XII

Бодрый и посвежевший, Олег вышел из душа. В номере было совсем темно. Придерживая одной рукой полотенце, обернутое вокруг бедер, он подошел к окну и приотодвинул плотную серо-серебристую штору. В тот же миг солнечный луч пронзил насквозь просторную комнату, как будто отрезал себе ломоть сливочно-медового пирога.

На постели зашевелилась хрусткая белоснежная простыня: Маргарита повернулась к свету и, сощурившись, захлопала глазами.

– Зачем так рано?

– Совсем не рано, любовь моя, уже почти девять.

Олег присел на край кровати, наклонился к Марго, полюбовался очертаниями ее кошачьего носа, изящной скулы. Коснулся губами чуть загорелого виска, втянул ореховый запах волос. На маленькой мочке вновь посверкивал прохладой бриллиантик. Олег каждый раз сходил с ума, когда переводил взгляд с этой нежной мочки на шелковистую шею, впадинку ключицы… Так захотелось уткнуться в этот душистый бархат и замереть. Но он только потерся носом об ушко жены и провел, едва касаясь, тыльной стороной ладони по золотистому плечу.

– Ой, ну ладно тебе, не сейчас, – Марго отстранилась.

– Могла бы и поласковей поприветствовать мужа. Особенно после вчерашнего. Я, между прочим, старался.

– А что уж такого особенного вчера произошло? – Марго села в постели и театрально вскинула бровь. – Мы просто вели здоровый образ жизни.


Опять за свое. Ну сколько можно повторять эту пошлость про здоровье и секс? Не иначе как услышала в какой-то программе для недалекой публики и теперь повторяет. Может, ей подкинуть мысль о любви, в которой каждый становится друг для друга зеркалом, и пусть «ее думает»? Поймет ли? Все ж Марго – удивительная женщина. Любая на ее месте сегодня ворковала бы и таяла. А она препирается. Но ничего, душа моя, я так просто не сдамся, вот увидишь…


– Если уж мы занялись здоровьем, то встаем и идем на завтрак.

– Завтрак до одиннадцати! Можно не спешить, – Марго сладко потянулась и упала набок, обняв подушку.

– Слушай, мне надо пораньше подойти в «Тадж-Махал». Хочу уговорить персонал отдать мне на хранение ноты Обухова. Да и оплатить номер не мешало бы.

– Так вот в чем дело! Опять деньги. Мои, между прочим.

Олег каждый раз диву давался, как у его жены получалось в мгновение ока превратиться из тающего в его объятиях котенка в ощеренную пантеру.

– А не потому ли ты вчера был такой ласковый? Чтобы сегодня опять залезть в мой карман?

– Ну это уж слишком, Марго. Ты знаешь, как я люблю тебя и на что готов ради тебя.

– Ага. Знаю. Особенно когда надо адвокату отвалить куш. Неужели нельзя было найти кого-то подешевле? Они же здесь сами на клиентов кидаются, и за меньший гонорар.

Олег нервно заходил по номеру, открывая и закрывая дверцы шкафов. Не мог вспомнить, что же он ищет.

– Ты жестока и несправедлива. К тому же прекрасно знаешь, что все эти деньги возвратные.

– Очень надеюсь, – буркнула Марго.

Она прошлепала босиком по прохладному мрамору к ванной комнате. Громко хлопнула дверью.

– Слушай, давай прекратим, – Олег повысил голос, чтобы его было слышно. – Я одеваюсь и иду вперед, на завтрак. Закажу тебе омлет и кофе, как ты любишь. Догоняй.

В ответ раздался бурный слив воды в унитазе.


Знак согласия. Ну и хорошо…

* * *

На завтрак Марго не пришла.

Заказанный Олегом для жены омлет остыл и сделался похож на коржик. В широкой чашке капучино пена опала и превратилась в белесую пленку. На этот раз Олег так и не увидел молочных усиков над чуть вздернутой верхней губой Маргариты.

За столиками уже несколько раз сменились постояльцы отеля. В конце концов зал для завтраков опустел и затих. Только редкие позвякивания приборов в руках официантов, собирающих посуду, обозначали утренний распорядок отеля. Не стало даже тихой музыки здешнего плейлиста из оркестровых обработок Фрэнка Синатры. Завтра окончен. Пора возвращаться в номер.


Неужели так обиделась на меня? И главное – за что?


Олег открыл дверь и с порога услышал сдавленные рыдания. Марго ничком лежала на кровати, уткнувшись в подушку. Отняла распухшее лицо от влажной наволочки и повернулась к Олегу.

– Я дозвонилась до отца…

Вид Маргариты Олега напугал. Тушь размазалась вокруг покрасневших глаз. Из носа текло. Волосы спутались и прилипли к мокрому лбу.

– Ну подожди, душа моя, – Олег присел на край кровати и попытался своим носовым платком вытереть лоб и нос жены. – Раз дозвонилась, значит, живой, а это главное. Все хорошо.

– Ничего хорошего! Ты просто не понимаешь… Даже не сказал, где он. И даже не спросил, как я, что со мной, может, мне что-то нужно. Может, я заболела? А ему все равно.

Марго зарычала, словно дикая раненая кошка, и снова упала в подушку. Олег осторожно гладил ее волосы, распутывал пряди. Он не признавался себе, но ему нравилось, когда жена беспомощна. Сразу хотелось быть сильным, великодушным.

– Знаешь, я бы не стал на твоем месте так убиваться. То, как поступил твой отец не только с тобой, но и с другими людьми…

– Но я-то ему не другая! Он же меня всегда обожал, баловал с детства!

Марго как будто не слышала Олега и бормотала будто в забытьи:

– Я была его принцессой, единственной. В обеденный перерыв он приезжал за мной в школу. Разыскивал повсюду, все телефоны обрывал, если мы с подружками загуливали после кино. Как приедет из командировки, первым делом щупает мой лоб, не заболела ли я тут без него. Это же мой папка! А каким он был Дедом Морозом! Ни у кого так не получалось…


Да уж, Дед Мороз, видимо, был знатный. Интересно, где он теперь со своим мешком нерозданных подарков?


Вдруг Маргарита вскинулась, мотнула руку Олега и резко села на кровать.

– А теперь что? Он не захотел со мной говорить! Ты только представь, он сухо сообщил, что у него все хорошо, и надеется, что у меня тоже. Видите ли, он надеется! И все. Отключился. И больше не ответил, сколько я ни набирала.

– Ничего, ну не поговорили, но жизнь-то длинная…

Олег не знал, как утешить любимую, попытался приобнять, но Маргарита вывернулась, уронив на пол халат, зашлепала в сторону ванной и с треском там заперлась.

* * *

– Я очень сожалею, мистер Якубов, но это невозможно. Мы не имеем права передавать вещи постояльцев без особого распоряжения.

Дежурный за стойкой, моложавый, из-за чего седые виски казались крашеными, терпеливо проговаривал правила.

– Но послушайте, – Олег уже закипал, – прошу вас, пожалуйста, это очень важно для моего друга… Более того, мистер Обухов сам попросил меня забрать его вещи!

– Очень вас понимаю, но…

– Ни хрена ты не понимаешь! – выпалил Олег по-русски, сдерживая себя, чтобы не подпустить словцо покрепче.

Менеджер, слегка прищурив миндалевидные, по-женски красивые глаза, продолжал кланяться и увещевать:

– Вы не должны быть так обеспокоены. Собственность наших гостей в полной сохранности. Даже если гость выехал…

– А кстати, до какого числа оплачен его номер?

– Одну минуту. Я должен посмотреть.

Олег окинул взглядом пустынный холл. Яркая, внушительных размеров композиция из экзотических цветов напоминала новогоднюю елку. Со стороны моря, по дорожке, выложенной гладкими камушками, к дверям холла неспешно приближалась пожилая пара. Похожи на англичан.

Поодаль, за вращающимся барабаном главного входа, прямо под широкий навес заехал белый лакированный шаттл с надписью на боку: "Taj Mahal Hotel – Airport". Боковая дверь отодвинулась, и из затемненного салона стали выбираться смуглые чернявые парни с разнообразными футлярами, от виолончели до трубы. Последней спрыгнула хорошенькая брюнетка с гладко зачесанными волосами. Она прижимала к груди небольшой черный чемоданчик. Флейта?

Олег не мог поверить глазам: передняя пассажирская дверь рядом с водителем открылась, мелькнула растрепанная шевелюра. Гонсалес! Выбираясь из минивэна, он умудрялся одновременно говорить по телефону, прижатому плечом к уху, и жестами давать указания своим оркестрантам…

– Сюит мистера Обухова оплачен по завтрашний день. Мистер Якубов, вы меня слушаете?

Портье переводил обеспокоенный взгляд с Олега на группу молодежи и обратно. Музыканты, увешанные багажом, шумные и смеющиеся, пытались преодолеть крутящиеся двери. На минуту входная карусель остановилась. Кто-то из парней застрял – это вызвало шквал смеха. Стоявший рядом с дверями швейцар бросился на помощь. Не сразу, но общими усилиями удалось пройти этот уровень.

Прорвавшиеся в фойе оркестранты тут же заполнили все пространство. Худой, похожий на экзотическую птицу парень с сине-зеленым попугайским хохолком и густой татуировкой на шее сбросил с острых плеч зачехленный барабан и сумку прямо в центре зала и плюхнулся на пухлый кожаный диван. Огромный гориллоподобный виолончелист, чей сломанный нос напоминал наполовину выжатый тюбик зубной пасты, поставил в сторонке женственный футляр с инструментом и стал тянуть из цветочной инсталляции белоснежную орхидею. Соседние цветы зацепились, свесились из вазы. Швейцар ринулся прекратить безобразие. Но музыкант уже протягивал цветок только что вошедшей девушке с маленьким чемоданчиком.

Наконец показался Гонсалес. Широко улыбаясь, дирижер раскланялся с растерянным швейцаром, повторяя: "Obrigado, muito obrigado".

Молодежь, побросав багаж у цветочной пирамиды, облепила аквариумную стену. Кто-то из парней постукивал пальцами по толстому стеклу, за которым переливались красным золотом перекормленные рыбины. Гонсалес, добавив в общую груду свои сумки, решительно направился к стойке. Узнал Олега, кинулся обниматься.

– Олег, как я рад! Помнишь Мадрид? Мы выступали вместе, какой был успех… И в Торонто! Или это был Монреаль?


Прилететь так скоро, да еще с такой группой поддержки… Что задумал Гонсалес? Прошел слух, что бразилец собирается наведаться в эти края и навестить Андрея в конце следующей недели. А за это время… За это время могло столько всего измениться. Должно было измениться.


– А ты-то что здесь делаешь??? – бразилец как будто вспомнил о главном.

– Музыкальный мир тесен. – Олег почувствовал себя помятым после брутальных объятий. – Мы с Андреем старинные друзья, вот пытаюсь помочь… Хотел было забрать ноты из его номера, по его же просьбе, так не отдают. Да и сюит надо бы продлить.

Гонсалес, размахивая руками, будто собираясь взлететь, перебил Олега:

– Okay, okay, сейчас все устроим, не волнуйся.

Тут энергичный бразилец развернулся к портье, улыбавшемуся профессиональной, но несколько съехавшей с лица улыбкой. С напором заявил: его музыкантам нужны номера, можно семейные, можно с дополнительными кроватями, он готов оплатить на несколько дней вперед сюит Обухова, там тоже можно разместить часть оркестра, и вообще – все они прилетели, чтобы выяснить правду о незаконном задержании маэстро Обухова.

– Вы, любезный, будете мне помогать, как и весь персонал отеля.

Подмигнув Олегу, Гонсалес продолжил:

– Мы здесь, чтобы добиться справедливости.

