Альгонда замерла на месте. Не то чтобы зацепившееся за куст платье мешало ей двинуться — она просто окаменела от ужаса. Услышав крик охранника, который вовремя заметил пикирующую птицу, Филиппина присела на корточки между камнями и колючим кустом и закрыла лицо руками, в то время как охранник стал бегом спускаться, чтобы ее защитить. Увидев, что в нескольких дюймах от клюва ястреба пролетела выпущенная из арбалета стрела, Альгонда поняла, что второй охранник, оставшийся наверху, сейчас выстрелит еще раз. В то же мгновение к ней пришло осознание, что это ее черные мысли управляют птицей. Заглушая злость, душу наполнил страх. Страх панический — перед тем, на что она способна. Страх потерять Филиппину.
Эта последняя мысль Альгонды вернее, чем стрелы, от которых чудесным образом уворачивался ястреб, заставила его отказаться от своих намерений — он взмыл в небо и вскоре исчез из поля зрения. Охранник подбежал к Филиппине. Девушка так испугалась, что отказывалась даже поднять голову. Альгонда испытала глубокое чувство вины. Обретя наконец возможность двигаться, она подбежала к ним и присела рядом с госпожой.
— Все хорошо, он улетел, — прошептала она, не отдавая себе отчета в том, что плачет.
— Лучше бы нам вернуться в замок, мадемуазель Филиппина, — предложил охранник, украдкой поглядывая на небо.
Филиппина выпрямила торс, потом подняла голову.
— Это тот же, что и в прошлый раз? — спросила она испуганно.
— Не думаю, — попыталась успокоить ее Альгонда, но охранник был неумолим:
— Конечно он! Я оба раза его видел, поэтому знаю точно. На левой лапе у него не хватает одного когтя.
— А разве сокольничий его не поймал?
— Он не смог даже близко к нему подойти. Можно подумать, что в эту птицу вселился дьявол! Этот ястреб так долго не показывался, наверное, улетал в горы, что все успели про него забыть. Но мы устроим охоту, мадемуазель, и обещаю вам, он от нас не уйдет!
Альгонда помогла Филиппине подняться. Та поправила свой эннен, разгладила дрожащей рукой платье, из которого колючки кое-где вырвали клочки. Все еще бледная, с исцарапанными ногами, она обрела прежнюю уверенность.
— Давайте вернемся в замок. Я узнаю, есть ли тропинка получше этой, и мы вернемся, — пообещала ей Альгонда, которая никак не могла простить себе эту выходку.
По лицу ее все еще текли слезы раскаяния. Только когда Филиппина пальцем смахнула слезинку с ее щеки, Альгонда поняла, что плачет. Если бы только она могла попросить прощения, не открывая всей правды!
— Я так далеко зашла не для того, чтобы вернуться ни с чем! — решительно заявила юная дочь барона. И нежно улыбнулась Альгонде.
Филиппина обернулась к охраннику:
— Я так торопилась спуститься, что не подумала об этом сразу. Вы могли бы своими мечами проложить нам дорогу.
— Но из соображений безопасности…
— Эта птица не такая умная, как вы думаете. Она приняла мой эннен за добычу, вот и все. Вы ее прогнали. Она не вернется, я в этом уверена. Тем более что отсюда вы увидите, если она все-таки прилетит снова. Помогите нам спуститься к берегу!
Кивнув, он обнажил свой меч.
По прошествии нескольких минут, когда девушки оказались на топком, размытом дождями берегу, охранник получил приказ вернуться наверх. Цепляясь за выступающие из земли корни ольхи, он взобрался на тропинку, а девушки остались у гранитной скалы. У подножия ее, в середине небольшого озерца, виднелась воронка водоворота. Сегодня воды реки бурлили сильнее обычного.
Матье не мог думать ни о чем другом. Это стало его навязчивой идеей. Каждый вечер, как только на ристалище опускалась темнота и наставник отпускал его восвояси, он заходил к кузнецу, чтобы посмотреть, как закаляют клинок его обоюдоострого широкого меча. Его клинок. Он никогда и не мечтал иметь собственный меч. Он оказался очень способным в военном деле. Очень. Сир Дюма, который следил за его успехами, повторял это снова и снова.
