Первая кудесница Империи

Глава 32 Прогулка или спасательная операция?

Удивительная красота Гатчины поразила меня до глубины души. Маленький городок под Питером завораживал. Я даже не заметила, как неспешным шагом дошла до самого центра города.

Всё вокруг выглядело так, будто Империя прятала здесь один из своих старых секретов.

Узкие, но аккуратно вымощенные булыжником улицы были чистыми. По ним неторопливо катились кареты, прогуливались юные барышни в сопровождении своих дуэний.

Я осторожно оглядывалась по сторонам, стараясь не привлекать к себе внимания — хотя, похоже, это у меня плохо получалось. Прохожие оборачивались и долго провожали взглядом, будто что-то во мне казалось им… не отсюда.

Такое внимание заставило меня вздрогнуть. Чтобы не начать трястись, как осиновый лист, я крепче сжала ридикюль. Их столько вокруг! Столько существ, даже не догадывающихся, кто они на самом деле. И ещё больше тех, кто знает — слишком хорошо знает… Их взгляды прожигают насквозь, аж под ложечкой засосала.

Я узнаю не всех, но их ауры будто нашёптывают мне правду. Вон те две дамы с коробками для шляп, что выходят из чайной, — кикиморы, без сомнений.

А мальчишка на велосипеде, с пачкой газет на багажнике… он кажется жар-птица. Удивительно, как такое могущественное существо может спокойно жить среди обычных людей.

Парень, словно уловив мои мысли, резко обернулся. Склонил голову набок, как птица, вглядываясь — и, похоже, увидел мою суть. В следующую секунду он затормозил, слез с велосипеда и... поклонился. Глубоко. Почтительно. Мне!

Я от удивления аж приоткрыла рот — и не только я, но и прохожие. Механически кивнула в ответ и тут же юркнула в ближайший дверной проём.

Оказалась в лавке с медной вывеской: «Чай и прочие заморские товары». Внутри пахло ванилью и черёмуховым хлебом, воздух был тёплый и уютный. Над витринами покачивались сухоцветы в жестяных вёдрах, а за стеклом стояли банки — с конфетами, персиками в сиропе и лепестками чайной розы.

— Добро пожаловать, барыня. Изволите взглянуть? — раздался мелодичный голос из-под прилавка.

Голос мгновенно выдернул меня из разглядывания сладостей. Как назло, именно в этот момент я вспомнила: при всей опасности своей службы о финансовой безопасности я задумалась только сегодня. Почему-то именно сейчас это внезапно стало тревожить.

Я ведь даже понятия не имела, сколько у меня на самом деле средств для жизни.

А ведь одна деталь как-то прошла мимо ушей: папенька настоял, чтобы все деньги за мою работу передавались ему — как главе семьи. А уж он, разумеется, “позаботится” о моих нуждах… Так вот и наступил тот момент с нуждами, а папеньку ветром сдуло. Ох!

Я вспыхнула до кончиков ушей. Хорошо, что высокий воротник скрыл красные пятна на шее — иначе провалилась бы со стыда.

Пошарила в редикюле, нащупала купюры и немного успокоилась. В лавке было так тепло и спокойно, что уходить с пустыми руками казалось неправильно.

Где-то внутри маячило тревожное чувство, но я отмахнулась. Хотелось хоть немного побыть обычной, ни о чём не думать, просто… быть.

С трудом сдержала желание прикоснуться к фарфоровой кукле возле букета сухоцветов. Казалось, она тут лишняя... или наоборот — весь магазин был её владением. От неё словно шла вибрация, а в глазах мерцала едва заметная весёлая искра.

Я отвернулась. Всё, на сегодня с меня достаточно всяких существ. Хотелось просто купить сладостей и поболтать с доброй, обычной женщиной.

И в этот момент она появилась — выбралась из-под прилавка с корзиной, полной стеклянных баночек.

— Госпожа, желаете попробовать новое варенье? Вишнёвое, с лимонной цедрой, — предложила она.

И правда — варенье выглядело безумно аппетитно.

— Как вкусно звучит! — я улыбнулась ей ещё шире.

Передо мной стояла женщина лет тридцати — с неторопливыми, уверенными движениями и таким взглядом, будто на её плечах весь мир, но сдаваться она даже не думает.

Тёмные волосы были собраны в низкий узел, из которого выбились несколько прядей — небрежно, но красиво. Щёки порозовели от тепла, губы тронула мягкая полуулыбка.

— У нас, барыня, есть ещё облепиховое с мёдом, — сказала она, чуть склонив голову. — Но это для тех, кто умеет ценить терпкость.

Её голос был низким, с хрипотцой, как у сказочницы, у которой за каждой банкой — история. Хотелось просто подставить ладони под этот голос.

Она ловко достала баночку с золотистым узором, поставила на прилавок и добавила:

— А если сегодня хочется капли дерзости — вот малина с мятой. Холодит душу, но приятно. Сама бы ела, не останавливаясь... да только детю не по нраву кислятина, — она улыбнулась и, слегка смутившись, погладила живот, а потом быстро убрала руку.

На ней было простое серое платье с зашитым у подола швом — чистое, но поношенное. Тонкий серебряный крестик на шее. Руки — трудовые, не знавшие отдыха. Но движения — точные, будто каждый день раскладывает не просто товар, а настроение.

И в этой лавке, среди банок, крышек, этикеток и ароматов, она царила не хуже императрицы на балу.

— Дайте всё, кроме малины. От неё у меня аллергия. В два счёта становлюсь красным гелевым шаром, — махнула я рукой и присела на круглый табурет у старенького низкого стола.

Если предлагают полакомиться домашним вареньем — кто я такая, чтобы отказываться?

— Значит, малину вычёркиваем, — пробормотала женина, аккуратно перекладывая банку в сторону. — А вот крыжовник с ванилью — чистая ласка. Нежный, не спорит. А это — абрикос с цедрой и капелькой настойки. Только тс-с, — подмигнула, — для настроения.

Мы обе рассмеялись, и на секунду весь мир сузился до этой лавки — сладких ароматов, тёплого света и ощущения, будто за этими стенами нет ни Петербурга, ни тревог, ни спасательных операций. Только женщина, которая варит варенье, и другая — которая, наконец, пришла в себя.