Парторг 2

Глава 14

Василий Сергеевич Шачин, директор завода «Баррикады», встретил меня в своей приемной. У него как раз закончилось утреннее производственное совещание, и он вышел из кабинета, чтобы тот проветрился. Совещались, видать, основательно. По крайней мере, из открытой двери валил самый натуральный табачный дым, густой и едкий.

Поздоровавшись со мной крепким рукопожатием, Шачин немного смущенно показал на открытую дверь кабинета:

— Накурили, черти. Как начинают спорить, беда, никакой управы на них нет. Хорошо хоть за грудки не хватаются. А то была бы картина: главные специалисты дерутся в кабинете директора завода. И ведь оба правы, каждый по-своему. Как вот тут правильно поступить, скажи на милость? Ну, пойдем ко мне, посовещаемся. А твой оруженосец пусть чаи погоняет, — Шачин подмигнул молодой машинистке, которая что-то бойко печатала за столом в углу приемной, не отвлекаясь на появившиеся новые лица.

Но когда начальник упомянул про чай, девушка подскочила как на пружинах и тут же начала доставать из ящика стола чайные приборы, несколько граненых стаканов в потертых подстаканниках.

У меня сегодня что-то начала ныть раненая нога, и я при ходьбе прихрамывал сильнее обычного. Шачин сразу бросил внимательный взгляд на мою трость, а когда мы зашли в его кабинет, сказал с неподдельным участием:

— Наши секретари молодцы, что тебе оруженосца приставили. Тут здоровые ноги ломают на этих развалинах, а уж с ранением тем более надо осторожнее.

Он сразу же перешел на «ты», и этим простым жестом снял мои опасения о предстоящей тяжести разговора. Из отрывочных отзывов о Шачине у меня сложилось, похоже, совершенно неправильное представление о нем как о суровом и очень жестком человеке, с которым бывает трудно общаться. Но первые минуты общения неожиданно показали совсем другое.

Кабинет директора был небольшим, но достаточно просторным помещением. У одной стены стоял массивный письменный стол, заваленный папками с документами и чертежами. За столом, на стене, висела большая карта Сталинграда с множеством пометок красным и синим карандашами. Рядом, схематический план территории самого завода «Баррикады» с обозначением цехов, складов и заводских поселков. На плане были видны многочисленные красные крестики, вероятно отмечавшие особо пострадавшие участки.

— Мне Павел Петрович про твой протез рассказал и прислал образец, — начал Шачин, усаживаясь за стол и жестом приглашая меня занять место напротив. — Уж очень заманчивая идея. Нам его выпуск наладить даже сейчас будет нетрудно. Наш парторг и представитель ЦК уже работу провели, желающие сверхурочно работать на этом участке есть. Люди сами просятся. Ты как автор не будешь против?

То, что разговор сразу же зайдет о производстве моего детища, было полной неожиданностью, и я даже немного растерялся. Но быстро сориентировался в ситуации и сразу же ответил:

— Конечно, не буду. Как я могу быть против? В госпитале таких, как я, был не один десяток. До сих пор в глазах стоит, как они на меня смотрели, когда я впервые встал на свой протез и прошелся. Если мы сможем дать им шанс вернуться к нормальной жизни, это будет важнее любых авторских прав.

— Вот и хорошо, — Шачин довольно потер ладони. — На «Красном Октябре» часть продукции в распоряжении дирекции остается, думаю, нам тоже разрешат что-то себе оставлять. У меня, знаешь, сколько баб работает, у кого мужики без ноги, инвалиды войны. Одна сегодня ночью в ноги упала, прямо здесь, просит наладить выпуск твоего протеза. У неё и муж, и брат, инвалиды. Муж под Москвой ногу потерял в сорок первом, а брат здесь, под Сталинградом.

У меня от такого начала беседы перехватило дух и заломило в груди. Я сел поудобнее и расстегнул воротник кителя.

Шачин достал из ящика стола початую бутылку коньяка, два граненых стакана и тарелку с нарезанными кусочками черного ржаного хлеба и тонко нарезанным репчатым луком.