Портье за стойкой словно сделался меньше ростом. Нервно сцепив пальцы, он проблеял, что молодежи лучше остановиться в отеле «Эль Нуо Резорт», в двух шагах отсюда. Это одна сеть, один владелец, и шаттл музыкантов всегда подвезет. А для самого господина Гонсалеса у них есть подходящий номер, очень удобный, правда в дальнем крыле. С завтрашнего дня «океанский сюит» господина Обухова будет в полном распоряжении маэстро при условии своевременной оплаты.

Гонсалес выдрал из портмоне кредитку и сунул портье. Обратившись к Олегу, он заговорщически произнес:

– Я уверен, что в дело вовлечен местный криминал. Интересно, сколько они хотят.

– Нисколько, – развел руками Олег.

– В смысле? – повысил голос бразилец.

Кажется, он уже был готов наброситься на Олега с кулаками. Против всякой логики Олегу сделалось страшно.

– Андрея надо вытаскивать! Как можно скорее! Руки, его уникальные руки! Что с ними станется в местной тюрьме! – темперамент Гонсалеса сотрясал стены отеля.

Бразилец сыпал вопросами. Как все это произошло? Как Андрей вообще попал в массажный салон? Как узнал о заведении? Как забрел? Нужно немедленно найти людей, которые к этому причастны! Они за все ответят!

Дальше посыпались горячие ругательства на португальском, из которых Олег разобрал только слово "merda".

Обстановка накалялась. Постояльцы отеля испуганно косились на оркестр, который от аквариума перешел к диванам и, шумно перекрикиваясь, горстями поедая чипсы из пакетов, занял практически все лобби.

Олег, призвав на помощь все свои познания в английском, рассказал Гонсалесу, что он уже нанял адвоката, самого дорогого в этих краях. Адвокату удалось выяснить, что приглашение в салон передали Обухову в отеле: там был и адрес, и имя мастера-массажиста. Гонсалес, слушая Олега, придвинулся ближе к портье. Тот, похоже, держался из последних сил, чтобы не нырнуть под стойку. Женские красивые глаза трусливо забегали.

– Так это ты! – Гонсалес через барьер ухватил портье за лацканы пиджака и зашипел тому прямо в лицо. – Давай, выкладывай все, что знаешь!

От дверей в сторону ресепшена двинулся плотненький охранник, ростом по подмышку Гонсалесу. Портье замахал ему скрюченной лапкой – мол, все в порядке, все хорошо. Пролепетал: «Оkay, okay, я все скажу».

Да, записку Обухову передал он, и птичку, сувенир, поскольку имя массажистки Нок, что означает «пташка». На приглашении имелся адрес, и он тогда любезно объяснил гостю, как дойти до салона. А больше ничего не знает. Он только выполнял свои обязанности, передал то, что должен передать.

– Проведешь нас туда прямо сейчас, ты понял?

Портье торопливо закивал.

Гонсалес громко по-португальски обратился к музыкантам. Молодежь сразу притихла, некоторые встали с диванов. Дирижера слушали, как всегда, внимательно, почти с придыханием.

– Ребятишек пока оставим здесь, – обратился бразилец к Олегу, – вместе с Дианой, на нее можно положиться. С собой возьмем троих, самых надежных, и прихватим портье. Ты с нами?

Конечно же, Олег кивнул.

* * *

По раскалившемуся узкому тротуару шагала группа, чей странный облик мог удивить даже видавших виды местных жителей. Впереди плелся, пытаясь замедлить шаг при всяком удобном случае, бледный портье. Форменный пиджак он снял в отеле, остался в рубашке, недавно белой, а сейчас имевшей такой вид, будто ею мыли пол. Гонсалес безо всяких церемоний толкал его в спину, встряхивая еще больше растрепавшейся кудрявой шевелюрой. За ними следовал Олег, время от времени бразилец оборачивался к нему, выкрикивая что-то на португальском, как будто забывая, что Олег не знает языка конкистадоров. Процессию замыкали музыканты: помимо громилы-виолончелиста и барабанщика с ирокезом, Гонсалес взял с собой трубача, кряжистого парня с длинными обезьяньими руками, покрытыми буйным черным волосом.

Молодежь переговаривалась вполголоса, чтобы не слышал шеф. Проходя мимо магазинчика, барабанщик легко, привычным движением, прихватил из выставленного на улицу ящика хурму, подбросил, как виртуоз – барабанную палочку, вытер о штанину и впился крепкими зубами в сочный плод.

После поворота на старую, обсаженную зеленью улочку идти стало легче. Тень спасала от солнца, хотя и оно ближе к полудню постепенно заволакивалось дымкой. Но духота и жара не спадали. Через несколько минут показался белый, несколько обветшалый двухэтажный дом с деревянными колоннами и вывеской "Sun Beach Relax Center".

Здание выглядело мертвым. Никакого движения ни в окнах, ни за ажурной решеткой двери. Гонсалес насмерть придавил пальцем кнопку звонка-гонга и яростным взглядом обвел сопровождавших, как будто проверяя: все ли осознают важность происходящего. Внутри послышались торопливые легкие шаги. Дверь открыла тонкая хрупкая девушка. Несмотря на широкий нос и скулы, личико ее было миловидным. Аккуратная одежда и, кажется, хорошие манеры.

– Доброе утро, джентльмены, – наклонив голову, пропела она.

Не отвечая на приветствие, Гонсалес толкнул внутрь сначала девушку, затем портье – за шкирку, как худого щенка, – и вошел сам. За ним, набычившись, последовали оркестранты, похожие сейчас не на музыкантов, а на гангстеров.

– Нам нужна мастер Нок, я хочу с ней говорить, – громко и требовательно заявил Гонсалес, осматривая помещение.

– Это я… Желаете массаж? – любезно и как-то по-светски произнесла девушка.


Как необычно по сравнению с местными. Все, как правило, кланяются, сложив ладони под опущенным подбородком. А эта вопрос задает, а не почтение выказывает. Интересный экземпляр…


На слова о массаже Гонсалес зловеще ухмыльнулся.

Тем временем из глубины коридора вразвалочку, утиной походкой прошлепала на коротких ногах плотная круглолицая женщина:

– Вы кто такие? Что вам надо?

Девушка, назвавшаяся Нок, учтиво заговорила со старшей на местном языке. Ее интонация явно отличалась от той, что включалась здешним персоналом при разговоре с иностранцами.

Гонсалес выхватил из кармана джинсов во много раз сложенную газету. Растряхнул и ткнул пальцем в фотографию Обухова на первой полосе.

– Я желаю видеть мастера, который делал здесь массаж этому человеку, – насел он на женщину-утку. – Вы его знаете?

«Утка» взяла в руки газету, внимательно вгляделась в снимок, зачем-то перевернула вверх ногами и небрежно вернула Гонсалесу.

– Нет. Никогда его не видела.

Бразилец буквально взвился. Изрыгая португальские ругательства, он попер на женщину-утку, заставив ее попятиться к стенке.

– Нам все известно. Этот человек приходил сюда, к мастеру Нок. Если вы скрываете, значит, замешаны. Есть доказательство, приглашение из салона. Его передал вон тот портье.

Тут Гонсалес резко развернулся и удивленно вытаращился.

– Куда делся этот урод?

Портье словно испарился. Странно, что ни Олег, ни оркестранты не заметили, как он выскользнул из салона.

Тут «утка» приободрилась и заверещала. Ей надоело, что ее отвлекают, шумят, пугают клиентов. С нее хватит, она вызывает полицию.

Гонсалес еще больше распалился. Отлично! Он тоже вызывает полицию, и тогда сеньоре придется рассказать, как все произошло. Здесь явно замешан криминал! Тут «утка» изменилась в лице и попросила дать ей еще раз взглянуть на фото.

– Ну я, конечно, плохо помню…

В голосе ее, только что звучавшем резком и властно, послышалась растерянность.

Гонсалес снова сунул ей газету.

– Отсюда, из этого вертепа, мировую знаменитость Обухова увез полицейский наряд!

– Здесь приличное место… У нас солидные клиенты… – залепетала «утка». – Все это просто недоразумение… Да, кажется, был такой. Кажется, приезжала полиция. Может, кто-то пожаловался на вашего друга… Да, кто-то из гостей.

– Tudo! Basta! Мы идем в полицию.


Он испортит нам все. Еще один скандал, и наши планы полетят ко всем чертям. Его надо остановить.


– Послушай, Энрике, – Олег, стараясь быть миролюбивым и спокойным, с опаской обратился к Гонсалесу. – Нам надо действовать осторожно, нельзя в этой ситуации навредить Андрею… Эта страна чужая для всех нас, и нам не понять здешних порядков…

– Я знаю, что делаю, – прошипел бразилец в лицо Олегу.

Его глаза горели решительностью. Олегу пришлось отступить. Стало не по себе. Гонсалес как будто видел его насквозь.

Бразилец махнул рукой на выход, схватил «утку» за локоть и поволок на улицу. Та причитала и спотыкалась. Виолончелист для убедительности основательно шлепнул ее по откляченному заду. Другие двое двигались следом плотно, словно конвоиры.

– Покажешь нам дорогу.

* * *

Свернули с главного променада на тихую улицу. Сразу же за углом возникло приземистое здание с бетонными арками по грубому фасаду и нависающей над входом объемной пластиковой вывеской «PULISYA». На площадке перед участком – потрепанные грязно-белые полицейские седаны. Никого. Сонное, мертвое, покрытое пылью захолустье.

– Дальше не пойду! – заверещала «утка». – Сами разбирайтесь, без меня!

Гонсалес смотрел на участок как полководец, обдумывающий штурм. Оркестранты перебросились между собой и с шефом отрывистыми репликами на португальском.

«Утка», приседая, попыталась вывернуться, но бразилец держал крепко.

– Ну что, готовы? – Гонсалес оглядел своих верных помощников.

Меньше всего они сейчас походили на музыкантов. Словно бойцы спецподразделения, парни ждали распоряжений своего командира. Угловатый барабанщик быстро огляделся и мгновенно схватил валявшийся у раздолбанной обочины камень.

– Вы с ума сошли! – воскликнул Олег, чувствуя, как накатывает паника.

Гонсалес что-то рявкнул музыканту, и тот с силой швырнул булыжник в колючие заросли седого от пыли кустарника.

Команда, волоча осипшую бледную «утку», беспрепятственно прошла через стеклянные двери. Олег замыкал шествие. Он изо всех сил старался демонстрировать спокойствие, чтобы хоть как-то компенсировать ту решимость и агрессию, которые электрическими разрядами исходили от Гонсалеса и его подопечных.

Раскатистый голос бразильца мгновенно заполнил все казенное пространство холла, облицованного туалетной на вид пожелтелой плиткой.

Дежурный приподнялся из-за пластиковой стойки, брови его полезли на квадратный лобик, над лобиком заходила ходуном короткая смоляная челка.

– Нам нужно знать все о задержании господина Обухова, – Гонсалес, волоча женщину, как мешок, решительно направился к побледневшему офицеру.

– Кто вы такие? Предъявите ваши документы, – кукарекнул дежурный, одернув под ремнем поношенный кителек.

Гонсалес вытащил из нагрудного кармана рубашки карту-удостоверение.

– Я дирижер, Энрике Гонсалес из Бразилии, а это музыканты моего оркестра. Это Олег Якубов, известный российский пианист. Олег, у тебя есть документ?

Паспорт Олег обычно с собой не носил, но международные водительские права при себе имел, всегда и везде, на всякий случай. Опасливо вытащил из кармана льняных шорт бумажник.

Гонсалес нависал над опешившим дежурным и уже почти рычал:

– Мы выясняем обстоятельства задержания нашего друга, пианиста Обухова. Кто сообщил в полицию о его свидании с несовершеннолетней? Я хочу видеть этого человека! И задать ему много вопросов!

– Мы не даем таких сведений гражданским лицам. – Дежурный мельком глянул на карточки Гонсалеса и Олега и поспешил вернуть их владельцам. – Вам лучше покинуть помещение.

