Парторг 2

Глава 4

Семён Захарович Гинзбург недаром был наркомом строительства в такое труднейшее для СССР время. Его гениальные организационные и технические таланты позволяли выполнять все задачи, которые ставились перед ним. И на самом деле ничего невыполнимого в поручении Маленкова не было.

На руках был проработанный проект строительства нового цементного завода, и надо было только адаптировать его под новые требования. Что он без особых проблем сделал, тем более что конкретные детали, в которых естественно можно утонуть, от него и не требовались. Главное, дать ответ: можно ли в Михайловке Сталинградской области с нуля построить завод, который на местном сырье через полгода даст первую продукцию. А в случае положительного ответа подумать над следующим вопросом: а раньше?

Открытое перед самой войной и тщательно разведанное уже когда она шла, месторождение мела и глины называется Себряковским. Оно почти идеально расположено для его будущей разработки: три километра от железнодорожной станции «Себряково» и в двухстах десяти километрах северо-западнее Сталинграда. Его южная граница тянется вдоль железной дороги Волгоград — Москва, отступая от неё на четыреста-четыреста пятьдесят метров.

Если бы Семёну Захаровичу сначала задали вопрос, а нужны ли стране новые цементные заводы, он не задумываясь ответил бы «да». А затем тут же проявил инициативу и сказал бы, что в первую очередь надо начать освоение нового, но самого перспективного, причём во всех отношениях, месторождения мела и глины, Себряковского.

Проект самого завода доработать труда не составит, это вопрос нескольких дней, тем более что вольские инженеры третий день находящиеся в Сталинграде, уже интенсивно над этим работают. Месторождение можно и нужно разрабатывать открытым способом. Для этого также необходимо привлечь какое-то количество персонала из Вольска с разрабатываемого там месторождения.

Так что как только группа инженеров и рабочих прибудет из Вольска и разместится на новом месте, можно будет без промедления начать разработку нового месторождения. Но при одном непременном условии: сталинградские власти сразу же направят необходимое количество рабочих и инженерно-технических кадров с тем, чтобы командировка вольских товарищей была кратковременной. У них в Вольске дефицит кадров, и могут пострадать их производственные планы.

Непосредственно для строительства завода можно привлечь эвакуированных товарищей из Новороссийска, которым уже приказано в любой момент быть готовыми к возвращению в свой город. Были надежды, и небезосновательные, что он будет освобождён уже этой весной. Также можно будет на новом заводе использовать часть оборудования, эвакуированного с тех заводов, которые остались на оккупированной территории.

И конечно привлечь для освоения месторождения и строительства завода пленных и спецконтингент.

Все эти свои соображения нарком строительства Гинзбург быстро изложил на бумаге, тщательно проработав каждый пункт. Он понимал, что от точности формулировок может зависеть судьба всего проекта. Его опыт руководства масштабными стройками подсказывал: лучше предусмотреть все возможные сложности заранее, чем потом искать выход из тупика. Ровно в семнадцать ноль-ноль он подал члену ГКО Маленкову свои предложения.

Чуянов в этот момент находился в кабинете Маленкова и ждал его вердикта по внесённым им предложениям. Напряжение последних дней давало о себе знать. Алексей Семёнович понимал, что его судьба висит на волоске. Слишком много ошибок было допущено при эвакуации, слишком много жизней потеряно. И хотя в несвоевременной эвакуации была и доля вины Москвы, отвечать придётся именно ему, первому лицу области.

Маленков прочитал написанное Гинзбургом и протянул Чуянову:

— Ознакомься.

В этот момент зазвонил телефон, отдельно стоящий рядом с рабочим столом на небольшом столике. Маленков сразу же выпрямил спину и быстро снял трубку, немного изменившись в лице. Чуянов успел заметить, как напряглись черты члена ГКО, как мгновенно исчезла обычная невозмутимость.

— Слушаю, товарищ Сталин, — разговор был очень коротким, и он очень быстро молча положил трубку.

— Заседание ГКО начнётся в восемнадцать часов. Вам необходимо находиться в приёмной, возможно вас вызовут.

Голос Маленкова был ровным, деловым, но Чуянов уловил в нём едва заметные нотки напряжения. Он кивнул, встал и направился к двери, чувствуя, как под сердцем всё сжимается от тревожного предчувствия.