И даже отец в этом убедился, увидев, как он атакует чучело. Конечно, зрелище это его не порадовало, но все-таки… Матье хотелось бы, чтобы Альгонда разделяла его воодушевление. Он понимал ее все меньше и меньше. За эти несколько недель она изменилась. Хотя, может, это он изменился? Ответа на этот вопрос не находилось, тем более что новое ремесло так занимало его ум, что искать его и не хотелось. Столько всего случилось за короткое время… Разом закончилось детство. Наверно, это и есть ответ. Ведь они с Альгондой всегда хорошо понимали друг друга, они крепко друг друга любят и будут счастливой супружеской парой. И только это важно. Со временем она привыкнет к тому, что ее суженый — воин. Тем более что теперь он стал намного счастливее, чем раньше.
Сегодня утром сир Дюма приходил сказать, что, учитывая его способности, на момент отъезда семейства барона в Бати он уже сможет занять место в его отряде. Барон, который тоже приходил на него посмотреть, похвалил его, сказал, что рад видеть его окрепшим и возмужавшим и добавил, что какой-нибудь слабак и не смог бы удовлетворить такую темпераментную девушку, как Альгонда.
На мгновение чело Матье омрачилось мыслью: откуда бы Жаку де Сассенажу знать, какой темперамент у его суженой? Но он так был уверен в Альгонде, что моментально отбросил это подозрение. Разве не сказала она, что барон всего лишь смотрел на нее? Девушка с такой чистой душой, да еще влюбленная в него, Матье, она просто не замечала, что пришлась по вкусу барону. Наверняка это и решило дело: его милость не захотел принуждать ее, поэтому нашел кого-то посговорчивей. И слава Богу, потому что он не смог бы смириться, узнай, что кто-то другой прикасался к ней, будь то даже сам король Франции! И горе тому, кто посмотрит на нее с вожделением! Он никогда не станет ни с кем ее делить. Никогда. Вот этот кинжал, с которым он так ловко научился управляться, научит уму-разуму самого надоедливого приставалу! И он засмеялся, счастливый осознанием собственной силы, один среди соломенных чучел, пропитавшихся влагой после дождей. Несколько крыс решили в них обосноваться, и когда он видел зверька, бегущего через ристалище, бросался за ним в погоню, как за врагом. Часто крысе удавалось спастись, но когда Матье насаживал бедного зверька на острие пики, он горделиво выпячивал грудь, словно петух над кучей навоза. Его новое ремесло было похоже на игру, на те игры, в которые они в детстве играли с Ангерраном, так что он радовался своей удаче и верил, что никогда не вернется к печи.
Потный от усилий, раздвинув чуть согнутые в коленях ноги, он запрокинул голову и глубоко вдохнул. Хотя он очень устал, упражняясь с самого утра, но отказался вернуться в замок с остальными охранниками, которые ушли два часа назад. Матье хотелось узнать, надолго ли ему хватит сил, хотелось стать выносливее, а может быть, стать лучшим из них…
Матье разжал пальцы, и клинок упал на траву.
Он раскидывал руки шире и шире, пока не почувствовал, как напряглись мышцы спины. Солнце стояло высоко, поэтому ему пришлось прищуриться. Он не хотел закрывать глаза, глядя на солнце, но через мгновение со смехом зажмурился. Как же хорошо! На сегодня хватит упражнений. Несколько минут он будет разминать натруженные мышцы, как его учили, потом умоется в реке, там, где они с Альгондой в первый раз занимались любовью. На их месте. Ему нравилась ее кожа, нравилось ее дыхание, нежность этого гнездышка меж ее раздвинутых в нетерпении бедер. Он любил приходить на это место и, устроившись среди камней, вспоминать обо всем этом до тех пор, пока сам не достигал пика наслаждения. Он беззаботно рассмеялся, почувствовав, что при одном лишь воспоминании об этом у него встал член.
Это так здорово! Да! Здорово ощущать, что жизнь переполняет тебя!
Филиппина не захотела присесть на грязный берег. Она взобралась на большой камень, омываемый рекой, на достаточном расстоянии от воронки, чтобы не было большого риска при падении.
— Иди сюда!