Сейчас дежурный напоминал юношу-перестарка, которого вызвали к директору школы за хулиганство. Он хорохорился, пытался изображать раздраженную невинность, не знал, куда девать смуглые ручонки, и что-то опрокинул у себя за стойкой – судя по звукам, телефонный аппарат. На подмогу ему уже спешил коллега, щуплый мужчина постарше. По бедру его, по заношенным и, кажется, заштопанным штанам хлопала кобура.

Гонсалес не унимался. Ручищи его, которыми он темпераментно размахивал, были готовы разнести и хрупкую стойку, и все остальное.

– Вы не смеете меня игнорировать. Я пойду к мэру города! Есть и более высокие инстанции! Найдется на вас управа!

Голос дирижера срывался на крик.

– Чтобы вы знали, сюда уже летит борт с журналистами из главных мировых изданий. «Эс-Эн-Би-Си», «Эн-Эн-Би» и остальные скоро будут здесь. Мы выведем вас на чистую воду!

Старший полицейский потянулся к плечу Гонсалеса, видимо, чтобы успокоить опасного визитера. Бразилец схватил пожилого за запястье и стиснул так, что тот присел. Бойцы-оркестранты восприняли этот жест как сигнал. Подскочивший горилла-виолончелист заломил руку полицейского за спину и уже собирался уложить лицом на стойку…

– Прекратите! – заорал не своим голосом Олег. – Энрике, да скажи же своим парням, в конце концов!

Набежавшие из глубины здания полицейские кричали что-то на местном. «Утка», воспользовавшись моментом, шлепнулась на задницу, шустро отползла и спряталась за спинами офицеров. Ее испачканный саронг перекосился, налившиеся кровью щеки гневно тряслись.

Коренастый трубач рванулся было за свидетельницей, но навстречу ему взлетели пистолеты. Музыканты замерли и, нехотя подняв руки, медленно попятились. Олег молил бога, чтобы этот инцидент поскорее закончился. Трубач неловко повернулся, задел барабанщика, и у того из заднего кармана брюк вывалился бумажник, смачно шлепнувшись о напольную плитку. Тут же щелкнуло несколько затворов: получившийся стоп-кадр теперь напоминал дешевый боевик. Офицер – видимо, главный здесь – махнул трубачу стволом, чтобы тот поднял бумажник.

Тем временем «утка» что-то верещала на местном, закатывала глаза, тыкала кривым пальцем в Гонсалеса. Полицейские налетели на бразильца, как шавки на медведя. Повисли на нем и впятером поволокли к дверям. Барабанщик попытался было стряхнуть с командира повисших мужчин, но получил мощный подзатыльник. Виолончелиста пихали в спину, осыпали пинками. Трубач сопротивлялся до последнего. Но объединенными усилиями гарнизон буквально вышвырнул его на крыльцо.

Олег вышел из участка самостоятельно, засунув кулаки в карманы шорт.

Музыканты были взбешены. У барабанщика крашеный хохолок растрепался. Он, морщась, потирал шею с татуировкой.

– И что теперь? Я же говорил, что это бесполезно! – Олег не мог скрыть раздражения. – Только разъярили местных, и теперь все двери для вас закрыты. Мой адвокат поведал бы вам больше, чем все полицейские, вместе взятые!

– Переведем дух и будем действовать дальше, – Гонсалес подмигнул своим потрепанным бойцам.

– Как?

– Поедем в тюрьму. Я потребую от администрации предоставить мне встречу с маэстро Обуховым! – Гонсалес оказался более настырным, чем ожидал Олег.

– Там свидания только раз в неделю. И сегодня, кстати, я должен встречаться с Андреем. Нам предстоит обсудить важные дела, которые касаются конкретных условий освобождения. А тут вы со своими дикими эмоциями!

Олег вспылил и тут же пожалел об этом. Но Гонсалес хватался за любую возможность.

– Вот и отлично! Мы едем с тобой.

– Зачем? Собираетесь брать тюрьму штурмом?

– Мы будем там играть. Да, мы с ребятами будем играть под стенами тюрьмы до тех пор, пока Андрея не отпустят.

Гонсалес, несмотря на полученную трепку, был доволен собой.

– А ты меня возьмешь на встречу с Андреем. Уверен, у тебя получится, – Гонсалес вновь пронзил Олега своим рентгеновским взглядом.

* * *

В пустынном фойе «Тадж-Махала» было тихо. Лишь приглушенные звуки фоновой музыки шли из невидимого источника – мелодии золотого свинга тридцатых. Олег отметил про себя хороший вкус гостиничного менеджмента.

Мягкая кожа дивана приятно холодила спину. Официант из лобби-бара, скрытого за аквариумом, принес и поставил на столик перед Олегом высокий стакан, в котором затихало шипение газировки. Олег перемешал трубочкой дольки лимона и звонкий лед, и вода зашипела с новой силой.

Надо сосредоточиться. Микроавтобус, заказанный у стойки ресепшена, уже у нового портье, должен подъехать с минуты на минуту. Сам бразилец решил ненадолго подняться к себе в номер. Оркестрантов отправили размещаться в отель поблизости.

Олег с недоверием посматривал на оставленные в холле инструменты. Гонсалес и его преданная свита его утомили. Их идея играть под стенами тюрьмы, пока не освободят Андрея, казалась Олегу безумием. Они точно сорвут ему все планы. Как минимум все усложнят.


Черт его принес, этого сумасшедшего! Мало того что сам наделал столько шума, так еще и грозит устроить международный скандал с помощью своих журналистов. Только репортеров нам здесь не хватало! С такой оглаской всего дела могут и головы полететь у начальства – и в полиции, и в тюрьме. Трудно представить, на что в этом случае придется пойти. Снова искать нужных людей, договариваться и платить? Тут никаких денег не хватит…


На площадке перед козырьком сделал полукруг и остановился ярко расписанный минивэн. Вернее, это был популярный в местных краях джипни – нелепый гибрид джипа и микроавтобуса. Широкий нос машины словно роднил ее с аборигенами. Впереди красовалась огромная эмблема «Мерседеса» и толстая защитная решетка, кустарно сваренная из хромированных труб. На золотистом корпусе сбоку извивался красно-черный дракон, изрыгающий пламя.

– О боже! – выдохнул устало Олег.

В тот же момент Гонсалес пружинистой походкой спустился по мраморным ступеням парадной изгибающейся лестницы:

– Ну что, успеваем? Ребята не подошли?

– Кажется, подходят…

Первые два музыканта, оглядываясь на разрисованный автобус и смеясь, ступили в крутящиеся двери.

– Сомневаюсь я, что мы поместимся в это экзотическое авто, – нахмурившись, проворчал Олег.

– Не переживай! – Предстоящие приключения как будто сильнее заводили Гонсалеса. – Еще не было такой ситуации, чтобы наш оркестр не поместился. Не забывай, бразилец от рождения и до смерти всегда чувствует локоть ближнего. Мы к этому привыкли!

Один за другим музыканты забирали свои инструменты и возвращались к огнедышащему дракону. Ни дверей, ни стекол в окнах – за исключением лобового – у этой экзотической машины не было. Для пассажиров в задней части кузова имелась широкая металлическая подножка. Вертикальные хромированные поручни были изготовлены из тех же труб, что и передняя решетка.

Первые энтузиасты поначалу бодро поднялись в автобус, заняли места на красных дерматиновых скамьях вдоль боковых окон, но вскоре стало ясно, что снаружи остались еще оркестранты. Парни попытались поменяться друг с другом местами. «Ирокез» спрыгнул со ступени и давал указания, кому лучше пробраться вглубь, а кому – зайти последним. Самый горячий спор вызвал корпулентный виолончелист со своим крупногабаритным грузом.

Флейтистка терпеливо наблюдала за всей этой суетой. Девушка казалась самой спокойной и разумной в этой компании.

– Видишь, ребята уже почти разобрались. Я поеду с ними, а ты располагайся с Дианой впереди, рядом с водителем. – Гонсалес хлопнул по плечу Олега и слегка подтолкнул к выходу из лобби.

Оркестранты в обнимку с инструментами вжимались друг в друга, кто-то садился на колени к соседу, кто-то – по-турецки в проходе.

Гонсалес велел Диане подвинуться ближе к водителю.

– А ты, – обратился к Олегу, – у нас штурман, будешь наблюдать за дорогой, смотреть в боковое зеркало.

Бразилец кивнул, тряхнул шевелюрой и утрамбовал собой набившуюся в кузов команду. Искоса Олег наблюдал за девушкой рядом и отмечал про себя ее аккуратность в манерах. На загорелых коленях, оттеняемых голубыми шортами, она держала чемоданчик с флейтой. Когда Олег взобрался на сиденье, она попыталась подвинуться, но было некуда. На лице вспыхнула улыбка:

– Hi!

Она права: это единственное, что можно сказать в таких обстоятельствах.

– Привет! Вы Диана? Меня зовут Олег.

– Очень приятно, – на ее смуглые щеки легла тень от ресниц.


Интересно, как девушки с таким невинным взором выживают в стране постоянного чувства локтя? Ведь их могут и задеть, и обидеть нечаянно. А судя по тому, что творится в кузове, там все ощутили не только локоть соседа, но и колено, и бок и все остальное… Черт, когда же это закончится?


Тем временем автобус-дракон уже бойко выворачивал на проезжую часть, и Олег, как автомобилист со стажем, переключил внимание на действия водителя.

Только сейчас он как следует разглядел человека за рулем. Сухопарый средних лет брюнет, он был одет, как большинство местных жителей, в светлую футболку и темно-серые хлопковые шорты по колено. Самым примечательным в его внешности были огромные оттопыренные уши.

Автобус быстро миновал курортную зону городка со всей ее туристической индустрией. Потом закончились и узкие пустынные тротуарчики вдоль спрятанных в лопушистых банановых листьях невзрачных жилых построек.

Олег взглянул на экран телефона. До времени свиданий оставалось больше полутора часов. Должны успеть…

Водитель повернул колесико громкости на допотопной запыленной радиопанели. Зазвучали бодрые песни – вовсе не восточные, как ожидал Олег, а будто из европейских довоенных киномюзиклов, только с текстами на птичьем языке. Шум сзади постепенно тоже набирал обороты, иногда прерываемый взрывами хохота. Тяжело нагруженный джипни подкидывало на всех неровностях дороги, особенно когда выехали на бетонку, и все же, как отметил Олег, трясло не так сильно, как когда он ехал на свидание к Андрею в изношенном такси.

Облачность немного спасала от зноя, но привычная духота не отступала. Только сейчас Олег сообразил, что нужно было из «Тадж-Махала» позвонить Маргарите. Мобильный телефон он старался в таких ситуациях не использовать. С другой стороны, вряд ли Марго будет беспокоиться, где он задерживается и почему не зашел в отель и не переоделся перед поездкой. Он машинально вытащил из кармана своих легких брюк телефон и проверил экран. За последние пять часов – никого.


Что ж, как можно предположить, отдыхает девушка, нежится у бассейна… Или в баре потягивает очередной бокал просекко. И правильно делает: в головку особенно ничего не берет, деньги всегда найдет – либо у папаши, либо у очередного поклонника… Стоп! О чем я думаю! Только не сейчас. Не отвлекаться… Сконцентрироваться на главном…


Из-за пыльных придорожных зарослей показались сине-зеленая кромка моря с небольшими барашками волн и исчезающая в дымке горная гряда противоположного берега бухты. Олег, как и в прошлую свою поездку, засмотрелся на этот пейзаж – символ жизненного круговорота в природе. Вспомнились гастроли в Японии, где принимающая сторона так щедро повозила его и российский оркестр по красивейшим окрестностям Камакуры. Море и курчавая растительность побережья роднили эти края…

Олег не сразу заметил в боковом зеркале догоняющий их фургон. Он напоминал старую «Газель». Фургон неумолимо приближался и мигал дальним светом, подавая какие-то знаки. Затем резко и громко засигналил. Поскольку на трассе редко попадались автомобили – если только на встречке, – стало понятно, кому адресованы эти звуки.

