Пин-код для Золушки

Глава 12 «Черный леопард» на тропе мести

Париж есть Париж. Эта крылатая фраза столь же широко известна, сколь и неоднозначна: разные люди вкладывают в нее разный смысл. Романтики вспоминают необыкновенную атмосферу легендарного города, воспетого мастерами мировой культуры: восторгаются узкими улочками старых кварталов со следами трех мушкетеров и д'Артаньяна, собором Парижской Богоматери, связавшим судьбы несчастного Квазимодо и Эсмеральды, кафешками с вековой биографией, где собирались прославившие страну писатели, художники и поэты…

Туристы навсегда запоминают площадь Трокадеро с головокружительными соревнованиями по паркуру молодых людей разных рас и национальностей, ресторан «Тотем», откуда открывается великолепный вид на совсем близкую Эйфелеву башню, ароматный кофе и хрустящие круассаны, огромные бутерброды из длинных, разрезанных вдоль багетов…

Исторически подкованные, или просто старые, но с хорошей памятью брюзги утверждают, что Париж — уже давно обычная помойка, где еще со времен террористической организации ОАС убрали урны, чтобы в них не закладывали бомбы, но ОАС канула в Лету, а урны, спустя полвека, вернуть забыли, и теперь мусор привычно бросают прямо на тротуар, превращая в свалки знаменитые улицы и площади…

Снобы, а может, просто внимательные и дальновидные люди в последние десятилетия озабочены другим: дескать, Париж превратился в отстойник для беженцев из стран третьего мира. И действительно — на улицах города много африканцев и индусов, они же преимущественно работают в отелях и ресторанах. Но «новые парижане» не делятся впечатлениями о мировом центре культуры, искусства, моды и гастрономии, потому что мало интересуются этими абстрактными категориями. В центре их внимания более материальные вещи: социальное жилье, пособия, вид на жительство… И, конечно, свобода, которая позволяет бить витрины, жечь машины и автобусы, бросать булыжники в полицейских, если что-то пойдет не так, как, по их представлениям, должно идти…

Но атлетически сложенный африканец в дорогом европейском костюме, с белоснежной сорочкой и галстуком, не походил на беженца. И костюм, и уверенные манеры производили впечатление на окружающих, которые с первого взгляда принимали его за солидного и состоятельного джентльмена — бизнесмена или крупного чиновника. Он прилетел бизнес-классом из Нефтяного Королевства, предъявил на пограничном контроле удостоверение личности на имя Хафиза абу Халялья и поехал на такси в десятый округ, к Северному вокзалу — в один из самых криминальных районов Парижа, категорически не рекомендуемый туристам для посещений. Но кроме туристов сюда вынуждены прибывать тысячи пассажиров, чтобы за два часа добраться через туннель под Ла-Маншем до Лондона, за час до Брюсселя и за три часа до Амстердама. Им настоятельно предлагается не отходить от вокзала и не гулять по району вечером.

Но Хафиз не собирался дальше никуда ехать. Собственно, он вообще исчез. Из аэропорта Шарль-де-Голль вышел уже Мадиба Окпара, оставивший прежнее имя там же, где и национальную одежду Королевства. Он хорошо знал опасный район, причем со специфической стороны, так как неоднократно находил здесь беглецов от режима Кинизела Бело, наивно полагающих, что в Париже им не грозят бессудные репрессии, поскольку их права надежно защищены демократичными законами и грамотными адвокатами. Визит «черного леопарда» разбивал в пух и прах эти вредные заблуждения — переоценившие силу французских законов и возможности цивилизованных адвокатов перебежчики в конечном счете оказывались один на один с борсханскими законами, а в качестве адвокатов у них выступали грифы и гиены.

Так что майор Окпара хорошо знал, где собираются выходцы из Африки, в том числе из Борсханы, он даже имел тут своих агентов, которые вряд ли знали, что он уже бывший офицер БББ и сам находится в розыске.

Он поселился в расположенной рядом с вокзалом неброской, но вполне приличной гостинице Hotel Hot, где минимальная цена номера составляла 160 евро за ночь, что надежно отпугивало беженцев и всяких маргиналов. Когда он оформлял заселение, то индус-администратор, бросив на него внимательный взгляд, улыбнулся более приветливо, чем секунду назад. Значит, узнал, хотя Окпара его и не помнил.

Не откладывая дела на потом, он тут же двинулся по знакомому маршруту и вскоре оказался в нужном районе. Если человека с завязанными глазами привести сюда, а потом снять повязку, то он подумает, что попал в одну из стран Африканского континента, ибо куда ни бросишь взгляд — всюду увидишь черные лица. Но Мадиба не рассматривал лица соплеменников. Он знал, что́ ищет и где это «что» может находиться, а потому решительно шел по узкой улочке, между трех-четырехэтажными домами с облупившимися фасадами, развешанным на уровне второго этажа бельем, сидящими на табуретках, ящиках или просто на корточках черными мужчинами в трусах и майках, увлеченно играющими в кости или карты… Когда он проходил, они отрывались от игры и провожали чужака пристальными взглядами. Судя по внешнему виду, в его карманах есть чем поживиться… Но атлетическая фигура и манера держаться по-хозяйски отбивали охоту примерять его на роль жертвы… Так шакалам не приходит в голову рассматривать льва в качестве добычи.

