Первые шаги

Глава 15. «Пещеры кайбер-кристаллов»

— Холодно, однако, — непонятно к чему сказал я. Эхо моего голоса отразилось от ледяных стен тоннеля и быстро затерялось где-то в глубинах замерзшего озера. Удрученно вздохнув, я еще раз глянул за спину, надеясь, что все это мне привидилось. Увы, но нет.

Спускались мы с кланом все вместе, тесно сплоченной группой, прикрывающей друг другу спины. Тогда меня только кольнуло раздражение от смешка, брошенного вдогонку старым привратником. Чего, спрашивается, смешного? Все правильно сделали. Чем нас больше, тем меньше шанс заблудиться.

Причина выяснялись скоро, у первой же развилки. Тоннель здесь разделялся на пять узких ответвлений, вырубленных во льду под разными углами и в совершенно разных направлениях.

— У кого есть идеи? — спросил я. Но когда обернулся к соклановцам, не услышав ответа, за спиной никого не было.

Чертов привратник. Мог бы и предупредить, чего нам стоит ждать. Теперь вот думай, волнуйся, все ли в порядке. Веснушки все извелись, когда спускались под лед, а сейчас, должно быть, совсем перепугались.

«Чтоб у тебя микросхемы перегорели, банка консервная! Вернусь — буду просить Совет, чтобы тебя пустили на запчасти».

Я в последний оглянулся и двинулся в первый подвернувшийся ход. Что толку раздумывать? Указателей все равно нет, а лед везде одинаковый. Авось что-нибудь да найду, благо не пришлось пробираться в темноте на ощупь. Свет с потолка пещеры прекрасно освещал полупрозрачную толщу льда.

Делая зарубки на каждом повороте, я бесцельно брел еще с пару минут, пока тоннель не вывел меня к очередной развилке. Решая, куда свернуть, я моргнул и… остолбенел. В прямом смысле этого слова. Кажется, еще ни разу за свою новую жизнь я не испытывал шока. Всякое бывало. Удивление да, было. Все различные его вариации тоже. Самую крайнюю степень я испытал, когда мои соклановцы начали лить слезы у финальной черты финального испытания Меча. Но сейчас я испытал самый настоящий шок. Попытался опереться на ледяную арку тоннеля, и вдруг понял, что вместо нее — мягкий ворс, в котором я моментально распознал настенный ковер. Да! Тот самый, до боли знакомый с узорами из цветов, невесть как оказавшийся под толщей замороженной воды в озере.

Еще секунда. Другая. И вот я стою столбом посреди своей квартирки в хрущевке. Точно она. Опостылевшие стены с пожелтевшими старыми обоями. Все никак не доходили руки переклеить на новые, уже год пылящиеся на балконе. И теперь уже не дойдут. А вон столик со скатертью у окна. И старый телевизор на книжной тумбе, с торчащими во все стороны проводами. Все знакомое, привычное. Родное.

Зомбоящик, как его называли в народе, стабильно барахлил помехами, и лечился только проверенными пинками в бочину в определенной точке. Ковер родителям подарила бабушка, чем потом успешно тиранила моего батю до конца своей жизни. Мол, целый ковер, а вам лентяям, лень помочь старикам картошку посадить! Ага, лень. Двадцать соток. А потом окучить, ухаживать, еще раз окучить. Когда вырастет — выкопать, рассортировать… Или вот, столик у окна. Я сам его сделал, гордо похваляясь перед семьей своим первым творением. Но особенно перед мамой, в случае успеха обещавшей купить мне на День Рождения давно обещанные ролики…

С кухни вдруг принесло дурманящий разум запах жареной картошечки с лучком. Активно зашкворчало растительное масло на сковороде, зашипела сочная отбивная. Нет, не сырая. Уже почти готова. Тонкие струйки дымка вырываются из-под крышки, одуряющий запах свежего мяса сводит судорогой желудок, ноги сами поворачивают в нужную сторону.

— Иван! Ты идешь есть или нет? Дождешься — все остынет!

— Иду, мам, — машинально ответил я, а потом схватился за грудь, где вдруг все сковало призрачной когтистой лапой застарелой тоски. Горло перехватило, где-то там вдруг встал горький комок подступающих рыданий.

«Мама…»

— Садись, — строго велела мне уже немолодая женщина в переднике, отворачиваясь от плиты и ткнув длинной деревянной. Я сел на услужливо возникший из ниоткуда стул, со слезами всматриваясь в родные черты самого дорогого человека на свете.

— Налетай, — мама поставила передо мной исходящую паром тарелку. Золотистая картошечка, отбивные, свежий огурчик, даже напополам разрезала. Заботится.

