Утром я очнулся от того, что Рей бесцеремонно тряс меня за плечо. Я именно очнулся, а не проснулся. Долго и непонимающе я смотрел на друга, а затем выдал гениальную вещь:
— А ты чего так рано встал?
— Три часа дня, по-твоему, это рано? — Рей был какой-то взвинченный.
— А зачем ты меня трясешь?
— Я хотел для твоего пробуждения выбрать менее гуманный способ. Скажи, мне, сволочь, ты что со мной вчера сделал?
Я посмотрел на него еще непонимающе. Что я с ним делал вчера? Вроде ничего не делал, а то, что бросил у порога, то, извините, сам на ногах не стоял.
— Я тебя не понимаю. Это был твой собственный выбор нализаться до потери сознания, что ты и продемонстрировал на пороге моего дома, — я глубоко вздохнул, о чем сразу же пожалел — голова от такого самоуправства с моей стороны готова была разлететься на маленькие части.
— Ты притащился ко мне посреди ночи, начал резать руку, — он ткнул меня в нос забинтованной ладонью, через повязку которой немного просочилась кровь, — потом начал резать руку себе, и смешивать нашу кровь на каком-то кулоне. После этого меня накрыли охренительные ощущения, от которых я думал, что помру на месте. Благодаря этому меня не настигла твоя участь — утром страдать от похмелья, но я думаю, это была не главная твоя цель, бонусом которой было, избавить меня от мерзкого утра. Ты свалил, пробубнив только про то, что вернул мне часть утраченных моим предком сил, а остальные, учитывая какие-то обстоятельства, вернуть не удастся и шаткой походкой удалился в закат.
Я наморщил лоб, и охнул от пронзившей висок боли. Во рту была засуха, причем засуха в общественном сортире. Так, что было вчера? Ничерта не помню с того времени, как пошел к себе спать. И зачем, спрашивается, мы так напились на этой нелепой свадьбе Ванды? Или во всем виновата картошка?
Дверь приоткрылась, и в комнату заглянул один из кобольдов.
— Господин проснулся?
— Проснулся, — пробурчал я. — А тебе что надо?
— Господин же вчера строго-настрого приказал убрать все из-под кроватей.
— А, точно, — я потер лоб. — И как успехи?
— Осталась только ваша комната и комната господина Дефоссе.
— Точно, — я начал вспоминать. — Я упал, увидел грязищу под кроватью и книгу, точнее не книгу, а, похоже, рабочую тетрадь какого-то хмыря, работавшего на Семью. Сейчас.
— Хмырь, конечно работал на Семью, но сомневаюсь, что он вел записи, — поднял палец вверх Рей.
— Знаешь, ты иногда бываешь удивительно занудным.
— А ты иногда бываешь странно непредсказуемым, — нахмурившись ответил Рей, смотрящий на меня прокурорским взглядом, скрестив руки на груди.
— Когда тебе такое говорит эриль, есть повод, чтобы задуматься, да где эта тетрадь? Вот будет номер, если я ее снова потеряю, — я лихорадочно перетрясал свою одежду, которая кучей была свалена на полу. Надо же, я оказывается, еще и разделся. Тетрадь нашлась между штанами и водолазкой, которую мне одолжила Ванда. — Так, посмотрим, что же здесь написано.
Я сел на кровать и открыл тетрадь, Рей сел рядом, и мы приступили к чтению. Записей было мало, часть из них была мне просто непонятна: записи велись на каком-то зашифрованном языке, а другая часть была безвозвратно утеряна: половина страниц была просто наглым образом вырвана, но той информации, которая меня натолкнула к таким решительным действиям ночью, нам хватило, для того, чтобы задуматься. Точнее, задумался Рей, я же в это время мужественно боролся с тошнотой.
— Вот, значит, как, — наконец произнес он. — Да, не зная, на чей Род завязали возвращение нашей силы, а также, как именно завязали…
— Рейн, мы что-нибудь придумаем.
— Да, брось, — он махнул рукой и встал. — После твоего вчерашнего бесчинства мой резерв увеличился вдвое. Вдвое, Дей! Это гораздо больше, чем я вообще мечтал когда-нибудь иметь. К тому же Эдуард выделил нам с Вандой вполне приличных размеров накопители, — и он покрутил на пальце перстень, который и был у него этим самым накопителем.
— Рей… — вяло позвал я его.
— Что?
— Позвони своим родным.
— Зачем, — уставился на меня мой друг.
— Иногда ты можешь мыслить очень туго, — я отмахнулся и рухнул на кровать, закрывая голову подушкой. Судя по звукам, Дилан выбежал из комнаты, а спустя некоторое время вернулся.
— Ты был прав, черт тебя раздери, — еле слышно проговорил он. Я принял вертикальное положение, от чего голова закружилась, а к горлу подкатил неприятный кислый ком.
— И как они отреагировали? — я поднял глаза на друга, который лихорадочно вышагивал по комнате из угла в угол.