Мадиба действительно чувствовал себя здесь хозяином. Он знал места сбора интересующего его контингента: кафе «Гусь и противень», «Сова», полуподвальный бар «Ду Шаш»… Но начать надо с «Колодца» — именно там он обычно встречался со своими агентами. Если, конечно, за прошедшие годы они не изменили своим привычкам…

«Колодец» располагался на втором этаже обшарпанного кирпичного здания и напоминал знаменитую «Саванну» в столице Борсханы. Не архитектурой, блюдами и острым запахом зеленого супа «Ноки», а обилием мух и чернокожих посетителей. Их здесь было большинство — десятка два против пяти-семи белых явно незаконопослушного вида. И за стойкой стоял высоченный, толстый африканец со шрамами на лице, который изредка начинал размахивать полотенцем, разгоняя обнаглевших мух.

Мадиба взял бокал красного вина, пригубил, посидел, незаметно осматриваясь, в поисках хоть одного своего агента. Но никого из знакомых не увидел и осмотрелся еще раз, на этот раз выбирая по лицам тех, кто мог бы ему подойти. И оказалось, что подходят все! Собравшиеся здесь явно объединялись не по цвету кожи и не по роду занятий, а по дурным привычкам и криминальным наклонностям! Начинать сразу с конфликта не хотелось, тем более что, готовясь к игре против всех, следует иметь уравнитель шансов, а у него как раз такого не было, за ним он, собственно говоря, сюда и пришел. В конце концов он остановил выбор на седом белом человечке с испитым лицом и бесцветными глазами, он мрачно потягивал абсент, который здесь называли «Зеленой феей». На первый взгляд от него можно было ожидать меньше неприятностей, чем от любого другого.

«Леопард» направился к седому и сел напротив.

— К кому здесь можно обратиться по деликатному вопросу? — вежливо спросил он.

— Пошел к черту! — чуть менее вежливо ответил седой. — Но вначале заплати за беспокойство старого легионера!

— Я заплачу, — покладисто согласился Мадиба. — Покажи, кто здесь решает всякие дела? Ну, ты знаешь какие…

Бармен пристально рассматривал собеседников и криво улыбался. Возможно, так получалось из-за шрамов. Это были не ритуальные надрезы и не знак принадлежности к определенному племени. Похоже на след от ранения в лицо, скорей всего, «шведской розочкой» — разбитой бутылкой… Другие африканцы тоже о чем-то перешептывались и бросали на них не очень доброжелательные взгляды. Точнее, неприязнь была адресована Мадибе — любитель абсента здесь свой. Какой-никакой, но сосед, а не заезжий чужак с цветом кожи таким же, как у них. То есть белый им милей, чем брат по крови, от которого непонятно чего ждать… Мадиба даже обиделся такой несправедливости.

Ему здесь активно не нравилось. Вялотекущая мушиная возня раздражала сама по себе — да и ничем хорошим она не закончится, это ясно как божий день. В третьесортных барах за свою жизнь он побывал немало, так что разбирался в вопросе… Правда, в таких случаях за ним всегда стояли несколько «леопардов» с автоматами на изготовку. А сейчас он один и даже без оружия!

— Ты что ко мне пристал! — повысил голос седой. — Давай деньги и отваливай!

— Держи! — Рядом со стаканом абсента легла двухевровая монета. Седой взмахнул согнутой ладонью, как будто ловил муху, и она исчезла.

— Вон, видишь Лузалу, — он указал на толстого негра в яркой цветастой шведке, пьющего пиво в углу зала. — Поговори с ним. Если, конечно, он захочет. После того, как Ловкач Антуан порезал двоих, чужаков тут опасаются…

Мадиба подошел к толстяку, без спроса сел с другой стороны стола, поставил свой недопитый стакан рядом с его кружкой и внимательно впился взглядом в его глаза. Это было дерзкое и вызывающее поведение. Лузала вскочил. Но тут же застыл — приступ решимости прошел так же внезапно, как появился. Бесцеремонность и хороший костюм в совокупности выдавали не просто наглеца, но человека богатого и уверенного в себе, причем эта уверенность явно подкреплена силой и властью, которую он ощущает за своей спиной! Поэтому Лузала сел на место и довольно учтиво спросил:

— Что хочешь, брат? Наркоты нет, шлюх нет. Симон все наврал. Не занимаюсь я этим делом.

— Мне это и не нужно. Мне нужен ствол.

— И стволами не занимаюсь, брат. Обманул тебя этот легионер-доходяга! А ты ошибся, я на тебя не в обиде!

