Перламутровая чешуйка

Глава 2

— Гракх, не клюёт! — мальчик пригладил вихрастые рыжие волосы, и насупился.

Очень хотелось наловить сегодня рыбы и порадовать маму. Хоть он и был отпущен на весь день, но на дворе была ещё вторая половина второго месяца весны и ночи, как и вечера, были холодными. В лёгкой, сделанной из кожи водяного куртке с четырьмя пуговицами (которая была ему явно велика), льняных, в заплатках, штанах и льняной же котте[2] о долгом выуживании добычи на вечерней зорьке не могло быть и речи.

Мальчик подставил своё веснушчатое лицо холодному весеннему ветру и зябко поёжился. На секунду в голову пришла шальная мысль попробовать подобраться поближе к воде и приманить ичетика[3], но подросток тут же отбросил её подальше. Около их острова ичетики были очень редкими гостями. Русалок не видели уже больше века, по словам старожилов, а старшей водной нечисти, водяных и водяниц, несколько веков, а то и больше (что также объяснялось их небольшим количеством, но всё же). Впрочем, это относилось ко всей нечисти, обитавшей на территории Великого озера.

Взрослые объясняли это тем, что рядом с Лиодором нет сильных магических источников, и вся водная нежить погибает, не в силах поддерживать своё существование. Хотя, будь всё иначе, о вечерней рыбалке не могло быть и речи. Ребёнок собственными ушами слышал от рыбаков с других островов, что ближе к ночи русалки чуть ли не шабаши устраивают в прибрежных водах, и подходить к берегу в это время суток, если ты не охотник, не только глупо, но и опасно для жизни. Замечтавшись о том же, о чём мечтают все мальчишки княжества Озёрных островов — нелёгком, но вместе с тем крайне прибыльном и уважаемом ремесле — промысле охотника, незадачливый рыбак чуть было не пропустил поклёвку.

Поплавок, до этого неспешно покачивающийся на волнах, неестественно задёргался и рванул в сторону, постепенно уходя под воду. В последнюю секунду мальчик изо всех сил рванул на себя удилище, а после поражённо уставился на пойманную добычу. На крючке трепыхалась рыбёшка двадцати сантиметров в длину, похожая на плотву, если бы та ужалась раза в полтора, и блестящая на солнце чешуёй всех цветов радуги. Ещё какое-то время подросток с отсутствующим взглядом смотрел на свой улов, а затем, совсем не по-мальчишески взвизгнув, бросил удочку и добычу в траву, так, чтобы та не ускользнула, и начал бегать по полянке у скалы, где он сидел до этого, ожидая рыбу, озаряя окрестности криком:

— Да! Я это сделал! Я поймал её! Радужную сойку!!!

Затем, будто бы опомнившись, осторожно огляделся, и, спрятав удочку в находящиеся неподалёку метровой высоты заросли льна, опрометью бросился в деревню.

2. В нашем мире — средневековая туникообразная верхняя одежда с узкими рукавами.

3. Пакостливая, но в целом неопасная мелкая озёрная нечисть. Используется в алхимии в качестве относительно рядового ингредиента ввиду простоты его добычи. У жителей большой земли заслужил прозвище «озёрного гоблина».

Немаленькое поселение, начинающееся примерно в тридцати метрах от берега, жило своей жизнью. Из-за малого количества водных тварей, небольшой по сравнению с остальными островок никогда не страдал от отсутствия людей. Также большой заселённости Лиодора способствовало высокое качество произрастающих здесь магических растений. Мать Рина, например, работала именно травницей, снабжая здешних и заезжих охотников настойками от переохлаждения, слабыми эликсирами ментальной защиты и подводного дыхания. Русалки все поголовно владели ментальной магией и могли запросто утащить зазевавшегося путника на глубину, о более сильных тварях можно было даже не упоминать.

Пулей пролетев через всю деревню, мальчик изо всех сил рванул на себя крепкую дверь, сколоченную из двух слоёв досок береговой осины, и оказался внутри приземистого, двухэтажного сруба из чуть потемневших от времени брёвен. Ставни на прилавках, расположенных около стойки, похожей на таковую в таверне (за ней находились полки, на которых стояли бутыли с непонятным содержимым), были захлопнуты, но замков на запорах пока что не висело, а потому подросток, не обнаружив хозяина жилища, закричал со всей дури, нещадно растягивая связки:

— ВОМ! ВОМ, ГДЕ ТЫ?! ИДИ СЮДА! Я ТОВАР ПРИНЁС!