— Деймос, почему ты догадался первым, а не я?
— Потому что гнев всегда затмевает разум. Что ты им сказал?
— Сказал, что это часть некоторого исследования, которое дало свои плоды. Резерв подрос у многих, но не у всех, и не так, как у меня. Это можно как-то объяснить?
Я пожал плечами и кивнул на книгу.
— Ты прочитал то же самое, что и я. Можно спросить у Эда: он наверняка знает о семейной ритуалистике гораздо больше, чем рассказывает. Только вот, гад, молчит. Из него сведенья нужно клещами вытаскивать, и то, если у дядюшки хорошее настроение. А если настроение отличное, то мне могут под нос сунуть очередную книжку и уйти, не объяснив ничего, просто сказав про то, что читать я вроде умею.
— Сегодня собирается грандиозная семейная пьянка, — грустно улыбнулся Рей и сел рядом со мной на кровать.
— Я думаю, что ты как непосредственный виновник торжества должен примкнуть к семейным гуляниям и оторваться по полной, чтобы полностью оценить тяготы такой мерзопакостной штуки, как похмелье.
— Дей, ты столько для нас сделал… Да и все вы… Если бы не эти малолетние придурки с их детскими шалостями, мы бы с тобой так и не познакомились. Деймос…
— Так, а вот это ты вообще куда-то не в ту сторону свернул, — грубо прервал я Рея, прежде чем он договорится до чего-нибудь, о чем впоследствии будет сильно жалеть. — По-моему, Милтон провел отличную сделку, получив очень подготовленных людей для себя любимого. Вы ведь с Вэн хотите принять его предложение?
— Да, через полгода. Нас не просто так выперли отсюда, чтобы мы не мешали тебя Эвану с Эдом отшлифовывать до алмазного блеска. Нам предстоит что-то вроде очень скучной стажировки: Ванда здесь в Жильне будет осваивать приемы оперативной работы, я в Хавьере буду подробно изучать анализ.
— Постой, мне сказали, что вам предоставили своеобразные каникулы… — голова просто раскалывалась и совершенно не хотела соображать.
— Ага, конечно. Наши каникулы длились почти два месяца и уже подходят к концу. К тому же, как показала практика, нам вообще нежелательно что-то масштабное делать по раздельности. Может быть со временем это пройдет, но сейчас: меня чуть не затрахали до смерти суккубы, а Ванда вышла замуж за какого-то урода, которому лично я предлагаю прямо сейчас сломать руки и ноги, чтобы он лежал себе тихонечко в гипсе и не принес нашей Ванде неприятностей.
— Тогда уж давай отвернем ему голову и отобьем яйца, — мрачно закончил я. — Ну так, на всякий случай, — мы переглянулись, и я поморщился. — Нет, пусть Вэн сама шишек себе набьет, может, в следующий раз головой будет думать.
— Ты сам-то веришь в это?
— Не верю, но так хочется.
— А ты уже подумал над тем будешь работать на СБ или нет?
— Я не знаю, Рей, — это была та проблема, о которой я вообще не хотел даже начинать думать. Я хотел начать работать в Службе безопасности. Хотел до звездочек в глазах, но я Фолт, а еще я — Нейман. Мы долго разговаривали на эту тему с тем же Алексом Милтоном, с моим крестным, с Эдуардом… Мне не просто предлагалась работа, мне предлагалась именно Служба. Меня бы привели к присяге, как это делали мои предки, клянясь Служить Империи. Сейчас я должен был бы поклясться Служить Шории. Не правительству, а именно Шории, и я был не против. Эта присяга была магической, и нарушить ее без смертельного исхода для присягнувшего не получилось бы ни у кого. Я стал бы офицером СБ, которых на сегодняшний день было всего четверо, и одним из них был как раз Алекс Милтон. А всего офицеров могло быть пять, и за этим тоже следили наложенные давным-давно чары. Можно сказать, что данное звание дожидалось именно меня. И да, я просто грезил этим, в своих мечтах представляя церемонию. Но. Но заключалось в том, что мне пришлось бы отказаться от любого другого гражданства, кроме гражданства Шории. И Марина даже слышать не хотела, про то, что когда-нибудь переедет жить пусть даже в Хавьер. Не то чтобы я открыто спрашивал, но намеки делал. Она считала Шорию очень второстепенной страной и постоянно удивлялась, почему я все еще мотаюсь к ней во Фландрию, а не перебрался в эту продвинутую страну из моей дыры. Я не хотел об этом думать, во всяком случае, сейчас. — Рей, помоги мне Дефоссе выкурить отсюда, — жалобно произнес я, отбрасывая пока мысли о Службе.
— М-да, а вот с этим точно могут возникнуть определенные трудности, но давай попробуем. Только сперва в душ что ли сходи, да чем-нибудь подлечись, а то на тебя без слез не взглянешь.
— Спасибо, друг, ты как никто умеешь утешить.