— Смотри, ты не ошибись, — угрожающе насупился Мадиба. — Я сказал, ты услышал. А если не понял, то у тебя будут проблемы. И имей в виду, серьезные!

Во время разговора вокруг них стали собираться другие африканцы, через минуту Мадиба оказался в кольце своих соплеменников и в облаке из удушливых запахов пота, спиртного, дешевого одеколона, табака и отчетливо ощущаемой угрозы. А угрозу необходимо немедленно пресекать! Он вскочил, растолкал их и стал в угол, прислонившись к стене спиной.

— Что надо? — грубо спросил он, переводя взгляд с одного на другого, чтобы каждый почувствовал ответственность для себя лично. — Проблем хотите?

Наступила томительная пауза. И вдруг один из стоящих напротив хлопнул себя по лбу.

— Да я узнал тебя! Ты же «черный леопард»! Ты арестовывал наших и увозил в Борсхану!

— Арестовывал и вывозил, — подтвердил Мадиба. — И тебя могу увезти, да и любого из вас. А может, даже всех! Сегодня я пришел один, а завтра нас придет десять. А если надо, то и двадцать!

— Что-то тебя давно не было…

— Вам повезло, я и сейчас здесь не по службе. И если вы включите мозги, то останетесь в Париже и будете пить здесь всякую гадость! А если полезете на рожон — окажетесь на орлином столбе! Или в морге для бродяг, где вас разберут на органы!

Растерянно пошушукавшись, африканцы вернулись на свои места и снова взялись за кружки, бокалы и стаканы.

— Да здравствует Легион! — закричал сзади Симон и дурашливо рассмеялся.

Лузала отряхнул руки, как будто закончил какую-то грязную работу, и извиняющимся тоном сказал:

— Извини, брат, я подумал, что тебя подослали легавые…

— Ладно, проехали, к чему эти церемонии! — нахмурился Мадиба.

— Что тебе надо конкретно?

— «Глок» с глушителем, новый, нестреляный. И два магазина.

— Это заказ для директора арсенала Французской жандармерии! — покачал головой толстяк. — Разве я похож на него? Боюсь, что у моего поставщика будет ограниченное предложение! Но в любом случае тебе это обойдется в две тысячи! Устраивает такой расклад?

— Устраивает! — кивнул Мадиба. — Меня не устроит только, если ты попробуешь меня надуть!

— И в мыслях нет! — Лузала поднял розовые ладони, будто отгораживаясь от дурных мыслей.

— Хорошо! Я тебе верю!

— Тогда через три часа встречаемся здесь.

— Через три часа, — кивнул Окпара. — Но встретимся в «Сове».

— В «Сове» так в «Сове», мне без разницы…

— А скажи-ка, где Мазози? — будто только что вспомнив, спросил Мадиба.

— Так его еще в прошлом году зарезали! — удивился Лузала.

Окпара огорчился. Тростник был хорошим агентом, а теперь исключен из списка. Жаль. Но виду он не подал.

— А Джеро жив?

— Жив, что ему сделается. Он тебе нужен?

Хорошо, что Крокодил в строю. И он очень нужен!

— Да не особо… Просто хотел переболтать. У меня к нему есть небольшой вопрос по старому делу, хотя оно и закрыто. Чисто для себя хотел кое-что уяснить, из любопытства…

— Если зайдешь вечером в «Ду Шаш», то точно найдешь. Там сегодня большая игра!

— Не срочно. Я лучше завтра в «Колодец» загляну.

— Дело твое. Все, я пошел за железом!

Мадиба не стал ждать, а сразу отправился в «Сову» и сел в глубине помещения, у служебного выхода на параллельную улицу. Там он просидел все три часа, попивая кофе и вроде бы читая свежую газету. Но никакого необычного движения не заметил: ничего подозрительного, напоминающего постановку засады или усиление контроля за кафешкой, не происходило. Как и обычно днем, посетителей было немного и надолго они не задерживались: перекусят, выпьют кофе и уйдут… В назначенное время появился Лузала, сел напротив, закрывая его широкой спиной от чужих взглядов, и положил на стол тяжелый сверток.

— Старый добрый «Кольт 1911», выпуска 1945 года. Так что насчет нестрелянности извини — когда невесте за семьдесят, трудно ожидать от нее девственности… И два магазина, как ты просил.

Мадиба покрутил оружие в руках, отвел затвор, несколько раз щелкнул курком.

— Рабочая машинка, проверенная, только что при мне сделали два выстрела, — сказал толстяк. — Я отвечаю!

«Леопард» понюхал ствол и кивнул.

— Да, стреляли, тут ты не соврал… Ну, а насчет ответа ты сам все понимаешь. Держи! — Он положил на стол завернутые в бумажную салфетку двадцать стоевровых купюр.

Лузала одним движением смел со стола сверток с такой же ловкостью, как недавно старый легионер Симон схватил монету в два евро.

— Вас что, в «Колодце» учат мух ловить?

— Что? — переспросил толстяк.