Сталин приехал в Кремль без пятнадцати шесть. Через несколько минут в его кабинет один за одним зашли все члены Государственного комитета обороны, и его заседание началось.

Кроме Чуянова и Гинзбурга в приёмной находилось ещё несколько человек. Никого из них Алексей Семёнович не знал. Все они тихо сидели на стульях, ожидая возможного вызова в кабинет Сталина. Каждый был погружён в свои мысли, в свои тревоги и надежды. Кто-то листал бумаги, не читая их по-настоящему, кто-то смотрел в одну точку, пытаясь унять волнение.

Семёну Захаровичу Гинзбургу Поскребышев предложил расположиться за отдельно стоящим столом, и строительный нарком был единственным, кто, сидя в приёмной, продолжал работать. Перед ним лежали чертежи и расчёты, он что-то помечал карандашом на полях, время от времени записывая цифры в блокнот. Его спокойствие было естественным, выработанным за годы напряжённой работы умением не растрачивать энергию на лишние переживания.

Чуянов очень волновался, хотя и пытался не подавать виду. Он отлично понимал, что его ответ на вопрос, какие он видит варианты решения жилищного кризиса в Сталинграде, Маленкову не понравился. И это сейчас для него самое главное, от этого возможно зависит его дальнейшая судьба, а возможно и жизнь. Мысли роились в голове, не давая сосредоточиться. Он вспоминал всё, что говорил Маленкову, пытался понять, где допустил ошибку, что надо было сказать иначе.

В кабинет Сталина первого секретаря Сталинградского обкома и горкома ВКП(б) Алексея Семеновича Чуянова и наркома строительства СССР Семёна Захаровича Гинзбурга пригласили ровно в 21.00.

7 апреля 1943 года. 21:00 по московскому времени. Москва. Кремль. Кабинет Председателя Государственного комитета обороны, Верховного главнокомандующего Вооружёнными Силами СССР, Маршала Советского Союза Сталина Иосифа Виссарионовича.

Ожидая, когда в кабинет войдёт Чуянов, Сталин медленно шёл от окна к столу. Он по своему обыкновению медленно прохаживался по кабинету во время докладов и их обсуждения. Высокий ворс расстеленного на полу ковра скрадывал звук его неторопливых шагов.

Он только что раскурил свою трубку. В данный момент у него была потребность покурить именно её. Предстояло принять решение по конкретным предложениям по восстановлению Сталинграда и области. Дым медленно поднимался к потолку, создавая причудливые узоры в свете настольных ламп. За окнами кремлёвских стен догорал апрельский день, бросая последние отблески на старинные стены.

Как такового доклада о положении дел в Сталинграде и конкретных путях реализации принятого три дня назад Постановления не было. Перед принятием Постановления все члены ГКО ознакомились с подробнейшей служебной запиской, подготовленной специально по этому поводу. Что делать было в общем-то понятно и так, но надо было обозначить и заострить внимание. Принципиальным конечно было решение о размерах финансирования. Всё это было сделано, и большинству членов ГКО не совсем понятна была цель по сути повторного рассмотрения этого вопроса.

Кроме двух: Берии и Маленкова, вернее даже одного: члена ГКО, наркома внутренних дел Берии.

После поражения под Харьковом и последовавшего за этим стремительного прорыва немцев к Волге, Верховный очень болезненно воспринимал все неудачи в Сталинграде. У него и без этого было какое-то обострённое отношение к этому городу, связанное вероятно с какими-то событиями Гражданской войны, когда оборона Царицына имела значение жизни или смерти Советской России.

По этой причине или по другой причине, но все первые секретари Сталинградского края, а затем области, предшественники Чуянова, были арестованы, осуждены и расстреляны в тридцать седьмом-тридцать девятых годах. И он тоже уже был в немилости у Сталина, хотя ещё год назад в феврале сорок второго был награждён орденом Ленина за вклад в укрепление обороноспособности страны в первый год войны.

Но вот о причине изменения отношения Сталина к первому лицу Сталинградской области Берия мог только предполагать, хотя эта причина была, как говорится, на поверхности. Чуянов допустил ошибку при организации эвакуации населения города, приведшую к огромным людским потерям в целом и в частности ценнейших инженерных и рабочих кадров.

