Первые дерзания

Глава вторая

Это была беспокойная ночь.

Незадолго до того, когда юным практикантам полагалось ложиться спать, разразилась гроза. Могучий ливень барабанил в оконные стекла, озаряемые вспышками молний, а грозовые разряды громыхали так близко, что казалось, какой-то великан сорвал железную крышу и трясет ее в воздухе перед самыми окнами.

Семен первый разделся и, улегшись, укрылся с головой одеялом. Ему очень хотелось остаться одному, все передумать и дать себе отчет в случившемся.

Однако ребята, товарищи по общежитию, не разделяли его настроения. Гроза подействовала на них возбуждающе, и они дурачились, отпуская разные шутки то по поводу молнии, то по поводу грома, и, видимо, не скоро собирались угомониться.

Вообще с товарищами сегодня у Семена получилось не совсем складно. После окончания работы Ваня Быков, Сережа Чердаков и Шурик Пышной окружили его в полутемном коридоре и с нетерпеливым любопытством расспрашивали о том, что именно произошло в кабинете главного инженера. Неужели Дуплов, такой занятой человек, счел нужным сам «отчитывать» мальчика за самовольное изготовление детали, не существующей в чертежах. Семен отмалчивался. А что он миг ответить? Сказать, что знаменитый изобретатель предлагал ему свою дружбу? Подумают, что хвастается! Засмеют! Да и удобно ли говорить такие вещи? Если, предположим, Александр Андреевич узнает об этом, то наверное подумает, что он болтун, не умеет держать язык за зубами. Тут надо все взвесить. Разве рассказать для начала про то, как он обнаружил в кабинете «пожар»? И Семен, постояв немного в нерешительности, произнес:

— Главный инженер говорил со мной относительно предложения. С этой самой планкой. И объяснил, почему предложение не годится.

— Так это и мастер мог объяснить! — недоверчиво вставил Шурик Пышной.

— Ругал за самовольничание? — строгим, не допускающим возражения тоном спросил Степан Кириллин.

— Так это и мастер мог обругать! — снова иронически заметил Шурик.

— Ты что-то хитришь, Семен! — недовольно пробасил Кириллин, заметив смущение товарища.

— Там, в кабинете, произошла такая история… — неуверенно начал Семен. Прикоснулся я рукой к письменному столу, а он горячий. Пол — тоже! Огня нигде нет! А главный инженер объяснил мне, что это… от звука.

— Прямо какие-то чудеса… Выражаясь научно, — фантасмагория. Для чего это понадобилось главному инженеру нагревать свой письменный стол в летнее время и демонстрировать это перед тобой? — хитро улыбаясь, спросил Чердаков.

— Говорю вам, что был горячий! Что же, я врать буду? — обиделся Семен. Обыкновенный стол: деревянный, с красным сукном… а прикоснуться к нему нельзя — жжет.

— Хитришь, Семен! Хитришь и сказки рассказываешь. А положение дела скрываешь. Не хочешь поделиться с товарищами? Разве мы этого не видим? Зря ты загордился. Идемте ребята! Ну его! — Произнес Чердаков, трогаясь с места.

— Да, Семен, ты что-то того, не договариваешь. Но надо надеяться, что со временем ты придешь в себя. Видно тебе здорово влетело, — проговорил Ваня Быков, уходя вслед за Чердаковым.

Семен посмотрел вслед уходящим товарищам и только поморщился от незаслуженной обиды.

Прямо из цеха он направился в техническую библиотеку и долго рылся там в каталоге, просматривая карточки на букву «З». Ему хотелось выбрать какую-нибудь книгу о звуке.

«Причем тут звук? Какое отношение может иметь звук к нагреванию? Да и звука никакого не было слышно!» — мучительно думал Семен, перебирая картонные карточки с мудреными названиями, вроде: «Звуковая интерференция и ее практическое применение» или «Звукоанализаторы как элементы акустической аппаратуры».