— Гракх тебя задери, неужто на охоту ушёл? — огорчённо пробормотал мальчуган, видя, что никто так и не появился.

— Мал ещё, на взрослых ругаться, — из неприметной дверцы за прилавком не спеша просочился высокий плечистый мужчина лет 30–35 в белой косоворотке.

Простодушный и неторопливый внешне, он производил впечатление этакого добродушного увальня и только прищуренные, с еле заметной хитринкой, глаза могли предупредить не знакомого с ним человека об истинной силе этого гиганта. Вом был лучшим охотником Лиодора, и нередко таскал с соседних клочков суши, мелких настолько, что им даже не потрудились дать название, мавок[4], а один раз вообще притащил из какого-то полузатопленного ивняка старую лобасту[5], свившую там гнездовище. Мужики тогда вооружились топорами и поплыли собирать напитанную магией древесину. Собрать успели немало, но до конца так и не осилили: привлечённая излишним шумом, туда нагрянула водяница, и горе-лесорубы еле успели унести оттуда ноги.

Помимо охотничьего промысла, Вом также работал в их деревне скупщиком алхимических ингредиентов, которые затем, с небольшой наценкой, переправлял в столицу княжества. Ему приходилось заменять на этой работе отца, рано начавшего страдать старческим слабоумием.

4. Наиболее распространённый и наименее опасный вид русалок.

5. Самый опасный и агрессивный вид русалок. Наиболее известны сильной ментальной магией и магией воды вплоть до уровня ученика(3 ступень по общепринятой классификации (здесь и далее будет указываться цифра рядом с рангом)).

— Мне четырнадцать! — гордо выпятил грудь Рин.

— Ну я и говорю, — флегматично пожал плечами мужчина, — Мал ещё. Чего хотел то?

— Вот, — мальчик мигом забыл о вопиющей несправедливости по отношению к его возрасту и выложил на неошкуренную поверхность стола всё ещё бьющую хвостом рыбу.

— Хороший экземпляр. Свежая?

— Только что поймал.

— Где рыбачил?

— Так я тебе и сказал, — задорно воскликнул Рин, показав торговцу язык.

— Сам выловить хочешь… А мать то отпустит? — с ещё большим, хотя, казалось бы, куда уж дальше, прищуром спросил Вом.

— Отпрошусь, — легкомысленно махнул рукой подросток, — Сколько за эту-то дашь?

— Размер хороший, чешуя не повреждена… Думаю одного серебряного как раз будет достаточно.

— Чегооо? — огорчённо протянул паренёк, — Докинь ещё немного: видишь, какая рыба хорошая — наверняка из тех, что окрестности для остального косяка разведывают.

— Сам знаешь, цена фиксированная. Если бы на моём месте был отец, он бы вообще покупать не стал, потому что мелкий больно.

— Если бы это был твой отец, он бы не только не заплатил, но ещё и рыбу отнял.

— Поэтому я и стою здесь, — хитро улыбнулся Вом, — Сохраняю нам покупателей независимо от их возраста и размера.

Какое-то время они ещё поигрались в гляделки — спокойный взгляд карих глаз опытного охотника против слегка взволнованных, серо-голубых глазёнок мальчонки, пока мужчина не вздохнул протяжно и не полез за прилавок к кошелю с деньгами.

— Давай так, — на дерево, одна за другой, легли одиннадцать монет, — Я даю тебе 1 серебряную и 10 медных монет, — палец указал на сойку, — за эту рыбёшку, а ты, — вездесущий палец переместился на Рина, — если этой ночью выследишь саму стаю, всю пойманную рыбу продашь мне, идёт?

— Спасибо, дядя Вом! — мальчик, обрадованный неожиданной надбавкой, весело кивнул на предложение торговца и опять припустил во всю прыть по улицам деревни, стремясь поскорее добраться до дома.