— Не давись, — мягко укорила она меня потеплевшим голосом. — Успеешь еще в футбол свой набегаться, никуда твое поле не денется.

Я и сам не понял, как в руке оказалась вилка, и вот уже, жадно рыча, рвал зубами сочное мясо, не обращая внимания на обжигающий жар, стекающий по зубам. Рассудок заходился в восторженном припадке. Господи Боже, как же я скучал!

— Как в школе? Опять троек нахватал?

— Неее ффааююю, — промычал с набитым ртом и едва не подавился, за что тут же отхватил легкий подзатыльник.

— Не говори с набитым ртом! Мог бы просто кивнуть, а то я без тебя не знаю, чего там у тебя в дневнике. Смотри у меня!

Я с усилием проглотил огромный комок пищи, и вдруг до меня дошло. Мама! Жива!

Резко отложил вилку и бросился в материнские объятья. Она охнула, но все же выдержала мой немалый вес и с улыбкой на лице взъерошила мне волосы на макушке…

— Вымахал, лось здоровый. Скоро батю перерастешь, царствие ему небесное…

— Мам?! — я вдруг понял, что обнимаю пустоту, и кухня медленно расплывается вокруг, изменяется во что-то иное. — Мама!!!

— Ты чего? — вдруг произнес мягкий грудной справа от меня. Я дернулся и вытаращил глаза на молодую девушку лет семнадцати, в одном кружевном лифчике. Но и тот уже слетал, открывая приятные взору округлости упругой груди с темными пятнышками затвердевших сосков.

— Я не кусаюсь, Вань, — Ленка рассмеялась, и жадно припала своими губами к моим. — Пока…

Мы были в ее квартире, ее спальне. У Ленки тут всегда пахло цветочными духами и шоколадом. Она была сладкоежкой, хоть и не толстела от таких излишеств. Ее стройной фигурке завидовали все старшеклассницы в моей школе.

Я обнял податливое горячее тело, повалил ее на спину и, по-прежнему смеющуюся, начал покрывать поцелуями. Тонкую шейку с нежной пахнущей тмином кожей, грудь с твердыми кончиками возбужденных сосков, упругий живот. И еще ниже, заставив застонать в сладкой истоме…

В глазах снова потемнело. И чертов звон в ушах! Пытаясь избавиться от него, потряс головой, как насквозь вымокший собакен, только что вылезший из пруда. А потом открыл глаза и снова увидел Лену. Теперь стала ясна и причина звона в ушах. Это был мой крик. А она уже не рыдала — выла на одной ноте на коленях перед дверью моей квартиры.

— Пошла вон!!!

— Ваня… Ванечка…

— Я сказал проваливай!

— Но… Вань… Куда же я…

Ее вещи уже на лестничной клетке. Хлопок двери. Вот и все. Пусть валит на все четыре стороны. Хоть к семейке своей, такой же ненормальной, хоть к шалашовкам, называемым подругами. Всему терпению есть предел, с меня довольно. Пьянки. Бесконечная ревность на пустом месте, убившая последние зачатки любви. Скорость, с которой с улетали кровно заработанные деньги. Мля, я ведь и в универ-то не поступил только чтобы ее содержать. Уже год, дурак, от армии бегаю… Бегал. Больше не стану.

Звон, темнота. Прочухался уже в строю, морщась от свежего перегара, бьющего в лицо из луженой глотки прапора.

— И меня не ипет, что тебе там непонятно!!! Понял…..ный?

— Так точно!

— Не слышу!

— Так точно!!!

— Вот. Так бы сразу, — довольный прапор оглядел торжествующим взглядом ровные ряды вытянувшихся солдат. — У кого еще есть вопросы, зачем надо вычерпывать воду из луж?

— У меня! — больше из принципа, чем упрямства, гаркнул я.

Старшина Ильченко, стоящий за спиной Зубра, как за глаза называли нашего прапора, выпучил на меня глаза и одними губами прошептал: «Убью!»

Но в тот день мне повезло. Успевший накатить с утреца животворящие пол-литра, Зубр пребывал в приподнятом расположении духа. А, прооравшись, так и вовсе начал уходить в нирвану. Для справки: м естная нирвана находилась в расположении прижимистого каптера Тимы Митрофанова. И составляла в основе своей по чекушке на брата, имевшихся всегда, вне зависимости от дня и ночи, погодных условий и общей ситуации в части.

— Ты это там не это, солдат! — напоследок глубокомысленно изрек Зубр, удаляясь гордой походкой слесаря в легком подпитии. На том и был таков. Я тихонько вздохнул. Ответа, на кой хрен нам вычерпывать лужи с плаца, когда целый день накрапывает дождь, мне так никто и не дал.