Наконец, он выбрал себе научно-популярную книжку «Звук в природе и в технике» и тут же в зале углубился в чтение.

В общежитие Семен вернулся поздно. Ребята встретили его не очень приветливо. Они делали вид, что не заметили его прихода. Но как только Семен разделся и улегся в кровать, Сережа Чердаков, зачинщик всех шуток, подошел к кровати Семена и схватил за край одеяло.

— Товарищи, граждане! — закричал он, поднимая над головой одеяло и размахивая им. — Прошу внимательно осмотреть нашего изобретателя при вспышке молний. Именно в данную минуту легко можно заметить, что он изобретает машину для улавливания атмосферного электричества. От него даже озоном немножко пахнет…

— Оставь, Сережка, — попросил Семен.

— Гениальный изобретатель Семен Бурыкин просит не мешать ему думать над своим новым изобретением, а также над тем, как с помощью чертежа обыкновенного болта сделать реактивный самолет! — не унимался Чердаков.

К шалуну подошел Ваня Быков, коренастый серьезный мальчик с плотно сжатыми губами и выдающимся волевым подбородком, сосед Семена по кровати.

— Закругляй свои шутки-прибаутки и закрой Семку с головой, как было, внушительно проговорил он.

— Пожалуйста! — с деланной радостью ответил Чердаков и принялся тщательно укрывать Семена, приговаривая: — Спи, паинька, баиньки-баиньки, не простудись, дорогуша, как бы тебе не надуло в уши и мечтай про изобретения — за мое почтение…

— Прекрати свои глупые насмешки! Семен еще свое покажет. Будет знаменитым изобретателем, вспомнишь мои слова, — процедил сквозь зубы Быков, осторожным движением отстраняя Чердакова от кровати.

— Что? — удивился Чердаков, ставший сразу серьезным. — Изобретателем будет? Это что же, на лбу у него написано? Мало ли чего он хочет! Я, например, хочу быть знаменитым художником, а все складывается так, что буду токарем по металлу.

— На лбу у тебя написано, что быть тебе токарем только по хлебу, — ответил Быков.

— Ну, ну! Эти шутки ты брось! Я, например, сегодня вместо восемнадцати втулок сложнейшей конфигурации двадцать три сдал, и ни одной не забраковали, похвалился Чердаков. — Не то, что некоторые изобретатели, изготовляющие загогулину вместо детали, положенный по чертежу, — продолжал он, выходя на середину комнаты и смешно раскланиваясь в сторону накрытого с головой Семена.

— Для того, чтобы быть настоящим изобретателем, нужно все-таки высшее техническое образование, — заметил Шура Пышной, как обычно, нараспев, тоненьким и нежным голосом. — Высшую математику надо знать назубок, чтобы уметь все рассчитывать. А нам, грешным, если к тому имеются наклонности… рационализаторами разве… — закончил он, зевая.

— И то верно! — обрадовался Чердаков. — Прав Шурка! Наше дело маленькое. Предложить, например, пользоваться двумя резцами вместо одного! Как-нибудь похитрее зажать обрабатываемую деталь в патроне! Инструменты поудобнее разложить возле рабочего места! Рационализация — одним словом! А Семен все мечтает, фантазирует, какие-то необыкновенные машины собирается выдумывать и, обратите внимание, ребята, ко всем лезет со своими фантазиями! Знаете, когда он больше всего меня рассмешил? Рисует в тетрадке какую-то башню. Что это? спрашиваю. Хочу, говорит, придумать такую станцию, которая бы улавливала атмосферное электричество и с помощью его освещала город и приводила в движение станки на заводах. Вот чудак!

— Не он к тебе лез со своим проектом, а ты к нему приставал с вопросами, хмуро вставил Быков.