По идее, можно было взять 1 серебряную монету, а то, что он поймает ночью — продать торговцам, которые приплывут со столичного острова завтра днём для обмена товарами с жителями Лиодора — те брали радужных соек по цене 1 серебряная 5 медных за штуку. Однако Рин знал: торговцы покупают не всю пойманную рыбу, стараясь выбирать только такую, которая поцелее и имеет лучший, по сравнению с остальными, вид. Вом же всегда брал любую, лишь корректируя цену в зависимости от свежести и качества пойманной тушки.

***

— Ну и смысл был убегать? — лениво, будто нехотя выплёвывая слова, пробасил парень лет семнадцати в засаленной, латанной-перелатанной рубахе, встряхивая Рина за грудки, — Всё равно ж догнали.

Видимо не удовлетворившись отсутствием ответа на свой вопрос, Тирн в такой же неспешной манере, в которой разговаривал, отвёл руку назад, и в глаз Рину прилетел кулак.

«Теперь будет синяк», — отстранённо подумал мальчик и приготовился к продолжению экзекуции.

На Тирна и компанию Рин натолкнулся на одной из улиц, когда, окрылённый удачей, совершенно забыл об осторожности и буквально вылетел навстречу всей вороватой ватаге. Те сразу каким-то внутренним чутьём догадались, что сегодня с подростка можно будет стрясти деньжат, и Рин вновь бросился бежать, на этот раз петляя, как только возможно, потому что сзади его с криками и угрозами, медленно но верно настигала банда беспризорников. Загнанный погоней на территорию бараков, где обитали совсем уж бедные или больше времени проводившие на воде, нежели на суше, жители, он сам не заметил, как упёрся носом в забор, а когда осознал, бежать уже было поздно — выход из подворотни перегородил Тирн и два его подпевалы.

…Хулиган тем временем похоже решил, что пока что достаточно наставительного тумака, и дал команду прихвостням обшарить пришитые на штаны карманы. Там, как и у любого думающего человека, собравшегося как следует пробежаться, было пусто. Однако бугай, глядя прямо в «пылающие любовью» глаза подростка, аккуратно встряхнул того ещё раз, а после довольно ухмыльнулся. Край старой, но всё ещё хорошей куртки, был отогнут, из ещё одного кармана вынуты все деньги, и Тирн с соратниками, кинув Рина к дощатой стене и попинав для острастки, удалился, довольно подбрасывая в руке десять медяков.

Окончательно убедившись, что все ушли, Рин ещё немного полежал в грязи, а после вскочил, по-собачьи отряхнувшись, и ещё раз огляделся по сторонам. Не обнаружив никаких видимых засад, он, тем не менее, аккуратно отвернулся к злополучному забору и только после этого вытащил изо рта серебряную монету. Не поворачиваясь, мальчик аккуратно убрал монетку во внутренний карман куртки, и, осторожно выглянув из подворотни, не спеша потрусил в сторону, обратную той, куда удалилась шайка Тирна.

***

— Опять ты изгваздался. Где прикажешь брать тебе чистую одежду? — женщина сердито упёрла руки в бока.

— Ну мам…

— Что «ну мам»? Самому же мыть теперь придётся, хорошо хоть новой недавно купили… — женщина вернулась к занятию, от которого её оторвал вернувшийся с неудачной рыбалки сын, и до Рина теперь долетали лишь редкие обрывки беззлобного ворчания.

Лира была красива. Несмотря на рождение сына, которому уже вот-вот должно было исполниться пятнадцать, она не растратила своего природного обаяния. Редкие морщинки, появившиеся к тридцати годам, лишь облагородили её лицо более зрелой красотой. Мальчик невольно залюбовался матерью, с обретающимся в душе покоем наблюдая за её делами.

Женщина, стянув в тугой пучок каштановые волосы, в переднике, с въевшимся, казалось, на века в ткань соком от растений, которые она постоянно обрабатывала, делала настойки на продажу, помешивая в котелке варево из магических трав. Их она собирала по времени, в зависимости от того, когда наступает подходящий срок сорвать тот или иной ингредиент.

