. И может быть, что-то еще. Разочарование? Не знаю. Но сейчас не самое подходящее время, чтобы спрашивать. Я слишком нервничаю. И, если честно, сама не знаю, чего хочу. Он меня обидел, очень сильно. Но у меня в ушах продолжает звучать голос Линди, убеждающий меня, что я должна дать Блейку еще один шанс.
Именно в подобных ситуациях я вспоминаю, за что так люблю свою профессию: реальная жизнь намного труднее, чем киношная.
— Мы ведь актеры, верно? — говорит он, словно читая мои мысли.
— Угу.
В этом коротком слове ясно ощущается вопросительная интонация: мне интересно, что он задумал и куда ведет.
— Тогда давай лицедействовать. Давай забудем о нашей ссоре и сосредоточимся на фильме. Отбросим наши настоящие сущности и станем будто бы Блейком и будто бы Деви.
— Хм. И что же должны делать будто бы Блейк и будто бы Деви?
— Ладить друг с другом, — просто отвечает он. — Работать вместе. Появляться на публике, демонстрируя самые мирные намерения.
— Это слишком сложно, — говорю я, пряча улыбку.
— Деви…
— Я шучу. Насчет работы я, разумеется, понимаю, но насчет появления на публике? Звучит интригующе.
— Ничего тут нет интригующего, — возражает Блейк. — Встречи с прессой, рекламные вечеринки. Ты ведь лучше меня знаешь правила игры.
А еще я знаю, что думает его агент.
— Вряд ли это идея Эллиота, — говорю я.
Может быть, Блейк снова решил со мной сблизиться? От таких мыслей сердце начинает быстрее биться в груди, и я перестаю дышать, дожидаясь ответа.
— Тобайас очень обеспокоен нашим разрывом, — говорит Блейк, и я заставляю себя дышать ровно и спокойно.
Черт меня побери. Я слишком сильно его люблю. Даже несмотря на то, что мы расстались, ему удается причинить мне боль.
— Разрыв, — повторяю я, и мой голос звучит резко, словно стальной клинок, вонзенный мне в сердце. — Может быть, нам следует сбежать? Это будет очень полезно для повышения будущих сборов. — Я делаю драматическую паузу. — О, подожди-ка. Женитьба в настоящий момент не входит в твои планы. Кажется, ты именно так выразился?
— Мы уже обсуждали это неделю назад, — хладнокровно напоминает он.
И знаете что? Он прав. Я мгновенно сдаюсь.
— Отлично, — говорю я. — Не обещаю, что буду из кожи вон лезть, притворяясь, что нас связывают прежние отношения, но постараюсь появляться вместе с тобой на публике, не прибегая к помощи куклы вуду или дурного глаза.
— У тебя есть кукла вуду, изображающая меня?
— Естественно, — отвечаю я. — Покупки через Интернет — очень удобная штука. Я получила ее через несколько часов после того, как мы расстались. — Я демонстративно смотрю на его промежность и ехидно улыбаюсь. — В последнее время у тебя не было проблем в этой области?
— Милая, — говорит он, и это слово мягко соскальзывает с его языка. — Главная моя проблема — это ты.
О господи!
Я отворачиваюсь, неожиданно смутившись, и направляюсь к холодильнику. Я знаю, что не имею никакого права на еще одну диетическую колу, но сегодня, похоже, такой день, когда нарушаются все правила, поэтому я открываю бутылку, которую нахожу в углу холодильника за минеральной водой «Эвиан».
Обернувшись, я вижу, что Блейк подошел к столу и пытается вытащить клубничину из коробочки.
— Ты ее для кого-то приберегаешь?
— Похоже, я приберегла ее для тебя, — отвечаю я. Блейк так же сильно любит шоколад, как я его ненавижу. — Скорее всего, ты получишь завтра такую же.
Он удивленно приподнимает брови и откусывает кусок.
— Это от Тобайаса, — объясняю я. — Награда за «хорошую работу».
— Правда? — спрашивает он, держа перед собой клубничину с отгрызенным боком. — Хм.
— Хм?
— Просто я думал, что Тобайас знает тебя лучше. — Он целиком засовывает лакомство в рот, жует и проглатывает. — Совсем неплохо, но не равноценно твоей сегодняшней игре. Шоколад слишком горький.
Я смеюсь.
— Помнишь старинную поговорку про дареного коня и его зубы?
— А что еще я могу сказать? Я ведь настоящий знаток шоколада.