— Разносолов, сам понимаешь, у меня нет. Чем богаты, как говорится. Давай, за Победу.

Шачин налил грамм по сто пятьдесят, поднял свой стакан и коньяк выпил залпом. Затем сразу же продолжил говорить, заедая крепкий напиток куском хлеба и луком.

— Я вот тебе, Георгий Васильевич, даже завидую по-хорошему. Ты больше года воевал, грудь в орденах, ранен был. Я на печи тоже не сидел, эвакуацию завода уже под бомбами проводил, потом в Подольске директорствовал. А перед этой рыдающей бабой всё равно виноватым себя чувствую. Вот так в жизни-то бывает.

Он помолчал, затем убрал остатки коньяка обратно в ящик стола, достал чистую тряпочку, протер поверхность стола и придвинул к себе толстую папку с документами.

— Ты, полагаю, знаешь, что восстановление нашего завода, задача номер один в Сталинграде. По крайней мере, по нам есть уже конкретное решение сверху, мы знаем, какие силы и средства будут выделены. Своими силами, с помощью военных и наркомата, мы очистили территорию от трупов, собрали почти семьдесят тонн металлолома, восстановили проволочное ограждение вокруг завода и произвели технический осмотр оставшегося оборудования. Имеем сейчас полную картину о состоянии всего хозяйства. Начали восстановительные работы, но здесь пока успехов почти нет. Удалось, правда, восстановить аккумуляторную мастерскую с производительностью зарядки пятнадцати аккумуляторов в сутки, но это, как ты понимаешь, капля в море. С жилищно-коммунальным хозяйством немного получше. Восстановили общежитие на сто девяносто человек и восемь квартир для руководящего состава, кухню-столовую на тысячу человек, помещение под магазин, четыре склада для инструмента и полкилометра внутризаводских дорог. Это всё наши успехи на сегодня.

Шачин протянул мне два листа машинописного текста. На них было изложено всё то, что он мне только что сказал. Я обратил внимание на фамилии адресатов: товарищи Андреев и Хабаров.

— Во исполнение постановления ГКО наш наркомат третьего числа издал соответствующий приказ, — продолжал директор. — Там всё написано очень жестко, и сроки поставлены самые кратчайшие. Но это тебе, в общем-то, и не надо знать во всех подробностях, при необходимости ознакомишься в своей секретной части. Но, как сам понимаешь, выполнение любых планов напрямую зависит от наличия рабочих рук. А с этим огромная проблема. На заводе почти все кто есть, живут в палатках да землянках. Надо форсировать восстановление разрушенного жилья и строить новое.

Василий Сергеевич достал из папки еще какую-то справку, быстро просмотрел её и продолжил:

— В эвакуацию отправилось почти три тысячи рабочих и служащих завода, около тысячи ушло на фронт. Почти полторы тысячи погибло во время бомбежек, четыреста человек оставались в цехах до последнего. Большинство из них погибли. Мы совершенно не знаем о судьбе нескольких сотен наших товарищей, они, вероятно, тоже погибли. Сейчас на заводе трудится немного больше тысячи человек. Люди, конечно, прибывают каждый день, но это в основном те, кто не имеет заводских специальностей. Перспективы возвращения опытных кадров крайне туманные, хотя каждый день получаем пачки писем от эвакуированных с просьбами помочь вернуться. На тысячу девятьсот сорок третий год восстановление завода профинансировано более чем достаточно, нам обещана материальная и кадровая помощь. В ближайшие недели Наркомат строительства должен будет организовать Особую строительно-монтажную часть номер двадцать пять, которая и должна будет выполнить основной объем работ по восстановлению. Но это будет не завтра, и разворачиваться она будет не один день. А самое главное, её будущих служащих совершенно негде размещать. Нам обещано направление к нам спецконтингента и пленных, но кадровую проблему это не решит. К станкам их не поставишь. Как воздух нужно хорошее жилье, тогда появятся шансы набрать более-менее приличные кадры, которых хотя бы можно будет быстро обучить. С этим всем, — Шачин постучал пальцем по папке, — ты можешь тоже при необходимости ознакомиться в своей секретной части.