Альгонда повиновалась. По примеру госпожи она сняла башмаки, чтобы ледяная вода омыла оцарапанные ноги.
— Смотри, как тут здорово! — сказала Филиппина, постукивая пальчиками по камню.
— Я перед вами виновата. Простите! Не нужно было вести вас этой дорогой.
— Ты знаешь другую, правда ведь?
— Чуть дальше есть безопасная тропинка, — призналась, виновато пожав плечами, Альгонда.
Филиппина ласково приобняла ее и притянула к себе.
— Думаю, на твоем месте я бы тоже отомстила. Поэтому я и люблю тебя, моя Альгонда, что мы похожи больше, чем ты думаешь.
Филиппина прижалась щекой к щеке Альгонды, потом соприкоснулись и их пальцы.
— Я тоже вас люблю, мадемуазель Елена.
Признание, произнесенное очень тихо, почти неслышное в шуме потока. Очевидность. Взгляды девушек задержались на кружащейся воде. Несколько секунд полного взаимопонимания. Филиппина первой нарушила молчание:
— Так же, как Матье?
— Так же, как Ангеррана?
Юная дочь барона снова рассмеялась.
— Пусть катится к черту…
Она сильнее сжала пальцы Альгонды.
— Мне кажется, что женщины мне ближе, чем мужчины. Наверное, причина этого — годы, проведенные в монастыре. Я не понимаю мужчин. Они привлекают меня, я ощущаю приятное волнение, но достаточно мне подумать об этой мягкой штучке у них внизу живота, чтобы содрогнуться от отвращения.
— Она не всегда бывает мягкой…
— Правда?
— Ну, у Матье точно.
Обе прыснули. Филиппина слегка ослабила объятия чтобы чуть насмешливо посмотреть в глаза Альгонде.
— Это правда так приятно, как говорит Сидония?
— Лучше ничего быть не может, — не колеблясь ответила Альгонда, чувствуя, что ее щеки заливает румянец.
Филиппина скорчила недовольную рожицу.
— Значит, придется привыкнуть. Хотя после того, что я увидела у Филибера де Монтуазона, когда ухаживала за ним в монастырской лечебнице, признаюсь, в сказанное тобой мне верится с трудом.
— Это радость, а не обязанность, если следуешь зову сердца.
Глаза Филиппины блеснули, голос внезапно охрип.
— В том-то и дело. Мое сердце…
Альгонда закрыла глаза. Нападение ястреба на Филиппину лишило ее решимости, ослабило ее волю. Пусть случится то, что должно случиться. Сегодня. Завтра. Она не хочет больше позволять ненависти завладеть собой, не хочет подавлять свои чувства так, что они начинают душить ее. Единственным человеком, которого она все еще была намерена спасти от себя самой, был Матье.
Она ожидала нежного прикосновения губ, но услышала вскрик удивления. Альгонда инстинктивно проследила за взглядом Филиппины, обращенным на скалу. Глаза у юной баронессы были расширены от испуга.
Показавшись по грудь из воды, Мелюзина с ласковой улыбкой смотрела на них сквозь вуаль своих длинных белокурых волос. Она протянула руку, и Альгонда обреченно вздохнула. Она не ошиблась. К чему теперь сопротивляться? Уже слишком поздно.
— Идемте, — сказала она Филиппине, соскальзывая с камня.
Но испуганная и пораженная девушка не шевельнулась. Альгонда, став перед своей госпожой, взяла ее за руку.
— Не бойтесь, с вами ничего плохого не случится.
Филиппина помотала головой.
— Я боюсь. Она утащит нас под воду, и мы пропали.
— Верьте мне. Она просто хочет с вами поговорить.
Филиппина вздрогнула и подозрительно посмотрела на Альгонду.
— А ты откуда знаешь? Минуту назад ты говорила, что она вообще не существует.
— Тогда я все еще надеялась сохранить эту тайну.
Не желая больше ее уговаривать, Альгонда повернулась и пошла к фее. Филиппина несколько секунд сомневалась, но любопытство возобладало над страхом. Десяток торопливых шагов — и она догнала Альгонду.
— Дальше не идите, иначе вас унесет потоком, — предупредила их Мелюзина, когда они подошли достаточно близко, чтобы ее слышать.
