Пилигримы

Глава 11

Инвия обозревала всю зеленую долину со своего насеста на вершине утеса, с самой высокой и северной точки их мира. Она делала это с того дня, как начали открываться двери. Одна из ее сестер сидела на противоположной стороне долины. Они наблюдали за тем, как Владетель замка ходит по ней, и видели, что именно он сделал — открыл врата между мирами, да еще будто бы случайно. Если так, то эту случайность Инвии предвидели. Ее предсказали драконы с точностью до часа и, проявив редкую щедрость, сочли нужным поделиться своим знанием.

Одно мгновение — и в ее сознании забрезжило узнавание старого человека: во время своего краткого визита в Иномирье она видела его. Инвия была уверена в этом — он спал под мостом и обратил на нее не больше внимания, чем на порыв ветра, когда она пролетала над ним, невидимая. Она с трудом различила его на земле в этом очень странном месте, с душным воздухом, отвратительными запахами и отсутствием настоящей силы; тамошние места и звуки были чужими, как и невероятный, огромный огненный шар в небе.

Мужчина был старым, но казался довольно крепким, несмотря на неверные шаги. Храбрости ему тоже не занимать, если только незнакомец не был слишком глуп, чтобы понимать, какому риску подвергается, приближаясь к боевому магу, даже если тот находится при смерти. Что до старика… Его аура излучала нездоровый серый свет. Многие, куда лучше его, умерли там, оставшись лежать на траве. Она могла бы вмешаться, но не стала, у нее не было желания спасать его от опасности — как и остальных. И все же он выжил. Возможно, с помощью какого-нибудь амулета.

Она не имела ни малейшего представления и о том, почему боевой маг пощадил иномирца, который первым пришел через эту дверь, однако была твердо намерена выяснить это.

Инвия свистом передала сообщение своей сестре, сидевшей на противоположной стене. Этот звук человеческие уши не способны уловить: «Вот он. Это наш шпион».

Вторая Инвия ответила с мрачной веселостью согласием, а затем взлетела повыше и повернула на юг, возможно собираясь рассказать другим, что все получилось именно так, как предвидел могущественный Вьин, молодой дракон: двое прошли в целости и сохранности через врата между мирами, а не один.

Поднявшаяся в воздух Инвия помчалась прочь, пока не превратилась в темную точку, пронеслась сквозь облака и скрылась из вида своей сестры, чей взор был на удивление острым.

А теперь старик, если ему позволит удача, услышит скрытые стенами замка слова Ву и Архимага и поймет их — точно так же, как она сама понимала голоса мужчин, собак, даже летящего вдаль ветра, когда попала в Иномирье (правда, ничего слишком интересного Инвия тогда не услышала). На протяжении десятилетий никто из живших за укрепленными многочисленными заклинаниями стенами замка не слышал слова, не предназначенные для посторонних ушей, не слышал о планах, строящихся тамошними обитателями. Можно было лишь наблюдать за их действиями внизу, как за фигурами, движущимися на доске, игра на которой практически завершена: маршируют армии, боевые маги порхают тут и там, подобно уродливым, омерзительным птицам; новые города строятся рядом с замком, несмотря на то что в старых, расположенных вдали, уже слишком мало жителей.

Хотя Инвии и наблюдали, однако по-прежнему не знали практически ничего — они словно пытались разобраться в намерениях неизвестного, оставившего на песке свои следы. Молодые драконы, которым было открыто знание, ревниво оберегали свои секреты; они не могли сойти в мир сами, чтобы действовать открыто, или вмешиваться в происходящее с помощью слуг или заклинаний — по воле Бога-Дракона. Они не могли даже выгнуть шеи, чтобы заглянуть за двери своих темниц, чтобы узреть все своими глазами, которые были зоркими и видели мир с четкостью, недоступной остальным. Нет; они лишь совещались друг с другом, бросая смертным обрывки своих измышлений, словно жалкие крохи со стола, но и это действие слишком походило на нарушение законов мироздания — если не являлось таковым. И только Инвии способны находиться в непосредственной близости к воздушным темницам драконов — и ловить оброненное.

Точно так же Инвии часто совещались между собой. Посланницы, вестницы? Нет! Никто не осмелился бы нарушить законы Дракона и рискнуть пробудить Его от сна и узреть в гневе. По крайней мере, не столь открыто. И к счастью, беседы, которые вели крылатые создания у небесных темниц молодых драконов, иногда достигали ушей последних…

А когда дело доходило до вмешательства в дела мира внизу, на земле, Инвии не следовали ничьим приказам. Однако они обладали куда большей свободой действий, нежели плененные драконы.