— Зацени духа, — услышал я шепот сержанта Ильичеко, что-то нашептывающего на ухо довольно ухмыляющегося усатого старшины. — На Зубра попер. Авось, выйдет толк… Так, бойцы, я не понял?! Чего уши греем?

— Никак нет!

— Что «никак нет»? — издеваясь, передразнил нас сержант Ильиченко. — Бегом за совками, мясо!

Очередной провал. Холодно, в голове гудит. Кажется, ничего ниже пояса вообще не чувствую. Какого черта происходит?

Два невидимых голоса. Глубоких, мужских. Один тяжко вздыхает, второй такой мрачный, что вот-вот сорвется в сплошной мат.

— Чего делать будем?

— А ты не видишь? Не успеем отвезти, резать надо, по колено. А то загнется, а мне отвечать.

— А ч е тому сделали? Который гранату кидал?

— Да пес его знает. Я, как Ивана привезли, уже забыл как на воздух выходил. Сепсис начался, еле вытащил. Твою медь… жалко парня, сил нет.

— Да. Из-за какого-то мудака калекой на всю жизнь.

«Что?!» — хотелось крикнуть, но я не смог. Голос не подчинялся. Потом снова тьма, переход…

Снова стены родной квартиры. Пожелтевшие обои. Выключенный из розетки телевизор. Я один. Совсем один. Картошка на плите подгорела, коптит противным дымком вонючего масла. Со своей клятой ногой не успел доковылять и вовремя погасить. Опять гавно жрать. Эх, жалко как, что мама не успела научить своему рецепту. Когда мне восемнадцать было, слегла с воспалением легких, а потом… Врачи ничего не смогли. А после случилась Лена, чтоб ее черти в аду жарили.

Хм. Странно, что ее вспомнил, уже лет десять как забылись чувства, отболела душа. Но осадок остался. Потому и с женщинами после армии ничего не вышло. Не из-за ноги даже. Требовательный стал, мнительный. А такие девкам молодым задаром не сдались. Им бы еще погулять, а тут я со своими заскоками. То не так, се не то.

Интересно, как она там? Лена то есть. Писала пару лет назад, на телефон-то я не отвечаю. Г оворила за ум взялась, работу нашла. Намекала, что еще можно все исправить. Я не ответил. Тогда было все равно, а теперь…

Скосил глаза вниз и с горечью поджал губы. Уже час сидел на стуле у окна на кухне, но закрытые пледом ноги — только пыль в глаза. Небольшая уступка собственной слабости хоть ненадолго представить, будто нет безобразного обрубка чуть ниже правого колена. С таким украшением т олковую работу найти не вышло. Впахивал через сеть на редакцию какого-то журнала за гроши, да пропивал жалкое пособие. Вот и все. Кому я нужен, одноногий и без образования? Да и с образованием вряд ли бы сгодился. Все друзья с армейки по домам разъехались. У них свои семьи, своя жизнь. Так, шлют письма иногда, и на том спасибо.

«Может и стоило тогда Ленке ответить. Все не так боязно подыхать было бы…»

Закрыл глаза и откинулся на спинку, пытаясь уснуть. Не вышло. Нежданно разобрал очередной приступ кашля, снова резануло болью в груди. Я уже знал диагноз, врачи сказали. Тот же, что и у матери. Но не стал ничего делать. Зачем? Все впустую. Вся жизнь…

Словно простой сон. А я еще там, на кухне, у мамы под бочком. А за окном мальчишки кричат — зовут. Пора уже в футбол играть, только меня ждут.

— Иду! — кричу им. А перед глазами плывет. — Иду…

«Все это просто Сон».

Резко прихожу в себя, поднимаю голову. Вокруг белый туман. Я стою на коленях, снова такой, каким привык видеть себя в чужом теле. Туника юнлинга. Пшеничного цвета волосы, голубые глаза и мордашка с легкими детскими припухлостями щек. Не Иван. Джове.

Проморгался и огляделся внимательнее. Я не один. Напротив стоит и глядит на меня сверху вниз моя точная копия. Волосы, глаза, туника. И улыбается с легкими нотками тоски.

«Я знаю тебя. Думал, ты умер. Джове… Иван…»

— Нет. Не умер. Просто потерялся. А потом ты вернулся, и я зашел к тебе в гости.

— Зачем? — только и смог выдавить я из себя. Так хреново мне не было очень давно. Воспоминания прошлой жизни… Твою медь. Мама, Ленка, армия… Я все вспомнил.