— А почему твоя лоза тебя не лечит? — спросил он, новым взглядом глядя на мою татуировку.
— Надо же, догадался, — фыркнул я. — Ты же сам читал — артефакт или бракованный, или не продуманный. В любом случае я его случайно активировал и теперь вынужден терпеть нешуточную боль, когда лоза соизволяет меня полечить, что тоже не слишком приятно. А сейчас вообще выяснилось, что меня любимого надо беречь от тяжелых повреждений, чтобы это веселое граффити не залечило меня до смерти. Ладно, я в душ и пойдем выкуривать Лео.
Лео удалось выкурить только через неделю, и то, когда я, плюнув на гордость, заявился к Кристине и слезно умолял забрать мужа домой, потому что он нам сильно мешал. А мешал Лео действительно сильно, пытаясь присутствовать на каждой моей тренировке, чем очень сильно нервировал Эдуарда, который под пристальным взглядом своего родственничка дергался, чем в свою очередь нервировал Эвана.
Всю эту неделю Рей честно провел у меня, частенько сглаживая острые углы наших непростых отношений с Дефоссе. Исключением стал тот памятный вечер, когда его родственники закатили пир на весь мир, точнее на деревню. Я от лица Рея тоже был приглашен, но еще не до конца отошел от свадьбы Ванды, чтобы с улыбкой на лице брать стопку с очередным мутным содержимым, радуясь за семейство Диланов.
Когда Лео наконец-то убрался, все вздохнули с облегчением. Рейн отправился в Хавьер на свою стажировку, а мною Эд с Эваном занялись по полной. Эван все еще не оставлял мечты сделать меня если не мастером абсолютного боя, то кем-то очень близко его напоминающего. Могу с гордостью сказать, что что-то ему в итоге сделать удалось. Особенно мне нравилось то, что я вижу в зеркале. Вот только когда я надевал одежду, принятую носить на различных приемах, то выглядел я в ней худощавым, и почти не развитым в физическом плане, что еще усугублял мой невысокий рост. А мои любимые футболки почему-то не проходили дресс код. Поэтому сомневаюсь, что хоть кто-то подумал о том, что я гораздо сильнее, чем выгляжу. Зато это в будущем могло быть отличным подспорьем в плане маскировки, по крайней мере, мне хотелось бы об этом думать. В конечном итоге, собираясь на очередной прием, я стал нацеплять на себя очки без диоптрий и все больше становился похож на обычного ботаника, который полностью погряз в семейных делах и от натуги, вчитываясь в договора, особенно в то, что было написано самым мелким шрифтом, по молодости лет посадил себе зрение. Марина моего веселья не разделяла и, в конце концов, заставила меня расстаться с моими очками, чем на некоторое время взбудоражила общественность, и дала небольшую рекламу офтальмологической клинике своего брата, где сделали мне операцию на глаза и вернули зрение. Мне это не совсем понравилось, что за мой счет кто-то пытается навариться не особо честным путем, но своего недовольства я никак не показал. Марину я любил гораздо больше, чем какие-то непонятные даже мне самому принципы.
А еще я так и не научился тратить деньги. Постоянно, когда я расставался с довольно большой суммой, меня охватывала паника. Наверное, поэтому при проведении тех немногочисленных переговоров, которые требовали моего личного присутствия, я прослыл очень осторожным, тщательно взвешивавшим каждый свой шаг дельцом. Ну еще бы, у меня ведь есть лучший друг, который к тому же еще и довольно сильный эриль, и не просто эриль, а аналитик имеющий доступ к множеству различных баз данных, к которому я всегда приносился со своей паникой. Так что пока я не совершил ни одной критичной ошибки и мои дела процветали. Во всяком случае, гномы ни разу не намекнули мне про возможные проблемы. Во время нашего почти двухгодичного заключения я выучил завещание отца наизусть и теперь, по крайней мере, ориентировался в том, чем именно я владею. Про самолет, как я и думал, Эд не забыл, и первое время, когда изучение завещания было в самом разгаре, он будил меня среди ночи и требовал полный пересказ некоторых параграфов слово в слово, не давая мне времени, чтобы хотя бы прийти в себя. Если ответ его хоть малость не устраивал, он с садисткой ухмылочкой повторял эту экзекуцию из раза в раз, пока я не выучил свое завещание назубок. Чего греха таить, в это время оно мне неоднократно снилось.
Прошло еще полгода, перед тем, как Эван сообщил, что покидает поместье уже на продолжительное время. Для меня это было своего рода ударом: я так привык к тому, что полковник всегда рядом — этакий гарант того, что в итоге все будет хорошо, что сначала даже растерялся. Гладя на мой потерянный вид, Эван смягчился и сообщил, что не прощается навсегда, и чтобы я не смел закрывать для него доступ в поместье. Что теперь мы можем общаться с ним на равных, и он будет наведываться, чтобы кружечку пива в тишине пропустить. Я покивал головой, про себя думая, что мы никогда не будем с ним на равных — это невозможно, но, пересилив себя, в момент его отъезда обратился к нему на «ты» и назвал просто по имени.