Василий Сергеевич встал из-за стола и нервно прошелся по кабинету. Затем он быстро вышел из кабинета и почти тут же вернулся.

— Распорядился чаю принести, — пояснил он, снова садясь за стол и сдвигая на край лежащие перед ним папки с документами.

— Без решения кадровой проблемы все планы восстановления производства и на нашем заводе, и в целом в Сталинграде обречены на провал. Некоторые мне заявляют, что государство выделило достаточно средств, и поэтому волноваться нечего. Они наивно полагают, что таким путем можно решить любую проблему. При текущем положении дел мы гарантированно провалим все сроки программы возрождения Сталинграда, а отвечать за это придется персонально.

— Василий Сергеевич, я не думаю, что за неминуемый срыв сроков возрождения города будет такой спрос, — попытался я возразить. — В конце концов, в Москве, думаю, есть понимание реального положения у нас.

— Да дело даже не в персональном спросе, — махнул рукой Шачин. — Я привык всегда выполнять поставленные передо мною задачи. А здесь я не вижу возможностей её выполнить, и из-за одной причины. Просто у станков нет рабочих.

— А если бы было жилье, то этой проблемы не было? — спросил я, лихорадочно думая, как мне повернуть разговор в нужное русло.

— Никуда она не денется, даже когда в стране будет избыток жилья, — вздохнул директор. — Но не будет этого проклятого замкнутого круга, как сейчас. Мы не можем решать возникшие производственные проблемы, потому что дефицит кадров. А дефицит кадров потому, что у нас проблемы с жильем. И как этот круг побыстрее разорвать, я не знаю. Я ознакомился с твоими предложениями, которые прислал Павел Петрович, и мне интересно, что ты предлагаешь сделать сейчас, чтобы попытаться быстро изменить ситуацию.

«Вот мы наконец-то и подобрались к интересующему меня вопросу, — подумал я. — И практически без моего участия. Ну что ж, вперед!»

— До окончания войны кадровый дефицит не исчезнет, — начал я, стараясь говорить четко и убедительно. — А, возможно, даже обострится. И надо пытаться проблему решать, исходя из нынешней ситуации. А способ только один. Первое, концентрация имеющихся сил и средств. Второе, правильная расстановка приоритетов в работе. Третье, повышение производительности труда и максимальное использование своих резервов.

— Хорошо, но это всё общие слова, — поморщился Шачин. — Давай конкретно. Что именно ты предлагаешь?

Мы проговорили почти два часа. Разговор шел трудный, с возражениями, с сомнениями. Шачин был человеком дела, и ему нужны были не общие рассуждения, а конкретные предложения с расчетами. В приемной дважды приносили чай, крепкий, горячий, и с сахаром.

И, наконец, мы пришли к определенным решениям. Василий Сергеевич согласился поддержать меня с идеей максимального сосредоточения абсолютно всех вопросов восстановления жилого фонда Сталинграда в руках городского строительного треста.

Сегодня же будет создан строительный участок номер два. И уже завтра одна из бригад треста начнет в нем свою работу. Завод передаст тресту около сотни рабочих-строителей, которые сейчас заняты на восстановлении заводских рабочих поселков. Работы сегодня ведутся в Верхнем поселке, который меньше разрушен, поэтому его мы будем восстанавливать в первую очередь. Завод командирует некоторых сотрудников ОКСа и строительного цеха в распоряжение горстройтреста, пока у нас не будут заполнены соответствующие вакансии.

Шачин обещал поддержать меня с просьбой о перестройке работы лагерей спецконтингента. Я планировал в ближайшее время, когда появятся первые обнадеживающие результаты нашей работы, обратиться с предложением о сокращении сроков их проверок и направлении ста процентов проверенных в народное хозяйство. И, конечно, усиление стимулов хорошо и качественно работать.