— Ничего. Свободен!

Лузала молча направился к двери. Глядя ему в спину, Мадиба зарядил «кольт», дослал патрон в ствол и, включив предохранитель, привычно сунул оружие за пояс сзади. Не каждый рискнет носить пистолет со взведенным курком, но у него был большой опыт, а такая манера позволяла мгновенно открыть огонь даже без самовзвода. Второй магазин он спрятал в левый карман брюк и через служебный выход выскочил на пустынную улицу. В этом и состояло основное преимущество «Совы»: в «Колодце» пришлось бы спускаться по лестнице к единственному выходу, у которого всегда толкутся жители окрестных домов… Конечно, при серьезной подготовке нападения второй выход не поможет. Но когда имеешь дело с непрофессионалами, то вполне…

На сегодня у него оставалось еще одно дело, и он направился в «Ду Шаш». Здесь обычно собирались любители игры в нарды, и раз сегодня что-то типа соревнований с большим денежным призом, то народу будет много и он сможет, не привлекая внимания, вступить в контакт с Крокодилом. И если завтра его будут ждать в «Колодце», то не дождутся…

По стертым каменным ступеням он спустился в полуподвал. Здесь уже собралось довольно много игроков: и белые, и африканцы, и арабы, и пуэрториканцы, и китайцы… Они пили кофе, ром, пиво, некоторые, разминаясь, уже бросали кости на игровых досках. Мадиба обошел все три зала, но Крокодила там не оказалось. Тогда он вышел на улицу и прогуливался по ней минут сорок, пока не столкнулся нос к носу с Крокодилом, вынырнувшим из проходного двора и обернувшимся для проверки отсутствия слежки… Это был тощий высокий негр из племени самаки, одетый в свой любимый наряд — зеленая рубашка с желтым платком на шее и узкие брюки-дудочки из черного бархата. В узком, костлявом лице с выдвинутой нижней челюстью действительно проглядывало что-то крокодилье. И раз он проверялся, значит, напакостил кому-то в очередной раз и опасался мести.

— Привет, Крокодил!

Тот шарахнулся в сторону, но тут же пришел в себя.

— Господин майор! А я слышал…

— Я тоже слышал, что тебя убили. Надо меньше верить слухам!

— Это Мазози убили… А я вот он! Вы меня ищете?

— Да. Мне нужно несколько человек — понаблюдать за кафе в центре и найти по приметам одного фигуранта. У тебя есть надежные товарищи?

— Есть. Но придется заплатить: люди испортились — даром никто работать не захочет…

— Конечно, заплачу!

— Тогда все сделаем, господин майор! — кивнул тот.

— Хорошо. — «Леопард» достал телефон. — Продиктуй свой номер и иди играй! Только не заигрывайся!

Последнюю фразу следовало расценивать не как дружеский совет, а как серьезное предостережение. Именно так Крокодил ее и воспринял.

— Я все понял, господин майор! Вы же знаете — я всегда исполняю приказы и держу язык за зубами!

— Знаю. А ты прекрасно знаешь, что только поэтому ты до сих пор жив! — процедил майор Окпара и, развернувшись, пошел прочь.

В гостинице он съел огромный стейк «Рибай» средней прожарки, выпил виски и, положив под подушку «кольт», лег спать.

Реставрация Нотр-Дама после пожара все еще продолжалась. Собор был окружен забором и строительными лесами, в связи с чем одноименное кафе, находящееся за ним, подпиралось стенкой из гофрированного металлического листа, несколько нарушая его уютный вид.

Надо сказать, что народу на площади не убавилось: туристы, хотя и не могли зайти внутрь, осаждали один из знаменитых символов французской столицы: задрав головы, обходили его вокруг, делали снимки закопченных горгулий и химер, украшающих или устрашающих экстерьер собора Парижской Богоматери, фотографировались на звезде посередине площади, от которой в Средние века начинался отсчет расстояния между Парижем и другими городами, запечатлевали недостроенные — без шпилей — башни, про которые поэт, не видевший их в натуре, ошибочно написал «в лужах отражаются шпили Нотр-Дама…», что, впрочем, не ухудшило образных и прочувствованных стихов.

Нагулявшись, и получив массу новых впечатлений, а заодно и проголодавшись, путешественники со всего света шли в кафе «Нотр-Дам», не смущаясь тем, что приходилось обходить забор и протискиваться в довольно узкий проход. Так что внутри, как всегда, было много посетителей, и Мадиба несколько дней спокойно просидел там по несколько часов, хотя в отличие от «Колодца» черных лиц было здесь гораздо меньше, чем белых, но это не вызывало у окружающих агрессии или какого-то повышенного внимания.