А через неделю после отъезда Эвана моя, ставшая немного скучноватой жизнь, наполнилась новыми событиями.
Началось все с того, что Ванда с Реем позвали меня в Хавьер, чтобы отпраздновать свое официальное вступление в должности. Показав мне жетоны, на которых было написано, что Ванда Грей, а она по каким-то непонятным причинам не взяла фамилию мужа, которую я к своему глубочайшему стыду так и не узнал, является оперативником следственного отдела Национальной Службы Безопасности. На жетоне Рея, значилось, что Рейн Дилан является аналитиком аналитического отдела Службы Безопасности. Насколько я понимаю в этих нюансах, Ванде предстояло расследовать дела, необязательно уголовные, которые находились в ведение СБ на территории Шории, а Рей должен будет обрабатывать информацию и делать выводы по событиям не только Шории, но и всех других стран. Разговор не клеился. Ванда была слишком задумчивой, что было для нее не характерно, а Рей спешил домой, потому что умудрился за эти полгода заработать деньги, делая анализ для финансистов, и купить маленькую квартирку неподалеку от здания СБ. И теперь в этой квартирке вставляли окна, целых два — одно на кухне, одно в единственной комнате, и он переживал и хотел как можно скорее попасть туда.
Так что, заявив друзьям, что я решил совместить приятное с полезным и собираюсь купить в Хавьере квартиру, я, посмотрев на часы, сказал, что опаздываю на встречу с риелтором, пообещав, что пришлю адрес на телефоны, если сделка состоится, и мы соберемся там, чтобы серьезно отпраздновать практически официальное начало нашей взрослой жизни.
Выйдя из бара, где мы встречались, я действительно направился в агентство, где, узнав, кто я, все стали очень сильно любезными и быстро подобрали мне вполне приличный вариант: элитный дом, стоящий очень близко к зданию СБ, с подземным гаражом, и квартирами, каждая из которых была на этаже единственной. Квартирки были скромными — всего-то каких-то семь комнат, не считая огромной кухни. Дом был относительно новым, и квартира на седьмом этаже так кстати оказалась выставленной на продажу, потому что тот финансист, которому она предназначалась, отказался от сделки — ему не понравился ремонт, который делали в этой квартире два года, и в который он уже вложил немалые средства. Мне же ремонт очень понравился: все было в очень сдержанных тонах и очень элегантно, не сравнить с тем ужасом, который до сих пор был в моей комнате. Когда я подписывал документы, то старался не смотреть на сумму, от которой вполне мог свалиться в обморок. Нет, сам я себя скупым не считал, но тратить крупные суммы, да еще под влиянием момента очень не любил, хотя прекрасно понимал, что эта квартира — довольно неплохое вложение средств.
Я успел отправить адрес друзьям, как мой телефон зазвонил.
— Нейман.
— Деймос, роды начались! — я закатил глаза. Лео Дефоссе за эти полгода стал такой неотъемлемой частью моей жизни, что я только гадал, как же мы жили-то когда-то друг без друга? Мы с ним не стали друзьями, нет. Мы стали гораздо ближе — он как дальний родственник, которым он по большему счету и являлся, появился в моей жизни и никак не хотел из нее уходить. И самое главное, я почему-то не мог избавиться раз и навсегда от этого родственничка, терпеливо вынося все обеды, ужины и «просто поболтать», а также долгие разговоры по телефону, которые вполне могли затянуться на полчаса, если не больше. Не могу сказать, что мне это сильно нравилось, но я понял одно: Лео, как Ванда и Рейн, стал для меня, как-то вдруг, одним из близких и дорогих мне людей.
— Лео, я все понимаю, правда, и очень переживаю за Крис, но скажи мне, ради всего святого, я здесь причем?
— Дей, ну как ты не понимаешь, у Крис схватки, и скоро нужно будет идти в родовую.
— Ну так иди, — я потер лоб. Дефоссе всегда присутствовали при рождении своего первенца — это была такая же традиция, как давать наследнику имя Леонардо.
— Дей, ты не мог бы прийти сюда? — от внезапности вопроса, я сел, благо стоял я до этого рядом с диваном.
— Лео, ты в своем уме? Ты еще скажи, что я в родовую с тобой должен пойти.
— Деймос, мне сейчас страшно и не по себе, а ты ведешь себя как законченный эгоист!
— О, Прекраснейшая, за что? — я устало прикрыл глаза. — Хорошо, вы в каком центре находитесь?
— В центральном репродуктивном центре в Хавьере, где же еще?
— Ну конечно, где же еще? — пробормотал я. — Я сейчас как раз в Хавьере, так что скоро буду.
Отключив телефон, я долго смотрел на него, не понимая, что сейчас вообще произошло. Затем набрал номер единой справочной столицы.