— А я ему говорю, — продолжал Чердаков, — почему ты, Семен, не обращаешь внимание на обыкновенных кошек? Ежели их гладить, то они тоже излучают электричество! Сам видел неоднократно! В темноте из-под руки искры сыплются. Придумай специальное приспособление, к которому можно было бы привязывать кота за хвост! Твоих знаний вполне хватит — можешь спроектировать подобную электростанцию! Нужно сделать очень простое устройство, основанное на свойстве кота кричать и вырываться! Ну что тебе стоит сконструировать токособирательную щетку? Кот будет об нее тереться, пытаясь освободиться, и все в порядке! Как, ребята, проект? Стоящий?

Шурик громко расхохотался. Семен перевернулся на другой бок, попробовал сосредоточиться, но сквозь байковое одеяло было слышно, как расходившийся Сергей продолжал:

— Незачем было поступать в ремесленное, если мечтаешь изобретать и делать открытия. Каждое образование имеет свое точное назначение.

— Сережа! А, Сережа! А разве из рабочих большие изобретатели не выходили? — примирительным тоном спросил Шурик Пышной, который уже успел раздеться и сидел на кровати, поджав под себя ноги по-турецки.

— Конечно, — буркнул Быков.

— Э-эээ… сказал тоже! — вскипел Чердаков. — Тут дело не обходилось без самообразования. Изобретатель из рабочих сам добывал себе недостающие знания. Бился, как рыба об лед. Это в дореволюционное время так было. А у нас теперь для каждого пути ко всем образованиям открыты! Изобретателем хочешь быть? Ученым? Исследователем? Учись, пожалуйста, по соответствующему курсу. А раз в ремесленное пришел — баста — квалифицированным рабочим будешь. Ну, может быть, рационализатором производства…

«Сейчас Шурка Пышной согласится с доводами Чердакова», — подумал Семен. И действительно, услышал певучий голос Шурика:

— Ремесленное училище, конечно, готовит квалифицированных рабочих, а не научных сотрудников, инженеров или, предположим, профессоров.

Шурик Пышной, полный и светловолосый мальчик, очень редко имел свое собственное мнение и быстро менял его в зависимости от обстоятельств.

— А по-моему, ребята, если у человека есть призвание быть изобретателем, выдумщиком новых машин, и твердость характера у него имеется, то он станет им независимо от того, где он учился и на кого учился, — пробасил Быков, подходя к окну. — По-моему, самое главное — это сила внутри человека, та, что заставляет его бороться, добиваться своего. Какое, например, образование было у Ползунова, а он паровой двигатель изобрел. Так что образование, по-моему, дело наживное. Семен свое возьмет… Будет дальше учиться…

— Это верно. Семен может своего добиться, потому как… — начал было Пышной, укладываясь в постель, но тут же добавил неуверенно: — Только как он дальше учиться будет? Ведь по окончании ремесленного ему в обязательном порядке придется работать на заводе четыре года?

— А работать и учиться разве нельзя? — возмутился Быков. — Сколько рабочих у нас ежегодно Сталинской премией награждают за изобретения! Да у нас ведь многие рабочие вечерами учатся!

Совсем рядом прокатился громовой удар. Задребезжало стекло.

— Во-оо! Силища какая! Это тебе не кошку натирать… — провозгласил Чердаков.

— Ребята! — начал Быков, выходя на середину комнаты. — Может быть, Семену надо как-нибудь помочь выкрутиться из истории с изготовлением детали. Начудил он — это верно, но сделал он это не из-за хулиганства или от лени, а хотел показать свою выдумку!

— А пусть не показывает, что он умнее всех! — с жаром отозвался Чердаков. — Прославиться захотел! Пусть, мол, все знают, какой такой Семен Бурыкин у нас изобретатель!.. Самому инженеру Дуплову нос утер! Надо думать, что инженер ему указал, как следует себя вести.

Семен медленно поднялся на постели и медленно нашел глазами Чердакова. Чувствовалось, что он на что-то решился. Ребята притихли. Стал отчетливо слышен шум дождя и скрип ставни, раскачиваемой ветром.