Впрочем, он не хотел «засвечиваться», тем более что благодаря своим агентам мог не вести наблюдение самостоятельно. Крокодил и двое его приятелей шныряли вокруг, продавали цветные открытки и маленькие гипсовые копии Собора, фотографировали желающих, словом, выполняли привычную роль подрабатывающих безработных негров, и отношение к ним было достаточно снисходительным и доброжелательным. К тому же они выглядели гораздо проще, чем Окпара, совершенно органично сливаясь с фоном, окружающим все знаменитые места города. В кафе они заходили выпить воды или пива, съесть багетный бутерброд, купить сигареты, при этом вполне естественно заводили разговоры с барменом и другими посетителями. Говорили о жизни, расспрашивали — нет ли на примете хорошей работы… Разговор сам собой заходил о способах получения вида на жительство во Франции либо, на худой конец, о покупке соответствующих документов… Сам Крокодил отрабатывал другую линию: расспрашивал о мошеннике по имени Анри, который «кинул» его на большую сумму, описывал его приметы и просил помочь найти негодяя…

По расчетам Окпары, рано или поздно две эти линии должны были сойтись на одном человеке. Про линии он услышал, когда по договору между Борсханой и Францией учился в Академии контрразведки в Клермонте. Из слушателей там стремились сделать всесторонне образованных людей: наряду с методикой допроса, минно-взрывной и огневой подготовкой профессора известных университетов проводили с ними занятия по мировой литературе, экономике и даже по математике.

Тогда еще лейтенант, Окпара был честолюбив и старательно грыз гранит науки. Но один из первых в профессиональных дисциплинах, он пасовал перед общекультурными: ему были неинтересны написанные каким-то далеким от жизни автором книги, непонятны чувства, переживания и поступки персонажей, он не был согласен с выводами, которые следовало сделать по их прочтении… А занятия по предмету, название которого он так и не смог запомнить, приводили его в уныние. Мэтр Дарнье был похож на обезьянку: маленький, сухонький, сутулый, в черной академической шапочке, из-под которой висели длинные седые волосы, в круглых очках с толстыми стеклами, он будто вышел из кинофильма, в котором враги похищали гениального, но совершенно неприспособленного к жизни ученого. Нарисовав на доске две параллельные линии, профессор запальчиво говорил:

— На первый, да и на второй взгляд эти линии никогда не пересекутся. Да и общераспространенные математические теории будто бы подтверждают этот вывод! Но есть и другие учения, согласно которым если продлить их до бесконечности, то пересечение все-таки произойдет! Через сто, тысячу, миллион километров, но они таки сойдутся в одной точке!

Меловые линии, в отличие от мудреных формул, не вызывали чувства беспомощности, и молодому лейтенанту показалось, что он понял, в чем дело: совершенно ровно нарисовать их невозможно, а если допущена ошибка, хотя бы в десятую долю миллиметра, то она проявится, хотя и на достаточно большом расстоянии… Он был горд сделанным открытием и даже задал мэтру Дарнье вопрос «на засыпку»:

— А если они не сходятся, а расходятся, то тогда и пересечения не произойдет!

Ошарашенный профессор недоуменно жевал сухими губами и ответить не мог. Было похоже, что он не понял вопроса. Но на помощь мэтру пришел старлей Айко Богото из армейского корпуса Борсханы:

— Думай головой, Мадиба, если они в одну сторону расходятся, значит, в другую — сходятся! И пересекутся не впереди, а сзади!

Нравоучительный тон армейца «леопарду» не понравился, и они чуть не схватились в рукопашную, профессор прервал лекцию и в дальнейшем вести занятия отказался, мотивируя тем, что слушатели вообще ничего не понимают! Разразился скандал, виновников происшествия вызвал начальник курса подполковник Бернар Дюбуа, который преподавал всем понятную тактико-специальную подготовку и проведение оперативно-розыскных мероприятий. Он прямо обвинил и Окпару и Боготу в крайней тупости, те, защищаясь, стали утверждать, что им не нужно забивать головы чепухой, которая никогда не пригодится в профессиональной деятельности.

— Как вы не поймете: математика помогает вам развивать мозги! — рассердился Дюбуа. — Если вы работаете по одной линии розыска, то можете промахнуться, а если по двум — то они обязательно пересекутся в той точке, где и будет находиться ваш фигурант!

Неизвестно, правильно ли подполковник понял суть предмета мэтра Дарнье, но когда Окпара пускал по следу дезертира собак, а одновременно ставил засады по месту жительства его родителей, девушки и друзей, то он верил, что руководствуется той давней лекцией профессора математики. Он даже выучил название дисциплины и свои успехи в службе объяснял знаниями по неевклидовой геометрии, которые получил в Академии контрразведки от профессора Дарнье. Что бы сказал по этому поводу сам профессор, осталось неизвестным, но сейчас, отрабатывая кафе «Нотр-Дам», он тоже свято верил, что мудреная математическая наука не подведет его и на этот раз!