— Чтобы ты понял, чего лишил меня, — сказал мне призрачный силуэт мальчика, чье тело я занимал. — Я тоже мог прожить настоящую жизнь, как и ты. Но меня моего шанса лишили. Я просто хотел увидеть, чего лишился.

Криво усмехнулся, со стоном поднимаясь с колен.

— Тебе доставило удовольствие смотреть, как я мучаюсь?

— Поначалу. Немного, — грустно улыбнулся Джове, не став отрицать очевидное. — Но я не ожидал, что получу, чего желал. Пока ты видел отрывки, я прожил твою жизнь целиком. Каждую эмоцию, мысль, желание за все наши тридцать лет жизни. Мы выросли вместе. И вместе умерли. Теперь мне не страшно идти дальше.

— Ты хочешь вернуться? — напрягся я. — В свое тело?

— Оно больше не мое, — ответил Джове. Дар был все еще при мне. Но я не чувствовал, что он винит меня за содеянное.

— Не виню, — подтвердил мальчик, по-видимому, читая мои мысли. — Говорю же, Вань. Я уже готов идти дальше, понимаешь?

— Там ничего нет, — я утер слезы тыльной стороной ладони и кивнул в сторону белого марева, в котором таяли последние очертания квартиры. — Просто Сон.

— Если ты ничего не нашел, то это не значит, что там ничего нет.

— Мне-то не рассказывай! Тебе прекрасно известно, сколько я проболтался тут. Ох… Как больно помнить. Словно расплавленный свинец на живую в мозги заливают.

— Ты сейчас как я, когда мастер А'нзал помогла мне войти в медитацию. Но я чувствую… нет, знаю! Это еще не конец. Ты же помнишь последние слова Кодекса?

— Смерти нет, — медленно произнес я. — Есть Великая Сила.

— Точно. Мы сами должны сделать первый шаг. Ты не сделал, ждал чего-то, и поэтому не растворился в Силе. Это тоже путь, но далеко не единственный, верь мне.

— Верю, Джове, — улыбнулся я ему, и получил улыбку в ответ.

— Теперь это и твое имя тоже. Можешь носить, разрешаю.

— Спасибо, — я рассмеялся против воли. — Мы теперь знаменитость, ты знаешь? Уверен, половина Ордена ждет не дождется захапать меня в падаваны Чтобы лично выбить из всю дурь. Я там немного покуролесил, не сердись.

— Будь осторожен Джове, — мальчик вдруг стал очень серьезным. — Опасайся мастера А’нзал.

— С чего бы? — я насторожился. — Мы же с ней договорились…

— Ты не понял. Она слишком близко подошла к Темной стороне. И от тебя просто так не отступится. Не позволяй ей манипулировать собой, Джове.

— Думаешь, стоит предупредить Нак Зиила? — нахмурился я, но мальчик только пожал плечами. Его призрачный силуэт начал постепенно бледнеть и исчезать.

— Это решать уже только тебе. И да прибудет с тобой Сила, Джове…

— Ага. И тебе не хворать, Джове.

Молочный туман Сна исчез. Я вдруг понял, что стою напротив какого-то устройства, похожего на небольшую буровую машину с вытянутым конусообразным носом. Та намертво вгрызлась в замерзшую воду где и застыла темной недвижимой тушей.

Я оглянулся через плечо. Тоннель там темный, свет почти не пробивается сквозь чудовищную толщу льда.

«Это когда это я до дна озера добраться успел? Вот тебе и видения…»

Но делать нечего, пришлось думать, как выбираться. Назад уже не пойдешь, одной Силе известно, сколько километров тоннелей придется преодолеть, чтобы найти путь назад. И это если я смогу выбраться из пещерного лабиринта. Что-то мне подсказывает, карту нам никто не дал только потому, что и сами джедаи понятия не имели настоящей протяженности ледяных пещер. Должно быть запустили «ледоройки», как я окрестил аппарат у себя под носом, и те в автоматическом режиме сами прорыли все ходы.

«А и впрямь, как, интересно, работает эта штука?»

Тщательно ощупав ледоройку, я не нашел никаких переключателей или управляющих панелей. Но оно и понятно. Лед бы быстро стер до нерабочего состояния все излишне выступающие части машины. Тогда перешел на духовное зрение и не удержался от смеха. Джедаи. Что еще сказать?

Ледоройка приводилась в действие течением Силы. Мне достаточно было раскрутить внутренний механизм, чтобы нос бура начал вращаться, а потом и краснеть от нагрева внутренних элементов. Вот только дальше копать не желала. Я решил помочь, слегка надавив Силой, и тут же ощутил некое препятствие. Бур словно упирался в невидимую упругую стену.

