Глава двадцатая

В этот же день, сразу после ужина, прихватив с собой маленькую кожаную сумочку с мелким инструментом, Семен направился через парк к трехэтажному корпусу, который тут почему-то назывался «профессорским».

В передней квартиры Чугунцева Семена встретила высокая женщина в длинном и узком платье, с ожерельем на шее и подозрительно начала осматривать его ноги.

— Вытерли как следует? — спросила она мягким грудным голосом, как-то не соответствующим ее сухопарой фигуре.

«Наверное — жена, — решил Семен. — Такая же аккуратная и строгая, как и сам математик».

Убедившись, что на ботинках не заметно следов грязи и поразительной чистоте, царившей даже в прихожей, не угрожает никакая опасность, женщина провозгласила нараспев:

— Ленечка! К тебе пришли-иии!

Даже как-то страшно было ступать по совершенно новеньким дорожкам, идеально уложенным на блестящем паркетном полу. Чистота и порядок резко бросались в глаза всюду, куда только ни посмотришь.

«Вообще — замечательно! — думал Семен, стараясь ступать на ковер как можно аккуратнее. — Неплохо было бы пригласить эту гражданку в гости в наше общежитие! Она бы быстро приструнила Шурку Пышного, который иногда вешает свои штаны на спинку кровати так, что одна их треть волочится по полу…»

Математик обрадовался приходу Семена. Он радушно пригласил его сесть в кресло рядом с письменным столом. Теперь этот сухой и всегда сосредоточенный человек не казался Семену несимпатичным. Наоборот! На него даже приятно было смотреть.

«Будем спорить с ним! — вспомнил Семен разговор в кабинете главного инженера. — Он, вероятно, станет доказывать, что из моей идеи ничего не получится, я ему должен доказывать обратное. В споре и выясняется настоящее положение дела…»

Математик не подозревал, что Семен явился к нему не только для того, чтобы починить часы. Он не догадывался, что в его уютном кабинете появился не столько механик, сколько изобретатель, обуреваемый могучей идеей, недавно пришедшей в голову. Иначе он, может быть, отказался бы от починки старинных часов, которые стояли на полу в этой же комнате в длинном ящике с перламутровой инкрустацией.

— Ну, как дела, Семен? — спросил Чугунцев, поудобнее усаживаясь в кресло.

— А вот как, Леонид Карпович… Найдется у вас кусочек бумажки и карандаш?

— Еще бы! Что за странный вопрос? — вмешалась жена Чугунцева, с любопытством наблюдавшая за Семеном, стоя у дверей.

— Кисанька, не мешай! — мягко сказал Чугунцев, повернув голову к супруге.

Как-то удивительно было слышать из уст этого необычайно серьезного человека по-детски ласковое слово «кисанька». У Семена даже немного открылся от удивления рот. Он почему-то считал, что Леонид Карпович может называть свою жену только по имени и отчеству и, вероятнее всего, на «вы».

«Оказывается, может быть ласковым… А я то думал, что он всюду сухой и дотошный…» — с удивлением констатировал Семен.

— Вот если сделать такой вибратор… — начал Семен, вырисовывая на бумаге какую-то сложную линию. — Причем тут будет катушка… А вибрация будет передаваться в землю через такой длинный и острый клин из стали!

— Позволь, позволь! Это что такое? Это к чему? — спросил Леонид Карпович недовольным голосом.

Может быть, в другое время эти нотки недовольства могли бы смутить и обескуражить Семена. Но сейчас он не мог оставить в покое Чугунцева. Как известно, увлекающиеся творческие натуры становятся смелыми и даже отчаянными, когда речь идет о борьбе за право на жизнь их детища.

— Этот клин будет идти под землей впереди машины, — с блестящими от возбуждения глазами продолжал Семен. — Даже не один клин! Их будет целый набор! Я так думаю — штук десять или двадцать. Все будет зависеть от того, какой ширины канал нам нужно прорыть.

— Какой канал? Зачем нам его рыть? — пробурчал математик.

— Ленечка! Это все нужно для ремонта часов? Неужели для их исправления требуется ка-аа-на-ал? Довольно стра-аа-нно… — пропела супруга.

— Милочка! Умоляю тебя не мешать! Ты же видишь, что я сам ничего не понимаю!

— Вы не знаете, зачем нам нужны каналы? — строго спросил Семен, обращаясь к даме. — Да ведь это же так просто! Все засушливые районы страны должны покрыться сетью каналов! По ним побежит вода, и она вместе с лесонасаждениями изменит климат! Великие стройки коммунизма это только начало грандиозных работ по преобразованию природы! Представьте себе машину, с помощью ультразвука вгрызающуюся в почву. А за ней, сзади, вздымается целый буран земли… Она идет быстро…

— Ленечка! Я боюсь тебя оставить наедине с этим молодым человеком! У него так странно блестят глаза, мне даже страшно… — теперь уже сдавленным голосом проговорила супруга математика, тихонько пятясь к дверям.