Так и получилось. Почти неделю работа по двум линиям никаких ощутимых результатов не приносила, хотя нашлись несколько человек, как из числа постоянных посетителей, так и персонала кафе, у которых человек, похожий по приметам и называющий себя Анри, брал под благовидными предлогами небольшие суммы денег, после чего исчезал. Удалось узнать и что ездил Анри на серой, далеко не новой «Ауди». Потом какой-то вертлявый молодой человек, внешность и манеры которого не располагали к доверию, пошептал на ухо помощнику Крокодила, что у него есть знакомый, который может за три тысячи евро сделать карточку постоянного жителя Французской Республики. Агент согласился, и посредник назначил встречу на следующий день, на набережной Сены, у причала прогулочных теплоходов.

С ожидающего отплытия кораблика за встречей наблюдал в бинокль и Мадиба, который хорошо рассмотрел прибывшего точно в назначенное время Анри. По приметам тот отвечал описанию Юнуса и действительно был похож на клошара, а кроме того, ездил на серой «Ауди» довольно подержанного вида. Мадиба подумал, что круг поисков сузился до точки в пересечении линий поиска, и в очередной раз мысленно поблагодарил мэтра Дарнье!

Анри рассказал о своих широких возможностях в миграционном бюро и в полиции для иностранцев, получил аванс и назначил встречу на том же месте через три дня. Крокодил с напарником проследили за ним, установив, что он живет на Монмартре неподалеку от площади Пигаль, в кривом переулке Художников, в доме номер восемь. Несколько дней наблюдений подтвердили, что это его постоянная обитель, по крайней мере, здесь он ночевал, отсюда уходил утром и сюда приходил вечером. Похоже, жил один, ни девушек, ни друзей к себе не водил, а все встречи проводил за пределами своего логова. Но в городе за ним не наблюдали, чтобы не спугнуть, да его занятия, по большому счету, и никого не интересовали.

Одевшись попроще, Окпара вечером вышел осмотреть место предстоящей операции. Это был квартал красных фонарей, чтобы подойти к нужному адресу, приходилось миновать сомнительного вида ресторан и зайти в подворотню между кабаре и сексшопом. Дом № 8 стоял в глубине двора и явно не претендовал на звание местной достопримечательности, да и на памятник архитектуры тоже. Это было старое двухэтажное здание, даже на вид ветхое, почти аварийное — оно, несомненно, подлежало сносу. Когда-то крепкая дубовая дверь растрескалась и покрылась трещинами, бронзовая ручка потемнела, но главное — никаких домофонов или даже обычных запоров тут не было… Анри жил на втором этаже справа, «леопард» поднялся по скрипучим ступеням и с удивлением обнаружил железную дверь с тремя замочными скважинами, судя по форме — под сложные ключи. Да этот Анри не такой простой, как можно подумать, он предусмотрителен и обоснованно предполагает, что не все в этом мире его любят… Наверняка у него есть и оружие!

В эту же ночь в Булонском лесу он опробовал «кольт», тот сработал безотказно три раза подряд — Лузала не соврал. Леопард несся огромными прыжками, настигая добычу, и очередной этап охоты приближался к финалу…

В назначенный срок Анри принес прямоугольную зеленую карточку — вид на жительство во Французской Республике. Она была выполнена очень примитивно и могла обмануть только неграмотного иммигранта, который никогда не видел таких документов. Мадиба в свое время внимательно изучал сотни всевозможных удостоверений, в том числе и поддельных, но такой грубой «липы» еще не встречал. Он был очень удивлен: как человек, который не так давно продал важную аудиозапись за сто тысяч евро, может торговать столь грубыми фальшивками за три… Конечно, он прекрасно понимал, что стотысячные сделки случаются гораздо реже, чем трехтысячные. Вот и приходится заменять их десятками таких встреч, какие проводил Анри на набережной Сены. И все же, и все же… Каждый человек имеет свою цену, и если цена сильно колеблется, то оценивать его нужно по нижней планке… Значит, Анри просто мелкий мошенник, которому выпало сорвать джекпот! И лучше бы, чтобы ему не выпадала такая удача, — тогда бы «черный леопард» не охотился за ним и даже не знал о его существовании, а это было бы куда большим везением, чем один-единственный крупный выигрыш!

Так размышлял Мадиба Окпара, дожидаясь свою будущую добычу в темном дворе, куда то и дело заходили какие-то непонятные личности: шушукались, что-то передавали друг другу, ругались, страстно обнимались в углах или просто мимоходом справляли малую нужду. В воздухе стоял устойчивый запах мочи. Судя по тускло горящим окнам в доме номер восемь, почти все жильцы уже вернулись с работы или с грабежей, которые эту работу заменяли. Только в квартире Анри и той, что под ней на первом этаже, было темно. Шестеренки часов крутились вхолостую, стрелки времени то ли застыли, то ли двигались очень медленно. Появилась даже мысль, что, в соответствии с законом подлости, Анри, который все эти дни ночевал дома, сегодня не придет.

Наконец, сквозь подворотню прошла высокая широкоплечая фигура. В свете слабой лампочки «леопард» узнал Анри. Тот повел себя по-хозяйски: с бранью и пинками выгнал нескольких оскверняющих общественную нравственность пьяниц и, наведя, хотя и временно, порядок, двинулся к подъезду.