Амулет, который она носила на запястье, был сделан в присутствии Ксина как раз до изгнания восьми верховных. Возможно ли, что он уже тогда, много веков тому назад предвидел его использование? Время, разумеется, приглушило его силу. Теперь было сложно сказать насколько: она и ее сестры могли лишь чувствовать, как магическая сила угасает и течет по воздуху, но не видеть ее так, как маги. Если осталось достаточно силы, то амулет сможет укрыть старика, даже если он будет бродить по коридорам замка. Если же магия ослабла до предела, второму иномирцу сможет помочь лишь толика его собственной удачи. Но лучше, чтобы ее было много.

Больше из его мира никто сюда не придет, по крайней мере не в этот раз. Вскоре вернутся боевые маги и продолжат охранять вход в другие миры, затем правители замка отыщут способ стабилизировать неожиданно расколовшийся на части барьер между мирами — если таково их желание. Когда вход открылся, это походило на удар по яичной скорлупе — побежали многочисленные трещины, сквозь которые начало сочиться содержимое. И в этом было нечто, намекающее на начало чего-то более великого, нежели можно предположить по происходящему сейчас. Возможно.

Было трудно сказать наверняка, глядя на силуэт шатающегося человека, неверными шагами направляющегося прочь далеко внизу, с неприятной серой аурой, которая похожа на плащ, не способный сохранить тепло; однако наводнения всегда начинаются с незначительных дождевых капель, как говорила ее сестра. По воле Дракона.

Старик пристально смотрел на далекую башню, осознав, похоже, что ему больше некуда идти. Он двинулся к ней. Вот и хорошо. Инвия нырнула вниз со стены и расправила крылья.

Кейс закрутил крышку на бутылке, намереваясь растянуть удовольствие от скотча, чтобы его хватило на встречу со следующим козлорогим сукиным сыном, который вполне может оказаться способным поджечь его вместо себя. Он шел по кривой. Безрассудное веселье охватило душу старого пьяницы от осознания близости конца путешествия, когда он наконец окажется рядом с Эриком и Шелли, благослови, Боже, ее доброе сердце и других, кого он знал и по кому тосковал. А для этого нужно, чтобы его подпалили и развеяли прах — всего-то! Мать твою, а почему бы и нет?! Он провел целую жизнь, страшась собственной смерти, иногда преисполняясь твердой уверенности, что его ждет адское пламя, однако теперь на сердце стало легко и спокойно. Если суждено сгореть, то что можно сделать, чтобы предотвратить это в настоящий момент? Поздно уже пытаться. Так зачем беспокоиться зря? Он пьяно ухмыльнулся и затянул песню, слова которой позабыл, однако, ничуть не смущаясь, заполнял пробелы отборными ругательствами.

Высокие стены из белого камня вставали перед ним, горизонт выглядел плоским. Башня теперь нависала над ним и казалась частью огромного замка, построенного из сверкающего белоснежного мрамора, местами позеленевшего — судя по всему, от порослей мха и лишайника. Пристальнее присмотревшись к стенам, он заметил тонкие разноцветные паутинки, бежавшие по молочному камню.

Сам замок — если, конечно, это подходящее слово для подобного строения — был таким огромным, что даже сейчас Кейс видел только часть его. Он пристроился среди гор, также сияющих белизной; можно подумать, из одной такой замок и вырезан вручную, слой за слоем, этаж за этажом. Многочисленные окна — круглые, квадратные, забранные стеклом, оставленные как есть — усыпали гигантские каменные плиты.

Хотя замок отчасти ограничивал вид на землю, простирающуюся позади него, Кейс заметил, что ландшафт походил на настольную модель холмов: большие равнины белого или зеленого, небольшие рощицы. Далекие силуэты непонятно чего устремлялись ввысь — то ли дозорные вышки, то ли элементы ландшафта, светлые, словно выступающие ребра самой этой земли, выбеленные солнцем. На самом горизонте что-то ярко сверкало, как море. Широкая мощеная дорога вела вдаль, скрываясь из глаз, почти поровну разделяя мир на право и лево. По ней двигались крошечные, как насекомые, фигурки.

И в каждой стороне виднелись высокие стены города, а в нем — скопление красных крыш. Однако замок повелительно притягивал к себе взгляд, стоило на мгновение отвести его. Кейс, прищурившись, посмотрел на окна и решил, что видит людей в них, однако было трудно это сказать наверняка. Возможно, всего лишь игра света. Себя же он чувствовал очень уязвимым — разумеется, из огромных окон кто-то мог увидеть его, стоит лишь взглянуть в эту сторону.

Даже будучи пьяным и ощущая, как под напускной веселостью бурлят горе и глубокая печаль, Кейс не мог не остановиться, чтобы внимательнее рассмотреть ослепительный пейзаж, признаваясь себе, что, увидев нечто подобное, и умереть не жалко. По крайней мере, теперь можно с чистой совестью шагнуть на тот свет — если, разумеется, он уже этого не сделал. Сам замок же… В общем, он по-прежнему видел только часть его, даже стоя на высоком холме позади. Каким же внушительным он должен выглядеть, если оказаться у самых стен! Наверное, захочется рухнуть на колени и начать молиться!