Сталин в глубине души знал, что причиной этой трагической ошибки было его запрещение проводить эвакуацию и минирование предприятий города, когда реальной стала угроза прорыва немцев к Сталинграду. Он опасался, что это вызовет панику и будет расценено как подготовка к сдаче города. Но разделять вину с Чуяновым не хотел и сейчас интуитивно искал повод, чтобы снять его и возможно даже наказать.

В этом глава НКВД был уверен на все сто. Лаврентий Павлович не раз наблюдал подобную логику действий Верховного, когда тот искал виноватых не среди тех, кто действительно принимал роковые решения, а среди тех, кто их исполнял.

Маленков тоже видел недовольство Верховного в отношении Чуянова, но о причинах не догадывался. Для него это была просто очередная кадровая ситуация, требующая внимательного наблюдения.

Возможно, что после победоносного окончания боёв в Сталинграде и были бы сделаны оргвыводы, но прагматизм Сталина возобладал над эмоциями и обидами. Потеря контроля над ситуацией в разорённом войной важнейшем регионе юга страны могла привести к очередной трагедии, и Чуянов в итоге пока уцелел. А не нужное по большому счёту ещё одно рассмотрение ситуации в Сталинграде и области просто дань эмоциям и последний сигнал пока ещё товарищу Чуянову.

Ситуация с восстановлением Сталинграда была во многом тупиковая. Для быстрейшего возрождения его промышленной мощи нужны люди, и притом очень много. Но ещё прошлым летом Германия по своим людским ресурсам сравнялась с Советским Союзом, и с этим приходилось считаться при принятии решений. Каждый человек на счету, каждая пара рабочих рук нужна либо на фронте, либо в тылу на военном производстве.

Маленков больше других членов ГКО был сведущ в вопросах восстановления страны, и поэтому указал Чуянову на недостаточность предлагаемых мер решения жилищной проблемы и отлично разглядел потенциал хабаровского проекта. И обо всём этом он доложил в своём достаточно коротком докладе.

Первый секретарь Сталинградского обкома и горкома первый раз был вызван на заседание ГКО, и, войдя в кабинет Сталина, немного растерялся. Он остановился в трёх шагах от торца стола, за которым сидели члены ГКО, и хотел доложить о своём прибытии, но хозяин кабинета взмахнул трубкой и остановил его.

Чуянов успел окинуть взглядом присутствующих. За длинным столом, покрытым зелёным сукном, сидели люди, в чьих руках была сосредоточена вся власть над огромной воюющей страной. Молотов с его характерным пенсне, Берия с пронизывающим взглядом сквозь очки, Маленков с непроницаемым лицом. Естественно он узнал первого маршала Ворошилова, а также товарищей Вознесенского, Когановича и Микояна. И конечно сам Сталин, неторопливо прохаживающийся по кабинету с трубкой в руке.

— Мы, товарищ Чуянов, отлично осведомлены о непростой ситуации в Сталинграде. Но глубоко уверены, что его героические жители и защитники понымают всю меру ответственности за судьбы страны и необходимость скорейшего возрождения города, — как часто бывало в таких ситуациях, у Сталина начинал появляться своеобразный акцент. Он почему-то, например, произносил «понымают», а не понимают, и причём как-то замедленно. Но это только усиливало значимость его слов.

А сейчас, когда это было подкреплено ещё и характерным жестом руки, держащей трубку, стало понятно, что сейчас будут сказаны слова, ради которых и был этот вопрос включен в повестку дня этого заседание ГКО.

— Руководство области и города должны сделать всё возможное, а при необходимости и невозможное, для безусловного выполнения поставленных задач. И это не только восстановление фабрик и заводов, но и возрождение самого города. Поэтому я считаю, нам надо поддержать инициативы сталинградских товарищей, которые должны помочь в решении проблемы восстановления разрушенного жилого фонда. К осени вы должны переломить негативные тенденции в восстановлении города.

Сталин дошёл до своего места за столом, но, постояв несколько секунд, развернулся и пошёл обратно к окну. На улице ещё было светло, день стремительно увеличивался, и до наступления сумерек было далеко. Последние лучи заходящего солнца пробивались сквозь высокие окна, освещая половицы паркета и создавая игру света и тени в просторном кабинете.