— Вас приветствует оператор Юлия, чем могу быть полезна? — поприветствовал меня любезный женский голос.
— Чашечку кофе и минет, — зло процедил я.
— Простите, что вы сказали? — любезности в голосе немного поубавилось, а девушка на том конце провода, как говорили раньше, выпала в осадок.
— Добрый день, Юлия, мне срочно нужно попасть в центральный репродуктивный центр, это можно как-то устроить?
— Конечно, — она так обрадовалась, что разговор пошел по знакомому ей сценарию, что в голосе послышалось облегчение. — Откуда вас забрать? И сколько человек нужно увезти?
— Одного. Улица Правосудия, дом семнадцать.
— Как вы будет оплачивать проезд?
— Я могу это сделать прямо сейчас?
— Да, разумеется. Мне будет необходимо ваше имя для идентификации заклинанием распознавания. При положительном балансе осуществится перевод средств, и я сразу же вышлю за вами машину. Секунду, — она видимо подключила распознаватель — невероятно сложную смесь из магии и технологий, позволяющее мне вообще не таскать с собой кошелек. Взломать его было невозможно, во всяком случае, Эдуард сказал, что это трудно. Я в детали не лез, мне они были не слишком интересны. Я невольно хмыкнул: как все-таки изменились мои предпочтения за каких-то пять с половиной лет. Из отрицательных моментов, связанных с распознавателями, было то, что позволить их могли пока только в столице и то не везде. — Назовите себя, постарайтесь сделать это внятно.
— Деймос Нейман, — внятно произнес я. В трубке воцарилась тишина, которую прервал немного неуверенный голос.
— Машина уже в пути и будет перед вашим домом в течение семи минут, вы можете спускаться, мистер Нейман, — я едва не расхохотался, так и хотелось спросить ее, а не передумала ли она насчет моего первого предложения, учитывая, что я Нейман.
— Спасибо, Юлия, — сладким голосом проворковал я, отключаясь.
На улице стоял май, и было довольно тепло, но ветерок дул прохладный, поэтому я накинул свою любимую кожаную куртку и вышел из квартиры, заперев ее на ключ. Лифт быстро доставил меня вниз, и когда я вышел, кивнув швейцару, машина такси стояла перед подъездом. Определенно прошло гораздо меньше семи минут. Я распахнул дверь и упал на сиденье, мимоходом отмечая, что нужно все-таки научиться водить.
Как только я закрыл дверь, зазвонил телефон.
— Дей, ты скоро? — в голосе Лео прибавилось истеричных ноток. — Меня уже мыть собираются, что бы это не значило!
— Лео, успокойся, я уже еду, — я выключил телефон и посмотрел на водителя, который в свою очередь внимательно рассматривал меня, останавливая взгляд на потертой кожаной куртке, которая была расстегнута; на футболке с хулиганской надписью, на штанах военного образца… — И? — я приподнял бровь. — Мы едем или еще постоим?
— А вы точно Нейман?
— А есть какая-то разница?
— Нет, но…
— Если нет разницы, то, будьте так любезны, начать выполнять то, что вы должны. — Я был немного взвинчен, но водитель не собирался заводить машину, все еще придирчиво меня разглядывая.
— Если я вам скажу, что я действительно Нейман, вас устроит этот ответ?
— А почему такси? — таксист был уже немолод и у него происходил на моих глазах разрыв всех шаблонов.
— Потому что я только сегодня приехал, где я буду по-твоему водителя искать? А ехать мне нужно прямо сейчас! — я сделал акцент на последнем слове.
— Да, сэр, — водитель стартанул с места так, что шины немного подожглись.
До репродуктивного центра мы донеслись быстро.
— Спасибо, — я выскочил из машины, отметив про себя очень удивленное лицо водителя.
Холл центра представлял собой большое, круглое помещение, абсолютно пустое, если не считать стойку регистратора, стоящую посредине. Я сразу же направился к этой стойке.
— Девушка, ради богов, извините, но мне необходимо срочно попасть в место, где сейчас рожает Кристина Дефоссе.
— Кем вы приходитесь роженице? — с невозмутимым лицом спросила регистраторша, что-то набирая на приборной панели.
— Родственник ее мужа, — расплывчато ответил я.
— Кто-то из родителей ребенка является магом? — я хотел было возмутиться, что это не имеет значения, но потом до меня дошло, что еще как имеет: если ребенок родится магом, и изначально к этому есть предпосылки в виде родителей, то и условия родов должны быть совершенно другие, чем у обычных людей, у которых точно не будет никаких спонтанных выбросов силы: ни у матери, ни у дитя.
— Оба.
— Этаж номер пять, седьмая родовая, совмещенная с палатой — отделение повышенной комфортности, — отчеканила регистратор и положила на стойку передо мной небольшую стопку вещей, сверху которой располагался бейдж. — Наденьте, — велела она, и я натянул на себя бахилы, одноразовый халат на завязках и маску на лицо. На халат я нацепил бейдж, где было написано «Дефоссе». Я хмыкнул, но поправлять ничего не стал. — Второй лифт, легких родов.