— Ты во всем стремишься к совершенству, — делаю я ответный выстрел.
Чистая правда. И как раз это, среди всего прочего, привлекло меня к нему… и доводило до исступления.
— Возможно, ты права. Но сейчас меня волнует только наш фильм.
— Шумиха… — говорю я. — Не ожидала, что ты станешь шлюхой рекламы.
Блейк часто повторял, что терпеть не может привлекать внимание и все такое, но, похоже, он пересмотрел прежние взгляды.
Бесстрастное выражение у него на лице сменяется настороженным.
— Плевать на шумиху. Я не собираюсь становиться звездой с помощью женщины, с которой встречаюсь. — Он замолкает и смотрит мне в глаза. — Или не встречаюсь.
Я отворачиваюсь, потому что не знаю, что ответить. Конечно, мы расстались из-за него (и ничто на свете не убедит меня в обратном), но я не могу спорить с тем фактом, что именно я произнесла решающие слова. И вот теперь услышать сожаление в его голосе…
Если честно, для меня все это слишком быстро. И я не способна думать, когда он стоит так близко.
Я делаю еще один глоток из своей бутылки и небрежно говорю:
— Значит, ты пришел сюда не по просьбе Тобайаса. Тогда зачем?
— Нам завтра предстоит сыграть сцену, — говорит он. — Я подумал, что мы могли бы порепетировать.
— О! Да. Хорошо.
Если учесть, как сильно я не хотела обсуждать с ним наших героев и сцены сегодня днем, охватившее меня нетерпение немного пугает. Я знаю, что должна снова взять свои чувства под контроль. Проклятье, я должна взять под контроль весь наш разговор!
— Всю сцену? — с улыбкой спрашиваю я. — Или только ту часть, где я лягаюсь и дерусь с тобой?
— Стремишься к катарсису?
Он произносит это с такой уверенностью, что я невольно улыбаюсь.
— Возможно.
— Ну ладно, — говорит Блейк, разводит руки в стороны, морщится и закрывает глаза. — Бей!
Я не собираюсь смеяться. Мы с ним расстались. Он разбил мне сердце. И я не смеюсь.
Он открывает один глаз.
— Ну, давай же. Не будь трусихой.
Проклятье. Я начинаю смеяться.
— Вот видишь? — говорит Блейк. — Я вовсе не слуга Сатаны.
— Зря ты так в этом уверен, — парирую я. — У меня есть подозрение, что Сатана обладает отличным чувством юмора.
— Ты меня ранишь.
— Не больше, чем ты ранил меня.
Его лицо искажает гримаса боли, как будто я применила запрещенный прием, и внутри у меня все сжимается.
— Деви, — произносит он голосом таким же несчастным, как и мое сердце. — Мне правда очень жаль, что так вышло.
Он протягивает руку и гладит меня по щеке, и я чуть не таю от его прикосновения. Мне хочется прижаться к нему, обнять его и спросить, не думает ли он, что для нас еще не все потеряно.
Но даже когда эти мысли проносятся у меня в голове, я хочу врезать себе за то, что я так слаба и уязвима, что готова упасть на грудь своего мучителя всего через несколько минут после того, как он переступил порог моего дома.
Мы оба в смятении. Между нами возникает что-то светлое и нежное. И я начинаю ругать себя, призывать на помощь суровую действительность. Не знаю, целовать ли его или бежать от него, но, к счастью, вопрос остается без ответа, потому что в этот момент звучит сигнал интеркома.
— Мисс Тейлор?
На сей раз это наверняка Энди.
— Эндрю Гаррисон? — спрашиваю я, подскакивая к интеркому, лишь бы оказаться подальше от Блейка. — Можешь его пропустить.
— Нет, «Федерал экспресс». Я расписался в получении. Принести в дом?
— Да, пожалуйста.
Меня спас курьер!
Я снова поворачиваюсь к Блейку и пожимаю плечами.
— Вероятно, это со студии. Как только Лукас принесет письмо, займемся сценарием.
Я не говорю о том, как благодарна моему анонимному корреспонденту, так ловко подгадавшему время доставки своего послания. Еще одна-две минуты, и я могла бы забыть, что ненавижу этого мужчину. И оказалась бы в очень неловкой ситуации.
Однако две минуты спустя я забываю о благодарности. Я озадачена.
Потому что на конверте, который только что отдал мне Лукас, написан мой адрес в качестве обратного, но имени моего нет.
Зато есть имя отправителя: «Играй. Выживай. Побеждай».