В хибаре стоял такой родной и такой приятный терпкий запах высушенных и только-только подготавливаемых к сушке растений. В углу, в той стороне, где вставало солнце, располагалась дощечка с искусно вырезанной, двенадцатиконечной звездой, выкрашенная в жёлтый цвет. В другом, рядом с печкой, на которой сейчас творила волшебство, превращая растения в полезные настойки, мама, сушился лён, который потом предполагалось использовать для изготовления ткани и пошива одежды.

Оставшиеся два угла старой покосившейся избушки занимали добротный стол с двумя лавками, оставшийся ещё с тех времён, когда был жив отец, и сейчас стоявший слева от двери и мамин уголок, где опытная травница хранила ступки, пестики, разные баночки с необходимыми ингредиентами и… ароматные травы, немного соли, а также разную кухонную утварь. Перед приёмом пищи лаборатория алхимическая (если можно обычное травничество считать алхимией) превращалась в лабораторию, предназначенную для приготовления пищи, где Лира, как хорошая домохозяйка, творила из имеющихся ингредиентов что-то невообразимое.

В общем, и связки лекарственных растений, развешанные под потолком, и видавшая виды печка, и старый, но всё ещё крепкий стол говорили об одном — он дома, и от осознания этого факта Рину всегда становилось хорошо, какие бы беды не ожидали его там, на улице.

— Ну как, поймал сегодня что-нибудь, «рыбак»? — Лира закончила готовить эликсиры к завтрашнему приезду торговцев, и теперь с улыбкой посматривала на сына.

— Да! — обрадованно вскинулся тот, но затем чуть стушевался, — Только я её уже продал…

— И с каких же это пор рыбаки стали покупать мальков, которые шныряют около берега? — задорно подмигнула Рину мать.

— И ничего там не мальки, — мгновенно оскорбился мальчик, неприметно для себя включаясь в шутливый спор, — И я не на причале продавал, а у Вома.

— Вом же вроде не покупает обычную рыбу… — растерянно пробормотала Лира.

— Ага! Мам, представляешь, я сойку поймал! — радость мальчика можно было вёдрами черпать, — Он мне целый серебряный дал, гляди! — из-за пазухи была вынута злополучная монета, гордо продемонстрированная ошеломлённой травнице.

— Умница ты моя, — Лира бросилась обнимать сына, совершенно забыв, что тот сейчас изгваздан в грязи, что тот поросёнок, однажды выскочивший из одного дома в дождливую погоду на размытую водой дорогу, — как раз завтра вечером приплывают торговцы, купишь себе чего-нибудь.

— Мам, я же сейчас грязный, и… я тебе его хотел отдать! — удивлённо воскликнул Рин.

— Не может быть и речи, — женщина вновь стала серьёзна, как она выглядела всегда, когда не приемлела возражений, — Ты сам поймал эту рыбу, тебе и решать, на что потратить деньги с продажи.

Мальчик нехотя кивнул, и Лира, снова улыбнувшись сыну, занялась готовкой.

***

Рин аккуратно лёг на лавку и притворился, что спит. Он не стал говорить матери про десять медяков. Ему не было стыдно за своё поражение, он не боялся показаться не способным постоять за себя ребёнком, при первой опасности прячущимся за мамину юбку. Просто мальчик знал, на что Тирн тратит отнятые деньги.

Парень тащил на своих плечах всю ватагу беспризорников, включая тех, кому едва исполнилось достаточно лет, чтобы твёрдо ходить и внятно разговаривать. Человек, старательно избивавший и обиравший тех, у кого были семьи, хватался за любую работу, какой бы тяжёлой она ни была. Его нередко можно было видеть на пристани, таскающим тяжёлые мешки, или в единственном на весь остров хлеву, где он методично чистил загоны для скота и задавал корм животным.

Деньги, отнимаемые у более обеспеченных ребят, были просто ещё одним способом заработка. Когда Рин узнал об этом, после одного из многих избиений решив аккуратно проследить за обидчиком, меньше ненавидеть он того не стал, но, потратив какое-то время на раздумья, решил считать Тирна необходимым злом, существующим просто потому, что так должно быть.

Плотнее закутавшись в шкуры, Рин прислушался, постаравшись выкинуть из головы мысли об упущенных монетах: сегодня ночью ему предстояло обмануть маму ещё раз…