Руководитель огромного государства подумал, что сейчас на его просторах уже не только приближающийся вечер и наступившая ночь, но и приближающийся день. В Сибири уже глубокая ночь, а на Дальнем Востоке готовится встретить новое утро. Страна живёт в разных временах, но войну ведёт одну, общую.

В его огромном рабочем кабинете стояла тишина. Члены ГКО, а также приглашённые и стоящие на вытяжку Гинзбург и Чуянов отлично понимали, что Сталин продолжит говорить и безмолвно ожидали этого. Только тиканье настенных часов да едва слышное потрескивание табака в трубке нарушали молчание.

А он пытался вспомнить промелькнувшее в его голове слово, когда в кабинет вошли Чуянов и Гинзбург. И когда, дойдя до окна, вновь развернулся, то отчётливо вспомнил: «Цемент».

Вчера перед ужином Сталин неожиданно распорядился принести ему первое издание «Цемента» Фёдора Гладкова, одного из первых советских «производственных» романов. Книга лежала на его ночном столике и он перелистывал страницы, вспоминая сюжет о восстановлении разрушенного Гражданской войной завода. Перед самым сном Сталин распорядился утром доложить ему о ситуации с производством цемента в стране. Она была почти катастрофическая: падение производства больше чем в пять раз.

И когда фельдъегерь доставил ему портфель с документами от Маленкова, то больше всего Сталина поразило предложение о строительстве нового цементного завода, а не идея крупнопанельного домостроения.

Он конечно сразу же вспомнил историю с протезом стопы, автором которого был молодой инвалид войны Георгий Хабаров, и успел даже распорядиться об обеспечении первыми изготовленными протезами советских лётчиков, добившихся права воевать дальше без ног. Это была трогательная история о том, как раненый солдат, потерявший ногу, не сдался и нашёл способ помочь другим таким же, как он.

Но только сейчас, уже во время заседания, он оценил именно идею крупнопанельного домостроения и то, какой эффект может иметь её успешное осуществление. Если это сработает, если удастся наладить массовое производство домов из готовых панелей, то проблему восстановления разрушенных городов можно будет решить в невиданно короткие сроки. А ведь разрушено чуть ли не полстраны, миллионы людей остались без крова.

Обычно после озвучивания на заседании ГКО какого-нибудь стоящего предложения до принятия конкретного решения проходило какое-то время. С ним все знакомились, и оно достаточно тщательно прорабатывалось. Надо было учесть все риски, просчитать все варианты, оценить реальную возможность исполнения. Но сейчас Сталин решил поступить иначе.

Его совершенно не интересовало, успели все члены ГКО хотя бы ознакомиться с идеей крупнопанельного домостроения и предложением о строительстве нового цементного завода.

Главное, что это уже сделал он, человек, за которым в этой огромной стране решающее слово.

В тот момент, когда Сталин снова подошёл к окну, он это решение принял окончательно. И одним из персональных следствий этого решения было то, что первый секретарь Сталинградского обкома останется на своём посту, а вот с горкомом видно будет. Но с него будет особый спрос за реализацию обоих предложений. Чуянов получает шанс, последний шанс доказать свою пригодность.

— К главному празднику нашего государства, двадцать шестой годовщине Великого Октября, вы, товарищ Чуянов, должны отчитаться перед Государственным комитетом обороны Союза ССР об успешной реализации обоих ваших главных предложений. Несмотря на то что их реализация должна осуществляться в основном за счёт внутренних резервов города и области, вы, товарищ Гинзбург, должны всемерно помогать сталинградским товарищам.

Сталин сделал паузу, вернулся к столу и раскурил свою потухшую трубку. Он чиркнул спичкой, поднёс её к табаку, несколько раз затянулся. Дым снова поплыл вверх, и в кабинете повис характерный запах крепкого табака.

— Вы, товарищ Чуянов, просите увеличить количество работающих в Сталинграде пленных, спецконтингента и направлении к вам заключённых-специалистов из системы ГУЛАГ НКВД СССР, а также возможных мерах их стимулирования за ударный труд. Мы, — он сделал многозначительную паузу и пристально посмотрел на Берию, — в ближайшие дни рассмотрим ваше предложение. Вы свободны, товарищи. Идите и начинайте работать.