Девушки остановились, прижавшись друг к другу. Вода доходила им до колен, течение было таким быстрым, что они с трудом удерживали равновесие. Пальцы Филиппины вцепились в руку Альгонды — так ребенок цепляется за руку взрослого. Того, кто знает. Но пока Альгонда ничего не знала о подлинных намерениях феи.
— Рада снова тебя увидеть, Альгонда. Ты выглядишь лучше, чем в тот день, когда я тебя спасла.
По трепету пальцев на своей руке девушка поняла, что этих слов феи хватило, чтобы успокоить юную госпожу и объяснить ей, почему Альгонда так спокойно отнеслась к появлению Мелюзины. На душе стало легче. Очевидно, Мелюзина не собиралась рассказывать о ее роли в исполнении пророчества. Фея посмотрела на Филиппину.
— Так значит, это для тебя открыли мою комнату!
— Я тут ни при чем, — пробормотала обескураженная девушка.
Хрустальный смех феи журчал, как вода в ручье. Юная дочь барона вздрогнула.
— Да я прекрасно это знаю! И не сержусь на тебя, дитя мое. Наоборот.
— Чего вы хотите от меня? — недоверчиво спросила Филиппина.
— Ничего. Хотя нет, я хочу, чтобы ты вечером, засыпая, вспоминала о том, что я — не вымысел. Эта комната много для меня значит. Там я была счастлива. Очень счастлива. И мне хотелось бы, чтобы ты знала, что она — особенная. Долгие годы я надеялась, ждала, что кто-то из Сассенажей осмелится нарушить запрет моего супруга. Я чувствую себя свободной с тех пор, как это произошло. И очень рада, что в свое время не дала утонуть этой взбалмошной девчонке. Это ведь ты, Альгонда, привела комнату в порядок?
— Да, — ответила та. Но объяснения феи ее не удовлетворили.
Она достаточно хорошо знала Мелюзину, чтобы понимать: поток слов — не более чем способ развеять подозрительность Филиппины и достичь своих целей. Оставалось только узнать, каких именно. Альгонда была уверена, что это рано или поздно случится. И словно в подтверждение ее мыслей фея сделалась сладкоречивой и патетической, какой предстала перед ней в их первую встречу. «Обманщица», — подумала Альгонда, в то время как Мелюзина ласково заговорила, вторя шуму реки:
— Ты бы ведь не старалась так хорошо убрать комнату, если бы мы не встретились тогда?
— Нет, конечно, — согласилась Альгонда.
Фея снова повернулась к Филиппине.
— Теперь ты понимаешь, почему оказалась здесь?
Страхи улетучились. Юная дочь барона кивнула.
— Вы хотите, чтобы это место сохранило свою душу.
— Вашу душу. С моей помощью.
— И я тебя за это отблагодарю.
«Ну вот, началось!» — подумала Альгонда, спрятав циничную улыбку. Фея стала слишком предсказуемой. Альгонда даже слегка расстроилась.
— Я легко читаю в твоем сердце. Ты все время думаешь о любви. Я хочу, чтобы ты узнала свою судьбу и смогла, если захочешь, с моей помощью изменить ее, потому что у меня, когда я была молодой, это не получилось. Запомни: из всех, кто окружает тебя, только Альгонда всегда будет тебе предана, потому что, предрекаю тебе, у тебя будет три супруга. Первый спасет тебя от бесчестья, второй тебя за него покарает, а третий тебя от него освободит.
Альгонда, ожидавшая услышать про турка и рожденное от него дитя, нахмурилась. Слова феи ее обескуражили.
— Но кого же из них я буду любить? — спросила ставшая вдруг мертвенно-бледной Филиппина.
Мелюзина начала медленно погружаться в воду.
— Никого из троих. Ты будешь любить другого, но от него тебе придется отказаться. Так же, как и тебе, Альгонда. В этом вы похожи. Ваши судьбы сходны. И вместе вы сможете бросить им вызов, — сказала фея и скрылась.