Олег внутренне подобрался, готовясь к очередной пакости судьбы.

Кто это? Кому во что бы то ни стало нужно остановить всю их честную компанию? Полиции? Местным бандитам-решальщикам? Или они там сейчас вместе – объединили, так сказать, силы?

Тем временем агрессивно настроенный фургон обогнал микроавтобус с музыкантами и, включив аварийки, стал тормозить: их явно просили остановиться.

У Олега взмокли ладони, по спине пробежала предательская капля пота.

Джипни приткнулся к обочине. Дверь фургона сдвинулась. Показался высокий, европейской внешности, немолодой мужчина с длинными прядями седых волос: на его груди красовался мощный фотоаппарат с огромным объективом. Следом спрыгнула миловидная худощавая женщина в темных очках на пол-лица. К ним уже бежал, встряхивая шевелюрой, Гонсалес. На ходу он помахал Олегу, чтобы тот тоже шел к фургону.

Снова горячие объятия, словно эти люди знают друг друга всю жизнь.

– Я же говорил, что они уже едут! – Бразилец повернулся к подошедшему Олегу. – Знакомься, это Майкл, знаменитый фотограф из «Си-Эн-Си», мой старинный друг, между прочим, а это его коллега Сьюзан… Никто не делает таких ярких репортажей о музыкальных событиях, как она! Друзья, уверен, Олега Якубова, пианиста из России, вы знаете не хуже, чем остальной мир…

Сьюзан протянула Олегу крепкую сухую руку:

– С нами в машине еще французские и итальянские коллеги, так что зададим им всем перцу, – журналистка явно была во всеоружии.

– Итак, сверим часы, – Гонсалес посерьезнел. – Ехать нам еще около пятнадцати километров. Там я попытаюсь сразу же прорваться на встречу с Андреем, у Олега с ним свидание, я присоединюсь. Неважно, кто окажется на месте первым. Сразу же начинаем каждый свое, мои ребята – играть, вы – вести репортаж с места событий. Цели ясны? Тогда вперед!

* * *

– Декалот! Конечная! – прокричал ушастый водитель.

Похоже, это был ритуал, доставлявший ему удовольствие.

Олег подал Диане руку и помог спуститься. Оркестранты спрыгивали с задней подножки. Гонсалес непрерывно выяснял что-то по телефону и одновременно давал распоряжения подопечным. Они выглядели несколько растерянными. Но понадобилась буквально пара минут, чтобы ребята перестали озираться и перешли к делу. Надо было расчехлить инструменты и выбрать для оркестра самое правильное место на площади.

Фургон с журналистами опередил джипни с музыкантами. Репортеры расставляли камеры на треногах, ожидая событий, которые им обещали. Рядом вертелись любопытные чумазые мальчишки.

Перед проходной тюрьмы, у зарешеченной двери, уже выстроилась очередь из тех, кто ждал свиданий. В основном это были местные, чаще – женщины, кто-то из них привел детей. В руках у многих – пакеты и сумки с провизией и вещами. Женская трескотня раздавалась на всю округу. Люди добирались сюда издалека, редкими утренними автобусами. Расписание островного транспорта особо никого не баловало, а пока ждешь назначенного часа, всегда найдется, о чем поговорить.

Музыканты уже пробовали инструменты. Местные волокли для них колченогие стулья и дощатые ящики. Оркестр образовал полукруг, и парни внимательно смотрели на Гонсалеса, который никак не мог закончить разговор с Майклом и Сьюзан, видимо, о чем-то важном.

Наконец Гонсалес подошел к Диане и за руку вывел на место дирижера.

– Сегодня ты во главе оркестра. Все будут тебя слушать.

Он обвел парней взглядом, не терпящим возражений. Но возражать никто и не думал. Многозначительным жестом Гонсалес вручил Диане дирижерскую палочку. На смуглых щеках флейтистки проступил румянец, но девушка в тот же миг взяла себя в руки.

– Спасибо, Маэстро, – она изобразила нечто, похожее на легкий книксен. – Начинаем с «Набукко»? Как и договаривались?

– Да, Диана, с богом!

Она повернулась к оркестру и громко объявила:

– Начинаем с Верди, потом самба, потом танцы Альбениса.

Парни переглянулись. Но приготовились точно так же, как если бы указание исходило от Гонсалеса…

Какие-то два мужичка из местных подтащили Диане ящик, сколоченный из грубых неструганых досок.

– Вот это правильно! – одобрил Гонсалес и помог девушке взобраться на этот варварский постамент.

Вокруг стало необычно тихо. Угомонились тетки из очереди к проходной. Журналисты направили камеры на оркестр. Все замерли в ожидании.

Диана взмахнула палочкой. Скрипки и духовые заиграли как-то исподволь, словно кто-то из звуков замешивал тесто. Потом грянули аккорды. И полилась гордо над всеми "Va, pensiero", «мысль на золотых крыльях…».

– Она учится на дирижера? – обратился Олег к Энрике, с удивлением наблюдая за уверенными движениями юной оркестрантки.

– Чему она только не учится! Все, что ни спроси, все знает, удивительно музыкальная барышня, – в глазах Гонсалеса читались восхищение и почти отцовская гордость.

Музыкантам подносили ящики и стулья, пластиковые низкие табуретки. Все старое, колченогое, кривое, испачканное краской – видно, побывавшее уже и в ремонтах, и на свалках. Виолончелист чуть не рухнул вместе с облезлым стулом, у которого подкосились ножки, но вовремя ухватился за соседа. Барабанщик с ирокезом ловко задвинул под себя широкий устойчивый ящик, чувствуя себя увереннее всех.

Толпа аборигенов все плотнее окружала оркестрантов. Из мегафонов, укрепленных на тюремной стене, время от времени раздавались непонятные, но грозные призывы: очевидно, требования разойтись. Кое-кто нерешительно оглядывался.

Но вот громкоговорители, как по команде, замолчали.

Вердиевский хор в переложении для оркестра, несмотря на ограниченный состав инструментов, звучал напористо, дерзко и с каждым тактом набирал обороты, приближаясь к фортиссимо. Телерепортеры жадно хватали камерами нарастающее волнение, идущее от музыкантов к толпе и обратно.

Не успели смолкнуть аплодисменты, как вторым номером зазвучала самба. Сначала ударные, потом духовые, потом скрипки подхватили настроение и ритм.

Музыка пульсировала страстно, призывно. Толпа заколыхалась. В ней зарождалось движение. Сперва робко, потом все напористее, захватывая все больше людей. Между собравшимися на площади стали исчезать различия. Бразильцы теперь походили на местных, местные – на бразильцев.

Женщины в своих блеклых саронгах и застиранных блузках закачали бедрами. У кого-то в руке возник веер, у кого-то зонтик. Две почти одинаковые девушки, как будто сестры-близнецы, достали легкие полупрозрачные платки.

Толпа расступилась, и на стихийный танцпол вышли «близнецы» и другие плясуньи. Поначалу они пытались соблюдать размеренную ритуальность традиционного танца, но темперамент горячей самбы поглотил их полностью. И вот уже девичьи руки взмыли, словно крылья неведомых птиц. Затрепетали платки и веера. Кисти рук каллиграфически вычерчивали невидимую восточную вязь. Красно-золотистый зонтик рисовал в воздухе причудливые дуги.

Танец был в разгаре, когда в центр круга вбежали два местных парня с бамбуковыми шестами. Они сели на корточки и стали ритмично сдвигать и раздвигать шесты на пыльных бетонных плитах. Женщины, приподняв саронги, ловко подпрыгивали над щелкающим бамбуком, точно попадая в просвет. Олегу это напомнило далекое московское детство: весенние каникулы, девчонки скачут на солнечной стороне двора через резиночку.

Те, кто не танцевал, хлопали в такт и выкрикивали что-то ободряющее. Матери кружили маленьких детей на руках. Мальчишки постарше шныряли в толпе, проскальзывали между танцующими, усиливая сумятицу и ажитацию. Гул нарастал. Музыканты добавили жару. И в кульминации вскочили со стульев и ящиков и сами стали подтанцовывать. Кряжистый трубач буквально жонглировал своим инструментом. Скрипачи подбрасывали и ловили в воздухе скрипки. Барабанщик отжигал на установке, выкрикивая что-то про самбу. Атмосфера накалилась до предела. В последнем аккорде, под звон тарелок, слились все – музыканты, танцоры, те, кто визжал и хлопал.

Даже когда последний аккорд умолк, тишина на площадь не вернулась. Слышались хохот, вскрики, танцоры и зрители делились впечатлениями. Вдруг по толпе словно прошла отрезвляющая волна. Надо было возвращаться к реальности. Люди потянулись в сторону проходной.

Олег посмотрел на часы и обратился к взмыленному Гонсалесу – казалось, тот играл, дирижировал и танцевал больше всех.

– Нам тоже пора.

Серая дверь с зарешеченным окошком открылась, и очередь медленно, семеня и переваливаясь, стала втягиваться внутрь.

Олег и бразилец направились в хвост, но женщины замахали руками, показывая, чтобы те сразу шли к двери. В будке виднелся дежурный в поношенной серо-бежевой форме. Ему все протягивали карточки и называли имена тех, к кому пришли на свидание. Олег и Гонсалес сделали то же самое. Дежурный записал в затертой амбарной книге их имена и вернул документы.

Они оказались во дворе. На суровых стенах из старых ноздреватых бетонных плит виднелись никогда не высыхающие разводы плесени, а местами – коричнево-зеленый мох. В углу увядал старый куст банана.

Одна узкая створка-дверь здания тюрьмы была распахнута. Окна, смотрящие во двор, зияли темнотой – без стекол, только грубо приваренные к толстым стенам решетки.

На площади раздались первые звуки «Испанского танца» Альбениса. Как странно было слышать здесь это нежное танго, которое старательно выпевали скрипка и виолончель. Один мир вторгался в другой. Мягкая мелодия, хотя и преодолевала колючую проволоку поверх забора, но как будто ранилась о шипы, кровоточила и жаловалась.

* * *

Олег и Гонсалес последовали за всеми в гулкий влажный коридор. Шаги эхом отражались от голых гладких стен. За дальней дверью открылся квадратный зал с низким потолком и линией столов, разделенных плексигласовой перегородкой. Кое-кто уже разговаривал со своими близкими, пригнувшись к отверстиям, прорезанным в мутном плексигласе. К Олегу и Гонсалесу подошел офицер и жестом показал на выход в другое помещение.

За дверью обнаружилась комната поменьше. Здесь стояло только три стола, все разные, но все так же разделенные казенным плексигласом. Оргстекло, правда, выглядело поновее, но разводы от грязной тряпки роднили его с окружающей обстановкой.

Как только Олег и Гонсалес присели на шаткие дерматиновые стулья, ввели Андрея. Изможденный, осунувшийся, в давно не стиранной майке, он имел жалкий вид. И прежде не отличавшийся прямой осанкой, теперь Андрей еще сильнее вжимал голову в плечи и сутулился.

Энрике бросился к Андрею с объятиями.

– Мой дорогой друг!

– Энрике? Ты здесь откуда? Олега-то я ждал… здравствуй, дорогой…

Охрана тут же разъединила друзей. Андрея шатнуло в сторону, у него подкосились ноги, он чуть не упал. Его усадили по другую сторону стола за перегородку.

– Принесите воды! – грозно крикнул бразилец охраннику.

Тот поспешно вышел из комнаты.

– Ты в камере слышал музыку? – напористо спросил Гонсалес. – Это мы. Со мной мои ребята. И Диана. Ты помнишь Диану?