Но, как говорили у меня на Родине: ломать не строить. У вернувшейся памяти есть свои преимущества, и теперь я знал, откуда возникают все мои непонятные словечки и фразеологизмы. Как минимум больше не придется ломать голову, размышляя, что значит то или иное слово. Но главное — теперь я понимал, что буду стараться овладеть Силой и световым мечом еще усерднее. В прошлой жизни попасть в такую сказку было пределом моих мечтаний. И сегодня, сейчас, я точно не упущу своего шанса!

Ледоройка начала дымить плавящимся металлом бура, но я не сдавался. Наконец, лед, куда она вгрызалась, начал поддаваться. Сначала покрылся трещинами, а потом начал понемногу продавливаться в какую-то полую нишу, куда его выталкивали лезвия бура.

— Давай! — зарычал я, сопя от усердия и протянув обе руки, толкая ледоройку от себя. — Давай!!!

Бух!

Машина под грохот крошащегося льда ввалилась в какое-то куполообразное помещение. Точнее, так оно выглядело на первый взгляд. Я решил так из-за идеально ровных стен купола, когда встал на покрытый инеем камень. Но стены были просто-напросто спрессовавшимся за века льдом. Должно быть когда-то толщу воды удерживало какое-то силовое поле, но потом та превратилась в лед. А там или надобность в щите отпала, или просто закончилась энергия на его поддержание… Не знаю. Оглядевшись, я не увидел ничего, что могло бы служить его источником. Зато разглядел кое-что иное напротив себя, и часто-часто задышал, предчувствуя удачу. Кажется, оно!

Переливающаяся мягким белым светом друза кристаллов кайбера торчала прямо в центре ледяного купола, уходя корнями прямо в каменную поверхность дна озера. Я не спешил подходить к ней, хотя именно это и хотелось сделать. Меня звал через Силу один из кристаллов, я чувствовал каждой клеточкой своего тела. Ощущения прекрасные, но меня настораживало само положение друзы.

Я уже понял, что этот тот самый источник, о котором говорил привратник. Но меня волновал главный кристалл, от которого по камням расходись корни-кристаллы, исчезающие во льду. Слишком ровный, правильный. Будто кто-то не поленился и провел огранку. Хотя надо быть полным психом, чтобы пытаться придать форму кайберу. Привратник не зря предупреждал, что эти кристаллы крайне нестабильны. А уж Мощь, заключенная в головном кристалле, вовсе не поддавалась описанию.

Еще шаг. Зовущий глас моего кристалла стал громче. Решив кое-что проверить, прежде чем совать голову в пасть тигра, я выпустил щуп дара и робко маленькой формы кристалла, растущего у корней друзы. И тут же ощутил радость маленького существа. Живого.

«Привет, хозяин! — словно говорил он мне. — Почему ты так долго шел ко мне! Мне было так одиноко! И тебе тоже, я вижу!»

Я потер костяшкой большого пальца лоб. Вот и тетушка Шиза незаметно подобралась. Или нет? Что-то я не помню, чтобы привратник упоминал о разумности кайбера. Как раз наоборот. Или это не кайбер вовсе? Странно. По описанию похож.

Все же я рискнул подойти поближе. И тогда мой кристалл, устав ждать, сам прыгнул мне в руку на волнах силы. Я машинально сжал кулак, ощущая, как острые грани впиваются в кожу перчатки. Да так и было! Кристалл прогрызался сквозь мех, как живой!

В панике завопив, затряс рукой, но было поздно. Кристалл коснулся голой кожи ладони и… Не знаю, как описать точнее. Я словно шагнул в сторону и раздвоился. Сознание разделилось на два потока, как у дроида. Я стоял под ледяным куполом, рядом с головным кристаллом кайбера. И в тот же момент висел в каком-то другом месте. Но где бы оно ни было, я не мог там ни видеть, ни говорить. Только слышать, думать и, кажется… двигаться. Да. Только как-то странно. Ощущения были новые и ни на что непохожие. Один шаг Там равен шагу Тут… Ох, голова кругом. Трудно прикинуть точнее, но длина явно превышает расстояние в пределах планеты. Бред какой-то.

А вот кристалл в моем кулаке не разделял моей растерянности и пел от счастья. Он больше не был один! Кайбер нашел своего хозяина и теперь жаждал только одного. Обрести форму.

Я снял порванную перчатку, пристально вгляделся в полупрозрачные грани с легким налетом серебра.

«Вот почему так не хотелось брать себе рукоять для светового меча на складе Храма. Как чувствовал».

Ни один световой меч, сделанный на основе стандартных материалов, не способен принять подобный кристалл.