Мы договорились по возможности на «Баррикады» направлять только людей, имеющих необходимые заводу рабочие специальности, а всех не имеющих нужных профессий, к нам, в трест. Тресту еще не один год придется разбирать развалины и завалы на территории города, и очень многое приходится делать вручную. Так что и не имеющим вообще никакой профессии найдется работа в качестве разнорабочего.

Василий Сергеевич вдруг спросил:

— Скажи откровенно, нам надо будет обращаться с предложением перераспределения выделенных фондов?

Я рассмеялся и отрицательно покачал головой:

— Нет, Василий Сергеевич. На восстановление жилищно-коммунального хозяйства города в тысячу девятьсот сорок третьем году уже выделено почти девяносто миллионов рублей. Я уверен, что при текущем положении дел даже четверть этих средств не будет освоена. А вот с материальными фондами дело другое. Но здесь я бы хотел предложить не перераспределение, а организацию вами подсобных производств, хотя бы временных.

— Что ты имеешь в виду? — удивился Шачин.

— В первую очередь организацию у вас производства строительных материалов: цемента Челиева и кирпича.

— С кирпичом всё понятно, и тут обсуждать нечего, — кивнул директор. — Глины кругом полно. И я сегодня же поручу составить техническое задание, а строительному цеху поставлю задачу в двухнедельный срок наладить производство кирпича. А что за цемент Челиева? Первый раз слышу о таком.

Я достал из планшета несколько листов с инструкцией по производству цемента Челиева. Я составил её по памяти. Инструкцию отпечатали в пяти экземплярах, три экземпляра у меня были с собой, а два тут же вручил Беляеву. Он сразу дал задание приехавшим из Москвы специалистам разобраться в технологии, и они должны за сутки составить технологическую карту производства с тем, чтобы начать его производство везде, где только возможно. А по моему мнению, практически на всех заводах города, где теплится хоть какая-нибудь жизнь, можно организовать его производство. И в итоге по городу мы будем иметь достаточные объемы цемента, которые точно позволят восстанавливать разрушенные здания.

У директора «Баррикад» недаром была репутация грамотного инженера, который умел быстро вникать в любую техническую проблему. И ему хватило каких-то десяти минут, чтобы разобраться в моей инструкции. Чтобы было меньше вопросов, в конце была короткая справка о самом изобретателе и применении его метода при восстановлении Москвы после нашествия Наполеона в тысячу восемьсот двенадцатом году.

— Интересно, никогда не слышал о таком, — пробормотал Шачин, внимательно читая текст. — Ты написал, что специалисты, присланные Весниным, в курсе дела и за сегодня разработают всю техническую документацию?

— А что её разрабатывать-то? — пожал я плечами. — У них есть экземпляр «Наставления», написанного самим Челиевым. Прочитал, изложил современным русским языком, нарисовал понятные картинки, и готово дело.

— Твоя правда, Георгий Васильевич, — согласился директор. — Думаю, для восстановления разрушенных невысоких зданий в два-три этажа годится без вопросов. Ценно, что старую штукатурку и практически строительный мусор можно использовать как сырье. А у нас сколько всего практически в пыль превратилось! И это, если я правильно понял, можно сразу же использовать, без дополнительной обработки?

— Совершенно верно. Главное, правильно обжечь и потом измельчить в порошок.

— С этим давай так поступим, — решительно сказал Шачин. — Я своих инженеров озадачу прямо сейчас, и мы завтра же попробуем сделать первую пробную партию. Как он там, этот Челиев, писал? Обжиг почти сутки, и сорок восемь часов остывание, а потом измельчать, и готово?

— Да, что-то в этом роде. Точные цифры в инструкции есть.

— Через четыре дня приезжай специально этот самый мертель принимать, — Шачин встал из-за стола, протягивая мне руку. — Посмотрим, что у нас получится. Если всё пойдет, как ты обещаешь, это будет большое подспорье. А сейчас, извини, больше не могу совещаться. Так что давай заканчивать. Договорились?

— Договорились, Василий Сергеевич.

Мы пожали друг другу руки. Крепкое рукопожатие директора завода «Баррикады» вселило в меня уверенность. Дело сдвинулось с мертвой точки, и теперь оставалось только работать.