С учетом того, что Анри проявляет осторожность и вряд ли откроет дверь неожиданному гостю, Мадиба избрал способ проникновения в квартиру «на плечах» хозяина, как говорят те, кто профессионально должен входить в чужие дома против воли собственника жилья. Исполнено это было привычным образом: когда Анри поднялся на второй этаж и заскрежетал ключом, он взбежал по лестнице, и, когда тот переступал порог, втолкнул его и забежал следом, захлопнув за собой дверь. Анри не стал затевать драку, которая могла закончиться неизвестно с каким результатом, а рванулся в комнату и полез в шкаф, чтобы достать то, что могло гарантировать победу, но не успел.

— Руки поднял! Замер! — рявкнул густой бас, обладатель которого явно привык отдавать приказы и не сомневался, что они будут немедленно выполнены. Тем более что голосовая команда подкреплялась наведенным на Анри «кольтом», который уверенно держал атлетического сложения африканец с суровым лицом бойца без правил. И было совершенно ясно, что он не просто пугает, а в случае неподчинения выстрелит и, конечно, не промахнется.

— Все, все, стою, — покладисто ответил Анри и убрал руку, которая уже почти дотянулась до инструмента, способного обеспечить перевес в возникшем противостоянии. Этим инструментом был «Дезерт Игл» пятидесятого калибра, выстрел из которого не просто опрокидывал человека, но и отбрасывал на несколько метров.

— Отошел и сел на диван! Руки держи на виду!

Анри выполнил и эту команду.

— Ты, небось, из африканского землячества, насчет видов на жительство? — спросил он. — Так у каждого свой бизнес. И я плачу всем, кому надо!

«Леопард» молча подошел к шкафу, извлек «Орла Пустыни», хмыкнул и положил на стол. Потом сел на стул напротив хозяина, опустил руку с «кольтом» и белозубо улыбнулся, давая понять, что настроен миролюбиво и надеется на конструктивные переговоры, которые, к слову сказать, «Черным леопардам» совершенно не свойственны.

— Какие виды на жительство? Ты что-то напутал! Меня Юнус прислал! Помнишь Юнуса?

— Какой Юнус? — изобразил удивление Анри.

— Тот самый. Который еще и Юджин. Ты у него кое-что купил в Онфлере.

— Я никогда не был в Онфлере!

— На берегу Ла-Манша, прямо на пляже. Там тебя звали Жермен. А купил ты у него маленькую красную флешку. Стоила она сто тысяч евро. Я вот все думаю, как может один человек проворачивать стотысячные сделки и лепить грубые подделки за несколько тысяч. Ты не боишься, что мои земляки просто-напросто порежут тебя на куски? — «Леопард» поставил руку с пистолетом на стол, так что черный кружок дула уставился собеседнику в солнечное сплетение, как бы выражая недовольство ходом переговоров. В отличие от логики предыдущих аргументов этот подействовал — обманывающий иммигрантов «бизнесмен» Анри превратился в того самого Жермена, который действительно провернул дорогостоящую сделку с Юнусом.

— Откуда ты все это знаешь? — спросил Жермен.

— Да он сам мне это и рассказал.

— Вот как… А почему он мне ничего про тебя не сообщил?

— Он звонил, но не дозвонился. Ты же не оставил свой номер.

— Верно, телефон я ему не оставил, — задумчиво сказал Жермен. — Да и вряд ли бы это помогло: я их часто меняю…

— Конечно. Но я думаю, что вы с ним скоро увидитесь и обо всем поговорите.

Лицо Жермена исказила злая гримаса.

— Я знаю, что он умер. Ты намекаешь на то, что отправишь меня следом?

— Да что ты, брат! — искренне удивился Окпара. — Откуда ты вообще взял, что он умер? В газетах об этом не писали…

— У нас свои газеты, — буркнул Жермен. — Короче, что ты от меня хочешь?

— Я хочу копию записи.

— Что ж тебе Юнус не продал свою?

— У него с собой ее не было. Потому он и умер. Ты же не хочешь последовать за ним?

— Ну, в конце концов, я не собираюсь ее солить. Она и хранится для продажи. А кто ты такой?

— Неважно, ты же не показал мне свой паспорт.

— Ну, ладно. Только сообщу тебе новость: запись повысилась в цене.

— Намного?

— Вдвое. Я хочу двести тысяч.

— Ну, что ж, это справедливо, хозяин может назначать ту цену, которую хочет! — кивнул Окпара. — Только я тоже сообщу тебе новость: я не тот, кто покупает уже однажды проданные вещи. Сейчас я вообще ничего не покупаю, это ты покупаешь у меня кое-что. Очень важное для тебя!

— Что я у тебя покупаю?!

— Жизнь. Согласись, жизнь нельзя ни купить, ни продать дважды.

— Согласен, — подумав, сказал Жермен. — Но запись у меня надежно спрятана. За ней надо идти.