Так Кейс и стоял, глазел по сторонам, испытывая в душе глубокое успокоение; хотя он не знал, каким окажется скрытый замком пейзаж и весь этот другой мир, такой же реальный, как ботинки у него на ногах, однако вид части его несколько облегчил в сердце и на душе тяжесть, о которой он вплоть до этого момента не подозревал, хотя взвалил ее на себя давным-давно. Был ли это тайный страх, что не существует иного мира, кроме его собственного, с привычным добром и злом, банальностями и чудесами?

Кейс не знал ответа. Он просто смотрел, наслаждаясь вкусом каждого вдоха, и произнес:

— Кто бы мог подумать, а? Кто бы мог подумать…

Кейс и сам не знал, сколько простоял там, глядя на новый мир, пока его умиротворение не было внезапно нарушено хлопаньем крыльев и поднявшимся ветром. На одно сумасшедшее мгновение Кейс решил было, что на него пикирует сорока, и бросился на землю, закрыв голову руками, повинуясь рефлексу, выработанному много лет назад, когда еще мальчиком он развозил газеты и вдруг на него набросились птицы, сидевшие на проводах. В тот день он вернулся домой весь в слезах и вдобавок получил взбучку от отца, которому нужен был более смелый и крепкий сын и чье желание так и не сбылось.

Теперь же, вспомнив, как он подошел вплотную к смертельно опасной твари, чтобы забрать свою бутылку, Кейс разразился хохотом, осознав, что сейчас глупо пригибаться, испугавшись птицы. Заходясь от смеха, он катался по мягкой траве.

А затем старый пьяница открыл глаза и увидел ее — одно из тех созданий, которые появлялись в его снах. Сердце подскочило в груди. Она была здесь! Она была настоящей! И да, она была прекрасна, куда более, чем можно было предположить по снам. Ее женское тело было обнаженным, юным и стройным, повторяя очертания песочных часов. Шелковистые черные волосы развевались на ветру. Глаза ярко сияли невероятными цветами.

— Ты — настоящая? — удивленно произнес Кейс, хотя он ничего не знал о ней — опасна ли она, как то чучело с рогами, или нет.

В его снах такие летали подобно стаям птиц, высоко в небе, то и дело опускаясь, чтобы одарить его любопытным взглядом, и произнося слова, которых он не понимал, а затем вновь взмывали вверх — так быстро, что в воздухе некоторое время сохранялся их размытый силуэт.

Пара снежно-белых крыльев взметнулась за ее спиной; их перья выглядели совсем мягкими, и у Кейса руки зачесались от желания погладить их — так сильно ему ничего никогда не хотелось. Он тихо повторил:

— Ты — настоящая. И ты прекрасна.

«А ты, старый дурак, — добавил он, обращаясь к себе самому, — не говори больше таких вещей».

Она не улыбнулась, даже глазом не моргнула. Женщина уставилась на него, уперев руки в бедра, слегка приоткрыв алые губы. Выражение ее лица ровным счетом ничего не говорило Кейсу. Она была рассержена? Зла?

— Я — настоящая, — произнесла она неуверенно, словно ей редко доводилось пользоваться собственным голосом. — Ты — настоящий. Твой друг — настоящий. Он жив.

Если Кейс и впрямь был зачарован, то последние слова женщины разбили чужое колдовство.

— Эрик? Эрик жив?

— Да. Выжили только ты и он. Я слышала, как ты звал его, но это бесполезно. Он далеко.

— Где? Где он? Я должен найти его.

— Сперва у меня будет для тебя задание, а потом я отнесу тебя к нему. Ты понимаешь, что я говорю?

— Конечно. Я же с тобой разговариваю, верно? Но я не понимаю, почему ты не можешь просто сообщить, где Эрик. Лучше уж скажи мне.

— Молчи и слушай. Я говорю на языке Инвий. Это не твой язык. И все же ты понимаешь меня, как я понимаю тебя. Пилигримы, попадающие в тот или иной мир, всегда обладают подобной магией по Его воле. Ты можешь понимать и их речь тоже, — произнесла она, указав на замок, нависавший над ними. — Чары защищают слова тех, кто живет на верхних этажах, поскольку они боятся, что их подслушают великие, с которыми способна говорить я. Возможно, на тебя эти заклинания не подействуют. Для нас же они непреодолимы.

— Так будь ты проклята! Если знаешь, где мой друг, но не скажешь мне этого, клянусь, я вытрясу из тебя весь воздух! — Он, покачиваясь, шагнул к ней, занеся бутылку над головой.