– Диана…

Андрей как будто увидел перед собой привидение, глаза его неподвижно уставились в какую-то точку. Вдруг спохватился:

– Но это невероятно! Вам разрешили здесь играть?

– Сначала вроде как не разрешали, но потом заткнулись. Видно, поняли, что так просто от нас не отделаться.

Вошел охранник, поставил перед Андреем пластиковый стакан с водой и встал у двери, испуганно оглядываясь на гостей.

– С нами еще и журналисты с главных мировых каналов. Я их пригласил сделать репортаж, рассказать, что здесь происходит на самом деле.

Олег незаметно вытер со лба едкий пот.

– Есть, конечно, и среди журналистов злобные недоброжелатели, которые видят ситуацию по-своему. Но они нам не конкуренты. Правда, Олег?

Олег угрюмо кивнул, поглядывая исподлобья то на Андрея, то на Гонсалеса, который его все больше раздражал. И, как назло, Иван застрял в Москве, хотя должен был прилететь неделю назад.

– Энрике, послушай, давай по делу. Время здесь летит быстро. И мы можем не успеть сказать главное.

– Ты прав, – Энрике переключился мгновенно. – Прежде всего я должен тебя спросить, Андрей, хочешь ли ты что-то заявить журналистам? Прямо сейчас.

– Я – журналистам? – Андрей растерялся. – Ну разве что рассказать всему миру, какой я болван. Это можно, это запросто…

Он хлебнул из стаканчика и потянулся, саркастически улыбаясь.

– Андрей, серьезно, по сути произошедшего, – продолжал настаивать Энрике.

– По сути Олег мне обещал сегодня новости от адвоката. Удалось встретиться с заявителем? Поговорить с девчонкой? Узнать хоть что-то новое? – Андрей смотрел на Олега со слабой надеждой.

Олег покачал головой и отвел взгляд.

– Прокуратура возражает. Настаивает, что такая встреча может повлиять на исход всего дела в целом. Но я дозвонился до Елены Васильевны…

– И как она? – Андрей опять вжал голову в плечи.

– Говорила бодро, просила не волноваться, у нее все хорошо…

– И ты поверил?

Андрей хмыкнул и отвернулся. Прячет слезы?

Гонсалес решил вновь завладеть ситуацией.

– Андрей, мы можем рассказать журналистам об условиях содержания. Попробовать добиться съемки внутри здания тюрьмы! У тебя есть претензии к тому, как тебя здесь содержат?

Андрей немного помолчал.

– У меня есть претензии. Записывай.

– Минуту.

Гонсалес достал из кармана рубашки сложенный лист бумаги, похожей на квитанцию из отеля, щелкнул ручкой и приготовился.

Андрей начал перечислять. Антисанитария. Духота. Отсутствие вентиляции. Постоянное выключение воды в камере. Невозможность добиться прогулок – иностранцев не выводят в общий двор, вроде как берегут от агрессии со стороны местных. Отсутствие банных и постирочных дней, которые предоставляются другим заключенным. Отвратное качество пищи! Острый рис и тухлая рыба уже сделали свое дело. Желудок болит не на шутку.

– Тухлая рыба?! – Энрике как будто подбросило на стуле. – Ну уж нет, я этого так не оставлю…

– А по сути дела тоже хочу заявить, – Андрей говорил все увереннее, ему уже не казалась бессмысленной затея бразильца. – Я не преступник, я жертва. Меня опоили в массажном салоне каким-то подозрительным зельем. Я знать не знаю ту девчонку, что оказалась рядом со мной. Это какая-то чудовищная провокация, подстава. И цель ее мне неизвестна. Деньги? Может быть. Но пока это неочевидно. Считаю мой арест незаконным. Мое здоровье подорвано. И будет только хуже. Ты успеваешь, Энрике?

Бразилец строчил мелким почерком.

– Да, здоровье…

Почти вся страница была исписана.

Олег хотел провалиться под землю, заткнуть уши, убежать.

– Мои запястья болят от наручников. Боюсь, руки не восстановятся окончательно. Они больше всего меня беспокоят…

Андрей как-то резко обмяк и замолчал.

Дежурный посмотрел на часы и объявил, что свидание закончено.

– Мы тебя отсюда вытащим, все причастные понесут наказание, – провозгласил бразилец.

Двое охранников уже выводили Андрея из комнаты, а Гонсалес кричал им вслед:

– Мы будем приезжать сюда каждый день и играть до тех пор, пока тебя не выпустят. Ты слышишь, Андрей?

* * *

Толпа на площади несколько поредела. Те, у кого закончились часы посещений, потянулись к автобусной остановке, что была неподалеку. Оркестранты укладывали и зачехляли инструменты. Журналисты кучковались под старой лохматой пальмой. Кто-то говорил по телефону, кто-то курил. Операторы просматривали отснятый материал.

Гонсалес вышел в центр, вскочил на ящик и развернул перед собой листок с недавней записью:

– Друзья, я сейчас зачитаю вам заявление Андрея Обухова, которое он только что настоятельно попросил передать общественности.


Каков артист? Надо же, и «попросил», и прямо-таки «настоятельно»…


Олег стоял рядом и готов был рычать от злости. Неужели из-за этого необузданного латино сорвется весь план? Он, нервничая, вытащил из кармана шорт телефон и стал бездумно листать звонки и сообщения. Но, как и раньше, увидел только рекламно-зазывные эсэмэски о супервыгодных тарифах роуминга.


Надо срочно найти Ивана. Где он, черт возьми, застрял? Еще неделю назад обещал вернуться… И даже не звонит.


Перед Гонсалесом уже столпились журналисты, протянули к нему микрофоны. Операторы с камерами на плечах образовали полукруг. Бразилец, вскинув руку, начал с главного: российский пианист Андрей Обухов считает себя жертвой, а не преступником. Врожденный артистизм позволил Гонсалесу не только эмоционально зачитать по пунктам все претензии Андрея к тюремной администрации, которая ведет себя возмутительно, но и эффектно выстроить речь. Накал нарастал постепенно, возбуждение вновь пошло волной по площади. Кое-кто из местных стал возвращаться к скоплению репортеров вокруг неистового человека, чья страстная энергия заражала буквально всех. Неприемлемая пища, испорченные руки, угроза здоровью – все это прозвучало в конце как открытый призыв к освобождению незаконно задержанного музыканта.

В кармане завибрировал телефон. Почему-то звонка Олег не услышал. Наверное, из-за уличного гула. Толпа вновь сгущалась. Пламенная речь привлекала зевак.

На экране высветилось «Ельцин». Ну наконец…

– Ты куда пропал? – Олег отвернулся от главного действующего лица и сделал несколько шагов в сторону.

– Никуда я не пропал, – Иван говорил необычно напористо. – Мы не могли группу собрать. Я вам звонил и на мобильный, и в отель, но связь и в двадцать первом веке оставляет желать лучшего. А ваш хваленый роуминг…

– Ты где? Ты в курсе, что здесь происходит? – Олег не собирался обсуждать проблемы международной связи, хоть с роумингом, хоть без.

– В курсе… к сожалению. Я в отеле, в том же, рядом с вами. И только что увидел репортаж по «Эс-Эн-Би-Си»… Короче, не нравится мне все это.

– Что «это»? Ты о чем?

– Я о том, что мы губим человека. Вы об этом хоть иногда думаете? О его руках, например…

– Представь себе, думаю! Надо было приезжать раньше. И вообще, это не телефонный разговор.

Олег с нетерпением поглядывал в сторону журналистов, где Гонсалес, патетически зачитав перед камерами официальное заявление, теперь обсуждал что-то в частном порядке.

– Ладно, – Иван явно хотел закончить этот спор. – Сейчас мне надо передать группу в руки местного сопровождающего. У них ознакомительная экскурсия, ужин и все такое. Вечером освобожусь и буду ждать вас в нашей «Орхидее».

– Во сколько?

– Не раньше восьми. А лучше в половине девятого. Если что, я позвоню… или напишу.

– Ну да, тебя дождешься, – буркнул Олег, но Иван уже отключился.

* * *

Заросшая лохматой зеленью улица уже приобрела благодаря фонарям характерный густо-желтый оттенок – сизые сумерки угасли, и в права вступала душная черная ночь. Олег устремлялся к бару «Орхидея», Маргарита, едва поспевая, цокала за ним.

– Ты уверена, что тебе стоит присутствовать на этой встрече?

– Ну конечно уверена, дорогой. Должна же я знать, что вы там дальше затеваете и как распоряжаетесь моими деньгами!

Марго сегодня тоже случайно увидела репортаж на большом экране в баре отеля, где решила немного передохнуть с коктейлем после бассейна. Ближе к вечеру один и тот же сюжет крутили уже почти все доступные здесь каналы. Показывали, с каким воодушевлением играет молодежный оркестр из Бразилии, пусть и в малом составе. Гонсалеса камеры брали всегда крупным планом, отчего его шевелюра казалась еще более кудрявой и взлохмаченной. Бразилец зачитывал заявление заключенного пианиста, будто магнитом притягивая слушателей на площади и перед экранами. Некоторые репортеры добавили короткие интервью с местными жителями, навещавшими в тюрьме своих родных. Самые смелые и активные жаловались на плохие условия содержания и коррупцию.

Нельзя сказать, что Маргарита была расстроена из-за ситуации, выходившей из-под контроля. Вряд ли она вообще задумывалась. Но интуитивно понимала: шумиха может повредить делу. А в этом деле у нее свой интерес. Все окружающее ее раздражало, как всегда. Об этом она и не преминула заявить Олегу, как только тот вернулся в отель. Он попытался успокоить ее поцелуем, но Марго ловко увернулась, сообщив, что от него несет тюремной камерой. Потребовала, чтобы он срочно отправился в душ. Олег чувствовал себя школьником перед старшим воспитателем. И вот теперь Марго увязалась на важную встречу, где Олегу лучше бы сохранять выдержку.

Однако супруга так его завела, что бесили и вычурные орхидеи на клумбе, и фигурно подстриженные кусты, которые подчеркивали порядок и ухоженность этого места, но сегодня казались какой-то нелепой зеленой мебелью. И что-то здесь как будто стало по-другому. Олег не мог понять, что именно. То ли изменилось освещение, то ли другие ротанговые столики и кресла стояли в саду. Он пытался вспомнить, сколько времени прошло с тех пор, как они втроем здесь встречались. Недели две-три? Или больше? Неужели месяц? Ну почти…

Сегодня бар пустовал. Заняты были всего три-четыре столика. Все же сезон не самый популярный для этих мест, середина декабря. Наверное, ближе к Рождеству и Новому году народу прибавится.

Ивана они разглядели, как и в прошлый раз, в дальнем конце сада, он явно старался обособиться от остальных посетителей, насколько это возможно. Из колонок раздавалась приглушенная восточная музыка в современной обработке.


Ну хоть так. Не будет мешать разговору, а может, ненавязчиво защитит от лишних ушей…


Олег в который раз отметил свою чувствительность к звукам. Наверное, это профессиональное, но иногда такая восприимчивость по жизни мешает. Интересно, каково сейчас Андрею, который, насколько он помнил, был еще более уязвим в этом отношении. Он не терпел ни фальши, ни пошлости, ни глупости в музыке, как бы странно это ни звучало. Да-да, именно глупости. Как будто все несовершенство этого мира явлено ему через звуки. И кажется, Олег его понимает…

Когда подошли вплотную, Иван тяжело привстал из-за стола. Олег и Марго замешкались, не зная, кому и где сесть.

– Мне надо видеть не только вас, но и других гостей, и вообще весь этот сад, – заявила Марго, занимая лучшее кресло. – Хоть как-то поразвлекать себя немного, а то умру от скуки.

На «добрый вечер» Ивана Марго капризно повела плечом и вместо кивка медленно моргнула. Иван сделал вид, что не заметил ее раздраженного высокомерия.