— Дорогая! Разве ты не видишь, что перед тобой обыкновенный изобретатель! Ты бы посмотрела, какими становятся глаза у Александра Андреевича, когда он рассказывает о своем новом изобретении! — спокойно ответил супруге Чугунцев.

— Это ужасно! Теперь я понимаю, милый, как тебе трудно ра-аа-ботать… тихо произнесла жена математика и скрылась за дверью.

— Ну-с! А теперь поговорим по-настоящему, — строго сказал Чугунцев, пододвигаясь с креслом поближе к письменному столу. — Выкладывай…

Семен принялся с прежним увлечением излагать суть своего проекта. Ультразвуковые волны, по его мнению, можно легко заставить разрыхлять почву на большой глубине. Для этого необходимо сделать стальные острые клинья, соединенные с вибратором. Они будут вонзаться в землю с помощью простого механизма, подниматься и снова опускаться на новый участок. Когда небольшой участок канала будет прорыт, машина станет на его дно и будет ползти вперед, врезаясь теперь уже неподвижными клиньями.

— А куда, по-твоему, будет деваться разрыхленная земля? — спросил Леонид Карпович.

— Выбрасываться транспортерами на любую сторону канала! Разве за этим будет остановка?

— Так, так… Хорошо-с… А какое будет преимущество у этой машины перед какой-либо другой, применяемой для прорытия каналов?

Этот вопрос ошарашил Семена. Над этим ни он, ни его товарищи не задумывались. На них произвела сильное впечатление новая машина, вспахивающая почву, и им просто казалось, что ультразвуковое разрыхление — замечательная вещь. Значит, решили они, следует применить этот принцип и для прорытия каналов.

— Вот видишь! — торжественно произнес математик, убедившись в беспомощности своего собеседника. — Изобретать разные фантазии очень легко! А попробуй рассчитать и обосновать математически! В полном смысле слова адекватный случай был у меня совсем недавно. Так что же тебе еще сказать… Молод ты! С образованием у тебя тоже не блестяще обстоит дело…

Семен не знал, что означает слово «адекватный». Очень хотелось спросить. В то же время было невыгодно сейчас ударить лицом в грязь перед человеком, который так любил употреблять замысловатые научные слова, вставляя их туда, где можно было обойтись и без них.

— Раз случай адэкватный, то может быть вы попробовали бы немного подсчитать? — теперь уже робко спросил Семен, употребив совершенно непонятное ему слово.

К его счастью, слово адекватный, означающее однотипный, подобный или сходный, оказалось на своем месте. Математик даже попытался чуть улыбнуться.

Видно этот научный термин, произнесенный не слишком образованным учеником ремесленного училища, доставил ему удовольствие.

— Времени, дорогой, нет! — проговорил Леонид Карпович со вздохом. — Если бы я занимался расчетом всех фантазий, какие только приходят в головы в нашем ОКБ, меня бы давно уже не было в живых! Тенденциозность твоего проекта мне, конечно, понятна. Но очень уж скрупулезного штудирования он потребует.

— А вы хоть немного прикиньте… Даже не по скорпулезному! — продолжал просить Семен. — Мне почему-то кажется, что это будет экономная машина… А часы я вам обязательно исправлю. И еще, если что-нибудь нужно будет сделаю…

— Ладно, — сдался Леонид Карпович. С тех пор, как он узнал о самоотверженном поступке Семена, отремонтировавшего со своими товарищами ночью механизм сцепления ЗР-2, ему понравился этот горячий и пылкий мальчик.

— Я займусь часами, а вы чуточку подсчитайте, — сказал Семен, вынимая из кармана брюк плоскую сумочку с инструментами. — Только имейте в виду, что стальные клинья должны быть как можно длиннее! Ведь ультразвук по металлу проходит хорошо, без потерь; это я давно вычитал в книжке, а на днях видел в лаборатории такой опыт…

— Ладно, ладно… — снова пробурчал Леонид Карпович, пододвигая на столе пачку чистой бумаги и одновременно вынимая из кармана логарифмическую линейку.

— Только смотри, осторожно с часами… Не испорти — вещь очень дорогая…

— Они и так уже испорчены! — заметил Семен.

— Да… это верно… — рассеянно пробормотал Чугунцев: видно его мысли уже были в плену у сложнейших математических формул.

— Мне бы посветить… Какую-нибудь лампу надо, — осторожно проговорил Семен, боясь потревожить математика и отбить у него охоту заниматься вычислениями.