— Вот и обиделся… — нерешительно начал Чердаков. — Неприятно стало, когда напомнили о том, как инженер его отчитывал.

— Слушай, Сережа, — начал Семен внезапно охрипшим голосом. — Никому я не думал нос утереть. Я прошу тебя, когда говоришь об инженере Александре Андреевиче, таких слов, как «нос утер», применять вообще не смей… Слышишь!!!

— Может быть, ему расскажешь? — огрызнулся Чердаков.

— Рассказывать не буду, а могу стукнуть. И крепко. Понятно?

— На тебя это непохоже. Никогда ты забиякой не был!

— Говорю, стукну, не сдержусь…

— Ну-ну…

— Вот тебе и ну…

— Тогда действительно «прославишься», — закончил Чердаков.

В комнате снова воцарилась тишина. Гроза стихала. Гром погромыхивал вдалеке. Семен некоторое время продолжал неподвижно сидеть, положив руки на колени и наклонив голову. Через некоторое время, натягивая одеяло, он заговорил уже миролюбивым тоном:

— Когда я решил немного видоизменить эту самую деталь, то, поверь, Сережа, не думал о славе. Это ты зря говоришь.

В коридоре послышались торопливые шаги. В дверях появился высокий широкоплечий юноша. На его широких скулах играл румянец.

— Почему не спите, ребята? — полушепотом проговорил он, отряхивая свою насквозь промокшую фуражку. — Няньки вам не хватает, что ли? Уложить некому?

— А ты, Кириллин, где так долго ходишь? Тебе сторож, может быть, нужен? в тон ему тоже шепотом спросил Чердаков.

— Тут дискуссия разгорелась насчет Семена, — сказал Шурик Пышной, зевая и дотягиваясь в постели.

— Так, так, — продолжал Кириллин все тем же полушепотом. — С Семеном дело забавное. Семка! Ты спишь?

— Спит, спит, — ответил за Семена Быков. — Сейчас его, Степа, трогать не нужно. Он немного не в духе. Завтра утром поговорим.

— Тут дело сложное… — продолжал Кириллин еще тише. — Ведь мы все Семена знаем прекрасно. Дисциплинированный. Требовательный к себе. И вдруг такое… Надо будет разобраться как следует. Зря в обиду, конечно, не дадим. Выручим…

— А как его выручишь, когда он считает себя изобретателем не хуже Дуплова? — прошептал Чердаков, будто бы он верил, что Семен спит и не слышит происходящего разговора.

— Выслушаем объяснение… Обсудим… — пробубнил Кириллин, с трудом стягивая отсыревшую от дождя рубашку. — Вообще, ребята, нам нельзя забывать, что Семен не с последнего года обучения, как мы с вами. Как бы он нас не подвел с этой самой деталью, на которую теперь все обращают особое внимание. Согласны? Нам придется проследить за этим делом. Ну, а если надо будет помочь? Согласны? В сущности работы всего на два часа, не больше!

— Это, конечно… — со вздохом согласился Чердаков. — Как бы Семен опять не начудил. От такого изобретателя всего можно ожидать. Разве вот что сделать?.. Я еще подумаю, конечно…

Ребята начали укладываться.

— Спать, спать… — прошептал Кириллин, направляясь босиком к выключателю, чтобы погасить свет.

Как только комната погрузилась в темноту, Семен открыл глаза. Наконец-то он может сам обо всем подумать. Мальчик любил этот момент, когда гасла яркая лампа, висевшая под самым потолком, и в комнате оставался только сумеречный свет от окон, через которые проникали лучи уличных фонарей. Удивительно хорошо мечталось в этой обстановке!