– Привет, – Олег протянул руку. – Неужели мы опять опоздали?

– Неважно, – Иван ответил пожатием и сел.

– Интересно, салаты у них тоже с орхидеями? – Марго сощурилась в заламинированное меню. – Между прочим, я голодная.


Удивительное свойство у человека – в любой ситуации перетягивать внимание на себя. Хоть рухни здесь и сейчас весь мир, моя любовь будет придирчиво перебирать блюда в списке, выяснять, что положили в соус, и говорить о себе…


Подошел официант. Марго долго выспрашивала, что именно они кладут в тот или иной салат, как сильно поджаривают баклажаны, не слишком ли острая заправка. Надо отдать должное терпению и корректности молодого человека. Он ответил на все вопросы и принял заказ. После этого Олегу уже совсем ничего не хотелось, но голод он ощущал, и сильный. Он ткнул наугад в меню, попросил минеральной воды со льдом и уставился на Ивана, ожидая, когда же официант наконец отойдет.

– Ты созванивался с нашими друзьями? Есть новости?

– Самая свежая новость на этот час: как же мне все это осточертело! – Иван сердито швырнул меню на стол.

Только теперь Олег заметил, что «Ельцин» был в легком подпитии. Это и вправду что-то новое. Мало нам проблем.

– Не кипятись, – примирительно произнес Олег. – Сейчас главное довести до конца наш план.

– Наш план? Ваш план! Вернее, ту изуверскую интригу, которую вы изобрели на пару с Марго. А теперь это погубит человека. И какого человека! Уникального пианиста! Гения! Да, гения!

– Слушай, Иван, не начинай. Если ты неважно себя чувствуешь, давай встретимся в другой раз…

– Я отлично себя чувствую! Наконец я себя чувствую, как никогда, уверенно и могу вам все высказать. Какие же вы… Как бы выразиться помягче?

– Иван, я серьезно. Мы или говорим по делу, или расходимся.

Иван сделал звучный глоток оранжевого напитка из высокого коктейльного стакана и, брякнув тающими льдинками, со стуком поставил его на стол.

– По делу, значит? Ну окей, – он обвел тяжелым взглядом сидевших напротив. – Я позвонил нашему другу-функционеру. Попросил завершить эту историю, чтобы Обухова выпустили на свободу, и как можно скорее. Он ответил, что все реально…

Еще глоток.

– Вот и отлично, – выдохнул Олег.

– …только это потребует дополнительных вложений.

Иван поднял глаза от стакана с остатками коктейля и в упор уставился на Олега.

– Сколько? – процедил Олег.

– Пять ему, за оперативность и дополнительные усилия, и полторы – сутенеру с девчонкой, чтобы молчали и не дергались на фоне всей шумихи…

– Ну уж нет! – заерзала в своем кресле Маргарита. – Этому не будет конца! Ты же говорил, что больше «вложений», как ты выражаешься, не понадобится!

– Послушай, дорогая…

– Да я только и делаю, что вас слушаю! Сколько можно? Ах, мы, музыканты, ах, наши руки, наши тонкие натуры, ах, никто не понимает, кроме нас, как это важно… – Маргарита театрально закатывала глаза и манерно хлопала ресницами. – А другие не важны, да? Без ваших музыкальных рук… Надоело!

– Марго, любовь моя, успокойся, – Олег увещевал как мог.

Он настойчиво и ласково накрыл ладонью ее руку, лежавшую на столе. Но Марго грубо вырвала пальцы:

– Отстань! Денег больше не дам…

Все замолкли. Под сурдинку мурлыкала знакомая мелодия из классического джаза, только в веселой восточной обработке.

– Да пошли вы куда подальше! – Иван резко встал. – Сам заплачу́… Лишь бы вас больше не видеть…

Он бросил салфетку на стол, достал из бумажника купюру, положил под стакан и широким шагом направился к выходу.

* * *

Все утро Олег и Маргарита не разговаривали. Вчера, после ухода Ивана, Олег попытался корректно объяснить жене, что зря она так. Иван просто на взводе, как и они сами, особенно после всего, что случилось за последние дни, с тех пор как приехал Гонсалес и устроил весь этот спектакль. И ему, Олегу, как никому другому, хочется, чтобы это все закончилось как можно быстрее. И кроме Марго, никто не поможет.

Он взывал к сочувствию: ему всегда казалось, что на это по-настоящему способны только женщины. У кого же еще ему вымаливать это сочувствие, как не у любимой?

Но Марго оставалась непоколебима и холодна. Даже когда ночью в постели он попытался нежно обнять ее сзади, поцеловать привычно в мочку уха, потом пониже, в шею, она решительно отстранилась.

На завтраке сидели молча. Пришли они поздно, когда официанты уже убирали полупустые блюда с ветчиной, фруктами, сырами, десертами – остатками роскошеств местного шведского стола. Марго лениво ковыряла ложкой в пиале с йогуртом, изредка припадала губами к широкой чашке с капучино. После чего над верхней, чуть вздернутой кошачьей губой оставалось немного кофейной пенки. Олег старался смотреть в сторону моря, но эти белые усики упустить из виду никак не мог.


Неужели я все еще люблю эту женщину? После всего, что случилось? Или это как раз и придает моему чувству бесконечное упорство и даже подстегивает его? И ведь знаю, что не любит она меня, и не полюбит никогда, и права была матушка… Но вот интересно самому, долго ли я еще буду на своем чувстве настаивать. Что должно произойти, чтобы это прекратилось?


Мысли прервала брякнувшая в телефон эсэмэска. От Ивана… Олег включил экран и прочел: «Все сделал. Встречайте АО завтра в три часа дня». Олег нажал на вызов. Гудки. Никто не ответил. Сброс.


Вот же паршивец…


– Ну что там? – недовольно поинтересовалась Маргарита.

– Обухова завтра выпускают…

Олег не успел договорить. Звонок от адвоката. Олег принял его мгновенно.

– Это невероятно! Андрея Обухова освобождают. Дело закрыто. Все обвинения сняты! Не понимаю, почему так произошло. Постараюсь выяснить, в какой момент они решили…

– Пожалуйста, Хенрик, не надо ничего выяснять, – Олег снова испугался, что немецкая скрупулезность этого зануды выявит неудобную истину.

– Хорошо, вы правы, – адвокат осекся. – В любом случае мы сделали все, что от нас требовалось. Поздравляю с удачей!

– Спасибо.

– Завтра после трех часов дня его можно будет встретить у ворот тюрьмы, – адвокат начал объяснять дальнейшие действия.

Олег чуть не выпалил, что он в курсе, но вовремя спохватился. Он поблагодарил адвоката за работу. Сказал, что все понял и сделает как надо. Отключился. И наконец осознал, как же он устал…


Море… Такое ровное, безмятежное, прекрасное, вечное. Оно всегда напомнит, как ты мелок и жалок. И все твои желания не стоят тех усилий, которые ты ради них тратишь… Может быть, и правда, поступить, как некоторые из наших? Бросить все и удалиться на какой-нибудь далекий остров, заняться духовными поисками, а главное, никого не видеть и не слышать. И чтобы никакой музыки…


Марго не сводила с Олега характерного для последнего времени высокомерного взгляда.

– Может, все ж таки поделишься новостями? Или ты думаешь, меня это не касается?

– Любовь моя, я тебе уже сообщил, что Обухова завтра выпускают…

Олегу почему-то расхотелось что-либо добавлять к этим словам и вообще говорить с женой. Усталость навалилась еще ощутимее.

– Значит, нам надо будет его завтра встретить? – Марго моментально перешла на деловитый тон.

– Слушай, мне кажется тебе совсем не обязательно там появляться. Место специфическое, и вообще…

Олег махнул рукой и принялся что-то искать в телефоне. Надо бы позвонить Гонсалесу.

– Ты меня как будто отстраняешь, а я, между прочим, тут не на последних ролях, – Маргарита готова была снова завестись.

– Марго, дорогая, – Олег отложил телефон в сторону, – послушай внимательно. Во-первых, тебя никто не отстраняет, во-вторых, я знаю, почему ты собираешься туда ехать. Ты думаешь, что деньги, которые мы должны получить от Андрея, пройдут мимо тебя. Но пойми, не это сейчас главное, черт побери!

– Ах, это не главное??? Вот теперь я точно уверена, что должна ехать…

– Ну ты меня опять неправильно поняла.

– Все я правильно поняла. Можешь не объяснять! – Маргарита встала из-за стола, повела, как обычно, нетерпеливо плечиком, схватила свою парусиновую сумку и направилась, тряхнув пару раз волосами, к стеклянным дверям.


И эту женщину я люблю. Ее походку, плечи, ее тонкие лодыжки, все эти движения и жесты. И ведь знает, что я смотрю вслед. Изводит меня специально. Что же делать? И отказаться не могу, и продолжать все это невыносимо…


Олег перебрал в телефоне последние вызовы и нажал на номер Гонсалеса.

– Привет, Энрике… У меня хорошие новости. Андрея выпускают. Да. Уже завтра. Адвокат звонил… Дело закрыто. Обвинения сняты.

На том конце послышались восторженные вопли. Бразилец сообщил новость всем, кто оказался рядом с ним. В трубку Олегу он закричал, что всегда знал: дружба поможет, поддержка поможет, они не зря приехали, да, и они победили.

Олег поддакивал на все реплики Гонсалеса, но понимал, что эти порывы бразильца надо будет вновь как-то нейтрализовывать.

– Все! Ясно! Мы с ребятами поедем и встретим нашего друга, как и подобает, музыкой. Человек должен чувствовать свою победу и поддержку друзей!


О боже, и как только этот пылкий идиот живет на свете…

* * *

Белое такси с Олегом и Маргаритой прибыло на тюремную площадь первым. На этот раз они с Гонсалесом решили разделиться и воспользоваться разными авто. Во-первых, из-за Маргариты, а во-вторых, нужно было место и для Андрея.

Олег просил портье вызвать обычное желтое такси – их седаны, как правило, просторные и комфортабельные. Но в итоге им досталась старенькая тесная «Тойота», и отказываться от нее было поздно. Кондиционер есть – уже хорошо. Правда, шляпа Марго еле поместилась в пространстве заднего сиденья, но это уже не к таксисту претензии и не к портье. Кто знал, что его возлюбленная выберет на публику головной убор с самыми широкими полями?

Маргарита, выйдя из такси, в ту же секунду привлекла к себе внимание местных. Выглядела она здесь действительно экстравагантно, если не сказать, экзотично. В узком шелковом платье, отливающем при всяком движении то зеленым, то голубоватым, в зеленых босоножках на высоких шпильках она напоминала диковинную игуану, только прямоходящую, в шляпе и больших солнцезащитных очках. Стоявшие в очереди на свидания женщины, одетые бедно и блекло, как по команде, повернулись в сторону Марго. Смотрели угрюмо и тяжело. Какой-то мальчишка, похожий на маленькую обезьянку, замер с отвисшей челюстью.

Ярко раскрашенный джипни с узнаваемым красно-черным драконом на борту лихо въехал на площадь, круто развернулся в центре и резко затормозил. Из дверей высыпала молодежь с инструментами. Сегодня на них были концертные белые рубашки, темные брюки и галстуки-бабочки. Из кабины показался Гонсалес, одетый, несмотря на жару, в дирижерский фрак, и нарядная, вся в кружеве, Диана со своим флейтовым футляром. Оркестранты уже привычно расчехляли трубы и скрипки, подтаскивали брошенные под деревьями ящики.

Гонсалес подскочил к Олегу, похлопал по плечу и потряс его руку:

– С минуты на минуту должны подъехать журналисты. Я позвонил Майклу, и он обещал прихватить Сьюзан и всю команду. Так что мы такое событие без внимания не оставим.