Взгляд Сталина на Берию был красноречивым. Лаврентий Павлович понял всё без слов. Это было поручение, которое требовало немедленного исполнения, несмотря на обтекаемую формулировку «в ближайшие дни».

Гинзбург из кабинета вышел совершенно спокойным. Ему не раз и не два за месяцы войны ставились ещё более сложные задачи и назначались совершенно немыслимые с первого взгляда сроки, но как-то всё решалось и выполнялось. Он уже привык работать в режиме постоянного аврала, когда невозможное становилось обыденностью. Тем более что сейчас его обязали просто помочь, что собственно труда не составит. Уже в кабинете Сталина он, например, вспомнил о Сенгилеевском цементном заводе в Ульяновской области, который стоит с поздней осени сорок второго и возможно заработает лишь в мае, когда откроется судоходство по Волге. Часть его рабочих вполне можно будет перебросить в Михайловку. А там уже и другие варианты найдутся.

А вот Чуянов, хотя и постарался не подать виду, из кабинета вышел из последних сил. Ноги подкашивались, в висках стучало, перед глазами всё плыло. Он сразу же в приёмной опустился на стул и только через несколько минут вопросительно посмотрел на Поскребышева, не совсем понимая, что ему делать дальше. Напряжение последних дней, страх перед возможным арестом, неопределённость, всё это навалилось разом, как только за ним закрылась дверь сталинского кабинета.

Опытный секретарь выдержал паузу и только после неё спросил, глядя на бледное лицо первого секретаря:

— Какое распоряжение вы получили, товарищ Чуянов?

— Идти и начинать работать, — выдавил из себя Алексей Семёнович.

Поскребышев усмехнулся и подсказал, что делать:

— Срочно возвращайтесь в Сталинград и начинайте работать. Все необходимые распоряжения и решения, если они дополнительно понадобятся, вы получите в установленном порядке.

В его голосе не было ни сочувствия, ни злорадства. Просто деловая констатация факта. Он видел многих, кто выходил из кабинета Сталина. Кто-то выходил триумфатором, кто-то шёл к ожидающему чуть ли не дверями приемной конвою. Чуянову повезло, он выходит на своих ногах и с шансом исправить положение.

Заседание ГКО закончилось необычайно рано, и Сталин, никого, не пригласив на поздний ужин, тут же уехал на Ближнюю дачу. Такое совершенно нестандартное заседание и поведение Вождя укрепило главу НКВД в его предположениях, что главным вопросом дня было персональное решение о судьбе Чуянова, который ожидаемо уцелел, хотя у Лаврентия Павловича и были сомнения в этом.

Слова Сталина о рассмотрении в ближайшие дни предложения Чуянова об использовании спецконтингента и находящихся в ГУЛАГе необходимых Сталинграду специалистов он принял как приказ о немедленном исполнении.

Берия встал из-за стола и направился к выходу. Вернувшись в свой кабинет, он сразу же распорядился подготовить ему соответствующие справки. Надо было понять, какими резервами располагает ГУЛАГ, каких специалистов можно направить в Сталинград, какой спецконтингент использовать на восстановлении города.

Он уже прикидывал в уме варианты. Пленные немцы, венгры, румыны, их десятки тысяч. Заключённые и спецконтингент: строители, инженеры, техники. Надо будет проработать вопрос о поощрении особо ценных кадров среди заключенных за ударную работу, как и просил Чуянов. А для спецконтингента ускорить проверки. Это может стать серьёзным стимулом.

Лаврентий Павлович сел за свой стол, включил настольную лампу и придвинул к себе чистый лист бумаги. Работа предстояла большая, но он привык к таким задачам. НКВД должен был обеспечить Сталинград рабочей силой, и он это сделает. Вопрос только в сроках и в том, насколько эффективно удастся организовать использование этого людского ресурса.

За окном была уже глубокая ночь. Москва спала, но в кабинетах Кремля и на Лубянке продолжалась работа. Война не делала перерывов, и восстановление страны тоже не могло ждать.