Девушки какое-то время стояли неподвижно, слегка подталкиваемые бурлящей у колен водой, и смотрели на озерцо, поверхность которого тоже была неспокойна. Альгонда пришла в себя первой и тут же задохнулась от ярости — она снова дала себя надуть. Двойной смысл, двойная игра. Эти туманные речи ее не касаются. Интересно бы знать, каким образом они связаны с пророчеством. Она досадливо передернула плечами. Удивительно, но с течением времени она все меньше трепещет перед Мелюзиной!
— Идемте! Теперь, когда она исчезла, вода в реке бежит еще быстрее. Если вы или я оступимся, нас унесет поток.
Помогая друг другу, они выбрались на берег.
— По-твоему, она сказала правду? — спросила Филиппина, присаживаясь на камень.
— Единственное, что я знаю, — она спасла мне жизнь Остальное мне безразлично, — призналась Альгонда, подбирая с земли свои башмаки.
— Тебе безразлично, что я буду несчастна?
Альгонда посмотрела на свою юную госпожу с улыбкой.
— Вы слишком красивы, чтобы навлечь на себя несчастье. Забудьте даже думать об этом.
— Но…
— Надевайте башмачки, мадемуазель Елена, и идемте. Времени прошло много, и мы вымокли так, что хорошо, если за целый день высохнем, — сказала Альгонда, протягивая ей обувь.
Филиппина вздохнула, сморщила носик, помотала головой, чтобы прогнать горькие мысли, потом подхватила мокрые юбки и подставила Альгонде ногу.
— Горничная, дорогая, неужто ты забыла, для чего пришла в этот мир? — спросила она со смехом.
— На мгновение — да, увы! — отозвалась Альгонда и, опустив глаза, стала надевать на ногу госпожи башмачок.
Садясь на лошадей, они заметили, что тучи успели опуститься совсем низко. Впереди, на западе, на фоне стального неба промелькнул зигзаг молнии.
— Над Бати бушует гроза, — сказал один из охранников и натянул повод, сворачивая на крутую тропинку.
Из-под копыт выскочило несколько камней и покатилось по склону прямо под ноги лошади Альгонды. Но животное не обратило на это никакого внимания. Через несколько минут она уже ехала по широкой тропе следом за Филиппиной и думала о том, что целью Мелюзины сегодня было связать их с Филиппиной общим секретом.
Они не успели проехать и четверти лье, как послышался стук копыт, и им навстречу галопом вынеслась группа всадников. Было очевидно, что они едут из замка. Один из охранников выругался за спинами девушек и ударил пятками в бока своей лошади, обгоняя их, чтобы первым встретить приближающихся верховых. Альгонда и Филиппина встревоженно переглянулись, прежде чем обернуться к другому охраннику, как раз поравнявшемуся с ними.
— Что-то случилось, — сказал он.
— Едем скорее! — решила Филиппина, пуская коня в галоп.
Встревоженная Альгонда последовала ее примеру, забыв, что до этого не пробовала ездить даже рысью. Группа всадников остановилась посреди дороги. Ее возглавляли барон и сир Дюма. Рядом с бароном Альгонда увидела сокольничего, и сердце ее сжалось. Она поискала глазами Матье. И не нашла его. Кровь моментально заледенела в ее жилах. Снова это мимолетное ощущение… Одновременно с Филиппиной она натянула поводья, и их лошади остановились рядом с остальными. Охранник как раз успел рассказать барону о том, как ястреб напал на Филиппину.
— Ты не ранена? — тотчас же спросил Жак, с тревогой осматривая дочь.
— Нет, отец. Но что случилось? В замке несчастье?
Жак де Сассенаж повернулся к Альгонде, но та уже знала. Прочла по смущенным лицам новых товарищей своего возлюбленного, которые, все как один, отводили глаза.
— Матье ранен, Альгонда.
Слезы покатились по щекам девушки, а Филиппина закрыла рот ладошкой, чтобы не закричать.
— Мы нашли его на ристалище. Он, как всегда, там упражнялся. Один.
— Я видел, как на него напал ястреб, но я был слишком далеко и ничего не мог сделать, — добавил сокольничий.
Тело Альгонды сотрясала конвульсивная дрожь. Это молчание вокруг нее, эти слова, застрявшие у нее в горле… Филиппина произнесла их вместо нее:
— Он при смерти?
— Нет. Хвала Господу, нет, но, боюсь, воином ему не стать, а ведь он так старался!..