В это время зазвонил телефон. Я кивнул регистраторше и, не дав Лео сказать ни слова, рявкнул в трубку:
— Я уже здесь, поднимаюсь на лифте!
Поднявшись на пятый этаж, я довольно быстро нашел седьмую родовую. Леонардо стоял в помещении, соединенном с родовым залом, а на него медсестра, или кто здесь ассистировал целителю при родах, надевала халат. Хорошенькая она или нет, не представлялось возможности увидеть, так как лицо было спрятано за маской. Фигура вроде ничего, но тоже ничего нельзя было сказать, синие штаны и висящая поверх этих штанов рубаха скрывали основные особенности женского тела.
— И откуда пошли грязные фантазии насчет сексапильных медсестричек? — сказал я вслух, входя в эту комнату.
— Похоже, у тебя спермототоксикоз, — выдал Лео. — Где тебя черти носят, когда мне так плохо?
— Плохо не тебе, а Крис, — я повернулся к медсестре. — Я могу присутствовать, или вот этот, который муж, не даст ни вам работать спокойно, ни Кристине спокойно произвести на свет их первенца?
— Да, — медсестра под маской хихикнула. — Вы же Деймос Нейман? — я утвердительно кивнул. Надо же, вообще никаких эмоций по поводу меня любимого, я куда вообще попал? — Ваше присутствие обговорено в договоре.
— Интересненько, а я вообще должен был быть в курсе? А, Лео? — я послушно подошел к раковине, следуя указанием медсестры, и принялся тщательно мыть руки, обрабатывая каждый палец отдельно. — А если бы я был сейчас в отъезде?
— Как ты мог быть в отъезде, если у нас такое событие? — этот мой родственничек так искренне удивился, что медсестра снова тихо засмеялась.
— Охренеть, — только и смог выдать я. — А вот это вообще обязательно? — я повернулся к медсестре. — Я же оперировать или что-то такое делать вроде не собираюсь.
— Да, достаточно, — она кивнула, а у меня закралось подозрение, что надо мной только что слегка поиздевались.
Когда на мне закрепили стерильный халат, сняв предварительно тот, который я накинул поверх куртки, и бесцеремонно стянув саму куртку, мы с Лео направились, наконец, к Кристине.
Я зря боялся. В родовой все было сделано из расчета на то, что при родах будут присутствовать неуравновешенные папаши, то есть самая главная часть Крис была отгорожена чем-то вроде ширмы, куда постоянно нырял целитель, ведущий роды.
Я подошел к уже измученной Кристине и протянул ей руку, в которую она с благодарностью вцепилась.
— Ты нас не стесняйся, кричи, если будет больно, — посоветовал я ей, видя, как она стиснула зубы, и негромко застонала. — Я вот, например, всегда ору, чтобы эта вселенная осознала свое несовершенство.
— Ты мужчина, тебе можно, — Крис слабо улыбнулась.
— Ничего себе заявочка, — я даже удивился.
— Если я буду кричать, мы рискуем потерять Лео прямо здесь.
— Это да, это возможно, — я оценивающе посмотрел на бледного, почти как его волосы Леонардо. — Может, я его слегка вырублю, он тихонечко полежит здесь до конца, а потом мы будем его дружно обвинять, что он пропустил такое важное событие.
— Ой, Дей, не смеши меня, — Крис снова сильно сжала мою руку. Она сжала ее так сильно, что я стиснул зубы, чтобы не вскрикнуть. Когда очередной спазм прошел, я погладил ее по влажной от пота голове.
— Интересно, Дефоссе всегда были вот такими, или это продукт противоестественной, я бы даже сказал извращенной связи с Фолтами? Не отвечай, это риторический вопрос.
— Тужьтесь, — приказал целитель, и Кристина стиснула зубы и в очередной раз вцепилась в мою руку. — Молодец, еще.
В тот момент, когда Крис не выдержала и все-таки вскрикнула, Целитель вынырнул из-за ширмы, держа в руках маленькое, облепленное какой-то слизью тельце. Кристина с облегчением откинулась на твердый подголовник, а ребенок громко закричал.
— Поздравляю, у вас прекрасный мальчик. Не хотите перерезать пуповину? — Лео сначала отрицательно замотал головой, а затем пару раз кивнул. Так вот зачем его намывали и перчатки на руки надевали. Леонардо трясущимися руками взял протянутые ему ножницы, очень странные ножницы с изогнутыми лезвиями, и подошел поближе. — Вот здесь режьте, между зажимами.
Как только ребенок был отделен от матери, его забрал другой целитель и утащил на небольшой столик. Лео так и остался стоять столбом с инструментами в руках, на его лбу появилась испарина, но он мужественно держался. И тут начались непредсказуемые последствия: свет пару раз мигнул, а лоток на столике возле Кристины поднялся в воздух. Я сориентировался быстрее всех.