— Это плохо, — процедил Окпара. — Тогда сделка не состоится, а ты отправишься за своим другом Юнусом. Вы сможете обсудить допущенные ошибки, тем более что они у вас совершенно одинаковые! Но вернуться в мир живых вы уже не сможете, даже если искренне раскаетесь и пожалеете о своей глупости…

— Но у меня и правда ее нет!

— Ты обманул многих. А приходилось ли тебе убивать?

Жермен покачал головой.

— Знаешь поговорку: если убил четверых, легко убить и пятого? Так она не для меня! Я никогда не считал, но думаю, что речь может идти о четырех десятках! Поэтому не усложняй свое положение!

«Леопард» говорил очень веско и убедительно. В руке он держал взведенный «кольт», направленный Жермену в живот. Но сыграло свою роль даже не это: когда просто пугают пистолетом, это одно. А когда человек говорит, что отправит тебя к праотцам и он уже много раз выполнял аналогичные обещания, это совсем другое. Другие биоволны, другое выражение лица, другая решимость — потенциальная жертва ощущает разницу очень хорошо и воспринимает угрозу как предостережение, а не просто пустой треп…

Жермен тяжело вздохнул.

— Ладно, сиди здесь, сейчас принесу.

Он нехотя направился на кухню, но «Черные леопарды» не дают потенциальной добыче выскочить из лап, а тем более достать припрятанное оружие. Мадиба пошел следом и внимательно наблюдал за каждым его движением, дирижируя пистолетом, чтобы мошенник не расслаблялся. Надо сказать, что никакими хитроумными тайниками в мебели или под полом, никакими сейфами со стальной стенкой в сантиметр толщиной Жермен не пользовался. Он полез в кухонный шкафчик, достал сахарницу, высыпал оттуда сахар на клеенку, и на вершине сладкой горки действительно оказалась флешка. Правда, не красная, а черная.

— Вот и молодец! — похвалил Мадиба. — А кому ты продал оригинал?

— Симпатичной телочке, зовут Сьюзен. Только она с коготками… И с клыками!

— В смысле?

— Думаю, она из французской военной разведки. Во всяком случае, безопасней было не уточнять ее должность.

— Ладно, доставай компьютер! — приказал Окпара, и Жермен расчехлил ноутбук.

Через минуту «леопард» прослушивал секретную запись, которая сквозь многочисленные фильтры безопасности просочилась наружу, подтвердив известную поговорку «все тайное становится явным»… Надо сказать, что разговор произвел на него сильное впечатление. Он даже изменился в лице и на лбу выступил пот.

— Что такое? — настороженно спросил Жермен. — Там не пытки, не убийство, не супружеская измена… Обычный деловой разговор!

— Не строй дурака! Ты прекрасно знаешь, что это за запись! За обычный разговор сто тысяч не платят! А двести тысяч за деловые разговоры тем более не запрашивают! А ты запросил с меня именно двести тысяч! Осел! Привык «кидать» бесправных иммигрантов и думаешь, что сможешь «кинуть» и меня? Но на этот раз ты останешься в проигрыше!

— Слушай, не изображай Бога! — огрызнулся Жермен. Критическая минута под стволом готового к выстрелу пистолета прошла, накатившая волна животного страха схлынула, он постепенно приходил в себя.

— Ты приходишь, тычешь мне в рожу ствол, хочешь ограбить! Я не знаю, кто ты, но не забывай: ты на моей территории!

— Какая у тебя может быть территория, жалкая крыса? — взревел Окпара. То, что он услышал на записи, выбило его из колеи и привело в ярость, хотя он и пытался ее скрыть. Но гнев прорывался наружу: и в выражении лица, и в блеске глаз, и даже в нотках голоса. И Жермен его почувствовал, но упускать из рук двести тысяч он не хотел. Это выдавало его недальновидность. Разумный человек, взвесив все «за» и «против», отдал бы товар, за который однажды уже получил деньги, но сохранил бы свою собственную жизнь. Однако Жермен поступил по-другому. Он бросился в комнату, к «Дезерт Иглу» и почти дотянулся до него, когда Окпара выстрелил. Раздался грохот мощного патрона, усиленный замкнутым пространством, пуля попала Жермену в голову, и он, второй раз за час, не дотянувшись до своего оружия на несколько сантиметров, упал под стол. Результат попадания был настолько очевиден, что контрольный выстрел не потребовался.

Сунув в карман черную флешку, и взяв под мышку ноутбук, «леопард» быстро покинул квартиру. Во дворе шла характерная для квартала красных фонарей насыщенная ночная жизнь, которую не могла нарушить такая мелочь, как выстрел. Скорее всего, на него никто не обратил внимания.

Мадиба Окпара выбросил «кольт» и ноутбук в канал Сен-Мартен и через несколько часов уже ехал в Лондон. А первым утренним рейсом Хафиз абу Халялья вылетел из аэропорта Хитроу назад, в Нефтяное Королевство.