Но сегодня трудно было сосредоточиться. Неспокойно вел себя сосед слева, Шурка Пышной. Он вообще часто бормочет во сне, а иногда отчетливо выговаривает даже целые фразы, с кем-то спорит, на чем-то настаивает. Сегодня Пышной то и дело переворачивался с боку на бок и упорно повторял одно и то же: «Двенадцатимиллиметровый метчик не годится… Говорю тебе — не годится!».

Почему-то не спалось и соседу справа, Ване Быкову. Семен слышал, как он долго вздыхал, поправлял подушку и, наконец, обратился к нему шепотом:

— Не спишь, Семен?

Семен промолчал. Однако Иван прекрасно понимал, что Семен не спит.

— А попасть на одну из великих строек коммунизма, конечно, было бы лучше… — зашептал он, словно продолжая прерванный разговор. — Я понимаю, что тут народ тоже важным делом занимается. Но все, знаешь, не то… Придумывают разные новые машины, испытывают их, переделывают иногда, говорят, по десять раз, возятся, возятся… Другое дело на стройках!.. Если, например, я работаю помощником монтажника какого-нибудь экскаватора или бульдозера, то уж будьте спокойны: как заработала машина, так любо смотреть… Когда ковш зачерпнет землю, — знай, что маленькая часть канала уже готова. И ты к этому делу руки приложил. А потом вода по каналу побежит; от нее все кругом зацветет… Или на монтаже гидроэлектростанции работать!.. Тоже дело живое! Непосредственное, как говорится! На передовой линии фронта находится… Не люблю я, Семен, в тылу воевать: не по мне это дело…

— Не всем же быть на фронте. Надо кому-нибудь и в тылу, — прошептал Семен.

— Ишь ты… Ишь ты какой… — вдруг громко забормотал Шурик Пышной, а спустя некоторое время громко добавил: — Мо-ло-дец!

— Это к тебе относится или ко мне? Непонятно, что он хочет сказать, удивился Быков.

— Ваня. Слушай… — осторожно начал Семен. — Ну неужели ты не понимаешь… Очень нужно, чтобы у нас было как можно больше совершенных машин: гигантских экскаваторов, земснарядов, гидромониторов, электрических тракторов… чтобы скорее коммунизм построить. Руками что ли каналы рыть! Сколько тогда людей понадобилось бы! Ведь совсем недавно у нас не было всех этих машин, ты вспомни, Ваня! А теперь — сам знаешь… Правда же? И, по-моему, очень неправильно думать, что техника достигла предела! Именно теперь, когда идут великие стройки. — От волнения голос Семена прерывался. — Я вот, например, уверен, что теперь надо выдумывать все новые и новые машины, еще более совершенные, еще более хитрые. Иначе — отстанем. А жизнь-то идет вперед, требует… Согласен?

— Согласен. Только ты тише говори. Ребят разбудишь.

— Я доволен, что нас послали на практику именно сюда… Тут новые машины выдумывают и строят… Дело очень серьезное… — теперь уже совсем шепотом продолжал Семен.

— Это все верно… Только обидно, что во всей этой работе мы с тобой, Семен, как бы тебе сказать… мельчайшие помощнички, что ли… Совсем незаметные никому! Занимаемся, можно сказать, самой незначительной работой в тылу. Вот возьми хотя бы деталь, которую я обрабатывал два прошлых дня. Что это за детали? Для чего она? Мастер не объясняет: экспериментальная, говорит! Для опыта необходима! А опыт — дело известное: попробуют, попробуют, не подойдет — выбросят на свалку. Вон у нас на заднем дворе сколько всякой чертовщины ржавеет. Нет, что ни говори, не по душе мне это.

— Не прав ты, Ваня, совершенно не прав! — неожиданно громко произнес Семен. И словно в ответ на его возглас послышалось ворчание спящего Шурки Пышного:

— Заворачивайте свои гайки, ребята… Две тарелки супа съел и больше ничего не хочу…

— Давай в самом деле «завернем свои гайки», — поворачиваясь набок, прошептал Быков. — Еще разбудим кого-нибудь. Спать давно пора…