Он азартно подмигнул, тряхнул шевелюрой и тут же переключился на телефонный звонок. Олег не успел ничего ответить. На часах – без четверти три. Ждать оставалось совсем немного.

Серебристый минивэн подрулил к площади, остановился скромно, в стороне, и из него стали выгружаться журналисты со своим оборудованием. Олег узнал и Майкла, и Сьюзан, которые направились прямиком к Гонсалесу, уже махавшему им рукой и продолжавшему что-то горячо обсуждать по телефону.


Чистое дежавю. Еще немного, и действо на этой площади превратится в пытку. Надеюсь, это скоро закончится.


Сосредоточенные Майкл и Сьюзан, напоминавшие охотничьих собак, учуявших близкую добычу, кивнули Олегу и Марго.

– Кажется, мы можем поздравить друг друга, ведь это наша общая победа. Не так ли? – Майкл дипломатично обвел взглядом всех собравшихся.

Гонсалес среагировал мгновенно, засовывая телефон в карман мятых концертных брюк:

– Мы не только поздравим друг друга, но и отметим сегодня вечером, главное, что Андрей будет с нами.

Он широко улыбнулся, давая понять, что уже ничто не сможет испортить ему настроение.

– Как же душно… – Маргарита, обмахиваясь шляпой вместо веера и закатывая умело подведенные глаза, отвернулась и на шаг отступила. – Долго еще?

Олег процедил в ее сторону, чтобы никто не слышал:

– Я ведь просил тебя сюда не ехать… Теперь терпи. Еще минут пятнадцать, если никаких задержек.

– Какие еще задержки?! – вспылила Марго, покачнувшись на шпильках. – Ты не говорил о задержках!

– Ну-у-у-у, вдруг решат устроить дополнительную проверку… – протянул Олег, но, увидев в глазах Марго тот особый огонек, который всегда предвещал истерику, поспешил успокоить. – Да шучу я, расслабься.

Гонсалес посмотрел на часы и громко обратился к стоявшим рядом:

– Друзья, у нас с ребятами такой план. Начинаем играть ровно в три часа. Андрей должен выйти под музыку, мы так решили. Если придется ждать, то будем играть сколько потребуется. Сьюзан, когда начнешь брать у него интервью, мы или сделаем паузу, или перейдем на пианиссимо. После этого по машинам и домой. Согласны?

Все закивали.

Гонсалес широким шагом направился к оркестру, легко вскочил на щелястый ящик, взмахнул палочкой, и грянули первые звуки. По теме «Марсельезы» в начале Олег узнал увертюру «1812 год». Гонсалес явно в курсе музыкальных пристрастий Андрея: выбор Чайковского не был случайным. Конечно, для этой музыки требовалось оркестрантов побольше, чем стояло сейчас на площади, но надо отдать должное молодежи – они старались, а Гонсалес вообще выкладывался на все сто. Когда на второй минуте раздались победные аккорды и даже колокольный звон, извлекаемый ударником из металлических трубок, у Олега пробежали по спине мурашки. Стоявшие в очереди у ворот женщины бурно захлопали в ладоши и что-то закричали.


Вот как он этого добивается? С такими желторотыми птенцами и так играть эту музыку, которая по всем законам должна оставаться для молодых бразильцев совершенно чужой, непонятной, закрытой. А он взмахнул своей волшебной палочкой, и эта загадочная шкатулка открылась, и все ее содержимое стало доступным для еще более далеких от нашей культуры людей, для этих островитян, которые ничего похожего никогда в своей жизни не слышали и не обязаны ничего понимать…


Под триумфальные фанфары дверь открылась и вышел Андрей. Его вид разительно контрастировал с тем, что играл оркестр, и ситуация показалась Олегу нелепой: не слишком ли Гонсалес увлекся пафосом? Андрей, еще больше осунувшийся, с опущенными плечами, сутулый, беспомощно оглядывался по сторонам. Он так и замер в воротах, к которым стояла очередь. Но тут вдруг проявилась его натура концертирующего артиста. Он стал кланяться на все стороны, прижимая руку к сердцу. После некоторой заминки журналисты бросились к нему с микрофонами и камерами. Но Андрей не мог вымолвить ни слова, только моргал и переглатывал. Подойдя ближе, Олег заметил в его тусклых глазах слезы.

Андрей что-то бормотал, видимо «спасибо» на всех языках подряд. Его окружили микрофонами, засыпали вопросами. Поверх голов журналистов Андрей послал Олегу растерянный взгляд. Это была просьба о помощи. Олег решительно протолкался, приобнял, пожал бледную обессилевшую руку друга.

– Не знаю, что им говорить, – шепнул Андрей. – Может, ты что-то придумаешь?

– Не переживай.

Олег повернулся к публике и четко по-английски произнес:

– Андрей Обухов просит передать, что очень благодарен всем, кто пришел его встретить здесь, у ворот тюрьмы. Также он благодарен тем, кто помог доказать его невиновность, кто верил в него и продолжает верить. Он бесконечно счастлив быть на свободе после всех испытаний, что выпали на его долю за последнее время.

– Как скоро господин Обухов сможет вернуться к своей концертной деятельности?

Олег обвел всех уверенным взглядом, остановился на Андрее и, кивнув, произнес с особым удовольствием:

– Пианист Обухов начнет выступать, как только наберется сил и позволят обстоятельства. Думаю, это произойдет в ближайшие месяцы. Этого момента мы все ждем с нетерпением. Ведь так, Андрей?

Друзья вновь обнялись и так и стояли перед щелкающими камерами – уставшие, счастливые, немного растерянные. От Андрея пахло каменной затхлостью и тюремной парашей.

– Что бы я без тебя делал? – Андрей благодарно посмотрел в глаза Олегу.

Сквозь толпу протиснулся Гонсалес и буквально набросился на Андрея с объятиями. За его спиной стеснительно медлила Диана, смиренно ждала правильного момента, когда и ей будет удобно подойти. Ее волнение выдавал румянец, светившийся на загорелых скулах. Бразилец обернулся и слегка подтолкнул девушку ближе к Андрею. Герой дня притянул ее за руку, и она невольно уткнулась ему в грудь.

* * *

Белая «Тойота» мирно катила по серой пустынной бетонке, пересчитывая стыковки плит, как поезд – рельсы. Иногда заросли курчавой зелени расступались и перед глазами таял далекий предзакатный морской горизонт, проступающий сквозь розоватую дымку.

– Если бы ты знал, как я рад, что вся эта история закончилась. – Олег, сидевший впереди, смотрел перед собой, изредка поворачивая голову к Андрею.

Сразу за Олегом вжималась в угол, обнимая обеими руками шляпу, Маргарита. Запахи только вышедшего из тюрьмы человека ей явно претили. Андрей рассеянно поглядывал в окно и чему-то устало улыбался.

– Ты не представляешь, Олег, сколько раз там, в камере, я размышлял над твоим предложением…

Сердце Олега замерло.

– …и повторял: какой же я дурак, что не согласился. Репетировали бы мы сейчас в каком-нибудь красивом зале, хоть в России, хоть в Европе, а народ бы уже что-то про это пописывал, благоговел бы или ругался, но точно – все бы очень ждали.

– Ну и какие проблемы? – подхватил Олег. – Как ты понимаешь, мое предложение в силе. Одно твое слово – и мы такое замутим, что весь музыкальный мир содрогнется.

Олег развернулся вполоборота. В упор смотрел на Андрея, ловил каждое мимолетное движение его лица.

– Только давай поспокойнее. Во-первых, мне не хочется, чтобы кто-то от нас содрогался.

– Ладно, окей. Будем поспокойнее.

– А во-вторых, я уже не поручусь за свои руки. Не представляю, сколько нужно времени, чтобы их восстановить. Запястья болят.

Андрей тяжело вздохнул. Но Олега распирало от энтузиазма.

– Слушай, ну наверняка же существует какое-то лечение, физиотерапия. Кстати, у меня в Москве есть отличная массажистка, живет на Ленинградке.

– Ради бога, только про массаж не напоминай, хотя бы пока.

– Извини…

Олег снова сел прямо. Все замолчали. Вдоль дороги все чаще мелькали бедные куцые постройки – жилые и хозяйственные. Машин тоже прибавилось. Все же большой курорт ощутимо притягивает и туристов, и местных. Этот Вавилон продолжает жить своей жизнью в любой сезон.

– Давай так договоримся, – прервал молчание Андрей. – Я даю тебе слово, что наше совместное выступление состоится, но ты пообещаешь, что у меня будет время на реабилитацию.

– Ну конечно, как же иначе.

– Этим твой Линц будет заниматься? Я его помню, он толковый, все поймет, – взгляд Андрея затуманился.

– Да, Линц.

В окне поплыли громады новых отелей, похожих на корабли. Раньше на этой дороге Олег, погруженный в себя, их не замечал.


Интересно сюда приехать через год. Наверное, еще всего понастроят. Нового, модного, сверкающего. Местечко объективно совсем неплохое. Но кто знает, где мы будем?


– Еще один вопрос, – после неловкой паузы начал Андрей. – Когда мне на выходе из тюрьмы возвращали вещи, офицер шепнул, мол, скажите спасибо вашим друзьям, они хорошо заплатили. Олег, ведь это ты…

Олег весь подобрался.

– …ты заплатил? Я все верну, только скажи, сколько.

Молчавшая весь путь Маргарита вдруг выпалила, как будто только и ждала этого момента:

– Пятьдесят. Вот на этот счет, пожалуйста.

Она протянула Андрею заранее приготовленную визитку, на которой были дописаны в длинную строчку банковские цифры. Такой скорой реакции жены Олег не ожидал.

– Марго, я же тебя просил, – раздосадовано проговорил он.

– А что здесь такого? – вспыхнула Маргарита. – Я имею право напомнить…

– Извини, дорогая, но сумму ты все же немного перепутала.

– Олег, все в порядке, не ссорьтесь. – Андрей примирительно поднял ладони. – Я переведу, сколько надо. Позвоню менеджеру в банк, никаких проблем. Вот только телефон, который мне вернули, совсем умер. Заряжать придется, наверное, сутки.

– Андрей, это совсем не срочно, – поспешно вставил Олег, чувствуя, что краснеет.

– Ты опять начинаешь?

В голосе Марго уже звенели первые нотки надвигающейся бури.

– Друзья, давайте, я это сделаю при вас в отеле, на ресепшене. Так будет всем спокойнее. Тем более что мы почти приехали.

Из-за поведения жены Олегу было страшно неудобно. Перебивая тюремную вонь, на него наплывал тяжелый агрессивный запах хищного растения. Эти духи в конце концов доведут Олега до мигрени.

– Ты же должен зарядить телефон, – повернулся он к Андрею, стараясь даже искоса не видеть сине-зелёного чешуйчатого платья, – открыть записную книжку или контакты…

– Не забывай, у меня хорошая память. – Андрей заговорщически подмигнул, чем в очередной раз смутил Олега. – Уж телефон банка я помню, как свой домашний.

* * *

В фойе «Тадж-Махала» кучковалась молодежь Гонсалеса с инструментами. Они не шумели, как обычно, а стояли в тихой торжественности, словно ожидая взмаха дирижерской палочки. Их белые рубашки перемялись, но все еще были свежи. Диана стояла чуть в стороне, похожая в коротком кружевном платьице на школьницу, и обнимала футляр с флейтой, будто любимую игрушку.


Хорошо, хоть маршем не встречают, и на том спасибо. Вот спрашивается, что они тут забыли? Ведь все мероприятия с их участием закончились на площади у тюрьмы.