Она легко ступила вверх, оказавшись вне досягаемости, даже не шевельнув крыльями, хотя там расправила их, грациозно сложив и вновь распахнув. Выражение ее лица не изменилось; оно по-прежнему было безразличным. Женщина просто наблюдала за ним сверху, более ничего.

Кейс с трудом опустился на землю; его тело содрогалось от плача.

— Мне столько всего сразу не понять, — произнес он. — Я вообще уже ничего не понимаю. Не знаю, где я и что все это значит. Думал, мне предстоит умереть еще там, и позволил бы этому существу убить меня, потому что сам затащил сюда своего друга. Все эти люди валялись на траве — мертвее не бывает. А ты только смотришь на меня вот так. Проклятье, скажи мне, где он! — громко закричал Кейс, вытер глаза, а когда поднял взгляд, женщины над ним уже не было.

На траве рядом с ним лежало длинное ожерелье, свитое из тусклых серебряных бусин. Он помедлил, а затем схватил его и повесил на шею. Бусины притягивались друг к другу, словно слегка намагниченные. Кейс огляделся, пытаясь отыскать крылатую женщину, но ее нигде не было видно.

Постойте-ка… Вон там, возле замка. Она плыла по воздуху над ближайшей башней и издалека казалась не больше птицы. Женщина помахала рукой: «Иди сюда». Кейс поднялся на ноги и крепко сжал бутылку, бормоча проклятия.

Долина заканчивалась чуть впереди, где трава подходила к задней стене замка, гнездящегося у подножия отвесной скалы. Путь обещал быть долгим, однако вниз вела тонкая изломанная тропинка, ветвящаяся между деревьев, кустов и белоснежных валунов. «Я уже слишком стар для этого», — подумал он, преодолевая первые шаги спуска.

И слишком пьян. Кейс поскользнулся и покатился вниз. Каким бы равнодушным он ни был несколько минут назад по отношению к своей скорой смерти, сейчас пьяницу охватила невольная паника, обдав взрывной волной страха, и он, отчаянно цепляясь за траву и землю и стремительно приближаясь к пропасти, постарался удержаться на ее краю, но это ему не удалось, и он полетел вниз.

Однако его тут же подхватили под мышки крепкие руки. Кейс почувствовал, что ровно и плавно поднимается в воздух под ритмичные взмахи крыльев Инвии. Он изо всех сил схватился за ее руки, испугавшись высоты, а потому даже не задумавшись о том, не причиняет ли боли женщине. Ее хватка была крепкой и болезненной, упругие груди прижимались к спине, как кулаки. Кейс бросил взгляд на тонкие, изящные предплечья и с удивлением обнаружил на них маленькие чешуйки, прозрачные, как стекло, видимо покрывавшие все ее тело.

Под ногами он увидел круглую мраморно-белую крышу нижней части огромного строения, которая казалась слепленной из толстых низких храмов с куполами, в то время как прочие части отходили от нее гигантскими сучьями, как от ствола дерева. Целиком же конструкция, как огромная скульптура, обладала некой массивной неотъемлемой формой, не похожей ни на один замок, который доводилось видеть Кейсу. Далеко внизу простирались внутренние дворики, по которым бегали крошечные люди.

У Кейса начала кружиться голова, живот прихватило, желудок сжался, и он попытался не думать о том, отпустит ли Инвия свою нелегкую ношу, если его вырвет прямо ей на руки.

— Только не бросай меня, — выдавил он. — Я сделаю все, что ты попросишь. Только не бросай меня.

— Тихо! Ты меня раздражаешь.

С каждым взмахом ее крыльев они приближались к высокой башне, верхняя половина которой отливала золотом. Кейс подумал, что они сейчас врежутся в нее, но тут Инвия опустилась на широкий выступ у окна ближе к крыше. Она поставила старика и шагнула назад в воздух, словно ступив на невидимую платформу. Только ее крылья легонько шевелились, поддерживая тело в воздухе. Она сказала:

— Теперь начинается сложная часть. Ты должен войти внутрь, когда пленница откроет свое окно. Она тебя не увидит, так как на тебе амулет. Тебя никто не увидит. Не снимай его! И не говори ни слова. Мне кажется, ты дурак. И надеюсь, ты послушаешься.

— Спорить не собираюсь. Что мне тут делать?

— Отыщи человека по имени Ву. Держись поближе к нему, слушай, что он говорит. Амулет, который ты носишь, обладает многими возможностями. Он сохранит все, что ты узнаешь, и я смогу это услышать позднее.

— Ты идешь со мной?

— Нет!

— Ну, и что тогда? Если я туда попаду, как мне выбраться обратно? И куда идти? И только попробуй после всего этого не рассказать мне, где Эрик, иначе я с тобой сделаю что-то ужасное, клянусь!

Но Инвия уже исчезла. А Кейс только сейчас сообразил, что в какой-то момент уронил свою бутылку.