— А? Что?.. Лампу? — спохватился Леонид Карпович. И тут же закричал: Сонечка! А, Сонечка! Принеси, милая, настольную лампу из гостиной и помоги тут товарищу. Он будет чинить часы. Слышишь?

Через минуту в кабинет вошла жена Леонида Карповича с лампой в руках. Семен открыл массивную застекленную дверцу и полез на стул, на который хозяйка, разумеется, предварительно подстелила лист газетной бумаги.

Семен работал быстро и с увлечением. Ему очень хотелось обязательно найти повреждение, чтобы сделать приятное Леониду Карповичу.

— А я вас, право, испугалась… — шепотом говорила супруга математика, внимательно наблюдая за каждым движением молодого механика. — У вас были глаза какие-то странные… А теперь — ничего: нормальные.

— Это оттого, что у меня душа горела… Так интересно изобретать, разбираться в механизмах… — также шепотом отвечал Семен.

— Я, знаете, с детства очень боюсь сумасшедших и всего таинственного, улыбаясь, продолжала шептать высокая дама. — Вот эти старинные часы, представьте себе, иногда тоже наводят меня на разные размышления. Когда я вхожу сюда в темноте, то мне почему-то кажется, что они вот-вот пойдут сами… Понимаю, что это глупо, но вот, представьте себе!..

— Так это было бы очень хорошо! — ответил Семен, не склонный к таинственной романтике.

— Что вы говорите! — ужаснулась дама. — Дело в том, что в детстве я слышала столько легенд о старинных часах! Композитор Пуонкиэли даже музыку написал, которая называется «Танец часов». Представьте себе… Ночью вот эти часы начинают скользить по полу и танцевать, покачиваясь… Правда — это страшно? А эти часы — очень старинные, очень старинные… Если бы они ни с того ни с сего заработали или зазвонили сами, я бы ни за что не осталась с ними в квартире!

— Я совершенно не понимаю, о чем вы говорите… — прошептал Семен: его начинала раздражать странная склонность к мистике у жены такого почтенного и старого ученого, как Чугунцев.

«Дамочка еще очень старинного склада… — с досадой думал Семен. — Некому заняться ее перевоспитанием».

В это время произошла совершенно неожиданная история. Семен нечаянно задел отверткой спиральную пружину, служившую для часового боя и по комнате пронесся басовитый и дрожащий звон. Жена математика громко вскрикнула от неожиданности и чуть было не уронила лампу.

— Что такое? — встрепенулся Чугунцев, недовольный тем, что его математические размышления прервали.

— Милый! Ленечка! Я так испугалась… Я ведь не ожидала, что они зазвонят! — жалобно проговорила жена, продолжая пятиться от часов.

— Не понимаю, что в этом страшного? А почему зазвонили? — обращаясь к Семену, спросил математик, любящий во всяком деле точность и ясность.

— Отвертка сорвалась и зацепила звонковую пружину, — забормотал Семен, немного смутившись, что нарушил работу Леонида Карповича. — Это часто бывает, что отвертка срывается, если ее приходится держать косо по отношению к головке винта…

— Тогда починку часов придется прекратить.

— То есть как? Механику надо уйти, не окончив ремонта? — удивилась супруга.

Стоя на стуле, Семен с восхищением смотрел на математика. Теперь его лицо преобразилось и совсем не было похоже на прежнее, уже знакомое. Глаза горели и остро глядели вперед. Они, конечно, в это мгновение видели перед собой особый мир — царство формул, бесконечно больших и бесконечно малых величин, запряженных в интегралы и дифференциалы. И трудно было мириться возбужденному воображению, попавшему в это царство, с существованием каких-то там испорченных часов и истерических криков.

«Вот он еще какой…» — подумал Семен, осторожно слезая со стула.

— Ты прости меня пожалуйста, — продолжал Чугунцев, обращаясь к Семену. Как-нибудь в другой раз придешь! Тут получается интереснейшая задача! Я не могу допустить, чтобы мне кто-нибудь мешал! Кстати, почему ты решил, что клинья должны быть из обыкновенной стали? А если мы возьмем специальный сплав, такой же прочный, как сталь, но еще лучше проводящий ультразвуковые колебания?

Семен простился и на цыпочках удалился из кабинета.

— Горе мне с Леонидом Карповичем, — сокрушенно жаловалась жена, провожая Семена в переднюю. — Я уже по его глазам вижу, что теперь будет сидеть за столом всю ночь! Как это ужасно!!!

Сердце Семена радостно колотилось. Ему очень хотелось сказать на прощанье жене математика что-нибудь теплое, задушевное, разъяснить ей, что это совсем не ужасно, а, наоборот, — замечательно! Что может быть лучше труда, которым увлекаешься!

Но вместо этого он почему-то сказал: «спасибо» вместо «до свиданья» и вприпрыжку бросился вниз по лестнице.

Загрузка...