Гонсалес у стойки ресепшена что-то обсуждал с дежурными, размахивая снятым и, должно быть, сильно пропотевшим фраком, казавшимся в его кулаке пойманной рыбиной с двумя хвостами. Как только Олег, Андрей и Марго преодолели крутящиеся двери, дирижер кинулся к ним. Он вновь накрыл Андрея объятиями, повторяя, как же он рад видеть его на свободе. Заметив вопросительный взгляд Олега, обращенный в сторону оркестрантов, Гонсалес объяснил:

– Ребята решили меня проводить, а потом дождаться вас, убедиться, что с вами все в порядке. А то вдруг нужна наша помощь? – он подмигнул Олегу. – В общем тут недалеко ресторан, там я заказал небольшой столик на двадцать пять человек, на восемь вечера. С каким-то диковинным восточным названием, не могу запомнить, я передал координаты дежурным. Они вас сориентируют.

Олег невольно закатил глаза.

– Зачем так много людей? Ведь все устали…

– Да разве ж это много? Совсем не много. Только самые близкие – вы, мои ребята и еще журналисты.

– Энрике, спасибо! – Андрей тепло пожал руку бразильцу. – Ты настоящий друг. Как всегда, все уже организовал.

Сияющий Гонсалес гордо обвел взглядом Олега и Маргариту.

– Для меня это честь… Все, покидаю вас. До вечера, не скучайте тут без меня.

Дирижер, как будто на сцене, поклонился по очереди Маргарите, Андрею и Олегу, махнул фраком музыкантам, чтобы уходили, и сам направился к лифтам.

– А что с моим номером? – озадаченно обратился к Олегу Андрей.

– Все в порядке, его Гонсалес оплатил.

В ту же секунду дежурный, кланяясь, протянул Андрею ключ с тяжелым брелоком:

– С возвращением, господин Обухов.

– И мне надо позвонить, прямо отсюда, – Андрей немного засуетился. – Могу я воспользоваться?..

Дежурный с готовностью поставил перед Андреем серый аппарат с черными кнопками и стал увлеченно перебирать бумаги в одном из отделений стеллажа на стене. Олег оттащил Марго на несколько шагов, чтобы не смущать Андрея. До них доносились обрывки фраз по-французски: "Oui… oui… non…" С минуту Андрей что-то выяснял, а затем, разглядывая визитку Маргариты, стал диктовать цифры. Подождал. Улыбнулся. Последнее, что услышал Олег, было: "Меrci, Patrick!"

Андрей положил трубку. Дежурный опустил аппарат на свою рабочую полку.

– Все в порядке. Через несколько минут можете глянуть свой счет, – Андрей улыбнулся Маргарите, собрав свои последние силы.

– Мы вам верим, – томно протянула Маргарита.

– Друзья, мне надо отдохнуть, – как будто еще сильнее ссутулившись, Андрей поднял руку в вялом прощании.

– Если нужна будет помощь, звони…

Олега вдруг охватило беспокойство. Он увидел в поникшей позе Андрея безмерную усталость, разочарование, какую-то беспредельную внутреннюю боль.


От такого за несколько дней не восстановишься. Здесь нужен длительный отдых и много всего медицинского. И Андрею требуется серьезная моральная поддержка – как никому другому. Справимся ли мы со всем этим?


Олег всегда удивлялся, как женщины управляются со своими длинными ногтями. Его коллеги-пианистки обычно отличались ухоженностью рук – профессия обязывает – и при этом маникюром скромной «рабочей» длины. Сейчас он, как завороженный, наблюдал за Маргаритой, которая самозабвенно стучала по клавишам телефона алыми ногтями, похожими на когти хищной птицы.

– Ты что делаешь? – не выдержал Олег.

– Пишу своему менеджеру в банке, ведь деньги так и не пришли! Этот ваш гений не те цифры продиктовал, что ли?

Олег взял Марго под локоть и попытался развернуть к выходу.

– Пойдем в наш отель, отдохнем, а там и деньги придут, я уверен.

Но Марго резко высвободила руку:

– Никуда я не пойду. Мы же договорились: он сразу переводит, я тут же получаю. Разве не так?

– Но Марго, дорогая…

Не обращая внимания на Олега, она помахала проходившему мимо бармену.

– А принесите мне бокал просекко, только похолоднее, если теплое, то лучше не надо. – Она опустилась в глубокое кожаное прохладное кресло и тут же страдальчески закатила глаза: – Как же меня все достало… И пианисты твои малахольные, и этот чертов остров… Здесь же совершенно некуда пойти! Даже магазинов приличных нет.

– Но это место не для шопинга, а для того, чтобы отдохнуть от суеты, в тишине побыть, собраться с мыслями. Кстати, я тебя предупреждал.

Подошедший бармен снял с подноса высокий бокал на тонкой ножке, где играло солнечного цвета содержимое, и поставил на столик перед Марго. Кожаный пенал со счетом он подвинул Олегу.

– Заплатишь? А то я и кошелек не взяла, – Марго томно пригубила вино.

Вдруг ее телефон разразился громким переливом какой-то знакомой киношной мелодии.

– Алло? Да, Кристина… Слышно, нормально… Вот и славненько. А то я уж разволновалась… Какие проценты? За перевод? Черт, не подумала… Ладно, на связи.

Маргарита большими жадными глотками допила остатки из бокала.

– Вот видишь, дорогой, еще и комиссию взяли. Идиотка, надо было больше просить. С вами одни расходы.

– Но ты, надеюсь, поделишься с Иваном? – напряженно спросил Олег.

Маргарита решительно встала, но, поправляя на плече сумку и одновременно надевая шляпу, неловко качнулась и чуть не шлепнулась обратно.

– Ну, держи уж теперь меня!

Олег ухватил жену под руку.

– Знаешь, солнце мое, вы уже мальчики большие, сами между собой разберетесь. В конце концов, из своих Ивану отдашь, если тебе так хочется.

Марго неуверенно цокала на своих зеленых шпильках – походка стала вихляющей, ноги то и дело подворачивались. Алкоголь явно ударил в ее перегретую на солнце голову.

– Но это не по-человечески! Иван для нас столько сделал. И вот так его кинуть… И ты в курсе, что мне не с чего отдавать, иначе бы я не просил, – с досадой произнес Олег.

– Ну сейчас нет, потом отдашь, когда заработаешь. Он же не последний кусок хлеба доедает.

– Ладно, проехали, – Олегу расхотелось продолжать этот разговор.

* * *

Олег долго стоял под прохладным душем, как будто смывал с себя весь прежний морок, все ошибки и несчастья последнего времени. Казалось, он выходит на новый этап, когда можно все исправить и начать жить по-другому, не так, как раньше. Внутри что-то освобождалось. И то ли в затылке, то ли где-то рядом, снаружи, но оставаясь его, Олега, частью, начинал расти воздушный шар. Он приподнимал Олега и словно приглашал куда-то лететь. Куда? Олег не понимал. Знал только, что все будет хорошо, и никак иначе.

Олег вышел из ванной и оторопел. За каких-то полчаса в номере воцарился хаос. Оба больших чемодана Маргариты, уже почти наполненные, были распростерты на широкой кровати. Повсюду – на диване, на спинках кресел, стульев и даже кое-где на полу – валялись женские вещи. Первое, что мелькнуло в голове Олега: как она умудрилась привезти сюда столько шмоток и, главное, зачем. Духи Маргариты, излишне пряные, терпкие, вызывающие у Олега ассоциацию с книжным словом «цикута», нестерпимо пропитали все пространство. Видимо, их источали все эти вещи, вывороченные из шкафа, и внутренности чемоданов.

Маргарита металась по номеру, кое-как складывала и утрамбовывала свои богатства.

– Уезжаю. С меня хватит. Билет забронировала, распечатаю в аэропорту… Я уже заказала такси. Скоро подъедет.

– И куда ж ты теперь, счастье мое? – Олег устало присел на подлокотник кресла.

– Пока в Эмираты, а дальше посмотрим. В Европе сейчас холодно, – Маргарита привычно повела плечиком.

– Ну да, там и с шопингом все наладится, не правда ли? – Олег впервые поймал себя на том, что ему по большому счету все равно, что сейчас сделает Маргарита – уедет, останется или сбежит с любовником…

– Не умничай… Лучше помоги закрыть чемоданы. Кстати, мы договорились с отцом, он тоже туда прилетит.

На последних словах голос Маргариты сфальшивил. Она нервно тянула то и дело застревающую молнию на чемодане, который буквально тошнило пестрым тряпьем.

– Вот как? Ты с ним говорила? Как тебе удалось?

– Да мы уже давно перезваниваемся, папка сам и предложил вместе отдохнуть, – взгляд Маргариты бегал, ни на чем не останавливаясь.

Вдруг Олег ясно осознал, что жена врет. Она не говорила с отцом. И уж тем более он ничего дочурке не предлагал. Один раз случайно принял звонок и бесцеремонно отделался от дитятка, не желая никак участвовать в проблемах. Значит, Марго теперь совсем одна… Тут Олег испытал тончайший, почти безболезненный укол жалости. Прозвучала и умолкла.

Марго нетерпеливо дергала вверх ручку своего «самсонайта», но та послушалась не сразу. В кокетливых бежевых коротких брючках и льняном жакетике, в других босоножках, но тоже на шпильках, Марго подчеркнуто гордо процокала мимо Олега.

– И еще: сделай мне одолжение, не разыскивай меня и не удерживай.

– Дорогая, ты, как всегда, непоследовательна. Во-первых, ты еще не все вещи собрала. А во-вторых, давно хочу тебе признаться, что ни удерживать тебя, ни, упаси господи, разыскивать я не собираюсь. И в мыслях не было.

Олег сам удивился, каким ровным тоном он это произнес. Видимо, его спокойствие и вывело из себя Марго. Она выдернула из путаницы шелков и со злостью швырнула Олегу в лицо его измятую рубашку. После этого продолжила яростно запихивать в чемоданы нарядные тряпочки, уже без заботы об их сохранности и опрятности. Олег демонстративно аккуратно разгладил содержимое чемоданов и педантично застегнул молнии.

– Присядем на дорожку, – он медленно опустился в кресло и жестом показал ей сесть напротив.

– Издеваешься? – накрашенный рот Маргариты безобразно дернулся.

Она сволокла с кровати чемоданы и попыталась развернуть их в сторону двери, но колесики упрямо задавали другое направление.

– Нет, просто хочу посмотреть на тебя в последний раз.

– А я не хочу, – буркнула Марго.

Она накинула на плечо сумочку, нахлобучила шляпу и покатила чемоданы к двери. Как будто делая последнюю попытку, он окинул взглядом ее фигуру, задержался на щиколотках. Бежевые ремешки босоножек обвивали загорелые тонкокостные лодыжки, и Олег ждал, когда же дрогнет душа. Но внутри все молчало. Только сладкая досада, даже боль, лизнула сердце и исчезла.

Он вдруг заметил, как некрасиво она виляет на своих высоких каблуках, как глупа ее походка, насколько нелепы все движения. Наваждение, которое мучило его все эти годы, ушло.

Маргарита саданула дверью, и Олег впервые так отчетливо услышал тишину. Он совершенно не узнавал собственных чувств. Еще недавно ему рисовались сцены возможного прощания, и это представлялось ужасом, который он не сможет пережить. И вот теперь – такое облегчение. Марго ушла, уехала, улетела, и он никогда ее больше не увидит…

Тут Олег заметил в приоткрытом шкафу завалявшийся на полке льняной с голубыми разводами шарф. Осторожно подошел, вытянул, сняв нежную ткань с торчавшей щепки, ради эксперимента приложил к щеке. Потом расхохотался и, скомкав, швырнул в мусорную корзину…

ТЕЛЕГРАМ

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник

Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)

Поиск книг

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

О психологии, саморазвитии и личностном росте

Саморазвитие

Детективы и триллеры, все новинки

Детективы

Фантастика и фэнтези, все новинки

Фантастика

Отборные классические книги

Классика
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник
БИБЛИОТЕКИ

Библиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории

Любовные романы

Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров

Фантастика

Самые популярные книги в формате фб2

Топ фб2 книги