— Кто? — резко спросил я у целителя. Тот тоже соображал быстро в отличие от этого тормоза — новоиспеченного папашки.
— Ребенок, — коротко ответил максимально сосредоточенный целитель.
— Я помогу, — я отпустил руку Кристины, которая смотрела на меня с легким испугом, и шагнул в направлении ребенка. — Отойдите, — я дотронулся до плеча целителя, который в этот момент немного отступил от стола, где лежал колотящий воздух ручками и ножками, орущий мальчик, только что появившийся на свет. Я шагнул к нему и прикоснулся кончиком пальца к его лбу, прикрыв глаза. Где же твой источник? Ага, вот он. Источник был расположен в районе солнечного сплетения. — Так, прекращай хулиганить, — обратился я к ребенку, одновременно посылая крошечный импульс в разбушевавшийся центр. Повинуясь воле Темного, нити из источника новорожденного ребенка, который никак не смог бы их контролировать, взбрыкнув еще раз, улеглись на место, уснув на время. — Вот так, хорошо, — проворковал я.
— Как хорошо, что вас пригласили, — раздался голос целителя, оказавшегося женщиной, во всяком случае, из-под всех этих масок раздавался женский голос. — Обычно маленькие маги не успокаиваются, пока половину комнаты не разнесут. А родители, как правило, пребывают в постродовой прострации, чтобы помочь своему ребенку.
— Они же не могут это контролировать, — я не стал уточнять кто именно: родители, один из которых ослаб после родов, а второй находится в этой самой прострации, или сам ребенок. Я отошел к Леонардо, который смотрел на меня круглыми глазами. — Ты… ты что не мог помочь сыну? У вас хотя бы магия родственна, а мне пришлось действовать почти грубо.
— Я растерялся.
— Растерялся он. Знаешь, сколько здесь таких, как ты? Ни одного! Ты один такой идиот! — я подошел к Кристине. — Не обращай на него внимания, он очухается и снова превратится в заносчивого сноба.
— Не сомневаюсь. Спасибо, Дей, — она пожала мою руку, а я снова погладил ее по голове.
— Мне надо идти, надеюсь, больше мы не рискуем потерять твоего муженька?
— Надеюсь, что нет, — Кристина улыбнулась. Она больше не смотрела на меня, ее взгляд был устремлен на ребенка, которого в это время нес к ней целитель.
Видя, что счастливым родителям резко стало не до меня, я вышел из родового зала, забрал куртку, спустился в холл и, сняв с себя больничную амуницию, под которой я здорово вспотел, вышел на улицу.
Спешить мне было пока некуда, и я пошел по улице, решив дойти до своей новой квартиры пешком. Внезапно мне до боли захотелось увидеть Марину. Я схватил телефон и включил вызов.
— Добрый день, — раздался любимый голос.
— Марина, я хочу встретиться.
— Деймос, что-то случилось?
— Нет, я просто захотел тебя увидеть.
— Извини, но я сейчас занята, давай встретимся завтра, — я сжал зубы, пытаясь унять заколотившееся сердце.
— Я завтра не могу. Завтра занят я.
— Ну тогда созвонимся, люблю, целую, — и она повесила трубку. Я остановился и невидящим взглядом смотрел на погасший дисплей телефона. Почему все так происходит? Может, все изменится, если я сделаю предложение?
Я перевел взгляд с телефона и наткнулся на здание огромного супермаркета, а ведь здесь у меня нет кобольдов, значит, готовить придется что-то самому. И прежде чем начать готовить, нужно что-то купить, из чего, собственно можно приготовить. Поэтому я направился в магазин, впервые на моей памяти для того, чтобы купить продукты. Предварительно я проверил наличие кошелька и кредиток. Даже если в этом магазине есть распознаватель, светить свое имя мне не хотелось. В итоге я закупил только субпродукты и готовую еду, которую нужно было разогревать. Подозреваю, что большинство из купленного просто несъедобно, но готовить я не умею от слова совсем, так что, будем надеяться, что не отравлюсь.
Дома я разогрел что-то под названием лазанья, правда на лазанью это нечто было похоже только на картинке, но я целый день ничего не ел, поэтому даже такая еда пошла на ура. Почему я не вернулся в поместье? Этот вопрос мучил меня весь вечер. Наверное, я надеялся, что друзья придут оценить мое новое жилье. В одиннадцать вечера я решил, что переночую здесь, а утром вернусь в Жильну. Когда я уже направлялся в спальню, раздался сигнал терминала.
— Мистер Нейман, к вам хочет пройти гостья, говорит, что вы ее знаете — Ванда Грей.
— Да-да, пускай проходит, — я тут же принялся открывать дверь.
— А что делать с чемоданами и стиральной машиной? — продолжал спрашивать швейцар.
— С какой стиральной машиной? — я даже затормозил, пытаясь понять, о чем он говорит.
— Дей, я тебе сейчас все объясню, — раздался голос Ванды. — Пускай все это тоже поднимают, — распорядилась она и отошла от терминала.
— Да, пускай поднимают, — повторил я за подругой, гадая, что же произошло.
Ванду я встречал в дверях своей квартиры, наблюдая, как она идет от лифта по небольшому коридору, застланному красивым ковром к дверям моей квартиры. На руках у Ванды сидел огромный черный кот и презрительно смотрел на меня.
— Вэн, что случилось? — я втащил ее в квартиру, наблюдая теперь, как рабочие, специально приставленные к нашему дому, вытаскивают из лифта пару чемоданов и стиральную машину. Я посторонился, и все это добро внесли в коридор. Когда рабочие ушли, я захлопнул дверь и повернулся к Ванде, все еще держащей на руках кота.
— Я ушла от Влада. Ты не мог бы мне одолжить своего адвоката, чтобы нас развели быстро и без особых проблем?
— Да, конечно, — я растерялся. — Проходи, располагайся.
— Я у тебя поживу, пока квартиру не найду?
— Какой вопрос, конечно. А что это за животное? — я кивнул на кота.
— О, это Кинг. Он тебе понравится, правда, малыш? — и она опустила на пол «малыша», который килограмм десять весил, если не больше. Кинг посмотрел на меня еще презрительнее и направился осматривать квартиру.
— Он тут гадить не будет? — обеспокоенно наблюдал я за животным.
— Нет, что ты. Кинг очень принципиальный в этом плане, — Ванда устало повела плечами и села на небольшой диванчик в коридоре.
— Откуда у тебя кот?
— Когда Влад купил дорогущую модель телефона, я купила котенка. Давай не будем об этом говорить, ладно?
— Хорошо, давай не будем говорить. А ты уверенна, что это кот, а не пантера? Ему сколько?
— Почти полгода.
— Он огромный. И еще почти котенок.
— Он просто кастрирован, — Ванда встала. — Давай поищем место, где лоток установим, чтобы не мешал.
Кот по имени Кинг меня просто ненавидел. Начать с того, то он объявил на меня охоту, нападая из различных труднодоступных мест, доводя до инфаркта, и заканчивая тем, что он почему-то решил, что моя спальня подходит ему гораздо больше, чем все остальные. Постепенно эта туша практически вытеснила меня из моей собственной кровати, раскидываясь на ней, занимая чудовищно много места и кусая меня, когда я хотел его спихнуть. А еще он любил верхотуры, и часто забирался на двери, откуда периодически падал, причем исключительно на меня, а так как он весил около десяти килограммов…
Мой адвокат быстренько развел Ванду и ее инженера-теплотехника, пригрозив последнему, что если тот вякнет, то останется без трусов. А так как квартира, из которой ушла Ванда, была куплена ее родителями, то через два месяца сопротивления Влада вышвырнули на улицу, и Ванда смогла вернуться домой вместе со своими пожитками.
Вот только Кинг наотрез отказался возвращаться. Когда его все-таки удалось засунуть в перевозку и увезти, он вышмыгнул в дверь, как только Ванда открыла переноску, и помчался искать меня. Пришел он ко мне уже поздно вечером: грязный, голодный и слегка потрепанный. Как он умудрился найти мой дом, оставалось загадкой, потому что его всегда перевозили на машине. Швейцар, узнавший кота, впустил его в лифт и нажал кнопку моего седьмого этажа, приколист хренов.
В итоге я лег спать под утро, потому что полночи мыл и расчесывал это черное чудовище, потом посреди ночи бегал по округе, искал круглосуточный супермаркет, чтобы купить лоток, наполнитель и еду для Кинга. В итоге мы уснули в обнимку, и я проспал, опоздав на встречу с Мариной. После чего мне пришлось долго и униженно извиняться, потому что она не могла поверить в рассказ про кота, который настолько меня ненавидит, что решил окончательно испортить мне жизнь.
Слуг для своей квартиры я так и не завел. Ванда нашла для меня очень порядочную женщину-домработницу, которая содержала в идеальной чистоте мое холостяцкое жилище, обстирывала и вкусно кормила нас с Кингом.
Кроме миссис Адамс Кинг обожал Лео-младшего и постоянно устраивался возле ребенка, охраняя его, в то время, когда эта семейка наведывалась ко мне в гости, что в последнее время происходило все чаще и чаще. Больше Кинг никого не любил и мог даже кинуться, что было опасно, учитывая его размеры, а бывшую хозяйку боялся до дрожи, забиваясь под диван, когда она приходила, видимо подозревая, что Ванда снова попробует его забрать. Рей всегда хохотал до слез, когда видел эту картину.
Вот так практически прошло лето, и в середине августа я решился. Купив кольцо, я принял решение сделать Марине предложение, потому что чувствовал, что она начала от меня отдаляться все дальше и дальше. Что я буду делать после этого с все еще находящимся в подвешенном состоянии предложением Милтона, я старался пока не думать.